Текст книги "Фата-Моргана 3"

Автор книги: Сборник Сборник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 41 страниц)

Джек Вэнс
Лунная Моль

Джонку строили по самым строгим канонам сиренского мастерства, то есть настолько близко к абсолютному совершенству, насколько это может заметить человеческий глаз. Доски цвета темного воска соединялись пластиковыми заклепками, заделанными вровень с поверхностью и гладко отполированными. Что же касается стиля, то джонка была массивной, собранной из больших бревен и устойчивой как континент, однако силуэт ее нельзя было назвать тяжеловесным или бесформенным. Нос выгибался как лебединая грудь, форштевень высоко поднимался, изгибаясь затем вперед и поддерживая железный фонарь. Двери сделали из кусков темно-зеленого с прожилками дерева, окна состояли из множества сегментов: в переплет вставляли квадратные пластины слюды, окрашенные в розовый, голубой, бледно-зеленый и фиолетовый цвета. На носу размещались прислуга и невольники, а посредине – две спальные каюты, столовая и салон с выходом на кормовой наблюдательный мостик.

Так выглядела джонка Эдвера Тиссела, но факт обладания ею не вызывал у него ни удовлетворения, ни гордости. Прекрасный некогда корабль находился теперь в плачевном состоянии. Ковры вытерлись, резные ширмы выщербились, а железный фонарь на носу проржавел и перекосился. Семьдесят лет назад первый хозяин, принимая только что построенную джонку, выразил мастеру свое восхищение и сам получил от этого немалые выгоды, поскольку сделка (сам процесс был больше, чем просто сдача-приемка объекта) увеличивала престиж и того и другого. Однако те времена давно миновали, и теперь джонка не повышала ничьего престижа. Эдвер Тиссел, находившийся на Сирене всего три месяца, прекрасно видел этот недостаток, но ничего не мог сделать: другой джонки ему достать не удалось. Сейчас он сидел на кормовой палубе, практикуясь в игре на ганге, инструменте, напоминавшем цитру, размером чуть больше его руки. Метрах в ста от него волны омывали полосу белого пляжа, за которым росли джунгли, а на фоне неба рисовался контур изрезанных черных гор. Белый, приглушенный свет Мирэйл продирался сквозь завесу из паутины, а поверхность океана колыхалась и сверкала оттенками перламутра. Зрелище это было для Тиссела таким же знакомым, хоть и не таким скучным, как ганга, на которой он играл по два часа ежедневно, бренча сиренские гаммы и аккорды и проигрывая простые фразы. Он отложил гангу и взял зашинко, небольшой резонансный ящичек с клавишами, которые нажимали правой рукой. Нажатие на клавиши проталкивало воздух через находящиеся внутри свистульки, извлекая звуки как при игре на гармонике. Тиссел пробежал с дюжину быстрых гамм, сделав при этом не слишком много ошибок. Из шести инструментов, которыми он решил овладеть, зашинко оказался самым послушным (разумеется, за исключением химеркина – клекочущей и стучащей конструкции из дерева и камня, используемой только для общения с невольниками).

Тиссел тренировался еще минут десять, после чего отложил зашинко и стиснул ноющие пальцы. Со времени прибытия на Сирену каждую свободную минуту он посвящал игре на местных музыкальных инструментах: химеркине, ганге, зашинко, киве, страпане и гомапарде. Он разучивал гаммы в девятнадцати тональностях и четырех диапазонах; неисчислимые аккорды и интервалы, никогда не существовавшие на Объединенных Планетах. Он тренировался с мрачной решимостью, в которой давно растворился его прежний взгляд на музыку как на источник удовольствия. Глядя сейчас на инструменты, Тиссел боролся с искушением выбросить все шесть в воды Титаника.

Он встал, прошел через салон и столовую, потом по коридору мимо кухни и вышел на носовую палубу. Перегнувшись через поручень, заглянул в подводную загородку, где двое невольников, Тоби и Рекс, надевали упряжь тягловым рыбам, готовясь к еженедельной поездке в Фан, город в двенадцати километрах к северу. Самая молодая рыба, веселая или злобная, то и дело ныряла, пытаясь увернуться. Она высунула обтекаемую голову на поверхность океана, и Тиссел, глядя на ее морду, почувствовал странное беспокойство: на рыбе не было маски!

Он сконфуженно рассмеялся, коснувшись пальцами своей собственной маски – Лунной Моли. Что и говорить, он уже акклиматизируется на Сирене! Пройден важный этап, если его шокировала голая морда рыбы!

Наконец упряжка была сформирована. Тоби и Рекс вскарабкались на палубу; их красноватые тела сверкали от воды, а черные полотняные маски липли к лицам. Не обращая внимания на Тиссела, невольники открыли загородку и подняли якорь. Рыбы напряглись, упряжь натянулась, и джонка двинулась на север.

Вернувшись на кормовую палубу, Тиссел взял страпан – круглую резонансную коробку диаметром двадцать сантиметров. От центральной ступицы к периметру коробки были натянуты сорок шесть струн, соединявшихся с колокольчиками или молоточками. Когда струны дергали, колокольчики звонили, а молоточки ударяли по железным палочкам, а когда по ним били, страпан издавал резкие, звякающие звуки. Когда на инструменте играл виртуоз, приятные диссонансы создавали эффект, полный экспрессии, а под неопытной рукой результат бывал менее удачен и мог даже напоминать случайные звуки. Тиссел играл хуже всего именно на страпане, поэтому тренировался все время поездки на север.

Через некоторое время джонка приблизилась к плавучему городу. Рыб привязали, а джонку пришвартовали в надлежащем месте. Зеваки, стоявшие вдоль пристани, согласно сиренскому обычаю оценили все аспекты джонки, невольников и самого Тиссела. Он не привык еще к такому внимательному осмотру, и взгляды их весьма его беспокоили, особенно из-за неподвижных масок. Машинально поправляя свою Лунную Моль, он перешел по трапу на пристань.

Какой-то невольник, сидевший до сих пор на корточках, выпрямился, коснулся пальцами черной повязки на лбу и пропел вопросительную фразу из трех тонов:

– Скрывается ли под маской Лунной Моли обличье сэра Эдвера Тиссела?

Тиссел ударил по химеркину, висящему у пояса, и спел:

– Я сэр Тиссел.

– Мне оказали честь, доверив мне задачу, – пел дальше невольник. – Три дня от рассвета до заката я ждал на небережной, три дня от рассвета до заката жался я на плоту ниже пристани, вслушиваясь в шаги Людей Ночи. И наконец глаза мои узрели маску сэра Тиссела.

Тиссел извлек из химеркина нетерпеливый клекот:

– В чем суть твоего задания?

– Я принес послание, сэр Тиссел. Оно адресовано тебе.

Тиссел вытянул левую руку, одновременно играя правой на химеркине.

– Дай мне это послание.

– Уже даю, сэр Тиссел.

На конверте виднелась крупная надпись:

ЭКСПРЕСС-СООБЩЕНИЕ! СРОЧНО!

Тиссел надорвал конверт. Депеша была надписана Кастелом Кромартином, Главным Директором Межпланетного Политического Совета, и после официального приветствия содержала следующий текст:

"АБСОЛЮТНО НЕОБХОДИМО выполнить нижеследующее! На борту "Карины Крузейро", порт назначения Фан, дата прибытия 10 января УВ, находится закоренелый убийца Хаксо Ангмарк. Будь при посадке с представителем власти, арестуй этого человека и отправь в тюрьму. Это распоряжение должно быть выполнено, провал акции недопустим.

ВНИМАНИЕ! Хаксо Ангмарк исключительно опасен. Убей его без колебаний при малейшей попытке сопротивления".

Тиссел в ужасе задумался над содержимым депеши. Прибывая в Фан в качестве консула, он не ожидал ничего подобного и до сих пор не имел возможности набраться опыта в обращении с опасными преступниками. Задумчиво потер он пушистую серую щеку своей маски. Ситуация, впрочем, не такая уж и опасная: Эстебан Ролвер, директор космопорта, несомненно, окажет ему помощь, а может, даже выделит взвод невольников.

С растущей надеждой Тиссел еще раз прочел сообщение. 10 января универсального времени. Он заглянул в сравнительный календарь. Сегодня сороковой день Времени Горького Нектара… Тиссел провел пальцем вдоль колонки, задержался на 10 января. Сегодня.

Внимание его привлек далекий грохот. Из тумана вынырнул обтекаемый силуэт: планетолет, возвращающийся со встречи с "Кариной Крузейро".

Он еще раз прочел депешу, поднял голову и внимательно посмотрел на садящийся планетолет. На его борту находится Хаксо Ангмарк, через пять минут он ступит на поверхность Сирены. Формальности при посадке задержат его минут на двадцать. Порт находился в двух километрах от города, с Фаном его соединяла дорога, извивавшаяся среди холмов.

– Когда пришло это сообщение? – спросил Тиссел невольника.

Невольник наклонился к нему, ничего не понимая, и Тиссел повторил вопрос, спев под клекот химеркина: – Это сообщение, сколько времени ты хранил его?

– Много долгих дней ждал я на набережной, – пропел невольник в ответ, – возвращаясь на плот только в темноте. Моя терпеливость вознаграждена: я собственными глазами вижу сэра Тиссела.

Разъяренный Тиссел отвернулся и пошел по набережной.

Бездарные, беспомощные сиренцы! Почему они не доставили известие на его джонку? Двадцать пять минут… нет, уже всего двадцать две…

На эспланаде Тиссел остановился, посмотрел направо, потом налево, надеясь, что произойдет чудо: появится воздушный экипаж и молниеносно доставит его в космопорт, где с помощью Ролвера он еще успеет арестовать Хаксо Ангмарка. Или, еще лучше, вторая депеша аннулирует первую. Ну хоть что-нибудь… Но на Сирене нет воздушного транспорта, а вторая депеша так и не пришла.

По другую сторону эспланады возвышался небольшой ряд строений из камня и железа, защищенных от атаки Людей Ночи. В одном из них жил конюший, и, разглядывая здания, Тиссел заметил мужчину в великолепной маске из жемчуга и серебра, выезжавшего на ящероподобном сиренском верховом животном.

Тиссел метнулся вперед. Время еще было, и при капельке везения ему, может, удастся перехватить Хаксо Ангмарка. Он поспешил на другую сторону эспланады.

Конюший стоял перед рядом боксов, внимательно разглядывая свой инвентарь. Перед ним стояли пять верховых животных, с массивными ногами, плотным туловищем и тяжелой треугольной головой; каждое из них доставало до плеча рослому мужчине. С искусственно удлиненных передних клыков свешивались золотые кольца, а чешую покрывали цветные узоры: пурпурные и зеленые, оранжевые и черные, красные и голубые, коричневые и розовые, желтые и серебряные.

Запыхавшийся Тиссел остановился перед конюшим, потянулся за своим кивом[18]18
  Кив – инструмент, состоящий из пяти рядов эластичных металлических полос по четырнадцать в каждом ряду. Игра заключается в прикосновении к ним и рывках.


[Закрыть], но потом заколебался. Можно ли назвать это случайной встречей? Может, лучше воспользоваться зашинко? Нет, пожалуй, его просьба не требует официального приветствия. Лучше все-таки кив. Тиссел потянулся к поясу, тронул струну, но тут же сообразил, что ошибся, и заиграл на ганге. Он, извиняясь, улыбнулся под маской: с этим человеком его ничто не связывало. Оставалось надеяться, что он по своей природе сангвиник; во всяком случае торопливость не позволяла выбрать нужный инструмент. Взяв второй аккорд, он заиграл, насколько позволяло его небольшое умение, и пропел просьбу:

– Сэр, мне срочно нужно быстрое животное. Позволь выбрать его из твоего стада.

Конюший носил очень сложную маску, которой Тиссел не сумел опознать: то была конструкция из коричневой лакированной ткани, плетеной серой кожи, а высоко на лбу находились два больших зеленовато-пурпурных шара, поделенных на небольшие сегменты, как глаза насекомого. Туземец долго разглядывал нахала, потом демонстративно выбрав стимик[19]19
  Стимик – три похожие на флейту пищалки с вентилями. Играющий большим и указательным пальцами нажимает мешок, проталкивая воздух через мундштуки; а остальными манипулирует движком. Инструмент, хорошо подходящий для выражения холодной сдержанности или даже неодобрения.


[Закрыть], исполнил на нем несколько великолепных трелей и канонов, содержания которых Тиссел не понял. Потом запел: – Сэр, боюсь, мои животные не подходят для такого знатного. господина.

Тиссел живо забренчал на струнах ганги:

– Да нет же, все они мне подходят. Я очень спешу и с радостью приму любого скакуна из твоего стада.

Теперь туземец заиграл крещендо:

– О нет, сэр, – пел он, – мои скакуны больные и грязные. Приятно, что ты считаешь их подходящими для себя, но я не заслужил такой чести. – Здесь он сменил инструмент и извлек холодный звук из своего кродача[20]20
  Кродач – небольшая квадратная резонансная коробка со струнами из кишок животных, смазанных смолой. Играющий дергает струны ногтем или ударяет по ним подушечками пальцев, извлекая широкую гамму спокойных торжественных звуков. Используется также для выражения презрения.


[Закрыть]. – И я никак не могу признать в тебе веселого собутыльника, который так фамильярно обращается ко мне своей гангой.

Смысл был ясен, Тиссел не получит животного. Повернувшись, он побежал в сторону космопорта, а ему вслед несся клекот химеркина, но Тиссел не остановился, чтобы послушать, адресована музыка конюшего невольнику или же ему самому.

Предыдущий консул Объединенных Плачет на Сирене был убит в Зандаре. Нося маску Трактирного Головореза, он пристал к девушке, носившей ленту избранницы на Празднике Равноденствия. За такую бестактность он был тут же зарублен Красным Демиургом, Солнечным Эльфом и Волшебным Шершнем. Эдвер Тиссел, свежеиспеченный выпускник Дипломатического Института, был провозглашен его преемником и получил три дня на подготовку к новой роли. Будучи человеком спокойным, иногда даже чрезмерно осторожным, он воспринял это назначение как вызов. С помощью субцеребрального метода он овладел сиренским языком, найдя его не слишком сложным, а потом в Журнале Всеобщей Антропологии прочел следующее:

"Жителей побережья Титаника характеризует крайний индивидуализм, что, возможно, является следствием воздействия окружения, не побуждающего к групповой деятельности. Язык, отражая этот факт, выражает настроение единицы, ее эмоциональное отношение к создавшейся ситуации, в то время как фактическая информация имеет в нем подчиненное, второстепенное значение. К тому же на этом языке поют всегда под аккомпанемент небольшого музыкального инструмента. В результате необычайно трудно получить какую-либо информацию от жителя Фана и запрещенного города Зундара. Они угостят пришельца элегантными ариями и продемонстрируют удивительно виртуозную игру на одном из многочисленных музыкальных инструментов. В этом удивительном мире чужак, если не хочет, чтобы к нему относились с презрением, должен научиться изъясняться согласно местным обычаям".

Тиссел записал в блокноте: "ДОСТАТЬ НЕБОЛЬШОЙ МУЗЫКАЛЬНЫЙ ИНСТРУМЕНТ ВМЕСТЕ С ИНСТРУКЦИЯМИ, КАК ИМ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ". Потом продолжил чтение.

"На Сирене везде и в любое время года существует изобилие, если не избыток, продуктов, а климат мягок. Располагая запасами энергии, свойственной расе, и большим количеством свободного времени, жители планеты занимаются усложнением собственной жизни. Усложняется все: специализированное ремесло, примером которого является резная облицовка, украшающая джонки; запутанная символика, наиболее полно выраженная в масках, которые носят все сиренцы; необычайно трудный, наполовину музыкальный язык, удивительным образом передающий тонкие оттенки настроений и чувств; и прежде всего фантастическая сложность межчеловеческих отношений. Престиж, лицо, репутация, слава – все это содержится в сиренском слове "стракх". Каждый человек имеет свой определенный "стракх", решающий, сможет ли он, когда ему понадобится джонка, приобрести плавающий дворец, украшенный драгоценными камнями, алебастровыми фонарями, голубым фаянсом и резьбой по дереву,или же получит просто шалаш на плоту. На Сирене нет всеобщего обменного средства; единственная валюта – это "стракх"…

Тиссел потер подбородок и читал дальше.

"Маски носят постоянно, в соответствии с местной философией, утверждающей, что человек не должен пользоваться физиономией, навязанной ему факторами, находящимися вне его контроля, а должен иметь свободу выбора портрета, наиболее гармонирующего с его "стракхом". В цивилизованных районах Сирены – то есть на побережье Титаника – человек никогда не показывает лица, это его величайшая тайна.

Ничего удивительного, что в этой ситуации на Сирене неизвестен азарт поскольку получение превосходства с помощью чего-то, кроме "стракха", было бы смертельным ударом, нанесенным самолюбию сиренца. В языке Сирены нет эквивалента слову "несчастье".

Тиссел записал еще: "ДОСТАТЬ МАСКУ. МУЗЕЙ? СОЮЗ АКТЕРОВ?"

Он дочитал статью до конца, поспешил закончить приготовления и на следующий день сел на борт "Роберта Астрогварда", чтобы проделать первый этап путешествия на Сирену.

Планетолет приземлился в сиренском космопорте – одинокий топазовый диск на фоне черно-зелено-пурпурных склонов холмов. Корабль коснулся земли, и Эдвер Тиссел вышел. Навстречу ему вышел Эстебан Ролвер, здешний агент Галактических Линий. Ролвер поднял руку и отступил на шаг.

– Твоя маска! – хрипло воскликнул он. – Где твоя маска?

Тиссел несмело поднял ее.

– Я не уверен…

– Надень ее, – ответил Ролвер, поворачиваясь к нему спиной.

Сам он носил конструкцию из матовых зеленых чешуек и покрытого голубым лаком дерева. На щеках оттопыривались черные жабры, а под подбородком висела миниатюрная копия скорострельного орудия, покрашенная в черно-белую клетку. Все в целом производило впечатление личности ироничной и изворотливой.

Тиссел поправил маску на лице, не зная, то ли сострить по поводу возникшей ситуации, то ли хранить сдержанность, приличествующую его должности.

– Ты уже в маске? – спросил через плечо Ролвер.

Тиссел ответил утвердительно, и Ролвер повернулся. Маска скрывала выражение его лица, но рука невольно пробежала по клавиатуре, привязанной к бедру. Мелодия выражала шок и замешательство.

– Ты не можешь носить эту маску! – пропел Ролвер. – И кстати, откуда… где ты ее взял?

– Это копия с маски, принадлежащей Полиполитанскому Музею, – сдержанно ответил Тиссел. – Уверен, что она подлинная.

Ролвер кивнул, из-за чего выражение его маски стало еще более ироничным.

– Она слишком подлинная. Это вариант типа, известного как Укротитель Морского Дракона, который носят по случаю важных церемоний особы, пользующиеся исключительным уважением; князья-герои, мастера-ремесленники, великие музыканты.

– Я просто не знал…

Ролвер махнул рукой, дескать, понимаю.

– Ты научишься этому в свое время. Обрати внимание на мою маску. Сегодня я ношу Свободную Птицу. Особы не слишком уважаемые – вроде тебя, меня или любого другого пришельца с чужой планеты – носят подобные маски.

– Странно, – заметил Тиссел, когда они шли через посадочное поле к бетонному блокгаузу. – Я думал, что человек может носить такую маску, которая ему нравится.

– Разумеется, – ответил Ролвер. – Носи любую маску, какую хочешь – если можешь это обосновать. Возьмем, к примеру, Свободную Птицу. Я ношу ее, чтобы показать, что не позволяю себе слишком многого. У меня нет претензий на мудрость, воинственность, непостоянство, музыкальный талант, мужество или любое из прочих сиренских достоинств.

– Однако предположим, – продолжал спрашивать Тиссел, – что я вышел бы на улицу Зундара в этой маске. Что бы тогда произошло?

В ответ он услышал приглушенный маской смех Ролвера.

– Если бы ты вышел на берега Зундара – там нет улиц – в какой-либо маске, то был бы убит в течение часа. Именно это случилось с Венком, твоим предшественником. Он не знал, как следует себя вести. Никто из нас – пришельцев с других планет – этого не знает. В Фане нас терпят до тех пор, пока мы помним свое место. Но в маске, которая на тебе сейчас, ты не смог бы пройти даже по Фану. Кто-нибудь, носящий Огненного Змея или Громового Гоблина – маску, разумеется, – подошел бы к тебе. Он заиграл бы на своем кродаче, и если бы ты не ответил на его вызов острой репликой на скараные[21]21
  Скараный – миниатюрная волынка. Мешочек зажимается в ладони и придерживается большим пальцем, а остальные закрывают отверстия в четырех трубках.


[Закрыть], он оскорбил бы тебя игрой на химеркине, инструменте для общения с невольниками. Это самый оскорбительный способ выказать свое презрение. Или он мог бы ударить в свой поединочный гонг и атаковать тебя немедленно.

– Я не знал, что люди здесь такие обидчивые, – тихо ответил Тиссел.

Ролвер пожал плечами и открыл массивную стальную дверь, ведущую в его кабинет.

– На Спуске в Полиполис тоже нельзя совершать некоторых поступков без риска нарваться на критику.

– Это правда, – согласился Тиссел, осматривая кабинет. – Зачем такая страховка? Эти бетон, сталь…

– Для защиты от дикарей, – объяснил агент. – По ночам они спускаются с гор, крадут, что попадется, и убивают каждого встреченного на берегу. – Он подошел к шкафу и вынул из него какую-то маску. – Возьми ее. Это Лунная Моль, с ней у тебя не будет неприятностей.

Тиссел без энтузиазма осмотрел маску. Ее покрывал серый мышиный мех, по обе стороны рта торчали пучки перьев, а на лбу – пара перистых антенн. На висках болтались белые кружевные отвороты, а под глазами висели ряды красных складочек. Зрелище было мрачное и в то же время комичное.

– Эта маска выражает какую-то степень престижа? – спросил он.

– Небольшую.

– Я все-таки консул, – мрачно сказал Тиссел, – и представляю здесь Объединенные Планеты, сто миллиардов людей…

– Если Объединенные Планеты хотят, чтобы их представитель носил маску Укротителя Морского Дракона, пусть пришлют сюда подходящего человека.

– Понимаю, – тихо ответил Тиссел. – Ну что ж, если надо…

Ролвер вежливо отвернулся, когда Тиссел снимал Укротителя Морского Дракона и надевал более скромную Лунную Моль.

– Полагаю, что смогу найти что-нибудь более подходящее в городском магазине. Говорят, достаточно войти и взять нужный предмет. Это верно?

Ролвер критически оглядел Тиссела.

– Эта маска идеально подходит тебе – по крайней мере пока. И помни, что нельзя ничего брать из магазина, пока не узнаешь стоимости нужного товара относительно "стракха". Владелец потеряет лицо, если особа с низким "стракхом" без ограничений пользуется его лучшими товарами.

Тиссел раздраженно покачал головой.

– Ни о чем подобном мне не говорили! Конечно, я знал о масках, трудолюбии и добросовестности мастеров, но этот упор на престиж – стракх или как там его называют…

– Это неважно, – ответил Ролвер. – Через год-два и ты будешь знать, как следует себя вести. Полагаю, ты говоришь на их языке?

– Да,конечно.

– А на каких инструментах играешь?

– Мне дали понять, что хватит какого-нибудь небольшого музыкального инструмента или что я просто могу петь.

– Тебя неверно информировали. Только невольники поют без аккомпанемента. Советую как можно быстрее научиться играть на следующих инструментах: химеркине для общения с невольниками; ганге для разговоров с близкими знакомыми или особами чуть ниже рангом по стракху; киве для вежливого, поверхностного обмена мнениями; зашинко для более официальных контактов; страпане или кродаче для разговоров с особами ниже тебя – в твоем случае, если захочешь кого-то оскорбить; и наконец на гомапарде[22]22
  Гомапард – один из немногочисленных электроинструментов, используемых на Сирене. Осциллятор производит звуки, напоминающие музыку гобоя, модулирует их, усиливает или ослабляет в четырех тональностях.


[Закрыть] или двойном камантиле[23]23
  Двойной камантил – инструмент, напоминающий гангу, но звуки извлекают, дергая или гладя струны кожаным диском, покрытым смолой.


[Закрыть] – для торжественных церемоний. – Он на секунду задумался. – Кроме того, необходимы кребарин, водяная лютня и слобо – но сначала научись играть на тех инструментах. Они дадут тебе хотя бы ограниченные возможности общения.

– А ты не преувеличиваешь? – спросил Тиссел. – Может, тебе просто захотелось пошутить?

Ролвер мрачно рассмеялся.

– Ничуть. Но прежде всего тебе будет нужна джонка, а потом невольники.

Ролвер проводил Тиссела из космопорта на берег Фана, где они совершили приятную полуторачасовую прогулку по тропе под огромными деревьями, сгибающимися от плодов, хлебных стручков и пузырей, заполненных сладким соком.

– В данный момент, – сказал Ролвер, – в Фане всего четыре пришельца с других планет, включая и тебя. Я отведу тебя к Велибусу, нашему торговому посреднику. Думаю, у него есть старая джонка, которую он сможет тебе одолжить.

Корнелий Велибус провел в Фане пятнадцать лет и обзавелся достаточным стракхом, чтобы позволить себе маску Южного Ветра. Это был голубой диск, выложенный кабашонами лазурита и окруженный ореолом блестящей змеиной кожи. Велибус, более сердечный, чем Ролвер, снабдил Тиссела не только джонкой, но и двадцатью различными музыкальными инструментами и двумя невольниками.

Смущенный его щедростью, Тиссел пробормотал что-то о плате, но посредник отбросил его сомнения размашистым жестом.

– Мой дорогой, ты на Сирене. Такие мелочи ничего здесь не стоят.

– Но джонка…

Велибус сыграл короткую учтивую музыкальную фразу на своем киве.

– Буду с тобой честен, сэр Тиссел. Лодка уже старая и потрепанная. Я не могу ею пользоваться, чтобы не уронить своего престижа. – Слова его сопровождались прелестной мелодией. – Тебе же пока нечего ломать голову над своим общественным положением. Тебе просто нужна крыша над головой, удобство и защита от нападений Людей Ночи.

– Людей Ночи?

– Каннибалов, которые свирепствуют на берегу после наступления темноты.

– Ах, вот как. Сэр Ролвер упоминал о них.

– Это страшные чудовища. Не будем о них говорить. – Его кив издал короткую трель, полную страха. – А сейчас займемся невольниками. – Велибус задумчиво постучал указательным пальцем по голубому диску маски. – Рекс и Тоби должны хорошо служить тебе. – Он повысил голос и заклекотал на химеркине: – Аван эскс тробу!

Появилась невольница, одетая в дюжину узких полос розового материала и элегантную черную маску, искрящуюся цехинами из перламутра.

– Фаску этц Рекс э Тоби.

Вскоре явились вызванные невольники в свободных масках из черной ткани и коричневых кафтанах. Велибус обратился к ним под громкий стук химеркина, приказав служить новому господину под страхом возвращения на родные острова. Рекс и Тоби упали лицом вниз и тихим пением поклялись верно служить Тисселу. Консул Объединенных Планет нервно рассмеялся и попробовал свои силы в сиренском языке:

– Отправляйтесь на джонку, хорошенько приберите ее и доставьте на борт продукты.

Тоби и Рекс равнодушно смотрели на него сквозь отверстия в масках. Велибус повторил приказы под аккомпанемент химеркина, невольники поклонились и вышли.

Тиссел растерянно разглядывал инструменты.

– Не имею ни малейшего понятия, как научиться на них играть.

Велибус обратился к Ролверу.

– Как там Кершауль? Может, сумеем уговорить его дать сэру Тисселу необходимые указания?

Ролвер кивнул.

– Кершауль мог бы взяться за это дело.

– Кто он такой? – спросил Тиссел.

– Третий из нашей небольшой группы изгнанников, – объяснил Велибус. – Антрополог. Читал "Зундар, называемый Великолепным"? "Обряды Сирены"? "Люди без лиц"? Нет? Очень жаль, отличные работы. Престиж Кершауля весьма высок, и, думаю, он время от времени посещает Зундар. Он носит Пещерную Сову, иногда Звездного Странника или даже Мудрого Арбитра.

– В последнее время облюбовал Экваториального Змея, – вставил Ролвер. – Вариант с позолоченными клыками.

– Правда? – удивился Велибус. – Должен сказать, он это заслужил. Отличный человек. – И он задумчиво тронул струны зашинко.

Прошло три месяца. Под опекой Мэтью Кершауля Тиссел учился играть на химеркине, ганге, страпане, киве, гомопарде и зашинко. Кершауль сказал, что двойной камантил, кродач, слобо, водяная лютня и прочие могут подождать, пока Тиссел овладеет шестью основными инструментами. Он одолжил ему записи разговоров выдающихся сиренцев в разных настроениях и под разный аккомпанемент, чтобы юноша познакомился с правилами хорошего тона и совершенствовался в тонкостях интонаций и всяческих ритмах – перекрещивающихся, сложных, подразумевающихся и скрытых. Кершауль утверждал, что его чарует изучение сиренской музыки, и Тиссел был вынужден признать, что эта тема исчерпается не скоро. Четырехтонная настройка инструментов делала возможным использование двадцати четырех тональностей, которые, помноженные на повсеместно используемые пять диапазонов давали, в результате сто двадцать различных гамм. Впрочем, Кершауль посоветовал Тисселу сосредоточиться прежде всего на основной тональности каждого инструмента, пользуясь только двумя гаммами.

Не имея других занятий, кроме еженедельных визитов к Мэтью Кершаулю, Тиссел проплыл на джонке двенадцать километров к югу и пришвартовал ее с подветренной стороны скального мыса. Если бы не. постоянные тренировки, жизнь его была бы райской. Море было спокойно и прозрачно, как кристалл, а до окруженного черно-зеленным пурпурным лесом пляжа было рукой подать, если бы Тисселу вдруг захотелось размять ноги.

Тоби и Рекс занимали две клетушки на носу, остальные каюты оставались в распоряжении Тиссела. Время oт времени он подумывал о третьем невольнике, возможно, молодой женщине, которая внесла бы немного веселья в его хозяйство, но Кершауль отсоветовал ему, боясь, что это излишне рассеет его внимание. Тиссел согласился с доводами и посвятил себя исключительно искусству игры на шести инструментах.

Дни проходили быстро. Созерцание великолепных оттенков рассвета и заката не приедалось Тисселу: белые облака и голубое небо в полдень, ночное небо, освещенное двадцатью девятью звездами Группы SI 1-715. Разнообразие вносила и еженедельная поездка в Фан. Тоби и Рекс отправлялись за провиантом, а Тиссел навещал роскошную джонку Мэтью Кершауля в поисках знаний и советов. Но спустя три месяца после прибытия Тиссела пришло сообщение, совершенно разрушившее установившийся ритм жизни: на Сирену прилетел Хаксо Ангмарк, убийца, провокатор, хитрый и беспощадный преступник. "Арестуй этого человека и посади его в тюрьму!" – гласил приказ. "Внимание! Хаксо Ангмарк исключительно опасен. Убей его без колебания!"

Тиссел был не в лучшей форме, поэтому метров через пятьдесят у него перехватило дыхание, и дальше он пошел размеренным шагом мимо низких холмов, поросших белым бамбуком и черными древовидными папоротниками, через желтые от траво-орехов луга, через сады и одичавшие виноградники. Прошло двадцать минут, потом двадцать пять. У Тиссела засосало под ложечкой, когда он понял, что уже слишком поздно: Хаксо Ангмарк приземлился и мог идти в Фан по той же дороге. Правда, до сих пор Тиссел встретил всего четверых: мальчика в маске Островитянина из Алка, двух молодых женщин, замаскированных как Красная и Зеленая Птицы, и мужчину в маске Лесного Гнома. Сблизившись с незнакомцем, Тиссел резко остановился: может ли это быть Ангмарк?

Он решил попробовать хитрость. Смело подойдя к мужчине, Тиссел уставился на отвратительную маску.

– Ангмарк! – воскликнул он на языке Объединенных Планет. – Ты арестован!

Лесной Гном равнодушно взглянул на него, затем пошел по тропе дальше.

Тиссел преградил ему путь. Он взялся было за гангу, но, вспомнив реакцию конюшего, извлек звук из зашинко.

– Ты идешь по тропе от космодрома, – запел он. – Что ты там видел?

Лесной Гном схватил рог, инструмент, используемый для насмешек над противником на поле боя, для подзыва животных, а иногда для демонстрации воинственности хозяина.

– Где я хожу и что вижу – дело только мое. Отойди, или я пройду по твоей голове! – Он сделал шаг вперед и, не отскочи Тиссел в сторону, наверняка исполнил бы свою угрозу.

Тиссел стоял, вглядываясь в удаляющуюся фигуру незнакомца. Ангмарк? Вряд ли, он не играл бы так хорошо на роге. Поколебавшись, он повернулся и пошел по тропе дальше.

В космопорте он направился в контору директора. Тяжелая дверь была открыта, и, подойдя ближе, Тиссел видел внутри фигуру мужчины. Он носил маску из матовых зеленых чешуек, кусочков слюды, крашенного в голубой цвет дерева и с черными жабрами – Свободная Птица.