Текст книги "Баксы на халяву"

Автор книги: Сергей Ермаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Все дружно заржали, и Бивень восторженно произнес:

– Мускул конкретно его снял с крыши. Тот, типа, рукой машет, типа, привет, а Мускул: "Херак!" из СВДэшки прямо в лобешник. Чувак и озяб.

– Ну, вы дебилы, конечно, – хохоча, сказал Пустой, – нацепили на себя маски Зайца и Деда Мороза!

– Ну, ты же сказал маски одеть, – хохотом же ответил Мускул, – мы и одели!

– Я же имел в виду чулок там или чего, – заливался Пустой, – а вы устроили Новогодний утренник!

– Что мы бабы что ли, чулки одевать? – хохотал Мускул.

Бивень схватился за живот и хохотал так:

– Ой, ой, ой!

– Хватит! – вдруг стукнул ладонью по столу посуровевший Пустой. Плохая примета так ржать. К слезам! На чем мы остановились?

– Считали трупы, – подсказал Мускул.

– Да, – согласился Пустой, – итого, значит, Татарин убит, вы двое как бы убиты, Мустанг мертвый и Череп...

– Тоже мертвый подсказал, – Мускул.

– Да, нет, дорогие мои, – Пустой в упор посмотрел на Бивня, – трупа его там не нашли.

– Как не нашли? – Бивень поперхнулся креветкой. – Я стрелял, он упал. Конкретно видел. Не, не мог я промазать. Я же, типа, целился. Он побежал, я прицелился, типа...

– Типа, типа, – передразнил его Пустой, – ладно, никуда он не денется. Податься ему некуда. Ко мне же и прибежит. Он же не в курсе, что вы в чеченцев переодевались, он то думает, что вас тоже грохнули. Вернется, а я найду способ его убрать, чтобы не маячил, если появится. Но мне почему-то кажется, что он уже бежит из Питера без оглядки куда-нибудь за Урал от греха подальше. Но дело даже не в этом говнюке Черепе. Есть еще один более крупный сбой в моем безупречном плане.

Пустой замолчал, Мускул и Бивень насторожились.

– Я рассчитывал, что чеченцы те, что за моими деньгами охотились, продолжил Пустой, – с таксиста бабки мои стрясут и свалят в свою Чечню благополучно, а мы на них всех собак повесим. Все на них спишем, что в ангаре случилось. А их уже из Чечни хрен кто достанет.

– Да, а что получилось? – с нетерпением спросил Мускул.

– А то, что взяли их сегодня днем, – ответил Пустой, – всю гоп-компанию. И бля, надо же, как раз в то же самое время, когда вы в ангаре чеченцев в масках зайчиков изображали.

– Да, хреново дела, – покачал головой Мускул.

– Хреновее, конечно, получилось, чем мы рассчитывали, но выкрутится можно, – подытожил Пустой, – есть у меня задумки, я и не из таких дел выбирался, так что давайте-ка, опрокинем еще по рюмашечке.

Мускул и Бивень с восторгом поддержали эту идею, наполнили бокалы, выпили, закусили и продолжили разговор.

– Вы меня, суки, так сильно примотали этим скотчем, что у меня руки затекли, – возмутился Пустой.

– Так это для достоверности, – оправдался Мускул, – что бы было похоже на настоящее нападение.

– Вы бы еще пристрелили меня для достоверности! – усмехнулся Пустой. Хорошо, хоть догадались меня возле обогревателя посадить, а-то бы я и вовсе окочурился.

Мускул и Бивень не стали разочаровывать шефа тем, что это получилось случайно, а выразили ему заверения, что они даже в такой трудный момент заботились о его здоровье.

– Ладно, врать-то, – отмахнулся Пустой, – так я вам и поверил.

– Мы с Бивнем, когда поехали от ангара, – сказал Мускул, – я чуть на дороге в собственную ловушку не попал. Чуть колесо не пробил. Вот дела бы были – заварить такую кашу и сесть на дороге с пробитым колесом! Я потом смотрел, у Родриго даже запаски не было с собой. Вот чувак ездит.

– Никто вас не видел, когда вы "товар" перегружали? – спросил Пустой.

– А кто там увидит? – ответил Мускул. – Это метрах в ста от дороги на Питер было. За дачным поселком есть старая дорога. Бивень туда заранее нашу грузовую "Газель" отогнал. Была, конечно, опасность, что пока мы дела делаем, какой-нибудь шаромыжник ее угонит или колесо снимет, поэтому я своего Али к машине на цепь привязал, чтобы ему доступ был к любой ее части.

– Да, твоему бультерьеру палец в рот не клади, – усмехнулся Пустой.

– Приехали, а он сидит, сторожит машину, – продолжил Мускул.

– Он меня чуть реально не тяпнул, – добавил Бивень, – и главное сидел молча, а потом как кинется! Не гавкал ничего, вот порода!

– Та собака, что лает, никогда не кусает, – произнес Пустой народную мудрость, – а та, что не лает, наоборот.

– Так и у людей, – подытожил Мускул. – Мы с Бивнем все банки быстро перекидали, а ту, что была вскрыта, случайно на пол рассыпали. Пришлось машину поджечь, чтобы следов никаких не осталось.

– Я вообще думал, что вы эту вскрытую банку забудете, – сказал Пустой, – Бивень деньги со стола схватил, а банку оставил. Вот подарочек был бы ментам!

– Это я вспомнил, – гордо сказал Мускул.

– Кстати, а где деньги, которые были в чемодане? – вспомнил Пустой.

– Там же "кукла" была, – удивился Бивень, – мы чемоданчик в сожженной машине оставили.

– Кукла? – сощурившись, спросил Пустой, – сверху десять пачек лежали с настоящими сотками сверху и снизу. Вот и посчитай, сколько в той "кукле" было реально "бабок"?

Бивень зашевелил губами, подсчитывая в уме.

– Две тысячи там было, – сказал Мускул, – взял я их Пустой. У меня они все в куртке целы и невредимы.

– Когда ты успел их взять? – удивился Бивень.

– Тогда, когда ты банки грузил, – ответил Мускул.

– А-а, – протянул Бивень.

– Сейчас я отдам их, шеф, – сказал Мускул, попытавшись встать из-за стола.

– Не надо, – Пустой удержал Мускула за руку, – это премия вам за работу. Каждому по "куску" на виски и девочек.

Мускул и бивень радостно кивнули. Говорить "Спасибо" в их среде считалось в падлу.

– Потом все без осложнений? – спросил Пустой.

– Отвезли, как ты и сказал к Деду на хату, – ответил Мускул, – спрятали банки в погребе до лучших времен.

Тот, кого Мускул назвал Дедом, был выжившим из ума старикашкой лет шестидесяти. В свое время он сидел вместе с Мускулом за зоне и тогда еще отличался здравым умом и трезвой памятью. Он и сейчас был больным только большей половиной своего мозга. Кое-что понимал, кое-что нет.

Ему всюду мерещились ментовские засады, к дому своему он никого не подпускал, а соседей запугал до смерти. Местная милиция его с некоторых пор не забирала, переадресовав эту обязанность психиатрам. Те же, подержав его пару раз в психушке, поставили диагноз "Не опасен" и оставили в покое.

Местные жители к тому времени смирились с тем, что у них в поселке живет такой полудурок, обращались с Дедом осторожно, и он не причинял никому вреда. Единственный человек, кого Дед уважал и боялся, был Мускул. А Мускул в свою очередь имел подход к этому полусумасшедшему уголовнику, чем умело пользовался.

В доме Деда в тайниках хранилось оружие, а в погребе в этот раз спрятали наркотики. Погреб был необычным, цементным с металлической дверью настоящая крепость. Соседи, как уже и говорилось выше, старались в сторону дома Деда не смотреть, на вопросы милиции не отвечать от греха подальше. Поселковый милиционер, который собирал дань с местных жителей курями, мог был быть легко подкуплен, поэтому опасений не вызывал.

Впрочем, он итак был давно уже куплен Мускулам, который завозил ему в каждый свой визит блок сигарет и бутылку водки. Исходя из этого, более надежного хранилища для наркотиков в это смутное время, и придумать было нельзя.

– Ключи от погреба вот, – сказал Мускул, – единственные. Лучше не терять, а то взрывать придется, потому, что там не погреб, а сейф.

– Ключи ключами, – сказал Пустой, пряча для надежности ключи в свой карман, – а как же я без тебя с Дедом разговаривать буду, когда вы уедете? Хотя, ладно, раньше, чем через две недели порошок доставать не будем, а к тому времени все уляжется, вы вернетесь, банки заберем, расфасуем и пустим по точкам. А теперь предлагаю снова выпить, чтобы и это дело у нас выгорело нормально!

Но выпить им не удалось – в дверь позвонили.

– Кого это еще черт несет? – непроизвольно вздрогнул Пустой.

Нервишки его в последние дни пошаливали. Мускул вытащил ствол.

– Да убери ты пушку, – махнул рукой Пустой, – сейчас по монитору глянем кто это.

Он переключил канал на телевизоре и на телеэкране изобразилась испуганная выпуклая морда Черепа. В подъезде у Пустого была установлена камера наблюдения, которая передавала изображение на телевизор. Очень удобно.

– О, бля, гляди-ка, сам пришел, – усмехнулся Мускул, – сейчас мы его тут и похороним, а труп ментам под нос подкинем, чтобы у нас дебит с кредитом сошелся. А то одного трупа не хватает.

– Спрячьтесь пока в спальне и не выходите, пока я не позову, – приказал Пустой, – Бивень убери две лишние рюмки и тарелки, чтобы он не догадался. И стулья. Хотя оставь все, как есть, я с ним в коридоре потолкую. Все, исчезните.

Мускул и Бивень скрылись за дверью в спальне, а Пустой на всякий случай проверил еще две камеры, которые были установлены у входной двери в подъезде и на улице. Все было чисто, только у соседнего подъезда мочился на водосточную трубу какой-то алкаш. Пустой подошел к двери и нарочито сонно, спросил:

– Кто там?

– Это я, Череп, – ответил горемыка из-за двери, – Борис Григорьевич, я убежал, меня ранили. Еле-еле выбрался и вас нашел. Впустите меня.

– Ты один? – спросил Пустой.

– Один я, – ответил Череп, – а с кем мне быть?

Пустой отворил ворота, впустил бедолагу и сразу же захлопнул за ним тяжелую входную дверь. Череп в изнеможении опустился на пуфик в прихожей. Пустой молча смотрел на него.

– Что же не приглашаете пройти в залу? – спросил Череп.

– Что-о-о-о? – гневно и разозлено спросил Пустой. – Пройти? Я из-за тебя чуть кони не двинул, гнида, ты, как последняя сука, сбежал и меня бросил. Я тебе деньги платил за то, что бы ты меня охранял, а ты...

– Ой, ой, ой, – неожиданно нагло передразнил Череп шефа, – тебе бы в театре играть, Пустой, да спектакли ставить. В ТЮЗе для детишек.

– Что? – еще больше не понял ошалевший Борис Григорьевич. – Как ты смеешь, ничтожество... Да я тебя...

– Подгузники от натуги не запачкай, – усмехнулся Череп.

– Мускул! Бивень! – в гневе взвизгнув, позвал подмогу Пустой, и сам отступил вглубь коридора, подальше от зарвавшегося подонка. Мало ли что у него на уме.

Бивень и Мускул с ухмылками и пушками наперевес быстро выскочили из спальни. Они уже успели накрутить на стволы пистолетов глушители и сразу наставили их на Черепа. Но Череп почему-то не удивился и даже не испугался. Он просто не двинулся с места.

– Браво, браво, браво, – тихо сказал Череп, – карнавал продолжается. А где же ваши масочки Зайчика и Деда Мороза? Что же ты Мускул тогда в ангаре масочку козлика не надел? Она бы тебе больше подошла. А тебе Бивень и масочки не надо.

Наглая самоуверенность Черепа вызвала смятение в стройных рядах защитников Бориса Григорьевича, да и самого слегка Пустого напугала. Но он быстро взял себя в руки.

– Мы тебя сейчас грохнем, – сказал Пустой, – тем более, что по милицейским сводкам ты уже труп.

– Вряд ли Расписному это понравится, – зевая, безразлично произнес Череп.

Все трое и Пустой, и Мускул, и Бивень напряглись и побледнели. Имя Расписного вызывало благоговейный страх даже у честных воров, а уж у нечестных вызывало непроизвольное мочеиспускание. Это был авторитет из авторитетов, вор старой закваски, к которому, поговаривали в народе, приезжал однажды советоваться по каким-то вопросам сам президент, а уж сошки поменьше типа мэров и губернаторов тянулись к нему в очередь.

– Ты, че, гнида, нас на понт берешь? – прошипел Мускул. – При чем тут Расписной?

– А при том, что не любит он таких поступков, – ответил Череп. Вообще, он сейчас сам вам расскажет. Дверь откройте.

Пустой, как ошпаренный кинулся к телевизору и ошалело уставился в монитор. На него с экрана глядел худой высокий старик в длинном кожаном пальто. Пустой хрюкнул и побежал открывать. Он даже не заметил, кто еще пришел с авторитетом, потому что почуял свой близкий конец.

Дверь распахнулась, авторитет шагнул в коридор и, увидев, вооруженных Мускула и Бивня, сказал протяжным трескучим голосом:

– О, я вижу и оба "трупа" здесь. Еще не засмердели? Отдайте стволы моим ребятам. Они вам не понадобятся.

Он, не торопясь, прошел в зал и сел в кресло, которое занимал за столом Пустой. За ним прошли в зал Родриго и Череп. Один из двоих плечистых молодцев, которые прибыли вместе с Расписным подошел к Мускулу и Бивню, бесцеремонно отобрал у них пушки, а самих подтолкнул идти в зал. Мускул и Бивень нехотя подчинились. Охрана Расписного прошла в зал и встала у него за спиной.

В зале в кресле сидел только Расписной, остальные стояли. Его худые длинные пальцы, сплошь покрытые дорогими перстнями и синими наколками, постукивали по подлокотнику.

– Пьете, кушаете, – задумчиво произнес авторитет.

– Угощайся, Расписной, – предложил дрогнувшим голосом Пустой.

– Благодарствуйте, – кивнул головой Расписной, – я бы поел, да только кусок в горло не идет, когда думаю о том, какая падла рядом со мной хлеб жрала.

– Это ты про кого, Расписной? – с деланным недоумение спросил Пустой.

– Да про тебя же, горемычного, – ответил Расписной.

– А с каких это пор, ты, Расписной, вор авторитетный, напрасным наговорам веришь? – спросил Пустой, пытаясь защитить свою жизнь.

– Напрасным, говоришь? – усмехнулся Расписной. – Как объяснишь, тогда, что твои двое, кого ты похоронил, живы и здоровы и, как я вижу, умирать не собирались.

Пустой ни на секунду не растерялся.

– Мускул и Бивня чеченцы связали и бросили в канаву, – на ходу придумал Пустой, – они там лежали, потом освободились и сразу ко мне.

– Кровь была на заднем сидении у джипа, – воскликнул Родриго, – ты сам мне ее показал. Все заднее сидение в крови!

– Это я чеченцу нос разбил, – поддержал шефа Мускул, – когда нас вязали. Он – раз! Я ему в нос!

На самом деле на заднее сидение сам Мускул разлил кетчуп именно для того, чтобы Пустой мог ввести в заблуждение Родриго. Так было оговорено в их плане.

– Ой, не свисти, Мускул, – сорвался Родриго, – там было очень много крови. Грохнули бы тебя, если бы ты ему так нос разбил. А на тебе ни царапины! Где вас вязали? Руки покажите?

Ни Мускул, ни Бивень ничего не ответили, но и руки не показали.

– Цыц, – тихо сказал Расписной и все умолкли.

– Значит вас двоих, людей не слабых, бандитов, – продолжил Расписной, какие-то чеченцы связали и бросили в канаву. И сколько же их было, этих чеченцев?

– Шестеро, – ляпнул Мускул.

Для убедительности он назвал такое число, чтобы было понятно, почему их, таких крутых удалось связать. Задавили, мол, числом.

– Как же так? – продолжал вопрошать Расписной. – Вы сидите в машине, к вам направляются шестеро людей явно не русской национальности, вы этого не замечаете, даете себя связать и кинуть в канаву. Чем вы там занимались в машине, любовью друг с другом?

Все, кто были в зале, дружно захохотали. Все, кроме естественно Пустого и покрасневших от натуги и гнева Мускула и Бивня.

– Они не подошли, подъехали, – продолжал врать Мускул, – выскочили из машины, приставили пушки ко лбу и вытащили нас из машины.

– На чем подъехали? – спросил Расписной.

– Я же говорю на машине, – ответил Мускул.

– На какой, я спрашиваю, марку назови? – продолжил Расписной. – Хотя ты молчи, пусть вот этот здоровяк ответит.

Он перстом указал на Бивня.

– На "Жигулях", – ляпнул Бивень и посмотрел на Мускула. Правильно ли он продолжил?

– Значит, на "Жигулях" чеченцы подъехали вшестером, – подытожил Расписной, – стало быть, один из чеченцев сидел на коленках у другого. Не заметили впереди или сзади?

В этом месте хихикнул один Череп. Бивень с ненавистью посмотрел на него.

– Они налетели быстро, – продолжил гнуть свою линию Мускул, – мы не видели, как они подъехали.

– Долго еще вы мне будете голову морочить? – чуть повысил тон Расписной. – Ментам на допросе будешь фуфло втирать! Чеченцев взяли в то время, когда вы в ангаре куролесили!

– Да, что у нас на весь Питер только эти чеченцы, которых взяли? вмешался Пустой. – Их полно, весь город заполонили. Не считая азеров, армян, цыган и прочей шелухи!

– Э, ты, молчи, – возмутился Родриго, – шакал!

– Цыц, – снова сказал Расписной и все затихли, – говори, Череп.

Тот, словно ждал своего часа, вышел на шаг вперед и сказал:

– Я их сразу узнал обоих и Мускула в маске Деда Мороза и Бивня в маске Зайца. По походке, по повадкам, а Мускула по голосу, хотя он его старательно за акцентом прятал. Мускул поэтому сразу же Татарина завалил, чтобы тот его не узнал и не выдал. Я тогда понял, что моя очередь следующая. Раз меня не предупредили обо всем этом маскараде, значит, и дело мое труба. Я ждать не стал, когда меня грохнут, момент подловил, выскочил из ангара и побежал. Бивень мне вслед стрелял и ранил в ногу, гнида. Я упал.

– Я же говорил, Пустой, что не промазал, – вдруг ляпнул Бивень.

– Ты че городишь, придурок? – прикрикнул на него Мускул, – лишнего выпил что ли?

Но было уже поздно. Бивень своим ляпсусом заложил их всех.

– Паскудно это, ох, паскудно, – покачал головой Расписной, – своих же стрелять из за бабок. Крысы вы, а ты Пустой главная крыса. Ну, и что мне теперь с вами делать?

Пустой понял, что дело его сейчас закроют, рухнул на колени и попытался вымолить прощение. Репутацию свою он, конечно, безвозвратно терял, а вот жизнь могли и сохранить. Это было дороже.

– Пойми, Расписной, – начал ныть он, – выбора у меня не было, мои пятьсот штук таксист увез, мы его ловили, но не поймали. Родриго свое требовал, я пробовал подзанять, но ни у кого таких денег налом не было. То, что мы Татарина грохнули, так поделом ему, это он мои дела тем чеченцам сдал, а Череп с ним был, и деньги не сберег. Наказать я их хотел! Мустанга я вычислил, он был "красным", ментовский стукачок, туда ему и дорога. А вот людей Родриго я убивать не хотел. Это Мускул самоуправством занялся, он их по собственной инициативе убил. Я ему этого не приказывал делать!

– Ах, ты крыса поганая! – рванул с места Мускул. – Ты что несешь? Ты сам мне сказал всех грохнуть!

– Стоять! – приказал Расписной и Мускул замер на месте.

Его глубокое уважение к Борису Григорьевичу исчезло вмиг, как кусок мяса в аквариуме с пираньями. Обалдевший Бивень тоже стоял неподвижно, как скала.

– Родриго вы кинули, – медленно произнес Расписной, – на Амджана тень бросили, меня отвлекли от важных дел. Парня честного чуть не завалили, – он указал перстом на Черепа.

Череп от такого знака внимания самого Расписного чуть не потерял сознания. Все-таки, он верно сделал, что когда, после бойни в ангаре, до города добрался, сразу же к Амджану подался рассказать, как его соотечественников Пустой подставляет. Амджан его терпеливо выслушал и свел с Родриго, а уже все втроем они поехали к Расписному.

Вот теперь сам Расписной его честным парнем назвал, а это считай, что в блатном мире он внеочередное звание получил. Тьфу, ментовскими регалиями от такого оборота попахивает! Не звание, скажем, а гильдию. Тоже херня, на купца похоже. Короче, стал Череп еще круче, чем был раньше.

– Ссучился ты, Пустой, – подытожил Расписной, – а за это по нашим законам полагается тебя наказать. Готов подохнуть или откупишься?

– Откуплюсь, – торопливо закивал Пустой.

– Но должен ты, Пустой, денег очень много, – начал считать Расписной, очень много. У Родриго ты двух его друзей убил, а у них семь, дети, внуки, кормить их некому. Сам Родриго пострадал, а я его давно знаю, он не сука. За то, что ты так с ним и с его друзьями поступил, заплатишь ему миллион зелеными и порошок весь вернешь.

Челюсть Пустого отпала до самого галстука.

– Да где же я? – начал было он говорить, но Расписной приказал:

– Цыц! Это еще не все! Мне заплатишь столько же за то, что я тебя, гниду, живым оставлю и Амджану еще половину от этой суммы, то есть пятьсот тысяч за то, что ты его оскорбил, тем, что на его людей подозрение навел.

Про Черепа, упомянутого среди оскорбленных в первой части монолога Расписного, при дележе денег он даже не упомянул. Но Череп, как человек не глупый, не стал акцентировать на этом внимания.

– У меня нет столько денег, – жалобно пролепетал Пустой.

– Ничего, – успокоил его Расписной, – у тебя есть активы, есть недвижимость, есть магазины, два ночных клуба и даже один заводик. Нам все про тебя известно. Перепишешь свои ночные клубы на Родриго, считай, отдал ему долг, я посмотрю чего у тебя в дар принять. Что твой заводик производит?

– Водку, – уныло буркнул Пустой.

– Это мне подойдет, – согласился Расписной, – магазины поделим между Амджаном и мной, за неделю управимся. У меня хорошие нотариусы, все быстро переоформят, они у меня быстро действуют, грамотно, ни одна блоха не подкопается.

– А я с чем останусь? – задал глупый вопрос Пустой.

– Ты? – удивился Расписной. – А тебя уже нет. Ты никто. И останешься ты со своей ничтожной жизнью, неужели тебе этого мало?

– А откуда я знаю, что ты меня не грохнешь, когда все будет переоформлено? – спросил Пустой напрямую.

– А оттуда, паскудник, – ответил Расписной, – что это я тебе слово дал, а мое слово тверже камня и если я сказал, что ты, перхоть, жив останешься, то так оно и будет. Мало того, жизнь твоя ничтожная будет под моей защитой.

Пустой облегченно и незаметно для посторонних глаз вздохнул. Расписной слово держал, это весь блатной мир знал. Жалко, конечно, расставаться с тем, что нажито непосильным трудом, но теперь уже все равно никуда не дернешься, потому что его репутация была безнадежно испорчена. Назавтра уже о подлости Пустого весь город знать будет. Да что город, вся Россия. Никто с ним бизнес делать не захочет.

Но то в России, а на Кипре можно начать все заново. Там у Пустого была вилла и ресторанчик, который он умно записал на имя своей жены. Да и сама жена его там жила. Уедет он из этой гадской страны! Уедет и все тут, а на Кипре начнет все заново. Главное, что есть голова на плечах и в живых его оставят.

– Расписной, – спросил Родриго, удовлетворенный результатами разборки, – а куда мне порошок теперь девать, который я для Пустого привозил? Не обратно же его везти, а здесь у меня больше покупателей нет.

– Могу я у тебя его купить, – неохотно произнес Расписной, – хотя для меня это лишняя морока, разве, для того лишь, что бы тебе помочь могу его взять.

– Благодарю, Расписной, – обрадовался Родриго, – мне надо уже завтра деньги поставщикам отдать. Они на границе ждут, а им лишние задержки тут, в России ни к чему.

– Триста тысяч я тебе дам, – оценил партию наркотиков Расписной.

– Да, как же, – робко возмутился Родриго, – там же товара на пятьсот тысяч. Отборный порошок, высший сорт...

– Ну не хочешь, как хочешь, – ответил Расписной, – моё дело предложить...

– Я согласен, – торопливо выпалил Родриго.

Он подумал, что с его стороны будет не мудро отказаться от этого предложения. К тому же, Расписной пообещал подарить ему ночные клубы зачмаренного Пустого. А это значит, что Родриго может спокойно свой товар там и реализовывать в будущем. Сверхприбыли, которые при этом почудились счастливому Родриго, так закружили ему голову, что он чуть не упал.

– Где порошок, Пустой? – спросил Расписной.

– Спрятан в надежном месте, – ответил тот.

Он маленько расслабился, почуяв, что жизнь ему удалось сохранить. Мускул и Бивень стояли отдельно от всей компании в углу зала перед телевизором. Они тоже имели надежду, что уж раз их шефа пощадил от расправы справедливый Расписной, то и их жизни будут сохранены. Но еще не до конца уверенные в этом они все же сомневались и боялись спросить.

– Поехали, – сказал Расписной, поднимаясь с кресла, – ты Пустой со мной поедешь, погостишь у меня, пока мы будем решать дела наши.

Пустой кивнул и поплелся вслед за авторитетом. Он даже не взглянул на Мускула и Бивня, которые переминались с ноги на ногу в углу комнаты.

– А с этими что делать? – спросил один из подручных Расписного.

– С этими? – Расписной на мгновение остановился и кинул взгляд на бедолаг, ожидающих решения своей участи. – Они нам больше не нужны.

Он шагнул за порог и в это время подручные Расписного в доли секунды вытащили из-за пазухи свои пистолеты с глушителями и уже через минуту сквозь тела Мускула и Бивня можно было бы просеивать рис. Кровища забрызгала стену и угол, с грохотом взорвался телевизор в который попала пуля, загорелась гардина. Окровавленные Мускул и Бивень недвижно распластались на полу, а явившиеся невольными свидетелями этой короткой расправы Родриго, Череп и Пустой спешно покинули вслед за Расписным квартиру.

Подручные Расписного хладнокровно убрали стволы, прикрыли дверь в зал, аккуратно выключили везде свет, захлопнули входную дверь и стали спускаться по лестнице вниз. У выхода из подъезда Расписного встретили еще двое охранников и проводили к черному "Мерседесу". Расписной сел сзади справа и не успели еще за ним закрыть дверь, как подбежал Родриго.

– Расписной, а когда я получу свои деньги за порошок? – спросил он.

– Тогда, когда я получу свой порошок, – ответил Расписной.

– Понимаешь, – сказал Родриго, – у меня сейчас нет ни транспорта, ни людей. Машина сгорела, моих парней убили. Мне не на чем даже его забрать оттуда, где он хранится у Пустого. Тем более, что Пустой не сказал где это.

– Пустой, – позвал Расписной из машины, – подойди.

Борис Григорьевич быстро подошел и с вниманием пригнулся к открытой двери "Мерседеса". Пустого особо никто не охранял, но он и сам понимал, что в нынешнем его положении бежать было просто глупо.

– Где порошок? – спросил Расписной.

– За городом в одном доме, – ответил Пустой, – там у нас свой человек его стережет.

О том, что этот человек сумасшедший и не узнает никого, кроме Мускула, Борис Григорьевич умолчал.

– В каком доме конкретно? – с железной ноткой в голосе уточнил Расписной. – Адрес?

– В Парголово, дом восемнадцать по улице Победы, – ответил Пустой.

– Кто дом сторожит? – спросил Расписной. – Хотя какого черта я спрашиваю, сам с нами поедешь, и будешь разговаривать. Раз уж я с вами сегодня связался, – махнул рукой Расписной, – поехали, а я сейчас позвоню и свой грузовичок подгоню к этому месту. Много там товара?

– В грузовичок поместится, – ответил Родриго.

– Тогда поехали, – сказал Расписной, – ты, Пустой, садись ко мне, ты мне "дорог" стал последнее время. Родриго и Череп садитесь в джип и погнали.

Авторитет передвигался по городу, как и положено авторитету в кортеже впереди его "Мерседес", сзади охрана в джипе.

– Расписной, – попросил Череп, – можно отолью сбегаю в подворотне, а то не доеду до Парголово.

– Подгузники надо носить, если у тебя недержание, – ответил Расписной, – давай мигом.

Череп сорвался с места и сильно хромая побежал в подворотню.

– Интеллигент хренов, – сказал Родриго, – здесь, что ли не мог отлить, все равно ночь, никто не видит.

– Ты бы еще предложил на колеса моего "Мерседеса" поссать, – сказал Расписной, – какая разница, все равно никто не видит.

– Не, я не это хотел сказать, – испугался Родриго, – я просто хотел сказать, что все мужики и чего стесняться.

– А мне, может, неприятно смотреть как ты ссышь, – сказал Расписной.

В это время из подворотни опять же хромая, но снова бегом показался Череп. Он на ходу застегивал штаны.

– Молодец, боец, – сказал Расписной, – нравится он мне. Ранен, а все равно бегает.

Через десять секунд машину сорвались с места и двинулись в сторону Парголово.

29

Машины быстро мчались по ночному шоссе, каждый, из сидящих в них, думал о своем. Расписной думал о том, что в другой ситуации он бы не поперся ночью к черту на кулички, чтобы заниматься погрузкой наркотиков. Но с другой стороны, за сегодняшнюю ночь он не кисло приподнялся. Если даже не брать в расчет, ту недвижимость, которую он вскоре получит в "подарок" от Пустого, то на перепродаже наркоты он сможет неплохо навариться, тем более, что берет он ее у Родриго по оптовой цене, сэкономив на покупке почти двести тысяч.

Хорошо быть и судьей, и прокурором, и палачом в одном лице. Но для того, чтобы достичь такого положения вещей Расписному пришлось пройти все тюрьмы и пересылки родной стороны, начиная с малолетки и заканчивая зоной особого режима. У него никогда не было ни семьи, ни детей, он никогда в жизни не работал и ежеминутно в течение своей долгой жизни подвергал ее самую, свою жизнь непрерывному риску. Природная мудрость и отчаянное бесстрашие в любых вопросах постепенно возводили его все выше и выше по ступеням иерархии блатного мира.

И непонятно было, от кого он унаследовал эту природную мудрость, потому что вырос Расписной в детском доме, оттуда и отправился в колонию, получив свой первый срок за грабеж. Он не знал ни свою маму, ни своего папу, поэтому тяги к семье у него никогда не было. Он достиг очень многого для простого детдомовского голодранца и этим, несомненно, гордился.

Родриго думал о том, что это даже неплохо, что все так получилось, что Пустой оказался гнидой. По крайней мере, Родриго заработает теперь гораздо больше, чем планировал "срубить" от продажи наркотиков. Со смерти Пуха и Мустафы он тоже надеялся получить свои дивиденды. Это он сказал Расписному, что их семьи нуждаются теперь в поддержке и что бремя забот теперь ляжет на его, Родриго, плечи.

На самом деле активно помогать семьям покойников Родриго был не намерен. Ну, будет он подкидывать им понемногу, чтобы с голоду не сдохли, да и хватит с них. Нечего баловать. Расписной по честному отделил долю на содержание семей Мустафы и Пуха, а Родриго ее прикарманит. Вряд ли Расписной будет интересоваться, правильно ли Родриго деньги поделил.

Пустой, сидя в машине рядом с великим и ужасным Расписным, думал только о том, чтобы его не грохнули так же, как только что Мускула и Бивня, и никакие другие мысли не посещали сейчас его голову. Он попытался заговорить с авторитетом, чтобы расположить его к себе, но Расписной сказал только свое короткое: "Цыц!" и Пустой замолк, думая о том, что не все так уж плохо.

Череп ни о чем не думал – он банально заснул на заднем сидении джипа, спал и снов не видел. Все четыре охранника Расписного – двое в "Мерседесе", двое в джипе думали каждый о своем, но то о чем они думали к сюжету данного произведения отношения не имеет и поэтому мы их думы опустим без ущерба для повествования.

Наконец, подъехали к дому Деда в Парголово. Один из охранников Расписного оказался местным и поэтому нужный дом они нашли без труда. Грузовичка, который вызвал Расписной, пока еще на месте не было, в домах поселка свет не горел, жители его мирно спали, включая, судя по всему, и самого Деда.

Но это только казалось. Дед услышал, что к его дому подъехали машины, тихонько встал с постели, в которой он спал, не раздеваясь, и на цыпочках подошел к окну. Осторожно отодвинул штору и поглядел в образовавшеюся щель на улицу. Он увидел два темных силуэта больших машин и услышал приглушенные голоса.