Текст книги "Падшее царство (ЛП)"

Автор книги: Сайрита Дженнингс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

У меня слёзы текут, каждый солёный след – дань уважения словам, которые я не могу позволить себе произнести. Люцифер смахивает их подушечками больших пальцев, затем прижимается своим лбом к моему.

– Не плачь из-за меня. Я не заслуживаю. Даже если проживу ещё миллиард лет, я никогда не заслужу твоих слёз.

– Зачем? – удаётся мне прохрипеть. – Зачем ты это делаешь?

– Потому что он нуждается в тебе больше, чем ты во мне. И даже если бы я был достоин искупления, у меня нет души, которую нужно искупать. И ты знаешь, что это правда. Ты просто слишком великодушна, чтобы признать это вслух. В противном случае… Если бы у меня действительно была душа, именно ты могла бы спасти её. Ты, с твоим острым язычком, закатывающимися глазами и злобными гримасами. – Он смеётся, но звук похож рыдание. – Ты знала, что, по крайней мере, один из нас отсюда не уйдёт. Двадцать два года назад ты была моим новым началом, и сегодня я уступлю своему концу… ради тебя.

Прежде чем я успеваю прошептать ещё хоть слово, прежде чем начинаю умолять его остаться со мной, он прижимается своими губами к моим, крадя дыхание, воспоминания и сердце. Лишая воспоминаний о его щеке, прижатой к моему обнажённому животу, и о моих пальцах, танцующих в его выгоревших на солнце волосах. Стирая ночь, когда он заставил меня задрожать, кончить и посмотреть в лицо самым тёмным, самым честным частям меня. Изгнать дикое и безрассудное существо, которым я стала с ним, и оставить позади женщину, которая так безрассудно влюблена в демона, что готова рискнуть всем своим существованием только для того, чтобы спасти его от него самого. Кусочки того, кем я была всего несколько мгновений назад, постепенно стираются, пока его язык изгоняет все следы его присутствия. И когда он отстраняется, я смотрю на безумно великолепное существо передо мной, мои глаза широко раскрыты, губы горят…

И я в замешательстве хмурюсь.

Глава 22

Люцифер отступает, выглядя более довольным собой, чем обычно. Даже в трагедии он остаётся самоуверенным ублюдком. Я даже не знаю, почему он здесь, если с самого первого дня только и делал, что обманывал и манипулировал нами. Именно из-за него Легион уступил Душам. И теперь он хочет помочь?

– Прощай, Иден. Помолись за меня, – говорит он, прежде чем отвернуться.

Я хмурюсь сильнее, и мне хочется спросить, что, чёрт возьми, он имеет в виду, но потом я понимаю, что он не убегает, не бросает Сем7ёрку и Тёмных, чтобы спасти свою шкуру, как я предполагала. Он идет прямо к Легиону – ко Многим. Шагает сквозь ураган и шквал пуль, чтобы противостоять брату, которого предал. Встретить свою судьбу. Странное чувство паники сжимает мою грудь, и я зову его. Я ненавижу его за то, что он сделал со мной, с моей сестрой и с Легионом. Но не хочу его смерти. Я не хочу, чтобы он жертвовал собой, даже если он самое злое существо на земле.

Я смотрю, как Люцифер подходит и встаёт перед Легионом, оставляя между ними всего несколько футов. Затем обращается к нему – ко Многим, – но я не слышу, что говорит, из-за рёва ветра и дождя. Возникает новый страх. Что, если он всё это время играл с нами, как мы и подозревали? Что, если он организовал всё это и хочет убить Легиона навсегда?

Каждая частичка моего тела кричит от боли, но я медленно хромаю ближе. Я должна остановить это – чем бы оно ни было. Я не позволю Люциферу причинить ему боль. И как бы я ни презирал его, не хочу, чтобы Многие причинили вред и Люциферу. Легион никогда бы себе этого не простил. Даже после всех деяний, Люцифер по-прежнему остаётся его братом.

На полпути к поляне у могилы Мари Лаво мои колени подкашиваются, и я падаю на землю, слишком слабая, чтобы стоять ровно. Я могу только с ужасом наблюдать, как рукой Легиона манипулируют, чтобы нанести удар и схватить Люцифера за шею с силой, раздавливающей горло, как лист скомканной бумаги. Я кричу, но только для того, чтобы звук заглушила желчь.

Голова Люцифера едва держится на ниточке сухожилия, но Души ещё недовольны. Рука Легиона так и сжимает то место, где раньше была шея Люцифера, и то, что осталось от трупа Дьявола, охвачено яростным пламенем. Запах его горящей плоти настолько ядовит, что меня снова тошнит, и внутренности выплёвываются в грязь. Земля под моим свинцовым телом дрожит и трескается, оставляя глубокие трещины, ведущие в Ад, и я изо всех сил пытаюсь зацепиться за что-нибудь – за что угодно, – чтобы не погрузиться в огненное забвение. Небо раскалывается на части, извергая молнии, которые пронзают землю вокруг, сопровождаемые раскатами грома, такими громкими, что я временно глохну.

Кейн жестом приказывает всем отступить, и все бегут в безопасное место, огибая падающие электрические кинжалы, которые поджигают землю. Я заставляю себя ползти в укрытие и, преодолевая боль, двигаюсь к ближайшей могиле так быстро, как только могу. Щебень и обломки осыпают макушку. Даже защищая лицо руками, я вынуждена наблюдать, как обугленные останки Люцифера превращаются в пепел. Но они не складываются в отдельную кучу, как случалось раньше. Они корчатся и извиваются, увлекаемые мистическим ветром, который возносит их ввысь. Не на Небеса. Даже не в Ад. В широкий, жадный рот Легиона.

Многие забрали очередную душу. И это самая тёмная и смертоносная из всех. Я открываю рот, чтобы закричать, но не уверена, что хоть один звук сорвётся с моих потрескавшихся губ. Многих теперь не остановить. Дьявол мёртв. И, судя по ухмылке, появившейся на губах Легиона, всех нас скоро ждёт столь же ужасная кончина.

Легион Потерянных Душ делает шаг вперёд, навстречу электрическому шторму, устремляя омертвевшие взгляды туда, где я скорчилась под полуразрушенной могилой. А потом падает на землю.

Маслянистая, чёрная кровь вытекает из губ Легиона и брызгает на грязь, обжигая почву. Снова и снова его рвёт изнутри, и он неудержимо дрожит от напряжения. Его кожа становится призрачно-белой при каждом кашле и появлении во рту мутной слюны. Вонь от желчи такая гнилостная, что я чувствую её за несколько ярдов. Запах смерти.

Легион умирает.

Он умирает.

Люцифер не просто пожертвовал собой, чтобы остановить Многих. Он забирал с собой своего брата.

– Нет! – визжу я, используя каждую унцию сил, чтобы подняться и доковылять до него. Знаю, это глупо. Знаю, что он может сбить меня с ног ещё до того, как я подойду на расстояние пяти футов. Но моё сердце управляет моими ногами, и даже разум не может вмешаться.

– Иден! Стой! – кричит Кейн.

Затем меня поднимают и уносят прочь, окутывая знакомым ароматом океанской воды и белого песка.

– Нет, малышка, – воркует Нико. – Я не могу позволить тебе сделать это.

– Отпусти меня! – кричу я, извиваясь в его объятиях. – Пожалуйста! Отпусти меня. Я должна помочь ему.

– Сейчас мы ничего не можем сделать. Мне жаль. Очень жаль, Иден, но его больше нет.

Я борюсь, плачу и ругаюсь так грубо, что даже не осознаю, шторм прекратился. Земля больше не дрожит, молнии не прорезают небо, и ветер стих. И Легион больше не дышит.

Я поднимаю голову с груди Нико и вижу, что он лежит в луже похожей на смолу крови, его тело неподвижно и бледно. Мой взгляд мгновенно переключается на Кейна, который застыл в неверии, глядя на своего друга, на своего лидера, на безжизненный труп своего брата. На этот раз, когда я отстраняюсь от Нико, сопротивления нет, потому что больше нет угрозы. Всё кончено. Мы победили. И потеряли… всё.

Превозмогая боль в мышцах и сломанную кость, я подхожу к нему. Нет боли сильнее, чем та, что разрывает мою грудь. Нет более глубокого отчаяния, чем то, что я чувствую прямо сейчас. Я не могу плакать. Не могу чувствовать. Я не могу дышать. Пока нет слова для этой эмоции, нет способа описать бесконечную агонию, которая змеится по моему изломанному телу. Это вроде как сравнимо с тем, как тебя распиливают заживо, заставляя смотреть, как внутренности вываливаются кровавой кучей. Но даже это было бы вторым после… этой муки. Будь у меня шанс, я бы выбирала эту смерть снова и снова.

Я стою в липкой чёрной крови, от которой до сих пор идёт пар. Затем опускаюсь в неё на колени, пачкая руки и колени мёртвыми душами. Кончиками пальцев я убираю волосы со лба Легиона, чтобы видеть его глаза. Даже когда они закрыты, я представляю, что в этих серебристых, сверкающих глубинах царит покой. Я полагаю, что он каким-то образом нашёл рай, который искал. Он столетиями боролся со злом этого мира, но мне не хватило сил сражаться за него.

Я слышу шаги, но не оборачиваюсь. Чувствую, что остальные смотрят на него с печалью, а на меня с жалостью.

– Мы должны перевезти его, – говорит Тойол хриплым от горя голосом. – Город просыпается. Я слышу вдалеке вой сирен.

– Нет.

– У Сем7ёрки есть ритаулы, – прерывает Кейн дрожащим тоном. – Мы должны… мы должны сжечь тело.

– Нет! Не прикасайся к нему.

– Иден, пожалуйста.

Кейн хватает меня за плечо, чтобы оттащить, но я отбрасываю его руку и бросаюсь на всё ещё тёплый труп Легион.

– Нет! Пожалуйста! Просто… просто, пожалуйста. Мне нужно больше времени. Нам нужно больше времени.

Я не знаю, могу ли выдавить настоящие слёзы сквозь беззвучные рыдания, но каждый рывок – удар в сердце. Может, если я буду плакать, потеряю сознание от истощения. Может, я засну, и мне приснится сон, где Легион будет жив. Будет крепко прижимать меня к груди, рассказывая всё о Небесах, описывая их великолепие в таких ярких деталях. Или в его машине, когда он смеётся над моим ужасным пением и игриво отчитывает за то, что я ем нездоровую пищу. Или на крыше моего старого здания, в окружении сотен потрясающих чёрных птиц.

Пожалуйста, Боже, я молча молюсь, чтобы сбылись все мои глупые надежды, мечты и желания. Пожалуйста, не забирай его. Но если должен… позволь ему вернуться домой. Позволь его душе обрести райский покой, на поиски которого он потратил всю жизнь. Забери его домой, где ему самое место.

Моё тело сотрясается от рыданий так сильно, что я, словно чувствую, как его сердце колотится у меня под щекой. И… колибри. Быстрые, головокружительные и жизнерадостные. Должно быть, я уже отключился и переместился в то милосердное состояние сна. Или, может, разум подарил мне эту иллюзию, чтобы защититься от жестокой реальности.

– Ты слышишь?..

Кейн опускается на колени рядом со мной, побуждая меня поднять голову. Лилит, Тойол и Андрас делают то же самое.

– Дай ему пространство, – требует Кейн. Руками, покрытыми запёкшейся кровью и грязью, он бережно баюкает голову Легиона, словно новорождённого. И затем самый драгоценный, самый прекрасный звук, который мне доводилось слышать, эхом разносится по мёртвой тишине кладбища.

Легион делает вдох.

– Он жив! – кричит Лилит, вытирая сочащуюся чёрную субстанцию с губ Легиона, пока он пытается вдохнуть кислород. – Помоги прочистить ему дыхательные пути.

Андрас быстро сбрасывает куртку, небрежно бросая оружие на землю. Он срывает с себя рубашку, чтобы смахнуть ею остатки мёртвых душ с подбородка Легиона, пока Лилит пытается открыть ему рот. Легион кашляет, но за этим не следует гнилая чёрная кровь. За ним глоток свежего, очищающего воздуха, который расширяет его грудь, оживляя измученные, искалеченные части тела.

Я сижу, вцепившись в его порванную, испачканную рубашку, не в силах произнести ни слова, наблюдая, как румянец возвращается на щеки Легиона. Я чувствую, как знакомый, изнуряющий жар снова разливается по его телу под моими кончиками пальцев. И я плачу, когда вижу серебряные звёздочки в его открывающихся глазах. Я думала, что никогда больше их не увижу. Я готова была провести остаток дней в вечной ночи, окружённая леденящей душу, подавляющей неизвестностью, чтобы видеть эти глаза. И теперь они ярко освещают моё ночное небо надеждами, мечтами и желаниями, восстанавливая веру, которой, как я считала, никогда не существовало до этого самого момента.

Я склоняюсь над Легионом, пока его взгляд находит фокус. Я боюсь, что он уже не тот, кем был когда-то. Влияние Многих укоренилось так глубоко, что я не удивилась бы, укради они фрагменты его души.

Но в ту секунду, когда он смаргивает туман, мягко улыбается, демонстрируя ямочки, где им и положено быть. Я плачу сильнее, слёзы текут по моим дрожащим губам.

– Мой фейерверк, – хрипит он, медленно поднимает руку и гладит меня по щеке. – Мой воин.

– Ты напугал меня, – прохрипела я сквозь рыдания. – Я думала, что потеряла тебя.

– Никогда. Нельзя убить то, что никогда не умрёт. И, как я уже говорил, моя любовь к тебе бессмертна.

Я наклоняюсь, чтобы мягко коснуться своими губами его губ, осторожно, чтобы не причинить боль в столь уязвимом состоянии. Хотя безумно хочу обнять его, прижать к себе и никогда не отпускать.

Голос Нико, напоминающий, что приближаются люди, заставил меня отстраниться, но даже тогда я сжимаю руку Легиона, всё ещё касающуюся моего лица, отказываясь разрывать контакт.

– Нам нужно идти, – повторяет Нико. – Они скоро будут здесь.

– Идите, – говорит Кейн, ни разу не оторвав стеклянных глаз от брата. – Мы уйдём сразу после вас.

Нико кивает и отворачивается, но громкий, оглушительный хлопок поблизости приковывает его к месту. Мы все поворачиваемся к источнику шума, когда он повторяется.

– Звук исходит из гробницы Лаво, – констатирует очевидное Тойол.

Ещё один громкий хлопок, и пыль и грязь дождём посыпаются из разрушающегося склепа. Я крепче хватаюсь за Легиона, когда он садится прямее и обнимает меня за талию, притягивая к себе.

Лишь Нико достаточно храбр и безрассуден, чтобы приблизиться к гробнице, его шаги осторожны и целеустремлены. Его брат, Дориан, поручает Александру защищать Габриэллу, затем следует позади, прикрывая спину Нико. Когда Тёмный принц достигает передней части склепа, прижимает ладонь к бетонному плакату, его рука охвачена синим электрическим пламенем. Затем вся стена рассыпается в пыль, поднимая облако обломков.

Я знаю, кто там, ещё до того, как она вышла из этой разлагающейся могилы. Коричневые завитки, обрамляющие стройные плечи, гладкая смуглая кожа, потрясающие янтарные глаза. Я знаю её так, словно мы встречались раньше. Будто я видела её сквозь мучительные воспоминания друга. Или любовника.

– Амелия, – выдыхает Нико, его голос прерывается от поднимающейся пыли и неверия. – Амелия.

Он падает к её ногам, с оглушительным треском ударяясь коленями о бетон, и обхватывает её миниатюрное тело, зарываясь лицом в тонкую белую ткань, прикрывающую верхнюю часть её бёдер. С такой любовью, благоговением и переполняющим умиротворением на лице Амелия проводит пальцами по чёрным спутанным локонам Нико и улыбается.

– Да, моя любовь, – воркует она, и голос подобен сладкой, успокаивающей музыке.

Нико смотрит на неё, по его лицу текут слёзы.

– Как… как это может быть? Как ты?.. Ты вернулась ко мне.

– Я… я не уверена. Архангел Михаил явился мне и сказал, что я подарок тебе от друга. Друг, который верил, что обязан тебе счастьем, о котором сам никогда не смог бы мечтать. Он сказал, что друг хотел, чтобы у тебя был второй шанс, которого ты заслуживаешь. И что благодаря его жертве ты обретёшь свободу, за которую так храбро боролся.

Нико улучает момент, чтобы оглянуться на меня и остальных, которые всё ещё слишком ошеломлены, чтобы говорить. Люцифер. Люцифер сделал это. Но почему? После многих лет издевательств над Нико в чистилище и угроз вечно мучить его душу в Аду, зачем ему возвращать ту, кто полностью и по-настоящему владел его сердцем?

– Он был его единственным другом, – произносит тихий голос, отвечая на мой невысказанный вопрос. Я оборачиваюсь и вижу Саскию, озорное черноволосое создание, поразительно похожее на мать, отдавшую единственного ребёнка дьяволу, чтобы спасти мир. – Лишь он не бросил его, потому что не мог, – добавляет она, звук её голоса всё ещё такой кроткий. – Люциферу он был небезразличен.

Вой сирен становится громче и ближе, и хотя нам не терпится убраться к чёртовой матери с кладбища, которое будет вечно преследовать нас, боимся разрушить этот редкий момент истинного волшебства. Мы все что-то потеряли, но сегодня выиграли больше, чем могли представить за миллион жизней. Нам дали надежду. Мы были вознаграждены возможностью мечтать. И мы были благословлены ещё одним днём, чтобы жить, любить и бороться за тех, кто не мог бороться за себя.

Кейн и Андрас помогают Легиону подняться на ноги, но я настаиваю на том, чтобы помочь ему выйти с кладбища, просто чтобы продолжать прикасаться к нему и убедиться, что он действительно здесь. Дориан подхватывает жену на руки, отказываясь отпускать её. Нико обнимает Амелию и почти выносит. Андрас и Лилит переплетают пальцы и маневрируют среди обломков, держась за руки. И, к моему удивлению, Тойол подходит к Саскии и подставляет плечо для поддержки, в то время как остальные подбирают брошенное оружие и гильзы, стараясь не оставить никаких следов того, что произошло здесь сегодня.

Однако ещё остаётся лужа чёрной грязи, липкое пятно бесчисленных мёртвых душ. А в нескольких футах от них – символ, навсегда выжженный в земле. Одинокая звезда во вращающейся фиолетовой галактике. Яркая утренняя звезда, которая когда-то была сыном зари, пока не была низвергнута с Небес, чтобы править падшими. Я всегда верила, что Люцифер был злым тираном, полностью лишённым души. Но сегодня, возможно, он отдал то, что осталось от его ангельского сердца. Ради своего брата, ради друга, ради мира, который он одновременно ненавидел и которым восхищался. Ради любви, которую у него никогда не будет шанса почувствовать.

Я сжимаю Легиона чуть крепче, благодарная Люциферу за жертву. Мой прекрасный демон-убийца в ответ целует меня в макушку.

– Посмотри вверх, – тихо говорит он.

Я делаю, как он просит, и ахаю, глядя на яркие пурпурные, обсидиановые и бирюзовые тона, пронизывающие рассветное небо. И насколько хватает глаз, на нас смотрят мерцающие, яркие звёзды, освещая путь. Я смотрю на звёзды и улыбаюсь небесам, мысленно молясь за дьявола.

Глава 23

29 марта, после Люцифера

Я просыпаюсь в море голубовато-серых простыней, обёрнутых вокруг моей талии, греясь в лучах утреннего солнца, льющегося через окно. На нём больше нет решёток. Оно сделано не из звуконепроницаемого стекла. Это больше не тюремная камера. А мой дом. И мужчина, спящий рядом со мной, – любовь всего моего сверхъестественного существования.

Меня так и подмывает ткнуть его и разбудить, может быть, даже забраться под одеяло и сделать утро поистине добрым. Но вместо этого я наслаждаюсь ощущением его изнуряющего тепла на своей щеке и прислушиваюсь к его ненормальному сердцебиению. Мне просто нужно ещё немного времени, чтобы напомнить себе, что он здесь, жив, и свободен из плена зла. Он всё ещё демон, но его больше не мучают боль и несчастья других. И он мой.

Прошли месяцы, но мне всё ещё приходится ущипнуть себя, чтобы убедиться, это не сон. После Нового Орлеана перестройка нашего дома в Чикаго казалась таким недостижимым подвигом. Сем7ёрка не знала, как продолжать жить без Джинна, особенно Феникс. Хотя мы так много потеряли, обрели новый взгляд на будущее. Жизнь коротка даже для бессмертных, и мы полны решимости позволить памяти о Джинне жить в каждом из нас.

Я целую обнажённую грудь Легиона и молча благодарю Бога за этот дар, как делаю каждый день с той роковой ночи на кладбище. Ощущение моих губ, ласкающих его кожу, приветствует мягкий поцелуй в макушку и игривый щипок за обнажённую грудь.

– Я пыталась тебя не разбудить, – хихикаю я, ёрзая. Честно говоря, я немного перегибаю палку, просто чтобы потереться ногой о его ярко выраженную эрекцию, которая в данный момент натягивает простыни.

– Зачем? – отвечает Легион, его голос всё ещё хриплый со сна. – Когда очевидно, что я уже встал.

Он многозначительно двигает бёдрами, и мы оба смеёмся над его банальной попыткой детского юмора. Но проходит всего несколько секунд, прежде чем наш смех сменяется стонами, когда Легион перекладывает моё тело на своё. Его толстый, невероятно твёрдый член упирается в мою задницу, и Легион притягивает меня ближе, чтобы взять сосок в рот. Я громко вздыхаю и хватаю его за голову. Он жадно сосёт и покусывает грудь так тщательно, что через несколько секунд я становлюсь влажной и трусь клитором о его пах.

– Я должен войти в тебя, – произносит он.

Я приподнимаю бёдра ровно настолько, чтобы он скользнул внутрь, страстно желая быть наполненной им. Затем я ставлю колени по обе стороны от его бёдер и сажусь, вскрикивая от ощущения его пульсирующего члена, растягивающего меня.

– О… Боже, – стону я. – Почему ты такой большой по утрам? У меня такое чувство, что ты разорвёшь меня на части.

Он приподнимает бёдра и стонет:

– Потому что я хочу, чтобы ты ходила весь остаток дня и чувствовала меня в каждом шаге.

Я отвечаю, сжимая его изнутри, заставляя дёргаться, и бешено пульсировать.

– А что тогда ты делаешь весь день?

– Я буду возбуждаться, отсчитывая часы, прежде чем смогу прикоснуться к тебе, попробовать на вкус и почувствовать тебя снова.

Он знает, как сводит меня с ума, когда он сосёт и теребит соски, поэтому не останавливается, пока я скачу на нём до головокружения. И когда мои бёдра слабеют от жаждущего оргазма, он сжимает мою задницу и двигается во мне, пронзая каждым долгим пульсирующим дюймом. Одной рукой схватив его за волосы, а другой прижав к груди, чтобы поддержать дрожащее тело, я кончаю так сильно, что каждая косточка в теле становится упругой. Легион кончает следом за мной, впиваясь зубами в мою грудь и опорожняя себя в моё лоно. Я падаю ему на грудь, наши бешено бьющиеся сердца переплетаются. Легион целует меня в лоб, пока мы переводим дыхание.

– Ты сведёшь меня в могилу.

Я прижимаюсь губами к его шее.

– Не говори так.

– Это правда. Я собираюсь жить и умереть, желая тебя. Вечность кажется отрезком времени. Мне всегда будет мало.

Я размышляю о своей сомнительной смертности и понимаю, что его вечность может быть намного длиннее моей. Но я не буду отягощать этот момент блаженства гипотетическими теориями о следующих пятидесяти годах. Если последние месяцы меня чему-то и научили, так тому, что все мы, так или иначе, подвержены влиянию судьбы.

– Тогда, думаю, нам лучше считать каждую секунду.

Мы принимаем душ вместе, что приводит к тому, что Легион прижимает меня к стене душа и берёт медленно и глубоко сзади. Когда мы, наконец, насытились друг другом за утро, присоединяемся к остальным в огромной открытой гостиной. Сем7ёрка неустанно трудилась, чтобы вернуть своему дому былое великолепие, разумеется, с небольшим ремонтом.

– Мило с твоей стороны вытащить задницу из кровати, – сестра лучезарно улыбается мне из огромной плюшевой кровати. Затем быстро возвращает внимание обратно к огромному телевизору, где они с Тойолом в настоящее время сражаются на какой-нибудь новейшей игровой консоли, модифицированной технически подкованным демоном.

– Доброе утро, Иден. Твоя сестра, как обычно, надрала мне задницу.

– Да как же. Ты позволяешь мне победить, потому что здесь сидит Кейн, – насмехается она.

– И это тоже.

Кейн бросает взгляд на нас с Легион и пожимает плечами. Присутствие сестры здесь, рядом с ним, определённо смягчило поведение демона со шрамами. Я никогда не видела, чтобы он так улыбался, больше смеялся. Он даже был – осмелюсь сказать – добр ко мне.

Я смотрю в сторону кухни и вижу, что Феникс тихо роется в холодильнике. Он достает яйца, бекон и сосиски, а затем берёт сковородку. Но когда начинает разбивать яйцо, замирает, чтобы сделать глубокий, болезненный вдох. Приготовление пищи было страстью Джинна, и ничто не доставляло ему большей радости, чем приготовление еды для своих братьев и сестры. Мы все были так заняты восстановлением дома и помощью Альянсу в восстановлении города, что у меня действительно не было времени задуматься, не обитает ли призрак Джинна в этих шкафах и выдвижных ящиках. Кухня была его царством. Приготовление пищи стало для него спасением от постоянной суматохи и насилия. И хотя у него не было языка, чтобы попробовать вкусную еду, он гордился тем, что может обеспечить семью прекрасными блюдами.

Я быстро чмокаю Легиона в щеку, прежде чем пересечь комнату и войти во впечатляющее открытое пространство кухни. Не говоря ни слова, я беру другую миску и собираю ингредиенты для блинчиков. Я не знаю, какого чёрта делаю, но готова попробовать, если это принесёт Фениксу хоть какое-то подобие комфорта. Он отводит взгляд от яйца и пустой миски и смотрит на меня. Я просто улыбаюсь и возвращаюсь к своей задаче. Секундой позже я слышу тихое постукивание яичной скорлупы по фарфору. Мы работаем в тишине уже несколько минут, когда Лилит заходит на кухню за чашкой кофе. Затем подходит, встаёт рядом с Фенексом и протягивает руку, чтобы взять упаковку бекона. Мы готовим так, словно для нас это самое естественное в мире. Феникс готовит омлет. Лилит бекон для завтрака на сковороде. И я столько блинов, что ими можно накормить футбольную команду.

К нам присоединяется Андрас, чтобы поджарить и намазать маслом хлеб, а сестра передаёт пульт Кейну, чтобы приготовить салат из свежих фруктов. Даже Легион вносит свой вклад, хватая посуду и столовое серебро, чтобы накрыть на стол. Это память о Джинне. Это наследие, которое он оставил после себя. Любовь, тепло и единство, даже когда это причиняет боль. Даже когда мир разваливается на части, он всегда заботился о том, чтобы наши желудки были полны и удовлетворены.

– Прежде чем мы начнём есть, – начинает Легион после того, как мы усаживаемся за стол, уставленный тарелками с дымящейся едой. – Я просто хочу сказать, как много для меня значит то, что мы все сейчас здесь, чтим память Джинна. И где бы он ни был, в какой бы загробной жизни ни обитал, я молюсь, чтобы наш брат обрёл вечный покой.

Я смотрю на Феникса, который мягко улыбается, уставившись в свою пустую тарелку.

– И сотрёт Бог все слёзы с очей их; и не будет уже смерти, ни скорби, ни криков, и не будет боли, ибо прежнее прошло.

– Аминь, – соглашается Легион.

– Аминь, – отвечают остальные за столом.

Мы набрасываемся на еду, и вскоре торжественное настроение за столом рассеивается и сменяется звуками скрежета вилок о тарелки и беззаботным подшучиванием. Как обычно, Лилит и Андрас препираются, как близкие брат и сестра, в то время как Тойол и Кейн обсуждают спорт и машины, хотя Кейн каждые несколько секунд поглядывает на сестру, чтобы включить её в разговор.

Между Фениксом и Легионом всё было не так просто, но я надеюсь, что со временем они вернутся к нормальной жизни. Я не рассказала остальным о визите Феникса в тот день перед отъездом в Новый Орлеан, и унесу этот секрет с собой в могилу. Сейчас он нуждается в поддержке своей семьи больше, чем когда-либо, и я бы не стала рисковать, чтобы они сочли его предателем.

– Ну, извините, что я поел и убежал, – говорит Тойол, поднимаясь из-за стола с пустой тарелкой. – Но у меня есть планы.

– Встречаешься с Крисизом? – спрашивает Легион.

– Не-а. Он собирается к Айрин, чтобы повидаться с Саскией, – выпаливает Кейн, прежде чем Тойол успевает придумать историю. Я поджимаю губы, чтобы удержаться от смеха.

Тойол бросает на Кейна зловещий взгляд, затем объясняет:

– Я просто хочу убедиться, что у неё всё хорошо. Она боится себя и того, что может натворить на публике, и я помогаю ей контролировать способности.

– Конечно, конечно. Именно поэтому, – насмехается Кейн, за что сестра даёт ему щелчок

Теперь мне действительно приходится сдерживать смех. Клянусь, иногда они ведут себя как подростки, пытающиеся скрыть от папы запасы травки. И хотя Легион – прирождённый лидер, я даже представить не могу, что они относятся ко мне как к матриарху семьи.

– Ну, будь осторожен. И передай Айрин привет от меня, – отвечает Легион, сильнее укрепляя ощущение того, что он отец. Он поворачивается и хмурится, пока я изо всех сил пытаюсь не подавиться апельсиновым соком.

– Что?

– Ничего. Просто хотела узнать, дашь ему деньги на обед.

Он с любопытством выгибает бровь.

– Что?

– Неважно. Ты закончил? Я хочу пройтись по магазинам, пока не стало слишком людно.

Легион доедает последнюю полоску бекона и кивает.

– Для тебя всё, что угодно.

– Куда вы собираетесь? – спрашивает сестра, накладывая ещё блинчиков на тарелку Кейна. Она ещё в восторге от того, сколько демоны могут съесть.

– В свадебные салоны, – отвечаю я.

– О-о-о-о, весело. Дай знать, если найдёшь что-нибудь стоящее. И если случайно будете проходить мимо цветочного магазина, возьмите, пожалуйста, что-нибудь. Я понимаю, что я здесь единственный человек, но, чёрт возьми! Могу ли привнести в этот дом что-нибудь живое?

Я заканчиваю расставлять посуду на кухне, затем подхожу, чтобы поцеловать её в лоб. Её лицо хорошо зажило, но нужно немного подлечить некоторые части тела. Кейн невероятен. Я должна признать, что он – благословение. Для неё и для меня. Хотя прошло всего несколько месяцев с тех пор, как Чикаго был разорен демонами, вы никогда не узнаете наверняка, судя по жизни, которая кипит в городе.

Мы с Легионом отправляемся на Великолепную милю, что кажется самым разумным выбором, учитывая, что я понятия не имею, что ищу. Свадьбы никогда по-настоящему не были моим хобби. И поскольку у меня не было возможности присутствовать хотя бы на одной, не говоря уже о том, чтобы в такой роли, я позволяю Легиону вести.

– Так чего же мне ожидать? – спрашиваю я его, когда мы рука об руку заходим в «Нейман Маркус». Всего в прошлом году я едва могла позволить себе аренду. Сейчас я покупаю дизайнерские товары в роскошных универмагах. Сумасшествие.

Я стараюсь не придираться к ценам, тем более что Легион ясно дал понять, что деньги не имеют значения. Я всё ещё привыкаю к этому, хотя определённо не собираюсь к этому привыкать. Как бы сильно я его ни любила, отказываюсь полностью полагаться на него или на кого-либо ещё.

– Ну, думаю, цветы, белое платье, какие-нибудь клятвы, может быть, группа, – лепечет Легион.

– Ты знаешь, что я имею в виду, – говорю я, закатывая глаза. – Это не просто королевская свадьба. Действуют ли те же правила? Какой подарок покупать принцу-колдуну и его недавно восставшей из мёртвых жене-человеку? Глиняный горшок?

Легион хихикает, поднося мою руку к своим губам.

– Ты нервничаешь?

– Черт возьми, да, нервничаю. Мы едем во дворец на Скиатосе. Долбаный дворец. Я даже никогда не была в Калифорнии. И мне нечего надеть, хотя бы отдалённо достаточно модное, чтобы быть среди членов королевской семьи.

– Вот почему мы здесь. Кроме того, ты выглядишь потрясающе во всём. Особенно в наряде Евы.

– Да, так и есть, Нико и Амелии понравилось бы, появись я в своём праздничном костюме.