Текст книги "Якут"

Annotation

   1638 г. Место, где сейчас расположен посёлок Батагай – среднее течение Яны. 20/03/2012 завершено.

    http://zhurnal.lib.ru/k/kalashnikow_s_a/

Якут

Глава 1 Тихо сам с собою

Глава 2 Неполное одиночество

Глава 3. Не люблю многолюдья

Глава 4 В родные места

Глава 7 Переезд и обустройство

Глава 9 Вот и снова зима

Глава 10 Отпуск

Глава 11 Снова лимонит

Глава 12 Татьба

Глава 13 Столпотворение

Глава 14 Заскучал я, что-то

Глава 15 Отчего бывает неуютно

Глава 16 По сусалу

Глава 17 Цивилизация – это технология.

Глава 18 Вверх по Индигирке

Глава 19 Механика

Глава 20 Хлопотная зима

Глава 21 Колечко

Эпилог

   Луна сегодня была огромная. Или так просто казалось. Облака, небольшие перистые, наплывали, на мгновение закрывая собой ночное светило, но и без него лесная поляна освещалась рассеянным солнечным светом. В это время не бывает настоящей темноты – скорее лёгкие сумерки заменяют ночь. А что Вы хотели? Шестьдесят восьмая широта расположена в пределах полярного круга. Скоро солнце вообще перестанет заходить, и понятия дня и ночи, не глядя на часы, определить станет невозможно.

   Костер потрескивал, вздымая высокие языки пламени, которые клонились от сильного ветра. Мне не было страшно, а вот одиноко было и еще как. Наелся я уже уединения и растерянности по самое горло.

   Голод мне не грозил. Небольшая тушка поросенка уже почти сготовилась на вертеле, чуть в стороне. Капли жира, падая на раскрасневшиеся угли, вспыхивали неровными язычками. И ведь удалось подстрелить всего одной стрелой. Да и первые дни ел нормально. Сначала пара зайцев, потом утку удалось поймать практически голыми руками. Чего не хватало – это соли, но если с пылу-жару, этого не замечаешь – и так вкусно. Вот только поделиться не с кем...

   Казалось, что на огонь можно смотреть бесконечно. Но романтика первых дней приелась, и мысли о доме одолевали даже сильнее, чем в первые дни.

   Почему я не дома? Хороший вопрос. Даже сказать, что я заблудился было бы неправдой. Да и как тут блудить – заветные местечки там же, где и всегда, ещё дед мне дорогу туда показал. Вот и сходил я по ягоды с алюминиевым ведёрком, и назад вышел, как ни в чём ни бывало, а только куда-то всё, что людьми сделано, исчезло. Ни грунтовки с чередой столбов, ни мостика через ручей, ни посёлка нашего. Лес кругом, и ни души.

   Ни души – это про людей. Зверушек же тут на любой вкус сколько угодно. Не всех их раньше приходилось видеть, поэтому сделал я на скорую руку лук, три стрелы, и пошёл знакомиться.

   Вот, скажем, ни кабанов, ни вообще ничего свинского, в наших местах отродясь не водилось, а нынче встречаются. Эк жирок-то скворчит! А запах! Закачаешься. Кажется, не мне одному нравится это волшебное благоухание – слышу лёгкие шаги. В том смысле, что то одна веточка хрустнет под осторожной ногой, то другая. По всему выходит, что это не зверь подкрадывается, и не охотник подбирается ко мне – гость не виден за кустами, однако приближается он со стороны лица.

   Точно – на противоположном краю поляны, как раз за тускло светящимися углями костра, шевельнулась ветка и замерла, словно чья-то рука отодвинула её, чтобы полюбоваться мною или видом истекающей янтарным великолепием нежной тушки. А потом передумала.

   Я не новичок в лесу. Возможно, до Дерсу Узала, столь красочно описанного Арсеньевым, мне далеко, но понять, что кто-то разглядывает меня, было несложно. И это человек, а не зверь. Человек, увидевший, что открывшаяся перед ним картина не оправдала его ожиданий.

   Было бы глупостью бросаться выяснять, кто это, да и окликать незнакомца как-то не хотелось, хотя перекинуться словечком с живой душой после стольких дней отчаянного одиночества очень кстати.

   Потыкав заострённой палочкой и посмотрев на цвет сока, убедился – пора. Да и "вертел" скоро перегорит. Так что без церемоний располовинил прожарившегося свинтуса вдоль, и положил порции на куски коры. Одну взял себе, а вторую устроил на стволе поваленного дерева там, где тепло от костра – нарочно в него подкинул, чтобы веселее горело. Ночами ещё немного зябко.

   Повернулся в сторону куста – кто его знает, есть там ещё кто-то, или ушёл уже.

   – Ням-ням, – сказал, и показал рукой на угощение.

   Ветка опять шевельнулась, а потом появилась девушка. Посмотрела на меня, повторила: – Ням-ням, – и спокойно, словно зашла в кафе, приступила к трапезе. Из предметов сервировки, кроме упомянутых листков коры, в нашем распоряжении были только зубы и руки, но гостье это оказалось не в диковинку. Она даже справилась скорее меня, хотя, я ведь её еще разглядывал.

   Возраста наверняка не угадаю, однако молодая особа, о чём говорит и пластика тела и его относительно малая масса – женщины постарше выглядят обычно убедительнее. Одета в кожу и меха... шучу – в шкуры. Просторные одежды указывают на то, что закройщик не страдал от дефицита материала, зато безбожно экономил на швах и избегал применять пуговицы. Наверное, он их за что-то не любит. В общем – разновидность верхней части одеяния не проклассифицировал бы ни один эксперт в области истории костюма.

   То есть голова проходила сквозь вырез в середине шкуры, а полы – передняя и задняя – стягивались поясом. Вниз торчали ноги в штанах, а вверх босая голова с волосами, заплетёнными в две косы.

   И лицо и руки выглядели смуглыми, хотя, возможно, этот загар можно было бы и отмыть – сразу наверняка ведь не скажешь.

   – Ням-ням хо, – сказала моя сотрапезница, встала с поваленного ствола, на котором сидела, и ушла. Кости забрала с собой, и вскоре в той стороне, куда она скрылась, послышались звуки совсем другой трапезы. Мне представились мощные волчьи клыки, которым косточки и хрящики маленького поросёнка – что-то вроде чипсов – столь нежно звучал этот хруст.

   Вот те раз. Значит, я все же не один здесь. Еще где-то недалеко люди живут. Только вот ходил я от места своей стоянки примерно на дневной переход, а никаких следов жизнедеятельности человека не обнаружил. А я-то думал, что все как у всех, и попал я в какое-нибудь средневековье, как отрок у Красницкого, поживу в лесу, да и выйду к какой-нибудь деревне... А тут не пойми что. И чего так не везет?

   Ужин вышел таким сытным, что впору завалиться спать. Однако мысли о незнакомке и ее прирученном звере выгоняли сон напрочь. Вот что мне дома не сиделось? Чего не позвал с собой никого, глядишь, вдвоем или втроем веселее было бы, а так один, совсем один. Разве что эту дивчину сделать Пятницей, обучить языку, да и... Стоп! Сначала полагается тогда ее спасти, а от чего спасать-то? Накормил – это все же не то, или не совсем то. Да и она не одна тут наверняка. По крайней мере есть у неё папа с мамой. Вот с утра пробегусь, поищу следы, вдруг выяснится и что за зверюга с ней там в лесочке.

   Брр, жутковато от незнания, непонятно как себя вести. Остро захотелось закурить, но пачка сигарет давно закончилась. А пополнить запас неоткуда. Пробовал даже сушеную траву курить, но бумаги не было, так что пришлось отказаться от этой затеи. Одно ясно, близкие люди благодарной сотрапезницы меня тронуть не должны, так что можно поспать. Или должны? Кто ж их знает?!

   Вот незадача, ружье бы мое сюда! И чего это я в лес без ружья поперся, спрашивается? Не хотелось, видите ли, лишний вес по лесу таскать, совсем без "поля" обленился. Лук получился плохонький, только на зайца с ним и ходить, тем более он тут какой-то не шуганный совсем, подпускает близко, а значит, с человеком знаком мало. Получается, больших поселений поблизости нет. Да и мои вылазки на дневной переход от места стоянки это подтверждают.

   "Так откуда она здесь взялась?" – опять задал себе вопрос, на который не находил ответа. А ружжо с патронами, мне бы совсем не помешало.

   Ладно, была, не была. Полторы недели никто не тронул, будем надеяться, что и сегодня повезет, больше-то надеяться не на что и не на кого. Так что, ложимся спать. Приняв решение, пошел в сторону своей времянки. К комарам уже даже какой-то иммунитет выработался, досаждать стали меньше, а поначалу, как репеллент кончился, думал всё, кирдык тебе, Миха.

   Спрятав все обнаженные части тела под курткой, провалился в тяжелый сон.

   ***

   Нет, толком поспать мне не дали. Снова послышались звуки шагов, на сей раз – многих людей. По лесу редко ходят большими группами, и особенно редко – толпой. А вот тут именно так и обстояло дело. Невидимые за кустами незнакомцы, молча проходили мимо справа налево. Поступь их звучала внятней, хотя нельзя сказать, что они так уж сильно топали. Шум донёсся первоначально справа, а потом затих в направлении влево.

    Люди явно поторапливались, и ни один из них не удостоил меня своим визитом, хотя не почуять костра они не могли. Показалось, что было в этой группе от десяти до пятнадцати человек – они не удалялись друг от друга настолько, чтобы шаги одного внятно отличить от поступи другого. Кроме того, двигались эти ночные ходоки по еле намеченной тропе, которой зверьё следовало к ручью. Там неглубоко и удобные подходы к воде.

    Я ведь не напрасно остался в месте, где когда-то располагался родной мне посёлок – вокруг всё хожено-перехожено и, хотя многое изменилось, но рельеф сохранился, как и примерное расположение ягодников, да и породы деревьев тут понятно какие где искать, и есть представление об окрестностях. По той тропе, когда-то утоптанной сапогами и кроссовками обычно выходили к месту, до которого от недалёкой реки можно было пройти на лодке.

    Сейчас, правда, нельзя – поваленные деревья не пустят.

    Перешли ли эти люди ручей, это я узнаю завтра. Спать мне хочется сильней, чем любопытно. Хоть и не Дерсу я, и ни разу не Узала, но, если высплюсь, как следует, то ни за что не собьюсь со следа небыстро идущих людей, несущих груз. А приближаться ночью, хотя бы и при ясном свете, к незнакомцам в дремучем лесу – так это я в другой раз сделаю, когда разум окончательно потеряю. Девчонка, вон, не подошла, пока не позвал.

    Только вот как узнать причины такой поспешности? Днём-то идти всяко удобней. Хотя, скорее всего, часов у них нет, и про то, что сейчас полагается спать, они не догадываются.

    Больше до утра меня никто не побеспокоил.

   ***

    Хмурое утро застало меня уже на ногах. Шесть утра по часам. Если ляжет туман или пойдет дождь, разобраться в следах станет сложней. Собраться мне не долго, встал – пошёл. Нож я, кроме как прямо в ножны никогда никуда не кладу, и из карманов ничего не выкладываю. А для того, чтобы взять ведро – единственное, что нужно нести в руках, времени не требуется.

    След меня не разочаровал – выразительный. Судя по всему, группа мужчин с грузом следовала к реке, и как раз сейчас должна уже достичь её. У реки в полнолуние – такая мысль пришла в голову. Интересно, интересно. Уж не торговый ли караван каменного века поспешал к условленному сроку в условленное время? Говорят, в те времена была развита торговля кремнями, обсидианом и нефритом – тем, из чего делались инструменты и оружие. Правда, денег ещё не было – происходил обычный обмен.

    В голове даже картинка возникла, как шустрая девчонка без спросу умчалась на ярмарку ещё до того, как серьёзные мужчины понесли туда тяжёлые связки шкур, чтобы обеспечить материалом своих оружейников и инструментальщиков.

    За этими мыслями, да поглядывая время от времени под ноги, чтобы убедиться в том, что не сбился со следа, я отмахал километров двадцать, и только после этого обратил внимание на то, что птичьи голоса позади меня смолкают. Такое случается при приближении людей или крупного зверя. То есть возникает мысль о преследователе. И это не зверь – не пойдёт даже могучий хищник за человеком по свежему следу.

    А, может быть, просто попутчик спешит к месту торжища? Нынче на этой едва приметной тропе как-то многолюдно стало, не то, что давеча, когда не помню уж сколько дней ни единой души встретить не смог ни тут, ни в окрестностях.

   Присел на ствол упавшего дерева неподалеку от пути, которым ушла группа "носильщиков", удобно опёрся спиной о сук и с удовольствием расслабился – натопался. И на попутчика захотелось посмотреть. Дождусь, пожалуй. До реки отсюда недалеко уже, и на душе как-то тревожно – что-то там, впереди меня ожидает? Передохну, погляжу на того, кто идёт следом, а там видно будет.

   ***

    Места вокруг как бы знакомые – ручьи и речки находятся на тех же местах, что и раньше. Однако характер обрушения или подмыва берегов выражен менее ярко, что наводит на мысль о том, что попал я в прошлое. Насколько далеко – это оценить трудно. Хоть я и геолог по образованию, но на глаз без знания скорости процессов и без хотя бы грубой количественной оценки величины наблюдаемых отличий, сказать насколько далеко отринуло меня назад во времени, не решусь. Даже трудно утверждать, столетия это или тысячелетия.

    Дело в том, что у нас тут отродясь не бывало строевого леса. Кроме того, вечная мерзлота расположена близко от поверхности, отчего деревья растут неохотно. Не вымахивают тут лесные исполины – ветры валят деревья, которые не способны погрузить корни достаточно глубоко в мёрзлую землю, чтобы ухватиться за неё как следует.

    Так вот, нынче в этих местах деревья выглядят куда как убедительней, чем те, к которым я привык. Разница сразу в глаза не бросается. Можно даже подумать, что просто-напросто люди с топорами и пилами давненько не наведывались в эти места, не проходили гусеничные вездеходы, угнетая молодую поросль, не топтался народ, отчего всё затянуло зеленью.

    Одним словом – места здешние нынче выглядят так, как будто люди здесь ещё не успели как следует наследить. Ну да, я ведь, сколько ни блуждал, так ни разу и не приметил никаких следов человеческой деятельности, даже старых кострищ, и тех не встретил, не говоря о пнях, столбах, раскопах.

    Но очертания местности и приметные высотки, все равно указывают, что я попал именно в местность, на которой когда-нибудь построят Батагай – мой посёлок. Я знаю что деловой лес растет примерно в сотне километров от местности, на которой я нахожусь, при этом вниз и вверх по течению недалёкой отсюда Яны. А близ Батагая нет и не было делового леса. Сейчас, с точки зрения лесозаготовителей, тоже нет, но для отдельно взятого меня немного подходящих хлыстов всё-таки отыщется.

    ***

    Речка здешняя, Яна, направляется к северу и воды её, от души пропетляв, добираются до моря Лаптевых. А вот от верховьев не так-то далеко до Верхоянского Хребта, перевалив который можно попасть в бассейн Лены. Там за водоразделом настоящая тайга.

    К чему это я? А к тому, что по великой Сибирской реке и её притокам могут плавать торговцы, привозящие с юга всякую всячину. Может быть, у них можно разжиться солью? Да и искать поселения в тех местах куда как проще – наверняка ведь по берегам расположены. Не то, что тут, где что-то мне никто не повстречался. Хотя, если на счёт соли размышлять, то ведь я прекрасно знаю, где в этих местах расположены солонцы – мог бы позаботиться выпарить для себя немного – ведро-то, вот оно.

    Откуда эти мысли? А дело в том, что вслед за летом случается зима. Так или иначе, мне придётся строить себе дом. Как соорудить национальное якутское жилище, я знаю. Однако с одним ножом работа эта обещает быть долгой. Топор и лопата мне бы совсем не помешали, а из чего их сделать? Золото, которого тут много, или серебро – металлы мягкие, для инструментов непригодные.

    Кроме того, по Яне идёт на нерест много рыбы, которую не так уж трудно заготовить на зиму, да и икру засолить, хотя я её и не люблю. Дикие лук и чеснок позволят избежать цинги, а кроме того, набрать и насушить ягод – это тоже полезно будет для здоровья.

    Словом, пора начинать добывать себе плюшки, и как говориться готовить сани летом. Хоть шкура летняя не подходит для зимних вещей, но на безрыбье и рак за щуку.

    С другой стороны, поселения где-то есть, пришла же откуда-то дикарка, так что надо бы найти стойбище и прибиться к людям. Может, не прогонят чужака?

    Вот такие мысли бродили в моей голове, пока я блаженно отдыхал на древесном стволе, поджидая неведомого попутчика. Как-никак я – геолог. А в здешних краях – чего только нет в земных недрах. Было бы противоестественно не воспользоваться моими знаниями в этой области, тем более что людей здесь мало, значит, невелика вероятность, что я им чем-то помешаю. Да и они не бросаются на незнакомца с оружием в руках. Для культур, где соседи живут не близко, это вообще характерно.

    Я посмотрел в ту сторону, откуда пришёл, и напряг слух. Что-то долго не видно моего попутчика. Может быть, мне почудилось, что птицы смолкают при чьём-то приближении? Может. То, что слышится сзади, всегда воспринимается не столь отчётливо, как спереди. Или это всё-таки преследователь почуял меня (ветер как раз этому благоприятствует) и стал таиться. От этого и двигаться начинаешь медленнее, и живность не так тревожишь. Но тогда за мной шел не человек – не то у людей обоняние.

    Невольно заозирался и... зверь для этих мест нехарактерный стоит и разглядывает мою особу. Далеко, так что выражение его глаз непонятно. Хотя, какое может быть выражение во взгляде крупного кота? Очень крупного, значительно больше рыси, которые здесь встречаются. Но это и не тигр – помельче будет. На память пришли леопард, пантера, барс и пума. В моё время ни один из них в этих местах не обитал. И вообще – никого похожего ни разу не упоминали здешние охотники.

    Тем не менее, что вижу, то вижу. Отсутствие рисунка на шкуре позволяет исключить и леопарда, и барса. Да и собственно пантер я как-то себе представляю чёрными, а тут или бурый окрас, или серый, более пригодный для маскировки в условиях горных ландшафтов.

    Хоть и люблю я охоту, но по части крупных хищных кошачьих экспертом себя не считаю, и простодушно верю, что пума, оцелот, кугуар и горный лев – это один и тот же вид, распространённый в Америке от Огненной Земли и до Аляски. Известно, что с людьми он обычно избегает встречаться, хотя, не так уж редок. Значит осторожный зверь, умный. Но вот этот явно идёт по следу, оставленному носильщиками, или моему.

    Если по моему – то это может быть просто любопытство – черта для кошачьих характерная. Как-никак, запах, оставляемый берцами, в этих краях, наверняка, появился впервые. Что же касается причины преследования группы носильщиков – то тут у меня нет ни одного соображения. Зато в отношении того, как хищник из Америки попал в бассейн сибирской реки Яны – вот это действительно вопрос, так вопрос.

    Что я знаю наверняка, это то, что идёт сейчас четвертичный период кайнозойской эры, и это уже не плейстоцен, а голоцен, причём период великих оледенений завершён, то есть дальше десяти тысяч лет меня в прошлое не отбросило – иначе облик местности был бы другим, значительно острее проявлялись бы складки местности. Следовательно, Берингии – перемычки между Аляской и Чукоткой – уже нет. Остаётся ледяной мост в зимний период.

    Теперь узнать бы, чего ради эта кошка тащилась по торосистым льдам более восьмидесяти километров... а потом долго и упорно пробиралась на запад? Хотя, относительно определения вида я могу и ошибаться. Может из тайги с юга пришла, пользуясь летним теплом какая-то неведомая нам разновидность азиатского хищника?

    Почему я так спокойно рассуждал, не опасаясь нападения? Говорил же уже, что я охотник, и знаю, что зверя надо или напугать или разозлить, или вообще загнать в угол, чтобы он напал на человека. А эта киса даже голодной не выглядит, что неудивительно в краю, где столько дичи. Кроме того, животное способно оценить опасность от встречи с другим существом, и понимает, что в случае драки мы способны нанести друг другу несовместимые с жизнью ранения. То есть, возможно – оба погибнем. И зачем оно этой кисе нужно?

    Увидев, что обнаружена, пума (буду звать её так), спятилась на пару шагов, и удалилась по дуге, обойдя меня метрах в ста-ста пятидесяти – видно было, как промелькнул в зарослях на другой стороне тропы её силуэт. А потом продолжила прерванный путь. За носильщиками пошла.

    Поразмыслив, я вырезал себе убедительную дубину. Двуручную. А чтобы обе руки оставались свободными, ведро приладил сзади дужкой за пояс. Конечно, погромыхивает немного на ходу металл по металлу, но это не сталь по стали, которую слыхать за версту, ну и ладно. Зверюга с её чутким слухом, обнаружит меня, по крайней мере, за полсотни метров и, надеюсь, уйдет. Что же касается других хищников, то медведя я обнаружу раньше, чем он меня – нет у него, хозяина здешних мест, привычки таиться. А волка на нож возьму, даже пару, пожалуй. Тем более что в это время они стаями не держатся.

    Нельзя сказать, что я так уж сильно вымотался, но подойдя к реке и убедившись в том, что никакой группы людей здесь нет, почувствовал себя разочарованным. Видимо, дело в том, что завтрака сегодня не было, а время явно к обеду, с которым меня тут никто не ждёт. То есть – всё придётся делать самому. Вздохнул, и принялся знакомиться с перспективами организации в этой местности одноразового предприятия быстрого питания.

    А неплохо! Силуэты крупных рыб сквозь прозрачную воду видны, так что отыскал сухостойный стволик, удалил с него всё лишнее и расщепил один конец на четыре дольки. Заострил каждую и, чтобы они торчали в стороны, затолкал в расщепы щепки. Наколоть рыбку на такую острогу не так уж сложно. Правда, первый раз я промазал – давно не было практики, мы ведь как-то больше сетями последнее время баловались. Но со второй попытки удача мне улыбнулась, и рыбка длиною с локоть – это как раз отличный обед на одного, в ней около килограмма. Это ленок, которого ещё зовут сибирской форелью. Завидная добыча.

    Зачерпнул полведра воды и подвесил свою посудину на конец палки – торчал тут в нужную сторону сук подмытого дерева, так что никаких рогулек громоздить не пришлось. Быстренько собрал мелкий сушняк и развёл костёр. Когда вода закипит, опущу в неё свою добычу, и через считанные минуты уха сготовиться. А пока, надо притащить дровец посерьёзней, а то тут рядом только мелочь.

    Когда вернулся с подходящими валежинами, обнаружил, что рыбка исчезла. Вот как была непочищенная и невыпорошенная, прямо в таком виде и ушла с кем-то, чьи следы на мягком влажном грунте заставили меня вспомнить о недавней встрече. Не иначе пума. Вот ни на минуту нельзя отвернуться!

    Валежины я положил разгораться, а сам снова взялся за острогу. На этот раз удача улыбнулась мне только с третьей попытки, и на сей раз добычу я из рук не выпускал – сразу и вычистил, и выпотрошил и, как раз в ведре забулькало, опустил её в кипящую воду несколькими крупными кусками. Обычно до готовности получается выкурить сигарету, но в условиях полного отсутствия табака такого способа измерения времени я лишён. Зато, сжимая в руках дубину, вынужден всматриваться в лесные заросли – вдруг котейка захочет тоже отведать ушицы? На этот случай я просто обязан убедить её в неплодотворности подобного хода мысли и иметь для этого весомый аргумент.

    Вот кожей чую, что наблюдает она за мной, аж мурашки пробегают. Подумал, и отвлёкся на несколько минут, чтобы добыть ещё пару приличных хвостиков и запулить их туда, откуда, как мне казалось, исходили флюиды заинтересованности. Только после этого попил юшки и рыбкой закусил обстоятельно. Хотя, тревога в моём сердце крепла – ну, не знаю я повадок этого зверя. Неизвестность всегда страшит.

    Дальше шёл, держа острогу на плече остриями назад – понимаю, что это такую кису не остановит, но, я хотя бы попытался создать видимость трудности для прыжка сзади на мой загривок. Нет, неладно, что я эту тварь прикормил. Теперь не отвяжется.

    ***

    Людей я настиг только к вечеру. Хотя, настиг – это громко сказано. На речном берегу у места впадения в неё полноводного ручья прямо на голой косе лежали собаки, примерно на хорошую упряжку. Крепкие молодые псы вели себя спокойно – отдыхали. А рядим с ними на костре булькало варево, которое помешивала моя ночная гостья. Груда тюков рядом, а дальше несколько мужчин готовят к плаванию осиновые долблёнки, в русскоязычной литературе поминавшиеся под названием "бат".

    Облик этих людей навёл на мысль, что это – мои предки. Не помню, упоминал ли я о том, что я – якут. Так вот! На мужчинах высокие сапоги с мягкими голенищами и не слишком широкие брюки. Короткие подпоясанные куртки – всё это из выделанных шкур. Девушка одета сходно, только вместо сапог на ней что-то небольшое, а куртка заметно просторней с более широкими рукавами. Видимо, это вариант женской одежды для длительных путешествий. Каких бы то ни было украшений не видно, хотя назначение некоторых вещей, подвешенных к поясу непонятно.

    Вообще-то обычно женщины – якутки предпочитали носить одежду из ткани, и украшали её ото всей души, но это то, что сохранилось на фотографиях девятнадцатого века. Наверняка тканей в обиходе всегда было больше, чем шкур потому, что народ мой пришёл сюда из степных районов, сплавляясь вниз по Лене или её притокам вместе с домашним скотом, для которого, уже здесь, на зиму заготавливалось сено. Потом уже отдельные семьи перебрались через Верхоянский хребет и поселилось в бассейне Яны. А там, двигаясь дальше, добрались и до Индигирки, и до Колымы. Соседствовали или ссорились с эвенками, ламутами – это предположения, конечно – письменных следов деяний той поры не сохранилось. Однако и приемы жизни местных жителей перенимали, и в браки вступали с ними, но и вооружение и доспехи пришедшие сюда в семнадцатом веке казаки на якутах видели.

    Так или иначе, но зерно частенько привозили в эти места с юга, как и, полагаю, ткани, и многое другое. А в обратный путь отправлялись с "мягкой рухлядью" – пушниной. Шкурки долго служили деньгами в наших краях... и что это я про столь отвлечённые материи задумался? А, это просто потому, что стоял у всех на виду, позволяя себя разглядеть. Никаких недружелюбных жестов не приметил.

    Я подошел к людям и поздоровался. Не по-русски, ясное дело.

    Меня поняли и ответили приветливо.

    В общем-то, приятно, что язык я могу разобрать, хотя, многое придётся спрашивать. Но не с нуля налаживать общение буду, а понимая многое и лишь уточняя детали. Приглашение поесть вместе меня не удивило – это обычная практика в наших местах до сих пор. За едой рассказал, что следом за принимающими меня путниками идёт большой незнакомый мне зверь. Большая рысь – эта аналогия показалась мне понятной.

    Так и вышло. Этот воришка рыбы, оказывается, крадет собак, поэтому и торопились эти люди к реке, что рассчитывали уйти от него водой, а то глупые псы бросаются на незваную гостью и одного из них, самого отважного, она съедает, а от остальных спасается на деревьях. Молодые глупые собаки выучены для упряжки, поэтому их надо увезти по широкой воде, чтобы избежать опасности. А идут эти люди вверх по реке Яне, чтобы, потом перейти сушей в бассейн Лены или её правого притока и обменять собак и шкурки на железные инструменты.

    Почему я так кратко излагаю? А потому, что понимал не более. Сказывалась разница в языках. Про себя объяснил, что я из далёких краев, и что хотел бы найти людей, среди которых остался бы жить. Присочинить что-либо душещипательное мне не позволила всё та же языковая проблема, так что даже врать не пришлось.

    Кроме того, что здесь оказались невесть откуда взявшиеся лодки, так ещё и лёгкие летние постройки из жердей нашлись, стоило углубиться от реки немного вглубь прибрежных зарослей, которые нынче, как уже поминал, весьма внушительны. В моё время характер здешней растительности был заметно более сдержанным, если не сказать, скудным. А тут нынче как-то лесисто уж очень. Хотя, конечно, тоже тайга, просто раньше такая встречалась южнее.

    Тем временем "принимающая сторона" что-то бойко обсуждала, и я, признаться, улавливал немногое. Озадачило меня слово "лючи", произнесённое не один раз. Так уж вышло, что им обозначают русских вездесущие эвенки. Племя это на своих оленях где только не бывает. На нартах или во вьюках они перевозят свой скарб и по тундрам, и через леса или даже гористые районы. Сами же русские называли их когда-то тунгусами.

    Так вот, выходило, что эти "лючи" где-то к западу от нас рубят много деревьев. У меня сразу засверлило и забродило под черепной коробкой. В той стороне, о которой шла речь, в тысяча шестьсот тридцать восьмом году был возведён Верхоянский острог. А это даёт мне неплохой шанс определиться с датой. Кроме того, мои новые соплеменники, а то, что крепкий парень им в дальней дороге не помешает они мне уже дали понять, явно собираются в ту самую сторону – им же предстоит подниматься вверх по Яне на лодках. То есть, по крайней мере, у меня есть прекрасная перспектива добраться до казаков в хорошей компании.

    Напрямки тут недалече, но по извилистому руслу Яны грести против течения придётся втрое дальше, чем покажет измерение линейкой на карте. Пешком, возможно, даже быстрее бы было, хотя люди с нелёгким грузом явно настроены на использование водной артерии, в том числе из-за собак, чтобы оставить преграду между ними и идущей следом пумой.

    Кстати, о собаках. И о девушке, занятой присмотром за ними. У неё европейские черты лица и светлые волосы, что заметно отличает её от мужчин. Я подсел к ней поближе, чтобы поговорить. Дословно передать текст нашей беседы не возьмусь, поскольку по-прежнему улавливал не все нюансы, но она охотно рассказала мне, что породу эту привели от ламутов, живущих на юго-востоке. Отличные ездовые псы именно для этого и воспитанные. Впрочем, для охоты они тоже годятся, если обучить. Специально выращены на продажу – товар, добирающийся до торга своими ногами. Тут мы посмеялись.

    Потом я рассказывал о встрече с пумой, и мы снова смеялись. Особенно её позабавила сцена с пропажей моего улова. Она поправляла меня, или переспрашивала, когда не понимала. Потом она рассказывала о своей семье. Отец её кузнец, но у него нет сыновей, зато дочки замечательные. Собеседницу мою звали Айтал, я же, подумав, назвался Михой. Меня так и зовут: Михаил Васильев. Не вижу причины начинать знакомство с лукавства. Девчонка оказалась весёлой и мы с ней быстро договорились, что я стану помогать ей управляться с собаками. Они ко мне уже привыкли, по очереди потыкавшись носами в колени.