Текст книги "Своё никому не отдам (СИ)"

Автор книги: Сергей Калашников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)

Глава 16. Ствол

Поначалу путь так и шел по холмам, и привычная взору картина взора к себе не привлекала. Переехав скромный ручеёк по невысокому мостику, оказались в посёлке, где дорожный служитель попросил их съехать с пути и обождать – дальше вперед сейчас всё равно ходу нет, и только к ночи начнётся езда.

Обидно. Всего-то часок и двигались. Ну да делать нечего. Действительно с запада подкатывают одна за другой тройки пустых телег с рогулинами, между которыми ещё недавно покоились брусья.

Раз случилась задержка, пошёл к дымящейся возле длинного сарая трубе. Он тут, в конце концов, хозяин. Стало быть, должон знать, что и где деется. Вот это здание вроде на кузницу похоже, только стука молотов оттуда не слыхать. А по характеру выхода горячего воздуха из трубы видно, что дутьё идёт, стало быть, меха качают во всю Ивановскую.

Точно. Длинный горн, метров четырёх наверное. И в нём нежится раскалённая добела железная полоса. Ровнёхонькая – словно по нитке выверяли. И вот дюжие хлопцы в кожаных фартуках потянули её из жара клещами и сразу в жёлоб кладут. Готово. Теперь длинными рычагами опустили сверху бронзовый брус, отчего противовес – бревно – пошел вверх, а работнички на рычагах повисли и железная полоса проминается по осевой линии, а дюжие молотобойцы наяривают кувалдами сверху, стараясь стукнуть все в один момент.

– Стой! – прозвучала команда мастера.

Теперь рычаги вверх, а полосу, снова клещами затягивают в длинную лохань с водой. Пар, шипение, противный запах. Так там не вода, а масло, да ещё с какой-то гадостью. И все дружно вываливают наружу, пока не угорели. Причем царевич, оказавшийся на пути, прихвачен этим потоком и вынесен на вольный воздух.

– Здрав будь, Григорий Иванович! – ба, и Кондрат тут, а то в полутьме не сразу и разглядел главного своего брусодорожника.

– И тебе не хворать, дядя Кондратий. Чего это вы гнёте такого?

– Так полосы, что на путь укладываем. Оно вишь, колёса-то не только брус терзают, но и кромку настила мнут. Вот и сообразили мы как отбортовку железную изнутри соорудить. Теперь, почитай, кроме как от гнили, ни от чего другого траты нашему труду не будет, а это много легче, чем без конца да без краю подновлять такое хозяйство. Пошли, покажу какие мы приспособления наладили.

По всему видать, что доволен мастер, и что от гордости его распирает. Ну как тут не порадовать старого брюзгу вниманием к его выдумке!

Дольше всего разглядывали вальцы, на которых покупные полосы доводили до единой кондиции. Их сразу с двух сторон катали – и по толщине, и по ширине. Причём кромки делали не прямо, а наклонно. Это, чтобы с одного края вода дождевая стекала, а с другого обода тележного колеса не резало, когда те наезжают на брусья со стороны. Или, съезжают в сторону. Профиль проката хочется назвать уголком. Хотя, перед помещением под гнучую давилку, заготовка напоминает бочечную клёпку. То есть, если сложить их короткими кромками и стянуть обручами, то выйдет труба квадратного сечения. Воображение тут же дорисовало квадратного же сечения продолговатый снаряд, потом довело его до состояния кубического ядра. Представило себе перекос этой штуки при выстреле, начало мысленно скруглять кромки. А почему бочка должна иметь квадратное сечение? – вдруг шевельнулась мысль.

Встряхнул головой, отметая наваждение. Посмотрел, как Наталка обмеряет заготовку для гнутья, нахмурился, и выбрался из-под крыши.

Потом царевича приветствовали многие замечательные обитатели этого посёлка – распознали его здесь. Разговоры были о том, какая жутко несправедливая жизнь в этих краях, что всем от тебя ничего, кроме работы не нужно… Гриша выслушивал жалобы и косился в сторону суженной. Она затихла в сторонке, время от времени протягивая руку в сторону разложенной неподалеку готовальни и изредка перекидывая костяшки на счётах. Кажется, вопрос о пушках занимает подругу значительно сильнее, чем проблема общения между ними, когда они одни. А уж извечная тяга людей к тому, чтобы пожаловаться на жизнь, её вообще не волнует.

* * *

Кажется, они здесь поживут ешё. Очень уж много моментов нужно выяснить в связи с неожиданно открывшейся возможностью собрать пушечный ствол на манер бочки из железных клёпок. Как ни странно, тут многое упирается в расчёты. Покупные полосы, привозимые от свиссов, талонцев или кедонцев заметно отличаются друг от друга и по качеству и по размерам. Собственно, поэтому и начал Кондратий прокатывать металл перед использованием, что надо было обеспечить единообразие хотя бы по размерам. Ну а уж гнутьё просто явилось следующим шагом, не таким и сложным благодаря наличию горна подходящего размера.

Так вот. Прокатать восемь полос в точный размер на имеющемся оборудовании – задача тривиальная. На это у работников рука давно набита. А то, что заготовка клёпки для будущей бочкоподобной стенки ствола должна быть много уже, чем для дороги – так это просто надо её сразу шибче с боков давить, чем сверху и снизу. Там и ширины-то получается всего четыре сантиметра. Потом на той плоскости, что останется внутри можно нанести нарезы, чтобы только после сборки проточенные канавки совпали своими концами. Тут без шаблонов не обойтись. Да и при сборке надо будет постараться избежать ошибки, для чего лучше всего сделать так, чтобы каким концом «клёпки» ни поверни, а нарезы всё равно совпадут.

А уж после этого останется только прогнуть их в жёлоб, но не углом, а дугой, и сложив вместе обмотать проволокой. Конечно, не круглой, а квадратного сечения. Вернее – прямоугольного. То есть – полосой. Горячей, чтобы она, остыв, стянула всё в монолит.

Вот эту идею Гриша с Наташей и прорисовывали, высчитывая сопрягаемые размеры, и на каждом шагу терзая работников вопросами о том, могут ли они так сделать, и при этом строго соблюсти размеры. А потом ещё и окончания ствола следовало охватить посаженными на горячее обручами. С одной стороны оформить дульный срез так, чтобы обруч при выстреле не улетел, с другой стороны позаботиться о том, чтобы образовалась камора, да опять так, чтобы труба, заключающая в себе канал для разгона снаряда, не улетела вперёд при выстреле. Учитывая, что это всё ещё и собраться как-то должно, головоломок пришлось решить множество.

Когда, наконец, нечто жизнеспособное получилось, мастера уже не знали, как избавиться от надоедливых гостей.

– Езжайте, сделаем мы по вашим почеркушкам в точности, как отписано. Только под ногами не путайтесь, – вот так напутствовал их старший из кузнецов по имени Остап.

Гриша отметил про себя, что ни о каких деньгах разговора не было. Удивился, но не стал гневить судьбу. Так и поехали они дальше по только что проложенной дороге. Шла она теперь по ровной местности, заросшей высокой травой. Обычные для Ендрика холмы были столь низки и пологи, что о их наличии догадывались только потому, что и вправо и влево местность понижалась по мере удаления от наблюдателя. Да еще изредка земля вдруг удалялась – это длинные низкие мосты, утверждённые на коротких сваях, перебрасывали путь через скудные мелководные ручьи, встречавшиеся, впрочем, нечасто.

Казачьи станицы слева в стороне невидимого отсюда моря видели только дважды на самом горизонте, хотя верхушки наблюдательных вышек удавалось разглядеть каждый раз. Значит, и дорога оттуда видна. Вот, собственно, и всё. Ах да, редкие рощицы и полосы кустарника вдоль ручьёв замечали. Вот теперь точно всё. Гриша поглядывал на этот простор с недоумением. Зачем вести такую замечательную дорогу в край, где почти никто не живёт? Ну, конечно, когда-нибудь тут, возможно, повезут хлеб. Или не повезут. А расходы на строительство – вот они, уже полным ходом идут. А потом и на содержание тратиться придётся. Дядьке Кондратию-то это понятно почему нужно: чем обширней под ним хозяйство, чем больше работников трудится под его рукой, тем весомей его слово.

Вот ведь, опять, получается, статусные соображения срабатывают. Так, за счёт казны старый плотник обеспечивает себе положение в местной, островной иерархии. А его, мальчишку легковерного, вокруг пальца обвёл, получается.

Настроение окончательно испортилось, когда добрались до места, где полным ходом шла стройка. Ни сноровка, с которой собирался путь, ни чёткая организация подачи материала и его рачительное использование – ничто больше не радовало глаз.

Дальше катили по грунту. Разницу между ездой по колдобинам и плавным ходом кареты по железным накладкам брусовой дороги прочувствовали сразу. И снова на душе стало неладно. На этот раз от того, что теперь приходится трястись, а не ехать плавно и гладко.

Когда поравнялись со станицей, куда они с Федотом и Василием выбрались к берегу в прошлом году, вместо того, чтобы повернуть к терему, решил проехать западной окраиной заповедного леса. Места там считаются вовсе ненаселёнными, и дорог быть не должно вовсе, но эта мысль даже в голову не пришла, и, как оказалось, правильно. Нашёлся путь, причём не хуже обычных, что проложены сквозь леса. И население здесь имелось, причём не такое уж малое.

Крестьяне не боярские и не казённые проживали в этих местах и никакого оброка не платили, а заодно и повинностей не несли. Деревеньки их невеликие в промежутке между берегом и заповедным бором ютились тоже в лесах, но уже не заповедных, а обычных, коими всё тут заросло. Настроения Грише это снова не улучшило, особенно, когда он сообразил, что патрули из крепости об этих людях знали, ночевали тут под крышами и даже мало-мальскую торговлю вели, унося отсюда в котомках шматы сала, а обратно принося иголки, посуду и, случалось, лемехи для плугов. А, главное, меды здесь готовили самые наилучшие и угощали ими случайных путников от всей широкой рысской души.

Так что дьяка с оброчной сказкой он сюда обязательно отправит. Хотя… странные мысли зашевелились в сознании. Подумает спервоначалу.

* * *

Дома хандра отпустила царевича в один миг. Круговерть дел сразу захватила его и разом смыла тёмный осадок, появившийся в душе во время поездки по северному побережью. Да, в конце-то концов, не последняя, чай, ошибка в его жизни эта дорога. Будут и другие, похлеще. А тут Федот весь извёлся, как ему не терпится какую-то новость выложить.

Ну да про это позднее речь. Чтобы не отвлекаться, следует окончить сказ про пушечные стволы. Именно стволы, потому что привезли их сразу два, но не сразу, а пару месяцев спустя, когда лист уже желтеть начал.

– Ты, царевич, на словах поминал, что о восьми клёпках стволы собирать нужно, а только у нас четыре вышло, – степенный Остап и сын его Семён, знакомые по мастерским, где полосы на уголки переминали, с гордостью показывают плоды трудов своих. – Остальные-то загадки, что ты и девка твоя нам оставили, разгадали, а эту не смогли. Вот, гляди!

Рогожа с воза откинута и взору представлены два орудийных ствола. Уже на глаз видно, что калибром они куда как меньше запланированных ста миллиметров. В аккурат вдвое. То есть, снова пятидесятки. Что за напасть?!

Перерыв составленные ими с Наташкой бумаги, засаленные и потёртые после использования по назначению, Гриша отыскал свою собственную оплошку. Он радиус указывал, а работнички приняли это за диаметр, как привыкли сами замерять, да прописывать. Отсюда и произошла целая цепь нестыковок, которые работники разрешили по своему разумению. И вот результат. Нарезной ствол длиной два метра сложен из четырёх продольных желобов-клёпок, стянутых не проволокой, как думалось, а посаженными на горячее обручами. Сзаду клиновой замок с рычагом, чтобы отпирался в одно движение и, что просто поразительно, прекрасно просматриваются нарезы, совпавшие на переходе от одной «дощечки» к другой. А вот камора оказалась больше, чем можно было ожидать. Её внутренний просвет в точности равнялся наружной толщине ствола.

– Не вырвет? – царевичу даже смотреть на это боязно.

– Ни в жисть. Мы всю внешнюю поверхность обточили, оставив тут утолщение. И камору от самого дульного среза сюда насадили. Да и разорвать не должно – вишь, толща какая, – сразу видно, что мастера горды собственным произведением.

Толщина в этом месте действительно вызывает уважение. Да и надетые поверх ствола обручи выглядят убедительно. Они тут в два слоя, причем, чем ближе к хвосту, тем толще.

– Палить пробовали? – не унимается Гриша.

– Было дело. Бревном стрельнули.

– А пороху сколь положили?

– Сколь в камору вошло, столь и положили. Сразу упредить хочу, лягается она немилосердно. Бревно-то далече улетело, а пушка – не очень, потому как стену проломила насквозь. А она из вот таких брёвен была, – Семён показал в обхват.

* * *

Станок, прицел, пальба обычными для делаемых уже в немалом количестве пятидесятимиллиметровок чугунными ядрами в свинцовой оболочке. Сосновую стенку метровой толщины эта пушка так и не пробивала. Собственно, не удивило это никого. Орудия так и оставили на пушкарском дворе, укрыв от непогоды кожаными чехлами. Линейному кораблю таким орудием фатальных повреждений не нанесёшь, а обычные метровые пушки этого калибра намного проще делать, станки для них поворотливей и не так страшно из них палить. А поражают они свои цели с ненамного меньшим вредом для супостата.

Потом Тыртов попросил отдать эти громоздкие сооружения ему, и их отволокли в крепость. Гриша мысленно оплакал постигшую его неудачу, в которой целиком винил самого себя. Не сообразил, как понятно размер указать, вот и вышло не то, что хотел. А стомиллиметровку он всё-таки закажет и испытает. Позднее, когда снова всё прорисует и образмерит без поспешности.

* * *

Следующая страница в истории этой незадавшейся с самого начала затеи раскрылась уже зимой. С наблюдательной вышки, отстроенной заново вместо разбитой сельджуками в прошлый раз, пришло уведомление о приближении неприятельского флота. На этот раз десяток галер и три быстроходных фрегата явно намеревались захватить порт мощным ударом. Тревога, поднятая без участия царевича, населением была воспринята привычно – все насельцы быстро покинули город со чадами и домочадцами, залив печи без особого напоминания. Приобретённый год тому назад опыт никто не позабыл.

Гриц побежал на горку, склон которой обращен к морю, а тут всё уже не так как раньше. Вправо по берегу стрельцы со своими колёсными пищалями занимают позиции. На левом мысу тоже какое-то шевеление видно. Кажется чехлы снимают с крепостных орудий, завезённых туда уже давненько. Но хорошо не разглядишь – батарея в низинке стоит и с моря её прикрывает поросший редколесьем берег. Второй батареи и не видать нигде, зато прямо тут на холме стоят два вращающихся домика из которых торчат длинные тонкие стволы – те самые неудачные «бочковые» пушки. Неприятель ещё далеко, километрах в восьми. Но наводчики уже что-то выцеливают, отчего будки крутятся из стороны в сторону и водят вверх-вниз своими длинными носами.

А вот и пальба из них пошла. Снаряды улетают вдаль, а что творится в месте, куда они попадают, разглядеть не удаётся. Стало видно три фрегата и десяток галер, идущих ко входу в залив, причём галеры, наполненные пехотой, движутся с опережением. Поспешают, растянувшись фронтом сюда, правее правого мыса. Но пара отклонилась к востоку, огибая выступ берега, чтобы и с другой стороны высадить сильный отряд уже на внешнюю сторону левого мыса.

Чуть погодя стало заметно, что одна из галер начала отставать от остальных и как-то покосилась. А тут справа ударила невидимая бывшая крепостная батарея, и всплески встали рядом с другим гребным кораблём, торопящимся к берегу. Три всплеска, а выстрелов было четыре – значит, одно ядро попало в цель. Потом слева громыхнуло, но чем кончилось дело, понять не удалось – мыс не дал. С далекой отсюда вершины отстрелялись по низкому силуэту, скрывающемуся за выступом береговой линии. Там к приглубому берегу сельджуки пытались подойти вплотную, чтобы высадить пехоту по сходням сразу на сушу. Но не дошли. Потому что второй залп той батареи был направлен во фрегат, стало быть, по мнению комендоров, галера своё уже получила. Или две? Две же сюда направлялись.

Не успевая толком разобраться в происходящем на раскрывшейся перед ним обширной картине сражения, царевич замечал лишь интенсивную стрельбу с берега и её угнетающие супостата последствия. Ядра бывших крепостных орудий ложились вокруг фрегатов, отчего те на расстояние досягаемости своих орудий к берегу не подходили. Выпущенные ими ядра плюхались в воду. Иногда невидимые на берегу орудия выпускали залп-другой по какой-то из бегущих к берегу галер, но основной урон им наносили всё-таки «неудачные» пушки. К отмелому берегу справа попытались подойти несколько спущенных с тех же галер шлюпок, но затяфкала вывезенная к этому месту батарея коротких пятидесятимиллиметровых гладкостволок, и шлюпки поломались. Как только от удара ядра разошлась на доски последняя из них, пушечки прицепили к передкам и куда-то умчали, погоняя лошадок, лихие ездовые.

На флагштоках кораблей взвились сигнальные флаги и неприятель отвернул обратно в море.

Гриша стоял растерянный и подавленный. Пока он тут хозяйнувал, Тыртов наладил оборону против действий неприятеля, как раз тех самых, которых он опасался в прошлый раз. Вот ведь, выходит сумели супостату встречу подготовить. А кто это у нас с вышки так круглопопенько слазит? Наташка, что ли. Точно. В своих мальчишеских штанах. И только что помянутый прапорщик следом. Да что тут такое вообще происходит?

* * *

– Понимаешь, Гришенька, по пушечной части оказалось, что от возможностей современной науки вся наша артиллерия отстала ужасно. Ведь и баллистические расчёты не так трудно делать, простейшие прицелы с угломерными приспособлениями дают возможность куда как точнее стрелять. Опять же станки, если приспособить их для стрельбы по навесным траекториям и подобрать разные размеры пороховых зарядов, то можно куда чаще попадать, чем, ежели по старинке всё делать.

Всё давно известно, осталось просто применить. Вот и составила я и таблицы стрельбы и рекомендации выработала, а потом мы с главным крепостным канониром пристреляли орудия, акваторию поточнее обмерили. Ну и доложили коменданту: – Так мол и так. Вот с таких мест двумя батареями мы не только горло пролива перекроем, но и подходы к мысам.

Перевезли орудия, отстрелялись по мишеням, а глядь – от десанта-то никакого прикрытия в этих местах для наших орудий и нет. Кликнули стрельцов, да с пятнистыми своими потренировались. А тут и видно стало, что не хватает подвижной батареи, чтобы с места на место её возить и маломерные гребные суда расстреливать. Крупному-то кораблю мелко здесь.

А у стрельцов подходящие пушки имеются на продажу. Но покупать их для крепости не стали. Рассудили, что их ведь перед сдачей дядькам с пушкарского двора всё равно проверять нужно, да заказчику показывать да людей его обучать правильной пальбе. Вот и собрали в крепости батарею, которая всё это делает и, заодно, все недочёты в каждом орудии выявляет. Ну ты видел их, они по обсушке подходили шлюпки расстреливать.

– Стой, радость моя! А эти длинноносые-то. Про них мне поведай.

– Так снаряд для них сделали продолговатый на манер пищальной пули. То есть стержень стальной в оболочке из свинца с медью. Прицельность у них не хуже, чем у колёсных пищалей, просто дистанция действенного огня заметно больше. Они, почитай, любой корабль расковыряют еще до того, как он до них дотянется. Вот и выходит, что от кого угодно отбиться можно, ничем не рискуя.

– Но борт линкору из них не прошибить, – Гриша ни на секунду не забывает о главной задаче, которую перед собой поставил.

– Понимаешь, не было у нас возможности проверить. Нигде не нашли такого толстого дуба, чтобы на нём испробовать. Но всё, по чему стреляли – пробивает навылет. Очень быстро снаряд летит. Что вдвое против остальных пушек – это точно. А, может статься, и поболее. У длинного снаряда масса, считай, вчетверо больше, чем у ядра, а как зависит энергия от массы помнишь?

Гриша задумчиво поводил пальцем по столешнице (они уже дома разговаривали) и заключил:

– Выходит, ты по части артиллерии сейчас наиглавнейший специалист у нас. Вот чего никак не ожидал. А что за будки вокруг пушек построены?

– Это ещё с тендера началось. Помнишь, который купец приобрёл, а потом и первую пятидесятку. В свежую погоду или в дождь бывает, что водой на штырь запальный плеснёт – вот тебе и задержка в стрельбе. Пришлось им на палубе будку городить и придумывать, как её вращать. А это нужно делать вместе со станком, вот и позвали меня посоветоваться. Довольно сложно вышло, не в один раз управились, но теперь в любой шторм прислуга в этой башне порох держит в сухости и защищена от пуль и от щепок, что ядра размётывают.

Ну а потом, когда длинноносых на берегу ставили, то такие же защитные домики и для них возвели. Чтобы дождями фитили не гасило. Эта пара стволов нынче и подходы к заливу прикрывает, и вход в гавань. Остальные-то, как их проверили в действии, так поняли, что теперь для их сохранности служат, чтобы оборонить от неприятельских нападений. А сами они – ключ всему.

Видел, небось, как галеры от их снарядов стали воду принимать, потому что пробивало их навылет. Причём выходное отверстие наверняка ниже ватерлинии, потому что входное низко, а траектория сверху вниз идёт.

– А по фрегатам из них палить пробовали?

– Конечно. Попадания отмечали, причём, как мне кажется, с пробитием борта, а вот что от этого произошло в точности не знаем. Далеко всё-таки, не много и разглядишь. Понимаешь, самих этих стволов два всего. Не могли они сразу по четырнадцати целям работать. Пару бы четырёхорудийных батарей, – Наташка мечтательно закатила глаза.

– Ну так сделают небось ещё те мужики из этого, как сельцо-то звалось где длинный горн в кузне.

– Сёмкин городок. Поеду завтра с утренней лошадью.

– Чем-чем?

– Кондратий большую карету пустил. По расписанию ездит. А встреч ей ещё одна движется. И место, где они разминаются обусловлено заранее. Вот на ней за малую денежку и доберусь. Которая утром отправляется, ту и зовут вот эдак. А ещё вечерняя есть, ночная и дневная. При ней ещё вторая телега следом идет. Ломовая, только с тентом. Вечно полна мешков, и курей с поросями в ней же везут. Ты совсем перестал вокруг поглядывать, друг мой ситный. Совсем закопался в свои бумаги.

* * *

Заключительный аккорд прозвучал мощно. И состоял он, как и положено, из нескольких внятных нот.

Наталья вернулась вскоре. Довольнёшенка! Мастера в Сёмкином городке уж и не чаяли её дождаться. Они столько приспособлений сделали для сборки этих стволов, что аж два больших сарая уставили громоздкими сооружениями. А царевич полгода не мычит и не телится. Извелись мужики от волнения – столько трудов положили, но ни похвалы, ни брани их не удостоили. А тут приехала девка царская, что слова умные знает, расписала в красках, какие замечательные пушки они изготовили, и попросила делать ещё, только, чтобы не хуже было. А потом у каждого имя спросила, в книжечку записала и денежкой всех одарила.

Еще она с Кондратием потолковала. Кузня эта, как северную дорогу закончили, ему и не особо нужна стала – он её сберегал до времени, поручая гвозди ковать, да скобы. Скрепы для телег и иную мелочь. Так что против того, чтобы пушки делать, возражений нет. Про деньги же вопросу в уплату за труд удивился. Мастера на жаловании, металл казной оплачен, как и иные материалы. Так что дополнительные средства в это вкладывать без надобности. А что почтила умельцев подношением – греха в том нет. Высокая оценка каждому приятна.

Потом брат Никита пожаловал с эскадрой и прямо с порога повелел сразу на три самые лучшие галеры поставить те самые длинные пушки. По две штуки на каждую. Осерчал даже, когда узнал, что всего-то две штуки в наличии имеется, и устроил братцу знатную выволочку. Хорошо хоть без рукоприкладства обошлось. Про то, откуда он столь быстро о них проведал – это понятно. Дьяки приказные отписали, всяк по своему ведомству, а уж Тыртов – точно сразу донесение отправил. В другой раз об их докладах речь подробнее пойдёт.

Удивил он царевича несказанно тем, что привёз богатую казну. И за поставки пороха батюшка сполна выплатил, и на новые пушки не поскупился. Только Наталья взъерепенилась – не дам мастеров подгонять, а то обязательно бестолочь произойдёт, а не артиллерия. И чтобы с посулами заплатить за поспешность никто к ним не подходил, а то она прицелов не даст и толку от тех орудий никакого не выйдет.

Из-за этого у Гриши с братом взрослая ссора получилась, даже по морде друг другу съездили, потому что на защиту суженной он с кулаками пошёл, отчего потом подбитым глазом на мир смотрел. А командор охолонул, да и мириться пришел, отчего у Гриши на следующий день болела голова и постоянно хотелось пить.

А Тыртова царевич Никита возвёл в чин поручика. Негоже прапорщику командовать гарнизоном целого острова. Это событие тоже было достойно отмечено. Однако, тут его младший брат за столом осторожничал и ушел на твёрдых ногах. Да ещё и с коварными мыслями в голове. Он на другой день новым взором прочитал уставы и, пользуясь своим положением воеводы, возвёл Наталью в чин прапорщика от артиллерии вместе с главным крепостным артиллеристом. И дядю Петю – стрелецкого пушкаря – тоже.

Федот потом просветил друга, что это дворянскому званию соответствует из служилого списка и обычно сопровождается присвоением титула – но то уже по царскому указу. А уж что за титул будет и чем из земель пожалуют – это заранее не скажешь. Впрочем, могут и не пожаловать никаким поместьем, только дворянского достоинства сей факт не отменяет. А только звать подругу иначе как Ваше Благородие уже нельзя и дьяк людского приказу об этом в столицу донесёт. Вот и появится дворянка Чертознаева в книге знатных людей.

Понятно, что у княжны Берестовской, на одну служанку стало меньше. Наталья теперь носила пятнистую форму, в которую крепостные артиллеристы переодевались по мере износа старой. Носила знаки различия и полагающийся тесак у левого бедра. Флотские офицеры, кстати, не ворчали по этому поводу и держались с нею галантно тем более, что изготовлением и монтажом орудийных башен на галерах она руководила толково. Из лучшей лиственницы их строили, так, чтобы сами они катались по чугунным ядрам, положенным в кольцевой жёлоб. На береговой батарее многие приёмы установки длинноствольных пушек были отработаны под её надзором, пока Гриша в бумагах копался.