Текст книги "Гении и злодеи России ХVIII века"

Автор книги: Саркис Арутюнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Неподдельное восхищение у Дэшвуда вызвал деревянный трехэтажный дом генерал-адмирала Ф.М. Апраксина, который перед смертью завещал этот дом царю Петру. Согласно еще раннему отзыву голынтинца Фридриха Вильгельма Берхгольца, он «был лучшим и самым роскошным во всем городе». Позднее Ф. Растрелли включил адмиральский дом в комплекс зданий «Нового зимнего дома», то есть Зимнего дворца Анны Иоанновны. Говорили, что дворец Апраксина не уступал лучшим сооружениям подобного рода в европейской архитектуре, а среди жилых сооружений русской столицы первой четверти XVIII века ему следует отдать первое место.

Следуя эмоциональному взгляду Дэшвуда, подходим к Манежу, построенному по инициативе Бирона. Он был возведен из дерева в 1732 году, именовался тогда Дворцовым. «С внутренней стороны имеется круговая галерея, а арена для верховой езды очень большая и с точным соотношением ширины и длины два к трем. У герцога Бирона семьдесят прекрасных лошадей из разных стран мира». Сам Бирон открыл в Манеже школу верховой езды. Историк начала XX века Шубинский указывает точное количество лошадей, содержавшихся там в последние годы могущества Бирона, – 379 голов.

Удивление, интерес, восторг – вот какие чувства вызвала у гостя столицы Петропавловка. Поистине и сегодня это сооружение является гордостью жителей Невской столицы...

«Замок, или крепость, стоит на образованном Невой острове. Крепость выстроена очень добротно, хотя еще и не завершена. Некоторые бастионы отлично вооружены артиллерийскими орудиями. Есть глубокая канава, или ров, и за ней укрепление, которое делает эту крепость чрезвычайно надежной. В центре стоит церковь во имя Св. Петра. Сооружение это намного богаче и красивее всех других храмов. Купол церкви и шпиль снаружи целиком позолочены. Имеется любопытная икона с несколькими лампадами из слоновой кости, выточенными Петром I, еще есть сделанный им же из слоновой кости очень красивый крест. В углу церкви, а не в склепе рядом лежат император Петр и императрица Екатерина. А на колокольне – несколько колоколов, но почти все они маленькие. В самой крепости гарнизон составляет пятьсот человек».

Крепость была заложена 16 (27) мая 1703 года по совместному плану Петра I и французского инженера Жозефа де Герена. Это были шесть бастионов, соединенных куртинами, два равелина, кронверк (первоначально деревоземляные, в 1730– 1740-е и 1780-е годы были одеты камнем). В 1703 году Заячий остров был соединен с Петроградской стороной Иоанновским мостом. В1731 году на Нарышкином бастионе построили Флажную башню, на которой стали поднимать флаг (гюйс) (изначально флаг поднимался на Государевом бастионе). Флаг поднимался с утренней зарей, опускался с вечерним закатом. С 1730-х годов в Питере появилась традиция отмечать полдень пушечным выстрелом с Нарышкина бастиона.

При строительстве Петропавловской крепости был применен совершенно новый для России принцип сооружения фортификаций. Толщина стен бастионов достигла порядка двадцати метров (5—6 метров кирпичной стены снаружи и изнутри, между ними земляная засыпка с толченым кирпичом), высота стен – 12 метров. Под стены крепости было забито порядка 40 000 свай. На каждом бастионе установили по 50—60 орудий. В стенах между бастионами (в куртинах) устроили казематы для содержания гарнизона. В казематах изначально планировалось хранить порох, однако из-за сырости пришлось от этого отказаться. Для поднятия пушек на стены в середине XVIII века построили аппарели. Изначально они были деревянными, позже переделали в камень. В Петропавловской крепости были предусмотрены подземные ходы. Они служили для высадки десанта за пределы крепостных стен. В стенах крепости существуют тайные ходы, так называемые патерны. Они также служили для внезапного появления солдат в тылу врага. Выход из них был заложен одним слоем кирпича, место выхода знали только доверенные офицеры.

В свое время грандиозные по своему размаху строительные работы велись под руководством архитектора Доменико Трезини. В 1727 году Трезини сменил известный военный инженер Бурхард Христофор Миних, назначенный тогда обер-директором над фортификациями. Возведение каменных укреплений, в планировании которых Миних принял личное участие, закончилось только к 1740-м годам. Вокруг крепости постепенно рос столичный город, а сама цитадель все более утрачивала свое оборонительное значение.

Велика роль коллегий, то есть русских министерств в этой стране, отмечает путешественник. «На берегу Васильевского острова есть коллегии – иностранных дел, военная и коммерции. В здание этих коллегий царь Петр I имел обыкновение приходить зимой в четыре часа утра, и, если членов коллегий еще не было или они чуть опаздывали, царь крепко колотил их своей тростью. И еще он проделывал сотни раз это по отношению к князю Меншикову, своему главному министру и фавориту».

Далее автор записок рассказывает о дворце князя Мен-шикова. Дворец этот был отнят у Меншикова в правление Петра II. «Сейчас в этом дворце Академия для примерно 400 кадет, сыновей знатных дворян страны. Их там учат обращению с оружием и всем прочим традиционным наукам. В военном деле они упражняются по прусскому образцу». Дэшвуд лично наблюдал, как 80 человек в 4 шеренги обучались ручным приемам с оружием и стрельбе, показывая свои лучшие навыки. Кадетский корпус находился тогда под командованием фельдмаршала графа Миниха.

Далее следует несколько наивный и незамысловатый рассказ о царице Анне Иоанновне. Отмечает автор природное любопытство и склонность царицы к сплетням, вплоть до незначительных семейных тайн своих подданных.

Все русские дворяне обязаны нести службу, и, если даже они живут в своих имениях богато и пышно, все же, уверяет нас автор, они имеют весьма незначительные доходы. Какой-то иностранец-авантюрист рассказал нашему гостю, что князь Долгорукий, будучи в Москве при дворе, постоянно держал там стол на тридцать персон, который обходился ему стоимостью рубль в день... Это вызвало определенную зависть Дэшвуда!

О Петре Великом Дэшвуд говорит только в превосходной степени. Этот великий государь имел обыкновение «отправлять дворян» обучаться на корабельных плотников, квартирмейстеров, артиллеристов. А сам царь служил на кораблях «простым матросом». Однако, когда царь скончался, то он имел звание «адмирала красного флага» (этого Дэшвуд, конечно, не знал) – этим чином он был пожалован по случаю заключения победного Ништадтского мира в 1721 году (им завершилась долгая война со Швецией).

Следующим объектом его изучения стала кунсткамера.

Кунсткамера, или иначе кабинет редкостей, в настоящее время Музей антропологии и этнографии имени Петра Великого Российской академии наук, – первый музей России, учрежденный императором Петром I.

В музее уникальная коллекция предметов старины, раскрывающих историю и быт многих народов. Но многим этот музей известен по коллекции «уродцев» – анатомических редкостей и аномалий. Здание Кунсткамеры является с начала XVIII в. символом Российской академии наук.

Напомним, что кунсткамера в прошлом – название различных исторических, художественных, естественнонаучных и других коллекций редкостей и места их хранения.

Петр I еще во время Великого посольства в 1697– 1698 годах осматривал крупные преуспевающие города Голландии и Англии. Увидел он там и заморские кабинеты, то есть собрания редкостей, чудес. На страницах дневника он пишет: «зело дивно!» Есть запись и о новейшей науке анатомии: «Видел у доктора анатомию: вся внутренность разнята разно – сердце человеческое, легкое, почки... Жилы, которые в мозгу живут, – как нитки...». Царя, тянувшегося к знаниям, очень заинтересовали подобные новшества, и он, не скупясь, закупал целые коллекции и отдельные вещи: книги, приборы, инструменты, оружие, природные редкости. Эти предметы и легли в основу «государева Кабинета», а потом и Петровской Кунсткамеры, первого российского естественно-научного музея. Вернувшись в Россию, Петр занялся обустройством русского «кабинета редкостей».

Распорядившись перенести столицу России из Москвы в Петербург, Петр также приказал перенести и «государев Кабинет». Вся коллекция была размещена в Летнем дворце. Помещение было названо на немецкий манер Куншткаме-рой, то есть «кабинетом редкостей». Событие это произошло в 1714 году и стало считаться датой основания музея. Во время своего второго посещения Голландии Петр посетил музей Альберта Себа. К этому времени у Себа возникла мысль продать свое собрание русскому царю, о чем он уже вел с ним переписку. Личный осмотр этого чудесного кабинета Петром I, по-видимому, окончательно решил дело, и все собрание было куплено за 15 тысяч голландских гульденов и перевезено в Петербург для Кунсткамеры. Коллекция все время разрасталась, и было решено построить специальное здание на стрелке Васильевского острова – «Палаты Санкт-Петербургской академии наук, библиотеки и кунсткамеры». А на время постройки здания переместить собрание в дом боярина Кикина, так называемые «Кикины палаты».

Здание «Палат» заложили в 1718 году. Строительством руководил архитектор Маттарнови, который и разработал проект здания. После него возведением здания вплоть до 1734 года занимались другие архитекторы: Гербель, Киаве-ри, Земцов. Строительство продвигалось очень медленно, с большими перерывами. К началу 1725 года, когда Петр умер, были возведены лишь стены. Через год в еще недостроенное здание были перевезены коллекции. Здание построено в стиле петровского барокко, состоит из двух 3-этажных корпусов в формах, соединенных барочной многоярусной башней со сложным купольным завершением. Музейные коллекции занимали восточное крыло здания, в средней части находился Анатомический театр, в башне – Готторп-ский глобус (Большой академический) и обсерватория, в западной – учреждения Академии наук. Здесь работал великий ученый М.В. Ломоносов.

«Там есть такие вещи, которые я никогда раньше не видел! Это части человеческого организма, целиком и полностью сохраненные в спирте. Показано постепенное развитие ребенка в утробе матери от недельного возраста до девятимесячного. Есть даже мумия ребенка. К камере редкостей примыкают комнаты, в которых обычно занимался науками сам Петр I. Здесь же хранятся выточенные им из слоновой кости предметы. А в одной из комнат хранятся его шляпа, сапоги, плащ и шпага, которые были на нем в день Полтавской баталии».

На страницах журнала Фрэнсиса Дэшвуда нашлось место для рассказа об известном телескопе! Это был ньютоновский зеркальный телескоп. В марте 1735 года, как гласят документы, Анна Иоанновна с удовольствием смотрела в присутствии ученого Делиля на планету Сатурн с его кольцами.

Фрэнсис Дэшвуд движется далее по городу и заходит в здание Арсенала (так он сам называет Литейный двор на Московской стороне). Это достаточно крупное по европейским меркам промышленное предприятие, основанное конечно же при Петре Великом, еще в 1711 году, на том месте, где Литейный проспект выходит к Литейному мосту. Начиная с 1733 года по проекту Шумахера был возведен каменный

Литейный дом, при этом он просуществовал до середины XIX века.

Затем автор переходит к другой теме...

Он заметил, что продаваемые повсюду в России водка и пиво полностью принадлежат казне. Русские люди, по мнению британского туриста, очень склонны к водке.

Труд работников очень дешев, и в Петербурге можно нанять сотню работников на те же деньги, что и пятерых в Лондоне. Разрешается купить мужчину или женщину за 12—15 рублей, но нельзя вывезти их из страны. Невозможно выехать из России без паспорта.

Русская армия очень сильно заинтересовала нашего героя.

После подробнейшего перечисления «штатного расписания» армии Дэшвуд пишет: «Вся армия состоит под управлением Военного совета (Военной коллегии), президентом которого является фельдмаршал граф Миних. Есть еще фельдмаршал Иван Трубецкой (тот самый, который когда-то попал в плен к шведам). Теперь 30 тысяч человек пребывают в Персии...»

Остальные его сведения не столь важны в историческом смысле.

«Религией русских мы называем греческую церковь, хотя царь Петр кое-что в ней реформировал...» Так интригующе начинается рассказ о русской православной церкви. А св. Василий является главным святым в России, все монахи и монахини принадлежат его ордену. Ни в одной другой стране священники не напиваются так часто, как в России. При этом пьют водку .из солода, хотя у них есть популярный напиток из меда. В городе Петербурге автор насчитал 16 церквей: 10 – русских и 6 – для чужеземцев. Примерно в двух верстах от города построен монастырь – Александро-Невская лавра.

Прежде (до Петра Великого) военным сословием в России были стрельцы, убеждает Дэшвуд. Царь Петр многих из них физически уничтожил, а один иностранец рассказывал Дэшвуду, что однажды утром тот увидел «полтораста отрубленных голов у царя», которые якобы лежали перед маленьким деревянным домом, где жил царь. Петр восклицал тогда: «Возможно, мир за это сочтет меня деспотом, но, не поступи я так, мне скоро бы лежать, как одному из них».

Подробно автор как свидетель останавливается на описании похорон Екатерины Иоанновны, которые состоялись 14 июня 1733 года, в Санкт-Петербурге. Это была русская царевна, дочь царя Ивана V Алексеевича и царицы Прасковьи Федоровны Салтыковой, старшая сестра императрицы Анны Иоанновны, племянница императора Петра I.

По желанию Петра I она в 1716 году вышла замуж за герцога Мекленбург-Шверинского Карла Леопольда. Этот брак был вызван политическими соображениями, ведь «хитрый» Петр хотел союза с Мекленбургом для охраны от шведов морского торгового пути. Предполагалось использовать портовые города Мекленбурга как стоянку для русского флота. Бракосочетание состоялось в Данциге. В 1716 году Леопольд навлек на себя нерасположение Петра I и, потеряв престол, позже бесславно умер в крепости Демиц. В 1722 году Екатерина Ивановна, не выдержав жестокого и грубого отношения супруга, вернулась вместе с дочерью в Россию. Формального развода не было, но супруги больше не виделись. 12 мая 1733 года царевна Екатерина присутствовала на торжественной церемонии, на которой ее дочь приняла православие и новое имя – Анна Леопольдовна. Однако через месяц Екатерина умерла и была похоронена рядом с матерью в Александро-Невской лавре.

Эти похороны Дэшвуд называет очень пышными. Шествовали гренадеры, кадеты, купечество и дворянство, затем шел хор певчих. Потом везли тело усопшей, затем шли принцесса Елизавета Петровна, ее вели Миних и канцлер Головкин, далее под вуалями – все дамы двора. Шесть недель постоянно совершались молебны, у тела бодрствовали по десять дам и господ. Как объяснили Дэшвуду священники, это делалось, дабы изгнать из тела дьявола. Автор журнала слушал также проповедь архиепископа Казанского Иллариона. Это достаточно известный русский церковный деятель, который пользовался особенной благосклонностью при дворе. Очевидно, что речи духовного лица обладали для британца налетом определенной экзотики, ведь ни до этого, ни после он не видел православных священников.

Журнал Дэшвуда, рассказывающий о путешествии по России, заканчивается почти так же, как и начинался, – с визита вежливости к русскому адмиралу в Кронштадте. Это было «доброе расставание» почти старых знакомых.

«В воскресенье около 10 часов утра мы снялись с якоря и чрез час подняли паруса...»

Немногочисленные страницы воспоминаний Фрэнсиса Дэшвуда, вероятно, никогда не считались литературным шедевром. Однако они сегодня своеобразно помогают нам восстановить ту обстановку, которая имела место в Российской империи в период правления Анны Иоанновны.

СТАРЫЙ ПЕТЕРБУРГ ГЛАЗАМИ ИНОСТРАННЫХ ГОСТЕЙ

«Русский человек способен подражать всему им увиденному и если всерьез примется за какое-либо ремесло, то напрочь вытеснит иноземцев!»

K.Р. Берк

«Как замечают здесь иностранные гости, им приходилось жаловаться на русских жителей. Ведь русские желают иметь всякое здание готовым и как можно скорее!»

К.Р. Берк

Развитие промышленности в первой половине восемнадцатого века было продиктовано как нуждами ведения длительной войны, так и потребностями глобального развития экономики в целом. И, конечно, это было постоянной заботой русского правительства, начиная с Петра I. Главное внимание уделялось металлургии. В Петербурге Сестрорецкий завод (там трудились свыше 600 работных людей) выпускал оружие, якоря, гвозди. За период первой четверти века выплавка чугуна в России увеличилась со 150 до 800 тысяч пудов в год. В столице возникли Арсенал и Адмиралтейская верфь. По всей России функционировали суконные, парусно-полотняные, кожевенные мануфактуры. Уже к 1725 году в стране имелось двадцать пять текстильных предприятий, а также канатные и пороховые мануфактуры. Впервые были построены бумажные, цементные, сахарные заводы и даже шпалерная фабрика для производства обоев. Процесс реформ охватил и мелкотоварное производство, способствуя развитию ремесел и крестьянских промыслов. При мануфактурах были учреждены ремесленные школы. Царским указом 1722 года во всех торгово-промышленных центрах было введено цеховое устройство.

Например, в Петербурге все ремесленники были расписаны в соответствии со специальностью по цехам во главе с избираемым старостой, где они становились учениками, подмастерьями и мастерами. По статистике, в 1720—1730-е годы в промышленных центрах Российской империи было около 16 тысяч ремесленников-профессионалов. До зарождения новых, рыночных отношений оставалось почти полвека.

Одновременно развивалось и поощрялось властями создание купеческих «кумпанств», расширялись внешнеторговые связи. Крупным центром торговли наряду с Москвой, Астраханью, Великим Новгородом стал Петербург, эффективно и прибыльно действовали ярмарки на Волге, под Курском, на Урале, в Сибири, на Брянщине, на Украине, при этом все они приобретали общероссийское значение. Россия теперь занимала важное место и на мировом торговом рынке.

Мы познакомим наших читателей с развитием торговых и промышленных дел в Петербурге. Их описывают и оценивают любознательные иноземцы, побывавшие в столице России в далеком XVIII веке.

КАРЛ РЕЙНХОЛЬД БЕРК

Берк (швед по национальности) находился в Петербурге в период 1735—1736 годов. Тогда же он и составил интереснейший рукописный доклад под названием «Описание Петербурга». И сегодня эти свидетельства о состоянии столицы империи – ценнейший исторический источник по исследованию торгово-промышленного развития России.

Берг-коллегия (орган по руководству горнорудной промышленностью в России; учрежден в 1719-м по инициативе Петра I), по наблюдениям автора, – одно из эффективных министерств в русской столице. Он также высоко оценил развитие горных предприятий Акинфия Демидова и братьев Строгановых (речь идет о той роли в экспорте железа, которую сыграли их заводы в XVIII веке). Высока роль Олонецких заводов (ныне район г. Петрозаводска), где выковывали все питерские якоря, болты и прочие корабельные снасти высшего качества. В 25 километрах от Петербурга работал Систербекский (Сестрорецкий) завод. Там для мушкетных стволов, шпажных клинков, топоров и лопат, проволочного производства были свои особые кузницы со сверлильными и шлифовальными мастерскими. Как пишет Берк, каждое рабочее место оборудовано и подготовлено: курки, пружины, винты, разные детали нарисованы на жестяных листах над станком, за которым стоит работник. Хотя продаваемая заводом продукция была дорога, высокое качество изделий отмечалось всеми гостями, среди которых находился и Берк.

Шведский гость высказывает недовольство таможенными сборами (пошлинами): Петербургская таможня требует для оплаты рубля 2 голландских рейхсталера, или 2 руб. 25 копеек в русской монете! Причем голландскую валюту принимают не на счет, а на вес! А русские досмотрщики берут взятки за молчание. Купец, если у него нет денег для уплаты таможенного сбора, может спрятать вино в подвалах, только опечатав каждый бочонок. А проверяющий на русской таможне (при оценке товара) может записать это вино как очень скверное (тогда за это вино пришлось бы платить больше).

Рассказывая о развитии русской финансовой системы, автор приводит интересные замечания: «...первые голландские купцы получали за свой товар мехами (чеканной монеты еше не было). Лисья шкурка с штемпелем на ней в виде орла шла за один рубль, а также штемпелеванная беличья – всего за копейку. Рассказывают, что за половину уха некоего зверя платили четверть копейки. Например, название «полушка» объясняется как «половина уха», однако, по мнению некоторых европейских гостей (горный советник из Германии и др.), они называют медные монеты «полл» – это пережиток татарского господства на Руси. А «деньга» – это буквально «монета, денежка».

Вполне откровенно и реалистически Берк пишет о банкротах. Их, оказывается, наказывают в Петербурге не так строго, как в европейских странах! Они – важные участники судебных дел, осложняют работу русской

Коммерц-коллегии (ее ведению подлежат дела должников). Но бывает и так: должник без особого труда подкупает членов коллегии утаенными от казны деньгами. Обанкротившийся коммерсант обычно получает покровительство чиновников (они говорят, что казна должна получить по штрафным санкциям – ее имущество не сгорает и не тонет!). В те времена надежной гарантией были слова должника, когда он скреплял письменно долговое обязательство так: «Если же я не выполню вышеизложенного, пусть на меня падет бесчестье». А простосердечные россияне (так пишет Берк), чтобы придать себе больший вес, приговаривали: «И пусть на меня смотрят как на кабатчика, игрока и любителя табака!» Для кредитора это было весомой гарантией – вот и думайте потом, будто русские люди никогда не имели понятия о честности, о чести.

Берк, очевидно, не испытывал особого доверия к английским коммерсантам: «Английские купцы более всех прочих иностранцев наживаются на России. Они среди равных благоприятных условий недавнего Трактата о коммерции (от 1734 года) выбили себе свободу от постоя – тяжелого бремени для всех иностранных торговцев в российской столице. Английские купцы объединены в Общество, которое имеет своих старейшин и ежегодно избирает себе главу. Английские дипломаты в Петербурге “пекутся” об их поддержке так же, как и о политическом влиянии Лондона – в России в целом...»

Заглянул Берк и в петербургские амбары (то есть кладовые). Увидел он там много интересного (систематизированные заметки автора даны в современной редакции):

Лен. Произрастает в Приволжском районе и около Пскова. Лен в России делится по сортам – чистый, получистый и простой. Лен в Петербурге складируют кипами.

Пенька, то есть волокна стеблей конопли.

Для справок: волокна конопли отличаются особой прочностью и стойкостью к соленой воде, в результате чего нашли применение в морском деле. Канаты и веревки из пеньки используются и сейчас, так как практически не изнашиваются от контакта с морской солью. Используется пенька и в производстве ткани, в основном грубой мешковины, тросов и веревок, сальников (наполнитель) и одежды.

В XVIII веке наилучшей считалась украинская пенька. Ее сортировка (на чистаю, получистую и паклю) производится купцом на складе. Если в 2—3 тюках обнаружится обман, перемешенная пенька, внутри камни и прочее, то покупатель может требовать вскрытия всей партии, и тогда продавец платит за упаковку.

Браковщики пеньки и льна подчиняются трем инспекторам – двум русским и одному немцу. Если вдруг заграничный потребитель обратится с нотариально заверенной жалобой на несоответствие стандартам, то торговая компания (Общество) возмещает ущерб.

Холщовые ткани – дешевого изготовления в наличии (производятся в Москве), особенно хороши более широкие ткани русского производства с применением новых способов беления скатертей и др. товара. Ежегодно этот товар выпускается на огромную сумму 200 тысяч руб. (госбюджет страны на 1734 г. составил 8 млн руб.), и англичане страдают от конкуренции с ним! Русские теперь предоставляют кредит, а прежде они продавали ткань только за наличные с немедленной оплатой.

Парусина. Изготовление парусины (тяжелая плотная конопляная, льняная или полульняная ткань из толстой пряжи) у русских поставлено превосходно! Русские успешно вывозят ее в Европу, однако англичане повысили для русского экспорта парусины таможенные сборы.

Канаты. Пользуются большим спросом канаты, произведенные именно в Петербурге. Их вывозят в Алжир, порты Марокко и другие варварские (отсталые) районы. А несмоленые канаты (в них лучше определить качество пеньки) вывозят в Португалию.

Ревень (уже в те годы из этого полезного растения готовили варенье, мармелады, компот, кисель, а также соусы, начинку для сладких пирогов) – вот оригинальный товар русского царства. Теперь голландская торговая компания вывозит ревень в Амстердам, отчего русские имеют хорошую прибыль. Перед вывозом ревень проверяется специалистом-аптекарем, чтобы покупателям не пришлось жаловаться.

Комментарий: Карл Рейнхольд Берк (1706—1777) – один из иностранцев, прибывших в Россию при Анне Иоанновне (правила с 1730 по 1740 год) со специальной дипломатической миссией. Оставил после себя многочисленные рукописные отчеты о своих поездках в Россию, во Францию и др. страны. Этот исследователь и коллекционер обладал широким для своего времени кругом интересов: история костюма, история мореплавания, исторические очерки о кулинарном искусстве. Главный труд его жизни – полный каталог шведских монет и медалей был издан в Швеции в конце XVIII века.

Поташ – это монополия государства, и продажа его отдана Коммерц-коллегии в комиссию. Бочка поташа весит 26 пудов (это карбонат калия, использовался как соль в древности; пуд = 16,38 кг) – он вывозится главным образом в Англию, для стеклянного производства. Для браковки поташа один раз в год приезжает эксперт из Риги (Россия), а там торговля эта является свободной.

Юфть – кожа комбинированного (хромсинтанного или другого) дубления, выработанная из шкур крупного рогатого скота, конских и свиных поголовий. Наилучшие юфти прибывают из Ярославля, и они делятся на три сорта, то есть на цельные или большие (без пятен и следов ножа), менее цельные кожи (2-й сорт) и оборыши (3-й сорт), кожа пятнистая и рваная. Маленькие и малопригодные кожи не вывозятся из России, а их русские торговцы называют розвалами. При покупке в амбарах партии кожи платят как минимум с пуда, однако при сортировке должно быть преобладание кож лучших сортов, иначе покупка эта не будет признана удачной. Иногда русские поставщики заново договариваются с потребителями кож. Иностранцы, которые мыслят практически, сговариваются, чтобы другие негоцианты не вступали в сделки с нерадивыми продавцами. И такие вот нерадивые горе-предприниматели вынуждены сбавлять цены прежним покупателям. Иначе не продать кожи. Браковщики юфти – люди услужливые и знающие толк в этом товаре.

Торговлю смолой ведет в Архангельске русский барон с миллионным состоянием. Это Шафиров Петр Павлович (1669—1739), русский государственный деятель, известный дипломат петровского времени. Он, сбивая закупочные цены, подчинил себе постепенно малые смолокурни (а тем производителям, кто перечил ему, устраивал разные «каверзы»). И в правление Анны значительные партии смолы уходят по договорам к купцам. .

Тюлений промысел (он считался в европейских странах очень прибыльным). На Белом море и в Ледовитом океане государство Российское передало дело тому же Шафирову. А он, будучи в Петербурге, зарабатывал немалые деньги на продаже тюленьего жира и шкур. Этот воротила держит при себе трех мореходов, знающих путь к острову Гренландия. Они ежегодно отплывают туда, где «варятся» продукты из тюленьего сырья. Барон Шафиров так выгодно построил бизнес, что оплачивает все расходы по транспортировке товара. При этом почти все доходы получает Петербург.

Рыбный клей, бывший ранее монопольным товаром, при царице Анне пущен в свободный оборот (клей продавался пачками, заключающими в себе от 10 до 15 «клеин» или листов белужьего клея, 25 осетрового и севрюжьего и от 50 до 100 листов стерляжьего клея. Пачки эти укладывают по 80 штук в рогожи и в таком виде пускают в торговлю. Прежде клей продавали так называемыми скобками, сделанными из ремней, на которые разрезали «клеины» и, сильно сдавив в мокром виде, придавали ему желаемую форму цилиндров, сердец, подков.

Соль из Петербурга русские вовсе не вывозят, однако в России давно уже наблюдается ее избыток. Имеются соляные источники в Пермском крае, еще соляные озера в Сибири. Вся привозная русская соль в столице (соледобыча – монополия государства) передается с разрешением продажи некоторым «благонадежным» горожанам (их прибыль в городах всего четыре процента). И хотя государство получает от 25 до 40 копеек налога за пуд соли, который доставляет дом Строгановых, само это семейство получает с солеварниц значительные суммы. Так, например, богатейший дворянин Григорий Дмитриевич Строганов (1656—1715) не раз делал русским коронованным особам подарки стоимостью в 100 тысяч рублей, а его жена однажды подарила бывшим шведским пленным 700 шуб.

Свежей икрой могут свободно торговать все купцы, однако паюсной икрой – только государство Российское, и только с торгов (черная паюсная икра готовится из осетровых, белуги, севрюги). Паюсная – это прессованная соленая икра, в отличие от зернистой. Паюсная икра, посоленная в паюсах, то есть непротертая, отжатая под гнетом и развозимая в кругах, сортом выше. Наилучшей паюсной икрой была и остается икра севрюги. Объем всей вывозимой икры из России – от двух до трех тысяч пудов в год (примерно от 32 до 50 тыс. кг!). Русские купцы имеют огромную прибыль за нее – в портах Средиземноморья, где проживают католики, там ведь русская икра успешно реализуется во время христианского поста. К тому же такая русская икра жирнее икры из других стран.

Торговля табаком. Этот в давние времена редкий и диковинный для русского человека продукт считается сегодня у православных ненавистным зельем. Все те, кто употреблял табак, делали это в Петербурге тайно, боясь праведного гнева «толпы». Само это выражение «любитель табака» в России было весьма бранным. Русским жителям показалось чудом, что царь Петр I во время еще первого заграничного путешествия заключил с английскими купцами контракт о беспошлинном ввозе табака в страну. Жители русской столицы (в основном простонародье) и по сию пору покупают табак меньше, чем в европейских странах. Однако местные монахи иногда даже носят при себе табакерки. Например, из Москвы, где находился склад украинских поставщиков табака, табак успешно вывозили и продавали в отдаленные области. Известно, что шведские пленные, оставшиеся после войны 1700—1721 годов на поселение в Сибири, успешно участвовали в «табачных» сделках. Ныне в России торговля табаком разрешена официально, и только иностранцы (закупают табачное сырье, как правило, в Петербурге) обложены высокими пошлинами. А последствием того стала ныне контрабанда «на табаке».