Текст книги "Лилит"

Автор книги: Саша Калина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

– Он ваш муж? – зачем-то спросила я.

– Муж? Нет. Мой муж погиб, он был большим человеком, очень авторитетным, я с ним познакомилась, когда работала в «Долее», слышали о таком клубе?

– Да, считается одним из лучших в Москве.

– Он и есть лучший. Я там работала с первых дней его открытия, тогда там стриптизершами работали только американки, впрочем, не только, и я там тоже работала, позже стали набирать неизвестно что, разных шестнадцатилетних девочек, а потом, как я слышала, и просто проституток с улицы, но первое время все было очень пристойно. – Лицо Галины стало мечтательным. – Это было лучшее время в моей жизни. Я могла заработать за одну ночь до десяти тысяч долларов. Но это мелочь по сравнению с тем, что у меня появилось, когда стала подругой, а потом и женой Николая.

Но он погиб. Он мне оставил наследство. А теперь его у меня хотят отобрать.

– Отобрать?

– Да. Сначала этим человеком была моя младшая сестра.

Хитрая и подлая, она начала с того, что сделала Николая своим любовником. Позже, когда мужа убили, она отобрала у меня и дочь, она всем говорила, что я сделала из нее наркоманку.

Подлее и глупее ничего нельзя придумать: Ольга – наркоманка! Ложь, она такая же наркоманка, как мы с вами. А Ирина отобрала у меня ее и стала всем говорить, что я во всем виновата.

– Вашу сестру зовут Ира?

– Звали. Я слышала, что она умерла. Но ее не только Ирой звали, сама она себя называла Мишель, под: таким именем на нее лучше клевали.

– Понятно. Но я хочу снова спросить о своем приятеле, о Гене, может, вы все-таки что-то посоветуете. Вы что-то говорили о художнике.

– О художнике? Да. Я знаю такого, который может помочь и вашему приятелю, и мне.

– Вам?! А вам в чем он может помочь?

– У нас с вами откровенный разговор, и поэтому я могу вам довериться, как вы доверились мне. Вы мне сказали о своем приятеле, я расскажу о себе. Тем более… – Она замолчала, видимо, решая, можно ли мне доверять, и решила, что можно. – Тем более что и вы, может быть, поможете мне. Пойдемте, я вам покажу кое-что. – Она поднялась с кровати, взяла свечу и направилась к двери.

Мы снова вышли в холл, потом подошли к лестнице, но Галина не стала подниматься на нее, а, наоборот, пошла в темноту, под уходящие вверх ступеньки. Я прошла за ней. Под пролетом лестницы, ведущей наверх, я увидела небольшую дверь. Галина вынула из кармана ключ, повозилась немного с замком. Она открыла дверь и осторожно стала спускаться куда-то вниз. Я пошла за ней, пожалев, что тоже не захватила с собой свечу, их все равно там две было, в комнате.

Мы спустились вниз по довольно крутой деревянной лестнице, и я увидела еще одну дверь. Галина, снова повозившись с замком, открыла и эту и, наклонившись, дверь была слишком низкая, прошла в какое-то помещение.

Я вошла следом за ней, осмотрелась, и мне стало нехорошо.

На одной из стен этого подвала я увидела две картины.

И рядам с каждой слабым голубым огоньком горела лампадка. И это еще ничего, но не по себе мне стало оттого, что одна из картин была Сережкина, та, которую я видела дома у Мишель. Нисколько не сомневаюсь, что и вторая была тоже его. И Галина это подтвердила.

– Обе эти картины одного художника, – сказала она, – у него божественный талант. Нет, для меня он выше Бога. Я поклоняюсь ему, и я боюсь его. Я его боюсь, потому что от него, от его воли и желаний зависит моя судьба и жизнь.

– Где он? – чуть не закричала я. – Где этот художник?

– На вас он тоже произвел впечатление? – Она посмотрела на меня довольно и даже с каким-то чувством превосходства.

«Он на меня произвел впечатление». Еще бы, он на меня давно произвел впечатление! Он на меня уже целый год производит всякие впечатления!

– Где этот художник сейчас, вы знаете? – Я едва справлялась со своим голосом;

– Я не знаю, – ответила она, – я сама хочу его найти.

Поэтому я и сказала вам обо всем, может быть, вы и поможете мне его найти, ведь он тогда поможет и вашему приятелю. Вы верите?

– Да, верю. Я даже уверена в этом, – проговорила я. – А откуда у вас его картины? Вы знакомы с ним?

– Нет, я с ним не знакома и не видела его никогда.

Владислав принес мне картину, и я ее купила сразу. Я вам не сказала, мой покойный муж увлекался живописью, он даже когда-то учился этому. Кстати, моя сестра этим и воспользовалась, она сразу стала большой любительницей живописи и таким способом завлекала Николая. Но это не относится к нашему разговору. Честно сказать, я даже сама не знаю, зачем купила у Владислава ту, первую картину. Я поняла это позже. У меня, когда я смотрела на эту картину, стало появляться чувство легкости, с меня сходило мое нервное напряжение. А через какое-то время я вспомнила, где-то я слышала, а может, мне это и Владислав рассказал, что картины талантливых художников могут вылечивать духовные мучения. Но может быть и наоборот. А через какое-то время я вдруг поняла – это меня как громом ударило – он, этот художник, может нарисовать такую картину, которая меня вылечит совсем, но может и такую, от которой моя болезнь станет еще тяжелее. И я знаю, я даже представляю, какие это картины. Та, которая может мне помочь.,. Вы видели обертку от конфет, где три медведя в лесу нарисованы?

«Мишка» называется.

– Конечно, видела, они мне даже нравятся, когда свежие. А картина называется «Утро в сосновом бору», художник Шишкин.

– Правильно. Но вы, наверное, не знаете, что там не было сначала медведей, их потом пририсовали.

– Да нет, я и это знаю. Приятель Шишкина, Савицкий пошутил.

– Савицкий, говорите? Он плохой человек.

– Не знаю, не общалась.

– Так вот, недавно я поняла, что может меня полностью вылечить. Это то, если вот этот художник нарисует такую же картину, но только без медведей. – А почему это вам поможет?

– Я этого не знаю, я это чувствую. И еще там должна быть березка среди этих елок.

– Не думаю, чтобы береза там смогла вырасти, для нее там очень плохие условия.

– Не важно, она должна там быть. Но для того чтобы он это сделал, я должна попросить его об этом, и я смогу хорошо заплатить. Владислав и Вадик обещали мне, что познакомят меня с ним, но только они просят за это очень большие деньги. Очень большие. Практически они хотят получить все, что у меня есть, за эту картину. И я согласилась, потому что никакие деньги не нужны, ничто не нужно, только бы не было этих постоянных страхов, вы не можете себе представить, какими они могут быть, нет, страх – ничто по сравнению с тем, что иногда я чувствую. Когда приходит ужас (она это так произнесла, будто «ужас» – имя какого-то живого существа), – меньшее, чем можно назвать мои ощущения, мое состояние, которое у меня возникает временами. О картине, от которой мне может стать еще хуже, я не буду говорить, достаточно того, что я сказала об этом Владиславу. Нет, не подумайте, что он меня этим шантажировал, но иногда он так глупо шутил по этому поводу, он, например, мог сказать, что вдруг он перепутает, какая именно картина должна мне помочь, и закажет другую.

Да, шутка совсем безобидная, подумала я, такой утонченный садизм, от которого ему двойная польза: и удовольствие садиста, и больше денег можно получить.

– А вот эту картину, – я указала на ту, которую видела У Мишель, – вам тоже Владислав принес?

– Да, я же сказала, как и все остальные.

Странно, а из разговора Владислава и Вадика, который я подслушала здесь же, в этом доме, получалось, что они не виноваты в смерти Мишель. Хотя Владислав как-то странно отвечал на вопросы Вадика. Сейчас я вспомнила это, и мне теперь понятно, что если и не Владислав виноват в том, что Мишель умерла, то он знает, точнее, знал, кто это сделал. А про Олю говорил просто так этому дурачку Вадику. Наверное, он и картину без него продал Галине, а так бы Вадик спросил у него, как он ее достал. А может, и спрашивал, и Владислав как-нибудь ему объяснил, но только если у них и был такой разговор, то без меня.

– Так вы поможете мне найти этого художника? Он и вашему приятелю поможет, – уже уговаривала меня Галина. – А мне с ним нужно поговорить без посредников. – Я вам заплачу за это.

Я бы сама отдала что угодно, только бы мне узнать, где он сейчас, этот художник.

– Но почему Владислав вас с ним не познакомил? – спросила я.

– Господи, я же вам объясняю – он хотел получить все мои деньги, они считают меня за сумасшедшую, а я не сумасшедшая, я просто боюсь, меня мучают страхи, и уж я не дура. Он не хотел меня с ним знакомить, потому что понимал, что тогда бы я заплатила не ему, а этому художнику, и он требовал, чтобы я дала ему деньги, а он, как посредник, договорился бы с этим художником. Но я ведь понимаю, что я могла отдать ему деньги и на этом бы все и закончилось.

Мне нужно найти этого художника. Вы мне поможете? – снова спросила она и снова добавила:

– Он и вашему приятелю поможет.

– Да, конечно, – согласилась я, – я, конечно, вам помогу. А заодно и себе, – прибавила я искренне.

– Только это будет нашим с вами секретом, – предупредила она меня. – Владиславу ничего не говорите. А я вас отблагодарю.

– Это будет лишним, мы просто поможем друг другу.

Так где его можно найти?

– Я не знаю, – сказала она. – Я же вам сказала, Владислав скрывает это от меня.

Да, она это говорила, только мне от этого повторения не легче, а даже наоборот, потому что приятная весть не становится приятнее сколько раз ее не повторяй, а вот что-то нехорошее начинает от повторений угнетать еще сильнее.

– Но хоть что-то вы знаете?

– Да. Я слышала из разговора Владислава с Вадиком, что у него есть девушка, ее зовут, кажется, Мурка. – Она тихо засмеялась. – Очень неплохое имя для работы на сцене.

Если на сцене драматического театра, то сомневаюсь, подумала я, но спорить не стала.

– Ну а еще что-то, больше ничего вы не слышали, не поняли из их разговоров?

– Да я и это случайно услышала. Они при мне ничего такого не говорили, что бы могло натолкнуть на то, чтобы найти как-то его. Хотя нет, подождите, они упоминали какого-то Феликса, тоже, наверное, прозвище. Но только с ним, если я правильно поняла, связано обратное.

– В каком смысле обратное?

– В том, что он чем-то им мешает. Да, и еще о какой-то женщине говорили. Между нами, я вам скажу, эта женщина была их любовницей. Они вдвоем вместе с ней спали, у нее какие-то странные сексуальные вкусы – спать с гомосексуалистами.

А у самой Галины, у нее это, значит, не странный вкус.

Но только я так подумала, она меня сразу успокоила:

– Только не думайте подобного обо мне. Для меня Вадик, он как сын, и это совсем другое.

– Так при чем здесь эта женщина?

– Насколько я поняла, у нее были какие-то свои планы относительно этого художника.

– Какие планы?

– Не знаю. Похоже было даже на то, что она в него влюблена.

– Влюблена?!

– Мне так показалось из их разговоров.

Женщина, которая спит и с Вадиком и с Владиславом одновременно и которая влюблена в Сергея. А не Мишель ли это была? Они ведь тогда вдвоем к ней приезжали.

– А не могла быть этой женщиной Мишель? – спросила я.

– А знаете, – подумав, сказала Галина, – очень возможно. И даже скорее всего именно так, – сказала она почти убежденно, и тут же ей в голову пришла еще одна мысль:

– Да, я почти уверена еще в одном: эта женщина спит и с тем, кого называли Феликсом. И я думаю, это могла быть только моя сестра – Мишель. Это очень на нее похоже, ей всегда было всего мало, особенно мужчин, она даже с моим мужем спала.

Нет, всему этому доверять нельзя, во всяком случае про Сережку, – она ненавидела свою сестру за то, что та отбила у нее мужа, и готова теперь навесить на нее все, что только можно: и любовников гомосексуалистов, и Феликса, и еще и Сергея. А хотя.., но если у Сережки правда с ней что-то было, то он последняя сволочь. Ладно, это все потом.

– А еще что-нибудь, кроме интимной жизни вашей сестры?

– Больше ничего не знаю. Разве только… Почему-то у меня в голове все время крутится какой-то загородный особняк. Не знаю почему, но как-то у меня все это связано и с художником, и с этой женщиной, и с картинами. Почему – я не знаю. А может, это мое подсознание, как-нибудь на астральном уровне что-то улавливает.

Ну вот, только мистики мне и не хватало. Хорошо, что Галине в голову не приходят разные инопланетяне, какая-нибудь новая Венера или старая, которая вернулась на землю и снова начала соблазнять всех подряд мужиков, начиная с ее мужа. Хотя нег, ее мужа соблазнила Мишель.

Я поняла, что больше я ничего здесь не узнаю. Да я и не узнала ничего. Нет, узнала – Феликс. Значит, он связан как-то со всем. И ведь он смог убежать, когда в квартиру ворвались те четверо. А может, это и не он убежал, может, убежал Владислав или Вадик?

– Мне пора, – сказала я Галине.

– Да, конечно. Но мы с вами договорились? Если вы сможете найти этого художника, вы поговорите с ним, вы сможете привезти его ко мне, скажите, что я очень хорошо заплачу ему. И вам тоже.

– Конечно, не беспокойтесь, – пообещала я.

Мы пошли обратно по лестнице вверх из этой галереи, составленной из Сережкиных картин.

Потом я попрощалась с Галиной и вышла на улицу. Я почувствовала себя как Эвридика, которая выбралась наконец на свободу, вот только Орфей где-то там застрял, потому что я сделала какую-то глупость. Я перепутала? Все наоборот? Но это не имеет значения, могло быть и так.

* * *

Феликс был жив, и он был возмущен, возбужден и угрожал.

– А ты знаешь, – шипел он, – что с тобой будет, если тобой займутся компетентные органы?

Когда я позвонила ему на сотовый, он уже по телефону попытался изобразить из себя Юпитера. Но я не стала тратить время на оценку его актерских способностей, сказала, где я его буду ждать и во сколько, и повесила трубку.

Я была уверена, что он приедет, и не ошиблась.

Мы встретились в небольшом кафе.

– Ты знаешь, что случилось с Владиславом и Вадиком? – сразу завозмущался Феликс трагическим шепотом.

– Что? – спросила я.

– Не надо притворяться, Маша. Ты знаешь, что они оба погибли.

– Погибли? А я думала, их убили.

– Ты так спокойно об этом говоришь… Как те люди оказались в квартире, в которую ты меня заманила?

– Я что, держала в руке кусок копченой колбасы?

– При чем здесь колбаса?

– Не знаю, это ты сказал, что я тебя заманила.

– Хорошо, как оказались там те люди, в той квартире, в которую ты меня пригласила, привела, в которую мы пришли в конце концов?

– Какие именно люди?

– Те.

– Вадик с Владиславом? – спросила я наивно.

– Нет, я говорю о других людях, которые пришли позже.

– Феликс, я потому и попросила встретиться, чтобы спросить о том же тебя.

– Ты хочешь сказать, что ты ни о чем не знала?

– Я была на улице. Я долго ходила и думала, не поступаю ли я подло в отношении твоей жены и еще другой женщины, кажется, Туся ее зовут. Я никак не могла решиться вернуться в квартиру. А потом, когда все же решилась, в лифт со мной хотели войти четыре человека, я испугалась и не поехала, а пошла пешком. И я увидела, как они входят в нашу с тобой квартиру. Как же ты смог так спокойно уйти от этих бандитов? – спросила я, чтобы не дать Феликсу оценить мой бред.

– Спокойно?! Да это чистая случайность, что я выбрался оттуда.

– Как, расскажи?

– Когда вбежали эти четверо, я.., я был в туалете.

– Понятно. И просидел там, пока они не ушли.

– Нет, потом мне удалось выскользнуть незаметно.

– Проползти мимо них?

– Прекрати юродствовать. Маша. Двое людей погибли, это повод к шуткам?

– Ну, если тебе нравится слово погибли, пусть будет так, можешь это даже назвать квартирной катастрофой.

– И вообще, – возмутился Феликс, – прекрати свой тон и прекрати свой допрос.

– Как ты узнал, что их было четверо, – не обратила я внимания на просьбу Феликса, – если ты был в туалете?

– Я определил это по голосам, – сказал он не подумав.

Доказывать ему, что не мог он по голосам определить, сколько человек ворвалось в квартиру, было бесполезно.

– Ладно, Феликс, – сказала я, – мне больше с тобой не хочется говорить, но я и так достаточно поняла.

– Что ты поняла?

– Не скажу.

– Я не понимаю только, для чего ты мне назначила эту встречу?

– Чтобы кое-что выяснить.

– Что ты хочешь выяснить?

– Сначала еще спрошу, потом скажу, что я хочу выяснить. Кто продал Владиславу ту картину, которую он продал Галине?

– Представления не имею, о чем ты говоришь, – сказал он искренне.

– У Мишель я видела картину, Сережкину картину. А теперь она у Галины, ей ее продал Владислав, откуда он ее взял?

– Понятия не имею, – проговорился Феликс, потому что теперь он понял, о какой картине идет речь, а я все больше убеждалась в том, в чем хотела убедиться – Феликс во всем этом замешан.

– Кто продал картину Владиславу, тот и убил Мишель.

– Прекрати разыгрывать фарс, – вернулся Феликс к прежней женской системе обороны.

– Ты от Вадика узнал, что какая-то идиотская картина должна помочь Галине вылечиться от ее болезни?

– Какая картина, я ничего не понимаю. Почему я только выслушиваю этот твой бред?

– Потому что ты хочешь узнать, что знаю я, а что нет.

– Мне нет никакого дела до того, что ты знаешь и чего не знаешь.

И тут я не сдержалась. Я сама не понимаю, как это произошло. Я вдруг вскочила со стула и вцепилась в последние кудри Феликса.

– Где Сережка?! Куда вы его дели, сволочи?!! – кричала я, тряся голову Феликса взад и вперед.

Феликс взвизгивал и пищал что-то, просил отпустить его.

Я опомнилась. Увидела, с каким радостным интересом уставились на нас с Феликсом все вокруг. Я отпустила его волосы и быстро пошла к выходу.

Я ничего не узнала, но я знала, что мне нужно делать – мне надо узнать, кто та женщина, которая была любовницей Вадика и Владислава, найти ее. Вот только как ее найти?

Я быстро пришла в себя после своей небольшой истерики. Если честно, то подобного я за собой не помню, никогда со мной такого еще не случалось. И все из-за него, из-за Сережки.

Как же мне найти ту женщину, любовницу Вадика и Владислава и Феликса?

Знаю – я должна проследить за Феликсом, увидеть женщин, с которыми он встречается, и из них вычислить ту, о которой говорила Галина, если только она не фантазировала: как у бывшей стриптизерши, у нее в этом вопросе может быть богатое воображение.

* * *

Я посмотрела на себя в зеркало и осталась недовольна – в рыжем парике я выглядела ничего себе, но он слишком бросался в глаза. Я сняла его и померила черный: длинные прямые волосы и челка, закрывающая брови.

Я купила этот парик и вышла из магазина. Прямо перед собой, через дорогу, над двойной стеклянной дверью, я увидела слово, написанное крупными буквами, «Оптика». И я сразу вспомнила Сережкины слова, забыла, по какому поводу он сказал, что ничто так не меняет женское лицо, как очки, он имел в виду не темные солнечные очки, а очки с диоптрией.

Я перешла по подземному переходу на другую сторону улицы и вошла в этот магазин.

Очки я выбирала себе, наверное, полчаса, не меньше. Мне "не нужны были с диоптрией, мне нужны были с простыми стеклами, и таких было полно, но ни одни из них мне не нравились – мне нужны были такие, чтобы как можно сильнее уродовали мое лицо. И наконец я нашла: у них были простые, но чуть дымчатые стекла и толстая пластмассовая оправа. Большее уродство представить было трудно. Как только я посмотрела на себя в зеркало в этих очках, сразу поняла – это то, что мне нужно – в них даже без парика меня можно было узнать разве что по голосу, но если надеть еще и парик, то я представила, что из этого получится. Я их купила и поехала домой.

Дома я надела Сережкины джинсы и его рубашку. Вместе с дымчатыми очками и париком я выглядела так, что даже самый неприхотливый сексуальный маньяк, встретив меня ночью, кроме скуки, ничего бы не почувствовал.

Осталось только сменить машину, потому что моя слишком заметна. Но это было проще, чем выбрать парик или очки. Я позвонила одной своей знакомой и предложила ей на время поменять ее зеленую «Ниву» на мою красную «БМВ». Я ей сказала, что еду в какое-то дачное место, где асфальтовые дороги еще не проложены, и пообещала вернуть машину в целости и сохранности. Эта моя знакомая не стала думать, а сразу согласилась.

* * *

Я ехала за Феликсом так, чтобы между нами было все время две-три машины. Восемьдесят километров в час для Феликса предельная скорость, и держаться за ним, не отстать от него было не трудно, тем более «Нива» довольно высокая и из нее все хорошо видно.

Минут через" двадцать, предупредив меня сигналом поворота, Феликс с Садового кольца свернул в какие-то дворы, и скоро его машина остановилась у подъезда одного из домов. Я свою остановила у соседнего.

Феликс вошел в подъезд, у которого остановился, а я закурила и стала ждать. Курю я вообще-то редко, только в компании, когда немного выпью или когда сильно нервничаю. Последнее время я стала курить больше, Я прождала еще полчаса и поняла, что я ничего таким способом не узнаю, потому что ждать – это не то состояние, в котором я могу долго находиться, особенно когда не знаешь, чего именно ты ждешь.

Наконец Феликс вышел, с ним была женщина. Я присмотрелась к ней. Это была Туся, правда, сейчас вместо пеньюара на ней было платье.

Получалось все же, что Туся не случайная подружка Феликса, а постоянная его любовница, и не так, между делом, а у них все серьезно, это понятно хотя бы потому, что он зашел за ней. Даже если бы он ее просто ждал у подъезда в машине, это говорило бы о многом, а уж если заходит к ней домой, то тут и говорить много нечего и так все ясно.

Надо же, я ведь понятия не имела, что у него есть вторая жена, а как еще по-другому ее назвать? И она тоже не может быть той женщиной, которая мне нужна, потому что эту Феликс не стал бы делить с Вадиком и Владиславом.

И тут у меня появилась одна идея: Феликсова Туся поможет мне. Но спешить не надо, а надо все обдумать.

Больше за Феликсом я следить не стала.

* * *

Я поднялась на не застекленную веранду и постучала в дверь. Было еще только часов десять утра..

Галина долго не открывала, наверное, я ее разбудила или не смогла разбудить. Я постучала еще раз.

Дверь открылась. Такой страшной тоски в глазах я еще ни у кого не видела. Галина молча смотрела на меня, и я от этого ее взгляда стала чувствовать себя неодушевленным предметом. Я поняла, что Галина уже знает, что случилось с Владиславом и Вадиком.

– Мне можно войти? – осторожно спросила я.

– Проходите, – почти шепотом сказала Галина и, повернувшись, ушла в темноту.

Я прошла вслед за ней, закрыв за собой дверь. Глазам долго пришлось привыкать к темноте, прежде чем я стала различать что-то, кроме слабенького огонька свечи.

– Я выпила десять таблеток, они мне не помогают, – услышала я слабый голос Галины.

– Каких таблеток? – зачем-то спросила я.

– Феназепам и реланиум. Других, более сильных у меня сейчас нет, все кончилось, Владислав обещал принести. А мне сказали, что его теперь нет.

– Я знаю, – сказала я.

– Вы пришли мне сказать об этом?

– Нет.

– Мне об этом уже сказали, – как будто не услышала она меня. – Приходила его жена и сказала.

– Чья жена?

– Владислава.

– У него есть жена?

– Она пришла мне сказать, чтобы я завтра же уехала отсюда.

– Я не знала, что у него есть жена.

– Они давно не живут вместе. У нее квартира в пятиэтажном доме здесь, недалеко.

– Вам некуда отсюда уехать?

– У меня большая квартира в Москве. Я не знаю, как туда добраться.

– У вас много вещей?

– У меня только картины.

– Тогда я смогу вас перевезти.

– Я давно хотела уехать отсюда, Владислав меня не отпускал.

– Почему?

– Он не хотел, чтобы я уезжала отсюда.

– Но зачем вы нужны им именно здесь?

– Из-за художника. Он не хотел, чтобы я сама с ним связалась, он хотел быть посредником.

– Я могу прямо сейчас отвезти вас домой, – предложила я.

– Нет, только не днем. Слишком яркое солнце и вокруг так много места, такие большие пространства. А она требует, чтобы я как можно скорее отсюда уезжала.

– Жена Владислава?

– Да. Она ушла полчаса назад. И вчера вечером она приходила, сказала про Владислава.

Интересно, а про Вадика ей сказали или нет? Но не я, во всяком случае, скажу ей об этом.

– Если меня положат в больницу, – продолжала Галина, – я тогда не смогу найти художника, который напишет мне картину.

– Мне тоже очень нужно найти его.

– Значит, вы мне поможете?

– Конечно. Мы друг другу поможем. А пока вы собирайте вещи, вечером я заеду за вами.

– Да, когда стемнеет. Вы обязательно приедете?

– Обязательно. И тогда мы с вами поговорим, я кое-что придумала.

Я пошла к выходу. Она проводила меня до двери и закрыла ее за мной.

Я собиралась уже сесть в машину, как увидела, что к дому быстро идет какая-то женщина и с ней еще двое мужчин. По тому, как она упорно еще издали смотрела на меня, я поняла, что женщина хочет мне что-то сказать.

– Вы приезжали к этой? – спросила она, не успев еще подойти ко мне, и кивнула на дом.

– Вы о Галине спрашиваете?

– Да, об этой сумасшедшей.

– Желаю вам так же помучиться, – вежливо пожелала я ей. – А что вы хотели мне сказать?

– Я хотела спросить. Это ваша мать?

– Нет. Еще какие вопросы?

– Никаких. Я хочу сказать, что через пять минут ее здесь не будет.

– А это двое помощников, – я указала на мужчин, – чтобы выкинуть больного человека на улицу?

– Это мой муж.

– Один в двух лицах.

– Прекратите хамить.

Я не знала, в чем заключалось мое хамство, но решила. не уточнять.

– Владислав тоже был вашим мужем?

– Да.

– Вы с ним разведены?

– Какое это имеет значение?

– Вы прописаны в этом доме?

– Это не имеет никакого значения.

– Значит, нет. У вас есть документы, которые доказывали бы что после смерти вашего бывшего мужа вы можете вступить во владение принадлежавшего ему при жизни недвижимого имущества? – Мне нравились мои казенные фразы, я была уверена, что на таких людей, как эта бывшая жена Владислава, они подействует лучше всего. Я не очень ошиблась.

– Вы кто такая? – Голос женщины перестал быть просто наглым, теперь он был откровенно наглым.

– Если не хотите осложнений, – сказала я вместо ответа «кто я такая», – то потерпите до вечера. Я ее увезу отсюда, и тогда вы можете хоть сжечь этот дом, правильнее всего это будет сделать ночью, ночью пожар всегда красивее смотрится.

Мужчины не вмешивались в наш разговор, и это утешало, потому что если мужчина вмешивается в женский спор, то это, значит, такой мужчина, которого легче убить, чем что-то ему доказать.

Я села в машину и завела двигатель.

– Если к завтрашнему утру она будет еще здесь…

Что она сказала дальше, я не услышала, я с силой нажала на педаль газа, и маленькая «Нива» заревела так, что было видно только, что женщина открывает рот, будто живой карп в магазине, которого продавец только что вытащил из аквариума, но слышно ничего не было…

Я приехала к себе домой. Едва я успела войти в квартиру, как раздался телефонный звонок. Я посадила себе на ноге еще один синяк, налетев на стул (сколько их у меня еще появился, пока я найду Сережку?), и схватила трубку.

Это была та самая моя знакомая, с которой я поменялась машинами.

– Ты появилась наконец, я тебе всю ночь и все утро звоню, – заговорила она нервно, как только услышала мой голос. – Вот что, Машка, сейчас же приезжай и забирай свою машину, и отдавай мою.

– А что случилось? – не поняла я, чем ей «Нива» нравится больше «БМВ».

– Случилось такое… Почему ты со мной поменялась машинами?

– Я же тебе сказала – я ездила на дачу.

– Меня чуть не убили из-за этой твоей машины.

– Как это? Хотели угнать?

– Еще этого не хватало, чтобы я потом с тобой всю жизнь расплачивалась!

– Да успокойся, если бы тебя убили, я с тебя не стала бы ничего спрашивать. А угнать ее почти что нельзя, ее можно завести только тем ключом, который у тебя, и больше никак, там встроен какой-то чип, в общем, я в этом не разбираюсь, но знаю, что…

– Да при чем здесь какие-то чипы! Чипы, чипсы, мне все равно. Меня остановили на улице какие-то бандиты, ночью. Я возвращалась домой, мимо твоего дома проезжала, кстати, и они стали вытаскивать меня из машины. Потом поняли, что перепутали меня с тобой, и уехали.

– Какие бандиты? Кто?

– Откуда я знаю какие?

– Как они выглядели? – я спросила, но мне кажется, я догадывалась.

– Тебе фоторобот нужно составить?

– Достаточно словесного портрета.

– Да откуда я их могла запомнить! Я от страха себя едва узнала в зеркале, когда приехала домой!

– Что они хотели?

– Ничего они не хотели! Тебя они хотели!

– А сколько их было?

– Двое.

– И так и сказали, что оба сразу хотят меня?

– Не знаю, сразу или по очереди, это ты с ними сама разбирайся, а мне достаточно разборок и со своими мужиками.

– Лишний мужик в доме не помеха.

– Нет, спасибо, Машенька, таких уродов мне не надо.

– Уроды, говоришь? А сказала, что не разглядела.

– Нет, один ничего был. А второй.., нос приплюснутый, глазки маленькие, встретишь вечером на улице – три ночи не будешь спать.

– О нем мечтать? Поэтому ты мне всю ночь и звонила, хотела, чтобы я тебя с ним познакомила?

– Тебе смешно, а я и сейчас не могу в себя прийти.

– Я тоже в него с первого взгляда влюбилась, – призналась я.

– Так ты знаешь, кто это такие?

– Конечно. Они просто подумали, что ты угнала мою машину.

– Да? Ты говоришь, что ее нельзя угнать.

– Они-то этого не знают.

– А по-моему, они как раз и думали, что это ты в ней сидишь.

– Тебе показалось, Жека на тебя произвел слишком сильное впечатление.

– Какой Жека?

– О котором ты всю ночь мечтала.

– Да, впечатление не слабое. – Постепенно она начала успокаиваться.

– У него случайно не было синяка под глазом?

– Был, еще какой.

– Ну, значит, я не ошиблась.

– Мне не легче от того, что ты такая догадливая. Приезжай, забирай свою машину.

– Не волнуйся, они больше не будут к тебе приставать, теперь они знают, что на этой машине ездишь ты.

– Не надо мне такого счастья.

– А может, покатаешься еще пару дней на ней?

– Нет.

– Подумай.

– Ну, не знаю. Вообще-то я познакомилась с одним молодым человеком, а он меня видел на твоей «БМВ»…

– Значит, договорились. Я еще пару дней поезжу на твоей «Ниве», а ты себе устраиваешь личную жизнь за это время.

– Да? А что он потом скажет, когда я приеду на «Ниве».

– Скажешь, что попала в аварию и разбила машину, теперь приходится ездить на старой.

– Ладно, я подумаю.

– Подумай два дня, потом позвонишь и скажешь.

– А если я у тебя ее потом попрошу еще на несколько дней?

– Согласна, – согласилась я.

– Ну хорошо. Только если ко мне еще раз пристанет эта обезьяна…

– Мне он больше напоминает носорога.

– Носорога? Хотя, может быть, только с отбитым рогом.

– Значит, договорились, через два дня позвонишь и скажешь, на сколько тебе нужна будет еще моя машина.

– Хорошо. Смотри только мою не разбей. Я знаю, как ты носишься.

– Тогда будешь ездить на «БМВ», пока я твою не починю.