Текст книги "Наследие чародея (Изавальта - 1)"

Автор книги: Сара Зеттел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 33 страниц)

"Ну вот, сказала – и сразу полегчало на душе".

– Он сумасшедший?! – Вода так и брызнула с рук экономки, когда она схватилась за крестик на груди.

Реакция пожилой женщины была такой знакомой, что Бриджит успокоилась окончательно.

– Возможно, это просто временное помрачение рассудка от того, что он ударился головой. Точнее скажет доктор Ханнум.

Она взяла миссис Хансен за руку:

– Я поеду за доктором и заодно подыщу для этого человека более подходящее место, – она ободряюще улыбнулась, и миссис Хансен с неохотой, но все же выпустила крест из распаренных рук. – Он еще очень слаб и, скорее всего, будет спать весь день. Не надо нервничать, лучше скажите Сэмюэлю, чтобы он отнес ему кашу. Бояться вам нечего.

– Ну, если вы уверены... – Миссис Хансен с сомнением взглянула на Бриджит.

– Уверена, – твердо ответили та. – Если бы моему дому угрожала опасность, я бы об этом знала.

– Все-таки надо быть настороже, Бриджит Ледерли, – сурово сказала экономка. – Не нравится мне этот тип.

Бриджит сжала мокрую ладонь миссис Хансен:

– Не беспокойтесь. Я постараюсь вернуться поскорее. Осенний день короток, и ей нельзя задерживаться на материке до темноты.

Приободрившись, миссис Хансен кивнула:

– Я послежу за ним, пока вы не вернетесь.

Бриджит задержалась у дверей, чтобы надеть шляпу и шаль. Почту, которую нужно было отправить, в том числе квартальный отчет в Управление маяков, она вместе со списком покупок сунула в карман передника и вышла навстречу утру. Вздохнула и по скрипучим ступеням направилась к причалу.

Стоя у окна спальни, Калами наблюдал, как лодка Бриджит отчалила от берега. Видно, она сочла его слишком измученным и слабым, чтобы представлять опасность для ее домочадцев. Ясно также и то, что она сочла его безумным. А еще она думает, что видит его впервые...

По правде говоря, он действительно очень устал. Пресноводное море, лежавшее у дверей Бриджит Ледерли, разъярившись, едва его не погубило. За последние восемь лет он и забыл, что озеро такое широкое. К тому же предыдущие два раза он переплывал его в тихую погоду. Да, этот мир суров и могуч. Калами покачал головой: вот бы провести здесь год или даже больше и хорошенько разведать эти земли. "Когда-нибудь, но не теперь, – подумал он, возвращаясь на жесткую кровать. – Сейчас у меня другие задачи".

Сочтя его сумасшедшим, Бриджит, скорее всего, отправилась за лекарем. И есть опасность, что его увезут из ее дома прежде, чем она его выслушает. Кто же станет держать у себя душевнобольного?..

Калами сел на кровати. Необходимо поговорить с Бриджит. Он обязан заставить ее все понять и всему поверить.

Послышался робкий стук в дверь. Калами откинулся на подушки и прикрыл одеялом обнаженное тело.

– Войдите.

Дверь отворилась, и в комнату вошел упитанный парень с подносом, на котором стояла дымящаяся тарелка. Пока он с преувеличенной осторожностью подбирался к кровати, Калами почувствовал густой запах овсяной каши с медом и улыбнулся.

Во время своего первого посещения Калами нужно было понять лишь Бриджит, а не тот мир, в котором она жила. Во второй раз ему требовались только темнота и крепко спящий дом. Поэтому его представления об этом мире были в лучшем случае поверхностными. Если ему придется убеждать доктора в здравости своего рассудка, к этому нужно подготовиться.

– Спасибо, – сказал он, когда парень неуклюже протянул ему завтрак. "Ну а теперь, мой мальчик, посмотрим, что у тебя имеется и чем ты мне поможешь".

– Пожалуйста, – произнес тот, пятясь назад. Широко распахнув голубые глаза, он опасливо разглядывал Калами.

"Что ж ты так уставился? Ни разу сумасшедшего не видел?" Калами отодвинул поднос в сторону:

– Не могли бы вы подать мне воды?

Парень, должно быть, привык делать то, что ему приказывали. Не раздумывая, он наполнил кружку водой и протянул ее Калами. Пока он стоял спиной к кровати, тот достал из мешочка шнурок для чтения мыслей, и теперь петля туго затянулась на запястье юноши. Похолодев от ужаса, тот промычал нечто невразумительное и попытался вырваться, но лишь пролил воду из кружки на пол. Заклятье держало крепко.

– Ш-ш-ш... – кончиками пальцев Калами коснулся его губ, и парень окаменел. Затем осторожно вынул чашку из рук парализованного и поставил ее на столик. – Не надо бояться, ты же хороший мальчик... Мне только нужно немного твоих воспоминаний, вот и все.

Здесь требовался совсем другой подход. Если от Бриджит Калами нужно было простое понимание, то сейчас необходимо нечто более глубокое.

– Ты меня помнишь, я нормальный человек, хороший человек. Ты видел меня и раньше, наверное, возле лодок. Дай-ка я взгляну... Сэмюэль. – Калами усмехнулся, узнав имя парня из мысленного потока, перетекающего в его мозг через шнурок.

Сознание Сэмюэля повиновалось. Калами расслабился и стал ждать, пока все воспоминания юноши перейдут к нему. Теперь у Сэмюэля не будет воспоминаний. Но они и раньше не приносили ему особой пользы. К тому же он так простодушен, что вряд ли кто-нибудь заметит произошедшую перемену.

Получив то, что нужно, Калами освободил запястье Сэмюэля и взял чашку.

– Спасибо, Сэм. Теперь можешь идти.

Тот пошатнулся и тупо уставился на свою руку, словно пытаясь припомнить что-то важное.

– Можешь идти, – строго повторил Калами. – Ты сказал, что хозяйка попросила тебя вытащить на берег мою лодку. Так вот, особенно позаботься о парусах и куске веревки, перевязанном красной лентой. Это важнее всего. Ты понял?

– Да, сэр. – Все еще глядя на свое запястье, Сэм повернулся и двинулся к двери. По мере того как он удалялся от Калами, плечи его расправлялись, и из комнаты он вышел уже так, как будто ничего и не произошло.

Калами улыбнулся, взял ложку и принялся за густую горячую кашу. Вот теперь можно ждать, отдыхать и собираться с силами. Теперь у него есть все, что нужно. По крайней мере до тех пор, пока не вернется Бриджит.

Глава 2

Бейфилд был большим, грязным и шумным городом. Над обрывистым берегом высились каменные дома зажиточных горожан, бдительно наблюдающие за раскинувшейся внизу громадой порта. Покрытые сажей пароходы и старые рыбацкие шлюпки стояли в пропахших рыбой, нефтью, опилками и дегтем доках. Даже свежий ветер с озера не в силах был развеять этот смрад. Воздух был наполнен грохотом, криками, руганью мальчишек и взрослых рабочих, грузивших на отплывающие пароходы лес, щебень и рыбу и разгружавших суда с привезенными товарами.

Бриджит привыкла к тишине и покою на своем острове, и ей было не по себе от этого шума и суеты. Она почти физически ощущала, как все это давит на нее, прижимая к земле. Стиснув зубы, она прошла по пыльному дощатому настилу между бондарной мастерской и депо к Вашингтон-авеню, чтобы слиться там с потоком пешеходов и повозок. Небо слегка прояснилось, выглянуло солнце, и Бриджит с радостью ощутила тепло его лучей. Вокруг сновали толпы рабочих и служащих. Они проходили мимо, не узнавая ее, не обращая на нее никакого внимания. Ей нравилось это ощущение анонимности, оно придавало уверенности в себе. Но Бриджит помнила, что сегодня ей придется пойти туда, где ее хорошо знают, и выдержать все, что с этим связано... Ничего не поделаешь, дело срочное и откладывать его нельзя.

В Бейфилде было два кладбища. Оба находились на вершине пологого холма и отделялись друг от друга посыпанной гравием дорожкой. Бриджит никогда не заходила на ту половину кладбища, что была предназначена для католических покойников, зато хорошо знала другую его часть. Ступая по жухлой траве, прибитой первыми морозами, она прошла мимо скромных гранитных надгробий и причудливых мраморных памятников в дальний конец кладбища, за которым начинался лес. Сюда почти не доносились городские и портовые звуки.

У самой ограды из земли выступали корни старого дуба, а рядом лежали две простые серые плиты. Под одной из них была похоронена мама. Надпись на камне гласила: "Ингрид Лофтфилд Ледерли, любимая жена и мать. 12 марта 1848 – 15 октября 1872". Вторая могила была папина. "Эверет Ледерли, любимый муж и отец. 19 июля 1845 – 27 февраля 1892". Бриджит прошла мимо, коснувшись холодного камня в знак тихой скорби, и направилась к третьей плите, меньшей по размеру. На белом мраморе были высечены слова: "Анна Ледерли Кьости. 2 августа 1891 – 28 августа 1891. Любимая дочь".

Несколько бурых дубовых листьев упало на могилу. Бриджит присела на корточки и смахнула их на землю.

– Доброе утро, милая, – прошептала она каменной плите, под которой покоился прах ее дочери. – Прости, что ничего не принесла тебе сегодня. Опять наступила осень, и все цветочки уснули. Мне нужно зайти в церковь по одному делу, но сперва я решила поздороваться с тобой.

Бриджит коснулась губами холодного мрамора. На глаза навернулись слезы. Восемь лет... Они промчались незаметно, но мысль о смерти Анны, как и прежде, отдавалась болью в сердце.

– Мамочка любит тебя, – прошептала Бриджит. – Я скоро приду к тебе опять.

Она постояла у могилы еще чуть-чуть, вытирая ладонью слезы, а когда они высохли, побрела обратно мимо других, более солидных и дорогих памятников. Белый камень хранил под собой столько горя, что когда-нибудь, думала Бриджит, оно утянет за собой и ее.

Рождение Анны было последствием одной-единственной ночи. Бриджит тогда было девятнадцать. Она все еще ясно помнила то, что было тогда – эту ночь, и эту страсть, что соединила ее и Азу в темноте у озера. Встретив ее, Аза не произнес ни слова и так же безмолвно ушел. Она думала, он вернется. Верила, что он любит ее. До той безумной ночи он говорил, что любит, и она верила. Потом, когда он не вернулся, она решила, что ее утешением будет Анна, но та умерла, не прожив и месяца. Бриджит видела беспощадные глаза женщин, заполонивших галерку зала суда во время дознания. Все они жаждали увидеть, как "эта девка Ледерли" будет признана виновной в убийстве своего внебрачного младенца. Она помнила, как по душному помещению разносился шепоток, на разные лады повторяющий старые и новые сплетни: что ее ясновидение – от нечистого, что Эверет Ледерли не отец ей, что ее мать в молодости исчезла и, вернувшись только через год, уже наверняка беременной, долго еще вздыхала по какому-то сбежавшему любовнику.

Все эти россказни Бриджит слышала тысячи раз, с тех пор как стала достаточно взрослой, чтобы их понимать. Они были вечным фоном ее существования, подобно тому как озеро вечно окружало ее дом на острове.

Погрузившись в эти невеселые мысли, Бриджит ничего не замечала вокруг, как вдруг услышала чье-то осторожное покашливание. Она вздрогнула и машинально взглянула туда, откуда донесся звук. На тропинке, прямо перед ней, стояла женщина. Ее напудренное лицо было пухлым и бледным, линялые светлые волосы топорщились от неумелой завивки. В ушах у женщины побрякивали серьги с нанизанными монетками, на веснушчатой груди красовалось такое же ожерелье. Еще больше золота, по всей вероятности поддельного, сверкало у нее на руках. Несколько дырочек на черной кружевной шали с бахромой, точно так же как и прорехи на кремово-зеленой юбке, были старательно заштопаны.

– Тетя Грэйс, – сказала Бриджит так спокойно, как только сумела, зачем вы сюда пожаловали?

"Уж конечно, не для того, чтобы посетить могилу своей сестры?" Бриджит едва удержалась от того, чтобы сказать это вслух. Грэйс Лофтфилд вдруг изменилась в лице, словно услышала эту невысказанную мысль, но тут же гордо расправила плечи, демонстрируя, что она слишком великодушна, чтобы обижаться.

– Мне нужно с тобой поговорить, – заявила она. Бриджит вздохнула:

– Так говорите же. – Она скрестила руки на груди и принялась раздраженно постукивать носком ботинка по гравию, но тут же, спохватившись, перестала. Даже если тетя и заметила ее нетерпение, то виду не подала, только огляделась по сторонам. Неизвестно, что именно она там увидела, но что-то ее встревожило.

– Не здесь. Пойдем ко мне.

Бриджит начала злиться. "У меня нет ни малейшего желания потакать вашим капризам, милая тетушка".

– У меня есть дела поважнее. К тому же я должна вернуться домой до темноты. – Бриджит решительно обошла тетку. – Если вы действительно хотите мне что-то сказать, можете идти со мной.

Грэйс окаменела от такой дерзости, и у Бриджит возникла надежда, что тетя оставит ее в покое. Однако вскоре у нее за спиной послышались хруст гравия, шелест юбок и звон украшений. Бриджит продолжала смотреть прямо перед собой, а поля шляпки защищали ее лицо от настойчивых взглядов тети.

Наконец терпение Грэйс лопнуло, и она воскликнула:

– Бриджит! Я хочу тебе помочь!

– Помочь?! – Бриджит резко остановилась и взглянула на свою тетку глазами, полными изумления. – Никогда, ни разу в жизни вы не предлагали мне свою помощь! С какой стати это понадобилось вам теперь?

Тетя Грэйс расправила плечи и с наигранной гордостью вздернула круглый подбородок, видимо, решив еще раз проявить чудеса благородства и оставить без внимания новое оскорбление.

– Тебе угрожает опасность, – объявила она, – я ВИДЕЛА это.

Бриджит пристально, не понимая, посмотрела на тетю, и тут до нее дошло. Она невесело рассмеялась:

– Вы видели? О, тетя, я вас умоляю!

Грэйс покинула Песчаный остров и переехала в Бейфилд в ранней молодости. Вскоре после этого она объявила себя медиумом и гадалкой. Те самые дамы, что брезгливо отворачивались при встрече с Бриджит, сидели, трепеща и затаив дыхание, в полутемной гостиной Грэйс Лофтфилд, пока та сверлила глазами голубой стеклянный шар и сообщала им о том, что "видит".

В шестнадцать лет Бриджит, нарушив запрет отца, пробралась на один из сеансов тети Грэйс. Она надеялась, что если тетя и вправду окажется ясновидящей, то в ее лице она обретет союзника. Ведь она понимает, каково это, когда реальность ускользает и на смену ей приходят видения. Может, тетя Грэйс даже возьмет ее к себе, в город, где так много людей, не то что на маяке. А может, она расскажет Бриджит о маме... Бриджит сидела в полутемной гостиной, опустив поля шляпки, которую ни разу до этого не надевала, так низко, чтобы другие посетительницы не разглядели ее лица, и нервно теребила передник. Из-за кружевной занавески в комнату впорхнула Грэйс и, останавливаясь перед каждой из женщин, обошла гостиную по кругу.

– Сегодня вы получите ответ на ваш вопрос, – сказала она первой даме.

Обращаясь к другой, она лишь покачала головой:

– Сожалею, но известия, которых вы так ждете, принесут весьма печальные перемены.

Наконец она поравнялась с Бриджит, та подняла голову, и взгляды их встретились. Бриджит поняла, что тетя ее узнала. Но Грэйс произнесла:

– Сожалею, но для вас у меня ничего нет, – и двинулась дальше.

Спиритический сеанс продолжался, где-то грохотали невидимые барабаны, беспокойно трясся и двигался столик, Грэйс закатывала глаза, что-то бормотала и завывала потусторонними голосами... Все это время Бриджит сидела ни жива ни мертва, а когда тетушка уронила голову на руки, изображая изнеможение, Бриджит поднялась и ушла.

Грэйс была мошенницей. Даже хуже, ведь и мошенникам вовсе необязательно плевать на своих родных.

– Знаю, ты думаешь, будто ты – единственная, кто наделен даром ясновидения, – сказала Грэйс, – но хочу напомнить, что ты не первая в нашей семье, кто...

Это уж чересчур!

– Прошу вас, тетя Грэйс, – Бриджит подняла руку, не желая больше слушать, – вы можете продавать свой товар городским кумушкам, но не надейтесь, что его буду покупать я. Я видела, как вы работаете, и, признаюсь, невысокого мнения о ваших талантах.

Под подбородком Грэйс заколыхались складки кожи и жира.

– Я не обязана отчитываться перед тобой, девчонка, – огрызнулась она.

– Разумеется. Собственно, вы вообще не обязаны со мной разговаривать, Бриджит подобрала подол юбки и решительно зашагала дальше, глядя прямо перед собой.

Позади послышалось пыхтенье и голос тети:

– Тот человек, что находится на маяке. Он собирается забрать тебя с собой.

Бриджит остановилась как вкопанная. Какое-то время она не слышала ничего, кроме собственного дыхания и шума ветра в ветвях деревьев. "Не поддавайся. Не давай ей запугать себя". Она обернулась:

– Откуда вы можете знать, что происходит на маяке?

Грэйс тем временем приближалась – медленно, шаг за шагом, будто кошка, готовая наброситься на свою жертву.

– Держись от него подальше, – злобно прошипела Грэйс, и Бриджит не могла не заметить, как побледнело ее лицо. – Он увезет тебя так же, как...

"А вот это вы зря, тетя. Это уж чересчур".

– Так же, как что?

Но та уже и сама поняла, что сболтнула лишнее. Глубоко вздохнув, она вернулась к своему обычному жеманству:

– Как мешок сахара, – сказала она, растягивая губы в улыбке, – увезет тебя в своей маленькой красной лодке.

Это было невыносимо. Тетя Грэйс просто обманщица! Но если так, то откуда она знает о необычной окраске лодки? Конечно, от Песчаного острова до Бейфилда слухи доходят быстро, но ведь кроме нее самой, миссис Хансен и Сэмюэля незнакомца еще никто не видел...

На лице тети Грэйс отразилась тревога, и на этот раз, похоже, искренняя.

– Я просто не хочу, чтобы ты попала в беду, – кротко сказала она.

Только теперь Бриджит заметила, что запуталась пальцами в концах шали и машинально туго скручивает ткань, словно пытаясь ее разорвать.

– Но почему вы решили помочь мне именно теперь? – спросила она и смутилась, услышав свой хриплый, дрожащий голос. – Я попадала в беду много раз, однако раньше вас это не волновало.

Грэйс не стала изображать раскаяние.

– Я зарабатываю на жизнь, играя на женских слабостях, – ответила она. Конечно, мои клиентки ожидают от меня некоторой эксцентричности, но есть вещи, которых они бы мне не простили.

И в этот миг волшебство исчезло. Ветер донес до кладбища отголоски городского шума, и Бриджит с ненавистной четкостью снова осознала свое место среди людей.

– Ну да, например, если бы вас увидели в обществе ублюдка и убийцы в одном лице? – усмехнулась она.

На этот раз Грэйс отвела взгляд, сердито стрельнула глазами куда-то в сторону и скрестила руки на затянутой в корсет груди.

– Я никогда не говорила о тебе ничего подобного, Бриджит.

– Но вы никогда этого и не отрицали, разве не так?

Грэйс не появилась в доме на острове, когда Бриджит лежала в горячке после родов. Она не появилась и в зале суда, когда Бриджит обвинялась в убийстве собственного ребенка.

– Мы все пытаемся прожить свою жизнь как можно лучше, Бриджит, сказала Грэйс, как будто это было достаточное оправдание для стольких лет предательского молчания. – Возможно, я и совершила ошибку, что тянула так долго... Но теперь-то я здесь! – Она картинно раскинула для объятия свои полные, унизанные кольцами руки.

Бриджит едва удержалась, чтобы не фыркнуть, и отступила.

Грейс сделала шажок к ней:

– Теперь я раскаиваюсь и готова на все, что в моих силах. Говорю тебе: ты в большой опасности из-за этого человека.

– И что же мне теперь делать? – спросила Бриджит скептически, выпутывая пальцы из шали. – Об этом ваши видения сообщили?

Грэйс немного помедлила. Только секунду, но Бриджит не могла ошибиться: тетя на что-то решилась.

– Увези его подальше, – сказала она, – и живи, как жила раньше.

– Как жила раньше... – эхом отозвалась Бриджит и притворно вздохнула. Хорошо, тетя. – Она поправила шаль и взглянула вверх, чтобы проверить, как высоко над деревьями поднялось солнце. – Благодарю за совет. А теперь, если не возражаете, мне все-таки пора идти.

Но тетя Грэйс решила оставить последнее слово за собой:

– Если бы твоя мать была жива, она сказала бы тебе то же самое.

Это была последняя капля. Бриджит не выдержала.

– Да как вы смеете! – сказала она ровным тихим голосом, чеканя слова. Отец говорил, вы даже не пришли на ее похороны! Прощайте, тетя Грэйс.

На этот раз тетка не пыталась ее остановить. Сердце Бриджит готово было разорваться от ярости, обиды и невысказанных слов. И все же, несмотря на гнев, она понимала, что тетя Грэйс действительно что-то знает и рассказала далеко не все. Однако возвращаться было уже поздно. Бриджит оставалось только идти и идти вперед, спускаясь вниз по холму обратно в город.

Будучи крупным и быстро развивающимся городом, для отправления религиозных нужд Бейфилд предоставлял своим разношерстным обитателям выбор из шести церквей. Целью Бриджит была Епископальная церковь Христа на Третьей улице, похожая на изящный пряничный домик. Дом священника, стоявший по соседству, был таким же беленьким и аккуратным. Цветочные клумбы перед домом заботливо вскопаны, газончик очищен от опавших листьев.

Бриджит поднялась на каменное крыльцо и позвонила в колокольчик, который был когда-то преподнесен жителями города в дар первому священнику этой церкви, отцу нынешнего мистера Симмонса. Бриджит не повезло: дверь открыла миссис Симмонс, супруга священника. Она узнала Бриджит сразу, но продолжала молча стоять в дверях, разглядывая ее с головы до ног и стараясь не упустить из виду ни одной детали – ни состояния ее платья, ни шляпки, из-под которой выбилось несколько прядей, ни заштопанной шали, ни потрепанных, заляпанных грязью башмаков.

– Доброе утро, миссис Симмонс, – сказала Бриджит, пытаясь не обращать внимания на выражение явной неприязни на лице женщины. – Мистер Симмонс дома?

– Нет, его нет, – ответила миссис Симмонс таким тоном, словно была удивлена, как Бриджит вообще осмелилась задать этот вопрос. – Мистер Симмонс очень занятой человек и не имеет обыкновения сидеть дома целыми днями.

– Понятно, – спокойно отвечала Бриджит. – В таком случае не могли бы вы передать ему записку? На маяке произошло нечто...

– Думаю, все, что происходит на маяке, касается только вас и вашего начальства.

Бриджит закусила губу. Не стоило и начинать этот разговор. Миссис Симмонс ни за что не пустит ее на порог, ведь одно ее присутствие может осквернить святость дома честного христианина. В душе Бриджит с новой силой вспыхнула ярость, которая еще не вполне улеглась после стычки с тетей Грэйс. Но печальный опыт подсказывал: если дать выход своим чувствам, будет только хуже, а у сплетников появится новый повод для злословия.

– Простите, что побеспокоила, миссис Симмонс. Всего хорошего.

– Всего хорошего.

У миссис Симмонс все же хватило такта не захлопнуть дверь у Бриджит перед носом и подождать, пока та отвернется. Щеки Бриджит пылали от обиды и растерянности, когда она спускалась по ступенькам. Она прошла уже полквартала, когда ее окликнул чей-то приветливый голос.

– Доброе утро, мисс Ледерли!

По булыжной мостовой к ней направлялся сам преподобный Захария Симмонс с охапкой бумажных пакетов.

– Доброе утро, мистер Симмонс! Я только что заходила к вам домой, но, к сожалению, не застала.

– Что ж, я буду дома через минуту, – он улыбнулся и кивнул в сторону крыльца. – Попробуем еще раз?

– Большое спасибо, мистер Симмонс. – Бриджит пошла с ним рядом, подстраиваясь к его шагу.

Преподобный Симмонс был высокий степенный мужчина с вытянутым лицом и внушительным римским носом. В свое время ему не хватило амбициозности и лицемерия, чтобы сделать карьеру, и он остался, так сказать, прозябать в северном Висконсине. Миссис Симмонс так и не смогла ему этого простить.

Мистер Симмонс осведомился о здоровье Бриджит, миссис Хансен и Сэмюэля, а также о том, как они перенесли бурю, что бушевала накануне. Бриджит поблагодарила его за заботу и ответила, что все в порядке, опуская пока историю спасения незнакомца. Она собиралась рассказать об этом подробно, но только не на улице.

Мистер Симмонс поднялся на крыльцо и распахнул дверь, приглашая ее войти. Оказавшись в прихожей, Бриджит с удовлетворением наблюдала, как поджала губы миссис Симмонс, выйдя из гостиной навстречу мужу.

– Вот то, что вы просили купить, миссис Симмонс, – сказал священник, отдавая ей пакеты. – И принесите, пожалуйста, пару чашечек кофе в мой кабинет. Мисс Ледерли хочет проконсультироваться со мной по одному важному делу.

Внутренняя борьба так явственно отразилась на лице его супруги, что казалось, еще немного – и она лопнет от распирающих ее противоречий. Но ей удалось взять себя в руки.

– Я скажу Маргарет, – холодно произнесла миссис Симмонс и удалилась на кухню.

– Мисс Ледерли, прошу вас, – священник жестом предложил Бриджит следовать за ним.

Они прошли по узкому коридору, сделав вид, что этой милой супружеской перепалки не было и в помине.

Бриджит вовсе не хотела быть причиной раздора в семье священника. Если в глазах миссис Симмонс она, несомненно, была падшей женщиной, то ее супруг всегда относился к Бриджит с пониманием и искренне желал ей добра. Сразу после родов он несколько раз предлагал ей помочь куда-нибудь пристроить ребенка. Но тогда Бриджит была уверена, что отец девочки вернется, и не воспользовалась предложением священника. Тем не менее она была благодарна за его заботу. А когда малышка Анна умерла, преподобный Симмонс был единственным, кто согласился похоронить ее по христианскому обряду.

Кабинет священника представлял собой небольшую, заставленную шкафами с книгами комнату с двумя глубокими креслами и резным письменным столом, доставшимся священнику от отца. Мистер Симмонс раздвинул шторы, впустив в комнату неяркий солнечный свет, и устроился в одном из кресел.

– Прошу вас, мисс Ледерли, садитесь и рассказывайте, чем я могу вам помочь.

Бриджит повиновалась. Она подробно рассказала о спасении незнакомца, умолчав лишь о своих видениях: это была опасная тема в разговоре со священником. Она описала странную одежду незнакомца и его необычную лодку, а затем рассказала о его странном заявлении.

– Я собиралась попросить доктора Ханнума приехать, чтобы он определил, временное ли это помрачение рассудка или же полная его потеря. Но в любом случае не думаю, что это разумно и безопасно – оставлять душевнобольного в доме с двумя женщинами и юношей. Я надеялась, что вы поможете подыскать для этого человека более подходящее место.

Бриджит так откровенно говорила с мистером Симмонсом, потому что была уверена, что он не станет болтать лишнего. Священник деловито кивнул.

– Понятно. Но, боюсь, вы не застанете мистера Ханнума. Его срочно вызвали в поселок – кажется, на лесозаготовках произошел какой-то несчастный случай. Так что вернется он, самое раннее, к завтрашнему дню.

– Вот как... – Лицо Бриджит вытянулось. Она машинально начала разглаживать рукав платья. – Ну что ж, тогда я...

– Но знаете, мисс Ледерли, у меня появилась одна идея.

– Слушаю вас, святой отец.

– Позвольте мне поехать с вами на остров и поговорить с этим джентльменом. У меня есть кое-какие познания в медицине. – При этих словах он опустил взгляд с просто-таки девической стыдливостью. – Я смогу поставить хотя бы предварительный диагноз, а значит, определить для вашего гостя наиболее подходящее место.

Священник поднял голову и продолжал уже более уверенно:

– Если же он еще слишком слаб и не может двигаться, я мог бы переночевать на маяке, а утром мы бы решили, что и как. – Во взгляде мистера Симмонса Бриджит почудилась мольба.

Теперь настала ее очередь опустить глаза. Предложение было разумное, и сделано оно было из лучших побуждений. Но отношения мистера и миссис Симмонс были далеко не безоблачными, об этом знала даже Бриджит. И вот ему представляется прекрасный предлог для того, чтобы выбраться из дома и провести вечер в обществе более... приятной женщины. Не то чтобы у него на уме было что-то дурное. Нет, конечно. Совесть мистера Симмонса была безупречно отлаженным инструментом, так что у него даже и мыслей-то таких не могло возникнуть. Но все это могло дать повод для пересудов. Миссис Симмонс при желании способна очернить Бриджит так основательно и повсеместно, что к следующему приезду инспектора из Управления маяков положение ее может оказаться отчаянным. А ее сбережений не хватит даже на то, чтобы просто нормально существовать. Заработок ей необходим.

С другой стороны, на маяке находился сумасшедший, и ей совсем не улыбалась перспектива решать эту проблему самостоятельно. К тому же, вопреки воле Бриджит, предостережение тети Грэйс беспокойной занозой застряло где-то на краю сознания.

– Спасибо, мистер Симмонс, – наконец решилась она. – Я принимаю ваше предложение. Конечно, если миссис Симмонс не будет возражать.

Взгляд преподобного Симмонса как-то сразу потускнел, но потом вновь прояснился:

– Миссис Симмонс, разумеется, поймет, что тут ситуация исключительная.

"Слишком хорошо вы о ней думаете, сэр", – мелькнуло в голове у Бриджит, а священник тем временем продолжал:

– Я попрошу Йохана Людвига поехать с нами, если, конечно, отец его отпустит.

Йохан был старшим сыном Тода Людвига, кузнеца из Истбэя. Это был здоровый, жизнерадостный малый, который давно и терпеливо ухаживал за дочкой Вэйла Джонсона и не интересовался ничем, кроме нее и скобяных изделий. Однако привлекать его к этому делу было опасно. Тогда-то уж точно новость о незнакомце с маяка моментально распространится по всему городу: Йохан расскажет о нем своей матери, а она – всему свету.

"Что ж, – скрепя сердце подумала Бриджит, – все равно это неизбежно. Будет намного хуже, если священник поедет один".

– Спасибо, мистер Симмонс. Это отличная идея.

Священник просиял, и Бриджит заметила облегчение в его глазах.

– Так значит, решено. – Он поднялся. – Подождите меня здесь, а я пока объясню ситуацию миссис Симмонс и захвачу необходимые вещи.

Мистер Симмонс оставил ее одну. Бриджит была рада, что на этот раз ей не придется быть свидетельницей семейных сцен. Она наслаждалась отличным кофе, который принесла Маргарет, и разглядывала корешки книг. В основном здесь были книги по философии и теологии, но среди них попадались и романы Диккенса, Твена и других авторов в том же духе. Была еще книга о моральном воспитании детей и несколько медицинских трактатов. Она выбрала "Записки Пиквикского клуба" и погрузилась в чтение, стараясь не обращать внимания на пронзительный голос миссис Симмонс, который без труда проникал сквозь стены, так что иногда можно было даже разобрать отдельные слова. Особенно часто слышались гневные восклицания "эта женщина!" и "как ты мог!"

Однако немного погодя буря утихла. Бриджит допила свой кофе и продолжала перелистывать книгу до тех пор, пока мистер Симмонс не вернулся с раскрасневшимся лицом и с саквояжем в руках.

– Вы готовы, мисс Ледерли? – произнес он каким-то не своим голосом.

Бриджит мысленно прокляла себя за то, что затеяла все это, но смысла отступать теперь уже не было, и вслух она сказала:

– Да, конечно. Идемте.

На борту шумного и дымного буксира Френсиса Блачарда преподобный Симмонс расслабился и почувствовал себя как дома. Даже наверное, лучше. Бриджит знала, что он много времени провел е разъездах по островам Апостолов, помогая людям, независимо от того, были они его прихожанами или нет. Сейчас он стоял рядом с ней на носу буксира, с нескрываемым удовольствием глядя на стального цвета воду, на чаек, на каменистые острова, увенчанные зелеными шапками лесов, которые, правда, сильно поредели за последнее время благодаря стараниям лесозаготавливающих компаний.