Текст книги "Сокрушенный (ЛП)"

Автор книги: Сара Гримм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

Глава 20

24 мая

-Элисон? – Эмма открыла глаза, моргая, пока комната не стала четко видна. Свет был приглушен, и она могла видеть лишь очертания своей подруги, сидящей на кресле возле шкафа. – Как долго я была в отключке?

Она ненавидела терять время, но это никак не остановить. Не получалось оставаться бодрствующей, как бы сильно она ни старалась. Когда ее тело решало поспать, что случалось уже практически постоянно, она засыпала.

– Только час, – ответила Элисон. – Тебе что-нибудь принести? Может, попить?

Эмма помотала головой и положила пальцы на глаза.

– Где Джо? – Она надеялась, что спит.

Эл придвинулась поближе, пересекая комнату, чтобы сесть на краю кровати. – Последнее, что знаю, он был в гостиной, ругался с кем-то по имени Марвин.

– Гребанный придурок, – выругалась Эмма, затем спохватилась. Элисон не любила ругань и слово на f – было последним в ее лексиконе (гребанный – fucking – примеч. перев.). – Прости.

Губы Элисон медленно изогнулись в  улыбке.

– Не стоит, из того, что я слышала, он определенно гребаный придурок.

– Вау. Мы должны задокументировать это событие. Ты только что сказала «гребаный».

Она усмехнулась.

– Прекрати.

Эмма попыталась сесть, но тело не слушалось. Это одна из наиболее неприятных вещей: то, что тело больше не слушается команд, которые она посылает ему. Быть чертовски близко к беспомощности – намного хуже боли, которая никогда не отпускает.

Элисон засуетилась.

– Давай я...

– Нет. Я справлюсь. – Она может это сделать, проклятье. Как только расположилась, Эмма вздохнула. – Ты можешь подать мне дневник и телефон?

– Конечно. – Глаза Элисон были теплыми  и полными беспокойства, когда она вручала ей вещи. – Что-нибудь еще?

– Да. – Эмма сжала рукой ключ, висевший у нее на шее. – Помоги мне снять подвеску.

Вместо этого Эл громко сглотнула и отступила назад. Опасения заполнили ее взгляд.

Учитывая тревожный стремительный темп, с которым она угасала, у Элисон и Джо очень часто появлялись такие взгляды. Но не имеет значения, как много раз она видела его, взгляд причинял Эмме ужасные мучения. – Пожалуйста.

Она могла чувствовать, как дрожали руки Элисон, когда та расстёгивала замок. Как только кулон сняли, она положила его сверху на дневник к себе на колени.

– Эл..

Элисон отошла назад, мотая головой.

– Эл, посмотри на меня. – Эмма подождала, пока она послушает. – Найди Джо. Займи его чем-нибудь, хорошо? Мне нужно 15 минут побыть наедине с собой.

– Что ты собираешься делать?

Эмма положила руку на предплечье Элисон.

– 15 минут, потом ты вернешься одна. Мне нужно поговорить с тобой.

Было ясно, что Элисон не хотела, но согласилась и вышла из комнаты.

Эмма открыла дневник и вложила свою подвеску между страниц. Она еще мгновение посмотрела на ключ, вспоминая их с Джо разговор прошлой ночью.

Они были в ее постели, лежали лицом к лицу, Джо прикасался к ней. Теперь он касался ее все время – проводил пальцами по щекам, рукам. Поглаживал спину. Если он не прикасался к ней, он пел для нее. Мягко, словно действие приносило ему такой же комфорт, как и ей.

Прошлой ночью он был молчалив, просто смотрел на нее, когда рассеяно проводил костяшками пальцев по ее ключице…

– Не думаю, что ангел предлагал тебе ключ, – сказал он нежно.

– Нет?

– Думаю, он говорил, что ты и есть – ключ. Что у тебя есть что-то, что еще нужно сделать.

– И что это?

– Отпереть мое сердце, – прошептал он. – Ты делаешь меня лучше, Эм.

Не было никакой возможно скрыть слезы, вызванные его словами. Она не пыталась смахнуть их, когда прижималась губами к его.

– Обещай мне, что не вернешься назад. Что останешься на свету, даже когда меня уже больше не будет рядом.

– Боже, Эм.

– Прошу. Я должна знать, что с тобой все будет в порядке. Ты мой навсегда, Джо.  Только я не твоя.

Эмма взяла ручку, чистый украшенный листок. Она не знала, что сказать ему, понятия не имела, с чего начать. Слов было недостаточно, чтобы выразить, что значит для нее время, проведенное с Джо. Так же, как было мало оставшихся в сутках часов.

После нескольких неудачных попыток она решила, что слова уже были здесь – в ее предыдущих записях, рисунках, сувенире, завернутом между страниц. Вместо того чтобы пытаться пересказать историю, она сосредоточилась на том, что значит для нее его присутствие здесь и сейчас. И чего она хочет для него в будущем.

Когда закончила, она закрыла дневник, скрепляя его кожаными веревочками. Затем стерла слезы и взяла себя в руки. Было еще кое-что, что она должна сделать.

Гари ответил после первого гудка.

– Эмма?

– Ты понадобишься ему.

Тишина.

– Алло?

– Я здесь. – Его голос надломился. – Я здесь, Эм. Мы все. Здесь, в Кливленде.

– Хорошо, – прошептала она. – Тобиас?

– Я всегда ненавидел это имя. Но оно не звучит так ужасно, когда его произносишь ты. – Он тяжело вздохнул, затем медленно выдохнул. – Нет никого лучше тебя, Эмма. Я буду скучать по тебе.

Я уже скучаю по нему. Скучаю по тому, как появляются его ямочки, когда он смеется. Взгляд со смесью недовольства и привязанности, которым он смотрел на нее, когда она подшучивала над ним.

– Не дай ему провалиться обратно во тьму. Обещай мне. Обещай мне, что ты удержишь его на свету.

– Я обещаю.

– Уже недолго осталось.

– Проклятье. Черт побери.

Слезы в его голосе ранили ее. Такой сильный и крепкий, но с золотым сердцем.

– Приятно было познакомиться с тобой, Тобиас.

– Поверь, мне было приятней.

Эмма все еще сжимала телефон в руке, когда вернулась Элисон.

Эл только взглянула на нее и тут же разрыдалась.

– Иди сюда, – прошептала Эмма, похлопывая по кровати. – Мне нужно, чтобы ты сделала кое-что для меня.

Даже хотя она и замотала головой, отказываясь, Эл шагнула ближе и села.

Ее руки дрожали, когда Эмма дотянулась до них, острая, словно нож, боль внутри черепа стала невыносима.

Элисон держала свои руки сомкнутыми на коленях. Эмма взяла одну и перевернула ладонью вверх. Она положила дневник в перевернутую ладонь Элисон и придержала своей рукой сверху.

– После того, как меня не станет, ты отдашь это Джо.

– Эмма. – Ее имя прозвучало едва громче шепота.

– У тебя еще остался номер Гари, верно?

Элисон кивнула.

– Когда меня не станет, первым делом ты позвонишь Гари. Он понадобится Джо. Поняла?

– Да.

– Затем ты отдашь это Джо. Убедись, что он взял его. Неважно, что еще случится, ты отдашь это Джо. Ты поняла?

Еще один кивок.

– Повтори, Эл. Мне нужно услышать, как ты скажешь это.

Элисон провела рукой под носом и шмыгнула.

– Неважно, что произойдет, я должна убедиться, что он возьмет дневник.

Эмма облегченно выдохнула. Она закрыла глаза, зная, что больше не в состоянии сдерживать Монстра слишком долго.

– Теперь, – сказала она, обхватив руками лицо Элисон, внимательно вглядевшись в ее глаза, – Ты прекратишь плакать.

– Ты не можешь заставить меня.

Она смягчила свой голос.

– Нет, не могу. Но я могу заставить тебя уйти.

– Нет.

– Да. Слезай с кровати и отправляйся домой, к Кевину. Скажи этому дорогому, милому мужчине, что ты любишь его. Сделай это для меня. Затем продолжай говорить ему это каждый день вашей долгой счастливой жизни вместе. Сделай это сейчас, Элисон.

Она кивнула, но не двинулась.

– Я люблю тебя, Эмма.

– Я тоже люблю тебя.

Джо стоял в комнате с панорамными окнами и смотрел на огни города. Не так далеко, намного ближе, чем он мог представить, располагался стадион. Буквально, в минутах езды от квартиры. Там шло выступление. Он не знал, кто там был, но фуры и автобусы заполнили заднюю стоянку. Из-за них он вспомнил последний раз, когда был в этом городе, как на той самой парковке он впервые целовал Эмму. Как его пульс зашкаливал, когда она впервые провела пальцами по его губам. Как чертовски хорошо было – удерживать ее в своих руках, прижимать к автобусу.

Как давно это было? Он не знал. Он понятия не имел, сколько дней он провел в этом городе, поскольку один день сливался с другим, пока в какой-то момент не начало казаться, что время остановилось. Только это не так. Или даже если и так, то это только его время, потому что время Эммы…Эмма становилась все слабее с каждым минутой.

Проклятье. Он уперся лбом в стекло, закрыл глаза, и чуть было не пропустил момент, когда Элисон появилась из комнаты Эммы. Энергия изменилась в воздухе, и звук, очень похожий на всхлип, заставил его повернуться вовремя, чтобы увидеть ее, открывающую дверь. Со слезами на глазах, слезами, стекающими по лицу, она посмотрела на него и ушла.

Он обнаружил Эмму, свернувшуюся калачиком в своей постели. Ее мобильник зажат в одной руке, другой она накрыла глаза и всхлипывала.

– Солнышко.

От его голоса, казалось, она расплакалась только сильнее. Не зная, что еще делать, Джо забрался к ней под одеяло. Он вытащил телефон из ее руки и прижал ее ближе.

– Не плачь, Эм. Пожалуйста, не плачь.

Она переместилась, кладя голову под его подбородок и прижимаясь лицом к его шее.

– Все в порядке, – успокаивал он. – Я держу тебя.

Он положил руку сзади на ее шею, перемещаясь пальцами, разминая ее. Проклятье, если бы он только знал, как можно облегчить эту боль, но она вздохнула. Ее тело расслабилось рядом с ним.

Он быстро понял, что нет цепочки от ее подвески.

– Эм, где твой ключ?

В ответ она лишь потрясла головой.

И странное ощущение утраты наполнило его.

– Ты всегда так хорошо пахнешь, – шепотом проговорила она. Дрожь в ее теле отразилась в голосе.

– Ты постоянно мне об этом говоришь.

– Не отходи от меня.

– Не буду, Солнышко. Я не отойду.

Она провалилась в сон минут через 10.

Джо все еще держал ее в руках час спустя, когда ее дыхание изменилось и стало нестабильным. Дрожь в ее конечностях  увеличилась десятикратно, и она тихо застонала. Он продолжал удерживать ее, когда начал петь – это часто успокаивало ее, даже во сне.

Сейчас не сработало.

Вот оно.

Он чувствовал это по тому, как она дышит, как ее тело останавливалось на мгновение, прежде чем вернуться обратно, пытаясь вдохнуть воздух, это встряхивало его каждый раз. Она ускользала прочь, и он ни черта не мог поделать с этим. Ничего, кроме как не отпускать ее, пока он пел ей эту глупую, красивую песню, которую она так любила.

Ее легкие остановились, и он задержал дыхание, умоляя ее остаться с ним. Просто немного подольше. Он не был готов. Он никогда не будет готов отпустить ее.

Ее тело дернулось, делая глубокий вдох, и он сделал это тоже. Ее глаза открылись.

– Джо?

Не тот нежный звук его имени на ее губах, который он слышал так часто. Этот был полон боли и страха. Будто она боялась, что не найдет его.

– Я здесь, Солнышко. Рядом с тобой.

Она потянулась к нему, обхватила своей дрожащей рукой его щеку.

Джо накрыл ее руку своей.

– Я люблю тебя, – прошептала она. – Я люблю тебя, Джо.

Слезы потекли по его лицу.

– Я люблю тебя, Солнышко.

Затем ее не стало.

Джо был в тумане – конечности тяжелые, тянущие вниз, бесполезные – и это не было из-за алкоголя.

Только из-за смерти Эммы.

Она ушла. Потеряна для него навсегда.

Он задыхался. Его душили боль и утрата.

– Пришло чертово время тебе показаться снаружи. – Марвин бушевал, продолжая повторять об отмененных концертах и потерянной прибыли.

Ему было плевать на утрату Джо.

– Завтра ты играешь в Рено. Ты слышишь меня? Забудь девчонку.

– Да что с тобой, черт побери, Марвин? – наорал на него Гари.

Что не так с Марвином? Джо ожидал подобного от Марвина. Но он никогда бы не подумал,  что Гари просто предложит его на блюдечке. Гари, его ближайший друг, человек, нанятый для его защиты, делал прямо противоположное – бросил его, сломленного и окровавленного, прямо к акулам.

И, как любая акула, которая чувствует в воде кровь, Марвин обезумел.

– Ты выступишь, и ты дашь самое лучшее представление в своей жизни или..

– Убирайтесь, – прорычал Джо. Марвин тыкал в свежие раны. Раны, которые стали глубже от предательства Гари. – Убирайтесь сейчас же к чертовой матери. Оба.

Гари посмотрел в его направлении, затем принял правильное решение, взяв Марвина под руку.

– Пошли, Марв.

– Я никуда не пойду, – спорил Марвин. – Тебе нужно собрать его, Гари. Упакуй его дерьмо и тащи эту задницу в аэропорт, потому что мы летим...

Кофемашина ударилась о стену, пролетая на волоске от лица Марвина.

Боже, это приятно. Джо схватил следующую ближайшую вещь, его акустическую гитару. Как, черт возьми, она оказалась в его номере? Вероятнее всего, подбросил Марвин – напоминая возвращаться к работе. Гитара последовала за кофемашиной.

Это не доставило ему того же удовлетворения от разрушения, но это заставило обоих мужчин увернуться. Вот это было приятно.

Гари и Марвин исчезли, – чертовски быстро, кстати говоря, – когда он стянул лампу со столика. Телевизор был следующим, затем зеркало в ванной. Джо разрушал комнату по частям, кусочек за кусочком. Уничтожил все, до чего только мог добраться. Не останавливаясь, пока не закончились варианты.

Ожидая, что охрана отеля появится в любой момент, он рухнул в кресло. Боже, он отпустил все. Хлынули слезы, сопли потекли по лицу. Он был в полном хаосе.

Подняв футболку из сумки на полу, он вытер лицо.

На полу, у ног, лежал дневник Эммы, сбитый туда во время его безумства. Веревки ослабли, позволив цепочке выскользнуть наружу. Серебряной цепочке.

Сердце застыло в горле, он подхватил кожаную тетрадь. Проскользнул пальцами по странице, что держала цепочку, и открыл дневник. Его имя, написанное изящным почерком Эммы, вверху страницы. В центре лежал ее ключ.

Дрожь прошла по его телу. Руки задрожали, когда он сжал ключ в своей ладони и поднес его к губам. Джо вздохнул, ища аромат, зная, что не сможет почувствовать его на маленьком кусочке серебра. Он обвил цепочку вокруг своей шеи и вздохнул. Затем прочитал послание, которое она оставила ему.

Джо,

если ты читаешь это, значит мое время пришло. Я не могу знать, что ты чувствуешь в этот момент, но я представляю, что это близко к той боли в моей груди, когда я писала тебе эти последние слова. Я попросила Элисон отдать тебе мой дневник в надежде, что это принесет тебе кусочек мира. Что ты прочитаешь мои мысли и узнаешь, как много радости ты привнес в мою жизнь. Как сильно я люблю тебя.

Прошлой ночью ты сказал мне, что я была ключом, чтобы отпереть твое сердце и сделать тебя лучше, чем ты есть. Я не сказала тебе, а ведь для меня важно, чтобы ты знал,  – ты так же стал моим ключом. Моим ключом к счастью. Наше время вместе может казаться слишком коротким для тебя, но для меня оно длиною в жизнь, которую ты наполнил музыкой и танцами, смехом и любовью.

Твое время жить – ждет тебя. И есть последняя вещь, о которой я хотела бы тебя попросить: не забывать того, что я так старательно тебе показывала. Жизнь прекрасна – но никто не покидает ее живым. Поэтому живи каждым днем, словно он последний. Гуляй под солнцем. Танцуй под звездами. Смейся громко и долго и никогда-никогда не забывай, какой ты особенный.

Ты очень хорош.

Я люблю тебя.

Когда он закончил, он перечитал ее послание снова. Затем закрыл дневник и открыл его с самого начала.

15 февраля

Прошлой ночью мне приснился Ангел...

Он понятия не имел, сколько времени прошло, прежде чем он достиг последней страницы. Когда дочитал, он сидел, пребывая в шоке. Ее слова, ее дневник, который она начала вести только для себя, рассказали историю о женщине, которая приняла решение смотреть на жизнь широко открытыми глазами. О женщине, которая, по какой-то мистической воле судьбы, не только нашла и обрела любовь с ним, но и пожертвовала собой ради него. Она научила его видеть все то, что он пропускал, пока пребывал в алкогольном дурмане.

Боже. И что же ему теперь делать с этим знанием?

Он закрыл тетрадь и стал ждать возвращения своей старой подруги – тьмы. Но его встретило лишь эхо тишины с сокрушительной болью утраты.

Он огляделся вокруг, на погром в номере – это отражало его душу.

Он взглянул на дневник, ее последние слова. Ее просьба к нему – никогда не забывать, как жить. Она все отдала ему. Последнее, что он мог сделать – дать ей знать, что она хорошо его обучила. Он знал, где найти свет. И его не было в этом номере, и, совершено точно, его не было на стадионе, куда они хотели вернуть его.

Осторожно он убрал все обратно в дневник, завязал его и положил в свою дорожную сумку. Туда же добавил бумажник, паспорт, мобильник и зарядное устройство и застегнул молнию. Надев черную кожаную куртку, он схватил свою сумку и, не оглядываясь, вышел за дверь.

Гари уставился на бардак в гостиничном номере Джо и тяжесть, что была внутри него весь день – увеличилась. Он допустил ошибку. Он не должен был возвращать Джо обратно к группе. Опустошенный взгляд на лице его лучшего друга, когда он поднимал его с пола в квартире Эммы, рассказал ему все. Джо был не в состоянии вернуться обратно в гущу событий. Гари облажался.

По-крупному.

Боль утраты, что заполнила Джо, так же заполнила и его самого. Он заботился об Эмме. По-своему любил ее. Боже, мысли о ней ломают его душу. Она ушла так быстро. На днях она поддразнивала его и улыбалась так, как может улыбаться лишь она. А пару дней спустя…ее нет.

Проклятье, это больно. Это чертовски больно. А она была ему всего лишь другом.

Для Джо она была настоящим светом.

Гари не мог представить, через что прошел Джо… Его товарищ, должно быть, испытывает невыносимую, сокрушающую боль. А что сделал он? Ясен пень, не ту работу, за которую ему платят. Он не защитил Джо от Марвинского дерьма.

И теперь Джо ушел. Гари понял это, судя по разгрому в номере. Джо пошел прогуляться.

Отчаянно желая остановить его, Гари побежал, вниз три лестничных пролета, через вестибюль, наружу через парадную дверь, выскакивая на тротуар как раз в то время, когда Джо поймал такси.

– Джо!

Джо замер, но не повернулся.

– Скажи Марвину, что он уволен, – сказал он, голос наполнен гневом и сердечной болью.

С радостью.

– А я? – спросил Гари, зная, что заслуживает ту же судьбу. Джо повесил голову и не ответил.

Проклятье, он должен исправить это. Семь лет дружбы проплыли перед глазами, и будь он проклят, если бы Гари знал, как исправить это. – Куда ты собрался?

– Мне нужно прогуляться.