Текст книги "Доктор 5 (СИ)"

Автор книги: Семён Афанасьев

Соавторы: Семён Афанасьев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 3

– Ситуация, конечно, специфическая, – говорю, отсмеявшись. – Но, как по мне, ничего же страшного пока не происходит? Или ты думаешь иначе?

ЯньАнь вздыхает, устраивается на скамейке поудобнее и начинает объяснять (попутно просвещая меня):

– Большие деньги – большая ответственность. Особенно напряжённо обычно отношения складываются с теми, кто на большие деньги рассчитывает, либо даже мысленно их уже потратил. Но, – она делает ударение в этом месте, – сам в деле участвовал не деньгами. А чем-то иным.

– Это ты сейчас на наше Государство намекаешь? – доходит до меня. Поскольку в детали меня, разумеется, никто не посвящал.

Китаянка молча кивает головой. Потом продолжает:

– Ваше участие, если фактически, свелось к предоставлению земли, частично – материалов. И подключение к вашим коммуникациям, в частности, электричество. У нас с той стороны не было резервов запитать такой объект. А у вас промышленность, видимо, не в приоритете развития, – деликатно обходит острые углы китаянка, – потому по электроэнергии свободные мощности с этой стороны нашлись быстрее… Поначалу были ещё ваши рабочие, но, по некоторым причинам, их сменили наши, хань… – в этом месте ЯньАнь снова деликатно краснеет.

Веселя меня.

– Да я догадываюсь, что там за причины, – посмеиваюсь в ответ. – Но я всех этих деталей и не знал.

– Причины исключительно бизнес характера, – почему-то цепляется к словам ЯньАнь, как будто для неё эта тема уже стала больной. – Если совсем точно, производительность одного работника за единицу рабочего времени. Извиняюсь…

– Да без проблем, ваша работоспособность ни для кого же не секрет, – машу рукой, бросая на неё частоту покоя. – У нас, кстати, даже поговорка есть: «работает, как китаец» (вообще-то, в оригинале было слово «ишачить», но я его опускаю, по причинам политкорректности).

Чуть воспрявшая за время беседы ЯньАнь явно что-то ещё прикидывает на ходу, затем выдаёт:

– И с коллегами Кеши опасаюсь работать.

– А тут-то что не так? – вот теперь я удивлён по-настоящему.

Да и при чём тут коллеги Кеши?

Она явно взвешивала, говорить ли ей об этом или нет; и теперь явно решила не скрывать никаких деталей.

– У них какая-то перестановка в его организации. В её рамках, на нашем объекте теперь заняты и сам Кеша, по прямому профилю. И какой-то ещё его коллега, из другого департамента, но с Кешей они на ножах. Явно не друзья друг другу, ни по работе, ни лично, – поправляется ЯньАнь.

– А ты каким образом в курсе этих деталей? – рефлекторно хмурюсь, чуть качая головой. – Они же обычно такие вещи на люди выносить не должны? Или у них уже всё настолько явно и открыто, что…? – надо будет при случае расспросить Кешу, что у них там за проблемы. Если это открытая информация.

– Да ну-у-у, – легкомысленно машет рукой она. – Женщины такое всегда чувствуют. Да и пересекаемся же много, я со стороны их наблюдаю… В общем, невесело это.

– Можешь теперь просуммировать всё то, что заставляет напрягаться лично тебя? У меня уже есть мом мысли, но я не в контексте. Могу что-то упустить.

– Первое. Вы в проекте как «бедные родственники». – Дисциплинированно начинает рубить правду-матку в лоб ЯньАнь. – Само по себе, это не проблема. Проблема в том, что такие бедные родственники всегда подчёркнуто щепетильно ведут себя с финансами и, вот как эти ваши чиновники из комитета госимущества, всегда тормозят дело массой ненужной и лишней работы по контролю. Потому что очень опасаются за свои копейки, как потраченные, так и в будущем.

Я снова начинаю смеяться, в основном от образности сравнения, но акула предпринимательства в лице ЯньАнь даже бровью не ведёт:

– Это само по себе не проблема. Ну, просто чуть больше работы, чтоб вас всегда держать в курсе и в режиме реального времени «проходить» все узловые места. – ЯньАнь изучающе смотрит на меня и добавляет. – Ну, во всяком случае, для хань не проблема: пара часов лишней работы в день лично меня не пугает, мы не европейцы… Проблема, с моей точки зрения, в другом: внутри вас, бедных родственников, явно какие-то свары. Во-первых, арест тех, кто тут приглядывает за вашей долей. Во-вторых, уже третий день от вас нет счетов, куда переводить деньги. А у нас в стране… – набирает было побольше воздуха она, но я поднимаю ладонь. Она кивает и продолжает дальше по теме. – Понимаешь, жизнь лично меня учит: если бедный вдруг перестаёт интересоваться своими деньгами, значит, он скоро начнёт интересоваться твоими. Косвенно, я постоянно наблюдаю конфликты между Кешей и его коллегой из другого департамента.

– Это всё? – уточняю, поскольку она замолкает.

– По большей части, да. Но мне хватает для того, чтоб начать нервничать. Вот у нас в стране… – снова начинает она, но теперь уже сама вовремя осекается.

– Со стороны, на вид, достаточно неприятно, – признаю очевидное. – Но пока не вижу ничего из ряда вон выходящего. Знаешь, есть такой предмет в университете, называется страноведение. Вот в зависимости от программы конкретного учебного заведения, этот предмет может изучать много моментов, в том числе этно-психологию. В привязке к лингво-страноведческой компоненте. Мы с вами просто очень разные: да, у нас гораздо больше бардака, не всегда есть чётко работающая вертикаль, многие государственные структуры конкурируют друг с другом, особенно если предметом спора является финансирование или деньги… И многое это, в совокупности, чуть шокирующе действует на дисциплинированный Китай, если в совместном проекте.

– Ты даже не представляешь, насколько шокирующе, – вырывается у ЯньАнь.

– Но, – назидательно поднимаю палец. – Ты упускаешь главное. Лично моё мнение… ты же его хотела спросить? Мы не идеальны. Но, как по мне, никто и никогда не станет резать на мясо курицу, несущую золотые яйца. Иначе говоря, ты за индикаторы тут принимаешь то, что является индикатором там, – указываю пальцем в сторону Китая. – То, что у вас действительно является индикатором возможных проблем, здесь имеет совсем другую природу.

Не вдаюсь в подробности нашей государственной машины, от китайской весьма отличающейся. Я уже, где-то против воли, «погрузился» в проблему и параллельно наблюдаю за эмоциями ЯньАнь. Она, в ответ на мои слова, зачем-то собирается, что-то взвешивает и явно бросается «в омут с головой»:

– Наши предприятия есть много где в мире. Как с участием государственного капитала, так и частного. Иногда, бывает, за частным стоит государство, вот ZTE например… В общем, часто бывает такое, что в стране с переходным периодом, при смене правящих группировок или их частей, у нас пытаются отобрать то, с чем сами потом всё равно не справятся. Просто чтоб разово заработать, продав оборудование. Или ещё что-то такое. В Африке недавно так было, и южнее, – она называет страну, с которой мы не граничим, но находимся в одном регионе. – Там, правда, мы чётко сказали, что будем защищать свои инвестиции. И нашу долю в электростанции не тронули. – ЯньАнь твёрдо смотрит на меня. – Меня смущает один общий, во всех эпизодах, сценарий. Я вижу по языку, что ты учился где-то на Западе, но ты учился явно не бизнес-управлению. Потому что сценарий всегда один: «бедный родственик» перед тем, как попытаться отнять у тебя всё, вначале пускает на самотёк свою долю.

– Да нуу, – даже не считаю нужным скрывать скептицизма (про «обучение на Западе» просто пропускаю мимо, потому что объяснять про английский, второй родной, не планирую). – Ничего не скажу об Африке или о Юге, нет опыта. Но что до нас, ты просто не в контексте реалий.

Следующие пять минут трачу на рассказ о попытках нового политического курса. О лозунге «Закон один для всех!». О том, что порядочные люди всё же есть, и даже на серьёзных должностях в Генеральной Прокуратуре. И о многом другом, сводя всё к простой мысли: чтоб отобрать что-то, в рамках текущего политического курса, будет мало частной инициативы отдельных чиновников. Особенно тут, на Хоргосе. А сам политический курс, именно в этой стране, это не только инициатива «сверху». Он ещё и очень востребован «снизу»: тот редкий случай, когда общество более-менее консолидировано движется к единой цели.

– В общем, если что, можно будет с чьей-либо помощью навести контакты и откупиться взятками? – ЯньАнь, чуть успокоившись, делает свои парадоксальные выводы. Требовательно сверля меня взглядом.

– Да за что взятки-то?! – оторопеваю я от неожиданности.

– Лучше отдать часть прибыли, тем более, у меня достаточно широкий коридор в рамках моей доли, – философски отвечает китаянка. – Чем дать, как ты говоришь, зарезать на мясо курицу с бриллиантовыми яйцами. А бюрократия – она везде одинаковая. Они не могут жить спокойно, если кто-то преуспевает на их территории, а они не могут с этого ничего иметь. Ты просто молодой… – она явно деликатничает и что-то не договаривает. Видимо, из личного опыта.

– Ну давай с другой стороны, – выдыхаю, принудительно успокаиваясь. – Ты же сама говоришь, ваш государство не бросает на произвол судьбы ваших инвестиций в других странах? Почему ты не рассматриваешь вашего влияния на ситуацию? В случае, тьфу три раза, если твоя паранойя оправдана?

– Во-первых, тут частная инвестиция, наша. Если прибыль – наше государство имеет с проекта, – рассудительно поясняет ЯньАнь. – Но все риски и работа – только на нас. На семье Ван. Это – часть соглашения отца с государством… А во-вторых, господин Гао сказал, что у китайской армии плохой опыт попыток давления именно тут. И что в бизнесе всё будет решаться исключительно деловыми инструментами. Не давлением.

Искренне смеюсь уже не первый раз за сегодня, припоминая действительно весёлые детали. Но, кажется, за время нашего разговора я уже разобрался в ситуации: ЯньАнь просто сама по себе относится к так называемому «тревожному» типу психики. И ей не нужно особых причин, чтоб понервничать: оно у неё идёт, так сказать, искренне, от души. Естественной и собственной волной.

Плюс – она постоянно в стрессе. Что ни говори, работы они своротили колоссально за это время.

Плюс – она оторвана от привычной среды, что стресс только усиливает.

Плюс – некоторые наблюдаемые ею моменты (с учётом её полного незнания нашей обстановки), видимо, действительно напоминают ей то, что они привыкли считать угрозой.

Вываливаю ей это откровенно в лоб, добавляя:

– Со своей стороны. Вижу, что тебе почему-то важна именно м о я позиция. Обещаю: приложу максимум усилий, если что.

Я не конкретизирую, потому что её тревоги не стоят выеденного яйца. А эту беседу записываю по разряду психотерапии, в рамках медицинской практики, поскольку частоту покоя на неё бросал уже несколько раз.

На удивление, именно мои последние слова успокаивают её больше, чем все предыдущие аргументы. Потому не могу не добавить:

– Но ты и сама имей ввиду: не сильно ли ты отрываешься от реальности, настолько переоценивая роль конкретно взятого человека. Крайне небольшого, если смотреть на вещи реально.

– Кеша говорил у тебя ощутимые личные возможности, – откровенно поясняет ЯньАнь. – И в случае несправедливых нарушений, – она не конкретизирует, что именно имеется ввиду, – ты в состоянии посодействовать.

– Спасибо за оценку, конечно, – бормочу в ответ, – но, кажется, вас уже двое оторванных от реальности (поскольку говорим по-английски, используется слово romantic. Которое хотя и имеет, в том числе, и такое значение, но китаянкой явно воспринимается в контексте неточно. Впрочем, пусть думает, что хочет). Кажется, теперь вас двое, переоценивающих конкретного парня.

– Кеша сказал, ты ему очень помог в рабочем моменте, на уровне, для него лично недостижимом, – открыто пожимает плечами ЯньАнь, которая почему-то моментально пришла в нормальное расположение духа. – Спасибо! Я побежала, ещё планирование надо сделать, – она по-мужски жмёт мне руку и мало что не одухотворённо исчезает из беседки.

А я минуты две, оставаясь на скамейке, усиленно перебираю варианты, что Кеша мог иметь в виду. Когда до меня с запозданием доходит, что дело, видимо, в разруленном Бахтиным переводе денег на Кешину рабочую карту из какого-то офшора.

_________

Многое шло не так. Многое заставляло не просто задуматься, а где-то даже испытывать панику. Но, спасибо двадцать первому веку, отец всё время был на связи; и он, в отличие от самой ЯньАнь, отлично знал, что делать в любой ситуации.

Применительно к её опасениям, он сказал:

– Лично я не думаю, что соседи имеют ввиду то, чего ты боишься. Но согласен, что подстраховаться стоит. Если же ты всё-таки права, и политические шатания могут быть причиной давления на бизнес (имелся ввиду явно «наш бизнес»), то есть правило: главное – люди. Личности. В трудный момент, тебя просто должна быть опора, в лице правильных людей. Которые тебя поддержат в этот самый нужный момент.

Бывший босс Алекс, судя даже по опыту совместной работы, явно говорил меньше, чем мог в реальности. И в качестве точки опоры ЯньАнь полностью устраивал. А мог он немало: хуэй Кеша, который уже по факту был второй половиной, не вдаваясь в детали, упомянул: при желании, Алекс вхож в такие сферы, что уж в адрес отдельного фармацевтического завода несправедливостей можно не опасаться. Особенно если завод в зоне Хоргоса.

Правда, Кеша категорически отказался говорить с Алексом лично, сославшись на какие-то неписаные правила.

Хм, похоже, у них тут действительно какая-то специфическая своя среда. В которой всё, включая отношения, работает явно не по тем правилам: ну что, скажите, может помешать боевым товарищам прийти друг к другу в любой момент? С любой проблемой?

От Гао, ЯньАнь знала, что Кеша и Алекс взаимодействовали в некоторых операциях, связанных с работой Кеши. А один раз она даже сама это видела собственными глазами.

Ну и, в голове ЯньАнь никак не укладывался ещё один момент: от налогов, новое предприятие было освобождено с обеих сторон: с китайской, у семьи Ван было личное соглашение с государством, в рамках которого Гао (и те, кто стоит за ним), имея полный доступ к отчётности, мог полностью контролировать все финансовые потоки (соблюдая государственную долю).

Со стороны государства Кеши, в рамках какого-то их закона, на следующие пять лет завод налогами тоже не облагался. Плюс, участие капитала Дубая выводило инвестицию в разряд вообще каких-то стратегических приоритетов (в этой стране). В общем, выходило так, что, работая фактически на местной территории, обязательств перед местным бюджетом компания не имела.

Это и пугало. Особенно в свете нервотрёпки, связанной с недоговорками второй половины: ЯньАнь явно видела по Кеше, что отношения с новоприбывшим «коллегой» не ладились. Кеша, правда, сбрасывал причины конфликтов на разницу служебных интересов.

Но сама ЯньАнь свято следовала правилу: всё, что может быть истолковано, как угроза бизнесу, угрозой бизнесу и является. Конфликты немалых чинов безопасности (а её половина недавно получил полковника), ещё и на хорошо зарабатывающем заводе, никак не могут не относиться и к самому хорошо зарабатывающему заводу.

Впрочем, согласие Алекса поддержать (случись вдруг необходимость) успокаивало. Пока, пожалуй, действительно можно заняться планированием: не смотря на готовые каналы сбыта, оборот хотелось бы увеличить. Нужно понять, за счёт чего.

_________

– Что, не по себе? – Смеётся Лена, опираясь локтем на моё плечо благодаря разнице в росте.

– Нет, всё в порядке, – кладу руку ей на талию, наблюдая, как раздвигаются автоматические двери в зоне прилёта и нам навстречу выплёскивается толпа пассажиров, уже получивших багаж.

Свою семью обнаруживаю чётко в середине потока, причём поначалу они собираются пройти мимо нас, видимо, не узнав впопыхах.

– Батя! – Окликаю отца, прихватывая его за рукав и дёргая к себе. – Не проходи мимо, – смеюсь, уже упираясь лицом ему в грудь.

Под его похлопывания по спине.

Глава 4

– Как долетели? – интересуюсь прежде всего у бати, поскольку мать с сестрой, проглотив языки, в упор разглядывают Лену (кажется, даже не до конца закрыв рты).

– Да нормально, тут же недалеко лететь, – отмахивается отец. – Всего-то шесть часов.

– Гхм, не буду спрашивать, а что тогда далеко, – кошусь на него, замечая, что от него чуть пахнет алкоголем и что он бросает короткий взгляд на мать. После чего снова поворачивается ко мне.

– Не важно… – он старательно заминает тему, – знакомь нас давай. А то в твоей половине сейчас кое-кто дырки просверлит. Взглядами.

До матери и сестры наконец доходит некая неловкость ситуации, и в течение полуминуты все между собой знакомятся. Лена, что характерно, выдерживает взгляды моей родни вообще без какого-либо видимого напряжения.

– Какие планы на вот прямо сейчас? – Лена по очереди переводит взгляд с отца на мать. – У нас есть что вам предложить, но, возможно, у вас были и свои планы?

Отец набирает воздух, чтоб ответить, но мать его опережает, положив руку на плечо:

– Сейчас едем домой! Вещи разложить, душ принять, мне отдохнуть немного надо…

Молча подхватываю одну пару чемоданов, отец – вторую, и на парковке, переглядываясь между собой, оба веселимся от наблюдения за сестрой и матерью.

Дублирующих отвисшими челюстями удивление (которое выказали сразу при виде Лены), но на этот раз – уже от машины Лены.

– А ведь это же достаточно дорогая машина, – осторожно начинает мать, демонстрируя явное неодобрение (но, как водится, не поясняя его причин: предполагается, что присутствующие должны догадаться о причинах её недовольства сами).

– И бензина она жрёт наверняка ого-го! – присоединяется к разговору сестра, задумчиво прихватывая мать под руку.

У Лены на лице мелькает целая серия эмоций: вначале идёт предвкушение. Затем, увидев мой предостерегающий взгляд и сведённые брови, она выдыхает, сдувается, словно шарик и меняет выражение лица на нейтральное:

– Далеко не самая дорогая, поверьте. Бензина сколько ест – не важно же, у нас ведь бензин дешевле вашего в шесть раз. – Лена от меня знает, где живут мои, и в ценах на бензин в том регионе, по-видимому, тоже ориентируется.

– А-а-а, ну да, – с досадой кивает сестра, продолжая придирчиво осматривать машину. – У вас же и правда, по три литра на доллар. Как в Дубае…

– В Дубае уже год как чуть дороже, чем у нас, – белозубо улыбается Лена. – Два сорок пять девяносто восьмой, два двенадцать девяносто пятый. В дирхамах. У нас всё же на тридцать – сорок процентов дешевле, если пятёрка.

– А восьмёрка? – зачем-то интересуется мать. Хотя она не водит, не водила никогда и уже вряд ли соберётся.

– Восьмёрки у нас, считайте, нет. – Покладисто отвечает Лена. – Вернее, так мало используется, что есть далеко не на всех заправках, и то, её надо «ловить».

– А двигатель не садится? От местной пятёрки? – недовольно спрашивает сестра, открывая наконец заднюю дверь и устраиваясь на заднее сидение позади водителя.

– Как сядет, так и отремонтируем, – равнодушно пожимает плечами Лена. – Либо новый воткнём. Либо другую машину купим…

Я уже разместился рядом с Леной, потому в зеркало заднего вида вижу, как мать явно собирается спросить что-то ещё, и явно не самым дружелюбным тоном, но сестра трогает её за руку и выразительно играет глазами. Мать после этого выпускает воздух и откидывается назад. Тут же переключаясь на другую тему:

– Ну где его носит? Что такое? Почему его всё время нужно ждать?

Её реплика относится к отцу, который почти что вприпрыжку бежит от ближайшего лотка, торгующего бутылочным пивом.

– Как же я давно этого ждал! – воодушевлённо выдыхает отец, падая на заднее сидение рядом с матерью и извлекая из пакета одну из бутылок.

Под явный звон ещё нескольких в пакете.

– Будешь? – обращается отец к матери. – Шымкентское, сколько лет… Сколько лет…

– «Столько лет, столько лет, где те-бя носи-и-и-и-ило-о-о!», зачем-то поёт сестра, поворачиваясь к окну.

– Н-н-н-нет, – сквозь зубы цедит мать, пытаясь сварить отца взглядом, или как минимум ошпарить.

Под наше с Леной хихиканье с переднего сидения.

– И, возможно, тебе тоже не стоит. – Продолжает цедить мать.

Не прекращая сверлить отца многозначительным взглядом. Который не оказывает на отца ровно никакого влияния. Ибо отец в ответ ласково смотрит на неё с выражением умиротворённого аллигатора, затем говорит: «Хорошо, конечно!». А потом мгновенным быстрым движением открывает одну бутылку об другую (причём так, что пробки синхронно слетают с обеих бутылок); и, держа две открытые бутылки пива (по одной в каждой руке), по очереди присасывается к каждой из двух открытых бутылок:

– Эхх!.. Хорошо-то как!.. Вот оно!.. Счастье!.. Эхх!..

– Профессионально, – смеётся Лена, наблюдающая операцию в зеркало под гробовое молчание матери и недоумение сестры.

Обе бутылки у отца в руках пустеют примерно за минуту: мы едва успеваем тронуться и выехать за шлагбаум парковки аэропорта.

– Сейчас поедем быстро, – предупреждает Лена. – По БАКАДу. Можете и сзади пристегнуться.

– Я читала, что его достроили, – поднимает вверх подбородок с заднего сидения сестра. – А на нём какое ограничение скорости?

– Достроили уже несколько лет как. Ограничение, кажется, девяносто, но я точно не в курсе. Меня оно не касается, – нейтрально отвечает Лена, вдавливая педаль, как обычно. – Я же не безумно гоняю, а рационально ускоряюсь. Когда это необходимо…

К сожалению, я не успеваю подать ей сигнал (ни в коем случае не договаривать последнюю фразу): вначале хотел, как обычно, хлопнуть ладонью по ноге. Потом вовремя остановился: под взглядами родни, понял, что было бы несколько неудобно. Причём даже не нам с Леной, а самой родне.

– Это может быть очень серьёзной ошибкой, – многозначительно цедит с заднего сидения мать, хмуря брови и всем выражением лица выражая крайнюю степень неодобрения (а мимика у неё всегда была выразительная).

Лена, хмыкает себе под нос, затем покладисто кивает, сбрасывает скорость до девяноста и весело косится на меня.

– Да чего ты, в самом деле!.. – прорезается в адрес матери отец, успевший за это время убрать две пустые бутылки из-под пива в пустой же пакет (предусмотрительно извлечённый им из кармана рубашки); достать две следующие бутылки, открыть их аналогичным образом друг об друга; пробки от них сбросить в след за пустыми бутылками в пустой пакет; и отпить по хорошему глотку из каждой бутылки по очереди.

– Вот теперь можно и пообщаться, – отец с блаженным видом вслед за матерью тоже откидывается на спинку сидения. – Света, а ты будешь? – Он указывает сестре на пакет между своими коленями, в котором тихо позвякивает ещё десятка полтора бутылок.

Сестра вначале опасливо косится на мать (демонстративно смотрящую сквозь мою спину вперёд, поджав губы). Потом явно плюёт на всё (что чётко отражается в её мимике и смене выражения лица), забирает у отца одну из открытых бутылок и через две секунды, подобно отцу, тоже расслабленно откидывается назад.

Мать, зажатая между отцом и сестрой на заднем сидении, имеет вид Жанны д’Арк и несгибаемое выражение лица командира крейсера «ВАРЯГ». В момент принятия весьма определённого решения.

Я, не выдерживая наблюдения за всем этим, не могу больше сдержать смеха. И, фыркнув, плюю на все приличия: дальше просто громко ржу. Лена присоединяется ко мне почти синхронно, также не заморачиваясь никакими ритуалами.

Отец с сестрой быстро приканчивают ещё две бутылки пива и, переглянувшись, наклоняются над «волшебным» пакетом за следующей парой.

Мать продолжает изображать Жанну д’Арк вперемешку с «ВАРЯГОМ».

Лена, под шумок бросив украдкой взгляд в зеркало на моих, вопросительно поднимает правую бровь. Я киваю в ответ, и скорость с девяноста плавно растёт до сотни с лишним, благо, трасса в это время дня почти пустая.

К дому подъезжаем буквально через пятнадцать минут, под явное облегчение матери (демонстрируемое выдуванием воздуха сквозь плотно сжатые губы), и нейтральное любопытство сестры и отца.

Дружно разобравшихся с доброй половиной пива в пакете по дороге.

– Сейчас твоим будут нужны оба туалета, – тихонько хмыкает мне на ухо Лена, без каких-либо объяснений выхватывая большую сумку из рук моей матери.

В первый раз за всё время смотрящей на Лену с благодарностью.

– Ты смотри… Что-то в горах сдохло… – бормочет на это отец, которого слегка пошатывает, и не только от усталости вследствие перелёта.

– Так они и жили: бедно, но весело, – ни к кому не обращаясь, говорит сестра, принимая от меня из рук ключи и поднимаясь по лестнице к лифтам.

_________

Дома, как и предсказывала Лена, мои со скоростью звука рассасываются по обоим туалетам (сестра и отец) и одной ванной (мать), а мы с Леной быстро разогреваем то, что было приготовлено лично мной с утра для перекуса после аэропорта: фасолевый суп, котлеты, пара салатов (один из них – тёплый, с тунцом).

Лена уже переливает в высокий кувшин компот из большой кастрюли, когда на кухне появляется мать. Окинув взглядом стол и сервировку, она не сдерживает удивления и, подняв бровь, поворачивается к Лене:

– Впечатляет! Не ожидала, что вы… – мать неопределённо водит рукой, обозначая конфигурацию блюд на столе. – Респект! Снимаю шляпу! И пахнет как хорошо… Если не секрет, какие специи?

Дальше я снова неприлично громко смеюсь, а Лена с серьёзным выражениям лица отвечает, как будто это всё готовила она:

– В супе паприка, базилик, тимьян, молотый чеснок, укроп и сельдерей. Ещё – немного перца «чили», но этого совсем чуть-чуть. Ещё – молотый грецкий орех, но он, пожалуй, и не специя. А полноценный ингредиент. И его там четверть стакана.

Я опять давлюсь от смеха, а мать неодобрительно окатывает меня взглядом (долженствующим, по её мнению, вернуть меня в степенное состояние) и уточняет:

– А в котлетах?

– Стандартная мясная приправа, – пожимает плечами Лена с ничего не выражающим лицом, не выходя из образа, – там тоже паприка, чеснок, чуть кориандра. Совсем немного молотой гвоздики.

Мать одобрительно кивает головой, многозначительно сводя брови.

А я иду спасать отца, поскольку из второй ванной в это время раздаются последовательно: вначале – звук падающего пустого ведра, потом – грохот упавшего на это ведро таза, затем звон разбивающихся стеклянных бутылочек шампуня и, на закуску, несколько нецензурных слов.

В батином исполнении.

_________

В ванную захожу один, как единственный мужчина кроме отца. Оказывается, отец и в ванную взял с собой пива. Две бутылочки. Пока лежал и отмокал, прихлёбывая из горлышка – всё было ничего. Но на каком-то этапе он решил встать под душ. Поднялся. Держать бутылку в руках далее стало неудобно, он решил её поставить ко второй, на верхнюю полку над ванной (ему рост позволяет, он как Лена). Рука его, как говорится, чуть дрогнула, и вместо «поставить на полку бутылку» он смахнул с полки ведро. Первым движением. Это оно и зазвенело. Далее он попытался поймать злосчастное ведро на лету, но не преуспел: смахнул вместе с ним ещё и таз с сушилки для полотенец. На каком-то этапе, одна бутылка вырвалась из руки, это её звон я принял за шампуни. Затем к ней присоединилась и вторая с полочки.

Всё это отец рассказывает мне на ходу, попутно пытаясь перетянуть полотенцем левую руку, неловко разрезанную о стеклянную полочку. Также наполовину отколотую то ли ведром, то ли тазом. То ли обеими бутылками сразу.

Сдерживая смех, аккуратно и быстро сметаю осколки стекла в угол ванной, чтоб босой отец не порезался, и командую ему быстро одеться.

Когда мы появляемся на кухне, лицо матери из нейтрально-отстранённого становится вожделенно-предвкушающим:

– А я говори-и-и-ила! – с явным удовольствием поднимает палец в воздух она.

Но что именно она говорила, дослушать не удаётся, поскольку в этот момент на шум появляется сестра:

– Что стряслось? – бросает она с порога, нервно оглядывая по очереди всех присутствующих. – Ох ты ж… – её взгляд предсказуемо тормозит на отце. – Это в больницу нестись теперь?..

– Не надо никуда нестись, – чуть хмуро роняет Лена, глубоко вдыхая и выдыхая. – Сейчас всё будет, прямо на дому.

Когда Лена через минуту возвращается из машины со своим «чемоданом» (выступающим в роли аптечки), я уже успеваю напомнить, кто она по профессии. Отец выслушивает это всё безмятежно, как и сестра. Мать нервно ходит из угла в угол.

– Вы точно справитесь? – набрасывается мать на Лену с порога, подозрительно косясь на «чемодан» с красным крестом на крышке.

– Точнее не бывает, тут и справляться нечего, – бормочет Лена, в мгновение ока раскрывая «аптечку», фиксируя руку отца на столе и начиная уверенными, явно многократно отточенными движениями обрабатывать рану. – Потерпите? – спрашивает она отца. – Вы же вроде «под наркозом»? Хи-хи…

Сзади раздаётся недовольное сопение матери.

– В принципе, могу уколоть местный, но вопрос, как оно на вас подействует, – продолжает объяснять Лена. – В конкретно текущем состоянии.

– Он потерпит, – отвечаю за отца я, поскольку тот чуть притормаживает (то ли под влиянием алкоголя, то ли от лёгкого эмоционального шока).

За это время, я уже разобрался с частотами отца. Не скажу, что прямо заменю собой анестезию; но батя действительно за это время успел здорово «заглянуть в рюмашку». Не сказать, что он ничего не чувствует; но на коже явно потерпеть в состоянии. Ну и я помогу…

_________

– А вы и шить умеете? – не может скрыть любопытства мать, заглядывая в Ленину аптечку через её же плечо, когда Лена уже всё заканчивает и накладывает повязку. – Вы и хирургию знаете? И у вас все материалы с собой…

– Тут не хирургия. Так, поверхностный шов в пять тычков. Мелочь… И у меня с собой всегда вообще всё, что можно унести. Раньше, по молодости и по дурости, я даже компактный дефибриллятор с собой возила. С функцией мониторинга. А уж шовный материал и иглы – сам бог велел… Я всё же реаниматолог, – отвечает Лена, хлопая отца по руке над повязкой. – Всё. И не надо никуда ехать.

– О, спасибо, было даже не больно, – чуть удивляется отец, за эти несколько минут уже полностью пришедший в себя. – Это надо простимулировать…

Стимуляции бати сводятся к бутылке «Джека Дэниелса», которая извлекается всё из того же Лениного саквояжа с медициной:

– Запас двойного назначения, – поясняет Лена на вопросительный взгляд сестры. – Мы же дома алкоголь не держим, так как не пьём.

К «Джеку» вместе с отцом присоединяются и сестра, и мать (последняя – махнув рукой и беззвучно прошептав что-то пару раз). В итоге, через час все накормлены, напоены, вид имеют умиротворённый и разбредаются по комнатам спать.

Мы с Леной оговариваем, что поедем к себе (не уточняя деталей), и под явно благодарные взгляды родни откланиваемся.

*********************

– А как ты поняла, что нам лучше свалить? – спрашиваю Лену в подъезде, когда мы спускаемся вниз.