Текст книги "Амнезия"

Автор книги: Сэм Тэйлор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

3
Манускрипт в стене

~~~

На следующее утро Джеймс собрал вещи и двинулся в сторону Лаф-стрит. Припарковался у обочины и долго сидел в кабине, всматриваясь в ставший почти родным обветшалый лик дома. Странное это чувство – внезапно обрести то, к чему так давно, так отчаянно стремился.

Джеймса мучили сомнения. Что, если он ошибся и внутри ждет ловушка? Мелькнула мысль о побеге. Прихватить тысячу фунтов – и на самолет, навстречу солнцу и свободе. Он даже не нарушит контракта – получение тысячи фунтов не оговаривалось никакими условиями, – но именно поэтому Джеймс никогда бы так не поступил.

Наконец он заставил себя выйти из кабины. На миг Джеймсу представилось, что внезапно он очутился посреди пустой сцены, а из зала наблюдают сотни любопытных глаз. На крыльце Джеймс обернулся – улица пустынна, в окнах соседних домов ни души. Прислушался: дальний шум автострады, шорох листьев на ветру, где-то надрывается телефонный аппарат. Джеймс вставил ключ в отверстие и провернул.

Дверь отворилась без труда. Солнечный луч прорезал сумрак коридора. Джеймс шагнул внутрь, автоматически спросил: «Есть кто-нибудь?» – и снова прислушался. Тишина, лишь упрямый телефонный звонок. Наверное, у соседей.

Он вытащил ключ из замочной скважины, но дверь за собой закрывать не стал. Внутри пахло пылью и сыростью. Прежде всего нужно снять ставни, подумал Джеймс. Вместо этого он словно во сне двинулся вперед по коридору, ведя кончиками пальцев по пыльным обоям. Дойдя до конца коридора, Джеймс толкнул дверь гостиной. Диван, чайный столик, кресло и телевизор. Неосознанно он погладил теплую кожу обивки и даже начал что-то напевать, как вдруг запнулся. Все вокруг было именно таким, как он помнил, хотя до этого мгновения Джеймс и не подозревал, что воспоминания живы! Та же мебель, те же обои, все вещи на привычных местах. Углы темнели, словно на старой фотографии сепией, но сквозь доски на окне пробивался солнечный луч, освещая старую паутину, что свисала с потолка. Джеймсу мерещилось, что время в комнате остановилось, словно увязло в желе. Воспоминания, пусть яркие и живые, оказались такими мимолетными! Даже теперь Джеймс был уверен лишь в том, что бывал в этом доме раньше и ключ к разгадке спрятан где-то внутри, остальное еще предстояло вспомнить.

Внезапно до него дошло, что телефон еще звонит. Старомодный меланхоличный гудок напоминал о пустых коридорах правительственных зданий, закрытых на зиму гостиницах, о славных семидесятых – безответный звонок из прошлого. Почему он не умолкает? Неужели у соседей нет автоответчика?

Удивленный, он вернулся к входной двери и посмотрел туда, где его память поместила телефон – на стену, метрах в двух от входной двери. Сейчас там стоял деревянный ящик размером с детский гробик, запертый на висячий замок. Джеймс мог поклясться, что раньше его здесь не было. Грубо сколоченный, нелакированный, крепкий на вид. Он поднес ухо к щели и тут же отпрянул. Телефон звонил изнутри. Джеймс огляделся в поисках ключа, но его не было.

Джеймс занервничал. Неужели тот, кто звонит, не догадывается, что в доме никого нет? Почему не вешает трубку? Или он знает, что Джеймс внутри? Он вышел на крыльцо – никого. Ни одна занавеска в окнах соседских домов не дрогнула. Метрах в двухстах по дороге стояла телефонная будка. Джеймс подбежал к ней, но будка оказалась пуста. Озираясь по сторонам, он вернулся назад. Когда Джеймс вошел в дом, телефон замолчал.

Все утро он отдирал доски от окон первого этажа и переносил вещи из фургона. Освоившись, Джеймс уже не стал бы утверждать, что дом совершенно не изменился. Диванная набивка валялась на полу, на стенах темнела плесень. Уж если Малькольм Трюви действительно здесь жил, мог бы и прибраться.

Работы в доме хватало. Джеймс решил действовать постепенно. Сперва он займется первым этажом. (При мысли о том, что придется подняться на второй, у него подгибались колени.) К тому же внизу было все необходимое для жизни.

Первый этаж занимали две спальни окнами на улицу и большая гостиная, выходящая в садик. В буфете под лестницей Джеймс обнаружил дверцу. Там было темно, пахло сыростью и остывшей золой. Наверняка внизу был устроен погреб. К гостиной примыкали ванная без окон с покатым потолком и узкая кухня. Пристройка тянулась вдоль задней стены дома. Некогда белая пластиковая крыша, ныне пожелтевшая от времени, делала кухню самым светлым и холодным местом в доме.

Дверь кухни выходила в большой сад, как и помнилось Джеймсу. В отличие от дома сад выглядел ухоженным: трава не выше нескольких дюймов, раскидистая яблоня в центре лужайки. Зрелые золотисто-зеленые плоды свисали с веток. С трех сторон сад опоясывала высокая деревянная ограда. В сарае Джеймс обнаружил газонокосилку и топор. Задняя калитка выходила в переулок с запертыми гаражами.

Как ловко этот дом заполнил все выемки и щели его памяти. Когда-то он жил здесь, иначе и быть не могло! Джеймс закрыл глаза и попытался отмотать время назад. Бесполезно – пустота, обрыв. Когда он приближался к краю обрыва, его начинала бить дрожь. И Джеймс махнул на воспоминания рукой. В памяти всплыла полузабытая фраза. Метафора, которую Фрейд использовал для воспоминаний. Предметы в комнате.

Джеймс осмотрелся: диван, чайный столик, кресло, телевизор. Перестать паниковать, сказал он себе, твое прошлое спрятано в этом доме, а значит, когда-нибудь память непременно вернется, нужно только запастись терпением.

Целый день он носился как угорелый. Сначала по совету Харрисона Джеймс посетил торговый центр на окраине, где приобрел генератор, мощный пылесос, фонарь-«молнию», маску, перчатки, рабочие ботинки, крысиный яд, ведра, губки и масляный обогреватель. Потом вернулся в «Аренду Харрисона», предъявил чеки, и мистер Крэбтри тут же отсчитал пятидесятифунтовые купюры. Джеймс запустил генератор и пропылесосил спальню, гостиную и коридор. По окончании работы он весь взмок и покрылся пылью. Горячей воды в доме не было, поэтому Джеймсу пришлось сесть на велосипед и доехать до бассейна, чтобы принять душ.

По пути домой он купил пиццу и пиво. Вечер выдался тихий и славный. Привалившись спиной к яблоне, Джеймс ел пиццу и запивал ее пивом, глядя, как края облаков на западе окрашиваются в розовый цвет. Прямо над ним в выцветшем небе сиял полумесяц. Кругом висела такая зловещая тишина, что Джеймс призадумался, уж не поселился ли он в городе привидений? Прислушавшись, он уловил детский смех и музыку. И снова его охватило странное чувство: смесь надежды и страха. Что он делает в этом заброшенном доме, один, в городе, чужой всем? Джеймс не знал, куда заведет его расследование, но сейчас ему было хорошо. Холодное пиво, теплый вечерний воздух, ясное небо. Так бы и просидел всю жизнь, прислонившись спиной к гладкому стволу.

Если бы можно было остановить время, ухватить неповторимое мгновение и навеки запечатлеть в памяти! Джеймс боялся, что если не оставит запись об этом вечере, память о нем улетучится, словно пыльца, осевшая на поверхности водной глади. С другой стороны, попытайся он занести эти тени на траве, этот теплый воздух и тихую безмятежность в свой черный блокнот, и очарование исчезнет. К тому же ему ни за что не найти верных слов.

Не в силах сдвинуться с места, Джеймс прислонился к яблоневому стволу и размышлял. Возможно, если сейчас постараться хорошенько запомнить этот вечер, а после записать воспоминания, они не успеют стереться. Он посмотрел вверх. Облако напоминало слона или высокое купольное здание и менялось на глазах. Полупрозрачный клочок отделился от общей массы, образовав длинный хвост, края которого растворялись прямо на глазах. Джеймса завораживали эти изменения – в самом деле, куда исчезали края облака? – и вот оно уже растворилось в бледной синеве. Исчезло, видоизменилось, стало прошлым. Как безжалостно время, подумал Джеймс. Оно существует теперь, сейчас,и все же… что есть это сейчас?По-французски говорят maintenant– дословно «удержать время». Другими словами, настоящее – это то, что можно подержать в руках: нечто осязаемое и твердое. Нет, стремиться удержать время все равно что пытаться остановить водный поток. Только зазевайся, и время ускользнет. Единственный способ жить настоящим – никогда не пытаться остановить его, покориться его течению, не думать ни о чем…

Джеймс вздохнул. Внезапно, не считаясь с его желаниями, вопреки всем временным законам, воздух стал теплее, а небо синее. Джеймс бросил взгляд на заднюю стену дома – от солнца кирпичи словно накалились, а оконные стекла засияли золотом. Кожу согрели жаркие лучи, а вокруг зазвучали голоса. Перед ним на траве было расстелено одеяло, его фигура отбрасывала тень. Волоски на руках встали дыбом, сердце бешено колотилось. Что с ним происходит? Что означают эти странные ощущения? Трава, дерево, солнце, небо, кирпичи кружились и мерцали перед глазами. И вот зеленый, коричневый, желтый, синий и красный смешались. Все почернело.

Он открыл глаза и поежился от холода. Во рту пересохло, ладони вспотели. Должно быть, я заснул, подумал Джеймс. Солнце село, прекрасное мгновение ушло, просочилось сквозь пальцы. Вот так всегда…

Джеймс вздохнул, прикончил пиво и побрел в дом. На полпути он наткнулся на что-то твердое. Под ногами лежал плоский четырехугольный камень с какими-то знаками – символами или буквами, – Джеймс не мог разобрать в темноте. Он наклонился и ощупал плиту кончиками пальцев. Все-таки буквы: «И» и «Д».

Термин, означающий подсознание. Джеймс подумал о фрейдовском бессознательном: если воспоминания – это предметы, помещенные в комнате, то где скрывается подсознание? В подвале? Как странно: два разных понятия обозначаются одним словом. Идентичность в значениях «тождественности, одинаковости» и «особенности, отличительной черты». Не сразу Джеймсу в голову пришло более простое и очевидное объяснение. Он вспомнил статью про студента, который выпрыгнул из окна. Инициалы ИД принадлежали Иену Дейтону.

Джеймс улегся в спальный мешок и снова перечитал инструкцию. Самое странное требование касалось цвета. Клиент настаивал, чтобы пол, стены, оконные рамы, двери и потолки выкрасили в белый. Вопросы эстетики мало заботили Джеймса, он возражал с практической точки зрения. Из опыта Джеймс знал, что невозможно сохранить белую поверхность белой. Впрочем, спорить он не собирался – клиент всегда прав.

Джеймс зевнул и внимательно изучил печать. Внезапно в глаза ему бросилось то, что ускользнуло от внимания в первый раз. Ему категорически запрещалось открывать «ящик с телефоном», хотя сам ящик также следовало выкрасить в белый цвет. «При любых обстоятельствах нельзя отвечать на звонки». Что за ерунда – не проще ли было вырубить линию? Впрочем, жаловаться Джеймс не собирался. Контракт он подписал, теперь придется расхлебывать последствия.

Перед сном Джеймс достал фонарь и отправился в ванную. Теплая желтоватая вода еле текла, но почистить зубы, ополоснуть лицо и запить таблетку от аллергии ему кое-как удалось. Эти таблетки Джеймс должен был принимать раз в неделю, но он успел забыть, когда делал это в последний раз. Наверное, еще в Амстердаме. Джеймс чувствовал себя виноватым, но оправдывал себя тем, что приступы с тех пор не возобновлялись. Джеймс и не помнил уже, на что именно у него была аллергия. Как бы то ни было, склянка с таблетками почти опустела, а адрес, по которому следовало заказать новую, Джеймс потерял. Ладно, решил Джеймс, обойдусь, а если прихватит, схожу к врачу, пусть выпишет новый рецепт.

Вернувшись в спальню, Джеймс выключил фонарь. И внезапно его захлестнуло острое чувство одиночества. За окном стонал ветер. Джеймс выглянул наружу. У обочины стоял его фургон. Возможно ли, подумал Джеймс, чтобы, когда я наблюдал за домом из фургона, мужчина в черном пальто, которого я называю Малькольмом Трюви, тоже стоял у окна спальни и смотрел на меня? Даже сейчас я предпочел бы, чтобы кто-нибудь наблюдал за мной. Тогда я не чувствовал бы себя так одиноко. Где-то наверху от ветра распахнулась оконная рама. Джеймс старался не думать о могильном камне, который обнаружил в саду.

Наконец он забрался в спальный мешок. Занавесок на окнах не было, и стены спальни заливал оранжевый свет уличных фонарей. Джеймс вспомнил Ингрид. Если бы она оказалась рядом, хотя бы на одну ночь! Он представил себе, как Ингрид забирается к нему в мешок, как нежна ее теплая кожа… Кончить Джеймс не успел – из коридора раздалась трель, и лишь спустя пять минут звонок смолк.

~~~

Утром, впервые за последние дни, Джеймса не разбудили солнечные лучи. На окне висели белые занавески, которые он повесил вчера. Джеймс вздохнул с облегчением. Тело ломило. Пора отдохнуть, он не разгибал спины уже восемь дней.

Разбудил его шум у дверей. Джеймс встал и отправился посмотреть, в чем дело. На коврике лежала стопка писем – первая, которую он получил на новый адрес. Он поднял письма и направился на кухню. Проходя мимо гостиной, Джеймс помедлил, с гордостью обозревая чистый пол, стены и потолок. Ни пыли, ни сырости, ни гнили. А что пахнет дезинфицирующими средствами – так не страшно, скоро улетучится.

Он зажег газ под чайником и занялся письмами. Одно – от родителей, другое, адресованное «Жильцу», оказалось телефонным счетом, третье предназначалось мистеру Малькольму Трюви. Первый адресованный Трюви конверт Джеймс прицепил к стене над плитой и как раз сегодня, раз уж до сих пор никто его не хватился, собирался распечатать. Но слово «Срочно» на втором конверте заставило его изменить решение. Джеймс укорял себя за то, что даже не попытался найти получателя первого письма. И о чем он только думал?

Джеймс заварил чай, сделал тосты. Затем отцепил первый конверт от стены. Решено – сегодня же отнесет оба письма в «Аренду Харрисона», и пусть Крэбтри отошлет их Малькольму Трюви. Успокоив совесть, Джеймс занялся телефонным счетом. Никаких звонков за три месяца, только абонентская плата. И счет с собой захвачу, подумал он, не хватало еще платить за услугу, которой не пользуюсь.

Доев тосты, Джеймс распечатал письмо от родителей. Как обычно, ничего существенного. Джеймс понимал, что письма эти пишутся с единственной целью выразить родительскую заботу. Почему он порвал с той симпатичной голландкой? Чем решил заняться? Может быть, что-то случилось? Нужна помощь? Натужная родительская вежливость рождала впечатление недосказанности.

Читая письмо, Джеймс мучился чувством вины. Он был любимым и любящим сыном, и ему не доставляло никакой радости родительское беспокойство. Что он мог поделать? Написать в ответ, чтобы не волновались? Так Джеймс и поступил. Письмо вышло коротким и вряд ли успокоит отца и мать, вздохнул Джеймс и добавил постскриптум: «Что вы делаете на Рождество? Думаю заехать. Дайте знать, если что». Наверняка с их привычкой все планировать загодя родители уже давно куда-нибудь собрались, с надеждой подумал Джеймс, но, по крайней мере, их обрадует мое желание погостить.

После завтрака он отправил письмо родителям и поехал в город. В «Аренде Харрисона» Джеймс протянул конверты, адресованные Малькольму Трюви, усталому Крэбтри, но тот отказался их брать.

– Мы здесь ни при чем, мистер Пэдью.

– Но здесь же написано, что срочно!

– Клиент четко определил круг наших обязанностей. Все остальное нас не касается.

– И что прикажете с ними делать? Выбросить в корзину?

– Успокойтесь, мистер Пэдью. С чего вы решили, что они так уж важны для нашего клиента? Вы ведь даже имени его не знаете!

Джеймс не сразу нашелся с ответом.

– Э-э… просто я уверен, что внутри что-то важное.

Крэбтри бросил на Джеймса скептический взгляд.

– Почему бы вам просто не засунуть их в ящик стола, а клиент сам потом разберется, что с ними делать.

Да потому что я места себе не нахожу, так мне хочется узнать, что внутри, захотелось крикнуть Джеймсу, однако он смолчал. Затем протянул Крэбтри чеки и телефонный счет и молча смотрел, как тот отсчитывает деньги.

Из кабинета появился Харрисон и протянул Джеймсу руку.

– Как идут дела, мистер Пэдью?

Джеймс решил, что Харрисона интересует дом.

– Теперь там гораздо чище, чем было. Газ и горячую воду я починил.

– Наш клиент весьма доволен вашими успехами.

Джеймс вздрогнул.

– Разве он был внутри?

Харрисон замялся.

– Понятия не имею, мистер Пэдью. Клиент сказал, что доволен вашими успехами.

Он точно за мной шпионит, подумал Джеймс. Мысль эта пугала и раздражала, и в то же время внимание хозяина дома льстило. Малькольм Трюви шпионит за ним. Малькольм Трюви доволен его успехами. Джеймс вспомнил лицо человека, отразившееся в витрине секс-шопа. Он выглядел таким уверенным в себе… или даже так – таким уверенным во мне, неожиданно подумал Джеймс. Как сладка будет моя месть, когда я выведу его на чистую воду!

Пока закипал чайник, Джеймс разглядывал два письма на кухонном столе. Сердце выпрыгивало из груди. Успокойся, твердил он себе, сначала выпей чаю. Джеймс вышел в сад и огляделся. Низкое серое небо. Где-то в ветвях яблони чирикал воробей. От соседнего дома доносился запах готовящейся еды. Уголком глаза он уловил какое-то движение в окне второго этажа. Джеймс быстро обернулся: окно приоткрыто, но комната, насколько он мог судить, пуста. Нужно подняться наверх и закрыть окно, подумал Джеймс, не ровен час начнется дождь.

В кухне вовсю кипел чайник. Джеймс выключил газ и снова уставился на письма. Затем заварил чай, добавил в чашку молока, взвесил письма в ладонях, резко обернулся. Никого.

Становлюсь параноиком, невесело констатировал Джеймс.

Чувствуя себя заправским детективом, он поднес письмо к носику чайника и держал, пока бумага не стала влажной. Затем подковырнул клапан ножом. Письмо распечаталось на удивление легко. Джеймс уселся за стол и вытащил содержимое конверта. Внутри оказался не лист, а несколько маленьких квадратиков. На каждом квадратике была напечатана буква. Джеймс в произвольном порядке разложил квадратики на столе. И вот что они ему сказали:

ВСМЭЛАГТО

Он понятия не имел, что означает эта тарабарщина, но Джеймс прочел достаточно детективных романов, чтобы заподозрить подвох. Должно быть, это код! Что, если Малькольм Трюви прислал ему эти письма, чтобы проверить, сможет ли Джеймс разгадать загадку? Или эти девять букв – всего лишь отвлекающий маневр? Возможно, письма действительно адресованы Малькольму Трюви и содержат своего рода шифр? Джеймс напряженно размышлял. Одно слово или несколько? Он начал переставлять буквы в разном порядке, а результаты записал в зеленый блокнот.

Наверняка существовало ограниченное число комбинаций, но все они звучали совершенно бессмысленно. Мало гласных, посетовал Джеймс. Может быть, в конверте еще что-нибудь завалялось? Увы, конверт был пуст. Джеймс еще битый час возился с буквами, переставляя их и так и эдак, когда заметил одну странность. Непроизвольно он разделил буквы на четыре группы:

МТ

ЛС

АВ

ЭГО

Это ЭГО Джеймс приметил сразу. Снова никуда без старины Фрейда, усмехнулся он. Джеймс залез в словарь и прочел, что ЭГО означает «часть сознания, которая реагирует на реальность и обладает индивидуальностью». Превосходно, но что это ему дает? В то же время, рассматривая три первые пары букв, Джеймс испытывал странное чувство, как будто он уже видел эти сочетания.

Устав возиться с буквами, Джеймс вышел в сад и некоторое время стоял, вдыхая влажный воздух и разглядывая верхушки деревьев и крыши соседских домов за изгородью. Он узнавал этот вид – в мозгу аккуратно складывалась ранее виденная картинка, но даже она не могла оживить те воспоминания, возвращения которых хотел и боялся Джеймс.

Он думал, что стоит ему снова войти внутрь дома, и черный ящик памяти откроется сам собой. И в некотором смысле так оно и случилось, вот только внутри оказался еще один черный ящик, и снова Джеймс безуспешно искал ключ. Его мучили сомнения: а что, если внутри второй коробки скрыта третья и так далее, как в той русской игрушке? Впрочем, любая матрешка не бесконечна, внутри всегда прячется самая крошечная и ценная куколка. Вот в ней и хранится мое прошлое, вздохнул Джеймс.

Он остановился под яблоней и поднял глаза. Наверняка яблоки уже созрели. Джеймс протянул руку к ближнему плоду и без труда оторвал его вместе со стебельком. Размером с крикетный мяч, ровное и тяжелое. Джеймс не разбирался в сортах, но выглядело яблоко весьма аппетитно: золотисто-зеленое с красными прожилками, не слишком блестящая и не слишком твердая кожица. От сильного и резкого запаха рот наполнился слюной. Джеймс огляделся – возможно, рвать яблоки запрещено контрактом? – но вокруг никого не было, да и в контракте про яблоки вроде бы не упоминалось.

Джеймс с хрустом надкусил сочный плод. Горько-сладкий. Внезапно его захлестнуло забытое чувство. Оно не имело названия, но очень походило на те переживания, которые он испытывал, слушая «The Go-Betweens», только гораздо мощнее. Словно эмоции, которые рождала музыка, были дальним эхом истинного ощущения.

Откуда пришло это чувство? Джеймс понимал, что оно напрямую связано со вкусом яблока, но содержит в себе и нечто большее. Джеймс опустил глаза и заметил на белой мякоти розовое пятнышко, крошечный кровавый след. Он закрыл глаза, и сад завертелся дождями и солнцем, знакомыми силуэтами, закатными лучами, дальней музыкой, сладкими и тяжелыми духами. Губы темноволосой девушки приблизились к его губам, и снова все поглотила тьма. Джеймс перевел дух и открыл глаза. Что происходит? Неужели так возвращаются воспоминания?

Да и настоящие ли это воспоминания? Пытаясь осмыслить образы, мелькнувшие перед его мысленным взором, Джеймс спрашивал себя: неужели все это было на самом деле? Худенькая темноволосая девушка тянется к нему губами. А что, если он лишь выдает желаемое за действительное? Захватившие Джеймса ощущения были непрошеными и неконтролируемыми. Никакими уловками воображения ему не удалось бы вызвать эти образы, а значит, они правдивы! Джеймс хотел надкусить яблоко еще раз, но обнаружил, что не может двинуть ни рукой ни ногой. Как и в тот вечер, когда он сидел, прислонившись спиной к стволу яблони, память возвращала звук чужих голосов, потеплевший воздух, молчание и мерцающие тени в траве. Но если образ девушки вызывал надежду, то молчание и тени рождали иное чувство. Память услужливо подсказала название. Страх.

Надежда и страх. Белое и черное, доброе и злое. Джеймс привык думать, что это разные ощущения, но сегодня они казались ему двумя сторонами одного чувства. Что есть страх, как не надежда во тьме? Что есть надежда, как не страх, омытый светом? Внутри надежды скрывается страх, что ей не суждено сбыться. Внутри страха всегда таится надежда, что в этот раз пронесет. Надежда и страх. Словно луна, которую мы видим то полной, то растущей; то яркой, то туманной; то кроваво-красной, то золотой; но это всегда одна и та же серая сфера.

Откуда пришли эти мысли? Джеймс моргнул. Что заставило его размышлять о надеждах и страхах? Что произошло, когда он надкусил яблоко? Неповторимое мгновение ускользнуло. Его разум снова был чист.

Джеймс доел яблоко и понял, что проголодался. Он отправился на кухню, размышляя, что приготовить на ланч. Яйца с беконом или спагетти по-болонски? Нечаянно Джеймс наступил на могильный камень, и его пронзила дрожь. Джеймс опустил глаза – на него смотрели две буквы: ИД.

Так вот она, разгадка!

Джеймс сел за кухонный стол и снова разложил перед собой буквы, напечатанные на бумажных квадратиках. МТ, ЛС, АВ. Конечно же, это инициалы! Вот только знать бы чьи. Где он видел эти комбинации? Джеймс начал резать лук, и глаза тут же наполнились слезами. Затем вскипятил воду для спагетти, обжарил лук и фарш, разогрел баночку томатной пасты. Начался дождь. Тяжелые капли, словно булыжники, замолотили по пластиковой крыше. Джеймс открыл бутылку красного вина и налил стакан.

И внезапно вспомнил.

Он бросился в спальню и подхватил картонную коробку, где хранил документы, касающиеся расследования. На крышке Джеймс написал черным фломастером: «УЛИКИ». На кухне он открыл коробку и без труда обнаружил то, что искал, – копию газетной статьи под названием «Трагическая правда об ужасном пикнике» и имена в четвертом абзаце. Лиза Сильвертон и Анна Вэлери. ЛС и АВ. Прочтя имя Анна, Джеймс вспомнил темноволосую девушку из своего видения. Случайность?

Сосредоточься, приказал он себе. Нужно найти еще одно имя. МТ. Джеймс перевел взгляд на конверт. Неужели Малькольм Трюви? Джеймс расхохотался и замолотил кулаками по столу. Ну конечно, все так очевидно! Как можно было не заметить этого раньше?

Малькольм Трюви, Лиза Сильвертон, Анна Вэлери. Эта троица жила в доме, когда Иен Дейтон выпал из окна. Джеймс снова перечитал статью. Малькольм Трюви нигде не упоминался, но в статье писалось о некоем друге, пожелавшем остаться неназванным. Джеймс ухмыльнулся. Банальная уловка! Желание скрыть свое имя говорило само за себя.

Весь обед с лица Джеймса не сходила улыбка. Правда, он еще не понял, что означает таинственное ЭГО, да и до раскрытия мрачной тайны его врага было далеко, но это частности, они могут подождать. Он все теснее сжимал кольцо. Все ближе к правде. Ближе к центру лабиринта.