Текст книги "Приключения-75"
Автор книги: Сборник Сборник
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 34 страниц)
– Какая разница между следователем и оперативником?
– Такая же, как между редактором и корреспондентом.
Опять, уже в четвертый раз за сегодняшний день, я проехал по Морской улице.
«Колесов А. Н.» – на дверной табличке. Так и есть: именно здесь я побывал сегодня утром. Еще до того, как мне открыли, я вспомнил высокого, аскетического типа мужчину средних лет. Он не проявил ни малейшего желания пропустить меня дальше прихожей, вежливо, но совершенно безразлично выслушал и отрицательно покачал головой. У меня осталось чувство, будто разговаривал с глухонемым.
Нажимая кнопку, ловлю себя на желании сделать это помягче, будто от тембра звонка зависит, сообщит ли мне А. Н. Колесов что-нибудь стоящее или в последний момент передумает. В дверях знакомое лицо хозяина, и на этот раз приглашающий жест, сопровожденный коротким:
– Прошу. Внучка тяжело больна, сейчас вроде лучше.
Теперь понятно, откуда эта глухая тишина в квартире, откуда безразличие к чужой беде. Мы, занятые своим профессиональным делом, часто упускаем из виду вот такие привходящие обстоятельства и поверхностно судим о людях, с которыми сталкиваемся в процессе сыска. Однако через пару минут мне было уже не до отвлеченных рассуждений. Выслушав Колесова, я снова стал сыщиком и только им.
– Вчера вечером раздался треск мотоциклетного мотора. Это было очень громко. Прямо под балконом. Мотор не заводился, а буквально грохотал с короткими интервалами. Так продолжалось долго. Я потерял терпение, вышел на балкон. С мотоциклом возился какой-то парень. Я крикнул ему, чтобы он откатил мотоцикл подальше, здесь больная, но он и не услышал меня... Грохот стоял неимоверный. Наконец мотор завелся, и он уехал. Вот, собственно...
Видимо, по моему выражению Колесов понял важность сказанного и добавил:
– Я не думал, что этот эпизод может вас заинтересовать. Да и не до того утром было: всю ночь не спал.
– Простите, Александр Николаевич, за беспокойство, но все это действительно важно. Какой был мотоцикл?
– С коляской. А марки не знаю. – И, предваряя возможный вопрос: – Номера тоже.
– А парень?
– Среднего роста, широкоплечий. В отношении возраста точно сказать затрудняюсь. Просто видно, что... одним словом, парень.
– Не припомните время?
– Ровно в девять сестра сделала укол... Да, тут же после ее ухода. Минут пятнадцать десятого. Ну, может быть, с небольшим отклонением.
Чтобы сориентироваться, я вышел на балкон.
Улица, параллельная Морской, их разделяет здание с бытовым учреждением и этот дом. На улицу из дома нет ни одного выхода, значит, оставить здесь мотоцикл можно было только умышленно. Неужели все-таки он?.. Но тот высокого роста, это утверждали и Самедова, и Хабибов, Рост... Колесов видел его отсюда, с третьего этажа. Высота не бог весть, а все-таки искажает...
– Как он был одет? На голове... что было у него на голове?
– Вот этого не заметил. Нет, не помню.
– Куда он уехал?
Колесов указал в противоположном от центра направлении, к бакинской магистрали.
Ну что ж, спасибо свидетелю А. Н. Колесову, и внучке его быстрейшего выздоровления.
Я обошел еще квартиры, выходящие на улицу. Оба переулка и двор теперь меня не интересовали. Я надеялся, что кто-нибудь из жильцов тоже выглянул на шум и случайно запомнил номер мотоцикла, хотя бы частично. Обход не дал ничего нового, хотя кое-кто из жильцов и обратил внимание на треск незаводившегося мотоциклетного двигателя.
Возвращаюсь в горотдел, а голова кругом, мысли обрывочные, противоречивые. Опять мотоциклист? Как наваждение какое-то. Мало ли кто мог оставить мотоцикл у дома. Совпадение во времени? Даже гениальные открытия не гарантированы от такого совпадения, а тут, подумаешь, приехал парень на мотоцикле, а в это время за двести метров от него кто-то грабил Самедову... А если все же мотоциклист, то непременно тот, который обокрал Саблиных? Жалкий похититель «тигренка» и преступник, решившийся на вооруженное нападение? Что их единит – мотоцикл? Четверть здешних парней имеют мотоциклы. Зажигание отказывает? А у кого оно не барахлит... Нет, зажигание не след протектора.
Так и не придя ни к какому определенному выводу, докладываю Кунгарову все подряд, включая собственные сомнения.
– Запутался в трех соснах, – решительно сказал Рат. – Если тот, если этот... Давай разберемся с одним мотоциклистом. Последним. За – возраст, время, место. Против...
– Все остальное, – подсказал я.
Моя реплика не смутила Рата:
– Верно. Но все остальное нам неизвестно, а конкретно ничего против нет. Значит, надо искать этого мотоциклиста, а там увидим.
– Есть такой научно-фантастический рассказ «И увидел остальное», – не удержался я. – Кстати, нашего земляка, бакинца.
И вдруг точно в голову стукнуло. Может быть, герой этого рассказа из своего антимира огрел меня за тупость?
– Запах... Нужно сейчас же поговорить с Самедовой.
Рат отреагировал моментально.
Через полчаса: «Йолдаш Кунгаро-о-о...в?» – с протяжным «о» и такой же неестественно длящейся просительной улыбкой.
– Азиза-ханум, мы пригласили вас...
Рат недовольно фыркает, обрывает меня:
– Значит, ты сама и продавец, и завмаг, и кассир, и даже инкассатор? Сама деньги получала, сама считала, сама сдавала, небось жалко такой шикарный порядок ломать? Ежедневно наличные суммы под рукой, можно левый баланс делать, а?..
– Йолдаш-начальник, мал мала делал...
– Много или мало, ревизия определит.
– Йолдаш...
– Я тебе не йолдаш... поняла? Я товарищ Кямилю, который из-за тебя...
Рат не закончил и вдруг спросил:
– А ну вспомни, чем от того типа пахло? Он с тобой нос к носу стоял. Ну?
– Пьяный не был, начальник. Клянусь аллахом, не был.
– Трезвый был. Хорошо, верю. А ты вспомни, как следует вспомни, может быть, другой запах был, не водки, а?..
Радостная, на этот раз искренняя улыбка:
– Вспомнил, начальник, вспомнил. Бензин запах. Когда он стоял рядом, как будто я в машину сидел.
Я быстро оформил показания Самедовой специальным протоколом от имени Зонина. Рат уже докладывал Шахинову, связался с начальником ГАИ Мурсаловым.
Так вот какой сообщник прятался за пятиэтажным домом. Не за углом, как можно было думать, а за вторым углом, с той стороны, где не было подъездов. Эх, если бы Хабибов продолжал преследование... Теперь понятно и другое: почему преступник, обычно не рискующий вступать в схватку с дружинником, вдруг повернул навстречу преследователю. Кямиль «висел у него на хвосте», а удрать, бросив мотоцикл, равносильно саморазоблачению. Нет, это хорошо, что Хабибов вернулся к раненому товарищу. Мотоциклисту терять было нечего, он и с Измуком поступил бы так же.
Все силы брошены на помощь ГАИ. Теперь предстоит опросить водителей автобусов, маршрутных и местных такси, следовавших вчера вечером по бакинской магистрали в обоих направлениях. К поиску под-ключей штаб народной дружины, общественные автоинспекторы, ребята из комсомольского оперативного отряда. Предмет опросов: мотоцикл с коляской, водитель – мужчина в возрасте от 20 до 30 лет, высокий, спортивного телосложения, в куртке. Что касается личности разыскиваемого, приметы «не ахти». Высокий в сидячем положении может не показаться высоким, попробуй разбери на ходу, а в пальто молодежь на мотоциклах не ездит. Но суть пока не в личности преступника. Его сообщник – мотоцикл помог ему вчера быстро скрыться, но с той же минуты стал работать и на нас: превратился в надежный ориентир поиска.
Появлялся ли именно т а к о й мотоциклист именно в т а к о е время на бакинской магистрали, в каком направлении по ней поехал? Его не могли не видеть, но ведь и видевших его тоже нужно найти.
Наши друзья из штаба дружины и общественные автоинспекторы были настроены оптимистически. По-моему, им казалось, что очевидец будет установлен на первой же стоянке такси. Сотрудники, взявшие на себя руководство поисковыми группами, были настроены сдержаннее: время позднее, вот завтра, когда целый день впереди, – другое дело. Оно и шло к тому. Часы показывали начало одиннадцатого. Мы с Алешей Наджафовым сидели в диспетчерской таксомоторного парка, встречали оканчивающих смену. После беседы с очередным водителем в помещении снова воцарялась тишина до прибытия следующей автомашины. И вдруг на груди у меня щелкнул микропередатчик: «Всем, всем. Распустить поисковые группы. Сотрудникам возвращаться в горотдел».
До отдела меня подбросил на своем мотоцикле Алеша Наджафов. По дороге он все приставал ко мне: «Неужели нашли, как вы думаете?» Такой ладный парень, а голос тонкий, часто срывается на фальцет и картавит: «Неузели?»
– Не знаю. Скорее всего просто отбой на сегодня. – А сам, как в детстве, загадываю наоборот.
Я приехал одним из последних. Эдик со свойственной ему обстоятельностью вводит меня в курс:
– Значит, Юра Саркисов, дорнадзор и еще один из общественников поехали на автобусный круг, знаешь, где бакинские машины через каждые полчаса прибывают. Четвертый по счету шофер и видел. «Я из-за него, – сказал, – вчера чуть на самосвал не наскочил». И время совпадает: в половине десятого у него прибытие. Понимаешь?
Понимаю. Оказывается, оптимизм оправдывается. Иной раз неделю без толку потеряешь, а тут за два часа.
– Ну вот. Он, значит, ехал по магистрали, впереди самосвал. Говорит: «Город уже начинался, поэтому не обгонял. Аллах, – говорит, – спас». Вдруг самосвал ка-ак тормознет у него под носом. «Хорошо, – говорит, – покрышки новые, а то бы в кузов ему въехал». И тут же мимо, навстречу, значит, мотоцикл стреканул. Раньше его на дороге не было. Ребята, конечно, сразу: «Номер запомнил?» – «Как, – говорит, – запомнишь, когда у меня в машине все стоячие полегли, а сидячие встали». Но запомнил-то он номер самосвала. А сейчас Кунгарова с Мурсаловым ждем, – неожиданно закончил Эдик.
Впрочем, дальше действительно нетрудно догадаться. Поехали в автоколонну, узнали адрес водителя грузовика.
К себе я дойти не успел. Приехал Рат с Мурсаловым, и всех тут же к Шахинову. По лицу Рата вижу: активных действий сегодня не предвидится. Мурсалов же весь светится. Он действительно может быть доволен оперативностью своих ребят. Сеид – любимец всего отдела, но это неудивительно. Удивительно, что такой же популярностью он пользуется среди работников ГАИ и шоферов далеко за пределами города. Про Сеида без преувеличения можно сказать: его знают на дорогах всей республики. Популярность, правда, бывает разная, а вот Сеида уважают. Может быть, потому, что он прошел путь от автослесаря до майора милиции и остался «своим» для шоферской братии. Но лично мне кажется, что дело еще в другом: доброжелательность и справедливость у работников ГАИ, положа руку на сердце, еще лет пять назад были качествами не самыми распространенными.
– Давайте запись, – едва мы вошли, приказал Шахинов.
Кто-то нажал клавишу, кабинет заполнили неживые, металлического тембра голоса. В общие сведения можно не вслушиваться, не забивать себе голову. Ага, вот:
«Мурсалов: Теперь, хала оглы[8] 8
Букв.: сын тети, двоюродный брат (азерб.).
[Закрыть], расскажи все по порядку. Волноваться не надо, стесняться не надо. Ты же меня знаешь?
Водитель самосвала: Да, Сеид-меллим[9] 9
Букв.: учитель, уважительное обращение к старшему (азерб.).
[Закрыть], знаю. Вы начальник ГАИ майор Мурсалов.
Мурсалов: Так, правильно, хала оглы. Очень хорошо...»
Несмотря на серьезность ситуации, по всем присутствующим пробежала улыбка. Сеид многословен и как-то по-детски, по-хорошему честолюбив; эти его слабости нам хорошо известны.
«Водитель самосвала: ...Впереди никого не было, позади шел автобус. При въезде в город справа на магистраль вылетел мотоцикл с коляской. Прямо перед буфером. Я даже сообразить ничего не успел, нога сама тормознула на всю катушку. Машину занесло, хорошо, на автобусе шофер отличный, при торможении вправо взял, а то бы в меня врезался обязательно. Повезло, одним словом, даже не поцеловались. Вот и все.
Мурсалов: А мотоцикл, хала оглы?
Водитель: А мотоцикл, Сеид-меллим, проскочил, и до свидания. Он на шоссе темным выскочил, как ишак сумасшедший. Там справа и улиц нет, пустырь какой-то.
Кунгаров: Но мотоциклиста ты все-таки видел?
Водитель: Обязательно видел. Если б не видел, не тормозил. Он темным был, а у меня ведь фары включенные.
Кунгаров: Значит, ты осветил его?
Водитель: Как в кино.
Кунгаров: Как он выглядел? В лицо запомнил?
Водитель: Лицо? Разве в такой момент в лицо смотришь? Нет, товарищ Кунгаров, лицо не видел.
Кунгаров: Сам же сказал – как в кино.
Водитель: Обязательно. Все вместе видел. Мотоцикл видел, его видел, лица не видел. Нет, э, лицо тоже видел, но...
Кунгаров: Понятно. Тогда скажи, что запомнилось.
Мурсалов: Хала оглы, спокойно... Подумай... потом скажи. Чего не видел, не говори. Что видел, скажи спокойно...
Водитель: Молодой парень... Один... Вот, вспомнил: на голове шлема не было, кепка была.
Кунгаров: Кепка? Точно помнишь?
Водитель: Обязательно».
– Я думаю, шлем он в багажнике оставил, – первым высказался Рат. – Когда на грабеж шел, надел кепку, а потом времени не хватило.
– А помчался он в сторону Баку, – добавил Мурсалов.
– Срочный запрос через ГАИ республики всем постам бакинской магистрали. – Это уже Шахинов диктует в трубку дежурному. – Просим немедленно сообщить обо всех случаях, включая самые незначительные, нарушения правил движения мотоциклистами в период с двадцать одного тридцати до двадцати трех часов двадцать девятого декабря. Одновременно просим опросить те же посты о возможном фиксировании ими проезжавших мотоциклистов на машинах с колясками. Срочность задания объясняется расследованием тяжкого преступления».
Потом мы стоим у настенного плана города, и Мурсалов прокладывает предполагаемый маршрут мотоциклиста, на ходу поясняя:
– Теперь понятно, почему мой дорнадзор на шоссе с ним не встретился. Когда дежурный сообщил о происшествии, дорнадзор сразу поехал в город, а мотоциклист, кёпе оглы[10] 10
Сукин сын (азерб.).
[Закрыть], в это время уже свернул на пустырь.
На карте это очевидно. Дорнадзоровец двигался к Морской по катетам прямоугольного треугольника, а беглец – по гипотенузе, которая почти напрямую вывела его к шоссе. Так они и разминулись.
– Это ясно, – сказал Шахинов. – Смущает другое. Судя по всему, он не «наш», по крайней мере, живет не здесь, иначе скрылся бы в городе, а не на шоссе, где исчезнуть несравненно труднее. С другой стороны, ограбление завмага предполагает хорошее знание местных условий. Не говорю уже об удачно выбранном, видимо заранее, маршруте бегства.
– Очень просто, живет в Баку, работает у нас, – сказал Рат.
Широко распространено представление, будто жители «спутников» работают на своих «планетах». В основном оно верно. Но ведь спутник спутнику рознь. Есть «жилые» и есть «промышленные»; наш относится к последней категории, здесь работают тысячи бакинцев, а местных жителей, работающих в Баку, можно сосчитать по пальцам. Все это Шахинову, конечно, известно.
– Надо проверить всех владельцев мотоциклов с колясками. Создаем две оперативные группы. Первая во главе с Сеидом займется «нашими», остальными – Кунгаров.
Расходимся по кабинетам около полуночи. Сержант из дежурной части сообщает, что меня ждут. Выхожу во двор и вижу одиноко стоящий мотоцикл со съежившимся в седле Алешей Наджафовым.
– Ты почему домой не поехал? – удивился я.
– Хотел узнать... Думал, вы ненадолго... И не холодно, ветра нет. – А у самого зуб на зуб не попадает.
Я предложил ему ночевать у нас, в комнате отдыха для дежурных, но он наотрез отказался.
– Отец спать без меня не ляжет, всю ночь ждать будет.
Но отпустить его, промерзшего, да еще на мотоцикле, я не мог. Он послушно пересел в люльку, укутался брезентом.
– С Апшеронской на Вторую Поперечную сверните, и я дома...
Улица короткая и низкая, сплошь из мазанок и таких же белых заборов.
– Здесь мы живем, – останавливает меня Алеша у покосившегося заборчика. Через него и дворик, и дом как на ладони; застекленная веранда ярко освещена. Зато летом они наверняка скрыты зеленым шатром: во дворе уйма деревьев.
– Летом, наверное, у вас цветов!..
– Теперь что... Розы какие были. Теперь я вас не отпущу. Честное слово, очень обидите. И телефон есть.
На веранде старик на корточках, не обращая на нас внимания, что-то быстро-быстро бормочет, ритмично, как китайский болванчик, раскачивая головой.
– Больной отец, совсем больной, – громко объясняет Алеша.
– Тише, – невольно прошу я.
– Все равно не слышит. Своим делом занят. Часами вот так с кем-то разговаривает.
Но старик услышал, только отреагировал чудно. Не оборачиваясь к нам, крикнул:
– Нури! Опять мне мешаешь. Приехал, иди в дом!
– С братом меня путает. Видите, совсем больной. Проходите, пожалуйста.
Пока Алеша возится на кухне, рассматриваю фотографии на стенах. Их много, настоящий семейный альбом. Молодой мужчина, густые курчавые волосы, и усы будто нарисованы тушью; рядом женщина с круглым лицом, круглыми глазами; оба строго в фас, оба смотрят куда-то в единую точку. Тот же мужчина, уже в железнодорожной форме. Трое: мужчина и женщина, с девочкой посередине. Пятеро: мужчина и женщина, девочка и два карапуза. Двое мальчишек на игрушечных лошадках и в настоящих папахах. Четверо: мужчина и женщина и два подростка по бокам. Двое юношей обнялись за плечи. Алеша постарше, у второго еле заметен пушок над губой. Два молодых человека уже отдельно. Похожи, но те же черты, резко очерченные у брата, у Алеши словно размыты. А девочка исчезла... Неужели несчастье?
Разливая чай, Алеша поясняет:
– Гюли умерла, когда мы были совсем маленькие. От дизентерии. Не было еще этих...
– Антибиотиков.
– А мы с Нуришкой дизентерией не болели. Плохая болезнь, ядовитая. А отцу лекарства не помогают. Может быть, потом тоже лекарства придумают, сейчас нету. Вы не думайте, с ним можно разговаривать. Он все понимает, по-своему все понимает. Про мух, например, что говорит? «Мух, – говорит, – все ругают. Неправильно ругают. Муха – санинспектор, прилетит, посмотрит, где чисто, сразу улетает. Где грязно, как ни гони, не улетит. Муха дает знать: человек, будь аккуратный, пока грязь не уберешь, буду тебе жужжать: «Убери, убери...» Зачем мух ругать, говорит, себя надо ругать».
Я киваю на прикрытую дверь спальни:
– Достается матери, наверное... – чуть не сказал «с таким мужем», но вовремя исправился: – С тремя мужчинами. Вы-то хоть помогаете?
– Ушла мать. Совсем ушла. Пять лет здесь не живет. Нури с ней ушел. Почему не пойти? Отчим хороший человек, щедрый. Меня тоже звали. В Баку живут. Мать обижалась: «Квартира большая, всем места хватит, почему не идешь?» Теперь привыкла, раз-два в месяц ее навещаю, не обижается.
«Шляпа я, шляпа. Он же только отца упоминал. Все мимо ушей и с благодушными вопросами лезу».
– Извини, Алеша, не знал я... – И чтобы как-то замять свою бестактность, перевожу разговор на другое: – У вас на комбинате ребята отличные, дружишь с кем-нибудь?
– Со всеми дружу. Больше всех с Измуком. Жалко его, совсем на лицо похудел. Переживает очень. «Сам, – говорит, – его найду». Зачем улыбаетесь? Он твердый парень, сказал – сделает.
Потом Алеша хлопочет о постели, а я звоню Рату: предупредить, что останусь здесь до утра.
ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ
– В классических детективах непременно присутствует ложный след. А как в реальных ситуациях?
– Куда больше, чем в детективах. Вот настоящий – всего один.
Ночевать у Наджафова мне не пришлось.
– Куда ты пропал?! – Рат буквально кричал в трубку. – Возвращайся немедленно!
У входа в горотдел – патрульная автомашина с надписью «НМ»[11] 11
Ночная милиция.
[Закрыть], во дворе – оживленная группа вокруг мотоцикла с коляской. Но главные события развивались в кабинете Кунгарова. Едва туда заглянув, я был поражен позой своего шефа. Он стоял посередине комнаты с ножом в руке. Видно, он уже второй раз обращался к мужчине лет двадцати пяти.
– Значит, нашел на стройке и взял для открывания консервов. Только сегодня, и никогда при себе не носил? Сейчас посмотрим.
Рат заставляет мужчину подняться и снять пиджак. Я еще не понял, что за этим последует, тот тем более, а Рат уже выдернул из брюк его рубашку и показал иссеченный подол.
– А что на это скажешь?
«На это» мужчина ничего не говорит, вид у него совсем ошарашенный, и Рат удовлетворенно заканчивает демонстрацию.
– Бешбармак тоже найдем, а не найдем, сам покажешь, куда выбросил...
– Нет, начальник... Нож, правда, носил, а бешбармака нету, клянусь, нету.
Стоило ему произнести несколько слов, ударил запах перегара.
– Значит, не помнишь, что делал вечером двадцать девятого?
Мужчина отрицательно качает головой.
– А как в женское общежитие сейчас ломился, сторожу ножом угрожал – тоже забыл? Или еще не успел?
На этот раз никакой видимой реакции. А глаза смотрят трезво, и трусливая ненависть во взгляде трезвая.
Рат садится за стол. Там лежат шлем и широкое кепи.
– Ну вот что: до утра постарайся вспомнить все, что забыл. А нет – мы сами напомним.
Задержанного уводят в КПЗ, и я получаю наконец возможность навести справки.
– Разнорабочий второго СМУ, – поясняет Рат. – Живет здесь в общежитии. Между прочим, на восьмом километре у него тетка имеется. Помнишь бакинскую ориентировку? Похоже, он туда челночный рейс совершил. Но вещей не нашли: ни тех, ни самедовских. Или продал, или у кого-нибудь из дружков прячет. Есть там у них, в СМУ, подходящая компания. Боюсь только, не опознает его Самедова, а предъявить мы ей обязаны.
Сегодня нам достали матрацы, но и без них мы бы тоже заснули как убитые.
Утром состоялось опознание, им четко командовал Зонин. Сразу видно: чувствует себя в родной следовательской стихии.
Вдоль стены стояли трое мужчин одинакового возраста, роста. Все смуглые, на всех низко нахлобученные кепи. И все-таки э т о т чем-то явственно отличается от остальных. Наверно, выражением лица, те-то спокойны. А может быть, мне все это кажется, потому что я е г о з н а ю.
Входит Самедова, долго присматривается попеременно то к одному, то к другому. Иногда, словно за подсказкой, оглядывается на нас. Со стороны заметно: она н е у з н а л а грабителя, но д о г а д а л а с ь, кто из троих подозревается нами. Тонкая штука – опознание: здесь в равной мере опасны и укрывательство, и оговор. А от свидетелей такого типа можно ожидать и того, и другого, в зависимости от ситуации.
Наконец Самедова принимает компромиссное решение:
– Темно был, точно, не знаю. Этот похожий.
Она указывает пальцем в задержанного и тут же, будто обжегшись, отдергивает руку, повторяет:
– Темно был, точно не знаю.
Рат хмурится: уверенности такое опознание не прибавило. А тут еще полуопознанный выскакивает вперед: – Вай, клянусь аллахом, не я. Знаю, что в магазине работает, больше ее не знаю. Вай, начальник, клянусь, не я!
Зонин успокаивает его, обращается к Самедовой:
– Значит, у вас нет уверенности, что именно этот человек вечером двадцать девятого декабря ограбил вас и причинил тяжкие телесные повреждения дружиннику?
– Вай, что говорит!
Внешние данные, наличие мотоцикла с коляской, ножа, невразумительность объяснения насчет вечера двадцать девятого – сегодня на допросе Зонину он заявил, что долго выпивал с товарищами, а потом поехали к каким-то женщинам, – все это дает серьезные основания подозревать его не только в злостном хулиганстве, за что он, собственно, и задержан. Но, с другой стороны, его удивление как будто искренне. Во всяком случае, наигранным его поведение не назовешь.
Зонин вынужден повторить вопрос, и Самедова отрицательно трясет головой:
– Не знаем, не знаем.
– Объясните тогда, что вы имели в виду, когда назвали этого человека похожим на ограбившего вас?
– Похожий, да. Может, он был, может, другой. Не знаем. – И довольная своим дипломатическим ответом, улыбается следователю так же, как вчера улыбалась Рату.
Зонин занялся протоколом опознания, а нас вызвал Шахинов: с утра пораньше приехал, даром что воскресенье.
Рат все еще не может успокоиться, говорит на ходу:
– Вот проверим, с кем и где пил, и пил ли, и, главное, где мотоцикл в это время находился, посмотрим, что запоет. А ты думаешь, не он?
– Может быть, он. Может быть, нет.
– Ты как Самедова.
– При чем тут Самедова? С самого начала было ясно, что она того не запомнила. Хорошо еще, сейчас ничего определенного не сказала. Ей правда как рыбке зонтик. А расхлебывать нам.
– Не вижу оснований для уныния, – сказал Шахинов. – Самедова никогда не указывала точных примет, следовательно, не может изменить отношение к задержанному. Мы его продолжаем подозревать?
– Да, – подтвердил Рат.
– Подозрения подозрениями, а сворачивать розыск из-за одного задержанного я не позволю. До тех пор, пока его виновность не станет очевидной, розыск будет продолжаться по намеченному плану. Что у нас с мотоциклистами?
Поиск документальный опережает фактический. Мы уже знали: по учету ГАИ, числится 207 машин искомого типа, и добрые три четверти владельцев – молодежь. Но ведь это еще не все, точнее, не все. В город ежедневно приезжают на работу жители из близлежащих селений и, главным образом, из Баку. Только на стоянке химкомбината выстраиваются десятки мотоциклов, и многие из них учтены не у нас, а по месту жительства.
Шахинова информирует Мурсалов, а Рат ерзает, ему не сидится. Еще бы, ведь если задержанный ночным патрулем тот, кого мы ищем, дальнейшая возня с мотоциклистами – пустая трата времени. И вот вместо того, чтобы уделить подозреваемому максимум внимания, Шахинов занимается распределением обязанностей между оперативными группами, дотошно классифицирует мотоциклистов, обсуждает методы предстоящей проверки. В заключение Шахинов обязывает руководителей групп срочно представить ему график проверки мотоциклистов на ближайшие два дня. Как будто со вчерашнего вечера ровным счетом ничего не изменилось.
– Может быть, мне в первую очередь заняться проверкой причастности задержанного? – не выдерживает Рат.
Шахинов и глазом не моргнул, словно и вопроса никакого не было. Начальство имеет то преимущество, а может, ту уязвимость, что окончательное решение остается за ним.
– Мартышкина работа, – ворчит Рат, составляя график.
Так я и думал: комбинат достанется мне. Без крайней необходимости Рат не покажется там до тех пор, пока ранивший Кямиля не будет найден. Он, конечно, мне этого не сказал. Он сказал:
– Объект тебе хорошо известен. Действуй!
Но действовать на комбинате мне придется только послезавтра: сегодня воскресенье, а завтра первое – праздничный день.
Потом весь день до позднего вечера ушел у нас на установление алиби задержанного. Конечно, не в части злостного хулиганства: с этим все оказалось в полном соответствии с актом, составленным патрульными. К нападению же на Самедову и ранению Кямиля он не имел никакого отношения.
Зато вечером и радостное известие из больницы: кризисное состояние миновало. Сообщение это пришло как нельзя вовремя, вроде бы мы получили моральное право на хорошее новогоднее настроение. «Ну что, товарищи, уволимся на один год?» – пошутил Шахинов.
Наконец я дома, с порога радостный возглас Марфутика, имен у него больше, чем прожитых лет.
– Очень он соскучился, – сказали мне. – И я тоже.
Хлопнуло шампанское, и мы постарели еще на год. «А ты разве умрешь?» – как-то спросил меня сын. Приятно, когда хоть один человек на земле считает тебя бессмертным.
Новогодняя ночь – короткая ночь.