Текст книги "Лилит"

Автор книги: Саша Калина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Тот, кто спускался по лестнице, тоже остановился, наверное, он услышал наши шаги и теперь не решался спускаться дальше.

– Эй, внизу, кто там? – спросил голос сверху.

– Свои, – усмехнувшись, отозвался Косарь.

– Кто свои?

– Что будем делать? – тихо спросил Витька.

– Давай сначала попробуем вперед, – сказал Сережка.

– Подвал большой. Может, здесь есть второй выход прямо на улицу? – Витька сказал это, но в голосе его было сомнение.

– А кто его откроет для нас?

– Хорошо, давай попробуем сначала вперед, а там посмотрим.

Они советовались друг с другом, меня не спрашивали. И хоть Сережка был какой-то не такой, все равно я чувствовала себя настоящей женщиной – мне теперь не надо думать, как выбраться из трудного положения – я сюда пришла, а уж как мне отсюда выбраться, пусть думают они. И я была уверена в Сережке и Вите, что бы там ни было, а вот в обиду другим они меня не дадут – конечно, Сереженьке приятнее самому меня обидеть, чем кому-то это передоверить.

– Так, – сказал Витька, – сначала я, если получится, вы за мной, я наверху прикрою.

Он выскочил из-за угла, где мы стояли, и побежал к лестнице. Но тут же, почти сразу сверху раздалось несколько выстрелов.

Лестница была темной, и стреляли, наверное, не в Витьку, а потому, что услышали шаги, ну, не совсем не в него, а наугад.

Сережка схватил меня за руку и потащил за собой по коридору. Снова раздались выстрелы. Сережка повалил меня на пол у стены и сам упал на меня. Ему было, конечно, хорошо, а я вот лежала прямо на грязном каменном полу.

Витька подбежал к нам.

– Давайте сюда, – сказал он и открыл находившуюся у противоположной стены небольшую дверь небольшого помещения.

Сережка быстро встал на ноги, потом схватил меня, опять как котенка за шиворот, тоже поднял и, можно сказать, швырнул в это помещение, где стоял уже Витька. Хорошо хоть он, Витя, меня поймал более-менее аккуратно. Сережка был уже рядом.

– А ты не можешь обращаться с женщиной по-человечески? – спросила я его немного раздраженно, но только, скорее, это было не раздражение, а обида.

Но Сережка не успел мне ответить, потому что в эту секунду раздался страшный грохот. Я догадалась – это стреляют из автомата, и когда поняла это, решила оставить на потом вопрос, как нужно обращаться с женщиной, когда не будут стрелять, тогда это и можно будет выяснить.

– В кого это они? – спросил Витька так спокойно, как будто выстрелы слышались из телевизора и он не мог понять, кто в кого там стреляет.

– Ни в кого, – ответил Сережка, – просто так" вдоль по коридору. Что будем дальше делать?

– Надо бы свет погасить, – сказал Витька, посмотрев на тускло светившую лампочку в коридоре.

– Думаешь, когда они начнут дымовые шашки бросать, это поможет? – спросил Сережка, но сам стал освещать и осматривать пол комнаты, наверное, искал, чем бы можно было бросить в лампочку.

Он вдруг отошел от двери, что-то поднял и с трудом бросил к ногам Витьки. Это был большой моток колючей проволоки.

– Хорошо, – согласился Витька и стал разматывать эту проволоку.

Сережка в это время нашел какой-то обрезок трубы. Он быстро выскочил из-за двери и швырнул его в потолок вдоль коридора. Послышался глухой хлопок и потом еще один, и две лампочки погасли.

– Хорошо бы так одним выстрелом сразу двоих, – проговорил Косарь, – а то у нас патронов почти нет.

Я выглянула из-за двери. Теперь светила только лампочка около угла ниши, где прятались наши противники.

– Присмотри за ними, – сказал Витька, я не поняла только кому, мне или Сережке, и выскочил в коридор. Он быстро пошел вперед, разматывая на ходу колючую проволоку, потом забежал в следующую дверь.

Сережка все это время стоял и внимательно смотрел, не покажется ли кто из-за угла, а Витька, когда забежал в такую же комнатушку, в какой стояли и мы, только без двери, стал там разматывать проволоку и бросать ее на пол коридора.

Никто не стрелял, никто не нападал на нас, и я решила кое-что выяснить.

– Сережа, – заговорила я, – скажи, почему ты такой?

– Какой? – поинтересовался он.

– Ты даже не хочешь разговаривать со мной. Может, я зря пришла сюда за тобой, может быть, она тебе нравится, может, ты вообще в нее влюбился и не хочешь отсюда уходить?

– Маш, я совсем не понимаю, о чем ты говоришь. И кажется, сейчас не совсем подходящее время для выяснения чего-либо.

– Сейчас очень как раз подходящее, в нас никто не стреляет, на нас никто не нападает. Если ты не хочешь, чтобы я была с тобой, ты скажи, я оставлю тебя в покое, я уйду.

– И куда, интересно, сейчас ты уйдешь?

– Ну, не сейчас, а когда мы отсюда уйдем, тогда я могу от тебя уйти.

– Считай, что договорились. Только сначала нам нужно отсюда уйти.

– Ты что, правда хочешь, чтобы я от тебя ушла?

– Нет, я не хочу, чтобы ты от меня уходила, я хочу сам от тебя уйти.

– А, вот как. Ты, значит, хочешь, чтобы мне тяжелее было. Нет уж, тогда я от тебя уйду, а ты мучайся.

– Знаешь, с каким удовольствием я надавал бы сейчас тебе по твоей красивой мордочке.

– У меня не мордочка, у меня лицо. Понял, ты? – И я от обиды со всей силы дала ему такую пощечину, что он от боли даже схватился рукой за щеку и наклонился.

И в это время издалека послышался чей-то голос.

– Эй, вы! – закричал этот голос. – Хочу поговорить две минуты мирно.

– Говори, – услышала я, как ответил из соседней комнаты Витька.

– Люди разозлились. Вам отсюда не выйти, и вы это понимаете.

– Лысый, – снова ответил Витька, – чем хуже наше положение, тем больше твоих шакалов станут трупами.

– А с кем я вообще разговариваю?

– Угадай, Герман, – усмехнулся Витька.

– Ладно, угадывать не буду, я посмотрю, – ответил тот, кого Витька назвал Германом, и в это же время послышался топот ног.

Я посмотрела в щель между дверью и дверным косяком – из-за угла ниши выскочило несколько человек и бросилось в нашу сторону.

Сережка, выглянув из-за двери, выстрелил несколько раз, оттуда тоже послышались выстрелы, но только стреляли не из пистолетов, а у них были автоматы, и они стреляли из них.

По узкому коридору эхо так неслось, что закладывало уши.

Я увидела, как первые бегущие поравнялись с тем местом, где прятался Витька. И они сразу налетели на спутанные комья колючей проволоки. И они стали падать, запутываясь в ней, и стали натыкаться друг на друга. Наверное, колючки вонзались в них, может, и не глубоко, но сразу в десятках мест одновременно, и от этой боли они стали кричать, несколько человек хором. Это очень страшно слышать, когда сразу несколько человек кричат от боли. Мне хотелось закрыть руками уши. Но я стояла и смотрела, потому что мне нужно было видеть, что сейчас со мной случится.

Те, которые были сзади, не понимали, что происходит, и они остановились растерянные.

А Сережка и, конечно, Витька, все стреляли и стреляли.

Я даже хотела сказать, что хватит, что не надо, может, я даже говорила это негромко, но только меня все равно не слышали и не услышали бы, даже если бы я кричала – такой шум стоял и от криков других людей, и от выстрелов.

Наконец те, кто не запутался в проволоке, догадались, что надо убежать назад, и они убежали.

Выстрелы, крики, стоны постепенно затихли.

Я стояла и как-то очень плохо соображала, до меня плохо доходило, что произошло сейчас.

А Сережка осторожно вышел из-за двери и, пригибаясь, подошел к тому месту, где остались лежать запутавшиеся в проволоке. Я видела, как он протянул руку, хотел взять автомат, валявшийся на полу, и в это время раздался выстрел.

И Сережка сразу упал.

Я выскочила и как сумасшедшая побежала к нему. Я схватила его за рукав и хотела оттащить от этого места туда, где мы прятались, до меня еще не дошло, что могло случиться что-то очень плохое, я не умом, а как-то по-другому это ощущала.

Но Сережка вдруг вытянул руку, схватил меня и, как и недавно, снова повалил на пол, прижал к себе. Значит, ничего страшного не случилось.

– Серега, – услышала я в это время голос Витьки, – не волнуйся, это я, там один зашевелился. Давайте, уходите, я пока посмотрю за ними.

Сережка поднялся, не давая встать мне, взял еще один автомат, кроме того, около которого он упал, потом поднял меня и, толкая перед собой, забежал обратно в нашу комнатку.

Послышались мягкие шаги, и к нам вбежал Витька.

– Надо посоветоваться, – сказал он.

– Я не знаю, что можно посоветовать, – усмехнулся Сережка. – Могу только поделиться предположением.

– Делись.

– Дымовых шашек у них нет. Если бы были, они с них и начали бы.

– Точно, я об этом не подумал. Маша, а у тебя какие предложения?

– Хочешь услышать деловое предложение из уст младенца? – спросила я.

– А почему бы и нет?

– Тогда слушайте – им нужно предложить денег.

Оба мужчины, стоявшие рядом со мной, помолчали.

– А я бы до такого не додумался, – сказал наконец Сережка.

– Потому что ты художник, а Маша деловая женщина.

Не хочу примазываться к чужому открытию, но только я и хотел именно это обсудить.

– И что, есть шанс? – спросил Сережка.

– Один процент, не больше.

– Почему так мало?

– Потому что они могут просто обмануть. А еще, они не знают, что я здесь, а когда узнают, тогда поймут, что я этого так не оставлю, и побоятся даже за деньги нас отпустить.

– А ты что, станешь устраивать с ними разборку?

– Что я стану делать и что нет, это не важно, главное, что они подумают, а они подумают именно так. И тогда они не захотят меня оставить, а значит, и вас тоже.

– Скоро они откроют вторую дверь и тогда полезут с двух сторон.

– И я о том же, – согласился Витька, потом он сказал:

– В комнате, где мы тебя нашли, полно газовых баллонов.

– Да, – кивнул Сережка. – У них зимой здесь все газом отапливается.

– А ты не спросил, сейчас эти баллоны пустые или полные?

«Что это Витьку так волнуют эти баллоны?» – подумала я, но говорить вслух ничего не стала.

А Сережка сказал:

– Не думал, что тебя это заинтересует, не догадался спросить. Но зато посчитал от нечего делать – там их шестьдесят пять штук.

– Надо бы узнать. Пойду посмотрю.

– Нет, – сказал Сережка, – ты оставайся, а я пойду посмотрю. – И он, не дожидаясь согласия, убежал.

– Трудно с творческими людьми, да, Маш?

– Если б я выбирала, – сказала я.

– То выбрала бы снова его, – усмехнулся Витька.

– Вить, – не выдержала я, – может, ты мне объяснишь.

Я столько времени мучилась, искала его, вот нашла, а он себя ведет, как последняя сволочь. Почему это так?

– Не знаю, но могу тебе открыть одну тайну.

– Открой, конечно, я очень люблю чужие тайны, особенно если это Сережкина.

– Он как-то мне сказал, что ты для него так много значишь, что он может тебе простить почти все.

– Он тебе соврал. Он не хочет мне простить одну-единственную ошибку за всю нашу жизнь, которая у меня случайно получилась по его вине.

– Маш, я не знаю, что у тебя была там за ошибка, но мне больше всего понравились твои последние слова.

В это время послышались шаги. Вернулся Сережка.

– Я попробовал штук десять, все полные.

– Хорошо. Значит, у нас есть лучший вариант, чем предлагать им деньги. Как там Мишаня?

– Уже пришел в себя, жалуется на судьбу, признает все свои ошибки и даже просто заблуждения. Хочет искупить.

– Пошли туда, они, кажется, надолго затихли, – выглянув из-за двери, сказал Витька.

– Разрабатывают новые планы, – с издевкой в голосе предположил Сергей.

– Пошли, – снова сказал Витька, и мы с Сережкой побежали в ту комнату, в которой нашли его. Витька стоял и внимательно наблюдал за углом ниши, где была лестница, потом побежал вслед за нами.

Мишаня стоял у стены, и вид у него был виноватый и застенчивый.

Витька подошел к нему и освободил его от трубы.

– Слушай внимательно, – сказал Витька, для убедительности постукивая Мишане по груди стволом пистолета. – Скажешь своему Гере, что мы согласны обсудить с ним его условия. Но только здесь, выходить не будем.

Мишаня быстро кивнул, соглашаясь.

– Будут у него какие-то вопросы, пусть передаст через тебя. Все, иди.

Мишаня снова кивнул и продолжал стоять.

Сережка подошел и шлепнул его по плечу.

– Ну ты чего стоишь, Михаил? Инструктаж закончен, проверять усвоенное не будем, а то еще завалишь экзамены, а где нам вместо тебя другого искать. Иди, можешь сказать своими словами. – И Сережка подтолкнул его в плечо. – Только осторожней, там колючая проволока, – предупредил он.

Мне они объяснять ничего не хотели. Ну и ладно.

Мы вышли из Сережкиной комнаты с трубой и баллонами.

Мишаня не вернулся. Но вопросы у Геры были, это мы поняли, когда услышали его голос, донесшийся из-за угла.

– Почему не хотите подняться? – спросил он.

– Нам здесь удобней, – ответил Косарь.

А Сережка объяснил:

– Если наши переговоры не закончатся подписанием взаимовыгодного контракта, здесь нам проще будет вернуться к статус-кво и снова занять круговую оборону.

Через минуту голос Геры ответил:

– Хорошо.

– Серега. – И Витька указал взглядом на дверь комнаты с газовыми баллонами.

А Сережка не ждал этого, он уже пошел туда. Я тоже заглянула. Сережка быстро откручивал вентили всех подряд баллонов.

Сережка вышел из комнаты одновременно с появлением из-за угла Геры. Что это именно он, Гера, я поняла сразу и сразу поняла, почему его Витька называл Лысым – голова его была похожа на бильярдный шар, только блестела немного посильнее. Но перед ним шли несколько человек с автоматами, и они почти полностью закрывали его.

– Бросайте стволы! – скомандовал один из шедших впереди.

Сережка сразу положил свой автомат на пол, вслед за ним и Витька.

– Гера, – заговорил Сережка, – мы одумались, мы полностью признаем свои ошибки и заблуждения. И вообще, я здесь ни при чем, ты это учти, это они хотели меня насильно отсюда увезти, а мне здесь нравилось, честное слово.

Сережка болтал всякую чушь, и я поняла, что он сильно нервничает, с ним всегда так – когда он нервничал, становился слишком разговорчивым. Вообще-то и во мне есть что-то похожее.

Двое из Гериных сопровождающих подошли к Сережке и Витьке и стали их ощупывать.

– Чистые, – сказали они.

Гера внимательно смотрел на меня.

– А я думал, мне показалось, – сказал он, – что с вами девочка, оказывается, правда. Косарь, придется осмотреть и ее.

– Зачем? – спросил Витька.

– У меня такое чувство, что вы что-то задумали и она в этом играет не последнюю роль.

Он очень ошибался. Нет, в том, что ребята что-то задумали, и я не сомневалась, но вот в отношении моей роли в этом… Я и сама понятия не имела, что они задумали.

Я стояла позади Сережки и Вити и подойти ко мне было не так просто. Но я не стала ждать чьего-либо разрешения. Я прошла между ними и встала перед теми двумя, которые должны были меня обыскать. И сделала я это не из вредности, чтобы дать или не дать Сережке позволить меня обыскать или просто позлить его, а потому что поняла, что если эти двое попробуют сейчас силой вытащить меня, тогда может получиться что-то не так, не по плану Витьки и Сережки, или, как говорят военные, – внештатная ситуация, я не против таких ситуаций в принципе, да и какая женщина против чего-то внештатного, но вот только не в подобном случае, не сейчас.

– Серег? – Витя посмотрел на Сережку предостерегающе.

А Сережка сказал, и голос у него был очень серьезный:

– Я убью того, кто до нее дотронется.

– Прямо как в кино, – а вот у Геры голос был издевательский.

А мне все равно понравилось, мне было приятно это Сережкино обещание, он обещал убить за то, что меня оскорбляли, и это не может не понравиться любой женщине.

Меня стали обыскивать оба сразу и очень тщательно, хотя на мне были только кофточка и джинсы и все это нисколько на мне не висело. Но какие у них были лица – они улыбались, как два школьника, рассматривающие порнографический журнал под столом, улыбки у них были хамски-застенчивые и похотливые одновременно.

– А они остались живы, – сказал Гера Сергею, когда эти двое отошли от меня.

– Пусть подождут, еще немного времени есть, – сказал Сережка.

– Если с вами случится что-то лет через пятьдесят, то только потому, что вы обыскали эту самочку, – сказал Гера тем двоим.

А мне стало обидно за Сережку, и хоть мы с ним сейчас и ссорились, но все равно.

– Гера,. – сказала я, – а ты не хочешь меня обыскать?

– Попозже, – улыбнулся он мне, и догадываться не нужно было, что он хочет этим сказать. – А пока поговорим о серьезном. Пошли наверх и там будем обсуждать ваши условия, – сказал он уже Сережке с Витей, а на слове «ваши» он еще и усмехнулся.

– Нет, – не согласился Сережка. – Мы договорились, что обсуждать будем Здесь, тем более я здесь уже привык, а вот закончим уже наверху.

Гера в это время стал прислушиваться к звукам, доносившимся из-за закрытой двери, около которой мы стояли.

– А что там такое шипит? – забеспокоился он.

– А ты что, не знал? – спросил Сережка удивленно. – Там же баллоны с пропаном. Ну ладно, это мелочи, так какие там условия? – И он, толкнув дверь, открыл ее.

И сразу шипение стало слышно намного сильнее, как будто в комнате собрались несколько сотен змей, которым всем одновременно наступили на хвосты, и почувствовался запах газа.

– Кстати, об условиях, – продолжал Сережка, кивнув на открытую дверь. – В переводе на тротиловый эквивалент, как это называют по-научному, здесь взрывчатки столько, что я не возьмусь даже посчитать сколько. Но могу сказать точно, что будет, если эти баллоны взорвутся – вместо этого большого дома здесь появится большая яма, по-другому она еще будет называться – воронка. Всем все понятно? Если кто-то из вас дернется сейчас, – обратился он уже ко всем, – я добываю огонь из этого приспособления. – И он показал зажигалку, которую отобрал у меня, когда еще искал колючую проволоку, и не сильно, так что искры не появилось, провернул ее колесико.

Сережка говорил, а у Геры менялся цвет лица – сначала он стал красным, а потом серым с пепельным отливом. Но когда он заговорил, голос его звучал спокойно.

– А девочку не жалко? – спросил он.

– Жалко. Будем считать, что я вообще жадный и поэтому и не хочу, чтобы она доставалась тебе, а потом и всем остальным.

– И стрелять не стоит, газ и от этого взорвется, – сказал Витя.

– Косарь, – Гера внимательно смотрел на него, – я только не понимаю, почему ты здесь? Почему ты в это впрягся?

– А чтобы у тебя не было сомнения, – ответил Витька, не совсем, правда, по теме. – Ты, Гера, меня знаешь, ты сомневаешься, что я это сделаю? – спросил он, и в его руке тоже появилась зажигалка.

– Какие у вас условия? – сразу перешел Гера к обсуждению деловой части переговоров.

Витька подошел к сопровождавшим Геру ребятам, отобрал у них два пистолета, один бросил Сережке.

Витька приставил пистолет к боку Геры и сказал:

– Можем идти. Только не спеши, Лысый, мы пойдем последними. Скажи своим шестеркам, чтобы они двигались.

Приятелей Геры не надо было упрашивать, они сразу пошли к выходу.

– Маша, – сказал Витька, – ты иди рядом с Серегой.

Так мы и пошли: первыми приятели Геры, потом Витька с этим самым Герой, а следом мы с Сережкой.

До улицы мы добрались без всяких приключений, тем более Гера со своими приятелями позаботился о нас и набросал на колючую проволоку длинных досок.

Витька сразу хотел вести Геру в ту сторону, где за углом стояла наша машина, но Сережка сказал:

– Подожди, Вить, – сказал он и подошел к одному из тех, которые обыскивали меня.

– Сережка, – позвала я его и быстро пошла к нему, потому что испугалась, что он сейчас и правда станет стрелять в них, но он не дождался, когда я подойду, и сразу ударил одного ногой, тот согнулся пополам, и Сережка ударил его кулаком, в котором сжимал ручку пистолета, по голове сверху и сразу ударил второго так же, только сбоку по лицу, и я увидела, что он хочет в него выстрелить. Но я успела схватить его за плечи и стала просить:

– Не надо, Сереженька, пожалуйста, не надо.

Он послушался меня и не стал стрелять, он только ударил второго ногой и отошел от него сразу.

– Это было лишнее, – сказал Витька, когда мы проходили мимо них.

Я увидела, какие напряженные лица были и у Витьки, и у Геры, я поняла, что они оба боялись, что приятели Геры станут заступаться за тех двоих, тем более они были все с оружием, и только сейчас сообразила, что не только свой голос я слышала, что кричал еще кто-то одновременно со мной, я поняла, что это кричал Гера, он приказывал своим стоять и ничего не делать, не трогать нас с Сережкой. И это было понятно, ведь первым тогда пострадал бы он.

Мы подошли к нашей машине, я забралась на заднее сиденье, Сережка стоял около Геры и ждал, когда он сядет рядом с Витькой на переднее, пассажирское место. Потом Сережка забрался ко мне на заднее сиденье. Я отдала Витьке ключи, он завел машину, и мы поехали.

Мы уехали не сразу. Перед тем как уехать совсем, ребята поразвлеклись, они стали стрелять по колесам всех подряд машин, которые стояли около дома, конечно, это было не просто развлечение, они не хотели, чтобы за нами кто-то погнался, когда мы отпустим Геру.

И мы его скоро и отпустили. Мы подъехали к лесу, и Витька остановил машину.

– Свободен, Лысый, – сказал он.

Гера открыл дверь.

– Косарь, – сказал он, – ты понимаешь, что таких вещей не забывают.

– Я не забуду, – пообещал Витька.

Гера выпрыгнул из машины и быстро пошел обратно к дому.

Примерно через полкилометра мы выехали из леса и поднялись на небольшой холмик, с него уже было видно Рязанское шоссе, а если посмотреть назад, то видна была крыша дома, который все еще не был так далеко, как мне хотелось бы.

Я посмотрела на него, "хотела уже отвернуться, и вдруг я увидела, что с домом происходит что-то странное. Он как будто бы подпрыгнул и стал подниматься над лесом, словно большой космический корабль с инопланетянами собирался улететь. Потом вдруг машину тряхнуло, и она подскочила так, что, наверное, колеса оторвались от земли. И сразу раздался грохот. А дом неожиданно развалился на части, и все они полетели вверх, еще больше разваливаясь и рассыпаясь.

Потом все это стало похожим на небольшой атомный гриб, каким его показывают по телевизору, и он поднялся так высоко, что вполне мог потом сбросить на нас всякие обломки кирпичей. Наверное, так же подумал и Витька, потому что он не стал любоваться всем этим, а сорвался с места и погнал машину как только можно быстро еще дальше от этого дома, хоть мы и так были не меньше чем в полукилометре от него.

* * *

Мы уже подъезжали к Москве, а еще никто не сказал ни слова.

Нет, один раз Витька спросил Сережку, как он там оказался, у Геры. Но Сережка не хотел почему-то разговаривать на эту тему и только нехотя сказал: «Потом».

Витька такой человек, что он никогда не станет приставать и настаивать, если кто-то о чем-то не хочет говорить.

Мы были уже рядом с Кольцевой дорогой, когда я решила все-таки поблагодарить Сережку за то, что он не хотел позволить, чтобы меня обыскивали.

– Спасибо, – сказала я.

– Не за что, – сказал Сережка и спросил:

– А за что?

– За то, что ты не хотел, чтобы эти меня трогали.

– Мне это безразлично, – нагло заявил он.

Я возмутилась:

– А если тебе безразлично, зачем ты тогда на улице ни за что избил этих двоих?

– Они меня оскорбили.

– Чем это они тебя оскорбили?

– Тем, что стали обыскивать мою девушку.

– А значит, как я к этому отношусь, тебе безразлично?

– Абсолютно, – согласился он.

– Тогда нечего было и лезть и нечего было бить тогда ни за что невиноватых людей. Мне вообще, может быть, это было приятно.

– Я в этом не сомневаюсь.

– В чем?

– В тебе.

– В каком смысле?

– В прямом.

Я замолчала. Я не понимала, что происходит.

Допустим, он узнал о Вадике, ему рассказали. Но он может сказать мне об этом, а не говорить, что ему все равно.

Поэтому прежде чем бросить его, мне нужно было выяснить, что же произошло.

Поэтому я пока еще не успокоилась.

– Что случилось, почему ты даже не хочешь разговаривать со мной? – начала я немного по-другому.

– Давай не будем, Машенька, больше ничего обсуждать.

Закрыли эту тему.

– Закрыли и забыли?

– Маша, все. Я не хочу больше об этом говорить.

– Значит, ты меня простил? – Я начала немного злиться.

– Маша, извини, но я не могу обсуждать этого.

– Почему?

– Слушайте, ребята, – не выдержал и вмешался Витька, – давайте вы разберетесь в ваших семейных делах потом, когда останетесь вдвоем. – Говорил он, как всегда, спокойным голосом, без всякого раздражения.

– Нет, – сказала я, – я не согласна. Пусть он скажет, в чем я виновата перед ним.

– Маша, могу только еще раз попросить, что все разборки без меня, – повторил Витька.

– Нет, при тебе. Я хочу, чтобы он все сказал при тебе.

– Перестань, Маш, – попросил уже Витя.

– Нет, не перестану. Пусть скажет, в чем я виновата перед ним, – повторила я, – кроме… – я немного замялась, но решила, что пусть и Витька знает, – кроме Вадика.

Пусть расскажет. Он же твой лучший друг, он тебе все равно потом расскажет, без меня. Тогда почему не при мне?

И Сережка стал рассказывать, потому что вдруг разозлился еще сильнее.

– Вадики, Владики, Галины, Мишель, группники, которые там устраивались и за которые тебе платили. Тебе что, денег не хватало? – спросил Сережка со злостью у меня. – Или за деньги совсем другое ощущение?

Если бы я стояла, я бы упала от такого бреда, но я сидела в машине, и упасть можно было разве только вместе с ней в кювет.

– О чем ты говоришь? Какие группники, какие деньги, какая Галина и Мишель? Да я их всех только и узнала после того, как ты исчез, а до этого я о них понятия не имела, только Вадика знала, и то я познакомилась с ним в тот день, когда ты, как сволочь, убежал, а мы должны были идти в театр.

– Маша, а откуда я, по-твоему, всех этих людей знаю сам, я никого из них не знал, кроме Мишель разве, и то видел ее только раза два, не больше. Ну откуда я все это знаю?

– Я не знаю, откуда ты знаешь. – Но вдруг я догадалась. – Тебе обо всем этом рассказала Лилит.

– Кто? – удивился Сережка.

– Не надо делать удивленное лицо и говорить, что ты ее не знаешь.

– Да я действительно не знаю никакой Лилит. – Он это сказал, но я почувствовала, что что-то здесь не так, тем более я ведь знала, что женщина его украла, а он теперь это хочет скрыть.

– А кто тебя приказал привязать к трубе, по которой ты мог бегать только из стороны в сторону, как собака на цепи по проволоке?

– Меня к трубе приковали только часа за два до вашего появления, а так меня просто закрывали, но мне это надоело, и я решил уйти, тем более они забыли закрыть дверь. Но у меня не получилось, и я только зря троих человек немного покалечил.

– Так тебя за это так избили? – пожалела его я.

Но он не захотел, чтобы я его жалела.

– Не важно, – сказал он.

– Хорошо, значит, ты хочешь сказать, что никакой женщины там никогда не было и вообще не женщина виновата, что тебя там держали? Ну, скажи, только честно.

Сережка промолчал.

– Молчишь, значит, знаешь, о ком я говорю. Хочешь, я тебе ее опишу? Правда, я сама ее не видела, но знаю, что она ходит в темных очках и бейсболке. Ты не знаешь такую?

Сережка вздохнул.

– Знаю, – сказал он.

– И это она тебе все рассказала. И о том, что я занимаюсь сексом с гомосексуалистами, и о том, что вместе с Мишель трахаюсь за деньги у нее дома, и еще, наверное, много всего подобного. Правильно?

– Правильно, – согласился Сережка, голос у него был странный, как будто он не хотел с этим соглашаться.

– Так вот, Сереженька. Все, что она тебе рассказала, все это правда, но только правда не обо мне, она все это рассказала о себе, только с маленьким изменением, она свое имя изменила на мое. Это она, Лилит, все это делала, а рассказала как будто я, и я знаю почему, во-первых, потому что она тебя любит и хотела, чтобы ты стал ненавидеть меня, и тогда бы она смогла соблазнить тебя. И если ты не веришь, что это так, как я сказала, что она все свое переложила на меня, и если скажешь, что у тебя ничего никогда с ней не было, то я уйду сейчас. Витя, останови машину. – И я стала дергать ручку двери, пытаясь открыть ее.

Витя понял: в том состоянии, в котором я находилась сейчас, я смогу выйти и на ходу, – и затормозил.

Сережка взял меня за плечо, придвинул к себе.

– Поехали, Витек, поехали, я ее подержу до дома.

– Ты мне веришь? – требовательно произнесла я.

– Да, – ответил он.

– Кто такая Лилит? – поинтересовалась я.

– Не знаю, – соврал он.

Ну ничего, я решила, что пока хватит. Пусть он немного отдохнет, а потом я продолжу допрос, он мне все расскажет, потому что я имею право знать, за что я так мучилась и за что меня мучили другие.

Но на всякий случай я еще раз спросила:

– Ты честно мне веришь? А то, может быть, ты только делаешь вид, потому что боишься, что я уйду от тебя? у Витька почему-то рассмеялся. Редко кому, наверное, приходилось видеть смеющегося Косаря. Только я не понимала, что его так рассмешило.

– Я честно тебе верю, – сказал Сережка и, взяв меня за плечо, прижал к себе.

– А то, что было с Вадиком, это ты сам виноват, – решила я уж все сразу закончить.

– А что было с Вадиком? – задал вопрос Сережка.

– Кажется, начинается сначала, – устало вздохнул Витька.

– Так что было с Вадиком?

– Если ты меня простишь, то я тебе расскажу.

– А может, ты сначала расскажешь?

– Нет, сначала пообещай, что ты меня простишь. Потому что ты сам виноват во всем.

– Кажется, ты это уже говорила, но только не сказала, в чем я виноват.

– В том, что я тебе изменила.

– Ребята, хватит, а? – сказал Витька немного раздраженно.

– Хорошо, – согласился с ним Сережка и сказал мне:

– Потом поговорим.

Это было нечестно, потому что сначала он должен был бы простить, а потом уже разговаривать, а он собирался сначала говорить, а потом уже простить, я ведь сама во всем призналась, а он сам во всем был виноват. Но это ладно, я ему смогу доказать, что он виноват сам. Сережка, я уже говорила, он не глупый и не упрямый, и он поймет, тем более если увидит, что сам виноват.

Я прижалась к нему и положила голову на его плечо. А он нежно обнимал меня. И мне снова стало хорошо. Конечно, лучше бы было обойтись без объяснений о Вадике, тогда бы было еще лучше, но пусть уж будет так, тем более тогда я совсем перестану чувствовать себя виноватой и смогу спокойно потребовать у него рассказать: было у него еще что-то с этой Лилит или нет.

* * *

Мы пошли к Сережке домой.

Но сейчас, когда первые впечатления прошли, когда Сережка снова оказался дома, он стал вдруг молчаливым и задумчивым, и чувствовалось, что ему как-то немного не по себе.

Он сразу пошел в ванную, умылся, переоделся, но настроение его от этого не изменилось.

– Короче, ребята, – сказал Витька, – все это очень хорошо, но, как я понимаю, на этом все не кончилось. Серега, здесь замешана какая-то женщина. Ты говоришь, что не знаешь ее, но, может быть, знаешь что-то о ней? Ее нужно найти, или у вас и у меня будут еще неприятности.