Текст книги "Без пощады"

Автор книги: Саймон Керник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Болт бросил в Фулхэм весь состав группы, а на случай если придется брать квартиру штурмом, вызвал вооруженный отряд элитного подразделения SO19.

И вот перед ним встала дилемма: избрать выжидательную тактику – или действовать жестко и быстро? Болт знал, что преступники могут расправиться с заложниками, даже если штурма не будет. Русская мафия не знает жалости.

В конечном итоге Болт выбрал третий путь, не похожий на два других. Он связался с «Бритиш телеком», узнал номер установленного в квартире стационарного телефона и, приказав отряду SO19 быть наготове, позвонил похитителям. Он предположил, что из любопытства кто-нибудь из них ответит на звонок, и не прогадал. Трубку поднял главарь банды, и Болт – в нарушение всех мыслимых должностных инструкций – сказал ему, что подписанные документы никогда не доберутся до злополучного отеля, что перепродать их будет невозможно, что банде теперь не уйти от ответа, потому что в Великобритании с похитителями никаких переговоров быть не может и что если хотя бы один из заложников умрет, то похитители навсегда засядут за решетку. Если же они отпустят отца с дочерью целыми и невредимыми, то не исключено, что судья отнесется к их делу снисходительно.

Он сильно рисковал. Всполошившиеся преступники могли решить, что, раз они окружены, терять им уже нечего, – и в результате расправиться с заложниками и вступить в перестрелку с полицией. Болт хотя и не считал себя азартным человеком, однако умел проявить решительность и не боялся ответственности за свои поступки. План сработал: преступники перепугались до смерти. После продолжительных телефонных переговоров, во время которых Болт не уставал повторять похитителям, что они окружены и надеяться им абсолютно не на что, они сдались и отпустили обоих заложников живыми и здоровыми.

Станевич считал, что именно Болту они с дочерью обязаны жизнью, никогда не забывал об этом и поддерживал с инспектором связь. Узнав, что тот подыскивает себе жилье, бизнесмен предложил ему в аренду одну из своих квартир – совершенно бесплатно и на сколь угодно долгий срок. По идее Болту полагалось отказаться, потому что подобные вещи противоречат уставу полиции и караются увольнением. Однако жизнь настолько ему осточертела, что какие-то там официальные правила теперь мало его волновали; кроме того, Болту было негде жить, и в итоге он предложение принял, с оговоркой: за квартиру он платить все-таки будет, пускай небольшую сумму. Станевича пришлось долго уговаривать, но Болт не любил чувствовать себя в долгу; в конце концов они сошлись на ста пятидесяти фунтах. Вскоре после этого Болт переехал.

Когда он, с пакетом тайской еды под мышкой, поднялся на третий этаж и наконец-то очутился дома, была уже полночь. Часто – особенно после бурного рабочего дня – тишина, которой встречала Болта темная квартира, вгоняла его в уныние. Сегодня выдалась как раз одна из таких ночей. Включив свет в прихожей, он подумал о Тине Бойд, об одиночестве в ее темных глазах. Может, то же чувство читалось и в его собственном взгляде?

Он положил пакет на металлический кухонный стол, достал из холодильника банку пива и сделал большой освежающий глоток. Пройдя на середину комнаты, застыл перед окном, с удовольствием глядя из полумрака на оранжевое зарево городской иллюминации и вслушиваясь в доносившийся с улицы шум. И тоска стала отступать. Болт жил в Лондоне без малого двадцать лет, но и по сей день при мысли, что он стоит в сердце одного из самых старых и кипучих городов мира, его охватывал благоговейный восторг. Многие не любили Лондон, и Болт был первым кто готов признать, что у города есть темные стороны, – к примеру, чудовищный уровень преступности. И все же инспектор не мыслил своей жизни ни в каком другом месте. Этот город давал ему чувство надежности и общности с людьми; город был его опорой.

Болт успел уже привыкнуть к одиночеству. Хотя оно обрушилось на него нежданно и жестоко, он считал, что новый уклад жизни вполне ему подходит. Никому не надо отчитываться, куда ты уходишь и когда вернешься; можно есть то, что нравится, и сколько угодно шуметь ночью. Помогало и удачное географическое положение квартиры: оно предоставляло массу возможностей разогнать тоску, которая накатывала на Болта всякий раз, едва он возвращался мыслями к той роковой ночи. По крайней мере сейчас он ничего менять не хотел.

Или просто убеждал себя в этом.

Он накладывал себе еду – заправленного тамариндовым соусом морского окуня под гарниром из риса, обжаренного на кокосовом молоке, – и собирался сделать очередной могучий глоток из банки с пивом, когда зазвонил сотовый.

Это был Тернер. Он сообщил, что ходил в кино на новый фильм с Томом Крузом и только что вернулся.

– Дурацкий был фильм. Я с девушкой ходил, так она после сеанса сказала, что устала и хочет домой. Думаю, желание продолжать отношения у нее отпало начисто.

Болт прислонился к кухонному стулу и сделал еще глоток.

– Ах, друг мой, нет справедливости в этом мире.

– Верно, черт возьми. А жизнь слишком коротка, чтобы тратить вечера впустую. Я, пожалуй, подам в суд.

– На кого? На девушку или на кинокомпанию?

– На обоих.

Болт рассмеялся. Тернер ему нравился. Тип он был весьма своеобразный, и его новая девушка, похоже, этого своеобразия не оценила. Он рано начал лысеть; вытянутое лицо всегда имело виноватое выражение, и улыбка на нем появлялась редко, поскольку Тернер предпочитал улыбкам суховатые остроты, которые произносил все с тем же невозмутимым видом. С чего он решил стать копом, оставалось только гадать. К большинству людей Тернер относился с отстраненным пренебрежением, близким к неприязни, зато отличался прекрасной интуицией и знал толк в компьютерах. Кроме того, он был достаточно предан делу, чтобы в законный выходной перезвонить боссу, даже если времени уже полночь.

– Ты, видимо, получил мое сообщение. Просмотрел ноутбук Парнэм-Джонса?

– Не было никакого ноутбука.

– А он вообще пользовался ноутбуком?

– Не знаю. Я подумал, что не было. Да это легко выяснить.

– Надо будет завтра позвонить его горничной.

– А вот настольный компьютер у него был. Я днем уже бегло просматривал его жесткий диск, но, получив ваше сообщение, изучил повнимательнее.

– Нашлось что-нибудь интересное?

– Да, – сказал Тернер после паузы, – нашлось.

Болт внутренне напрягся.

– Что?

– Электронное письмо. Оно хранилось под паролем в личной папке Парнэм-Джонса, и мне это показалось подозрительным. Пароль я взломал без особых проблем – такая защита рассчитана не на профессионалов. Буквально минуту назад закончил читать. Это письмо шантажиста.

– Оно сейчас перед тобой? Прочитай, пожалуйста.

– Там коротко и по делу: «Уважаемый лорд главный судья! Нам известно все. Все подробности. 1998 год. Девочка. Ее отец ведь тоже умер, верно? Повесился в тюрьме. Если не хотите до конца дней гнить за решеткой, вам придется выполнить наши требования. В противном случае история получит огласку. Скоро мы с вами свяжемся». – Тернер снова сделал паузу. Болт молчал. – Что все это значит, понятия не имею. Больше я на компьютере ничего подозрительного не нашел. Других писем от шантажиста нет.

– Ты проверил журнал браузера?

– Бегло. Судья, похоже, не особенно часто пользовался Интернетом. Сайты самые обычные: интернет-магазины, страница Би-би-си и тому подобное. И его явно интересовало, что пишут о нем в прессе. А вы ожидали чего-то другого?

– Нет, – солгал Болт. – Так, уточняю.

Ему все не давал покоя пропавший ноутбук. Если у Парнэм-Джонса были какие-то гнусные увлечения, то он мог завести для них отдельный компьютер. Возможно, его украли убийцы – как и в случае с Джоном Гэлланом.

– Я только что отправил копию письма на ваш адрес, – сказал Тернер.

– Отправитель, конечно, неизвестен?

– Письмо отправлено с бесплатного почтового сервера, ящик уже заблокирован. Если шантажист знал, что делает, то посылал письмо из интернет-кафе, и выследить его будет крайне сложно.

– Ну, а дата отправления известна?

– Да, оно датировано одиннадцатым мая. То есть его отправили десять дней назад.

Выходит, совсем недавно… Связь со смертью Парнэм-Джонса очень вероятна.

– Полагаю, это кое-что меняет? – риторически поинтересовался Тернер.

– Определенно.

– У вас есть какие-нибудь догадки насчет этой мертвой девочки и ее отца?

– Пока не знаю, – снова солгал Болт. Затем попросил Тернера продолжить анализ компьютера – не найдется ли чего-нибудь связанного с анонимным письмом, – поблагодарил его и дал отбой.

Он рассеянно посмотрел на свою еду; пахло очень вкусно, однако новая информация заставила его задуматься. Теперь Болт уже не сомневался, что лорд главный судья был убит. И почти наверняка это сделал тот же самый человек – либо люди, – что несколькими месяцами раньше устранил Джона Гэллана. Между двумя делами прослеживалась явная связь. Очевидно, Гэллана убрали, чтобы положить конец его расследованию, которое могло вывести прямиком на Парнэм-Джонса. Тут напрашивался вопрос: зачем понадобилось убивать самого Парнэм-Джонса? Может быть, чтобы заставить его замолчать и не допустить огласки потенциально взрывоопасных сведений? В таком случае можно предположить, что судью убрал либо кто-то из его дружков-педофилов, либо люди из правящих кругов – чтобы зарубить на корню назревающий скандал, чреватый отставкой всего правительства.

Такая версия порождала еще один вопрос. Человек, у которого был очевидный мотив убить Парнэм-Джонса (не допустить скандала), не стал бы его шантажировать. Скорее наоборот, он бы в лепешку расшибся, лишь бы судья со страху не наделал глупостей.

Но кто же тогда, черт возьми, отправил это письмо?

34

Три часа ночи. Пустынная улица.

Из кустов перед домом Айрин Тайлер осторожно выбрался черный кот, с презрением посмотрел на человека в маске, неясно вырисовывавшегося в темноте, шмыгнул по тропинке перед ним и исчез. Ленч подзабыл, считалось ли это хорошей приметой или плохой – да и вообще наплевать. Суеверий за ним не водилось, и он поражался жуткой наивности тех, кого волнуют подобные вещи. Судьбу человека определяют его поступки, и только они. Ленч не верил в предопределение. Нет никакой загробной жизни, никаких духов. Если бы все это существовало на самом деле, то Ленча преследовали бы призраки убитых им людей, всех сорока трех, а между тем он спокойно спал по ночам и в темноте чувствовал себя как дома.

Он достал из кармана связку отмычек и принялся за замок на входной двери. Через минуту настала очередь автоматического «американского» замка. С ним Ленч справился за несколько секунд и медленно приотворил дверь. Она оказалась закрыта на цепочку; он достал из кармана специальные кусачки и перекусил ее пополам. Айрин Тайлер позаботилась о безопасности своего дома, но это ничего не меняло. Если взломщик не лох, то он проникнет в любой дом – а у Ленча был богатый опыт. Увидев, что прихожая на сигнализации, Ленч убрал кусачки и достал лазерную указку. Часто, включая на ночь сигнализацию, хозяева домов и квартир активируют сенсоры только на полу. Скорее всего Айрин Тайлер – удовлетворившись тем, что закрыла дверь на два замка и цепочку, – так и поступила. Очень осторожно проникнув в переднюю, Ленч заметил на стене справа от себя мигающий огонек детектора движения. Последовала небольшая манипуляция с указкой – и лазерный луч попал точно в глазок детектора, ослепив его.

Прикрыв дверь ногой, Ленч бочком двинулся по прихожей и добрался до лестницы.

Он наткнулся на спальню Айрин Тайлер с первой попытки. В просторной комнате было тепло; на спящую хозяйку падал таинственный голубовато-белый свет от фонаря за окном. Она лежала на левом боку, до подбородка натянув одеяло, и тихонько похрапывала. Длинные седые волосы разметались по подушке. Ленч прикрыл дверь и бесшумно, словно призрак, прокрался к двуспальной кровати, еле слышно ступая тяжелыми ботинками. В воздухе чувствовался легкий аромат духов. На вид женщине было лет шестьдесят пять, и хотя ее лицо покрывали морщины, а кожа на подбородке чуть-чуть обвисла, она все еще оставалась довольно привлекательной.

Ленч нагнулся, вплотную приблизив лицо к лицу спящей; он чувствовал ее глубокое дыхание. Из его рта, словно гибкий угорь, выскользнул язык и медленно двинулся вдоль ее орлиного носа, почти касаясь кожи. Но только почти. Ему так хотелось лизнуть ее, почувствовать тепло ее кожи… В анархическом беспределе Боснии он нередко поступал так с женщинами: этот интимный жест, по мнению Ленча, сближал его с жертвами, отчего с их убийством его сила возрастала.

Однако сегодня осторожность была прежде всего; ни в коем случае нельзя оставлять следы ДНК. Поэтому Ленч лишь откинул с ее уха седую прядь и дотронулся пальцем (разумеется, он не забыл о перчатках) до мочки. Айрин вздрогнула, но не проснулась, и тогда он резко засунул ей палец в ухо. Это сработало. Ее глаза мгновенно распахнулись, она попыталась сесть. Он толкнул ее обратно на кровать и зажал рукой рот. Другой рукой достал длинный стилет и нежно провел им по ее горлу.

– Сигнализация включена? Если да, кивни головой. Если нет, качни.

Она издала сдавленный звук и кивнула.

– Когда я уберу руку, ты скажешь код. Будешь молчать или попытаешься меня обмануть – вырежу тебе глаз.

Он говорил спокойным, едва ли не ободряющим тоном; относительно высокий голос с легким акцентом совершенно не соответствовал его чудовищным размерам, и от этого страшные слова делались только убедительнее. Острое лезвие заскользило по коже и остановилось на складке под левым глазом женщины. Поводов сомневаться в серьезности его намерений не было, и Айрин снова кивнула, показывая, что все поняла. Ленч убрал ладонь с ее рта, однако стилет оставил на месте. Женщина зажмурилась.

– Пять, два, восемь, один.

– Отлично. Переворачивайся на живот.

– Берите что угодно, только, ради Бога, не трогайте детей!

Так они все-таки были здесь. Вот и прекрасно.

– Мне нет до них дела, – соврал Ленч, чтобы она вернее его послушалась. – А сейчас делай, что говорят.

Она перекатилась на живот, и он вытащил из куртки две пары одноразовых пластиковых наручников и связал ей сначала запястья, а затем лодыжки. Она не сопротивлялась, без конца повторяя, чтобы брал что угодно, только не трогал ее внуков.

– Открой рот пошире, – велел он и, когда она повиновалась, засунул туда мячик для гольфа, закрепив его малярным скотчем.

Полностью обездвижив женщину, Ленч вышел из комнаты и спустился по лестнице. В этот раз он позволил детектору движения его засечь. По всему дому сработала сигнализация. Он нашел клавиатуру и ввел код, отключив систему.

Теперь можно было двигаться дальше. Только сперва надо позвонить.

– Подгони фургон к дому и жди. Двигатель не глуши.

Он вновь поднялся на второй этаж. Люди, которых Ленч сегодня задействовал, заслуживали доверия, им уже приходилось убивать. Однако он понимал, что в случае с детьми они станут колебаться, и считал это слабостью. Не существует границ, которые нельзя переступить, – еще один урок, который наемник усвоил за четыре года, проведенные на полях сражений бывшей Югославии. Он воевал на той стороне, где ему предлагали больше денег; в стариках, в детях, во всех людях он видел лишь потенциальную добычу. Все они не более чем мешки с мясом. Однако не каждому дано это понять, поэтому ему пришлось вдвое повысить своим собственным наемникам плату за ночную работенку.

Малыши Меронов крепко спали в двухъярусной кроватке в одной из спален. С обоев смотрели диснеевские персонажи, повсюду валялись мягкие игрушки. Даже такому человеку, как Ленч, сразу становилось ясно, что Айрин Тайлер в детях души не чаяла. Прокравшись в темноте, он взял мальчика с верхней кроватки. Тот чуть шевельнулся, и Ленч тихонько пронес его через весь дом. Он слышал, что Айрин Тайлер за дверью пытается освободиться, но не придал этому значения: она была совершенно беспомощна.

Подходя к входной двери, Ленч услышал звук подъезжающего фургона. Он открыл дверь ногой и быстро двинулся по дорожке со спящим ребенком на руках. В фургоне его ждало двое. Пассажир вылез и открыл задние двери «бедфорда». Сейчас он был не в маске, а в бейсболке с низко опущенным козырьком, чтобы его в случае чего не опознали. В задней части кузова лежали два матраса. Ленч положил мальчика на один из них и торопливо зашагал обратно к дому, озираясь по сторонам, – не зажегся ли свет в соседних домах? Не горело ни огонька.

Когда Ленч снова приблизился к детской кроватке, девочка беспокойно заворочалась. При необходимости можно было бы заклеить девчонке рот и связать ее, но все же лучше обойтись без этого, чтобы не возникли проблемы с сообщниками. Он взял ее на руки и вышел; она так и не проснулась.

Когда оба ребенка были в кузове, человек в бейсболке закрыл двери фургона.

– Не нравится мне это, – прошептал он.

– С ними все будет нормально, – сказал Ленч. – Не вздумай облажаться. Тебе есть что терять.

Ленч располагал уликами, которых хватило бы, чтобы засадить обоих подельников за решетку до конца жизни.

Человек в бейсболке что-то проворчал и забрался в кабину. Через секунду фургон набрал ход и скрылся из виду.

Окна соседних домов по-прежнему оставались темными, шторы – задернутыми. Ленч отошел от освещенной площадки под фонарем и медленно двинулся к дому, ощущая знакомую дрожь возбуждения, – словно чьи-то прохладные пальцы нежно ласкали его в паху.

Убивать Айрин Тайлер особых причин у него не было. Его лица она не видела и описать бы не смогла при всем желании. Да, она слышала его голос, но что с того? Он мог спокойно оставить ее прямо так – связанной, как цыпленок, неспособной даже позвать на помощь.

Однако уйти просто так значило бы упустить великолепную возможность. Не часто он себя баловал в последнее время. И кроме того, он хорошо помнил слова, которые сказал его командир много лет назад в сожженной мусульманской деревушке, бросив небрежный взгляд на груду холодеющих трупов – бывшую семью из десяти человек: «Мертвец не покажет на тебя пальцем».

35

Я спал смутным сном без сновидений. Неясно помню, что ненадолго просыпался среди ночи из-за боли в плече, однако в тот день я слишком устал, чтобы боль или любая другая из моих бесчисленных проблем по-настоящему тревожила, и через мгновение я снова забылся.

Когда я проснулся окончательно, болело уже лицо – точнее, рана от ножа. Ножа, на котором обнаружились отпечатки пальцев моей жены… Кэйти свернулась клубочком на пассажирском сиденье, привалившись головой к окну. Она перетянула на себя почти весь плед – давняя привычка – и устроилась с относительным уютом. Я подумал, можно ли это назвать сном невинности.

Часы показывали двадцать минут шестого, снаружи уже рассвело. Хотелось пить и есть: со вчерашнего обеда у меня крошки во рту не было… казалось, с тех пор прошла целая жизнь. Я потянулся за одеждой, оставленной на ночь на заднем сиденье «лендровера». Ни рубашка, ни джинсы не высохли, оставшись неприятно влажными и липкими на ощупь.

Я открыл дверцу, ступил на бетонный пол амбара и стал разминать ноги. Почему Кэйти не хотела обращаться в полицию? Неужели она и вправду замешана в убийстве Ванессы? Вроде бы возможности у нее не было… и все же мои мысли неизменно возвращались к самому главному и непостижимому вопросу: откуда на ноже отпечатки ее пальцев? Этот вопрос ей обязательно зададут в полиции, а отвечать на него она явно не желает. Почему? Ведь в конце концов придется все им выложить, зачем же медлить? Я решил сдаться копам, даже если Кэйти будет против. Хоть какая-то защита для меня и детей…

Дети. В круговороте событий предыдущего дня я совсем забыл о них и сейчас вдруг понял, как сильно по ним скучаю. Нет, пора покончить со всем этим безумием…

Открылась пассажирская дверца, и из «лендровера» вылезла Кэйти с заспанным лицом.

– Доброе утро, – сказала она, сделав несколько неуверенных шагов в мою сторону.

– Привет.

– Слушай…

– Нам нужно обратиться в полицию, – сказал я.

Она будто задумалась.

– Я пойду в любом случае, и без тебя.

Она медленно кивнула:

– Пойдем вместе.

Даже после всего, через что ей пришлось пройти, даже после ночи в машине она выглядела потрясающе, и я так захотел ее, что в горле мгновенно пересохло. Я бы заплакал, если б умел, – но почему-то мне вообще не плачется из-за семейных неурядиц. Слезы наворачиваются на моих глазах крайне редко – когда я не в силах что-то изменить. Например, я плакал, когда пятнадцать лет назад умерла моя бабушка и еще когда сборная Англии потерпела поражение в очень важном матче. Да и то мне нужно много выпить, чтобы расчувствоваться. Глядя сейчас в глаза Кэйти, я задал себе вопрос: когда же наш брак начал распадаться? Наверное, когда она перестала видеть во мне любовника. И если честно, случилось это задолго до ее встречи с Джеком Келли.

– Как будем добираться до полицейского участка? – спросила она.

– Ключи от «хендая» ты, надеюсь, не потеряла?

– Нет, они в пиджаке. Ты хочешь вернуться к дому и увести машину? Но там наверняка полиция… Прошлой ночью было много стрельбы, да еще пожар…

– Вот и прекрасно. Если они там, то проблема решена, верно?

Она неуверенно кивнула.

Мы двинулись тем же путем, что пришли сюда, и через пятнадцать минут достигли коттеджа. А увидев его, потрясенно застыли: от второго этажа не осталось и следа, частично сохранились лишь наружные стены, сплошь покрытые сажей. Над пожарищем поднимались тонкие струйки дыма, повсюду желтела полицейская лента.

Пробравшись подлеском, мы подошли поближе. На подъездной дорожке стояла полицейская машина, ее владельца видно не было. «Хендай-купе» стоял на прежнем месте. Темно-красный корпус машины где почернел, где потускнел от дыма, но в остальном она выглядела целой и невредимой.

– Давай ключи, – сказал я и протянул руку.

– Нет уж, – отрезала Кэйти. – Поведу я. Пошли.

Я не успел возразить, как она затрусила по подъездной дорожке. Под ее каблуками хрустел гравий. Поскольку выбора не было, я поторопился за ней. А догнав, с удивлением обнаружил на ее лице широкую улыбку.

Слева раздался крик. Из-за угла бывшего коттеджа, ярдах в десяти от нас, вынырнул полисмен в форме – толстяк с румяным круглым лицом. Глядя на него, не верилось, что на юге Англии когда-нибудь покончат с преступностью. Наверное, мы помешали ему отлить.

Кэйти на бегу сняла машину с сигнализации и подбежала к водительской двери.

– Эй, ни с места! – завопил коп, грузно топая к нам.

Я остановился в отличие от Кэйти, которая нырнула в машину и завела двигатель.

– Кэйти, ради всего святого, что ты делаешь? Это же полиция!

– Спасибо, сэр. Оставайтесь на месте, – выдавил запыхавшийся коп, подбежав к машине.

«Хендай» взревел и рванул задним ходом по дорожке, из-под колес брызнул мелкий гравий. Коп бросился вдогонку.

И тут я принял спонтанное решение. Я не знал и половины правды, а вот Кэйти наверняка все известно; если она уйдет, то я скорее всего так и останусь в неведении. Я кинулся за машиной.

Коп развернулся и расставил руки, как блокирующий защитник в баскетболе. Выглядел он, прямо скажем, нелепо. С трудом подавив желание расхохотаться, я вильнул в сторону, а когда коп все-таки вцепился мне в рубашку, без труда вырвался и побежал дальше. Таких забегов я не устраивал, пожалуй, со школы – если не считать вчерашнего подвига с полицейским участком.

«Хендай» продолжал быстро двигаться задним ходом, но Кэйти делала знаки, чтобы я не останавливался. Через десять ярдов она сбавила скорость и распахнула дверцу с пассажирской стороны. Сзади слышался топот копа; ему уже явно было меня не догнать. «Хендай» катил теперь со скоростью человеческого шага. Когда я наконец схватился за дверцу и влез в салон, Кэйти резко нажала на газ и под визг шин в один прием развернула автомобиль. Оглянувшись, я увидел, что коп беспомощно стоит посреди подъездной дорожки и что-то орет в рацию. Кэйти включила первую передачу и с безумным смехом вдавила педаль газа.

Вам, наверное, знакомо то особенное чувство, которое бывает, когда просыпаешься рано утром, в темноте – и никак не понять, спишь ты или уже проснулся. Вот это чувство и накатило на меня. Моя жена, почтенный университетский преподаватель и мать двоих детей, ведет себя как законченный псих; если я ей потакаю, выходит, с ума схожу и я.

– Кэйти, ты что творишь? Мы же собирались сдаться, а не устраивать побегушки в стиле Тельмы и Луизы! ^[7]

Она широко улыбнулась:

– Том, неужели тебя никогда не тянуло рискнуть чем-нибудь? Видимо, нет. Ты же у нас осторожный.

– Да, от полисменов я не убегаю, особенно когда мне нужна их защита. Не забывай, что твоего любовника и подружку с работы вчера убили.

Ее улыбка тут же погасла, хотя выражение лица оставалось жестким и уверенным. Она совсем не походила на Кэйти, которую я знал. А может, это и была настоящая Кэйти.

– Я сдамся полиции на собственных условиях, – проговорила она. – Хочу войти в участок в окружении свидетелей, чтобы потом чувствовать себя в безопасности. Я не намерена доверяться первому попавшемуся жирдяю, понимаешь?

– Нет, – ответил я, – не понимаю.

Прежде чем кто-то из нас снова заговорил, зазвонил мой мобильник, а через пару секунд и телефон Кэйти. Мы наконец-то въехали в зону приема. Я открыл свою «раскладушку» и увидел, что меня дожидается одно видеосообщение и одно голосовое, номер отправителя у обоих скрыт. На дисплее возник вопрос – желаю ли я проиграть сообщения? Наверняка какой-то спам.

Я нажал «проиграть».

Через секунду на дисплее мобильника возникли мои дети. Лица у них были испуганные и растерянные; Клои, похоже, плакала. Они сидели на большой кровати в незнакомой мне комнате с голыми оранжевыми стенами. Дети оставались в объективе около пяти секунд; они не двигались и ничего не говорили. Затем камера сдвинулась влево и показала человека, с ног до головы одетого в черное. Его лицо скрывала маска, что меня совсем не удивило. Смысл послания был ясен: мои дети в руках преступников.

Видео закончилось, и я обмяк на сиденье. Тоска, бессилие и ужас хлынули в мою душу черным потоком, разрывая меня изнутри. Только не дети. Господи, что угодно, только не дети. Только не мои милые крошки, дороже которых у меня нет никого на всем белом свете… Для любого родителя нет ничего невыносимее, чем знать, что его ребенок в смертельной опасности, и быть бессильным. От собственной беспомощности хочется выть; всякая способность к сопротивлению улетучивается. Ты согласишься на все, будешь ползать перед похитителями на коленях… На это, конечно, они и делали ставку.

Кэйти остановила машину на обочине. Просмотрев видео, она испустила стон.

Я даже не взглянул в ее сторону. Никаких сил во мне не осталось, и теперь я действительно заплакал. И стал молиться. Я молился, чтобы дети не пострадали, обещая Богу, в которого не верил уже тридцать лет, что сделаю что угодно, лишь бы они остались со мной. Я буду ходить в церковь, раздам все деньги бедным, отправлюсь в Африку помогать голодающим… что угодно, лишь бы они уцелели.

– О Господи, – произнесла Кэйти. – О Господи. Только не мои крошки.

Я вытер слезы и попытался взять себя в руки. Пока по крайней мере с Максом и Клои ничего не сделали. Но в этот раз их похитители обязательно должны получить то, что хотят. Больше никаких глупостей.

Я вспомнил о голосовом сообщении и поспешил его запустить. В трубке зазвучал незнакомый мужской голос:

– Теперь вы знаете, кто в наших руках. – Таким тоном продавец расхваливает свой товар. Голос был самый что ни на есть обычный, разве что немного высокий. – Если хотите снова их увидеть, позвоните по этому номеру.

Он продиктовал телефон, и запись оборвалась. На дисплее высветилось время отправки сообщения – 5:53. Чуть больше часа назад… Порывшись в бардачке, я нашел ручку, но бумаги там не оказалось, поэтому я прослушал сообщение еще раз и записал номер на техпаспорте «хендая».

– Они ждут нашего звонка, – произнес я, уставившись на пустынную дорогу перед машиной.

– Звони.

Кэйти тихонько плакала.

– Чего бы они ни попросили, чего бы им ни было нужно – дай им это, ладно? – Я по-прежнему не глядел в ее сторону.

– Конечно…

– Мне не надо твоих «конечно»! Скажи «да»!

– Да, да, да! Ты только позвони им… Пожалуйста!

У меня чуть не вырвалось, что это она во всем виновата, но я пересилил себя, сделал глубокий вздох и набрал записанный номер. С пятого гудка трубку взяли.

– Рад, что вы наконец позвонили, – сказал все тот же мужской голос. – Давайте поскорее заканчивать.

– С детьми все хорошо?

– Нормально. – Откуда мне знать, правда это или нет? – Теперь слушай меня. Где вы сейчас находитесь?

– Примерно в миле от коттеджа, в Болдервуде. Сидим в машине.

– Чья машина?

– Моей жены. Мы возвращались за ней к коттеджу.

– Вас там видели?

– Нет.

– Отлично. Слушай мои инструкции. Если вы их в точности исполните, то получите детей назад живыми и здоровыми. Как только мы закончим разговор, ты должен стереть полученное видеосообщение и сразу же отключить телефон. Твоя жена должна сделать то же самое. Потом выбросьте телефоны. Их ни в коем случае не должны найти. И не вздумайте нас обмануть. Человек, который узнал адрес твоей тещи, будет периодически звонить по вашим номерам. У него есть доступ к специальной технологии, которая позволяет определить, передает телефон сигнал или нет. Если выяснится, что вы схитрили, один из ваших детей расстанется с ухом.

– Пожалуйста, не трогайте Макса и Клои! – взмолился я. Я не хотел, чтобы в глазах похитителя они оставались безымянными. – Мы сделаем все как надо! И чего бы вы ни хотели от нас, вы это получите.

Краем глаза я увидел, как Кэйти в молчаливом согласии кивает головой. По ее щекам текли слезы.

– Если сделаете, как сказано, ничего с ними не случится. У тебя есть ручка и бумага?

– Секунду. – Свободной рукой я подхватил ручку и техпаспорт. С напускным спокойствием я сказал в трубку, что готов, хотя руки у меня тряслись.

– Как только избавитесь от телефонов, езжайте по шоссе М3 до Бэсингстока, потом поворачивайте на А33 в направлении Ридинга. Проехав Ридинг, езжайте в Хенли-на-Темзе, оттуда выбирайтесь на дорогу в Марлоу. Через три мили поворот к деревне, которая называется Хэмблден. Все записал?

– Да, да, записал!

– Припаркуйтесь на деревенской площади. Там увидите телефонную будку. Через час с небольшим, ровно в восемь пятнадцать, раздастся звонок. Советую поторопиться; если трубку никто не поднимет, то один из детей поплатится за ваше промедление.

– Мы обязательно успеем! Пожалуйста, не трогайте их! Мы успеем!

– Там получите дальнейшие инструкции, – продолжал незнакомец. – Сегодня воскресенье, дороги с утра будут не загружены, так что времени вам должно хватить. Если все пойдет по плану, вернете детей еще до полудня. Но зарубите себе на носу: если хоть на миллиметр отклонитесь от наших инструкций, попадетесь полиции или кому-нибудь проболтаетесь – ваши дети умрут в страшных муках. И вы им ничем не поможете.