Текст книги "Суррогат для боссов Братвы (ЛП)"

Автор книги: Селеста Райли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

ГЛАВА 23

МАКСИМ

София на седьмом месяце, и ее бугорок отчетливо виден – круглое свидетельство жизни, которую мы собираемся принять. Мы находимся на старом пирсе – месте, куда я любил приходить в минуты одиночества, а теперь делюсь с ней. Морской простор отражает мои мысли, бесконечные и бурные.

– Как думаешь, ей понравится рыбалка? – Спрашиваю я, кивая в сторону моря, пытаясь представить себе семейные прогулки, которые не связаны с уклонением от пуль или переговорами о мире между враждующими группировками.

София смеется, положив руку на живот.

– С тобой в качестве отца? К пяти годам она, наверное, уже будет ловить акул.

Я хрюкаю несмотря на то, что меня это забавляет.

– Акулы, да? Если только она не принесет их домой.

Она придвигается ближе, ее присутствие успокаивает меня.

– Знаешь, она часто брыкается, когда мы находимся рядом с водой. Думаю, у нас появилась маленькая русалочка.

Я смотрю на нее снизу вверх, на наше будущее, завернутое в изгиб ее живота.

– Русалка или нет, но я обмотаю весь пирс защитными сетями.

Ее глаза закатываются, но она улыбается.

– Слишком заботливый?

– Чертовски верно, – говорю я, не терпящим возражений тоном. – Никто не будет связываться с моими девочками.

В этот момент волна разбивается о пирс, обдавая нас холодной морской водой. София визжит, и этот звук настолько полон жизни, что пробивается сквозь мою обычную мрачность, как солнечный свет сквозь тучи.

– Максим! – Восклицает она, наполовину раздражаясь, наполовину смеясь. – Ты сделал это нарочно!

Я не могу сдержать ухмылку, которая появляется на моих губах.

– Даже не мечтал об этом, дорогая.

Она качает головой, капли воды застывают в ее волосах, словно бриллианты.

– Ты невозможен.

– И тебе это нравится, – отвечаю я. Непринужденность наших шуток – редкое сокровище, которое я стал ценить больше всего на свете.

Прежде чем София успевает ответить, у меня звонит телефон, и, взяв трубку, я ставлю ее на видео.

– Мы прервали личную беседу? – Голос Ивана сух, на его губах играет намек на ухмылку, когда он смотрит на нас.

Виктор хлопает в ладоши, в его глазах появляется озорной блеск.

– Не позволяйте нам оставаться одним. Мы любим развлечения.

София закатывает глаза, но ее улыбка снисходительна.

– Максиму нужно было побыть в тишине и покое. Мы собирались отправиться в бассейн. Не хотите присоединиться к нам?

Идея провести день вместе, вдали от груза наших обязанностей, очень привлекательна. Бассейн, уединенный и безопасный, предлагает редкую возможность расслабиться, ненадолго отвлечься от повседневной жизни.

– Значит, сегодня день бассейна, – говорю я, вставая и протягивая руку, чтобы помочь Софии подняться на ноги. Беременность не сильно ее замедлила, но я всегда начеку, защитные инстинкты включены на максимум.

Пока мы идем к бассейну, настроение у нас легкое, смех и дразнящие шутки наполняют воздух. София, сияющая и живая, становится центром внимания, ее остроумие заставляет даже Ивана быть начеку.

Виктор ныряет в бассейн с эффектным всплеском, приглашая нас присоединиться к нему. Иван следует за ним, более сдержанно, но с точностью, говорящей о его дисциплинированном характере.

София сидит на краю, опустив ноги в воду, и смеется, брызгая водой на Виктора, когда он подплывает слишком близко.

– Веди себя хорошо, или я позабочусь о том, чтобы ты пожалел об этом, – предупреждает она, но за ее словами не чувствуется настоящего жара.

Я сползаю в воду и становлюсь рядом с ней, молчаливым часовым даже в минуты отдыха.

– Тебе стоит залезть, – предлагаю я. – Вода идеальная.

Она колеблется, в ее глазах мелькает неуверенность, но затем кивает. Осторожно она опускается в воду.

– Нам нужно делать это почаще, – комментирует Иван, плавая на спине и выглядя более умиротворенным, чем я видел его за последние месяцы.

– Да, пока мы не стали по колено в подгузниках и детской смеси, – добавляет Виктор, подплывая к нам с Софией.

София слегка обрызгивает его.

– Ты будешь отличным отцом, Виктор. Только не учи ее своим дурным привычкам.

– Кто, я? – Виктор притворяется невинным, но мы все знаем лучше. – Дурным привычкам? Я хочу сказать, что мои привычки просто образцовые, – протестует Виктор, в его тоне сквозит насмешливая обида.

Иван, парящий неподалеку, вмешивается:

– Образцовые в том, чтобы втянуть нас в неприятности, возможно.

Я не могу удержаться от хихиканья, наблюдая за этим легким подшучиванием.

– Давайте не будем пугать Софию. Мы будем образцовыми папами, не так ли? – Говорю я, адресуя свой вопрос Виктору и Ивану и бросая на Софию ободряющий взгляд.

– Конечно, – соглашается Иван, отталкиваясь от воды. – Мы научим ее всем важным вещам. Например, как наносить удары и как распознать хвост.

Виктор кивает, подплывая ближе.

– И искусству своевременного побега. Незаменимые навыки для любого нашего ребенка.

София качает головой, в ее выражении ясно читается веселье.

– Может, начнем с чего-нибудь попроще? Например, с детских стишков, а не с планов побега?

– Планы побега могут быть и детскими стишками, – язвит Виктор, заслужив от Софии укоризненный взгляд.

Я обхватываю ее рукой, нежно притягивая к себе.

– Не волнуйся, мы будем подбирать учебный материал в соответствии с возрастом. Во всяком случае, первые несколько лет.

Ее смех сливается с шумом воды – мелодия, которая ослабляет постоянное напряжение, пронизывающее всю мою жизнь.

– Я обязуюсь это сделать, – говорит она, ее голос легок, но в нем слышны нотки искренности. – Пообещайте мне кое-что, – внезапно говорит София, поворачиваясь, чтобы посмотреть на каждого из нас по очереди. – Пообещайте мне, что, несмотря ни на что, она будет знать жизнь за пределами этого. За пределами Братвы.

– Мы обещаем, – отвечаю я за всех нас, и груз наших обязательств оседает в моей груди. – Она познает любовь, она познает смех, и она познает семью, которая всегда будет поддерживать ее.

София улыбается, мягкая, сияющая улыбка освещает сгущающиеся сумерки.

– Спасибо.

Пока мы вытираемся и собираем вещи, вопрос Софии витает в воздухе, задумчивый и немного тревожный.

– Как вы думаете, что она подумает о том, что у нее три папы? – Спрашивает она, обматывая вокруг себя полотенце.

Иван, как всегда стратег, серьезно обдумывает этот вопрос.

– Она подумает, что она самая счастливая девочка в мире, – уверенно заявляет он. – Трижды совет, трижды защита и трижды любовь.

София улыбается словам Ивана, в ее глазах загорается веселье.

– Трижды совет, да? Будем надеяться, что это не слишком ее запутает.

Иван хихикает – редкий звук, наполняющий комнату теплом.

– Смущение – это лишь первый шаг к мудрости. Она будет мудрее своих лет.

Виктор вскакивает, не в силах удержаться от колкости.

– Только бы она не унаследовала твое чувство юмора, Иван. Мы хотим, чтобы девочка умела заводить друзей.

Я не могу удержаться от смеха, и напряжение в разговоре ослабевает, переходя в нечто более легкое.

– А как насчет твоих навыков вождения, Виктор? Мы ведь стремимся к безопасности, помнишь?

К нашему смеху присоединяется смех Софии, и ее прежние опасения исчезают перед лицом нашей шутки.

– Ну, с кулинарными способностями Максима, стратегическим умом Ивана и энтузиазмом Виктора она должна быть всесторонне развитой личностью.

Я киваю, чувствуя прилив гордости при этой мысли.

– А с тобой, как с матерью, она будет неудержима. Доброй, умной и сильной.

Эти слова повисают между нами, свидетельствуя о наших общих надеждах на маленькую жизнь, которую мы собираемся принять. Но затем голос Софии прорывается сквозь тепло, напоминая о холодной реальности, которую мы все пытались игнорировать.

– Но меня там не будет, правда? – Ее слова мягкие, едва ли выше шепота, но они приземляются с тяжестью тысячи кирпичей, заставляя комнату замолчать.

Смех стихает, сменяясь тяжелой тишиной. София смотрит вниз, и тень печали проступает на ее лице, являя собой разительный контраст с легкостью, которая была всего мгновение назад.

Я чувствую, как у меня в животе затягивается узел. Мы танцевали вокруг этой темы, позволяя себе забыть, пусть даже на мгновение, о тех условиях, о которых мы договорились. Присутствие Софии стало постоянным, ее смех – мелодией в мрачном саундтреке нашей жизни. Мысль о том, что она уедет, забрав с собой часть нас, – это реальность, с которой я не хотел сталкиваться.

Иван прочищает горло, нарушая тишину, но его обычная уверенность, кажется, пошатнулась.

– София, мы…, – начинает он, пытаясь найти слова, которые могли бы преодолеть пропасть, образовавшуюся в результате ее заявления.

Виктор неловко сдвигается с места, его взгляд устремлен в пол. Человек, который всегда готов пошутить или сделать легкомысленный комментарий, растерянно смотрит на ситуацию, лишаясь дара речи.

Я смотрю на Софию, на ее обнаженную уязвимость, и понимаю всю глубину принятого нами решения. Речь шла не только о том, чтобы защитить ее, дать ей свободу или обеспечить безопасность ребенка. Речь шла о нас, обо мне, смирившемся с предстоящей потерей ее присутствия, ее влияния в нашей жизни.

– София, – начинаю я, мой голос тверже, чем я чувствую, – мы заключили соглашение, да. Но это не значит, что оно незыблемо. Ты стала… Ты важна для нас. Для меня.

Ее глаза встречаются с моими, ища, возможно, уверенности в том, что это не конец, что связи, которые мы создали, не будут разорваны расстоянием или соглашениями, заключенными в другое время, при других обстоятельствах.

– Мы можем поговорить об этом, провести переоценку, – предлагаю я, и эта идея формируется по мере того, как я говорю. – Все изменилось. Мы изменились.

Иван кивает, поддерживая меня.

– Максим прав. Мы не предполагали… этого, – он делает неопределенный жест, охватывая пространство между всеми нами, – когда строили эти планы.

Она уйдет. Эта мысль проносится у меня в голове, как выстрел в пустом переулке, резкий и разрушительный. От нее у меня закипает кровь. Это неправильно, это чертовски несправедливо. Она должна быть здесь, с нами.

Я снова перевожу взгляд на Софию, и ее хрупкость пронзает мою закаленную внешность, как меткая пуля. Я не многословен, но к черту все, если я позволю ей уйти без боя.

– София, – раздается мой голос из глубины груди, в каждом слоге сквозит отчаяние и неоспоримая тоска. – Мы не должны зацикливаться на том, о чем договорились раньше. – Я приостанавливаюсь на мгновение, чтобы успокоиться и отступить от грани уязвимости, на которую я нечаянно ступил.

Ее глаза мерцают, встречаясь с моими, в поисках уверенности, в поисках утешения. Это зрелище вызывает в моем суровом сердце удивительную нежность.

Спустя вечность Иван говорит:

– Он прав, мы этого дерьма не ожидали. – Его руки широко взметаются, охватывая напряжение, Софию, меня – все.

Наступившую тишину нарушает Виктор, наконец обретший голос. Ему не нужно ничего говорить – сталь в его взгляде говорит сама за себя.

Мы глубоко погружаемся в наши страхи и надежды, каждое слово прокладывает путь к пониманию – по одному откровению за раз. Это нелегко, но это необходимо – чертовски важное осознание того, где мы находимся и где надеемся быть.

И все это время одна мысль остается в моем сознании, как заноза. Черт возьми, я хочу ее. Я хочу завладеть ею, заклеймить ее как свою. Эта мысль поглощает меня, становясь моим спасательным кругом в этой буре эмоций, грозящих утопить меня.

ГЛАВА 24

СОФИЯ

Я никогда не думала, что мое прощание будет проходить в больничной палате, обливаясь потом, выжимая жизнь из рук Максима и Виктора, когда я приведу в мир нашу дочь. Ирония судьбы не покидает меня. Прощаюсь и одновременно встречаю самый значительный привет в моей жизни.

– Черт, София, ну и хватка у тебя, – шутит Виктор, пытаясь разрядить обстановку, его обычный юмор – желанный способ отвлечься от боли.

– Я покажу тебе, что такое хватка, – умудряюсь выдохнуть я между схватками, не зная, смеяться мне или плакать, а может, просто ударить его – ласково, разумеется.

Максим, как всегда невозмутимый, не сводит с меня глаз, его голос – надежный якорь.

– Ты молодец, дорогая. Еще чуть-чуть.

А Иван, благословите его, стоит у изножья кровати, выглядя чуть бледнее, чем обычно.

– Я видел мужчин, в которых стреляли, и они не выглядели такими свирепыми, как ты, София.

– Забавно, – отвечаю я, когда схватки достигают пика, – я чувствую себя готовой пристрелить кого-нибудь прямо сейчас.

Роды совсем не такие, как я себе представляла. Они длиннее, труднее, это марафон, который проверяет каждую унцию силы, о которой я даже не подозревала. Каждая схватка – это волна, непреодолимая и неумолимая, и я борюсь с ней изо всех сил, цепляясь за руки Максима и Виктора, словно они – мои спасательные круги.

В палате царит суматоха: медсестры приходят и уходят, монитор, отслеживающий сердцебиение нашей дочери, постоянно напоминает о том, для чего нужна вся эта боль. Лицо Максима – маска озабоченности, его ободряющие слова шепчутся между схватками, каждое слово – бальзам, даже когда мое тело кричит об облегчении.

Виктор пытается рассмешить меня, его попытки юмора – желанный способ отвлечься, но в его глазах появилась напряженность, которой раньше не было. Он напуган, мы все напуганы, тяжесть ситуации давит на нас с каждой минутой.

Иван, всегда спокойный в бурю, стоит чуть поодаль, давая мне пространство и в то же время предлагая свою силу в спокойной солидности своего присутствия.

– Ты молодец, София, – говорит он, и я верю ему, хотя чувствую, что разрываюсь на части.

Голос доктора ровный, как проводник сквозь бурю.

– Вы почти у цели, София. Еще несколько потуг. – Но "почти" растягивается, время искривляется в горниле родов, и я начинаю сомневаться, смогу ли я это сделать, хватит ли у меня сил довести дело до конца.

Наступает очередная схватка, прилив боли, и я сжимаю все, что у меня есть, из моего горла вырывается первобытный, гортанный крик. Максим крепче сжимает мою руку, а другой рукой убирает волосы с моего лба, молча клянясь в поддержке.

– Ты сможешь, София. Она почти здесь, – бормочет он, и я цепляюсь за его голос, собираясь с силами, преодолевая боль, стремясь к обещанию конца этого путешествия и начала нового.

И вдруг наступает разрядка, давление ослабевает, и комната наполняется новым криком, чистым и сильным. Он пробивается сквозь туман боли, это маяк надежды, предвестник новой жизни.

Когда наша дочь оказывается у меня на руках, вся боль становится ничтожной перед весом этого крошечного, совершенного человека, которого мы создали. Она здесь, она настоящая, и она наша. К появлению ее на свет я не могла подготовиться, но, впервые заглянув в ее глаза, я поняла, что это стоило каждого мгновения.

После напряженных родов и первых волшебных мгновений с нашей дочерью комната входит в новый ритм, наполненный тихим воркованием и тихими звуками семьи, охваченной благоговением. Когда Максим осторожно берет нашу девочку на руки, его лицо смягчается так, как я редко видела, – нежный гигант, держащий на руках самое дорогое сокровище.

Я наблюдаю за ними, улыбка играет на моих губах, когда Виктор наклоняется к нам, его голос игриво шепчет.

– Держу пари, она унаследовала твое упрямство. Нас ждет то еще удовольствие.

Я хихикаю, несмотря на усталость, навалившуюся на мои конечности.

– А если твое обаяние, Виктор? Боже, помоги нам всем.

Иван присоединяется, под его обычно стоической внешностью видна ухмылка.

– По крайней мере, у нее будет мое тактическое чутье. Тогда у нее будет шанс.

Легкое подшучивание, привычный комфорт, но, когда я наблюдаю за Максимом с нашей дочерью, внезапный прилив эмоций сжимает мою грудь. На глаза наворачиваются слезы, непрошеные и неожиданные, и рыдания захлестывают горло.

В комнате воцаряется тишина, легкость сменяется беспокойством.

– София? Что случилось?

Я пытаюсь говорить, но слова запутываются в паутине любви и страха. Наконец мне удается прошептать сквозь слезы:

– Я не хочу с ней прощаться.

Это открытая правда, сердце моего страха с того момента, как я узнала о ее существовании. Соглашение, которое когда-то казалось таким ясным, теперь кажется непреодолимым барьером, надвигающимся прощанием, к которому я не готова.

Выражение лица Максима меняется, на нем проносится буря эмоций, прежде чем он оседает рядом со мной, а наша дочь оказывается между нами.

– София, тебе не нужно прощаться. Мы… Я не хочу, чтобы ты уходила. Мы же семья.

Виктор подходит ближе, его обычный юмор сменяется искренностью.

– Он прав. Мы были идиотами, если думали, что можем просто позволить тебе уйти.

Иван, молчавший до этого момента, кивает в знак согласия.

– Ты нужна нам. Вы обе. К черту соглашение.

Их слова, полные убежденности и желания совместного будущего, пронзают туман моих страхов. Я перевожу взгляд с одного на другого, вижу правду в их глазах, чувствую ее в тяжести нашей дочери на руках.

– Правда? – Это слово произносится на одном дыхании, надежда трепещет в моей груди.

– Правда, – подтверждает Максим, его рука находит мою, осязаемое обещание. – Мы разберемся с этим вместе.

Виктор делает шаг вперед, его взгляд становится таким же напряженным, как и у Максима.

– Мы все жертвовали собой и терпели лишения ради этой жизни. Но ты… ты показала нам другой путь. Шанс на нечто большее, чем просто кровопролитие и власть. Мы не можем позволить тебе ускользнуть.

Обычно стоическое выражение лица Ивана смягчается, в его глазах отражается смесь уязвимости и тоски.

– Ты для нас не просто суррогат, София. Ты гораздо больше. Ты весь наш мир.

Их слова пробуждают что-то глубоко внутри меня, резонируя с теми частями меня самой, которые я давно похоронила под слоями силы и стойкости. Притяжение между нами становится неоспоримым, магнетическим, когда я понимаю, что этот момент касается не только нашей дочери, но и нас самих.

Момент откровения в окружении трех мужчин, которые стали моим миром, держа на руках маленькую девочку, которая изменила все, тяжел для эмоций. Но Виктор с безупречной точностью разрушает напряжение.

– Значит ли это, что я официально освобожден от обязанности менять подгузники? – Спрашивает Виктор, вздергивая брови, как будто он только что увернулся от самой большой пули в мире.

Я не могу удержаться, чтобы не фыркнуть: нелепость его беспокойства в разгар нашего душевного момента выбила из меня последние слезы.

– В твоих мечтах, Виктор. Ты первый встаешь на пеленки.

Максим хихикает, перекладывая нашу дочь на руки с естественной легкостью, от которой мое сердце замирает еще больше.

– Я думал скорее о чередовании обязанностей. В конце концов, справедливость есть справедливость.

Иван, который был спокойной силой во всем этом, торжественно кивает.

– Я составлю расписание. Думаю, рано утром это для Виктора.

Виктор вскидывает руки в знак капитуляции.

– Я вижу, как это происходит. Набросились на красавчика.

Смех, вырывающийся из моей груди, – легкий, свободный, освобождающий от накопившегося напряжения и страха. Здесь, в этой комнате, с этими мужчинами и нашей дочерью, я обретаю такое глубокое счастье, что оно почти непреодолимо.

– Не могу поверить, что я это говорю, – говорю я в перерывах между смехом, – но я бы не хотела, чтобы было иначе. Дежурства в подгузниках, ранние утра и все такое.

Максим наклоняется и целует меня в макушку с нежностью, от которой по щекам разливается новая волна слез – на этот раз слез чистой радости.

– Мы вместе. Каждая смена подгузника, каждая бессонная ночь, каждый момент.

– У нашей малышки лучшая команда, – добавляет Иван, и гордость в его голосе звучит безошибочно.

– И самая нахальная мама, – вклинивается Виктор, получая от меня игривый взгляд.

– И не забудьте про самых заботливых пап, – отвечаю я, все еще находясь на волне смеха. – Она не сможет встречаться, пока ей не исполнится тридцать?

Максим торжественно кивает, но в его глазах появляется блеск.

– По крайней мере. И только после тщательной проверки биографии.

Виктор заговорщицки наклоняется.

– Нам нужно будет начать обучать ее с раннего возраста. Научить ее обращаться с менее желанными типами.

– Ты имеешь в виду, научить ее отбиваться от таких, как ты? – Отвечаю я, не в силах удержаться от колкости.

Виктор делает вид, что хватается за сердце.

– Ранен, София. Глубоко ранен.

Иван, как всегда здравомыслящий человек, или так ему нравится думать, добавляет:

– Нам также нужно, чтобы она хорошо владела навыками самообороны. И, возможно, немного хакерства. Для безопасности.

– Отлично, наша дочь будет хакером-шпионом с властными папочками. Как раз то, о чем мечтает каждая маленькая девочка, – говорю я, в моем голосе звучит сарказм, хотя втайне я в восторге от мысли, что наша дочь будет так горячо любима и защищена.

Выражение лица Максима смягчается, он смотрит на нашу дочь, потом снова на меня.

– Она будет такой, какой захочет. И мы будем поддерживать ее на каждом шагу.

На мгновение в комнате воцаряется тишина, в которую погружаются его слова. Это обещание, клятва всех нас, нашей дочери и друг другу.

– Кстати, о шагах, – внезапно говорит Виктор, нарушая тишину, – когда мы начнем учить ее семейному бизнесу? Думаю, пять лет – хороший возраст для начала обучения переговорам.

Иван фыркает, качая головой.

– Давай сначала хотя бы отдадим ее в детский сад, Виктор.

Настроение снова светлеет, и, оглядывая этих мужчин – ее отцов, – я чувствую прилив привязанности к ним, к этой жизни, которую мы строим. Она грязная, нетрадиционная, но она наша. И она наполнена любовью.

– Если только один из этих шагов включает в себя обучение ее правильному удару, – добавляю я, полушутя. – Ну, знаете, когда она наконец начнет встречаться.

Максим смеется, глубокий, искренний звук наполняет комнату.

– Мы все предусмотрели. От ударов до программирования, она будет готова ко всему.

– Мы так увлеклись, что даже не обсудили ее имя, – говорю я, и меня осеняет понимание.

Максим, нежно держащий нашу дочь, выглядит задумчивым.

– Мы должны выбрать что-то сильное, что-то значимое.

Иван кивает.

– Оно должно олицетворять ее наследие, нашу силу как семьи.

Виктор, как всегда шутник, предлагает:

– Как насчет Виктория? В честь самого очаровательного из ее отцов?

Мы все смеемся, но это предложение порождает целую серию идей, каждое имя имеет свой вес, свою историю.

Наконец, как будто ответ приходит к нам всем сразу, имя, которое, кажется, только и ждало, чтобы мы его нашли.

– Елена, – говорю я, и имя слетает с моего языка, как прошептанное обещание. Оно означает "яркий, сияющий свет". Идеально подходит для девочки, которая принесла столько света в нашу жизнь.

Глаза Максима встречаются с моими, и я вижу в них согласие, то самое тепло, которое я чувствую всякий раз, когда думаю о нашем совместном будущем.

– Елена, – повторяет он, его голос тверд и в то же время нежен. – Прекрасное имя для прекрасной девочки.

Иван и Виктор кивают в знак одобрения, первый добавляет:

– Елена, свет нашей жизни.

Когда наш смех наполняет комнату, смешиваясь с тихим воркованием нашей дочери, я поражаюсь красоте нашей разрозненной семьи. Она нетрадиционная, неожиданная и немного хаотичная. Но она наша, наполненная любовью, смехом и связью, которую ничто не может разрушить.

В этот момент, со слезами смеха на щеках и в окружении трех мужчин, которых я безумно люблю, я знаю, что нахожусь именно там, где должна быть. Никаких прощаний, только будущее, наполненное всей любовью и смехом, которые мы можем выдержать, и даже больше.

ПЕРЕВОДЧИК – t.me/HotDarkNovels

КОНЕЦ