Текст книги "Фата-Моргана 3"

Автор книги: Сборник Сборник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 41 страниц)

Ален Доремье
Вана

Словику было двадцать пять лет, когда он решил приобрести себе вану.

Словик жил в Нью-Париже, в жилом квартале Мьюдон. Его удобная квартира находилась на двадцать седьмом этаже жилого блока средних размеров. Словик проводил там свои дни в тишине и уюте. Он выполнял долг гражданина государства, ежедневно два часа в день занимаясь обязательной работой. Остальное время он проводил в наслаждении и отдыхе.

Словик по природе был тихим и впечатлительным. Он охотно принимал у себя друзей, которые были неженаты и которым было столько же лет, сколько и ему. Мико, его друг, работал в том же управлении, что и он, однако там они встречались редко, потому что работали в разное время. Мико и Словик часто обедали вместе.

Закон запрещал мужчинам до тридцати лет жить вместе с женщиной. Мико считал, что мужчина должен использовать лучшие годы своей жизни как можно продуктивнее, а не ждать. Удовольствий он не чурался. Словик был того же мнения. Иногда он жалел, что живет не в прошлом, не в двадцатом столетии; говорят, что тогда молодой человек имел право завести семью сразу после достижения половой зрелости. Но в те времена планета еще не была так перенаселена. Этот запрет пришлось принять только из-за катастрофического прироста рождаемости.

Мико посмеялся над Словиком, когда он сказал ему по секрету, что ему нравится, когда женщина живет вместе с мужчиной. Мико ухмыльнулся и назвал Словика взрослым мальчишкой, который не знает, что говорит. Он посоветовал ему сходить в Дом Женщин в зоне резервации. Там у него будет возможность забыть обо всех сумасшедших идеях.

Словик последовал совету Мико. И через несколько дней у него пропало желание видеть друга. Тогда он заперся дома, проводя свободное время в комнате гармоний, где была установлена трифоническая музыкальная аппаратура с большими, вделанными в стены динамиками.

У Словика была привычка, которую его друзья считали чудачеством. Он не любил музыку своего времени с ее сложным сочетанием звуковых элементов. Он предпочитал тонкие тональности композиций двадцатого столетия: Герри Маллигана, Джона Льюиса, Хораса Сильвера, Теолониуса Монка – предшественников современной музыки. К удовольствию других любителей, он старался приобрести редкие и старые записи их произведений.

Когда у него не было желания слушать музыку, он садился в свой турбомобиль и ехал к морю. Он выбирал верхнюю полосу многоэтажного автобана, потому что та не была так заполнена. Скорость опьяняла его. Ощущения его обострялись. При этом он говорил себе, что чувствует отвращение к обществу своих друзей.

Однако это было мимолетное чувство. Когда он снова встречался с Мико или с кем-нибудь из других своих друзей, он не мог представить, как такие мысли вообще могли ррийти ему в голову. Впрочем, он никогда никому не говорил об этом. Он боялся, что люди будут рассматривать его как странного, бестактного человека. Это породит молву, что он виновен в индивидуализме, а люди попадали в тюрьму и за меньшие провинности.

Так и текла жизнь Словика: работа, музыка, его поездки на автомобиле, часы, проведенные с Мико и другими друзьями, посещения Дома Женщин, а иногда и Дома Игр. Словик не задумывался над тем, счастлив он или нет. Эта проблема существовала только в книгах из прошлого. Никто не был "несчастлив". Что же касается слова "счастье", то это было архаичное выражение; современным его синонимом был "комфорт".

И все же иногда у Словика появлялось чувство стыдливости, словно он пожелал чего-то, чего не существовало вообще. Он не знал, почему оно возникло, и не задумывался об этом чувстве. Чего же ему не хватало; у него – как и у любого другого – было все, что нужно для жизни. Это не были также женщины, потому что в Доме Женщин он мог получить все, что ему требовалось. Что же касалось совместной жизни с одной из них, то тут, вероятно, Мико прав: это была юношеская мечта, и он больше к ней не стремился.

Словик так бы и продолжал жить день за днем, если бы не появились ваны; В первый раз ему рассказал о ванах Мико. Честно говоря, Словик уже слышал об их существовании, но не обратил на эти разговоры никакого внимания. Он почти не интересовался современными вещами, он считал, что не может быть ничего по-настоящему нового.

Ваны были одним из видов живых существ, которых обнаружили в Галактике. Одна из исследовательских экспедиций привезла несколько экземпляров ван с одной из земноподобных планет в созвездии Ориона. Слухи, гласящие об их ценности, побудили некоторых богатых коллекционеров купить этих живых существ. Слухов о них становилось все больше и больше.

Ввоз внеземных живых существ был строго регламентирован сводом правил. При помощи многочисленных тестов нужно было доказать, что это неразумные существа и что они не несут в себе опасных для здоровья человека и его окружающей среды спор и микроорганизмов. Ваны соответствовали всем этим условиям. С их родной планетой было установлено постоянное сообщение, спрос на них постоянно увеличивался, и торговля ими процветала.

Сначала характерные особенности ван держались в секрете, и, без сомнения, именно поэтому у Словика не было возможности что-либо узнать о них. Общественность знала только, что это были гуманоидные существа, конечно, неразумные. Но такая информационная блокада просуществовала недолго. Сведения о ванах распространились и в один прекрасный день достигли Словика. Их сообщил ему Мико.

Мико предложил купить одно из этих существ на свои деньги. Он показал Словику трехмерную фотографию, которую дал ему друг, занимающийся внеземными разумными существами. Словик посмотрел на нее и понял, почему о ванах идет такая молва. На фотографии была женщина, или по крайней мере точное подобие земной женщины, она обладала загадочной красотой.

Словик вопросительно посмотрел на Мико, глаза которого блестели. И Мико рассказал ему, что знал. Ваны были животными, высокоразвитыми, но тем не менее животными, которые не обладали ни разумом, ни речью, но зато у них была внешность – тут голос Мико особенно подчеркнул следующие слова – и все другие функции земных женщин. Биологи экспедиции, открывшей их, обстоятельно изучили этот вид. Эти – женские – существа размножались партогенезом. Существование мужских экземпляров не было доказано. Название, которое им дали, происходило от звуков, которые они издавали, мягких, протяжных звуков, похожих на два слога: "Ва-на".

Ваны были вегетарианками. Они все дни проводили в безделье. Присутствие мужчин первой экспедиции не спугнуло их. Члены экспедиции заботились о них. Сначала один из них был сражен их прелестями, а потом множество землян познало то же самое. Так было обнаружено, что ваны подходят для людей.

После того как первые экземпляры были ввезены на Землю, было установлено, что ваны легко акклиматизируются. Их пищей в основном была трава. Гидропонные культуры Земли продуцировали достаточное количество растительности, которая соответствовала растительности их родной планеты. Было также установлено, что ваны могут великолепно питаться ею.

Они были смирными и ласковыми, как кошки или собаки, и выполняли каждое желание своих хозяев. Из-за них сравнительно быстро начали возникать эксцессы. В Северной Америке они вызвали новую волну пуританизма. Досужие сплетники усердно разносили слухи о том, что некоторые мужчины жили с двумя или тремя ванами одновременно и не скрывали своей бесстыдной привычки; шептались, что отдельные жестокие люди и садисты убивали ван. В это начали вмешиваться Комиссии по сохранению общественной морали, а также Общество защиты галактических животных.

В Европе, куда ваны только что начали ввозиться в больших количествах, они еще не представляли собой такой проблемы. Правительство, установившее запрет на совместную жизнь с женщиной мужчины младше тридцати лет, разрешило тем же мужчинам жить под одной крышей с ванами. Главной заботой в Европе было перенаселение. Теперь же из-за ван рождаемость сильно уменьшилась.

Мико сообщил Словику все новости и закончил свой рассказ тем, что сказал ему о своем желании как можно быстрее достать себе одну из этих ван. Благодаря своему другу из общества по импорту с других планет он мог быстро сделать это. Мико спросил Словика, не хочет ли он использовать благоприятную возможность и через его посредство тоже заказать себе вану. Словик сначала отклонил это предложение, сказав, что оно его не интересует.

Однако его взгляд снова упал на фотографию, которую показал ему Мико. Вана была очень красива. И Словик вдруг сказал, не раздумывая и почти не сознавая, почему он это делает, что он согласен заказать себе одну из них.

Он получил вану через неделю. Ее привезли в специальной клетке, покрытой непрозрачной пластиковой накидкой. Это было сделано для того, чтобы при транспортировке оградить вану от взглядов других людей. Иногда, если это забывали сделать, могла подняться волна общественного недовольства.

Когда экспедитор ушел, Словик приблизился к закрытой клетке.

Он одним движением откинул накидку и увидел вану. Она, свернувшись в углу клетки, смотрела на него. Словик был удивлен, потому что она была красивее, чем он себе представлял. Она выглядела так же, как и та, которую он видел на фотографии (все ваны, как сказал Мико, были похожи друг на друга, как родные сестры), но силы ее привлекательности не могла передать никакая фотография.

Два ее качества очаровали Словика: цвет кожи ваны и ее запах. Мико не сказал ему (может быть, он сам этого не знал), что цвет кожи ван был не таким, как у людей. Но это была единственная особенность, которой они внешне отличались от людей. Ее кожа, блестевшая, как шелковистый мех животного, была нежного, желто-шафранного оттенка, играющая красноватыми отблесками. Запах этого существа очень напоминал запах мускуса.

Словик открыл дверцу клетки. Экспедитор заверил его, что ему нечего опасаться – эта вана, как и все другие, совершенно безобидна, даже если на первый взгляд она и кажется немного диковатой. Он протянул руку, и она, даже не вздрогнув, позволила себя погладить. Ее блестящая кожа была восхитительно мягкой и теплой. Он почувствовал, как под этой кожей бьется жизнь, легкой дрожью выходя на поверхность. Он еще никогда, ни к одной из земных женщин не испытывал таких чувств.

Вана все еще смотрела на него. Словик встретился с ней взглядом и испытал шок. Глаза существа были цвета чрезвычайно светлой бирюзы. Их радужная оболочка была невероятно большой; струящийся взгляд этих глаз, казалось, хотел поглотить его. Но был еще один весьма странный эффект – это отсутствие всякого человеческого выражения в ее взгляде. Он не отражал ни радости, ни страха, ни боли. Он казался пустым.

Словик оставил дверь клетки открытой; через несколько минут вана встала и вышла наружу. Она была небольшого роста; руки и ноги ее были изящны, сложение ее хрупко. Ее обнаженное тело было во всех подробностях похоже на тело земной женщины, но у нее, конечно, не было волос на лобке. Однако лицо ваны обрамлял густой венок, больше напоминающий плотный золотистый мех, чем волосы. Фигура ее была гармонична, лишена неровностей, крутые бедра образовывали контраст с тонкой талией. Груди ее оканчивались острыми сосками и в отличие от остального тела были великолепно развиты. Диски сосков и сами соски были красноватого оттенка.

И, наконец, поражало лицо ваны. Почти треугольное, с большими бирюзовыми глазами, оно было по-первобытному прелестно и полно таинственного очарования. Маленькая головка покоилась на длинной шее и напоминала цветок на стебле. Вана склонила голову в сторону, словно чего-то ожидая, и рассматривала Словика. Ее тело, казалось, жаждало ласки. Словик понял, почему покупатели с разных миров так расхватывают ван.

Вана быстро привыкла к Словику. Он назвал ее Сильви и стал ее кормить, чтобы она чувствовала себя как дома. Он приобрел лучшую пищу в специальном магазине для ван. Она поблагодарила его за это, потеревшись о него щекой. Словик ласково погладил ее по руке. Он с самого начала старался обращаться с ней нежно и ласково. Она постоянно искала и жаждала этих ласк.

Вечером второго дня Словик привел Сильви в свою постель. Потом он делал это каждый вечер. Затем он отводил ее в соломенный шалаш, который соорудил в одной из своих комнат. Однажды вечером он слишком устал, чтобы отвести ее в шалаш на подстилку, и так и заснул возле нее в постели. Словик обнаружил, что ему доставляет удовольствие проводить ночь с ваной. С тех пор он начал оставлять ее в постели. Когда утром он просыпался, ее мускусный запах опьянял его. Он протягивал руку и касался ее тела, лежащего возле него. Она мгновенно просыпалась. Он подтягивал ее к себе и обнимал ее теплое тело.

Мико посещал его. Он брал с собой свою вану. Она доставляет огромное удовольствие, говорил он. Он был удивлен и, казалось, немного шокирован, когда узнал от Словика, что его вана иногда остается спать в его постели. Однако он быстро взял себя в руки.

– Ты обращаешься с ней как с настоящей женщиной, – улыбаясь сказал он. Словик взвесил это замечание; он нашел его неприличным. И все же Мико, возможно, был прав, упрекая его. Он должен обратить внимание на то, чтобы не слишком доверять ване.

И все же однажды ночью, когда он спал один, он с некоторым удивлением ощутил, что ему не хватает присутствия Сильви. Однажды утром он проснулся на рассвете. Постель показалась ему пустой и холодной. Он встал, чтобы привести вану. Она спала в своем шалаше, как обычно, свернувшись калачиком. Он разбудил ее, погладив по руке. Она открыла глаза и посмотрела на него расплывающимся взглядом. Он хотел, чтобы она пошла с ним в его комнату. Но когда она поднялась перед ним с этой кошачьей грацией, он внезапно остановил ее. Он опустился на пропитанную ее запахом соломенную подстилку. На ее теле играли блики света.

С этого дня он начал или оставлять Сильви спать в своей постели, или ложился с ней. на ее соломенную подстилку. Он также начал бессознательно каждый день искать ее общества. Он уже давно не появлялся ни в Доме Женщин, ни в Доме Игр. Мико удивлялся отсутствию инициативы у Словика, его нежеланию развлекаться. Он был удивлен тем, что Словик гораздо реже приглашает его к себе домой.

Мико был очень доволен своей ваной и иногда передавал ее своим друзьям, которым он оставлял ключ от своей квартиры. Однажды он спросил Словика, не даст ли он ему на вечерок свою вану, свою собственную он пообещал на этот вечер одному из друзей. Словик наотрез отказал, и Мико был удивлен. Между друзьями воцарилось молчание, потом Мико с нотками отвращения в голосе сказал:

– Словик, ты… ты же ВЛЮБИЛСЯ в это животное!

Словик вскочил и посмотрел на него гневным, пронзительным взглядом. Он увидел выражение брезгливости на лице Мико. Резким голосом, не отдавая себе отчета в том, что он говорит, Словик закричал:

– Я запрещаю тебе называть ее животным!

Мико только ответил:

– Ты сошел с ума.

Он выбежал, дверь за ним захлопнулась. Словик был мертвенно бледен. Он подошел к Сильви и крепко обнял ее. Он нежно гладил ее золотистые волосы, беспрерывно повторяя:

– Ты не животное. Ты не животное.

Сильви терлась о него щекой, как она сделала это в первый день, когда он дал ей поесть. Она мягко мурлыкала:

– Ва-на.

Словику показалось, что она довольна.

Теперь Сильви окончательно вошла в жизнь Словика. Он брал ее с собой в комнату гармоний, где она прижималась к нему, пока он слушал свою любимую музыку. Она прикрывала свои щелевидные глаза, превращая их в узкие, тонкие щелки, через которые наблюдала за Словиком. Он брал ее в свою машину, пользуясь наименее загруженными трассами, чтобы избежать любопытных взглядов. Сильви вжималась в сиденье машины, ее волосы развевались по ветру. Словик лопался от смеха, и однажды ему стало ясно, что раньше он даже не представлял себе, что это такое – лопаться от смеха, у него появилось чувство, что он обнаружил нечто доселе неизвестное; он постепенно начал понимать, что это, вероятно, было чувство, которое он давно уже подсознательно искал.

Однажды он взял Сильви к морю, на пустынный берег. Он не знал, какие моря были на планете ван, но Сильви казалась счастливой. Она плавала и ныряла в воде, потом копалась в песке, и тело ее блестело на солнце. Словик сказал себе, что она обязательно смеялась бы, если бы могла. Потом она вытянулась возле него и лизнула в шею своим длинным, шершавым языком. Она ласкала его тело длинными пальцами, на которых он регулярно обрезал ногти.

Ему очень нравилось заботиться о ней. Она отпрянула назад, когда он начал расчесывать гребнем ее мех. Он успокоил ее, лаская и мягко говоря с ней. Она позволила ему подстричь ее и собрать волосы на затылке в пучок. Увидев ее профиль, он подумал о старинной картине. Он нашел ее репродукцию в микрофильмотеке. Это был портрет молодой девушки с прической "лошадиный хвост", который нарисовал Пикассо в 1954 году, геометрический профиль с четкими линиями, оттененными светлым фоном, фигура, напоминающая критские фрески. Словика поразило это сходство.

Так проходили дни. Он больше не отпускал Сильви от себя. Ему было совершенно ясно, что он оторвался от мира, в котором жил раньше, но это было ему безразлично. Его друзья избегали его. Уже с неприкрытым сожалением говорили, что Словик из-за своей ваны дегенерировал до уровня животного. Во всяком случае он вызывал всеобщее неодобрение. Люди, которых он знал, отводили взгляд, встречая его. Словик все реже выходил из дома.

Мико однажды посетил его еще раз, он заклинал во имя их бывшей дружбы отказаться от своих заблуждений. Словик, улыбаясь, выслушал его. Когда Мико выговорился, он позвал Сильви, погладил ее на глазах у своего бывшего друга и сказал:

– Мико, вспомни, что я однажды сказал тебе: я охотно стал бы жить с женщиной. Она и есть эта женщина.

Мико разочарованно воскликнул:

– Ты сошел с ума, ты больше не можешь правильно оценивать вещи! Она – животное, игрушка, и больше ничего. Она намного меньше, чем женщины в Доме Женщин. И ты осмеливаешься утверждать, что ты ЛЮБИШЬ это создание!

Словик побледнел от гнева. Он прижал к себе Сильви, но ничего не сказал, только вызывающе посмотрел на Мико. Мико сдался. Он оставил Словика, предупредив о последствиях его поведения. Он сказал:

– Общество просто не потерпит такого гнусного поведения!

Когда он ушел, Словик обнял Сильви.

Некоторое время спустя из-за растущего общественного недовольства на Словика наложили денежный штраф. Он был обвинен в том, что показывается на людях со своей ваной. К этому времени в Европе, вслед за Америкой, начали образовываться лиги, выступающие против ван. В другой раз рассерженные соседи обругали Словика и забросали его камнями, когда он вышел из дома. Он решил больше не брать с собой Сильви.

Теперь Сильви делила с ним комнату. Словик выбросил соломенную подстилку, на которой она раньше спала. Она следовала за ним по всей квартире и ловила каждый его жест. Словику нравилось погружаться в глубину ее загадочного взгляда. Иногда ему казалось, что он читает в них нечто чрезвычайное и неописуемое, и это было словно притяжение омута. Может быть, это было только беглое присутствие той, другой жизни на Земле.

Теперь Словик знал, что значит древнее слово "счастье". Он мог проводить с Сильви долгие часы, не занимаясь ничем другим, только играя с ней или молча глядя на нее. Он не страдал от того, что она не может говорить. Напротив, ее молчание нравилось ему. Утром он купал и подстригал ее. Вечером он засыпал, обнимая ее и вдыхая ее запах. Иногда ночью он тихо включал свет и любовался спящей Сильви.

Однажды Сильви заболела, и он уже думал, что она умрет. День и ночь он сидел в изголовье ее кровати, бессильный чем-либо помочь ей преодолеть эту неизвестную болезнь. Сильви начала чахнуть. Кожа у нее стала шершавйй и бесцветной, у нее не было сил двигаться. Словик нежно ласкал ее, он обнимал ее, словно хотел дать ей собственное дыхание. Ему казалось, что она была его ребенком. Она выздоровела, и он не мог сказать, как. Однажды ночью он проснулся, потому что кто-то прижался к нему. Взгляд Сильви снова был блестящим и умоляющим.

Было лето. Город опустел, потому что жители его разъехались в отпуска на все четыре стороны. Большие жилые блоки были пусты. Через широко открытые окна в комнату проникало солнце. Словик и Сильви спали на полу, чтобы насладиться солнечными лучами. Он привык ходить обнаженным, как и она. Скоро его тело приобрело медный цвет, который гармонировал с цветом тела Сильви. Однажды, когда они стояли перед зеркалом, он обнаружил, что похож на нее, что он стал почти таким же, как и она.

Сонно вытянувшись на солнце, Словик погрузился в мечты. Он уедет отсюда, увезет Сильви и отправится с ней на ее родную планету. Там они без всяких препятствий будут жить вместе. Словик не ощущал никакой вины ни перед обществом, ни перед кем-либо лично. Он, конечно, знал, что это были только мечты; но ему нравилось предаваться им.

У него все чаще и чаще появлялось ощущение, что он существует в другом мире, в мире, где они с Сильви были одни. Окружающее стало для него второстепенным. Город, чьи жилые блоки и террасы он видел из открытого окна своей комнаты, словно был отделен от него стеной. Сильви не принадлежала ни этому городу, ни этому миру.

Однажды он нагнулся через перила балкона, и его вдруг охватило головокружение, словно находящаяся в пятидесяти метрах под ним улица внезапно надвинулась на него. Обливаясь потом, он отпрянул назад от перил, и ему показалось, что он вот-вот потеряет равновесие. Его члены охватила странная слабость. Он, шатаясь, прислонился к балконной двери. Сначала Словик не обратил никакого внимания на эти симптомы, но через несколько недель он обнаружил, что такое случается с ним все чаще и чаще. Слабость охватывала все его тело, словно хотела парализовать его. Он был вынужден ложиться. Сильви ложилась рядом с ним, непонимающе глядя на него; эта болезнь внезапно нахлынула на него, словно он проломил тонкую корочку льда.

Однажды утром он почувствовал себя особенно слабым и поэтому не встал. Чтобы отвлечься, он включил телевизор, стоящий в спальне. Он давно уже не интересовался им, он был занят исключительно Сильви. Лежа в постели, он впервые за долгое время увидел на экране новости, происходившие на свете. И он узнал то, что мир знал уже давно.

Он смотрел на изображение, слушал голос диктора, не делая ни движения. Ваны принесли на Землю смерть, драматическим тоном говорил диктор. Ученые забеспокоились только тогда, когда первые владельцы ван заболели неизвестной болезнью, от которой они вскоре умерли. С тех пор все владельцы ван умирают один за другим. Эти создания были носителями вируса, наличие которого эксперты при биологических исследованиях не заметили. У этого вируса, по-видимому, долгий инкубационный период, и он смертелен для людей.

На экране появился снимок вируса под микроскопом; его наконец-то удалось выделить. Диктор продолжил объяснение. Ваны передают смертельный возбудитель в момент полового акта. Каждый последующий акт усиливает заражение. Вирус этот выделяет таинственный яд, который день за днем полностью разрушает организм. Но ученые уже нашли средство, чтобы сдержать распространение возбудителя болезни.

Эпидемия началась в Африке, куда сначала завезли ван. Но она уже перекинулась на Европу, здесь появились первые случаи заражения.

Все владельцы ван должны немедленно изолировать своих животных и сдать их Службе Гигиены, которая уничтожит их в газовых камерах. Потом владельцы должны немедленно обратиться за лечением к специалистам, иначе врачи не смогут гарантировать им дальнейшую жизнь.

Диктор умолк. Словик при помощи дистанционного управления выключил телевизор, не вставая с постели. Он долго лежал неподвижно. На его лице не было видно ни малейшего проявления чувств. Когда он попытался встать, пол под его ногами зашатался. Он никогда еще не чувствовал себя таким слабым. При каждом шаге он был вынужден на что-нибудь опираться. Пот ручьями тек по его телу.

Сильви спала на софе в соседней комнате. Словик подошел и долго смотрел на нее. Он дрожал, словно в лихорадке. Затем он нагнулся и слегка коснулся ее кожи кончиками пальцев. Она проснулась и посмотрела на него, обдавая его таинственным теплом своих нечеловеческих глаз.

– Сильви, моя маленькая Сильви, – пробормотал он, ласково прижимая ее к себе.