Текст книги "Суррогат для боссов Братвы (ЛП)"

Автор книги: Селеста Райли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

ГЛАВА 19

СОФИЯ

Нервничаю. Я нервничаю.

Куда Иван везет меня? Боже, почему я так нервничаю? И не только потому, что мы идем на свидание. Я нервничаю, потому что хочу выглядеть для него идеально, как и он сам.

Вот она я, буквально живу мечтой, и все равно нервничаю. Он ждет меня внизу, и я надеюсь, что мы не опоздаем. Черт.

– София? Ты уже готова? – Голос Ивана доносится снизу, глубокий и немного нетерпеливый. Я пытаюсь быстрее расправить волосы.

– Минутку! – Восклицаю я, прекрасно зная, что это не минута.

Я провожу выпрямителем по волосам, стараясь поторопиться. И вдруг случайно хватаюсь за горячую часть и вскрикиваю от боли.

– Черт!

– София? Ты в порядке? – Его голос теперь звучит с беспокойством и эхом разносится по лестнице.

– Д-да, я в порядке! – Я кричу в ответ, морщась, когда осматриваю свои пальцы. Они красные, но не слишком сильно. Я быстро заканчиваю, делая глубокий вдох, чтобы успокоить свое бешено колотящееся сердце. Почему с Иваном все кажется более напряженным, даже подготовка?

Затем я слышу шаги. Отлично.

– Что случилось? Ты в порядке? – Это Иван.

– Да, просто я обожглась выпрямителем. – Я признаюсь, чувствуя себя немного глупо из-за маленького несчастного случая.

Не говоря ни слова, он подходит и осторожно берет мою руку в свою. Его прикосновение удивительно нежное.

– Дай-ка я посмотрю.

Он осматривает покрасневшую кожу, нахмурив брови.

– Ты должна приложить лед, – заявляет он, его тон не оставляет места для споров.

Я пытаюсь отмахнуться:

– Нет, но серьезно, я в порядке, Иван. – Ожог жжет, но ничего страшного в этом нет.

Он смотрит на меня, его взгляд тверд.

– Я сказал, что нужно приложить лед. Прости, что заставил тебя торопиться.

Его слова западают мне в душу, и я не могу не чувствовать себя тронутой его искренней заботой. Несмотря на мое первоначальное сопротивление, я понимаю, что он прав. Мне нужно как следует позаботиться об этом ожоге.

Смирившись, я киваю в знак согласия.

– Хорошо, Иван. Твоя взяла. Давай приложим лед.

Иван мягко улыбается, его глаза наполнены теплом, когда он ведет меня на кухню. Простой акт заботы о моей небольшой травме заставляет меня почувствовать себя такой желанной и защищенной, какой я никогда не чувствовала раньше.

Пока он достает из морозилки пакет со льдом, я не могу не восхищаться сложностью этого человека. Он излучает силу и тьму, но под этой устрашающей внешностью скрывается заботливая душа.

Он осторожно кладет пакет со льдом на мои обожженные пальцы, и по руке распространяется успокаивающий холод. Облегчение наступает сразу же, и я испускаю вздох удовлетворения.

Глаза Ивана встречаются с моими, его голос наполнен искренностью.

– Ты важна для меня, София. Я хочу заботиться о тебе.

Его рука нежно ласкает мою щеку. Его слова заставляют меня дрожать. Чтобы было, когда такой мужчина, как он, заботился обо мне? Интересно, сможет ли эта мечта когда-нибудь стать реальностью?

Голос Ивана прорывается сквозь мои мысли, решительный и твердый.

– Ладно, уходим.

Я испуганно смотрю на него.

– Что? Но я не готова! – В моей груди зародилась паника. Моя прическа не идеальна, ожог на руке…

Он подходит ближе, его присутствие заполняет комнату.

– Ты выглядишь великолепно. Так что давай, пойдем.

На мгновение я теряю дар речи, застигнутая врасплох его неожиданным решением и комплиментом. Его взгляд скользит по мне, не упуская ни секунды, и я чувствую, как внутри меня расцветает тепло. Дело не только в его словах, но и в том, как он их произносит, с уверенностью, которая заставляет меня почувствовать, что меня видят, что меня ценят.

Несмотря на спешку, легкий хаос, внутри меня бурлит волнение. Спонтанность Ивана, его напористый характер, все это возбуждает. Я киваю, улыбка растягивает мои губы.

– Ладно, поехали.

Мы выезжаем, недолго едем до берега, и там нас ждет машина, которую я никогда раньше не видела. Гладкий, дорогой и безошибочно роскошный. Неужели их деньги никогда не закончатся? Эта мысль приходит мне в голову, когда я смотрю на экстравагантную демонстрацию богатства.

Иван открывает дверь на заднее сиденье – джентльменский жест, который все еще застает меня врасплох. Он садится рядом со мной и закрывает дверь с мягким стуком. Интимность такого близкого сидения на заднем сиденье этого роскошного автомобиля вызывает во мне трепет.

– Куда мы едем? Ты должен сказать мне сейчас, – требую я, чувствуя, как меня гложет напряжение.

Он ухмыляется, наслаждаясь моим нетерпением.

– Ты можешь подождать еще двадцать минут. Ты и так долго ждала.

– Фу, – вздыхаю я, закатывая глаза и скрещивая руки на груди. Эта загадка одновременно и раздражает, и возбуждает.

– Ну же, не злись, – шепчет он мне на ухо, его дыхание согревает мою кожу. Затем он целует меня прямо под ухом, от чего по позвоночнику пробегают мурашки.

– Я не злюсь, – хихикаю я, не в силах сдержать смех, бурлящий внутри меня.

– Ты боишься щекотки, да? – Поддразнивает он, в его голосе звучат игривые нотки.

– Нет, нет, не боюсь, – лгу я, но хихиканье меня выдает.

Тогда он делает это снова, и я не могу удержаться от громкого смеха.

– Иван, прекрати! – Я протестую, но он не останавливается, а вместо этого бомбардирует мою шею новыми поцелуями, каждый из которых вызывает у меня смех. – Иван!

– Хорошо, хорошо, я остановлюсь. – Он отстраняется, на его лице появляется триумфальная ухмылка. – Хорошо, что я это обнаружил. Я думал о том, как заставлю тебя кричать сегодня вечером, – шепчет он, его голос низкий и соблазнительный.

Мой пульс учащается, когда его слова разжигают во мне огонь. Дьявольская улыбка заиграла в уголках моих губ в ответ на провокацию в его глазах.

– Неужели? – Мурлычу я, в моем голосе звучит желание. – Ну, Иван, не заставляй меня ждать.

Он мрачно усмехается, и от этого звука по мне прокатываются волны предвкушения. Не говоря больше ни слова, он берет меня за руку и выводит из машины.

Когда мы выходим, от увиденного зрелища просто захватывает дух. Вертолет, элегантный и внушительный, ждет только нас.

– Не может быть, – вздыхаю я, – вертолет! У вас есть вертолет?! – В моем голосе смешались неверие и волнение.

Иван смотрит на меня, в его глазах появляется нотка гордости.

– Парочка.

– Ты, наверное, шутишь, Иван. – Я едва могу осознать все сумасбродство этого.

– Нет. – Иван забирается в вертолет первым, а затем протягивает руку, чтобы помочь мне подняться. Его хватка крепкая и уверенная, он без труда затаскивает меня внутрь. Когда я оказываюсь внутри, мое сердце колотится от предвкушения. Я вся дрожу, каждый нерв в моем теле покалывает от волнения. Он протягивает мне наушники, когда лопасти вертолета проносятся над головой, и звук становится оглушительным.

– Надень это.

Я быстро надеваю наушники, чувствуя себя маленьким ребенком, переполненным восторгом и удивлением. Когда вертолет начинает набирать высоту, меня захлестывает волна адреналина.

– Боже мой, – шепчу я про себя, а мир под нами медленно удаляется.

Несмотря на мою легкую боязнь высоты, рядом с Иваном я чувствую себя в безопасности. Острые ощущения от момента, от того, что я нахожусь так высоко, – это захватывает дух. Мне это нравится.

Не могу поверить, что я на самом деле нахожусь в чертовом вертолете с Иваном и поднимаюсь в небо. Адреналин бурлит в моих венах, заставляя сердце биться быстрее, чем когда-либо прежде. Сумасшествие этого момента просто поражает воображение.

По мере того, как мы взмываем ввысь, мир под нами постепенно исчезает, и я не могу удержаться от благоговейного вздоха. От открывающегося отсюда вида захватывает дух: город раскинулся передо мной, словно сверкающий лабиринт. Я словно нахожусь в другом мире, далеком от хаоса и опасности, которые обычно окружают Ивана и его образ жизни.

Я бросаю на него взгляд, вглядываясь в его суровые черты и уверенную манеру поведения. Он излучает власть и контроль, и это одновременно пугает и возбуждает. В голове мелькают образы всех способов, которыми он может заставить меня кричать сегодня ночью, разжигая огонь глубоко внутри меня.

Мои мысли прерываются, когда Иван наклоняется ближе ко мне, его голос звучит низко и соблазнительно.

– Приготовься, милая, – тихо прорычал он. – Сегодня вечером ты откроешь для себя совершенно новый мир.

Когда вертолет взмывает в небо над городом, рука Ивана находит мою, переплетая наши пальцы. Мы парим над сверкающим пейзажем, и я не могу удержаться, чтобы не прижаться к креслу, мое сердце колотится от страха и волнения. Высота, она шокирует и в то же время захватывает дух.

Иван замечает, как я вцепилась в сиденье, и ухмыляется.

– Все в порядке, видишь? Ничего страшного. Просто отпусти и кричи.

– Отпустить и кричать? – Повторяю я, в моем голосе смешались недоверие и веселье. – И это твой совет?

– Безусловно. – Его глаза озорно блестят. – Поверь мне, это помогает.

Сделав глубокий вдох, я решаю бросить осторожность на ветер.

– Ладно, попробуем! – И с этими словами я испускаю громкий, волнующий крик: – Аааааааа! – Звук моего собственного смеха наполняет кабину, освобождающим, радостным звуком.

Иван тоже смеется, явно в восторге от моей реакции.

– Видишь? Не так уж плохо.

Все еще смеясь, я поворачиваюсь к нему, адреналин делает меня смелой. Я наклоняюсь и впиваюсь в его губы поцелуем, спонтанно выражая свое возбуждение и радость.

Его язык исследует мой рот с голодом, который может утолить только он. Я теряю себя в его вкусе, отдаваясь наслаждению, которое проникает в каждый дюйм моего существа. Этот момент кажется бегством от реальности, запретным раем, где запреты сняты, а желания вырвались на свободу.

Вертолет продолжает парить в ночном небе, унося нас все дальше от ограничений и ожиданий окружающего мира. Порыв ветра, бьющегося о мою кожу, усиливает оголенную, первобытную энергию, пульсирующую между нами.

Руки Ивана блуждают по моему телу, оставляя за собой горячий след. Он по-хозяйски обхватывает мою талию, его пальцы впиваются в мою плоть, когда он притягивает меня ближе. В его прикосновениях чувствуется голод, который соответствует страсти в его глазах, и это разжигает во мне ад.

Когда мы начинаем спускаться, мой желудок подхватывает знакомое, неприятное чувство тошноты. О нет, только не сейчас.

– Это худшее время для рвоты, святые угодники, – бормочу я себе под нос, стараясь держать себя в руках. Одной этой мысли достаточно, чтобы меня еще больше затошнило.

Черт. Ненавижу это чувство.

Но, к счастью, когда мы приземляемся и вертолет плавно останавливается, я делаю глубокий, успокаивающий вдох, и тошнота проходит. Меня не тошнит. Слава Богу.

– Ты в порядке? – Спрашивает Иван, в его голосе слышится беспокойство.

Я киваю, умудряясь улыбнуться.

– Да, более чем в порядке.

– Тогда, полагаю, ты голодна, – говорит он со знающим видом.

– Да! Я умираю от голода. – Волнение и адреналин, полученные во время полета, вызвали у меня удивительно сильный аппетит.

– Что ты хочешь съесть? – Спрашивает Иван, когда мы выходим из вертолета.

Я на мгновение задумываюсь, в моей голове проносится вихрь желаний.

– Ладно, это прозвучит странно, но я хочу маринованные огурцы в шоколадном соусе и, может быть, клубничный молочный коктейль, чтобы запить все это? – Говорю я, наполовину ожидая, что он рассмеется.

Но, к моему удивлению, Иван просто хихикает и говорит:

– Ты невозможна. – Его глаза озорно блестят, пока он ведет меня к гладкому черному Мерседесу, ожидающему нас.

– Я предупреждала тебя о своих пристрастиях, – говорю я, хихикая.

Иван ухмыляется и открывает передо мной дверь, его рука тепло ложится мне на спину, когда я сажусь в роскошный салон. Я устраиваюсь на одном из мягких сидений, а он, обогнув переднее, занимает свое место рядом со мной, закрывая дверь с тихим щелчком.

– Что-нибудь еще хочешь? – Спрашивает он, его голос низкий и соблазнительный.

Я делаю глубокий вдох и испускаю вздох удовлетворения.

– Только тебя.

Его глаза встречаются с моими, наполненные теплом и желанием.

– Я у тебя есть.

Когда машина отъезжает от вертолетной площадки, я смотрю в окно на сверкающие огни города.

Иван спрашивает:

– Ну что, все идет лучше, чем на свидании с Максимом?

Я не могу удержаться от смеха, он звучит легко и беззаботно.

– Может быть, если еда будет достаточно вкусной. – Поддразниваю я.

Он отвечает незамедлительно, на его губах играет уверенная ухмылка.

– У нас будут личные повара, готовые приготовить все, что мы захотим, прямо перед нами.

Я уставилась на него с открытым ртом.

– Не может быть. Ни за что. – Я чувствую, как внутри меня бурлит волнение, смесь неверия и чистой радости. Как будто все мои детские мечты оживают. – Я сплю? – Шепчу я, наполовину про себя.

Иван хихикает, его рука ободряюще сжимает мою.

– Не спишь, обещаю. Но если бы это было так, я бы сделал так, чтобы ты никогда не просыпалась.

Сцена, которая нас встречает, – не что иное, как кулинарный сон. Повара выстроились в ряд, каждый на своем месте, готовые удовлетворить любой наш каприз. Я словно попадаю в страну чудес для гурманов, и мои желания вот-вот будут удовлетворены самым причудливым образом.

Когда я рассказываю поварам о своих необычных вкусах, они и глазом не ведут. Огурцы с шоколадным соусом, острые начос и клубничный молочный коктейль. Все начинает складываться в единое целое, каждое блюдо готовится с особой тщательностью. Я погружаюсь в дегустацию, вкусы взрываются у меня во рту, каждый кусочек лучше предыдущего.

Я настолько захвачена вкусом всего этого, что почти не замечаю, как быстро ем. Смех Ивана прорывается сквозь мой транс, вызванный едой.

– Не спеши, это все твое.

– Вот поэтому я и не могу притормозить, – смеюсь я в ответ, мое настроение приподнято.

Иван наблюдает за мной с ласковой улыбкой, явно наслаждаясь моим энтузиазмом. Он откидывается назад, его глаза смотрят на меня с неподдельным интересом.

– Итак, расскажи мне больше, – просит он.

Я делаю паузу, вилка замирает в воздухе.

– Что рассказать?

– О твоей бабушке, которая подарила тебе жемчуг.

– Моей бабушке? – Я отложил вилку, воспоминания о ней нахлынули на меня. Она была моим спасательным кругом, единственной константой в жизни, которая часто казалась слишком хаотичной, слишком неопределенной. – Она была для меня всем. Она помогала мне в самые трудные времена. Когда дома все было плохо, она была моим убежищем, моей безопасной гаванью.

Я улыбаюсь, погружаясь в воспоминания.

– Она верила в образование, верила, что это наш выход из той жизни, в которой мы родились. Она сидела со мной каждый вечер, просматривала мои школьные задания и убеждалась, что я все понимаю. Именно ее поддержка подтолкнула меня к поступлению в университет.

– Ты поступила в университет? Что ты изучала? – Иван выглядит заинтригованным.

– Да, я училась в университете. Я изучала… – Я колеблюсь, размышляя, как много открыть. – Психологию.

– Странно. Этого не было в твоей биографии.

Я пожимаю плечами, на губах играет небольшая улыбка.

– Я не все рассказала тебе о своей биографии.

Возможно, настало время сказать это сейчас.

Он заслуживает того, чтобы знать.

ГЛАВА 20

ИВАН

Наступила тишина, пока я ждал, что она продолжит. Когда она этого не делает, я подсказываю ей, решив начать с ее учебы в университете, а не с ее биографии.

– Психология? – Повторяю я, искренне заинтересовавшись. Это кусочек головоломки, который не вписывается в картину, которую я нарисовал в своем воображении о Софии. Мои источники надежны: упустить что-то столь значительное, как университетский диплом, – это не та ошибка, которую они могли бы допустить. – Интересный выбор. Почему мы не нашли этого в твоей биографии?

Она бросает на меня взгляд, в котором смешались вызов и озорство.

– Может быть, потому что я не рассказала вам о себе все, – говорит она, ее голос ровный, но я улавливаю в нем что-то еще. Опасения? А может, это волнение от раскрытия секретов, которые слишком долго оставались в тени.

– И почему же? – Спрашиваю я ровным тоном, не выдавая своего растущего любопытства. Я откидываюсь назад, давая ей возможность рассказать свою историю, но мой взгляд остается непреклонным.

– Я знаю, что не все вам рассказала, но я сделала это, чтобы сбежать от своей старой жизни. Чтобы начать все заново.

– А что было не так в твоей прежней жизни? – Спрашиваю я, не будучи уверенным, что готов к ответу.

София снова заговорила о своем прошлом.

– Ты помнишь, я упоминала, что жила с матерью до пятнадцати лет. И о том, что мой отец был жестоким…

– И я предлагал убить его, – вмешиваюсь я.

Она хихикает – звук одновременно грустный и милый.

– Да, я помню.

– А что было потом? – Спрашиваю я, искренне любопытствуя. Ее история, ее боль, все это имеет для меня большее значение, чем я ожидал.

– Я изучала психологию, потому что хотела понять его, понять себя. Но я не могла найти ответы на свои вопросы. – Она делает паузу, ее взгляд устремлен на что-то невидимое. – Потом умерла моя мама. И я стала по-настоящему одинока.

Тяжесть ее признания повисает между нами. Ее путешествие, отмеченное потерей и поиском понимания, внезапно делает ее более реальной, более близкой.

– Ты искала ответы в психологии, – мягко говорю я, побуждая ее продолжать.

– Да, и в каком-то смысле я их нашла. Не о нем, а о человеческом поведении, о стойкости и выживании. Это помогло мне понять, что некоторые люди просто… ну, сломаны. И никакие желания и исследования не могут их исправить. В детстве надо мной часто издевались сверстники, я была отшельником из неполной семьи, ну в общем со мной мало кто водил дружбу.

Любопытство пробивает себе дорогу в мои мысли, отталкиваясь от границ, которые она установила своей историей.

– Как тебе удалось начать все заново? Стереть свое прошлое?

– Это было нелегко, – начинает она, ее глаза встречаются с моими с прямотой, которая одновременно обезоруживает и завораживает. – После смерти матери я поняла, что если хочу вырваться из тени ошибок моей семьи, то должна исчезнуть. Полностью. Потому что мой отец был в городе и искал меня. Я знала, что он жестокий человек, хотя мама и пыталась оберегать меня от этого. Мне и так всегда было нелегко сначала среди детей, а затем подростков, а присутствие отца, да еще не самого лучшего могло усложнить все в разы.

Я наклонился, заинтригованный. Исчезновение – понятие, с которым я знаком, но это радикальный шаг, чреватый сложностями и рисками.

– Я экономила каждый пенни, подрабатывала и научилась заметать следы. Я сменила имя, переезжала из одного города в другой. Я стала призраком, не оставив после себя никаких следов своей прежней жизни.

– И никто ничего не заподозрил?

– Люди видят то, что хотят видеть. Если быть достаточно осторожным, можно спрятаться у всех на виду. И психология помогла мне понять, как манипулировать восприятием, как слиться с толпой.

Я изучаю ее. Как дрожат ее губы, как ее красивые глаза наполняются непролитыми слезами и как она, кажется, сжимается под собственными словами. Черт. Она как сломанная кукла, пытающаяся склеить себя обратно.

– Черт, – бормочу я себе под нос. Меня внезапно одолевает желание защитить ее, сделать своей. Я не оставляю уязвимых мест, но вот я здесь, одержимый женщиной, которая явно прошла через ад.

Она смотрит на меня, ожидая моей реакции. Я не даю ей ничего, только отрывисто киваю и говорю:

– Продолжай.

– Я начала с нуля, – тихо говорит она, дергая за свободную нитку на рукаве рубашки, демонстрируя свою нервозность. – Каждое утро, когда я просыпалась, мне казалось, что моя голова находится под водой, но со временем стало легче.

Мои пальцы инстинктивно сжимаются в кулаки: мысль о том, что кто-то другой может прикоснуться к ней, причинить ей боль, заставляет меня хотеть причинить им ответную боль вдвое сильнее.

– Оказывается, от своего прошлого можно убежать, – мягко говорит она.

– А сейчас сможешь? – Я не могу удержаться от того, чтобы не вздернуть бровь. Идея бежать от своего прошлого мне чужда. В Братве твое прошлое – это твоя личность, оно в крови, которую ты проливаешь, и в шрамах, вытравленных на твоей коже.

Она деликатно покачала головой.

– Пока нет.

Мысль о том, что она уйдет, заберет ребенка и отойдет от этой жизни, в которую мы ее втянули, грызет меня. Я не могу этого вынести. От одной только мысли об этом у меня в груди щемит. Но в глубине души шепчет суровая, непреклонная истина: это может быть самым безопасным вариантом для нее. Этот мир, мой мир, не место для невинности, для чего-то столь же чистого, как новая жизнь, которую она вынашивает. Каждый день – это игра со смертью, каждое решение – танец с опасностью. Могу ли я с чистой совестью привязать ее к этому существованию?

Я протягиваю руку и беру ее за плечо, чтобы убедиться, что привлек ее внимание.

– Никто больше не причинит тебе вреда. Пока я дышу, никто.

Ее остекленевшие глаза метнулись к моим, пораженные силой моего заявления. Но она должна понять. Она должна знать, как далеко я готов зайти ради нее.

– Может, у меня и есть кровь на руках, милая, но я, черт возьми, пролью реки, если это будет означать твою безопасность.

Я отпускаю ее и откидываюсь на спинку кресла. Я достаю сигарету и чиркаю зажигалкой, глубоко вдыхая дым. Никотин ни черта не делает, чтобы успокоить бурю внутри меня. Теперь это может сделать она и только она.

Ухмылка не сходит с моих губ, когда она заметно борется между страхом и очарованием. Боже, ее невинность опьяняет. Кайф, который топит меня во тьме и свете одновременно.

Я знаю, что не все услышал, но это должен был быть вечер веселья, а он превратился в нечто более серьезное. Я пытаюсь сменить тон и пошутить. Ее смех – все, что мне нужно, чтобы понять, что у нас все хорошо, и у нее все хорошо. Мы засиделись за виски для меня, за лимонадом для нее, но пора уходить.

Воздух снаружи ресторана обдает нас холодом и резкими запахами, что составляет разительный контраст с теплом, которое мы оставляем позади. София рядом со мной, ее смех еще не утих, как вдруг она спотыкается.

– Черт, София, что случилось? – Мой голос, резкий от беспокойства, прорезает ночь.

– Я… я в порядке, – задыхается она, но ее голос не убеждает. Ее шаги снова замедляются, на этот раз более отчетливо, и я мгновенно оказываюсь рядом с ней, обнимая ее за талию.

Но это бесполезно. Она падает, ее тело поддается, и я едва успеваю подхватить ее, прежде чем она падает на землю.

– Нет, нет, нет, – бормочу я с паникой в голосе, осторожно опуская ее на тротуар. Ее кожа бледная, слишком бледная, а на лбу выступили капельки пота, которых раньше не было. – По-твоему, это выглядит нормально? – Я не могу сдержать разочарования в своем голосе, но оно рождается от страха, а не от гнева.

Она пытается ответить, слабая попытка заверить, которая переходит в гримасу боли.

– Черт возьми, София, – ругаюсь я под нос, подхватывая ее на руки. Она легкая, слишком легкая, ее тело дрожит, прижимаясь к моему. Каждый мой инстинкт кричит, что это плохо, очень плохо. Пока я несу ее обратно к машине, мои мысли мечутся. Что, если это ребенок? Что, если я потеряю их обоих? Эта мысль – удар в самое нутро, и у меня перехватывает дыхание от ужаса.

С Софией на руках я бросаюсь через дорогу к своей припаркованной машине – черному Мерседесу, который так же смертельно тих, как и быстр. Быстро усадив ее на заднее сиденье, я пересаживаюсь на водительское место, и костяшки пальцев белеют на рулевом колесе.

– Черт, – прорычал я себе под нос. Сердце стучит о грудную клетку, как загнанный в клетку зверь, отчаянный, бешеный. Вид ее боли вызвал уродливую пульсацию в моем мире, пробив фанеру контроля, которую я всегда стараюсь поддерживать.

Я с безжалостной точностью проношусь сквозь пробки, направляясь к ближайшей больнице. Каждый тик часов кажется вечностью, каждый светофор – пыточным устройством. Я скрежещу зубами так сильно, что кажется, будто они могут разлететься на куски.

К черту всех, кто осмелится встать у меня на пути.

Я смотрю на нее через зеркало заднего вида: она бледна и гримасничает от каждого толчка машины. В моем нутре завязывается узел из гнева и страха из-за ее уязвимости. Никто не должен иметь такую власть надо мной – над нами.

Сделав глубокий вдох, я напоминаю себе, что ради нее нужно сохранять спокойствие.

– Мы почти на месте, – говорю я по-русски. Мой взгляд ненадолго встречается с ее взглядом, после чего он снова переключается на дорогу. Черт возьми, мне нужно держать себя в руках.

Наконец подъехав к больнице, я наполовину паркуюсь, наполовину бросаю машину на свободное место, а затем открываю заднюю дверь и снова поднимаю Софию на руки.

– Убирайтесь с нашего гребаного пути, – рычу я на всех, кто осмеливается нас тормозить, пока мы врываемся в двери больницы. Внутри, после напряженного ожидания, когда в голове прокручиваются самые худшие сценарии, доктор наконец сообщает нам новости.

– Это пищевое отравление, – говорит он, и я едва могу поверить своим ушам. Облегчение захлестывает меня с такой силой, что мне приходится прислониться к стене. Вся эта паника из-за пищевого отравления. Я думал… Нет, я даже не хочу думать о том, что могло произойти.

София, лежащая на больничной койке, смотрит на меня, на ее губах играет слабая улыбка, несмотря на пережитое испытание.

– Вот видишь, я же говорила тебе, что беспокоиться не о чем.

Я позвонил Максиму и Виктору. Когда они вошли в комнату с озабоченными лицами, София удивленно подняла голову.

– Что все вы здесь делаете? – Спрашивает она, на ее губах играет слабая улыбка, несмотря на явный дискомфорт.

Наконец я говорю.

– У нее пищевое отравление.

Виктор, который никогда не упускал случая поддразнить меня, ухмыляется.

– Ты отвел ее в плохой ресторан, что ли?

Я закатываю глаза, не в силах собраться с силами для достойного ответа.

– Да, да, посмейся над этим. Я волновался, что это что-то с ребенком, – признаюсь я, проводя рукой по волосам, от облегчения я чувствую легкое головокружение.

Взгляд Софии смягчается, когда она смотрит на меня, а затем переключается на Ивана и Виктора.

– Вы действительно бросили все ради меня?

Максим, обычно стоический человек, слегка улыбается.

– Конечно. К тому же мы не могли позволить Ивану самому разбираться со всей больничной бумажной работой. Он бы, наверное, объявил войну медсестрам.

Комната наполняется смехом, напряжение наконец-то спадает. Состояние Софии, хотя и неприятное, несерьезное, и знание того, что с ней все будет хорошо, снимает с моих плеч груз, который я до конца не осознавал.

– Спасибо вам всем, – говорит София, ее голос густ от эмоций. – Но в следующий раз, может быть, просто хороший домашний ужин, хорошо?

– Договорились, – обещаю я, протягивая ей руку и нежно сжимая ее. – Больше никаких шикарных ресторанов на некоторое время.

– Вы, ребята, преувеличиваете. Я в порядке! – Она пытается отмахнуться от нашего беспокойства, но никто из нас на это не купится. Не после того, как она нас напугала.

– Да, потому что сгибаться от боли – это твоя версия "в порядке", – отвечаю я, сохраняя легкий голос, но не в силах скрыть скрытое беспокойство.

Виктор прислонился к стене, скрестив руки, на его губах играет ухмылка.

– В следующий раз я буду готовить. По крайней мере, из-за моей еды люди не попадают в больницу.

Я добавляю:

– Тогда нам понадобится дегустатор. На всякий случай. – Эта бесстрастная речь вызывает смех у Софии, и даже Максим улыбается.

– Видите? Вот за что я вас люблю, ребята. Вы превращаете посещение больницы в комедийное шоу. – Говорит София, и ее смех наполняет комнату, ослабляя напряжение, сковавшее мои внутренности.

Я придвигаюсь ближе и беру ее руку в свою. Ее кожа теплая, а хватка крепкая.

– Больше никаких подобных штучек, хорошо? Ты слишком важна для нас.

Ее глаза встречаются с моими, в них мелькает знакомая искра неповиновения.

– Я не планирую свои заболевания, Иван. Но я постараюсь свести их к минимуму.

Виктор снова вклинивается:

– Хорошо, потому что мое сердце не выдержит этой драмы. Я слишком стар.

– Ты не старый, ты просто плохо сохранился, – парирует София.

Мы смеемся, а потом снова наступает тишина.

– Дадите мне обещание? – Голос Софии прорывается сквозь тишину, в нем смешались шутка и серьезность. Атмосфера в комнате меняется, все настраиваются, чувствуя перемены. – Никакой больничной еды. Я убеждена, что она сама по себе опасна для здоровья.

Я откидываюсь назад, полуулыбка играет на моих губах, когда я встречаю ее взгляд.

– Считай, что все сделано. В следующий раз я буду шеф-поваром. Только… может, не стоит сдерживать свои ожидания, ладно? Гурманство – не совсем мой стиль.

– Это обещание? – Ее вопрос застыл в воздухе, приправленный игривым сомнением, которое скрывает ее искреннее беспокойство по поводу моих пресловутых кухонных подвигов.

Тихонько смеясь, я наклоняюсь ближе, и момент становится более легким, более интимным.

– Ты сомневаешься в моем мастерстве на кухне? – Поддразниваю я, надеясь увидеть блеск в ее глазах, тот взгляд, которым я так дорожу.

Она встречает мой взгляд, на ее губах пляшет улыбка, молчаливое признание наших общих моментов, наших внутренних шуток и того комфорта, который мы в них находим.

– Полагаю, мне придется довериться тебе, – говорит она, ее голос – тихий шепот, который каким-то образом говорит о многом, заставляя меня молча поклясться всегда сохранять это доверие в неприкосновенности.

– Может, мне стоит покормить тебя самому? – Предлагаю я, и мой тон становится опасно сладким, когда я отпускаю ее подбородок и снова сажусь.

Максим фыркает рядом со мной, его взгляд перебегает на Софию, а затем возвращается ко мне.

– Если ты будешь готовить, мы могли бы заранее нанять скорую помощь.

– Я не так уж плох, – спокойно отвечаю я, хотя внутри ухмыляюсь как сумасшедший.

– Просто ты умеешь пользоваться ножом только для одной вещи, – насмехается Виктор с другого конца комнаты.

– Ну, это не совсем так, – бесстрастно пожимаю я плечами. – Ножом я могу сделать гораздо больше… но вы, ребята, не захотите увидеть или попробовать это на вкус.

Я встаю со стула и делаю два шага к кровати Софии, а в голове роятся мрачные мысли о ней при других обстоятельствах – связанной и беспомощной подо мной, пока я показываю ей, какой силой может обладать нож.

Но об этом позже. Сейчас мне нужно уверить ее, что она не умрет под моим присмотром.

– Ладно, мальчики, – наконец нарушаю я тишину, в моем тоне звучит смертельное предупреждение. – Хватит этого дерьма. – Я окидываю их пристальным взглядом, а затем перевожу взгляд обратно на Софию. – Пора домой.

Я решительно киваю.

– Давай тебя выпишем. – Я придвигаюсь к краю кровати, готовый помочь ей встать.

Она принимает мою руку, и я осторожно поднимаю ее. Каждое мое движение – осторожное, защитное. Я чувствую на себе взгляды Максима и Виктора, их разговоры смолкают из уважения к моменту.