Текст книги "Древний Рим. Взлет и падение империи"

Автор книги: Саймон Бейкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

У представителей новой элиты, христианской, тоже имелся повод для праздника. Они теперь могли похвастаться привилегированным положением и влиянием, которое оказывали на императора, находясь при его дворе. Сам же Константин в разговорах и ученых беседах с Лактанцием и епископом Осием узнавал все новые и новые вещи о явившем ему милость Всевышнем. Это тоже не могло не радовать христиан. В искренности веры императора, по крайней мере внешней, можно было не сомневаться. О степени влияния христиан на Константина свидетельствуют специально отчеканенные памятные медали, увидевшие свет в том же 315 г. Эти медали с изображением Константина и монограммы Иисуса Христа (ХР) были торжественно вручены выдающимся чиновникам и придворным. Однако следует отметить, что священнослужители, верующие и сторонники исконно римских верований отнюдь не чувствовали себя незаслуженно забытыми. Благодаря новой политике религиозной терпимости культы языческих богов также переживали период бурного расцвета. Поэтому можно сказать, что на празднестве чествовались мудрость и осмотрительность императора.

Триумфальная арка Константина и по сей день украшает римский Форум. Этот памятник архитектуры знаменует собой переход от классического стиля к стилю, получившему название «поздняя античность». Скульптурные композиции, украшающие триумфальную арку, рассказывают нам об освобождении Константином Италии: одна из сцен повествует о разгроме Максенция, на другой изображены тонущие солдаты деспота и тирана, а на третьей – торжественный въезд Константина в Рим. Однако на всей арке нет ни одного христианского символа. Наблюдается как раз обратное. Некоторые из скульптур датируются эпохой Адриана. Как установили ученые, данные скульптуры, некогда изображавшие Адриана то на охоте, то приносящего жертвы римским богам, приняли образы Константина и Лициния. На триумфальной арке в последний раз встречается изображение римского императора, совершающего языческий обряд. Несмотря на все привилегии, дарованные христианам, властитель западной части Римской империи все еще не мог целиком и полностью открыто перейти на их сторону.

Константин стремился к объединению империи, и вот теперь он нашел средство, которое позволило бы ему достичь цели. Однако пока он решил умерить пыл, великолепно понимая, что открытая поддержка христианства сделает его уязвимым с политической точки зрения. Он все еще мог подвергнуться нападкам со стороны сторонников языческих культов среди сенаторов, наместников и высшего чиновничества, которые могли его обвинить в гонениях на почитателей исконно римских верований. Константин понимал, что открытая поддержка христианства не только оскорбит приверженцев прежних, языческих культов, – подобная политика может также натолкнуть их на мысль о том, что в новой империи они станут занимать более низкое положение. Это недовольство, учитывая тот факт, что большинство населения Римской империи оставалось языческим, в свою очередь стало бы плодородной почвой для разжигателей бунтов и волнений. Однако больше всего Константин опасался не сенаторов-язычников, а императора.

В тот же самый год, когда в Риме состоялись торжества (июль 315 г.), супруга Лициния Констанция родила сына. Год спустя, 7 августа 316 г., жена Константина, Фауста, также подарила мужу наследника. Рождение детей вполне могло служить поводом для ликования, поскольку теперь у их отцов появились наследники, которым можно было на законных основаниях передать власть. Однако вместе с их рождением Константин и Лициний все чаще и чаще стали задумываться над вопросом, который мучил их уже давно, – кому же на самом деле принадлежит империя. После заключения союза все более напрашивался ответ – Константину.

Сложно сказать, чем руководствовался Константин, когда принял решение о религиозных реформах и покровительстве христианству – может, дело было в искренней вере, а может, в тонком расчете. В любом случае его преобразования не только позволили объединить империю, но и вдохнуть в нее новую жизнь. Главное, они помогли Константину расположить к себе людей во владениях Лициния, где проживало большинство христиан Римской империи. Триумфальная арка с изображениями Константина и Лициния символизирует дружбу императоров. Власть, которую они мирно делили друг с другом, изображение их профилей на монетах того времени – все это предназначалось для того, чтобы не нарушить впечатления о безоблачности их отношений. Однако принципы, которые, по мнению Константина, должны были лечь в основу государства, никак не соответствовали столь прекрасному внешнему фасаду. Наличие одного Бога и одной империи, по логике, подразумевало одного императора.

Вскоре Лициний и Константин показали друг другу свое истинное лицо. Маски были сорваны, и два императора стали врагами, развязав новую войну. Это была война между сторонниками Константина и новой религии, покровителем которой он стал, и приверженцами исконно римских традиций. Так, по крайней мере, заявляли о себе те, кто встал под знамена Константина и Лициния. Несмотря на все слова противников, заявлявших, что они сражаются за святое дело, подлинная цель конфликта была проста и неоригинальна – захват власти над всей Римской империей.

ВОЙНА РЕЛИГИЙ

Нам представляется довольно сложным перечислить все причины, превратившие императоров-союзников в злейших врагов. Вне всякого сомнения, у Лициния были все основания чувствовать обиду и даже ревность. Константин владел той частью империи, которая, как полагал Лициний, по праву принадлежит ему. Дело осложнялось еще и тем, что правителю восточной части империи было достаточно окинуть свои владения взглядом, дабы убедиться, что Константин пользуется у его подданных куда большей популярностью, нежели он сам. Христиане на востоке Римской империи молились на Константина в надежде, что настанет день, и привилегии, дарованные их братьям по вере на западе, будут пожалованы и им. Поскольку христиане были готовы принять смерть за свою веру, готовность умереть за Константина была не меньшей. Они прекрасно понимали, что Лициний не был ни их спасителем, ни воплощением их надежд. Не исключено, что Константин изначально планировал выставить Лициния в невыгодном свете: сперва его руками восстановить мир на востоке, а потом с помощью христиан ослабить его положение. Кроме того, Лициний завидовал популярности Константина, и у него была еще одна серьезная причина не любить правителя западной части империи. Именно она в конечном счет и подтолкнула Лициния к войне.

Больше всего Лициния выводили из себя меры, предпринятые Константином, чтобы помешать новорожденному сыну Лициния унаследовать власть. В 315 г. Константин отдал свою сводную сестру Анастасию в жены прославленному сенатору Бассиану, после чего отправил Лицинию посланника с предложением сделать Бассиана цезарем западной части империи. Лициний оскорбился. Весьма вероятно, ему стало очевидно, что теперь Константину осталось только назначить своего сына Криспа цезарем восточной части государства, после чего вся Римская империя досталась бы его наследникам. Возможно, именно в связи с этим Лициний решил разорвать дружеские отношения с Константином. Сделал это Лициний самым решительным образом – он начал замышлять убийство.

Для воплощения плана в жизнь Лицинию срочно требовались и союзники, и повод. К счастью, и то и другое оказалось под рукой. Смещение властителя западной части Римской империи можно было оправдать тем, что Константин нарушил Миланский эдикт и возвысил христиан над язычниками. Если бы этот предлог показался недостаточным, то можно было припомнить вторжение Константина во владения Лициния, которое произошло, по свидетельству историка-язычника, осенью 315 г.[83]83
  Зосим. Новая история. Кн. 2, 18-20. М., 1948.


[Закрыть] Что же касается осуществления самого плана по устранению Константина, Лицинию было достаточно вспомнить о существовании римского Сената.

К 316 г. ряд сенаторов-язычников, несмотря на все блага, обещанные им Константином, буквально кипели от ярости. Он и крайне неодобрительно относились к трате государственных денег на строительство христианских церквей. Сенаторам казалось, что влияние на императора могут оказать только епископы, и только их Константин жалует приглашениями на свои пиры. Какой толк трудиться, сетовали сенаторы, если теперь можно сделать карьеру, только будучи христианином.

Лициний знал, что пора действовать. В Никомедии он обратился к придворному по имени Сенецио, приказав найти в Риме заговорщиков, которые согласились бы с ним сотрудничать. Убийца, в идеале, должен был быть высокопоставленным лицом, входить в ближайшее окружение императора и находиться вне подозрений. Сенецио тут же предложил отличный вариант: убийцей мог стать его брат и зять Константина – сенатор Бассиан. Реализуя план, Лициний не учел одну деталь. Легко представить, что, найдя себе союзника при дворе Константина, Лициний позабыл, что у властителя западной части Римской империи тоже имеется преданная союзница на востоке. Можно предположить, что именно она предупредила Константина об опасности.

Возможно, до Констанции дошли слухи, которые ползли по коридорам императорского дворца в Никомедии, или, не исключено, она стала случайной свидетельницей разговора между Лицинием и Сенецио. Вероятно, Констанция написала брату письмо фазу же, как только узнала, что на него готовится покушение, и передала послание через верных ей христиан. На этот счет мы можем строить догадки, однако одно нам известно точно. Когда Бассиан попытался воплотить план в жизнь, его тотчас же, к немалому удивлению сенатора, схватили. Именно он, а не Константин, которому покровительствовал Всевышний, в конечном счете и принял смерть. Когда Лициний узнал, что покушение на властителя западной части империи сорвалось, он приказал разбить статуи и бюсты Константина во всей Никомедии. Итак, война была объявлена.

Первые столкновения между армиями враждующих сторон произошли в 316 г. на Балканах у Цибала и Сердики. Несмотря на то что в обеих битвах Константин одержал верх, ему не удалось полностью разгромить основные силы противника. В результате военных действий императоры заключили новый договор. Греция и Балканы отходили к Константину, а у Лициния оставались Фракия, Малая Азия и восточная часть Римской империи. Также было принято решение по непростому вопросу о наследовании власти: 1 марта 317 г. Константин, находившийся в своей новой резиденции Сердика (совр. София, Болгария), объявил цезарями своих обоих сыновей (Флавия Юлия Криспа и еще одного – от Фаусты), а также сына Лициния и Констанции, т. е., иными словами, все они в будущем должны были стать императорами. Лициний и Константин также договорились на протяжении 317 г. делить власть консула, а потом ежегодно, каждый в своей части империи, чередоваться на посту консула со своими сыновьями. На бумаге между двумя императорами снова воцарились дружба и согласие, однако на деле установившийся мир был шатким и сразу же дал трещины. Договор не устранил имевшихся противоречий и лишь отсрочил продолжение войны.

В период с 317 по 321 г. Лициний продолжал следовать политике религиозной терпимости. Возможно, этому способствовали Констанция и епископ Никомедии, находившийся при его дворе. Однако Лициний терпеть не мог роль «освободителя» востока и единовременно спасителя христиан, которую ему приходилось играть. Теперь уже никто не сомневался в том, что Лициний объявил о следовании религиозной терпимости в силу краткосрочной политической необходимости, а не потому, что сам уверовал в Бога. Константин на западе, в отличие от него, все меньше и меньше скрывал свои религиозные взгляды. Он любил засиживаться допоздна, сочиняя пышные речи, которые затем произ носил перед придворными, читая ниспосланные ему свыше проповеди о том, какой на самом деле предстоит стать империи. В ходе выступлений великолепно проявлялся артистический талант Константина. Каждый раз, когда император упоминал о Божьем суде, его лицо делалось суровым, он делал голос тише и указывал пальцем вверх. Некоторые придворные, слушая его, склоняли головы, «будто бы слова императора секли их словно плети».[84]84
  Евсевий Кесарийский. Житие императора Константина. Кн. 4.


[Закрыть] Другие же громко хлопали, но на самом деле не понимали, отчего император обращается к ним с таким пылом, и пропускали его проповеди мимо ушей.

Несмотря на то что император то и дело поминал слово «трепет», который следует испытывать перед Богом, он и сам мог проявить суровость и даже жестокость. В 317 г. в Африке все еще продолжали спорить о епископате. У Константина лопнуло терпение, и он вмешался. В результате кое-кого из возмутителей спокойствия отправили в ссылку, а кое-кого даже казнили. Несколько лет спустя был закрыт ряд языческих храмов – первая примета того, что эпоха многообразия религиозных культов уходит в небытие. На смену ему приходила новая вера, которой предстояло объединить людей.

Благодаря пожертвованиям, жесткой позиции епископов, раздаче зерна и одежды беднякам, сиротам, нуждающимся вдовам и разведенным, церкви быстро набирали силу, становясь в провинциях западной части империи организующими центрами. Около 321 г. судебные полномочия епископов расширили, а кроме того, было узаконено завещание собственности в пользу церкви. Таким образом, церквям в провинциях становилось легче привлекать на свою сторону знать. Представители высших классов по всей империи начали стремительно богатеть, у них появилась уверенность в собственных силах. Благодаря раскопкам мы знаем, что именно в это время монограмма Иисуса Христа (ХР) стала появляться на предметах, принадлежавших богачам, а в западной империи началось бурное строительство новых роскошных вилл. Обращение в христианство имело несомненные плюсы, а следование христианским заповедям являлось проявлением патриотизма. Именно христианство обеспечивало благополучие империи, которой, как полагалось, суждено было процветать, покуда Константин находился под защитой и покровительством Всевышнего.

Константин открыто заявил о своей позиции в речи, содержание которой чудом дошло до нас и которую он произнес перед христианами в Страстную пятницу где-то между 321 и 324 гг. Император заявил, что своим успехом обязан Богу, и, чтобы отблагодарить Всевышнего за покровительство и защиту, он должен убедить своих подданных в необходимости молиться Богу, протянуть руку помощи обиженным и гонимым и обратить в христианскую веру язычников и нечестивцев. Подобное заявление не могло не иметь серьезных политических последствий. Лициний оказался загнанным в угол, и его положение день ото дня ухудшалось. Вскоре он преподнес Константину подарок, которого властитель западной части Римской империи так долго ждал и которого требовала его вера, – повод, давший ему право возобновить войну.

Обретавшийся в Никомедии властитель восточной части империи становился все более и более подозрительным. Быть может, чиновники в его собственном дворе – на самом деле соглядатаи Константина? Лициний допросил чиновников, но доказательств их вины не нашел. Согласно свидетельству историков, для одного из придворных он устроил особую проверку на верность. Лициний попросил чиновника по имени Аксентий пройтись с ним в сад, где возле фонтана стояла статуя Диониса, обвитая пышной виноградной лозой. Император приказал Аксентию срезать лучшую гроздь винограда и, когда это было исполнено, велел чиновнику совершить подношение в честь Диониса. Аксентий отказался, и тогда император поставил его перед выбором: либо он немедленно возложит виноград к ногам статуи, либо пусть убирается прочь. Аксентий, который впоследствии стал епископом в городе Мопсуестия (в совр. Турции), предпочел оставить двор. Подобная проверка стала первой из многих, которые вскоре провел Лициний, ну а потом страх заставил его принять более крутые меры.

В 323 г. Лициний поставил всех чиновников перед выбором: они должны были либо совершить жертвоприношения римским богам, либо уйти в отставку. Точно такая же альтернатива была предложена военным. По совету недовольных из числа чиновников-язычников Лициний не ограничился этими мерами, и 24 декабря того же года до Константина дошли вести, что Лициний на празднованиях, приуроченных к пятнадцатилетию его правления, заставлял епископов совершать жертвоприношения. Всех отказавшихся ждало суровое наказание. Собрания и советы епископов были запрещены. Лициний не желал, чтобы ведущие представители христианской церкви объединялись, и не хотел их видеть в своем окружении, поэтому он издал эдикт о том, что епископам следует оставаться в своих городах и приходах. Теперь собрания христиан и богослужения разрешалось проводить только под открытым небом, а все налоговые льготы для христиан были отменены. Лициний не пошел еще дальше скорее всего только благодаря влиянию своей жены, которую очень любил, однако у чиновников в его администрации не было столь сильного сдерживающего фактора. Короче говоря, Лициний силой политики попустительства инициировал на востоке Римской империи новую кампанию по преследованию христиан. Наместникам провинций разрешалось без всяких опасений наказывать провинившихся христиан, закрывать и сносить церкви и даже убивать ведущих представителей христианской церкви, как это случилось с епископами провинции Вифиния-Понт. По свидетельству Евсевия, их тела были изрублены на куски и брошены в море на корм рыбам.[85]85
  Евсевий Кесарийский. Житие императора Константина. Кн. 2. 2.


[Закрыть]

Лактанций, советник Константина и наставник его сына, не уставал уговаривать правителя западной части империи встать на защиту справедливости. Когда Константин, весьма вероятно специально провоцируя Лициния, захватил его владения во Фракии под предлогом отражения нападения готов, обе стороны тут же ухватились за возможность продолжить прерванную войну. Помимо имевшегося повода к войне у Константина было еще немало оснований выступить против зятя и бывшего союзника. Властителю западной империи предстояло сражаться против деспота и тирана во имя спасения и освобождения гонимых и угнетенных.

Итак, все было готово для фактически последнего масштабного противостояния в истории Рима. Константин и Лициний быстро собрали войска. Численность армий поражала – каждая из враждующих сторон имела под своим началом более 100 000 человек пехоты и 10 000 конницы. Даже учитывая склонность античных историков к преувеличению, можно с уверенностью утверждать, что силы были стянуты немалые. Войско Лициния состояло из египтян, финикийцев, выходцев из Карий и Вифинии, греков из Малой Азии, африканцев. Константин, под властью которого находилась большая часть Римской империи, в основном полагался на вспомогательные части, нежели на римские легионы регулярного состава. Евсевий с удовольствием сравнивает армии противников: солдаты Константина, естественно, предстают воинами Божьими, а легионеры Лициния – болванами и шутами, почитателями традиционных божеств и восточных мистических культов колдунов, волшебников, пророков и предсказателей.

Прежде чем армии сошлись лицом к лицу, Лициний обратился к жрецам с просьбой погадать об исходе войны. Авгуры в поисках знамений провели гадание по полету птиц и вынесли вердикт, пообещав Лицинию, что он одержит победу. Дело на этом не кончилось. Лициний, взяв с собой самых преданных военачальников, повел их в чащу, в глубине которой находилась священная роща. Из-за ветвей деревьев и покрытых мхом скал, по которым бежали ручьи, на воинов взирали статуи языческих богов. Были совершены приличествующие обстоятельствам жертвоприношения, после которых Лициний обратился к военачальникам с речью. Эта речь весьма соответствует образу императора-язычника, который рисуют нам историки-христиане, приводя причины начавшейся войны:

«Друзья и товарищи! Перед вами боги наших предков. Мы чтим этих богов, потому что им поклонялись наши отцы. Тот, кто идет против нас, отрекся от заветов предков, избрав себе иного иноземного бога. Более того, он осрамил свою армию, заставив воинов нанести на себя позорный символ этого бога. Слепо уверовав в этого бога, он решил пойти на нас войной, подняв руку не на нас, а в первую очередь на наших богов, которых он оскорбил. Теперь пришло время показать, кто же из нас слепец. Это решат боги, которых чтим мы, и бог, которому молится наш противник». [86]86
  Евсевий Кесарийский. Житие императора Константина. Кн. 2. 5.


[Закрыть]

3 июля 324 г. состоялась первая битва при Адрианополе во Фракии (совр. Эдирне), в результате которой надежды Лициния на успех и скорую победу развеялись как дым.

Армии заняли исходные позиции на противоположных берегах реки Гебр. Каждый раз, когда на глаза воинам Лициния попадался штандарт Константина с монограммой Христа, тишину разрывали улюлюканье и оскорбления. Однако в ходе этого странного стояния на реке Константину удалось захватить инициативу в свои руки. У него получилось обвести противника вокруг пальца, совершив обманный маневр: Константин сделал вид, что собирается строить через реку мост. Для вящей убедительности он даже отправил часть солдат в горы за лесом. Одновременно с этим Константин тайно искал брод. Когда его конница пересекла реку, она захватила войско Лициния врасплох. Легионеры Ли-циния пришли в смятение и бросились бежать. Конница кинулась в погоню и многих изрубила. Войско противника было рассеяно, немало воинов сдалось в плен, однако Лицинию удалось спастись.

Лициний и остатки его армии проследовали быстрым маршем к побережью, где сели на корабли и попытались пересечь Босфор, желая оказаться в безопасности. Константин, однако, предусмотрел такое развитие событий. Он приказал своему старшему сыну Криспу отправиться в погоню, и семнадцатилетний подросток, получивший под свое начало флот из двухсот кораблей, бросился исполнять волю отца. Лициний, в свою очередь, приказал командующему флотом остановить преследователей. Эскадры враждующих сторон встретились в узком проливе Геллеспонт. Крисп принял волевое решение оставить основную часть флота и атаковать противника восемью самыми быстрыми кораблями. Маневр оказался гениальным. Крисп нанес удар быстро и точно. В отличие от передовой группы Криспа, флот Лициния сгрудился в узком тесном проливе, где у него не было пространства для маневра. Над поверхностью моря, покрытого лесом парусов, воцарился хаос грохочущих, сталкивающихся весел. Криспу удалось потопить несколько судов противника, но потом опустилась ночь, положив конец битве. На следующий день подул сильный южный ветер, который завершил начатое сыном Константина: флот Лициния разбило о скалы. Таким образом, властитель Западной Римской империи одержал еще одну блистательную победу – теперь на море. Несмотря на это, Лицинию потребовалось всего лишь несколько недель, чтобы перегруппировать свои силы и собрать в Азии еще одну армию. Враги вновь встретились у Хрисополя. У Лициния еще было достаточно сил, чтобы продолжить борьбу.

Решающее сражение между Лицинием и Константином состоялось 18 сентября 324 г. Противники стянули огромные по численности армии к равнине, расположенной между Хрисополем (совр. пригород Стамбула) и Халкидоном. Армию Константина можно было сразу узнать по величественному штандарту. С перекладины свисал усыпанный драгоценными камнями стяг, на котором золотым шитьем была выткана монограмма Христа (ХР). Император понимал, сколь важен этот символ. Штандарт охраняли специально отобранные для этого воины, отличившиеся силой и отвагой, проявленными в бою. И вот теперь штандарт с гордостью вздымался над рядами солдат, которые ждали приказа броситься в атаку. Константин не торопился ринуться в бой. Возможно, он, как всегда перед битвой, находился в своем шатре и молился Богу, ожидая, что ему будет ниспослан знак. Когда же Константину казалось, что Господь изъявил ему свою волю, то он, как свидетельствует историк, «выбегал из шатра, поднимал войска и приказывал готовиться к скорой схватке».[87]87
  Евсевий Кесарийский. Житие императора Константина. Кн. 2. 12.


[Закрыть]

Первой в наступление двинулась армия Лициния. Быть может, на этот раз, увидев эмблему противника с монограммой Христа, солдаты Лициния смолчали и лишь мрачно взирали на штандарт врага. По свидетельству Евсевия, Лициний приказал своим воинам не приближаться к штандарту и даже не смотреть на него. Когда войско Константина подступило к врагу и многие из его легионеров пали под градом дротиков, то все солдаты, охранявшие штандарт, «чудесным образом», по словам Евсевия, остались живы. Возможно, именно это придало воинам Константина новые силы, и уверенность в неизбежной победе распространилась по рядам легионеров со скоростью лесного пожара. Когда армии наконец схлестнулись, легионеры Константина сражались с большим бесстрашием и мужеством, нежели солдаты противника.

Воины Константина бились столь отчаянно, что легионеры Лициния дрогнули и пали духом. Сражение при Хрисополе превратилось в кровавое избиение. По свидетельству историков, погибло более 100 000 солдат Лициния. Константин и христианство одержали решающую победу. Однако кое-кому посчастливилось избежать смерти во время кровавой резни. Лицинию удалось бежать в сопровождении остатков конницы. Пока Константин обозревал поле битвы, в ходе которой его противнику было нанесено сокрушительное поражение, измотанный, сломленный Лициний скакал в Никомедию, где находились его жена и девятилетний сын. Константин бросился в погоню и осадил город.

Возможно, Лициний хотел спасти себя от позорного плена традиционным способом – покончив жизнь самоубийством, однако, увидев своих родных в никомедийском дворце, он передумал. В одном из источников сообщается, что в ту ночь, когда Лициний вернулся домой, Констанция убедила его, что вместо самоубийства ему лучше сдаться на милость победителя. Как только ей удалось пробудить в супруге волю к жизни, Констанция ускользнула из дворца и направилась в лагерь к брату.

Константин увидел сестру в первый раз за десять лет. Перед ним была женщина, которую он восемнадцатилетней девушкой выдал замуж за своего врага, перед ним была супруга человека, которого Константин раз за разом пытался уничтожить, чтобы стать единовластным правителем Римской империи. И вот теперь она стояла среди измотанных, заляпанных грязью и кровью солдат и пленников, которых ждало «суровое наказание по закону войны». На казни заставили присутствовать главнокомандующего армией Лициния, а захваченных солдат принуждали покаяться и признать Бога, которому молился Константин, истинным и единственным. Должно быть, брату и сестре было непросто посмотреть друг другу в глаза в столь мрачной и гнетущей обстановке. Констанция собрала волю в кулак и взмолилась о пощаде. Помянув христианское милосердие, она попросила сохранить Лицинию жизнь. Константин согласился.

На следующий день была назначена торжественная церемония. Константин, одетый в роскошную тогу и ставший теперь единовластным правителем Римской империи, восседал на помосте, возведенном прямо в лагере неподалеку от городских стен. Его окружали епископы и придворные чиновники. Возможно, среди них были Лактанций и Осий, торжествовавшие победу христианства. Лици-ний медленным шагом прошел вдоль рядов вражеских солдат, выстроившихся от дворца до лагеря победителей. Не исключено, Констанции и ее сыну пришлось разделить его позор. Подойдя к помосту, на котором восседал Константин, Лициний в знак покорности опустился на колени. С собой он принес пурпурную тогу императора, которую теперь, склонив голову, поднес своему заклятому врагу. Вероятно, Константин, желая добавить соли на раны недруга, заставил его принять христианство. Мы точно знаем об одном унижении, которое пришлось пережить Лицинию: он признал Константина «господином и повелителем» и «попросил прощения за дела минувших дней».[88]88
  Зосим. Новая история. Кн. 2. 28. М, 1948.


[Закрыть] После этого на основании официального решения Лициний с семьей был выслан в Фессалоники, где им и предстояло в мире доживать свои дни.

Однако легко представить, что, несмотря на всю пышность и помпезность церемонии и вежливые аплодисменты, оба недруга понимали: на самом деле ничего не изменилось. Через год после того, как Лициний сдался на милость победителя, его вместе с семьей отыскал в Греции отряд солдат, посланных императором. Как только Лициний увидел приближающихся легионеров, он сразу же понял, что Константин решил изменить своему слову – император не мог оставить врагам и их наследникам жизнь. Он никогда никого не прощал. Легионеры отвели Лициния с сыном в сторону и удавили.

Эпилог

Констанция пережила мужа и сына. Император пожаловал ей титул «Самой благородной из жен», и она продолжала играть важную роль при дворе брата. Весьма вероятно, жизнь ее была несладкой и преисполнена взаимных попреков и обвинений. Она умерла в 330 г., возможно не успев дожить до тридцати пяти лет. Однако следует отметить, что Констанция была не единственной из родственников Константина, пострадавших от его властолюбия.

В 326 г. Константин приказал умертвить старшего сына Криспа, которому он пожаловал титул цезаря, и свою супругу Фаусту, женщину, родившую ему трех сыновей. Причины, подтолкнувшие императора к подобному решению, покрыты завесой тайны. Среди придворных ходили слухи, что у Криспа был роман с приемной матерью. По версии другой сплетни, Фауста влюбилась в Криспа, но он ее отверг. Так или иначе, Константин не собирался закрывать глаза на столь аморальное поведение, представлявшееся абсолютно неподобающим императорской семье, исповедующей христианство. Блестящая карьера Криспа оказалась короткой и закончилась казнью. Согласно официальной версии хронистов Фауста задохнулась в слишком жарко натопленной бане.

Желание Константина всегда добиваться поставленной цели при полном отсутствии сантиментов нашло свое отражение в религиозной политике поздних лет его правления. После победы над Лицинием император издал несколько эдиктов. Христиане восточной части империи, пострадавшие от гонений, должны были быть выпущены из тюрем и получить назад конфискованную собственность. Им предоставлялись точно такие же привилегии, как и христианам запада. Епископы поощрялись в стремлениях отстраивать разрушенные церкви и возводить новые. Однако поздние указы сильно отличались от Миланского эдикта наставительным тоном. В посланиях, которые сопровождали каждый указ, Константин хоть и не заставлял своих поданных отречься от язычества и принять христианство, однако настоятельным образом их к тому побуждал. Император отмечал, что христианский Бог гораздо выше всех других богов. Именно Всевышний покарал деспотов и тиранов. Константин был всего лишь Его орудием. Подтекст посланий весьма очевиден – теперь власти Римской империи открыто оказывали христианам покровительство. А как же язычество?