Текст книги "Мой бедный фюрер"

Автор книги: Саша Гринько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

– Вам, наверное, скучно стоять на одном месте целыми днями, не имея никакой возможности передвигаться?

– Отнюдь. Уверяю вас, я вполне доволен своим положением. А если мне захочется поменять место пребывания, я с легкостью сделаю это с помощью своих пуховых семян.

– Это как?

– Просто. Стоит мне представить себе место, где бы я хотел оказаться, и пустить семя, оно непременно приземлится именно туда. И уже через сутки там вырасту новый я.

– А как же ваше предыдущее местоположение?

– Оно остается неизменным. Это как отражение света от той свечи, что находится везде, но по сути своей – всего лишь отражение.

– Получается, что все остальные одуванчики – это лишь ваши отражения?

– Не совсем так. Правильнее будет сказать, что все мы отражения чего-то большего.

– А чем сейчас занимаются ваши отражения?

– Все они в данную минуту разговаривают с вами.

– Альберт, вы еще больше запутали меня. Теперь я совершенно ничего не понимаю.

– Мой вам совет, не забивайте себе этим голову. Просто принимайте окружающий вас мир таким, какой он есть, со всеми его загадками и причудами.

– Хорошо, я так и сделаю, хотя, признаться, меня не очень устраивает состояние неопределенности.

– Если вы, действительно, хотите во всем разобраться, то вам необходимо побеседовать с нашим топ-менеджером.

– С кем?

– С тем, кто время от времени, заходит в темную комнату и вновь зажигает свечу.

– Вы имеете в виду Ленина?

– Ну что вы, Ленин здесь абсолютно не при чем. Он всего лишь горящая спичка, а даже не рука, ее держащая. Все очень сложно и вместе с тем невероятно просто. Скажу лишь одно: кому, как ни вам знать топ-менеджера. А теперь, извините, вынужден с вами попрощаться. Мне пора. – Одуванчик закрыл глаза, как-то странно напрягся, и от его роскошной шевелюры отделилось несколько парашютиков, которые устремились ввысь, подхваченные легким ветерком. Адольф попытался продолжить разговор, но цветок никак не реагировал, а просто покачивался на ветру, как и положено нормальным растениям. Постояв еще немного, Гитлер неспешно побрел в направлении лифта.

Вернувшись на свой уровень, Адольф привычно лизнул фотоэлемент и зашел в комнату. Пушкин его больше не беспокоил, не проявлял никаких признаков жизни и просто стремился вперед своей нарисованной фигурой, забыв, казалось, обо всем на свете. Адольф решил немного отдохнуть и прилег на кровать. События сегодняшнего дня настолько впечатлили его, что он быстро провалился в сон. Адольфу снились говорящие одуванчики, воск, обезьяны и торчавший из головы Фрейда член.

Разбудил Адольфа громкий стук в дверь. Он уже точно знал, кто сейчас зайдет в его комнату. Адольф оказался прав, это был уже знакомый красноармеец-римлянин, правда, в этот раз, он выглядел еще более необычно, чем раньше. На нем была короткая кожаная куртка, камуфляжные штаны, заправленные в массивную армейскую обувь с белыми шнурками, и спущенные почти до колен красные подтяжки. Из-под расстегнутой куртки выглядывала черная футболка с белой надписью «White Power».

– Че уставился?! – крикнул красноармеец-римлянин. – На выход!

– А можно повежливее? – спросил Адольф, немного оторопев от такого начала разговора. – Я, кажется, ничего плохого лично вам не сделал и не заслужил такого обращения.

Наклонившись, верзила вплотную приблизился к лицу Адольфа и улыбнулся. От него воняло чесноком, дешевым табаком и перегаром.

– Извольте следовать за мной, сударь, – наигранно вежливым тоном произнес он. – Экипаж подан.

С этими словами красноармеец-римлянин схватил Гитлера под руки, подняв с кровати, словно ребенка, и вынес из комнаты в коридор...

RING III 

– Кругом уже посмотрел, его нигде нет.

– Посмотри в прихожей, в шкафу, он должен быть где-то дома.

– Мам, а ты его точно никому не могла отдать?

– Да кому он нужен, твой Гитлер, разве что дружкам твоим?

– Мам, мы с тобой об этом уже говорили, не начинай.

– Андрей, мне соседям стыдно в глаза смотреть. Вчера Зинаида Петровна подошла ко мне в магазине и спросила, когда мой фашист домой возвращается? Я, говорит, в сорок втором двенадцатилетней девчонкой на завод ушла работать, недоедала и недосыпала не для того, чтобы сегодня по улицам фашистские выродки ходили.

– Эта твоя старуха ничего не понимает, я за светлое дело борюсь, за процветание нашей Родины. У нас, если хочешь знать, уже и программа есть, как Россию в мировые лидеры вывести. А если кто-то не понимает ничего, то это его проблемы… Нашел!

Андрей достал с верхней полки шкафа небольшой прямоугольник и аккуратно протер рукавом рубашки.

– Ты зачем его туда засунула?

Маргарита Сергеевна вышла из кухни в коридор, чтобы не перекрикиваться через всю квартиру:

– К нам неделю назад в гости Светловы заезжали, вот я и прибралась немного в твоей комнате, и портрет этот убрала от греха подальше, чтобы не объяснять тете Лене и дяде Жене, почему в комнате их любимого племянника портрет Гитлера висит.

– А нечего тут объяснять. Висит, потому что великим человеком был и мог бы еще много полезного для мира сделать, если бы его не предали.

– Я никак понять не могу, как ты можешь говорить, что любишь Россию и при этом восхищаться Гитлером? Тебе не кажется это странным, сынок?

– Нет ничего странного, мам. Гитлер всегда хотел с Россией объединиться, если бы Сталин на Германию не напал, то мы бы сегодня лучше, чем в Америке, жили.

– Если я не ошибаюсь, это фашисты на Советский Союз напали, притом без объявления войны и в нарушение пакта о ненападении.

– Эту лажу вам на истфаке преподавали и в школьных учебниках писали. А то, как на самом деле все было, благополучно забыли. Сталин всех уничтожил, кто хоть что-нибудь знал об его отношениях с национал-социалистами. Он Гитлера сам вынудил напасть на СССР, когда в обход договоренности о ненападении начал готовиться к войне.

– Знаешь, сынок, нас в свое время по-другому учили.

– Вам в голову идеологию пропихивали гнилую, чтобы вы на партийных шишек пахали, а они свои задницы на курортах грели и икру жрали ложками.

– Ладно, давай не будем сейчас об этом, тебя все-таки две недели дома не было, не хватало еще опять поссориться. Пошли на кухню, ужин готов.

– Сейчас, только руки помою.

Андрей зашел в ванную и, открыв кран, подставил руки под струю воды. Из зеркала над раковиной на него глядел семнадцатилетний парень с загорелым лицом и кудрявыми немного спутанными волосами. Помыв руки, Андрей расстегнул рубашку и оглядел правый бок. На загорелой коже виднелись свежие ссадины и синяки.

– Суки чеченские, – вполголоса сказал Андрей. – Ничего, придет мое время, я этих черножопых в асфальт укатаю. Будут знать, как себя в гостях вести, обезьяны херовы.

Выйдя из ванной, Андрей прошел на кухню. На столе стояла тарелка с горячим борщом, салатница с «Оливье», нарезанный хлеб и кружка пахнущего шоколадом и горячим молоком какао. Маргарита Сергеевна хозяйничала за плитой. Это была стройная женщина небольшого роста с длинными каштановыми волосами. Ее темно-зеленые глаза были печальны, а голос нежен и тих.

Андрей сел за стол и с удовольствием принялся есть. Мамин борщ нельзя было не любить, только она готовила его так вкусно. А ее «Оливье» и какао считались кулинарными шедеврами не только в семье, но и среди всех знакомых, кто хотя бы раз их попробовал. Она специально приготовила все самое вкусное к приезду сына. После двухнедельного пребывания в полевых условиях это было как нельзя кстати.

– Как в походе все прошло? – спросила Маргарита Сергеевна, присев за стол напротив Андрея.

– Нормально, сначала лагерь разбили, потом начались соревнования.

– Кормили-то нормально?

– Как положено, по суточной норме, – улыбнулся Андрей.

– Понятно. Голодали, значит. А что интересного?

– Сплав по реке неплохо прошел, восхождение тоже, по ориентированию мы первое место взяли, второе – чечены, третье – из Курска ребята.

– А что там еще и чеченцы с вами были? – озабоченно спросила Маргарита Сергеевна.

– Да, набрали в этом году вообще непонятно кого.

– Ты хоть с ними не ругался?

– Да нужны они мне как пятая лапа макаке.

Доев борщ и салат, Андрей залпом выпил какао и вышел из-за стола.

– Ты куда? – спросила Маргарита Сергеевна.

– Меня ребята ждут во дворе.

– Не успел приехать, и уже опять со своими дружками-фашистами встречаешься? Мать тебя две недели не видела, соскучилась. Давай посидим, поговорим, мы ведь так редко разговариваем.

– Вечером поговорим, мам, хорошо? Спасибо за вкусный ужин. – Андрей поцеловал Маргариту Сергеевну в щеку и поспешил на улицу.

Во дворе на покосившейся скамейке сидели трое парней. Они пили пиво и что-то громко обсуждали. Внешне ребята, хотя и отличались по росту и возрасту, были очень похожи: все трое – бриты наголо, в подкатанных джинсах со спущенными подтяжками и в высоких армейских ботинках.

– Ну, наконец-то, мы тебя уже устали ждать! Погнали на площадь, там наши уже собрались, наверное. – Обратился к Андрею самый старший парень из группы. Это был Семен – неформальный лидер их компании. На вид ему было лет двадцать пять. Семен учился на германо-романском отделении и в совершенстве владел немецким языком. Он в оригинале читал Ницше и даже самостоятельно перевел «Майн Кампф».

Ребята поднялись со скамейки и пошли в сторону площади Ленина.

– Ну как ты отдохнул хоть? – спросил Андрея Витя Щербинский по прозвищу Мелкий.

Свое прозвище Витя получил за небольшой рост – метр сорок пять – и похожий на детский очень высокий голос. Если не знать, что Вите отроду было двадцать лет, то его вполне можно было принять за пятиклассника. Правда густая щетина, часто покрывавшая Витины щеки, выдавала в нем не мальчика, но мужа.

– Чечены, суки, избили, – с досадой сказал Андрей.

– Да ты что, – заинтересованно спросил Витя. – Как?

– Да как? На мне футболка была «Без чурок и сучков», они, естественно давай спрашивать, что это значит. Я им говорю, мол, по-русски написано, великий и могучий язык надо знать. Они меня повалили и ногами начали пинать – их пятеро, я один. Благо, ребята наши подбежали, этих уродов оттолкнули. Я потом хотел козлов по одному выцепить, но они постоянно вместе держались, боялись за черные жопы свои. На меня потом косо смотрели, при встрече чего-то на своем говорили, чтобы я не понял, материли походу, но не трогали больше, понимали, если что, им пиздец придет, мы бы их массой затоптали.

– Эти чечены вообще уже обнаглели, – сказал Семен. – Мало того, что стольких наших ребят на войне положили, так еще здесь начинают на русских наезжать. – Семен с негодованием сплюнул под ноги. – Ниче, Андрюх, эти уроды за все ответят. Скоро у нас акция намечается: через месячишко где-то устроим дружеский визит в пятнадцатый район. Там гастеров много поселилось, чечены тоже есть. Надо объяснить господам, что Россия не резиновая, и что им здесь не рады.

– Правильно, – поддержал Семена Вадик Вавилов или просто Моня – третий спутник Андрея. Моней его стали называть после того, как он однажды, напившись, во все горло начал орать песню Розенбаума «Скрипач Моня». Вадик был душой компании и постоянно всех веселил различными байками и анекдотами. Моня имел колоссальное сходство с голливудским актером Томом Крузом, правда был рыжим, и с веснушками по всему лицу.

– Не хера им здесь делать. Мы туда вместе с «Единством» пойдем, прикидываю, как чурки удивятся, когда к ним в двери постучатся четыреста бритых пацанов с битами и арматуринами в руках.

Подойдя к местами потрескавшемуся памятнику вождю мирового пролетариата, четверо товарищей присоединились к группе стриженных наголо молодых людей. После продолжительного приветствия каждого из присутствующих группа разделилась на небольшие кучки и рассредоточилась по всей площади. Андрей, Мелкий, Моня и Семен остались у памятника и, присев на постамент, достали из рюкзака пиво.

Общественная организация «НСДРР», что расшифровывалось как Национал-социалистическое движение рабочих России, была молодым, но уже достаточно весомым в городе скинхед-движением. В народе ее называли просто – Русские рабочие, а самих членов движения РРовцами. Андрей попал в ряды «НСДРР» случайно. Как-то возвращаясь поздно вечером домой, он напоролся на группу молодых неонацистов. Если учесть, что в то время Андрей увлекался хип-хоп-культурой и внешне полностью соответствовал своему увлечению, подобная встреча ничего хорошего ему не сулила. Травматических последствий для подрастающего организма помогло избежать то, что одним из скинхедов, подошедших к Андрею, оказался его старый приятель Вадик Вавилов. Они очень дружили в школе, но с переездом Андрея в другой район, связь была утеряна. Вадик узнал Андрея и трогать не стал, зато объяснил, что имея подобное увлечение, он долго в этом городе не проживет. Вскоре, с легкой подачи Вавилова, Андрей начал активно посещать скинхед-тусовки.

Отец Андрея погиб во вторую чеченскую, поэтому он искренне ненавидел кавказцев. Вдобавок Андрей был изгоем и во дворе, и в школе. Он и хип-хопом занялся не от любви к рэпу, а лишь для того, чтобы не чувствовать себя слабым и одиноким. Вавилов познакомил Андрея с Семеном, и тот доходчиво объяснил какие серьезные проблемы испытывает Отечество, и что кроме молодежи вывести страну из тупика никто не сможет. Андрею дали почувствовать себя значимым, и, действительно, как только он стал скинхедом, в школе к нему начали относиться по-другому. Стоило кому-то проявить по отношению к Андрею грубость, как на следующий день с ним разбиралась толпа бритых отморозков, не знающих ни жалости, ни страха. Андрей все больше и больше проводил время среди РРовцев и вскоре окончательно убедился в правильности идей этих ребят. Один раз он даже участвовал в набеге на рыночные палатки азиатов, благо, мать об этом ничего не узнала. А однажды Андрея взяли на стрелку с другим крупным скинхед-движением «Единство России», но тогда все обошлось без насилия, и организации, разделив город на сферы влияния, мирно разошлись.

Весь состав движения, а это двести с небольшим человек, был разбит по десяти районам города. Вместе собирались только на силовые акции, марши и еженедельные слеты. РРовцы ежедневно тусовались небольшими группами, чтобы лишний раз не общаться с патрулирующими район милиционерами. Ничего особенного на таких встречах не происходило, чаще всего просто пили пиво или что покрепче, гоняли скейтеров и разных неформалов, пели патриотические песни. Курить, в том числе и наркотики, членам движения строго запрещалось. После подобных тусовок Андрей всегда возвращался домой пьяным, что обостряло и без того непростые отношения с матерью. Он не хотел отставать от своих приятелей ни в чем, и больше всего боялся показаться им слабаком. Андрей старался пить наравне со всеми, но из-за плохого вестибулярного аппарата, да и в целом не особо крепкого здоровья, это влекло за собой неприятные последствия.

– Завтра вечером состоится сход на даче у Сергея Карловича, – сказал Семен. – Ты уже полгода в движении. Если настроен серьезно, то у тебя будет шанс пройти посвящение.

– А что для этого нужно сделать? – спросил Андрей, чувствуя, как по его телу пробежали сотни маленьких искорок волнения.

– Не беспокойся, мы все через это проходили, – постарался успокоить его Семен. – О деталях я пока тебе не буду рассказывать, завтра сам все узнаешь. Скажу лишь, что от тебя потребуется преданность делу и готовность идти с нами до конца. Там заночевать придется, поэтому предупреди мать, чтобы не беспокоилась. Скажи, что у одноклассника останешься, мол, на каникулы задали много заданий, а ты только вспомнил, и тебе за последние дни нужно все успеть. Ну, короче, придумай что-нибудь сам.

– Хорошо, – ответил Андрей. Он и представить себе не мог, у кого из одноклассников мог бы остаться с ночевкой. В классе Андрей ни с кем не дружил. Если раньше одноклассники его унижали, то после вступления в «НСДРР» начали бояться, что тоже не особо радовало.

– Кстати, Андрюха, я давно тебя собирался спросить, чего ты не подстрижешься нормально, а то ты у нас один такой кучерявый? – улыбаясь, спросил Семен.

– Пушкин прям: у Лукоморья дуб кудрявый! – добавил Вадик, и все дружно засмеялись.

– Да… На парикмахерской экономлю, – попытался отшутиться Андрей.

По правде сказать, дело было не в экономии. Андрею очень не хотелось расстраивать мать, она и так была против увлечения сына. А если бы он еще и выглядел соответствующим образом, о взаимопонимании в семье пришлось бы забыть раз и навсегда.

– Мой тебе совет, – продолжил Семен, – побрейся наголо перед сходом, это не больше тридцатки встанет в любой парикмахерской. Прикинь, там соберутся все по форме, и ты будешь, как бельмо в глазу.

– Семен правильно говорит, – поддержал его Моня, – сотники просто-напросто могут тебя даже на дачу не пустить. У них бзик на такие дела. Они сами, вообще, в одном и том же каждый день ходят.

– Слышь, Монь, заткнись, а! Они пацаны правильные! – резко возразил Семен. – Я слышал, их даже Сергей Карлович побаивается. Сотники свою жизнь посвятили правому делу, они патриоты до мозга костей! И стиль свой имеют и в одежде, и вообще по жизни!

Моня немного помолчал, а затем ни с того ни с сего спросил:

– Пацаны, анекдот про двух евреев и телевизор слышали?

Моня всегда начинал рассказывать анекдоты, когда возникал хоть малейший намек на ссору. Он очень не любил с кем бы то ни было ругаться, всячески избегал конфликтов и часто выглядел при этом очень трусоватым.

Все отрицательно кивнули, и Моня продолжил:

– Приходят два еврея к раввину. Один из них спрашивает: «Скажи, пожалуйста, черный – это цвет?». «Да, – отвечает раввин, – черный – это цвет». «А белый – это цвет?» «Да, – отвечает раввин, – белый – это тоже цвет». «Я же говорил, – поворачивается еврей ко второму, – что продал тебе цветной телевизор».

В очередной раз напившись, Андрей возвращался домой курсом, близким к нулевому меридиану. Голова сильно кружилась, и к горлу периодически подступала тошнота. Его шатало из стороны в сторону, и он еле удерживался на ногах. Уже у самого дома, чтобы стало легче, Андрей засунул в рот два пальца и вызвал рвоту. Андрея всегда поражал тот факт, что он никогда не помнил, как в таком состоянии добирался домой. В памяти оставался старт и финиш, а основного отрезка пути как будто и не было вовсе, словно он телепортировался из пункта А в пункт Б сквозь время и пространство. Поднимаясь домой на пятый этаж, Андрей умудрился пару раз упасть на грязную и твердую, как теперь с уверенностью он мог утверждать, лестницу, подошел к двери и, достав ключи, начал целиться в замочную скважину. Хотя Андрей и был на сто процентов уверен, что мать не спит, он, тем не менее, старался делать все максимально тихо. Упершись головой в дверь для сохранения равновесия, Андрей ковырялся ключами в замочной скважине. Замок никак не хотел открываться, поэтому Андрей шурудил сильнее, от чего скрежет разносился по всему подъезду. Когда он, наконец, справился с замком и стал аккуратно открывать дверь, та, как назло, громко заскрипела. Зайдя в квартиру, Андрей снял с себя ветровку и нагнулся, чтобы расшнуровать кроссовки, но, как оказалось, сделать это было не так-то просто. Как только Андрей наклонялся, он тут же начинал заваливаться набок. Когда он, наконец, догадался присесть на полочку для обуви, свет в прихожей загорелся и Андрей увидел Маргариту Сергеевну.

– Опять за старое?

– Мам, не начинай, – с трудом, еле ворочая во рту языком, ответил Андрей. – Я просто с друзьями отметил приезд. Выпили по бутылочке пива всего.

– Завтра поговорим. Марш спать, – Маргарита Сергеевна зашла в свою комнату, громко хлопнув дверью.

Сняв кроссовки, Андрей, все еще стараясь не шуметь, зашел к себе.

На следующий день перед тем, как пойти на вокзал, Андрей забежал в парикмахерскую и побрился под ноль. Больше всего он переживал за реакцию матери. Андрей точно знал, ей не понравится его новая прическа. Дело в том, что Маргарита Сергеевна, после того, как отец Андрея погиб на войне, начала много курить. Она сильно изменилась за эти пять лет – похудела и стала часто кашлять. Родственники и знакомые, переживая, что у нее рак или что-то в этом роде, настояли на медицинском обследовании в онкологическом центре. Злокачественной опухоли у Маргариты Сергеевны врачи не обнаружили, но сказали, что, если она не бросит курить, то рак легких ей гарантирован. И вот уже три месяца мать Андрея не брала сигареты в рот. Первое время она была очень раздражительной, и это, разумеется, отражалось на их отношениях. Не проходило дня, чтобы они не ссорились. Правда, Андрей тоже вносил свою лепту: он часто приходил домой пьяный, да и его националистические наклонности тоже не могли не огорчать Маргариту Сергеевну. Поскольку мать начинала курить, когда была чем-то взволнована, и могла сорваться в любой момент, Андрей старался лишний раз ее не беспокоить, хотя у него это и не особо получалось.

Сначала парикмахерша долго уговаривала Андрея оставить замечательную шевелюру и предлагала лишь немного подравнять по бокам, но поняв, что ее уговоры бесполезны, сняла с машинки насадку и быстро оголила его голову. Был разгар дня, и в небе ярко палило солнце. Андрей каждую минуту дотрагивался до бритой головы, то ли от того, что никак не мог привыкнуть к новой стрижке, то ли от того, что каждый раз, когда он клал на макушку ладонь, голове становилось прохладно, что в жару было как нельзя кстати. Ощущение, действительно, было необычным, казалось, что он мозгом чувствовал каждое прикосновение к голове.

На вокзале у часов уже собралась толпа бритых наголо молодых людей. Причастность этих ребят к националистически настроенной молодежи была видна невооруженным взглядом. Все они, как на подбор, были одеты в черные футболки с белой надписью «НСДРР» и коловратом на спине, широкие камуфляжные штаны с красными опущенными подтяжками и высокие армейские берцы с белыми шнурками. Это была своего рода официальная форма, ее выдавали тем, кто прошел посвящение и подтвердил свою готовность посвятить жизнь делу организации. Носить ее на акциях и собраниях движения было одним из принципов «НСДРР». Это, по мнению Сергея Карловича, давало значительное психологическое преимущество. Представьте, что на вас бежит разъяренная толпа в одинаковой одежде. Правда, в форме при милицейской облаве укрыться среди прохожих значительно сложнее, но этого практически никогда не приходилось делать, несмотря на частые заявления о побоях со стороны уличных торговцев и таксистов. Сергей Карлович, в прошлом подполковник милиции, имел большие связи в правоохранительных органах, поэтому задержанных РРовцев чаще всего отпускали.

Организационная схема движения была следующей: во главе стоял Сергей Карлович Зиновьев, его приближенными лицами и соруководителями были так называемые сотники, каждый из которых курировал около двадцати рядовых РРовцев. Замыкали иерархическую лестницу салаги или непосвященные, к которым пока что относился и Андрей.

Хозяин дачи, на которой периодически собирались члены движения, был мужчиной лет пятидесяти. Он имел явное внешнее сходство с Гитлером. Зиновьев даже отрастил небольшие усики и стригся так же, как глава Третьего рейха. Сам он был не то эстонцем, не то латышом, но с пяти лет жил в России и питал к этой стране крайне патриотические чувства.

Дача находилась в ста пятидесяти километрах от города и стояла одиноко на краю леса. До ближайшего населенного пункта было километра три, так что от железнодорожной станции приходилось идти пешком еще минут двадцать. Лучшего места для собрания организации придумать было нельзя. На земельном участке в тридцать соток, окруженном двухметровым забором, стоял большой трехэтажный дом. По всему двору и на самом доме были расставлены флагштоки со знаменами движения – красные прямоугольники с крупной черной надписью «НСДРР» в центре и небольшим белым кругом с коловратом в правом углу. Дача была своеобразным загородным штабом движения, в теплое время года здесь еженедельно проводились тренировки и обучающие лекции для всего состава. В дом Сергей Карлович, кроме сотников, никого не пускал. Остальные занимались, отдыхали и спали прямо под открытым небом. Некоторые привозили с собой палатки и разбивали на газоне своеобразный минилагерь. Но мало кто спал, в основном, после наставлений Сергея Карловича, пламенных речей сотников, тренингов и просмотра пропагандистских фильмов начиналась веселая попойка, которая сопровождалась песнями, и проходила до самого утра.

Андрей впервые оказался на слете движения. Он был впечатлен размахом организации. РРовцев завели во двор и построили в несколько колонн лицом к широкому крыльцу, которое использовалось в качестве сцены. Андрей очень волновался, он не знал, что собой представляет посвящение и переживал, что может не справиться и лишиться уважения и поддержки людей, ставших для него почти родными. Его и еще четверых новичков – Васю, Сеню и двух Олегов – поставили отдельно. Особняком стояли и молодые люди, одетые во все черное с красной повязкой на рукаве с изображением белой свастики в черном круге. Это были члены «Черной сотни». Они являлись своеобразной организацией в организации. Их было десять человек, но каждый год в Сотню отбирали одного-двух рядовых РРовцев, из тех, кто максимально проявил себя и доказал преданность делу движения. Только с сотниками Сергей Карлович совещался по вопросам организации и проведения акций. Члены «Черной сотни» имели и другие привилегии. Андрей слышал, что они даже получали от Сергея Карловича зарплату, и что сумма эта была весьма внушительной.

Зиновьев, как всегда, был хорошо одет, говорил с выражением и еле уловимым прибалтийским акцентом:

– Друзья, сегодня мы сильны как никогда! Никакая клевета, никакая напраслина, никакие преследования со стороны ненавидящих нас чиновников не смогли повредить нашему движению! Идеи наши верны, цели наши чисты и готовность наших сторонников к самопожертвованию – вне всякого сомнения! Если в атмосфере современной коррупции мы сумеем углубить нашу борьбу, если мы сумеем стать олицетворением идеи расы и идеи личности, то мы с математической точностью неизбежно придем к победе! И если вся Россия сорганизуется на этих же началах и усвоит себе те же самые принципы, она неизбежно завоюет себе достойное положение на земле! То государство, которое в эпоху отравления рас, посвятит себя делу совершенствования лучших расовых элементов на земле, раньше или позже неизбежно овладеет всем миром! Пусть не забывают этого сторонники нашего движения никогда! Перед лицом этой великой цели никакие жертвы не покажутся слишком большими! – Сергей Карлович перешел на крик. – Слава истинным патриотам! Слава России!

РРовцы дружно подхватили это «Слава России!». Их глаза загорелись патриотическим безумием, а руки взмыли вверх по типу фашистского «Зиг хайль». Андрей тоже кричал «Слава России!» и в этот момент чувствовал в себе невероятную силу. Казалось, он любил всех, кто стоял рядом и кричал вместе с ним. Когда крики, наконец, стихли, Сергей Карлович вызвал на сцену Кирилла, одного из сотников, а сам зашел в дом.

Кирилл был высоким атлетом с красивыми чертами лица. Его за глаза называли лосем, он, и правда, внешне чем-то смахивал на благородное парнокопытное. Как и остальные сотники, он был одет в черную форму с красной повязкой на рукаве, а на ногах у него были ботинки «доктор Мартене».

– Братья, – громко и четко заговорил Кирилл. – Сегодня пятеро новобранцев вступят в наше славное движение! Когда-то мы все проходили через это, давайте поддержим парней!

Все ободряюще захлопали в ладоши, и Андрей почувствовал себя увереннее.

– Но, – продолжил Кирилл, – перед тем, как дать нашим новым братьям проявить себя, я хочу немного поговорить с вами о том, какие беды сейчас угрожают нам и нашим родным! Думаю, я выражу общее мнение, если скажу, что в последнее время стало невозможно пройти по нашему прекрасному городу, чтобы не натолкнуться на группы кавказцев, которые стоят почти на каждом углу, таксуют и продают гнилые фрукты! Неделю назад, я думаю, все это помнят, в теленовостях прошла информация о том, что трое гастарбайтеров с Кавказа изнасиловали двенадцатилетнюю школьницу! Слава богу, это произошло не в нашем городе, но сам факт того, что это случилось в нашей стране, безусловно, не может не вызывать у истинных патриотов ненависть в черной мрази, которая, мало того, что заполонила Россию, но и позволяет себе такое, мягко сказать, скотское поведение! И я призываю вас, как истинных борцов за чистоту нашей великой нации, стоять до конца и жестоко наказывать всякого, кто позволяет себе неуважительно относиться к русским людям, к нашим матерям и детям! – Кирилл сделал небольшую паузу и внимательно посмотрел на стоящих перед ним ровными рядами РРовцев. – Я вижу в ваших глазах одобрение сказанных мною слов! Я прав?!

Кирилл получил в ответ громкое и многократное «Да» и продолжил:

– Сегодня вновь избранные члены движения должны подтвердить свою любовь к нашей великой Родине и свое отношение к тем, кто всеми силами старается ее уничтожить!

Двое сотников вывели на поляну перед крыльцом мужчину кавказкой внешности лет сорока в наручниках и наклеенным на рот широким скотчем. Мужчина шел с трудом, на его лице и одежде были видны следы побоев.

– Этот кусок дерьма, – указал на приведенного кавказца Кирилл, – держал шашлычку на одной из улиц нашего города! И, несмотря на то, что он готовил свои шашлыки из тухлого мяса, от которого, кстати сказать, многие получили отравления и неоднократно жаловались, правительство города не приняло никаких мер! Это и неудивительно, мы прекрасно знаем, что сегодня с помощью денег можно купить все, что угодно, и даже расположение правящих кругов! И это не единственный случай, когда коррумпированность власти негативно отражается на простом народе! – Кирилл сделал паузу. – Многие могут мне возразить, мол, и среди русских есть нечистые на руку коммерсанты, которые позволяют себе обманывать своих потребителей! Согласен! Но ни один из них не презирает русский народ и не старается нарочно погубить его! Русский человек не склонен к различного рода извращениям, по крайней мере, в здравом уме! Этого нельзя сказать о чурках, а иначе я не могу их назвать! Они ненавидят нас с вами и не считаются с тем, что находятся у нас в гостях! Они осознанно совершают поступки, прощение которых вряд ли возможно! – Кирилл указал на кавказца. – Эта мразь готовила свои шашлыки по очень интересному рецепту! Он мало чем отличался от остальных, правда, все же имел одну особенность! Жаря шашлыки, этот урод непременно мочился на них!