Текст книги "Просто слушай"

Автор книги: Сара Дессен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Глава седьмая

Все выходные я думала о том, как поведет себя Оуэн в школе. Изменится ли что-то или мы по-прежнему будем сидеть молча вдали друг от друга? Все решил Оуэн.

– Ну что, ты послушала?

Я отложила бутерброд и обернулась. Оуэн, как всегда, был в джинсах и черной водолазке. На шее у него висели наушники от айпода.

– Твою передачу? – спросила я.

– Да.

Я кивнула:

– Послушала.

– И что скажешь?

Все выходные я думала о том, как часто вру или приукрашиваю действительность, чтоб никого не обидеть, но все же сказать Оуэну все, как есть, не смогла. Честность – это, конечно, хорошо, но как быть, когда задают вопрос, на который не можешь ответить правду?

– Ну… она довольно интересная.

– Интересная, – повторил Оуэн.

– Да. Никогда раньше не слышала этих песен.

Довольно долго он молча на меня смотрел. Затем вскочил и уселся рядом:

– Так. Ты передачу правда слушала?

– Да, – как можно увереннее ответила я. – Правда.

– Ты не забыла, как призналась мне, что часто врешь?

– Да не говорила я ничего такого! – Оуэн взглянул на меня удивленно. – Я сказала, что иногда чего-то недоговариваю. Но не сейчас! Я правда послушала всю передачу.

Но Оуэн все еще мне не верил. Что ж, неудивительно.

Я вздохнула:

– «Дженнифер» группы «Липоу», «Сон Декарта» «Мизантропа», песня, в которой постоянно что-то гудело…

– Я понял. Передачу ты слушала. – Оуэн кивнул и вернулся на свое место. – Тогда скажи честно, понравилась она тебе или нет?

– Я же сказала уже. Передача интересная.

– «Интересная» ничего не значит.

– Как это?

– А вот так. Это эвфемизм. И употребляют его, когда не хотят говорить правду. Слушай, – Оуэн нагнулся ко мне поближе, – ты меня обидеть не бойся. Говори как есть.

– Да сказала ведь уже! Хорошая передача.

– Говори правду! Какая б она ни была! Давай, не тяни!

– Мне… – Тут я запнулась. Может, потому, что Оуэн все равно уже меня раскусил, или надоело постоянно лгать… В общем, я сдалась: – Мне она не понравилась.

Оуэн хлопнул себя по ноге:

– Вот так и знал! Не умеешь ты врать, хотя все время и пытаешься.

Это хорошо. Или плохо? Кто знает…

– Не пытаюсь.

– Ах да, ты же просто стараешься быть любезной.

– И что в этом плохого?

– Ничего. Но приходится постоянно скрывать правду. А теперь скажи, что ты на самом деле думаешь о моей передаче?

На самом деле мне было очень не по себе. Как будто Оуэн с самого начала видел меня насквозь, а я даже и не заметила.

– Построена передача хорошо, но вот песни…

– Что песни? – Оуэн помахал пальцем. – Назови прилагательные. «Интересные» не подходит.

– Шумные, – сказала я. – Странные.

– Так. – Оуэн кивнул. – Еще?

Похоже, он не обиделся и не разозлился. Поэтому я продолжила:

– От первой песни заболели уши. А под вторую, которая «Мизантропа»…

– «Сон Декарта».

– …я заснула. В прямом смысле.

– Бывает. Что еще? – совершенно спокойно, без малейших признаков расстройства, сказал Оуэн.

– Когда заиграла арфа, мне показалось, что я попала на похороны.

– Ясно.

– А техно вообще ужасно!

– Совсем ничего не понравилось?

– Совсем.

Оуэн кивнул:

– Ну, хорошо. Все понятно. Спасибо.

Он достал айпод и начал тыкать в кнопки. Ни злости тебе, ни обиды.

– То есть ничего страшного? – спросила я.

– Что, тебе не понравилась передача? – уточнил Оуэн, не отрываясь от айпода.

– Да.

Оуэн пожал плечами:

– Конечно, нет. Понравься она тебе, было б здорово, но она в принципе мало кому нравится. Так что ничего удивительного.

– И ты не расстраиваешься?

– Да нет… Вначале, конечно, было неприятно, но потом прошло. Это совершенно нормально. Не в петлю ведь лезть, правда?

– В смысле?

– А как тебе матросская песня? – спросил Оуэн, но я не поняла, о чем речь. – Ну, мужчины. Поющие о плавании в открытом море. Как тебе?

– Странная песня. Даже очень странная.

– Странная, – повторил Оуэн. – Ладно.

Тут послышались голоса и шаги. Я обернулась и увидела, что по двору идут Софи и Эмили. В пятницу из-за Оуэна я совсем забыла о нашей стычке, но сегодня всю дорогу в школу переживала: что же будет? Однако когда мы с Софи встретились, она только зло на меня взглянула, пробормотала «шлюха» и ушла. Все как всегда.

Теперь же она удивленно взглянула на нас с Оуэном, толкнула локтем Эмили, и они обе на меня уставились. Я покраснела и принялась внимательно изучать рюкзак у своих ног.

Оуэн же не заметил Софи. Он выключил плеер, пригладил волосы и спросил:

– То есть техно ты в принципе не любишь? Вообще ничего?

Я покачала головой:

– Нет. Извини.

– Не извиняйся. У каждого свое мнение. Музыка не бывает правильной и неправильной. Все относительно.

И тут зазвенел звонок. Я изумленно потянулась за рюкзаком, уронив остатки бутерброда. Обычно перемена тянулась бесконечно, а тут пролетела за секунду! Оуэн встал, засунул плеер в карман и взял наушники.

– Ладно, – сказала я, – еще увидимся.

– Ага. – Он вставил наушники в уши. Я слезла с настила. – До встречи!

Оуэн ушел, а я снова взглянула на Софи и Эмили. Они все еще на меня таращились. Софи что-то сказала Эмили, а та улыбнулась и покачала головой. Не представляю, о чем они говорили и что себе напридумывали. Скорее всего, им и в голову не пришло, что мы с Оуэном Армстронгом просто друзья. Слишком уж это удивительно.

Оуэн пробирался сквозь толпу к корпусу гуманитарных наук. Рюкзак за плечами, наушники в ушах. Софи и Эмили следили и за Армстронгом тоже, но он не заметил. Хотя, думаю, ему было бы все равно. И я завидовала его независимости даже больше, чем честности и прямоте.

В «Мушке» не предложили мне работу. Но я не расстроилась и не удивилась, а только обрадовалась, что все позади. В отличие от мамы. Когда на следующий день я вытащила завтрак, из него выпала записка:

Аннабель,

просто хотела сказать, что очень горжусь всеми твоими достижениями. Пожалуйста, не расстраивайся из-за «Мушки»! Там была очень серьезная конкуренция, и Линди сказала, что организаторы очень хорошо о тебе отзывались. Мы сегодня обсудим с ней еще кое-какие интересные предложения. Подробней расскажу вечером. Удачного дня!

– Что-то случилось?

Я испуганно подпрыгнула. Передо мной стоял Оуэн.

– С чего ты взял?

– Ты расстроена. – Он кивнул на записку. – Что произошло?

– Да нет-нет, ничего. – Я свернула ее и положила рядом с собой.

Оуэн уселся на настил, не так близко, как накануне, но и не так далеко, как обычно. Достал из кармана айпод и облокотился ладонями о траву, оглядывая двор.

Я понимала, что снова не была с Оуэном откровенна. Конечно, вряд ли он об этом узнает. А если и узнает, то не расстроится. И все же мне почему-то захотелось «перефразировать и повторить». А точнее, сказать правду.

– Да с мамой тут кое-что не ладится.

Оуэн посмотрел на меня как на ненормальную, как будто вообще не понял, о чем я.

– Кое-что, – повторил он. – К твоему сведению, это тоже самый настоящий эвфемизм.

«Разумеется», – подумала я и пояснила:

– Дело в том, что я работаю моделью.

– Моделью? – озадаченно переспросил Оуэн. – Ах да! Мэллори ж говорила. Ты, кажется, снималась в какой-то рекламе?

– Я с детства снимаюсь, как и мои сестры. Но недавно мне надоело и захотелось бросить работу.

Надо же! Я призналась! И кому? Оуэну Армстронгу! До этого признавалась только самой себе. Серьезный шаг, и, возможно, стоило на нем остановиться, но я все равно продолжила:

– Но все не так просто. Мама без ума от модельного бизнеса и очень расстроится.

– Но ты ведь не хочешь больше сниматься, верно?

– Нет.

– Ну так скажи ей.

– Думаешь, это так просто?

– А что, нет?

– Нет.

Послышался хохот. Слева из школы выскочили восьмиклассники, громко о чем-то болтая. Оуэн взглянул на них, затем снова на меня:

– Почему?

– Потому что я стараюсь избегать конфликтов.

Оуэн повернулся к лавке, на которой сидели Софи с Эмили, затем медленно снова ко мне.

– Я в них не слишком сильна, – добавила я.

– Что у вас произошло?

– Ты про Софи? – спросила я, хотя уже знала ответ. Оуэн кивнул. – Ну, мы просто поругались летом.

Он молчал – ждал подробностей.

– Она думает, что я переспала с ее парнем, – пояснила я.

– А это правда? – вот так прямолинейно спросил Оуэн. Неудивительно, конечно, но я все равно покраснела.

– Нет.

– Почему ты ей не скажешь?

– Все не так просто.

– Да уж. Может, мне просто чудится, но, по-моему, ты опять чего-то недоговариваешь.

Я уставилась на свои руки. Оуэн читал меня как открытую книгу, хотя знакомы мы были меньше недели!

– То есть на моем месте ты бы…

– …сказал правду, – договорил за меня Оуэн. – И маме, и Софи.

– Думаешь, это так легко?

– Нет, конечно. Но вполне осуществимо. Нужно тренироваться.

– Тренироваться?

– На «Управлении гневом» нас заставляют участвовать в ролевых играх. Ну, чтоб мы учились сдерживаться.

– Ты и ролевые игры, – попыталась представить себе я.

– Приходится участвовать. Так постановил суд, – вздохнул Оуэн. – Но вообще-то они помогают. Когда попадаешь в похожую ситуацию, уже знаешь, как нужно себя вести.

– Действительно полезно.

– Тогда, – Оуэн пододвинулся ко мне поближе, – давай представим, что я – твоя мама.

– Чего? – удивилась я.

– Я – твоя мама, – повторил Оуэн. – Скажи, что ты хочешь бросить работу.

Я покраснела:

– Не могу.

– Почему? – спросил он. – Я плохо играю? Недостаточно правдоподобно?

– Да нет, просто…

– Я играю замечательно. В группе все просят, чтоб я был их мамой.

Я взглянула на него:

– Просто странно это как-то.

– Не странно, а трудно. Но выполнимо. Давай попробуй.

Всего неделю назад я даже не знала, какого цвета у Оуэна глаза. А теперь мы стали одной семьей. Пускай и на время. Я собралась с силами.

– Хорошо. Итак…

– Мама, – перебил меня Оуэн.

– В смысле?

– Чем больше тренировка приближена к жизни, тем лучше результат. В ролевых играх надо либо стараться, либо вообще их не затевать.

– Ладно. Мам…

– Да?

«Нет, все-таки это как-то странно», – подумала я, а вслух сказала:

– Слушай, в общем, я знаю, что модельный бизнес для тебя очень важен, но я хотела кое-что с тобой обсудить.

Оуэн, подняв руку, остановил меня:

– «ПиП». Перефразируй и повтори.

– Почему?

– Опять «кое-что». Когда назревает конфликт, надо говорить по существу, чтоб не было недопонимания. – Оуэн наклонился ко мне. – Знаю, ролевые игры кажутся странными, но они правда помогают.

Да уж, утешил. Если раньше мне было просто не по себе, то теперь я почувствовала себя почти униженно. Но продолжила:

– Мам, я знаю, что модельный бизнес для тебя очень важен и тебе нравится, что я работаю.

Оуэн кивнул и жестом велел продолжать.

– Но, честно говоря, – я убрала за ухо выбившуюся прядь волос, – последнее время я много думала и поняла, что…

Конечно, это была всего лишь игра. Тренировка. Но слова начали застревать в горле, как будто выходил из строя внутренний моторчик. Слишком много было поставлено на карту: не смогу объясниться с Оуэном, и он поймет, как сильно я боюсь конфликтов, и мне будет очень неловко.

Оуэн ждал.

– Нет, не могу я, и все. – Я отвернулась.

– Да ты ведь уже почти все сказала! – Оуэн хлопнул по стене. – Почти!

– Прости, – сдержанно ответила я и снова взялась за бутерброд. – Просто… не могу.

Оуэн взглянул на меня и пожал плечами:

– Ладно, не страшно.

Мы замолчали. «На самом деле страшно», – подумала я, сама не знаю почему. Оуэн вздохнул:

– Слушай, просто хочу тебя предупредить: вредно все держать в себе. День за днем мечтать, что скажешь правду, и все равно молчать. Так и с ума сойти можно.

Я знала, что Оуэн говорит о моей работе. Но думала в тот момент совсем о другом, о страшной тайне, которой ни с кем не могла поделиться, потому что даже намекни я на нее, и вся правда выплыла бы наружу.

– Мне пора. – Я запихнула бутерброд обратно в сумку. – Нужно обсудить задание с учительницей английского.

– Ясно. Ну, давай, – ответил Оуэн.

Я намеренно избегала его взгляда.

Встала и подняла сумку.

– До встречи.

– Хорошо. – Оуэн взял айпод. – Пока.

Я кивнула и заставила себя уйти. У главного входа обернулась.

Оуэн сидел на своем месте и слушал музыку, опустив голову, как будто ничего не случилось. Когда я впервые увидела Оуэна, то решила, что он опасен. Теперь я знала, что это не так. Во всяком случае, не физически. Но все-таки Оуэн меня пугал: он всегда был честен и требовал того же от окружающих. А я до смерти боялась правды.

Уйдя от Оуэна, я почувствовала облегчение. Но только поначалу.

Позже я поняла, что уже давно ни с кем не говорила так искренне, как с Оуэном, хотя почти совсем его не знала. Рассказала ему, почему поссорилась с Софи, что Уитни больна, а я хочу бросить работу. Столько ему доверила, а подружиться побоялась! Окончательно я осознала свою ошибку, когда после седьмого урока встретила Кларк.

Она открывала свой шкафчик. В джинсах, черной рубашке, блестящих туфлях с ремешком и с двумя торчащими косичками. Кларк окликнула какая-то девчонка, и та, обернувшись, улыбнулась и поздоровалась. Ничем не примечательный эпизод обычного дня, но меня как молнией ударило: я вспомнила тот вечер у бассейна и все, что случилось до и после него. Снова я испугалась конфликта, побоялась быть честной, да что там, не решилась даже просто поговорить с Кларк! И потеряла лучшую подругу! Какой у меня никогда больше не было!

Поздно что-то менять. Но я могу измениться сама. И я решила найти Оуэна.

В нашей школе учится две тысячи человек. Тут и самой потеряться легко, а уж найти кого-то вообще невозможно. Но Оуэн сильно выделялся в толпе. Поэтому когда я не обнаружила ни его, ни «лэнд крузер», то решила, что Армстронг уже уехал. Села в машину и выехала на главную дорогу. И тут же его увидела. Оуэн, в наушниках и с рюкзаком за плечами, шел по разделительной полосе.

Я поравнялась с Оуэном и вдруг подумала, что, возможно, совершаю ошибку. Но жизнь ведь не так часто дает второй шанс! Почему бы им не воспользоваться? Если нельзя изменить прошлое, нужно хотя б изменить будущее! Я притормозила, опустила стекло и крикнула:

– Эй! – Молчание. – Оуэн! – По-прежнему нет ответа. Я нажала на гудок, и Оуэн наконец обернулся.

– Привет!

Сзади кто-то зло загудел и промчался мимо.

– Что с твоей машиной? – спросила я.

Оуэн остановился и вытащил из уха наушник.

– Эвакуировали.

«Ну же! Давай, не тяни!» – сказала я сама себе.

– Как я тебя понимаю! – Я распахнула пассажирскую дверь. – Залезай.

Глава восьмая

Первое, что сделал Оуэн, когда забрался в мою машину, это ударился головой – все-таки она довольно низкая, как я поняла в тот момент.

– Ой! – Оуэн потер лоб и стукнулся коленом о приборную панель. – Маленькая у тебя машинка.

– Вот уж никогда не замечала! А я ростом пять футов восемь дюймов.

– То есть высокая, что ли?

– Ну да, всегда считалась. – Я повернулась к Оуэну.

– Во мне шесть футов четыре дюйма. – Он попытался отодвинуть кресло подальше от приборной панели, но оно и так стояло на максимуме. Тогда решил положить руку на открытое окно, но не смог – она оказалась слишком большая. Прижал ее к груди, а затем просто расслабил. – Видимо, все относительно.

– Ну как, устроился?

– Ага, – невозмутимо отозвался Оуэн, как будто каждый день путешествовал в маленьких машинах. – Спасибо, кстати, что решила подвезти.

– Да не за что. Тебе куда?

– Домой. – Оуэн снова зашевелил рукой, видимо, все-таки надеялся уложить ее на сиденье. – Поезжай прямо. Поворот еще нескоро.

Некоторое время мы ехали молча. Я понимала, что нужно как-то с ним объясниться. Собралась с силами и сделала глубокий вдох.

– Как ты ее терпишь? – спросил Оуэн.

Я моргнула:

– Извини, терплю что?

– Тишину. И пустоту.

– Где?

– Тут. – Оуэн махнул рукой на машину. – Ты водишь в тишине. Без музыки.

– Честно говоря, даже не обратила внимания.

Оуэн откинулся на спинку и ударился о подголовник.

– А я вот сразу заметил. Тишина жутко громкая.

По-моему, получился оксюморон. Сочетание несочетаемого. Кажется, это так называется.

– Диски в бардачке в центре, если…

Но Оуэн уже распахнул бардачок, вытащил оттуда стопку дисков и начал их просматривать. Я неожиданно разволновалась:

– Здесь, правда, нет моих любимых. Просто лежит что попало.

– Угу, – ответил Оуэн, не отрываясь от дисков. Я снова сосредоточилась на дороге, краем уха слыша, как он стучит коробками. – Дрейк Пейтон… Дрейк Пейтон… Тебе что, нравится этот педик-хиппи?

– Вообще-то да. – Наверно, это не очень хорошо. – Я ходила на его концерт прошлым летом.

– Так, еще один альбом Дрейка Пейтона и… «Элэмэнс». Это альтернативное кантри?

– Да.

– Интересно, – сказал Оуэн. – Никогда б не подумал, что ты… Тайни? Это его последний альбом?

– Купила летом. – Я затормозила на светофоре.

– Значит, последний. Слушай, ты меня удивила! Никогда б не подумал, что ты любишь Тайни! И рэп вообще.

– Почему?

Оуэн пожал плечами:

– Сам не знаю. Так показалось, но я ошибся. А кто тебе записал этот диск?

Я взглянула на диск и тут же узнала наклонный почерк.

– Моя сестра Кирстен.

– Она любит классический рок.

– С девятого класса. У нее на стене много лет висел плакат с Джимми Пейджем.

– Ясно. – Оуэн прочел список песен. – А у твоей сестры хороший вкус. Здесь много «Лед Зеппелин», но нет «Лестницы на небеса». А вот «Благодарю» – моя любимая песня, – с уважением сказал он.

– Правда?

– Да. Довольно сентиментальная баллада. Ироничная, но в то же время правдивая. Можно включу?

– Конечно. Спасибо, что спросил, – сказала я.

– А как иначе? – Оуэн вставил диск. – Без спроса чужой магнитолой пользуются только хамы. Это дело серьезное.

Проигрыватель щелкнул, и чуть слышно заиграла музыка. Оуэн потянулся к кнопке звука и взглянул на меня. Я кивнула, и он прибавил громкость. Услышав вступление, я поняла, что скучаю по Кирстен. В старших классах ее обуял бунтарский дух. Она неожиданно полюбила гитарный рок семидесятых и круглыми сутками слушала «Темную сторону луны» «Пинк Флойда».

Я повернулась к Оуэну – он барабанил пальцами по колену. Вот Кирстен всегда говорит что думает! И я решила последовать ее примеру. Ну, или хотя бы попробовать.

– По поводу сегодня, – начала я. Оуэн взглянул на меня. – Прости меня, пожалуйста.

– А что не так?

Я уставилась на дорогу и покраснела:

– Я испугалась, когда мы играли, и сбежала.

Думала, он скажет что-то вроде «Да ладно, забудь», но Оуэн ответил:

– Игра была страшная?

– Ну да.

– Ясно.

– Даже не думала, что так расстроюсь, – пояснила я. – Но я уже говорила, что всячески избегаю конфликтов. Думаю, ты это уже понял. Так что прости, пожалуйста.

– Да ничего. – Оуэн снова попытался отодвинуть кресло и врезался локтем в дверь. – Вот только…

Я думала, он закончит мысль, но он молчал. Тогда я спросила:

– Что «только»?

– Ничего страшного-то не было.

– Не было?

Оуэн покачал головой:

– Страшно, когда люди повышают голос, кричат до хрипоты. Дерутся на парковках.

– Я такими вещами не занимаюсь.

– И не надо. – Оуэн провел рукой по волосам, и кольцо на его среднем пальце сверкнуло на солнце. – Это я для примера. Сейчас направо.

Я свернула на улицу, по краям которой стояли деревья. Все дома были большими, с широкими крыльцами. Мы проехали мимо детей, играющих в тупике в хоккей на роликах, затем вокруг компании мам, окруживших на углу коляски.

– Вон он, серый, – сказал Оуэн.

Я затормозила у обочины перед красивым домом с широким крыльцом, на котором стояли качели, а на ступеньках – горшки с ярко-розовыми цветами. На дорожке перед домом грелась на солнышке рыжая кошка.

– Ух ты! Отличный дом! – сказала я.

– Не стеклянный, но тоже ничего.

Теперь мы поменялись ролями: я ждала, пока Оуэн выйдет из машины.

– Знаешь, – сказала я наконец, – ты сегодня был прав. Когда сказал, что нельзя все держать в себе. Но для меня иногда говорить куда труднее.

Не знаю почему, но я чувствовала необходимость снова вернуться к нашему разговору. Может, чтоб объяснить, что происходит. Ему и себе.

– Да, но и молчать нельзя! Иначе ты еще больше усугубишь проблему и в результате просто взорвешься.

– В этом-то все и дело, – сказала я. – Не выношу злости.

– А что в ней плохого? Злость свойственна людям. К тому же ну подумаешь, расстроится кто-то, не навсегда же!

Я взялась за руль:

– Не знаю, не знаю… У меня так получается, что если уж я кого-то расстроила, то это навсегда. Все меняется.

Оуэн помолчал. Где-то вдали залаяла собака.

– Может, этот кто-то не так уж тебе был близок?

– То есть?

– Если ты расстраиваешь близкого человека или он тебя, ваши отношения не меняются. Потому что это нормально. Так и должно быть. А потом вы миритесь.

– Интересно как? У меня вот никогда не выходит.

– И неудивительно. Ты ведь ни с кем не ссоришься.

Все еще играл тот же диск, теперь уже песня «Раш». Я не знала, сколько времени мы уже сидим в машине, но казалось, что очень долго.

– У тебя на все есть ответ, – сказала я.

– Нет, – ответил Оуэн и покрутил кольцо на пальце. – Но я стараюсь как могу.

– И как, получается?

Оуэн взглянул на меня:

– Да так… Раз на раз не приходится.

Я улыбнулась и кивнула на его руки:

– Мне нравятся твои кольца. Они одинаковые?

– Не совсем, но похожие. – Оуэн снял с левой руки кольцо и передал его мне. – Они – что-то вроде «до и после». Их сделал для меня Ролли. Его отец – ювелир.

Кольцо оказалось довольно тяжелым.

– Ролли сам его изготовил?

– Не его, а гравировку внутри.

– А… – Я повернула кольцо внутренней стороной. Там заглавными буквами официальным и очень элегантным шрифтом было написано: «Убей себя об стену!» – Как мило! – сказала я.

– Не правда ли, остроумно? – Оуэн скорчил гримасу. – Это кольцо Ролли подарил мне до ареста. Я был немного…

– Зол?

– Ну, вроде того. А вот это – когда я закончил ходить на занятия по «Управлению гневом». – Оуэн снял кольцо с правой руки и протянул мне. Тем же шрифтом, такими же буквами на нем было написано: «А может, не надо?»

Я рассмеялась и вернула кольцо:

– Что ж, хорошо, когда есть выбор.

– Точно! – Оуэн улыбнулся, а я снова покраснела. Но не потому, что смутилась или разволновалась. Совсем от другого чувства. Вот уж не думала, что его у меня вызовет Оуэн Армстронг. Но тут раздался голос:

– Аннабель!

У окна Оуэна стояла Мэллори. Интересно, как давно она за нами наблюдает? Мэллори широко улыбнулась и помахала рукой:

– Привет!

– Привет! – поздоровалась я.

Она жестом велела Оуэну опустить стекло. Он очень неохотно послушался. Как только это стало возможно, Мэллори просунула голову в машину.

– Боже, у тебя потрясающая кофточка! Она из «Тоски»?

Я опустила глаза:

– Наверно. Ее мне мама купила.

– Ну ты и везунчик! «Тоска» – мой самый любимый магазин! Зайдешь?

– Куда? – спросила я.

– К нам! Останешься на обед? Ой, ты обязательно должна с нами пообедать!

– Мэллори, – Оуэн потер лицо, – прекрати орать.

Но она не обратила на брата внимания, еще больше просунула голову в окно и восторженно предложила:

– Посмотришь мою комнату! И мой шкаф! Покажу тебе…

– Мэллори, – повторил Оуэн, – отойди от машины.

– Как тебе мой наряд? – Мэллори сделала шаг назад и покрутилась. На ней была простая белая футболка, поверх короткий жакет, джинсовые капри и блестящие сапожки на толстой подошве. – Меня вдохновила Николс Лэйк. Она – панк. Моя любимая певица.

Оуэн попытался откинуться на спинку, снова стукнулся о подголовник и пробасил:

– Николс Лэйк – не панк!

– Панк! – возразила Мэллори. – И я тоже! Во всяком случае, пока.

– Мэллори, мы уже обсуждали с тобой, кто такие панки. Ты хоть послушала диск «Блэк Флэга», который я тебе давал? – поинтересовался Оуэн.

– Он слишком шумный! – ответила Мэллори. – И подпевать нельзя! Николс Лэйк лучше.

Оуэн угрожающе вздохнул:

– Мэллори, может, ты…

Тут на пороге дома появилась высокая темноволосая женщина – мама Оуэна. Она позвала Мэллори. Та раздраженно обернулась и сказала:

– Мне пора домой. – Затем еще больше залезла в машину и почти коснулась Оуэна лицом. – Но ты ведь еще заедешь?

– Конечно, – сказала я.

– Пока, Аннабель!

– Пока!

Мэллори улыбнулась и помахала мне. Я помахала в ответ. Она пошла по лесенке на крыльцо, оборачиваясь на каждой ступеньке.

– Видал, она теперь панк! – сказала я.

Оуэн в ответ несколько раз громко вздохнул.

– Это ты так злишься? – спросила я.

– Нет, раздражаюсь. Не знаю почему, но от сестер с ума сойти можно!

– Как я тебя понимаю! – сказала я.

Опять молчание. Каждый раз я говорила себе, что вот теперь-то точно Оуэн встанет и уйдет и все будет кончено. А как не хотелось!

– Ты часто повторяешь эту фразу, – сказал Оуэн.

– Какую?

– «Как я тебя понимаю!»

– Вообще-то, ты первый ее сказал.

– Серьезно?

Я кивнула:

– Тогда за школой.

– А… – Оуэн помолчал. – Если задуматься, фраза странная какая-то. Вроде хочешь посочувствовать, а получается, что говоришь человеку, что ничего особенного в его словах нет.

Я задумалась. Мимо промчались дети на роликах с клюшками за плечами.

– Да, но, с другой стороны, говоришь, что как плохо бы ему ни было, ты тоже переживаешь.

– Ага. То есть ты за меня переживаешь?

– Нет-нет.

– Хорошо. – Оуэн взглянул в окно. Я обратила внимание на его профиль и вспомнила, как долго изучала его со стороны.

– Ну, наверно, все-таки немного да.

Оуэн повернулся ко мне, и мы замолчали. Я снова задумалась над тем, что будет дальше. Наконец он распахнул дверь:

– Еще раз спасибо, что подвезла.

– Да не за что! С меня причиталось.

– Нет. Давай, до завтра тогда. – Оуэн выбрался из машины.

– Пока!

Он захлопнул дверь, поднял рюкзак и пошел к дому.

Я подождала, пока Оуэн зайдет внутрь, и уехала. Странный выдался денек, очень уж необычный. В голове царил хаос, и просто невозможно было привести мысли в порядок. Но вскоре я поняла, что что-то меня раздражает: диск доиграл до конца и музыка стихла. Раньше я бы, наверно, и внимания не обратила, но теперь тишина если не оглушала, то уж машину вести мешала однозначно. Почему – не знаю. Но я все-таки включила радио.