Текст книги "Кровавый апельсин"

Автор книги: Сэм Льювеллин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Глава 24

Монкастер-роуд была расположена в Северном Бристоле и оказалась длинной безликой улицей с тесно прижавшимися друг к другу домами. Серебряный «воксхолл» был припаркован к дому 111. Перед ним у калитки цвело несколько кустиков календулы, а огромная развесистая вишня раскинула свои ветви в саду перед домом. Из окна доносился звук телевизора. Когда я позвонил в колокольчик, он, потрезвонив, резко замолк, и за дверью послышались быстрые шаги.

– Входите, – пригласил мистер Бартон, настороженно вытягивая лысую голову и оглядывая улицу. Это был крепкий толстяк с беспокойным взглядом: по неписаным законам, заведенным обитателями Монкастер-роуд, было слишком позднее время для приема гостей.

Я вошел. Миссис Бартон уже приготовила чай, заранее разложив все на подносе. Там лежали маленькие бисквиты, а стеганый чехол на чайнике был расшит тамбурным швом, должно быть, ее руками. На каминной доске, уставленной латунными горшками и сковородками, стояла фотография Алана, очень довольного, в школьном галстуке и блейзере.

– Мне бы хотелось задать несколько вопросов об Алане, – заговорил я.

– Ну конечно, – просияла миссис Бартон. У нее были такие же озабоченные карие глаза, как и у ее сына. А муж промолчал, раскуривая трубку, только опасливо взглянул на нее.

– Мне интересно, как он начал заниматься парусным спортом, – продолжил я. – Ведь он этим занимался не очень серьезно, правда?

– Нет, конечно нет, – согласилась миссис Бартон.

– У него была такая хорошая работа, – добавил мистер Бартон. – И однажды он пришел домой и сказал, что бросает ее.

– А что это была за работа? – спросил я.

– Он работал в доках, при тамошнем музее. Был слесарем-ремонтником. Паровые двигатели, старые автомобили – он был помешан на технике. Ну, мы думали, это лучше, чем быть механиком в гараже, в конце концов. – Мистер Бартон выдохнул дым.

– Но он встретил этого парня, – продолжила миссис Бартон, – и тот предложил ему работать на него. Бог знает почему. Тот парень платил ему очень хорошие деньги.

– Он привык к деньгам, – сказал мистер Бартон, – и это стало его несчастьем. Через его руки проходило слишком много денег... через Алана.

– Вот именно, – подтвердила миссис Бартон. Я понял, что присутствую при затянувшемся семейном споре, и промолчал.

– Ты тоже могла бы заметить это, – бросил мистер Бартон жене. – Карты, лошади... он не мог остановиться.

– В самом деле, так, – опять подтвердила миссис Бартон. – Господь знает, где он их добывал.

– Это всегда меня беспокоило, – откликнулся мистер Бартон.

– Он хорошо получал, – настаивала миссис Бартон, – благодаря Всемирной поддержке.

– О да, – вступил я в разговор. – Всемирная поддержка.

– Это так. Они оказывали финансовую поддержку и так далее. Всемирную. Помощник их управляющего был задействован в работе музея. Что-то связанное с большими морскими регатами. Он приметил Алана и нанял его за двойную плату. – Мистер Бартон выбил табак из трубки каким-то сложным инструментом из нержавеющей стали. – У этого парня был довольно странный вид. Стрижка «ежиком», красивые пушистые усы. Весь в коже...

– Так, – сказал я. Алан смотрел на меня с каминной доски уверенными глазами школьника. – А когда это все случилось?

– Около года назад, – ответил мистер Бартон.

– Так, – опять в раздумье произнес я, а про себя подумал: «После всего случившегося... Вот и ответ. Прости меня, Эд, прости, что я не верил тебе с самого начала. Пожалуйста, прими мои сердечные извинения. Не важно, что они не принесут теперь тебе уже никакой пользы».

– Мы никогда точно не знали, что это была за работа, – нервно улыбаясь, сказала миссис Бартон.

Мистер Бартон откашлялся, посмотрел по сторонам.

– Ну, я думаю, ему нечего было бы стыдиться. Я промолчал.

– Есть еще что-нибудь, о чем вам хотелось бы узнать? – спросил мистер Бартон.

Голос его звучал грустно и уныло. Я понял, как ему хочется, чтобы я поскорее ушел, а он бы спокойно, наедине мог предаться воспоминаниям о жизни своего сына. Сына, который был опытным механиком, бросил хорошую работу, чтобы начать заниматься странными делами, вкалывая на какого-то подозрительного типа, который платил ему подозрительно большие деньги за их общие дела. На Монкастер-роуд мать предпочитала не замечать таких вещей. Но отец этого сделать не мог. В этой маленькой квартирке с патриархальным укладом мистер Бартон ощущал себя человеком, утратившим все иллюзии, а вместе с ними – и единственного сына.

Пора было уходить.

– Ну, – бодро заявил я, поднимаясь с оптимизмом, которого не испытывал, – мне пора. – Мы искренне улыбнулись друг другу на прощание. Я пожал их холодные нервные руки и отправился дальше на своем «ягуаре».

Поднимаясь вверх по Уайтледиз-роуд при свете уличных фонарей, я думал, что они подходят друг другу, словно ветчина и яйца. Да, Рэнди отыскал более легкий путь изъятия денег у клиентов Тедди Таннера, чем простое взимание комиссионных. В прошлом году он подослал судебных исполнителей к Артуру Дэвису. В этом году шантажировал Эда и пообещал ему, что, если тот не заплатит денег, его яхта будет повреждена. Эд не смог или не захотел платить. Тогда Рэнди послал Алана, чтобы тот испортил все, что только сможет испортить. Но лишь законченный идиот пошел бы на это дело: перетирать якорный трос на подветренном берегу, в шторм...

Законченный идиот или тот, кто ничего не смыслил в морских делах.

Таким человеком и оказался Алан.

Я поежился. Это было моей ошибкой. Я сказал как-то однажды, перед тем, как мы сели на мель: «Если обрывается трос, то в нашем распоряжении – великолепный песчаный пляж».

Он и действовал по моему совету.

Я повернул к дороге М4. Казалось, что «ягуар» уловил мое настроение. Свет его фар врывался большими белыми конусами в темноту, и скорость машины подходила к 120 милям, гранича с предельной на спидометре. На память пришли слова, сказанные Агнес о Рэнди: «Он играет в карты, читает журналы по культуризму и делает все, что ему прикажет Таннер». Бандитский сговор, в результате которого погибла яхта, был частью преступной деятельности Рэнди. Он мог требовать деньги, сопровождая эти требования угрозами. Но сам Терри Таннер был бы ничем, если бы не его изобретательность. Да, думал я, пришло время подумать очень и очень серьезно о мистере Терри Таннере.

В семь часов я свернул с дороги и снял номер в ближайшей гостинице. Уснул сразу же, как только коснулся головой нейлоновой подушки. Утром съел традиционный английский завтрак: датский бекон, флоридский апельсиновый сок и бразильский кофе. Затем я направился в Милтон-Кинес.

Глава 25

Лето пришло в Милтон-Кинес, но не было маргариток во ржи, росшей вперемежку с травой, покрывающей неровную десятиакровую поверхность земли, принадлежащей компании «Оранж Карз». Как и не обнаружил я вьющихся растений на чистом, строгом кирпичном здании самой компании. Пахло новыми коврами и включенными компьютерами. Я прошел через коридор без окон в кабинет Морта Салки, директора по связям с общественностью.

Морт Салки был на рабочем месте и выглядел свежим и бодрым. Черная копна его волос казалась наэлектризованной, а большие очки в темной оправе энергично отсвечивали, когда он, выйдя из-за письменного стола, усаживал меня за стоявший в углу кофейный столик.

– Кофе, – попросил он секретаря, щелкнув пальцами, и будто между ними пробежала электрическая искра. – Кофе, кофе!

Он быстро ввел меня в суть дела.

– Прекрасные гонки под Шербуром, – похвалил он, – и прекрасная яхта. – Казалось, он вспоминал что-то про себя. – Жаль бедного Джона, – продолжал он. – Это настоящая трагедия.

У меня возникло ощущение, что его слова – обычная вежливость делового человека, который стремится побыстрее соблюсти формальности и перейти непосредственно к делу, от которого его оторвали.

– Мы возлагаем большие надежды на тебя, – приступил он к главному, – и я постараюсь изложить тебе наши доводы.

Я кивнул. Появился кофе на подносе, жидкий, водянистый, в серебряном кофейнике и фирменных чашках.

– "Оранж Карз" является компанией, владельцы – в Японии, – продолжал он. – Мы работаем на Европейский рынок в Британии.

Недавно мы подписали договор о сотрудничестве с четырьмя европейскими странами: Францией, Германией, Австрией и Италией – и решили, что развернем широкую спонсорскую программу, потому что хотим в европейском масштабе поддерживать победителей, которые не боятся остаться один на один с враждебным морем. После Шербура нам выделили десять минут лучшего эфирного времени на европейском телевидении. О нас писала вся пресса. Конечно, мы давали деньги и Джону Доусону. – Салки криво усмехнулся, обнажив в улыбке длинные зубы. – Деньги, на которые можно бы купить десять секунд рекламы, да и то только во Франции. – Он положил свои длинные холеные руки на прозрачную поверхность кофейного столика. – Так что энергия спонсоров не потрачена зря.

– А что произойдет, если случится что-то непредвиденное? – спросил я.

Салки бросил на меня взгляд, в котором его энтузиазм внезапно сменился соображениями расчетливого дельца.

– Наши исследования показывают, что это лишь малая часть проблемы.

Широкая деланная улыбка снова обнажила его зубы целиком, до самых десен.

– Но, – сказал он, – если бы с бедным Джоном не произошло этого... несчастного случая, возможно, мы получили бы только половину времени на ТВ. Так что в любом случае все будет сбалансировано.

– Понятно, – сказал я.

– Еще одно! – Морт поднял руки над столом, и на стеклянной поверхности остались следы его пальцев. – Мы даем тебе деньги за участие в гонках твоей яхты. И полностью доверяем тебе. Но после твоего возвращения мы ожидаем от тебя самого не меньшего доверия. Мы делаем ставку на тебя. Поэтому нам хотелось бы, чтобы ты был любезен с прессой, помогал в делах компании, встречался с важными посетителями. – Он снова улыбнулся.

– Значит, и вы должны понять одну вещь, – уточнил я. – В любом случае прежде всего – это моя лодка и моя гонка, а уж потом мои обязательства перед спонсором.

– Доброе утро, мистер Диксон, – прозвучал еще один голос с другого конца комнаты. Я поднял глаза. Какой-то человек незаметно вошел в дверь во время нашего разговора. Он был худым и высоким, а над его лбом живописно вилась белокурая прядь волос. Он обаятельно и печально улыбался, как бы извиняясь за отсутствие в течение всего этого времени.

Морт Салки поднялся.

– Дуг Сайлем, – представил он вошедшего. – Наш европейский директор. – Голос его зазвучал вдруг необычно робко. – Думаю, вы встречались?

– Конечно, мы встречались. – Его рукопожатие было твердым и сухим. – В Шербуре. – Его датский акцент был мягким и твердым одповременно. – Морт ведет переговоры, я выписываю чеки. – Он протянул мне конверт. – Это ваш контракт. Посмотрите его вместе со своим юристом. Хорошо?

– Блестящая идея, Дуг, – заметил Салки.

Сайлем посмотрел на часы.

– Теперь я должен идти, – сказал он. – Джим, вы надежный человек. В деловых отношениях это всегда является преимуществом. Мы надеемся, что вы быстро ознакомитесь с контрактом. Чек на первоочередные расходы уже выслан. Думаю, он удовлетворит вас. – Сайлем снова бросил на меня полувопросительный взгляд. Это был взгляд высокоинтеллигентного человека, который воспринимает мир таким, каков он есть, и который знает, что чек выписан на сумму действительно достойную, что бы об этом ни говорил я или кто-либо еще.

Когда он ушел, Салки повел меня по территории фабрики, где в течение трех часов я пожимал руки и наблюдал улыбки всяких официальных лиц, заходил в офисы. Навесы над помещениями были выкрашены в бледно-зеленый цвет, а вспышки и скрип роботов-сварщиков действовали, как гром в замкнутом помещении. Но я обнаружил, что думаю все время об одном: «Самое главное – яхта». Затем был ленч в столовой. Я все время улыбался, даже и после него, в офисе Морта, когда явилась бригада дизайнеров и предложила посмотреть эскизы ярлыков с надписью, которую они хотели прикрепить повсюду на яхте «Секретное оружие». Мы договорились с рабочими встретиться на Уотерфорд-Баул через два дня и провести покрасочные работы, чтобы подготовиться к гонкам. Яхта «Секретное оружие» перестала существовать. Да здравствует яхта «Апельсин-2»!

Когда все закончилось, Морт Салки подвел итог:

– Джимми, благодарю, что ты нашел время посетить нас. И за твое полное доверие к компании «Оранж Карз».

Я посмотрел в его серьезные карие глаза за огромными стеклами очков и подумал: интересно, что бы он сказал, если в знал, что сейчас у меня три основных обязательства: одно – по отношению к компании «Оранж Карз», чуть более ответственное – к выигрышу в регате «Вокруг островов», но самое главное – связанное с моими подозрениями в поисках того, кто обмотал шею Эда Бонифейса шнуром и туго затянул его.

Глава 26

Возвращаясь в Пултни, я медленно ехал вдоль Кей-стрит, объезжая ранних туристов, бредущих почему-то посредине улицы и оставляющих за собой, как правило, шлейф мусора. Мне было одиноко и хотелось домой.

В садике перед коттеджем Джорджия поливала герань, Мэй в своей комнате наряжала игрушечного медвежонка, принадлежавшего близнецам, а Скотто чистил к обеду картофель. Вполне уютная домашняя сцена. Это заставило меня сразу почувствовать, что моя собственная жизнь состоит в основном из скучной работы, разбавленной немалым количеством черного кофе.

– Все в порядке? – спросил я у дочки, обняв ее.

– Что? – переспросила она, посмотрев на меня своими большими синими глазами, будто жизнь не могла быть никакой иной, кроме как замечательной. Неожиданно я ощутил себя полнейшим глупцом из-за того, что поддался своему желанию встретиться с нею. Нет, даже более чем глупцом: я сам себе казался сейчас грязным, запятнанным убийством, деньгами, обманом...

– Ты опять уезжаешь? – довольно спокойно поинтересовалась Мэй.

– Завтра гонки, – ответил я. – Мы участвуем с Чарли. Кубок Уотерфорда. Из Плимута во Францию и обратно. Потом как проклятые будем работать всю неделю и готовиться к регате «Вокруг островов». Все это займет около двух недель, после чего мы с тобой сможем некоторое время провести вместе.

– Ты надеешься выиграть?

– Естественно.

Мэй улыбнулась улыбкой, которая всегда заставляла меня помнить, что, несмотря на все, что ей пришлось пережить, она, в сущности, оставалась маленьким постреленком, таким же, как любая девочка ее возраста.

– Ты не обязан выигрывать, – заметила она.

– О нет! Я должен это сделать... и побыть с тобой, – ответил я и поднялся.

– Побереги себя, папа, – попросила дочь на прощание, поцеловав меня в щеку. И тут же с возгласом удивления пошла к близнецам, раскрашивающим в этот момент за столом белый хлеб зеленой краской.

– Оставайся обедать, – предложил Скотто. – Я нанял лодку до Плимута, она совсем неплохая и уже готова к отплытию.

– Спасибо. Но мне хотелось бы добраться немного раньше, ведь завтра начнутся гонки. Вечером надо еще заехать домой и прихватить с собой кое-какие вещи.

– Но... – начал было Скотто.

– Мне надо это сделать, – прервал я его на полуслове.

– Джеймс, у нас возникла какая-то проблема?

Большое загорелое лицо Скотто выражало готовность помочь. И вновь я почувствовал себя виноватым: мои проблемы его не касались, и поэтому не следовало вмешивать его в них. Поэтому я ответил:

– Проблемы? Нет, Скотто. У нас теперь есть спонсор. Завтра гонки. Через неделю регата «Вокруг островов». Все хорошо, просто отлично.

Произнеся этот монолог, я вышел из освещенной комнаты в мрачные сумерки улицы, где опять кто-нибудь мог поджидать меня, чтобы разделаться со мной, а может, и убить.

Вернувшись вечером домой и заперев «ягуар» в гараже, я повернул ключ в замке на два оборота и зашел в дровяной сарай, прихватив с собой топор. Дом выглядел темным и пустынным, только ветер играл листвою вечнозеленого падуба, склонявшего свои ветви к подъездной аллее. Войдя через парадную дверь, я всюду включил освещение и внимательно осмотрел все закутки от подвала до чердака. Потом запер двери, включил охранную сигнализацию и только после этого сварил себе кофе. От Дела еще не было никаких вестей.

Все было хорошо. Просто отлично.

* * *

На следующее утро мы со Скотто, лавируя между большими магазинами и невысокими лавками Коксайда, подъехали к бухте Королевы Анны. Подогнав машину как можно ближе в воде, начали вытаскивать из багажника еду, снасти и запасные части. Вокруг было полно народу. Как только мы нагрузили тележку, рядом тотчас возникла толпа любопытных. А на стоянку все прибывали и прибывали автомобили. Чуть поодаль от нас остановился красный «феррари», из которого появилась фигура Жан-Люка Жарре. У него был такой вид, будто его только что подняли с кровати, забыв разбудить: глаза полузакрыты, а его цыганский рот только усиливал это впечатление.

– Там твоя подруга, – незаметно толкнул меня Скотто. С переднего пассажирского сиденья из «феррари» вышла Агнес. Ее черные волосы были стянуты сзади в хвост. Выглядела она очень свежей и привлекательной. Увидев меня, улыбнулась и тут же направилась в нашу сторону. У меня оборвалось сердце, и я подумал: куда она ездила в этой машине вместе с Жарре? Но, не подав виду, улыбнулся, поцеловал ее в обе щеки и вдохнул аромат духов.

– Давай выпьем кофе, – предложила Агнес.

Договорившись о встрече, я толкнул тележку сквозь толпу, наводнившую волнорез.

Бригада из «Оранж Карз» уже покрасила корпуса нашего «Секретного оружия», и судно стало похоже на две громадные дольки апельсина, соединенные между собой карбофибровыми балками.

– Немного ярко, – поморщился Скотто, – хотя тебя легко будет заметить, если ты перевернешься на ней.

– Спасибо большое, – рассеянно ответил я. А сам подумал: если кто-нибудь захочет устроить на катамаране диверсию, трудно представить, как ему можно будет помешать.

Бригада ремонтников перед стартом сошла на берег. Теперь все ее члены превратились в зрителей. Многие из них так и стояли, держа в руках инструменты – слесарные ножовки и распылители краски.

Чарли тащил мешки с парусами на переднюю площадку катамарана. Заметив нас, помахал рукой. Этой ночью он спал на судне. Я передал Скотто вещи: сумку с инструментами, еду на три дня, не позабыл и про бутылку «Феймоуз Граус» для Чарли и четыре пакета послеобеденного кофе Эгберта для себя. После чего отправился в летнее кафе на набережной.

В углу за столиком сидела Агнес, записывая что-то в блокнот. Как только я сел на соседний стул, она сложила свои записи и поцеловала меня.

– Где ты пропадал все эти дни? – воскликнула Агнес.

– Работал, – ответил я.

– Я соскучилась по тебе. – Она подняла на меня глаза.

– Как и я, – заметил я, наблюдая, как улыбка, словно солнышко, осветило ее лицо.

– Почему же ты ни разу не позвонил?

– Не был уверен, что ты этого хочешь.

– Ох! – Агнес всплеснула руками. – Ну и глупый же ты!..

– А ты ждала звонка? – Я обнял ее за плечи.

– Да, – ответила она, прижавшись ко мне.

На миг все отодвинулось – убийцы, стресс от гонок... Но тут сработала фотовспышка, я поднял голову и увидел Алека Стронга из «Яхтсмена», прятавшего усмешку в свою короткую рыжеватую бороду.

– Все в порядке, Агнес, – сказал он. – Я ничего не расскажу Жан-Люку.

Алек бросил взгляд на входную дверь:

– Ах, дорогая! Уже поздно...

Опираясь на одну из стоек тента, с неизменной сигаретой «Голуаз», свисающей с его губы, у входа в кафе стоял сам Жан-Люк. Он смотрел на нас, и его темное лицо в обрамлении черных кудрей было совершенно невозмутимым. Агнес улыбнулась и помахала ему рукой. Жарре кивнул, словно в подтверждение каких-то своих мыслей, известных ему одному, развернулся и пошел прочь.

– Извините, – произнес Стронг и отправился следом за ним. Снаружи расположился духовой оркестр, игравший «Марионеток». Мои нервы снова напряглись, сердце билось все сильнее по мере приближения регаты.

– Скажи, Терри Таннер, – посмотрел я на Агнес, – способен к насилию?

– К насилию? – уставилась она на меня. – Не думаю. Нет. Он предпочитает оставаться чистеньким.

– А его приятель Рэнди?

– Я думаю, что он просто наблюдатель. А почему ты спрашиваешь, Джимми?

– Алан Бартон, – пояснил я. – Он был год знаком с Рэнди, и тот послал Бартона на борт «Стрит Экспресс».

– Привет, Джеймс, – раздался чей-то голос с заметным акцентом. – Готовишься к большой гонке?

На стол оперся Невилл Спирмен, на его печальном лице играло подобие улыбки.

– Я всегда готов, – ответил я с такой же натянутой улыбкой.

– Должно быть, хорошо иметь спонсора? А?

– Он платит по счетам, – сказал я. Но вообще-то счета были оплачены еще накануне.

– Вдобавок ты получишь счет Гарри, – заметил Спирмен.

– Спасибо, что напомнил.

Мрачно кивнув, он удалился. Глядя ему вслед, я думал о словах торговца яхтами Чарльза Ллойда, который сказал не так давно, что купит нашу яхту, если я выйду победителем. Если же нет...

Победа или полный крах – так обстояло дело.

– Так ты думаешь, что Рэнди виноват в крушении «Апельсина»? – удивилась Агнес.

– Или он, или его босс.

– И что ты собираешься теперь делать?

– Ждать, когда он сам придет ко мне. – Я взглянул на нее. – Мне пора возвращаться.

На мгновение она прижала под столом свои колени к моим.

– Пока. И будь осторожен, – попросила Агнес, поцеловав меня на прощание. От нее исходил аромат нежности и тепла. Но как только я поднял голову, то снова почувствовал доносящейся с улицы свежий, пропитанный йодом запах моря.

Выйдя из кафе, мне пришлось пробивать себе дорогу сквозь толпу.

А народ все прибывал. Духовой оркестр пытался перекрыть гул голосов.

В громкоговорителях щелкнуло, и раздался голос:

– Джеймс Диксон, вас к телефону!

Я изменил маршрут и теперь вынужден был идти в направлении яркой неоновой вывески на офисе организационного комитета гонок. Это оказался Дуг Сайлем.

– Извини, что беспокою тебя. Просто хотел сказать, что мы все желаем удачи и тебе и «Апельсину».

– Спасибо, – поблагодарил я, стараясь найти какие-нибудь наиболее дипломатичные слова, но напряжение, как нервный спазм в желудке, не располагало к светской беседе. Мой взгляд блуждал между открытым входом в кафе под тентом и маслянистой поверхностью бухты, устремляясь к понтону, где, как в ярких обертках конфеты, сгрудились гоночные яхты, готовые к гонкам. «Секретное оружие» – «Апельсин-2» выглядела отсюда лощеной и опасной.

– Мы будем наблюдать за тобой с «Геклы», – пообещал Сайлем. К двум часам дня изменилось приливно-отливное течение. Главный парус был поставлен на место и закреплен. Вышло солнце. Юго-восточный ветер в три балла поднимал блестящую рябь на поверхности воды гавани.

Хорошо было, отослав Скотто на буксирный катер и подняв стаксель, посидеть минуту-другую в относительном покое у приемника. Мы с Чарли послушали новости о гонках и прогноз погоды: ветер менялся на западный, и до буя СН1 у Шербура будет идти хорошо.

Дальше ожидается отклонение ветра к северо-западу и на следующем этапе, до маяка Ленд-Энд, придется более или менее полавировать. Ну а потом – легкий участок до дома в Плимут.

Я посмотрел в направлении стартовой линии. Сейчас там уже вырос целый лес белых парусов. Гонки на Кубок Уотерфорда – большое событие для яхтсменов. Это и хорошая проба сил перед регатой «Вокруг островов». Там, должно быть, находилось не менее двухсот яхт – однокорпусных, катамаранов, тримаранов, готовящихся к тридцатишестичасовой гонке по серым водам Ла-Манша. Большинство яхтсменов принимали участие в гонке ради собственного удовольствия. И лишь немногие – вроде нас, фанатиков, – под нажимом определенных обстоятельств.

Я заставил себя не думать обо всем этом и, щурясь от яркого солнечного света, смотрел, как он отражается в воде. И тут же меня захватили мысли и раздумья о том, как прийти к финишу без повреждений и выскочить первым на старт.

– Пять минут, – возвестил Чарли, оторвав взгляд от секундомера. Я подвернул штурвал, и главный парус с тяжелым хлопком наполнился ветром. Взглянув на Чарли, я спросил:

– Что ты думаешь?

Он улыбнулся. Его тонкое ироничное лицо выглядывало из воротника черного резинового комбинезона.

– Ну, – рассуждал Чарли, – существует просто тактика, но есть и тактика устрашения.

– Совершенно верно, – сказал я.

– У нас есть официальный спонсор, – заметил он. – И мы не обязаны платить в случае неудачи.

– Как далеко нам до стартовой линии?

Чарли замерил скорость и направление ветра, сверился с компасом. Черные цифры секундомера на экране из жидких кристаллов продолжали неумолимо бежать: три минуты пятнадцать секунд, три минуты десять секунд...

– ...Девять, – отсчитывал Чарли. – Восемь. Три минуты до линии. Шесть...

Он наклонился над главной лебедкой и запустил ее. А я включил гидравлическую систему грота-шкота. Он еще не окончил работать с лебедкой, а «Апельсин-2» резко прибавил скорость. Я поднял грота-шкот. Чарли выпрямился и сказал:

– Ноль!

Я чувствовал власть штурвала, в то время как «Апельсин-2», держась круто к ветру, мчался как стрела к бело-голубому судну организационного комитета, стоящему на якоре с подветренной стороны линии. Белые паруса приближались с ужасающей скоростью. Я взглянул на Чарли.

– Держись на скорости двадцать один узел, – сказал он, – и все будет в порядке.

Цифры на лаге показывали: 20, 21, яхта все ускоряла ход. Я сделал пару качков на гидравлической системе, чтобы поднять гик на один-два дюйма и дать парусу чуть повернуться.

Сигнальное устройство на главном парусе неистово трепыхалось. Наконец скорость достигла двадцати одного узла.

– "Апельсин-2" хочет двигаться быстрее, – сказал я.

– Держи скорость, – напомнил Чарли.

Мы были уже рядом с другими, идя между катамараном, на котором еще только пытались поднять главный парус, и древней «Вестерли», паруса которой были на первый взгляд закреплены так плохо, что, очевидно, ей трудно было вообще добраться до линии старта. С других яхт люди поворачивались нам вслед, и порой казалось, что вот-вот кто-нибудь из этих любопытных сломает себе шею. Мы попали в самую гущу яхт, но беспорядочная толчея объяснялась не столько количеством, сколько разницей их курсов, которые придут в норму только тогда, когда мы по сигналу стартовой пушки пересечем линию.

Чарли находился с подветренной стороны, не сводя глаз со светящегося пятна прибора.

– Сорок секунд! – крикнул он.

Лаг показывал 20,65. Когда же мы вышли из области ветровой тени высокого катамарана, на нем появились цифры: 21,31.

– Нам режут курс справа! – завопил Чарли.

Я мягко повернул штурвал влево и тотчас почувствовал, как ветер наполнил паруса. По правому борту в пяти ярдах от нас промчалось полутонное судно с огромным мрачным мужчиной на борту. Я взял курс бейдевинд, палуба выровнялась, движение снова стало ровным и устойчивым. Мы проходили в самом центре скопления яхт.

– Двадцать секунд, – считал Чарли.

Ниже по ветру целая флотилия скопилась возле линии, носами к морю. Двадцать или тридцать яхт дрейфовали с наветренной стороны в ожидании более удобного позднего старта. Среди всех возвышалась мачта с прикрепленным к ней парусом Кевлора. Пара яхт позорно удирала. Внезапно пространство разделилось надвое, и посредине открылась полоса чистой зеленоватой воды. Ниже, в центре этой полосы, вспарывая волны своим изумрудно-зеленым корпусом, шла яхта, принадлежавшая Жан-Люку Жарре.

– Десять секунд, – сказал Чарли.

Даже не задумываясь, я точно знал, что задумал Жарре. Он хотел протиснуться в пространство между нами и яхтой организационного комитета гонок, перехватить наш ветер и закрыть нам выход в Ла-Манш. Я снова подкачал гидравлическую систему. Сейчас Жарре находился в пятидесяти ярдах от нас по правому борту. Если он будет держать этот курс, то может задеть нашу мачту своим торчащим с боку утлегарем. Мое сердце сильно забилось.

– Пять! – крикнул Чарли. – Четыре!

Я видел француза на передней части его яхты и понял, что он пошел на риск. Стиснув зубы, отвел взгляд и посмотрел на горизонт, где стояла яхта организационного комитета. Вдруг неожиданно нос яхты Жарре повернул в сторону, меня обдало брызгами, в то время как его утлегарь просвистел в трех футах позади.

С яхты комитета поднялся дымок.

– Пушка, – произнес Чарли.

Мы пересекли стартовую линию.