Текст книги "Десант. Повесть о школьном друге"

Автор книги: Семен Шмерлинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

– Зачем так говоришь, обижаешь, – отозвался Шабанов. – Нехорошо. Мы – гвардейцы.

– Ладно, поглядим.

Как– то враз моряки засуетились. Послышались короткие команды. Пехотинцы, напряженно вглядываясь, заметили впереди и справа черные силуэты судов. Немцы! Какие корабли, сколько их? Угнетала беспомощность. Боя не миновать, а что они могут сделать, жалкие «пассажиры»?

– Помню, – рассказывает Конов, – как командир катера, лейтенант, сказал мне вежливо: «Товарищ гвардии майор, освободите, пожалуйста, рубку. Драться будем», – и стал к пулемету. Я – что я тут мог? – вышел и присел к бойцам в желоб, в который кладут торпеду… Да, мы не прошли незамеченными, фашисты преградили нам путь.

В истории дивизии этот эпизод выглядит так:

«При повороте на боевой курс отряд встретил шесть быстроходных десантных барж противника. С барж открыли пулеметный и артиллерийский огонь, которым подожжен один катерный тральщик КТ. Команда и десант в количестве 27 человек погибли».

Померк блеск луны. Море и небо осветили острые, яркие вспышки, исхлестали трассы пуль. Все билось, грохотало. На глазах у Некрасова и всех прижавшихся к бортам пехотинцев близко, совсем близко вспыхнул факелом катер, где находились товарищи из их батальона, с которыми Леопольд служил еще с городокских боев. Минута-другая, и факел погас, поглощенный морем. И броситься на помощь, спасти, как это не раз делал капитан на сухопутье, было нельзя. Поздно.

Трудно сказать, сколько длился этот морской бой. Вероятно, считанные минуты. Бронекатера атаковали противника, сбили его с курса, зажгли и уничтожили одну из десантных барж, остальные отогнали куда-то южнее. Они расчистили дорогу катерному отряду.

И опять блеск луны, приглушенный рокот моторов и огромное чужое море. Вскоре оно осветилось высоким, развороченным костром, бросающим в небо искры. Слева на траверзе выплыл Пиллау, город и порт, который, гвардии капитан знал, штурмовали соединения и части 11-й гвардейской армии.

Пиллау – это крепкие приморские здания, старая крепость с валами, башнями, равелинами, десятки укреплений. В городе и на всем Пиллауском полуострове сил у немцев было много. Там скопились десятки тысяч солдат и офицеров. Конечно, дивизии фашистов были основательно потрепаны, но их двадцать четыре пехотных и две танковых! Девятнадцать дивизионов и сорок пять зенитных батарей обороняли Пиллау.

Как и все десантники, Некрасов не мог не подумать о том, что с этими страшными силами, так или иначе, придется встретиться и ему. Немцев не сегодня, так завтра выбьют из города и порта. Но куда устремится эта масса фашистских войск? Дорога у нее одна – через узкий пролив, точнее, устье канала – Зеетиф, на косу Фрише-Нерунг, тонким клином уходящую на юго-запад. Там их спасение и возможность возвращения в свой «фатерланд». Тысячи и тысячи остервенелых фрицев кинутся на косу, и путь им должен преградить десант.

Эта мысль пришла в голову каждому офицеру и бойцу отряда, но ее перебила другая: как-то еще совершится высадка, удастся ли занять плацдарм на темном, молчаливом берегу?

Пал туман. Засочился дождь. Берег приближался. Катера по команде «Все вдруг!» резко изменили курс и стрел. Из кильватерной колонны круто повернули влево и устремились к побережью – в район приморского поселка Вальдхалле. И тут снова загремели выстрелы. Немцы били с притаившихся барж и из береговых зенитных орудий. Запылал еще один КТ. Объятый пламенем катер не отставал от других, рвался к месту высадки. Но не дошел. Десантники погибли в огне и волнах, и только двое или трое из команды добрались до цели. Они присоединились к пехотинцам.

Морякам не пришлось никого выбрасывать или подталкивать. Когда катер с минометчиками сбавил ход, бойцы, разобрав оружие, прихватив мины, уже стояли готовые к прыжку. Они смотрели на узкую полоску песка и высокие увалы, закрывавшие для них горизонт.

КТ закачался на прибрежной волне.

– Пошли! – крикнул старшина-катерник.

Как свидетельствуют ветераны, гвардии капитан Некрасов первым прыгнул с борта в холодную воду. Он не спешил. Задержался и, поднимая над головой автомат, ждал, когда покинут борт все минометчики.

«Мы были перегружены оружием, боеприпасами, – вспоминает В. Р. Ковалев. – Мне, Коле Воронкову и другим пришлось нести опорную плиту, ствол и мины. Было тяжело и страшно. Но все же кто сполз, кто прыгнул… Некоторых потянуло на дно. Но капитан был рядом и помог нам».

2

Высадка Западного отряда началась около двух часов пополуночи, когда над морем и побережьем слоился густой туман, струился дождь. Смутно светила тесная полоска песчаного пляжа, манила пехотинцев. Но до нее еще надо было добраться. Поднимая над головой автоматы и «ручники», раздвигая грудью неподатливую, обжигающую холодную воду, бойцы упрямо шагали по неверному дну. Ватники сбросили на катерах, но и набрякшие вещмешки, шаровары, сапоги тянули пудовым грузом.

В полусотне метров от берега стрелки взяли оружие на изготовку и открыли огонь. Навьюченные своими минометами, боеприпасами, некрасовцы едва поспевали за ними.

Округлые глыбы дюн заискрились ответными выстрелами.

Из– под ног внезапно ушла земля: минометчики ступили в глубокую промоину. Некрасова захлестнула волна, унесла пилотку, но он тотчас вынырнул и на плаву огляделся. Слева тонул Ковалев. Барахтаясь, захлебываясь, он не выпускал из рук «трубу». Гвардии капитан бросился к нему, обхватил за плечи и вместе со стволом миномета вытолкнул на мель. Еще горше пришлось Воронкову. Его топила увесистая опорная плита. Рубя саженками, Некрасов подплыл к нему, помог выбраться из глубины. Вдвоем они выскочили на берег.

Впереди бежали пехотинцы, карабкались на крутой откос.

По гребню дюн пролегала немецкая траншея, из нее беспорядочно били автоматы и пулеметы. К счастью, наши стрелки оказались в «мертвом пространстве», и первые пули их миновали. Гвардии капитан понял, что его поддержка необходима именно сейчас. Огневую позицию занял у самого уреза воды. Волны лизали опорные плиты, впечатавшиеся в песок. Мины были наготове – в руках, прицепленные к поясу, связками перекинутые через плечо. В секунды зарядили три уже установленных миномета, и грянул первый залп – на самую близкую дистанцию. «Хвостатые» взметнулись над дюнами, рванули на гребне.

– Как только мы зацепились за клочок земли и под обстрелом побежали к высоткам, минометчики сразу же дали огонь, – рассказывает комбат Конов. – Не скажу точно, сколько мин они выпустили. Вероятно, штук по пяти каждый расчет, и нас хорошо поддержали…

Ворвавшись в траншею, десантники завязали рукопашную и быстро одолели противника. Фашисты сдавались, бежали прочь. Преследуя их, наши стрелки встретили главные очаги вражеской обороны – то были долговременные укрепления, оборонявшие подступы к военно-морской базе – крепости Пиллау. Справа и слева, в глубине песчаных холмов простирались бункеры, блиндажи, казематы, а поодаль и доты. Чернели провалы бойниц, серели бетонные плиты, торчали трубы вентиляции. Все это возникло перед глазами, в десятках шагов…

Бой, который тотчас разгорелся в недрах высоких дюн, несомненно, представляет собой загадку. Как это в течение неполного часа (комбат считает, что он длился минут пятьдесят) шесть сотен наших автоматчиков, пулеметчиков и минометчиков, только что выбравшихся на сушу, сумели одолеть врага, который, по крайней мере, втрое превосходил их по численности, был укрыт бетоном, имел не только стрелковое, но и артиллерийское вооружение?

Безусловно, нашими союзниками были внезапность и дерзость. Пленные немцы потом показывали, что ждали нападения в полночь и, вероятнее всего, со стороны пролива Зеетиф, а потом расслабились, задремали, утратили бдительность. Но к этому следует добавить, что в конце апреля сорок пятого, как замечали наши солдаты, «немец стал не тот, что прежде». Большинство державших оборону помышляло не столько о сопротивлении, сколько о бегстве. Ждали пароходов, барж, которые прямо с косы эвакуируют их в Германию. Выросшие на гребне и показавшиеся гигантскими фигуры наших пехотинцев парализовали их волю, повергли в ужас.

«Враг был ошеломлен внезапностью, – характеризует этот бой генерал Галицкий. – Оказав незначительное сопротивление, подразделения противника сдались в плен».

Наши пехотинцы растеклись по подземельям.

– Из траншеи я кинулся в блиндаж, – вспоминает комбат. – Скатился по бетонным ступеням. Выхватил гранату. Вбегаю. Немец у телефона. «Хенде хох!» Перепуганный, он вскочил, поднял руки. Я его разоружил. Подумал: «Куда девать?… Ведь их сотни…»

Но были и яростные стычки. В истории Городокской дивизии сказано, что в этом бою отличились пулеметчики – четырежды орденоносец Калинин и кавалер орденов Славы комсорг Китальный. Они не только прикрыли высадку и бросок стрелков, но огнем очищали траншею, били по амбразурам. Китальный гранатами уничтожил минометный расчет врага, а Калинин в блиндаже взял в плен трех офицеров и трех солдат. Один – шестерых! А группа бойцов под командованием гвардии капитана Пронина через тридцать минут после высадки уничтожила до 90 гитлеровцев и взяла в плен до 120.

После первых залпов гвардии капитан получил подкрепление. Все расчеты собрались на мокром песчаном пляже. Сюда же моряки-катерники доставили на шлюпке весь запас мин. Верный правилу «Не вижу – не стреляю», Некрасов вслед за пехотинцами вскарабкался на дюны и, быстро оценив обстановку, понял, что в ближайшие минуты он и его подчиненные нужны для рукопашного боя.

– По одному у минометов, остальные – за мной! И два десятка его бойцов с автоматами и гранатами ворвались в подземный гарнизон.

– Шабанов, Гладков, Воронков, Давиденко, я и другие, – рассказывает Ковалев, – бросились за гвардии капитаном… Он кинул две гранаты в вентиляционную трубу, а потом влетел в бункер. Там он взял два немецких пулемета… Мы тоже брали оружие, пленных…

– Я несколько раз видел Некрасова при штурме укреплений, – вспоминает комбат. – С автоматом, гранатами он и его минометчики прочесывали укрепления, выводили пленных немцев… Напористости, решительности ему, как говорится, было не занимать. И еще хочу подчеркнуть одно обстоятельство. В этой круговерти, нашей разобщенности по бетонным норам немудрено было растерять людей. Роты перемешались. Но гвардии капитан своих всегда видел, и когда подземная схватка закончилась, он сразу собрал роту, доложил мне и получил новую задачу.

Пленных оказалось так много, что это внушало командованию десанта самые серьезные опасения. Как записано в истории дивизии, после высадки на побережье было захвачено около полутора тысяч фашистских солдат и офицеров. Целая воинская часть! Их собрали на пятачке у самого берега и приставили к ним более чем скромную охрану, – много ли мог выделить десант, которому предстояло решать свою главную задачу. Как еще поведут себя эти сотни притихших, испуганных фашистских солдат, лишенных оружия, но, быть может, еще не сломленных? Они оставались в ближнем тылу нашего отряда, как кастет, занесенный над головой. Но никто из бойцов и командиров и пальцем не тронул пленных. Только иногда с тревогой посматривали на темную шевелящуюся в предрассветных, сумерках массу немецких солдат.

Вскоре их потеряли из виду: отряд переместился. Оставив бетонные укрепления, гвардейцы вышли в центр косы Фрише-Нерунг. Некрасова тоже не устраивали огневые позиции у уреза воды. Надо было перевалить дюны и выйти в густой и влажный лес.

Шел пятый час утра. Туман рассеивался, и с высоты песчаных холмов открылись незнакомые окрестности.

Если, взобравшись на гребень дюн, рассматривать косу Фрише-Нерунг, то невольно удивишься. В районе высадки десанта ширина косы едва достигает шестисот метров, но противоположного берега, омываемого заливом Фришес-Хафф, даже в ясную погоду не видно. Обзор застилает лес, занявший низины, увалы. Слева темнеют домики поселка. Редкие сосны, склонившие свои вершины под морскими ветрами, продолжаются густыми порослями осины, ольхи, граба и редкими свечками берез. Вслед за песком дюн, как бы им в контраст, темнеет стоячая болотная вода, заливающая корни деревьев и кустарников. Лес прорезает тонкая полоска шоссе, изредка высветливают поляны.

Можно себе представить, как выбирали здесь свою новую позицию и рыли окопы минометчики гвардии капитана Некрасова. Конечно, у Леопольда, да и не только у него, был соблазн: прижаться к бетонным укреплениям. Во всех отношениях это было спокойнее: за спиной – надежное укрытие. Но он сделал еще один выбор – и вывел роту поближе к шоссе, то есть поставил ее на пути отступления немцев.

Надо полагать, что он и другие десантники с надеждой прислушивались к перестрелке на востоке. С того берега должно было прийти подкрепление: там высаживался Восточный десант.

Но пока подкрепления не было.

«Конечно, десанты в основном справились со своей задачей, – писал в своих воспоминаниях генерал Галицкий. – Но в их организации были допущены некоторые просчеты: второй эшелон Восточного десанта высадился только через несколько часов, а первый высадился не там, где намечено. Все это создало тяжелую обстановку для отряда Л. Т. Белого».

Что ж, как говаривал Леопольд, повторяя знаменитые слова из фадеевского «Разгрома»: «Надо было жить и выполнять свои обязанности».

Наступило пять часов 26 апреля сорок пятого года.

Глава четырнадцатая. Последний бой

1

Немецкий подземный гарнизон был пленен, но бои не затихали. Они вспыхивали у подножия дюн, в сумеречном лесу, на тесном шоссе и полотне узкоколейки. То здесь, то там обнаруживались разрозненные группы фашистов. Из прибрежного поселка Нойтиф методично били вкопанные в землю танки и самоходки, а подавить их было нечем: десантники не имели артиллерии.

Некрасов вел свою роту среди разрывов, под свистящими осколками снарядов. Минометчики продвигались короткими, чуткими перебежками, поминутно укрываясь за стволами деревьев, бугорками, в ямах-водомоинах, сгибаясь под своим тяжелым грузом. Гвардии капитан присматривал огневую позицию. Выбор был ограничен: только узкая полоса в центре косы – главное направление отступления фашистов из Пиллау. Да и выбрать было не из чего: ни пологого оврага, ни доброй высотки, за обратным скатом которой надежно укроются минометы; то лес, то подлесок – обзор и обстрел ограничены. Наконец Некрасов остановился в неглубокой низинке, пересекавшей шоссе, – все-таки укрытие, да и заросли здесь пореже.

Приказав старшине Бояркину быстрее оборудовать огневые позиции, Некрасов выдвинулся вперед, чтобы найти себе наблюдательный пункт. Едва высунулся из-за кустов, как грянула автоматная очередь и пули распороли воздух над головой. Он распластался на прелой листве, ответил огнем из своего ППШ. Подумал, что от роты отрываться нельзя и рассчитывать на стрелковое прикрытие нечего. Настоящего НП, по всем правилам, тут не подобрать. Позади послышался шорох. Оглянулся. Полз Николай Колесов. «Спасибо. Не упускает из виду. Заменяет ординарца Короткова, Тереху». Вдвоем они для верности еще раз обстреляли кусты, где скрывался автоматчик, и, убедившись, что он уничтожен или отошел, заняли невысокий холмик рядом с огневой позицией роты: так-то верней…

Немцы не давали покоя. Отрывая окопы для минометов, протягивая телефонную нитку на КП батальона, бойцы то и дело прерывали работы. Отложив малые саперные лопатки, брались за оружие. Установив свои «самовары», некрасовцы под руководством энергичного Ивана Бояркина принялись отрывать стрелковые ячейки, а несколько человек направились к месту высадки, чтобы доставить на новую огневую весь запас мин. Они ползли под огнем…

«Хватит ли боеприпасов?» Эта мысль неотступно преследовала Леопольда. С минуты на минуту он ждал мощного удара врага со стороны пролива. Даже отсюда, из глубины лесистой косы, были отчетливо видны тяжелые и густые тучи дыма, огненные всполохи над Пиллау, и сюда доносился грохот сражения. Ясно, что наши стрелковые дивизии ворвались в город, отвоевывают квартал за кварталом, штурмуют старинную цитадель, порт с его бетонными сооружениями. Теснят и теснят фашистов, а те грузятся на баржи и катера и с боевой техникой переправляются через неширокий Зеетиф.

Сколько времени нужно немцам для этой переправы? Десятки минут – и вот они уже высаживаются на косе, скапливаются сотнями, а может, и тысячами. Конечно, офицеры организуют их в колонны и ведут на юго-запад, иного пути нет. Встреча с ними неминуема и близка.

Спокойствие и осмотрительность. Скорее закончить работы на огневой и глядеть в оба. И беречь, беречь мины. Все-таки мало их…

Память однополчан сохранила гвардии капитана в эти минуты. Волглое обмундирование, так и не просохшее после морской купели, обхватывало крутые плечи гребца, всю его стройную, крепкую фигуру. С неизменной трубочкой в руке, с автоматом ППШ на груди и вторым – трофейным «шмайссером» – за спиной, он придирчиво оглядывал скороспелую оборону. Прежде чем подняться на невысокий холм, где был отрыт окопчик его НП, он, улыбаясь, спросил:

– Ну как, ребята, устоим?

– Устоим, не впервой, – ответили ему, хотя, даже зная общую обстановку, минометчики вряд ли полностью представляли, что вскоре произойдет на этом клочке приморской земли.

– Не пропадем!

Шел седьмой час утра. Как отмечено в боевом донесении, в 6.10 первые подразделения противника, переправившиеся через пролив Зеетиф, натолкнулись на рубеж, занятый морским десантом. Колонна немцев силами до полка развернулась в плотные цепи и обрушилась на батальон гвардии майора Конова.

Телефонная связь тотчас оборвалась, и Некрасов, как мог, из окопа на холмике, выкрикивал команды. Минометчики дали несколько залпов. Разрывы ложились в гуще гитлеровцев, но те, невзирая на потери, атаковали с отчаянием обреченных. Они ворвались в боевые порядки батальона и расчленили его.

Если еще десятки минут назад впереди, слева и справа минроту прикрывали редкие цепи наших стрелков, то теперь такого прикрытия не было, приходилось рассчитывать только на собственные силы.

Соседний батальон гвардии майора Федорова, того, что в Кенигсберге штурмовал грозный форт № 10 и овладел им, встретил противника дружным огнем, но остановить его порыва не смог. Сжатый в кулак вражеский полк пробился таранным ударом, круто сманеврировал на запад и вышел к открытому морю. Немцы знали, что делали. Там, на берегу, под малочисленной нашей охраной находились плененные десантом гитлеровцы – около полутора тысяч. Как только немецкий полк соединился с ними, его командир, полковник, приказал без промедления и разбора расстрелять десять солдат, сдавшихся в плен, а остальным, устрашенным расстрелом, тотчас найти оружие и сражаться против русских, искупая свою вину. Вряд ли все они выполнили его приказ, многие укрылись или бежали, но, несомненно, прорвавшиеся к морю фашисты получили значительное подкрепление.

Таким образом, часам к семи утра минометная рота Некрасова, как и батальон, и весь Западный отряд, дрались в полном окружении. Позади был немецкий полк вкупе с вооруженными пленными, а с фронта, от пролива, надвигались все новые подразделения врага, и силы их были неизвестны нашим командирам. Десант оказался раздробленным на группы. «Куда ни глянь, – вспоминает Абдулла Башарович Шабанов, – везде фрицы».

– Локтевая связь между нашими подразделениями была утеряна, – отмечает Конов, – телефонная связь – тоже, лишь иногда ко мне доползали посыльные от рот. Оборонялись, как получалось после вклинения фашистов, повзводно, поотделенно, а то и стихийно возникшими группами. Все обратилось в запутанный клубок…

Сама местность Фрише-Нерунг представляет собой образ этой сложной, чересполосной схватки: густые, чашеобразные заросли и редкие открытые участки, перелески и кустарники, дюны на побережье, сжатая деревьями шоссейка, низкая насыпь узкоколейной железной дороги, разбросанные домики поселка, песчаные откосы и застойные болота. И на каждом десятке метров происходили стычки, перестрелки, атаки, рукопашные схватки.

Наверное, описать во всех подробностях этот отчаянный бой просто невозможно. Чтобы дать хоть некоторое представление о нем, приведем лишь отдельные эпизоды, запечатленные в рукописной истории соединения и листовках, выпущенных политотделом Городокской дивизии. Из них явствует, что страшное в сорок первом и начале сорок второго года понятие «окружение» для наших десантников сорок пятого года не существовало. Паники не было и в помине. Наши стрелки уверенно и бесстрашно дрались в замкнутом кольце, и не только оборонялись, но и наступали, беспрестанно проявляя боевую активность.

В тот час принял неравный бой стрелок гвардии младший сержант Скрипай. Вместе с бойцами отразил контратаку врага, а потом прополз к немецкой пушке и взял в плен орудийную прислугу. Через некоторое время он же захватил автомашину. Участвуя в шести атаках, захватил около сотни гитлеровцев.

В критический момент, когда орава фашистов грозила смять горстку гвардейцев, гвардии младший сержант Богачкин выкатил на прямую наводку трофейную пушку и открыл огонь по немцам. Его бойцы Сопчук и Селезнев подносили снаряды, а Богачкин бил в упор, без промаха. Гвардейцы отразили контратаку врага и сами его атаковали.

Когда на другом участке косы гитлеровцы подтянули орудие, то гвардеец Абель прокрался к ним во фланг и пулеметным огнем снял расчет. Его самого взял на прицел фашистский снайпер, но последнего опередил гвардии младший сержант Краснов – поразил первым выстрелом.

Вместе с пехотинцами сражалась команда наших моряков с сожженного фашистами катера, моряки метко били врага из пулемета и автоматов.

Все это происходило в сотнях, а то и в десятках метров от Леопольда Некрасова. И в прежних боях ему не раз приходилось отрываться от бинокля и карты, брать в руки автомат и вместе со стрелками отражать натиск врага: он был верным подданным пехоты, но такого, как здесь, на косе, он не испытал за все минувшие годы войны. В течение нескольких часов он объединял в себе и минометного, и стрелкового командира. Он верно рассчитал, заняв НП рядом с огневой позицией, и когда его рота оказалась в кольце, капитан был с ней – в стрелковой ячейке неподалеку от комсорга Николая Колесова, старшины Ивана Бояркина, близ расчетов Абдуллы Шабанова и Федора Воронкова. Предусмотрительный и запасливый гвардии капитан еще в дюнах вооружил минометчиков трофейными «шмайссерами» и пулеметами. И наряду со своими автоматами они пригодились: немцы были так близко, что отбиваться пришлось стрелковым оружием и гранатами.

– Берегите мины, берегите мины! – повторял бойцам командир роты. Но запас мин, да и патронов, непрестанно таял. Он резко уменьшился во время боя с немецкими самоходками. Одну из вражеских колонн сопровождали два «фердинанда». Прикрытые броней немецкие пушки расчищали путь своей пехоте. «Фердинанды» продвигались в нескольких сотнях метров от минометчиков, и те ясно видели черные кресты на их бортах, огненные всплески из стволов… Некрасов испытывал ярость и беспомощность. Мины бессильны. Хотя бы одно орудие сюда. Что он может сделать? Все-таки может. Отобьет, отсечет фашистскую пехоту от самоходок, положит ее… С привычной быстротой подготовив данные, подал команду:

– Огонь!

Ударили всей ротой, окружили «фердинанды» кольцом разрывов. Немецкие пехотинцы залегли. И «фердинанды» тоже не прошли, их гранатами подорвали наши стрелки. А боеприпасы у минометчиков таяли и таяли…

Минул час боя у шоссе, а мины подходили к концу. Их оставалось не более десятка. Да и патронов было маловато. Некрасов с горечью подумал, что очередной натиск врага ему и встретить нечем. Он мучительно искал выхода.

2

Поистине кто ищет, тот всегда найдет. Помог случай, нежданная удача. Но если бы не она, Некрасов все равно не оставил бы роту без боеприпасов. Попытался бы пробиться к комбату, чтобы добыть патроны, совершил бы дерзкую вылазку к немецким минометчикам, попытался бы добраться до Восточного отряда… Что-нибудь да придумал. А пока он по-пластунски подобрался к шоссе, чтобы осмотреться, и вдруг увидел повозку. В двух-трех сотнях метров. Конь, видимо, был убит, и несколько немецких солдат толкали эту повозку. Некрасов тотчас оценил ее груз: ящики с боеприпасами, патронные цинки. Целое богатство.

Он опрометью кинулся на огневую. Скомандовал ближайшему расчету: «За мной!» Этот эпизод так передает Шабанов:

«Создалось безвыходное положение. Чем стрелять? Нечем. И вот тогда умный наш герой Некрасов нашел выход. Он углядел, что справа по дороге немцы волокут арбу с большим грузом. «Ну, братцы, пойдем на «ура»! – крикнул наш капитан. Мы поднялись и с криком «ура!» бросились на врага и захватили арбу. В ней оказались ящики с патронами, гранатами и мины 81 мм. И все пошло в ход. «Бейте врагов беспощадно», – говорил нам капитан. И мы били».

Уважаемый Некрасовым Абдулла Башарович Шабанов, которого он наряду со старшиной Бояркиным назначил своим заместителем, вспоминает, что минометчики вели прицельный огонь немецкими минами, потому что этому делу были обучены еще в городокских боях. Но и трофейных боеприпасов им не хватило до конца этой, казалось, бесконечной схватки.

Немцы вновь надвигались, рвались на юго-запад, к своему спасению. Отряды, группы противника даже не успевали развернуться, густыми колоннами, толпами кидались на нашу оборону. И все чаще минометчики обращались в пехотинцев, отстреливаясь, бросками разрывая кольцо врага. «Но сколько мы ни бились, враг был сильнее. Много, много было немцев, – свидетельствует Шабанов. – Они нас снова стали окружать. Гляжу, вскочил наш командир, кричит: «Братцы, ни шагу назад! Там море – тут немцы. Бейтесь до последней капли крови!» Все время рядом с гвардии капитаном находился Николай Колесов, который в десанте заботливо и самоотверженно заменял ему друга, связиста и ординарца Терентия Короткова.

И в девятом и в десятом часу минометная рота, как и другие подразделения десанта, держала круговую оборону. Но около десяти часов она не смогла устоять на своей огневой позиции. К этому времени поток фашистов от переправ бурно возрос, а их натиск стал еще яростнее. Они давили массой, остервенело шли на приступ, пренебрегая жертвами. Наступил момент, когда минометная рота была окружена почти вплотную. Враги были рядом. Воздух свистел от выстрелов. Дымы застилали обзор. Солнце накрылось мглой. И Некрасов почувствовал, что надо вырваться во что бы то ни стало.

– Товарищи, ребята! – крикнул он. – Живыми не сдадимся. Берегите последнюю пулю – себе.

Как мог, он организовал этот бросок. Скомандовал: «В цепь!», объяснил, что атаковать вслед за выстрелом из миномета. «А было нас девятнадцать человек, и всего десять мин, – пишет Шабанов. – Меня одного капитан оставил у миномета. Сказал мне: «Ну, дорогой Шабанов, дадим последний удар. Или нам конец, или паразитам хана». И еще добавил: «Шабанов, береги мины». Нейтральная полоса была не больше ста метров, а за ней – фрицы. Я дал два выстрела – фашистам прямо в ноги, а в это время Некрасов и все минометчики кинулись с криком «ура!» и врага потеснили. Бились и огнем, и прикладами, и кулаками. Тяжело ранили Николая Воробьева… Многие фашисты не выдержали, бежали или сдались».

Но до конца боя было еще далеко. С барж и катеров продолжали высаживаться немецкие солдаты и офицеры и, как стадо разъяренных быков, рвались по косе, все еще надеясь на спасение. Теперь уже не строились они в колонны, не разворачивались в цепи, их командиры потеряли власть, организованный отход превратился в беспорядочное бегство. Кое-как сбивались в группы, захватывали повозки, машины, а чаще мчались дикими толпами, стреляя на ходу. Минометчикам трудно стало разобраться в этом хаосе, найти свое место. Мины кончились, и отбивались только автоматным огнем, прикладами, а то и кулаками. «Пошла такая война: играли в чехарду. То враг попадался в кольцо, то мы. Но в плен ни один из наших не сдался…»

Атакуя и обороняясь, Некрасов не отступал от своего заветного правила, рожденного еще под Городком: держаться дружно, не бросать ни одного бойца, сохранять оружие. Сколько раз меняли позицию, а рота была вся вместе. Капитан зорко следил, чтобы легкораненые не отставали, чтобы товарищи им помогали, а тяжелораненого Воробьева попеременно несли на руках. И все минометы тащили с собой.

– Большой заслугой гвардии капитана Некрасова я считаю не только его личную храбрость, инициативу и сильную волю, но и умение самостоятельно организовать сложный бой, – говорит комбат Конов. – Лишенный связи со старшими начальниками, он все делал решительно, на свой страх и риск. Ни секунды не бездействовал. Как и при высадке, и в дюнах, он все время держал роту крепко, не терял управления, руководил людьми, вдохновляя их личным примером.

Весь этот страшный бой с его обороной, атаками, окружениями, вылазками, рукопашной борьбой начался в 6.10 и завершился около 12 часов дня, когда подразделения Восточного отряда соединились с поредевшими, измученными непрерывными схватками группами Западного отряда, а через пролив Зеетиф хлынули подразделения наших двух стрелковых дивизий и погнали врага на запад.

Ни Леопольд Некрасов, ни комбат Конов в полной мере не могли оценить тогда все значение и весь смысл прошедшего боя. Конов на листке полевой книжки набросал лаконичное боевое донесение, всего несколько строк: «Закрепившись на указанном рубеже, батальон был атакован большими силами при поддержке двух «Фердинандов». Противнику удалось обойти батальон. В течение последних шести часов противник шесть раз ходил в контратаки. Захваченный плацдарм был удержан до подхода наших войск».

Много лет спустя, характеризуя действия всего Западного десантного отряда гвардии полковника Белого, командующий 11-й гвардейской армией генерал Галицкий в своих воспоминаниях отметит:

«Его подразделения выдержали по 8-10 контратак. Однако, несмотря на это, героически сражавшиеся десантники выполнили свою роль».

Шесть сотен наших десантников-гвардейцев на узкой полоске омываемой морем косы противостояли многим тысячам фашистов. Выстояли и победили. И был среди них, в числе самых мужественных и умелых гвардии капитан Леопольд Некрасов, бывший московский школьник.

Шел первый час дня 26 апреля 1945 года.

Леопольд стоял у подножия дюн, под тремя невысокими кряжистыми соснами. Бой уходил на запад. Стихали выстрелы. Оседали тучи дыма и пыли. Светлело солнце, острыми бликами сияло море.

Леопольд улыбался. Раскуривал трубочку.

Таким его запомнили однополчане.

Конечно же, гвардии капитан испытал упоение победой, светлое чувство освобождения и отдыха. Страшный экзамен миновал. Все позади – и он жив. Даже не ранен. Впереди – ясность, вокруг весна с первой изумрудной травой и нежной листвой на деревьях. Все – хорошо. Родная Городокская дивизия живет уже по законам мирного времени. Новости, которые принесли наступающие части, прекрасны. Советские войска ведут бои в Берлине.