Текст книги "Просто слушай"

Автор книги: Сара Дессен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Глава семнадцатая

Часы у кровати, загоревшись, показали время: 12.15. Значит, я пыталась уснуть уже три часа восемь минут.

С тех пор как Уитни прочитала прошлым вечером свой рассказ, на меня нахлынуло все то, что я бы предпочла забыть: ссора с Оуэном, визитка Эмили, вновь заговорившая со мной Кларк. В доме кипела жизнь. Родители в кои веки чувствовали себя свободно, сестры не просто разговаривали друг с другом, но и подружились. На фоне неожиданного всеобщего согласия я чувствовала себя не в своей тарелке.

По дороге из кафе Кирстен рассказала Уитни о своем фильме и о том, как он перекликается с тем, что мы только что услышали. Уитни захотела его посмотреть, и сегодня вечером перед обедом Кирстен поставила компьютер на журнальный столик, а мы все расселись вокруг него.

Родители устроились на диване, Уитни рядом на подлокотнике, Кирстен сбоку, велев мне сесть поближе, но я покачала головой и отодвинулась:

– Я его уже видела. Садись лучше ты туда.

– Я-то его точно уже раз сто смотрела, – ответила Кирстен, но все равно села поближе.

– Как же здорово! – воскликнула мама. Не знаю, что она имела в виду: то ли то, что мы все вместе, то ли то, что собираемся смотреть фильм Кирстен.

Сестра вздохнула и нажала на кнопку:

– Итак, начинаем.

Когда на экране показалась ярко-зеленая трава, я попыталась сосредоточиться на фильме, но не смогла и стала разглядывать нашу семью. Папа смотрел фильм с серьезным выражением лица, мама сидела, сложив руки на коленях, Уитни на подлокотнике рядом с папой подтянула ногу к груди. На экране сменяли друг друга картинки, а на лице сестры мелькал свет.

– Слушай, Уитни, – сказала мама, когда девочки в фильме покатили по улице, – а ведь фильм очень напоминает твое эссе, которое ты нам как-то давала почитать.

– Да, – мягко отозвалась Кирстен. – Странно, правда? Мы это только вчера вечером поняли.

Уитни молча смотрела на экран: вдалеке маленькая девочка лежала на земле, а рядом валялся велосипед – одно колесо у него крутилось. Затем замелькали страшные эпизоды: лающая собака, мужчина, поднимающий газету. Наконец фильм закончился. Мы молча смотрели на ярко-зеленую траву.

– Бог ты мой, Кирстен, – сказала мама. – Просто потрясающе!

– Ну, потрясающе-то вряд ли. – Кирстен убрала за ухо выбившуюся прядь. Видно было, что сестра польщена. – Это только начало.

– Кто бы мог подумать, что ты такая наблюдательная? – Папа потер ногу. – Все-таки не зря столько телевизор смотрела.

Кирстен улыбнулась, но видно было, что она ждет реакции Уитни.

– Хороший фильм, – сказала Уитни. – Хотя мне и в голову не приходило, что ты от меня уехала.

– А мне не приходило, что ты помчалась в другую сторону, – ответила Кирстен, – забавно, правда?

Уитни молча кивнула. Тогда мама вздохнула и добавила:

– А вот мне не приходило, что для вас так важен был тот день.

– Ты что, не помнишь, как Уитни сломала руку? – удивилась Кирстен.

– У вашей мамы избирательная память, – пояснил папа. – Хотя я вот отдаленно припоминаю, как все переживали.

– Разумеется, я помню, как Уитни сломала руку! – возмутилась мама. – Просто… просто не представляла, что для вас обеих тот случай так много значил. – Мама повернулась ко мне. – А ты, Аннабель? Что помнишь о том дне?

– Тебе тогда девять исполнилось, да? – спросил папа.

Я кивнула, потому что все на меня смотрели. На самом деле я сама не знала, что помню о том дне: слишком много раз мне о нем рассказывали другие люди. Был день рождения, торт, потом я сбегала к маме и сказала, что с Уитни что-то случилось. Все остальное помнила смутно.

Весь вечер я наблюдала за нашей семьей. Кирстен рассказывала истории об интересных людях – ее однокурсниках на режиссуре. Уитни делилась секретом приготовления роллов, с которыми она возилась полдня. Мама раскраснелась и громко смеялась. Даже папа расслабился. Он был рад, что мы все вместе и так дружим. Все было хорошо, но я чувствовала себя обособленно. Как водитель проезжающей мимо машины, притормаживающий, чтобы взглянуть сквозь стекло. Что у меня общего с этими людьми? Разве что только нахожусь неподалеку, да и то ненадолго.

Я скинула одеяло, встала и вышла в коридор. Там было темно и тихо, но внизу, как я и думала, горел свет. Папа еще не спал.

Когда я зашла в гостиную, он выключил звук:

– Привет! Не спится?

Я покачала головой. На экране сменялись нечеткие черно-белые кадры старого новостного сообщения: двое мужчин, стоя по разные стороны стола, пожимали друг другу руки. Позади них хлопала толпа.

– Ты как раз вовремя. Помоги выбрать: тут вот идет отличная передача о начале Первой мировой войны, а по кабельному – про зону пыльных бурь. Что скажешь?

Папа переключил на другой канал, и я взглянула на экран. На нем показывали унылый пейзаж и медленно двигающуюся машину.

– Даже не знаю. Наверно, от обеих не оторваться.

– Ты на историю-то не нападай! Она знаешь как важна?

Я улыбнулась и уселась на диван рядом с папой:

– Знаю. Просто она мне не так уж нравится.

– Как может не нравиться история? Она ведь рассказывает о том, что было на самом деле! Это не какие-то глупые передачки, которые кто-то сочинил. Все события действительно произошли!

– Очень давно, – добавила я.

– Точно! – Папа кивнул. – Вот и я о том же. Поэтому забывать о них нельзя. Не важно, сколько времени прошло, случившееся все равно влияет на нас и на мир, в котором мы живём. Забудешь о прошлом – не поймешь будущего. Все ведь взаимосвязано! Понимаешь?

Вначале не поняла. Но потом, снова взглянув на экран, поняла, что папа прав. Прошлое влияет как на настоящее, так и на будущее. Частично влияние очевидно, но в целом оно совсем незаметно. Время нельзя поделить на отрезки: вот начало, а вот середина и конец. Можно притвориться, что прошлое осталось в прошлом, но оно все равно будет меня преследовать.

Я пыталась сосредоточиться на передаче, но ничего не выходило. Я разволновалась, в голове была каша: не успевала я обдумать одну мысль, как она уже сменялась следующей. Наконец через несколько минут я не выдержала и пошла спать.

«С ума сойти можно!» – подумала я, лежа в постели и снова пялясь в потолок. В комнатах сестер было тихо. Я закрыла глаза: передо мной разрозненно замелькали события последних нескольких дней. Сердце колотилось. Я сама не понимала, что со мной происходит. Надо было как-то успокоиться, хоть ненадолго избавиться от этих мыслей. Я резко села, скинув одеяло. Порывшись в тумбочке у кровати, вытащила оттуда наушники и подключила их к плееру. Открыла нижний ящик стола, перебрала в нем все диски Оуэна и наконец вытащила то, что искала: желтый диск с надписью «Просто слушай».

«Возможно, ты ее возненавидишь. Или наоборот. А может, она станет ответом на все твои важные жизненные вопросы. В этом-то ее прелесть, понимаешь?»

Я нажала на «проигрывать», но музыки не было. Я закрыла глаза и приготовилась слушать. Но песня никак не начиналась. Ни в последующие несколько минут, ни вообще. И тогда я поняла: диск пуст.

Возможно, Оуэн пошутил или задумал что-то слишком умное. Но, чувствуя, как уши наполняет тишина, я понимала, какой на удивление громкой иногда она бывает.

Она сильно отличалась от музыки. Звука не было – пустота, но в то же время она выталкивала из моей головы все остальное, успокаивая и позволяя различить другие едва заметные, отдаленные звуки. Из темных глубин сознания вырывалось на волю то, о чем я всегда знала, но чему боялась взглянуть в глаза.

«Тсс, Аннабель, это ж я».

Но это лишь середина истории, а было еще и начало. И если я не побоюсь тишину, не сбегу от нее, то услышу его. Придется пройти весь путь, начиная с того момента, как Эмили позвала Софи, но я выдержу. Ведь только тогда я смогу узнать конец.

Больше всего на свете я мечтала забыть о случившемся, но, даже когда думала, что мне удалось, обрывки воспоминаний, как обломки дерева, всплывали на поверхность, свидетельствуя о затонувшем корабле. Розовый топ, стих с моим именем, руки на шее. Когда пытаешься убежать от прошлого, оно не просто тебя догоняет, оно на тебя обрушивается, заслоняя не только будущее, но и все вокруг, даже небо, и оставляя лишь одну дорогу, по которой можно попасть домой, но эта дорога ведет сквозь него.

Теперь я поняла. Меня звал все это время не Уилл, не он добивался внимания, нет, а я сама.

Глава восемнадцатая

– Вы слушаете общественное радио «РАС». Сейчас без двух минут восемь, в эфире последняя песня.

Послышался звук лопнувшей струны, и зафонил микрофон. Песня была экспериментальная, ни на что не похожая и крайне неприятная для ушей. Обычное воскресенье, обычная передача Оуэна.

Для меня же это воскресенье было не совсем обычным. Вчера, после того, как я надела наушники, что-то во мне изменилось. Я долго вспоминала события той страшной ночи, а когда внутренний голос наконец отговорил свое, заснула под звук тишины. Открыла глаза в семь. У меня в ушах гулко отдавались удары сердца, а на голове все еще были наушники. Я сняла их, и тишина в комнате впервые не показалась мне пустой и давящей. Напротив, она как будто несла в себе какой-то смысл.

Я включила радио. Передача только началась с песни в жанре классического металла: кто-то выл, пытаясь перекричать сверхмощные гитары. Затем заиграла популярная русская песенка, после чего наконец заговорил Оуэн:

– Это был «Ленинград». Вы слушаете «Управление гневом». И с вами я, Оуэн. Сейчас шесть минут восьмого, спасибо, что не переключаете волну. Есть просьбы, пожелания, предложения? Звоните: пять-пять-пять-«РАС». А сейчас Доминик Уэйверли.

Заиграло техно. Послышались ритмичные удары, по-видимому не синхронные, а скомбинированные. Я всегда слушала передачи очень внимательно, старалась, как могла, если не полюбить, то хотя бы понять песни, которые так нравились Оуэну. Но если не получалось, я незамедлительно ему об этом сообщала. Если бы только я могла так же спокойно рассказать ему обо всем остальном! Но не всегда подворачивается идеальный момент. Иногда приходится подстраиваться под обстоятельства.

Именно поэтому я сейчас выезжала из своего района и сворачивала к «РАС». Было 8.02. Только что начались «Лечебные травы», обычно следующие за передачей Оуэна. Я припарковалась между его машиной и машиной Ролли, взяла с пассажирского кресла диск и вошла в здание.

На радио было тихо, только кто-то негромко бормотал о китайском гинкго. Справа в конце коридора виднелась стеклянная кабина. Я подошла поближе и увидела в смежной с ней комнатке Ролли за пультом. На нем была ярко-зеленая футболка, на голове перевернутая задом наперед кепка, а поверх нее наушники. Рядом с Ролли сидела Кларк и пила кофе, который, судя по стаканчику, купила в ближайшем кафе. Перед ней лежала воскресная газета, раскрытая на кроссворде. Кларк и Ролли о чем-то разговаривали и не обратили на меня внимания. Зато сидящий в стеклянной кабине Оуэн смотрел прямо на меня.

Перед ним был микрофон, а на столе – разбросана куча дисков. Судя по выражению лица Оуэна, он не сильно обрадовался моему приходу. Выглядел он еще более устрашающе, чем в тот день на парковке, поэтому мне вдвойне было важно себя пересилить. Я распахнула дверь и вошла в кабину:

– Привет!

– Привет, – безразлично поздоровался Оуэн после небольшой паузы.

Тут послышалось шипение, и откуда-то сверху раздался радостный голос Ролли:

– Привет, Аннабель! – Как сильно он отличался от тона Оуэна, который, похоже, едва терпел мое присутствие.

Я повернулась к Ролли и помахала ему рукой. Они с Кларк помахали в ответ. Ролли хотел еще что-то добавить, но наткнулся на разъяренный взгляд Оуэна и, видимо, решил, что лучше промолчать. Послышался щелчок, и микрофон снова затих.

– Чего пришла? – спросил Оуэн.

Конечно, Оуэн сразу перешел к делу.

– Нужно поговорить, – сказала я.

Краем глаза я заметила, что в комнате началось движение. Кларк быстро затолкала газету в сумку, а Ролли снял наушники и вскочил. Затем выключил свет и вместе с Кларк пулей вылетел из комнаты. «И кто это из нас, интересно, избегает конфликтов?» – подумала я.

– Мы поехали бекон есть, – бросил Ролли Оуэну на ходу. – Там встретимся.

Оуэн кивнул. Ролли снова мне улыбнулся и убежал. Кларк немного задержалась и, придерживая открытую дверь, спросила:

– Как дела?

– Все хорошо, – ответила я.

Она повесила на плечо сумку и бросила на Оуэна взгляд, значение которого я не поняла. Затем помчалась за Ролли, схватила его за руку, и они оба скрылись в вестибюле.

Я повернулась к Оуэну. Он тоже начал собираться – обматывал шнур вокруг наушников.

– У меня мало времени. Так что говори, что хотела, – сказал Оуэн, не глядя на меня.

– Хорошо. Я хотела… – Сердце забилось быстро-быстро, и начало тошнить. Обычно тут я трусила и останавливалась. – Хотела поговорить о нем. – Я протянула Оуэну диск. Голос у меня дрожал, поэтому я откашлялась. – Он должен был произвести на меня неизгладимое впечатление, помнишь?

Оуэн настороженно взглянул на диск и ответил:

– С трудом.

– Я послушала его вчера вечером. Но я должна знать наверняка, что поняла его правильно. То есть поняла правильно то, что ты хотел до меня донести.

– В смысле? – переспросил Оуэн.

– Я понимаю, конечно, интерпретировать его можно по-разному. – Голос мой наконец-то окреп. Вот она, сила музыки! – Но все же хотелось бы убедиться, что я его поняла правильно.

Мы молча смотрели друг на друга, и я заставила себя не отводить взгляд. Оуэн взял диск, взглянул на обложку, затем перевернул его:

– Тут нет списка песен.

– Ты что, не помнишь, что записал? – спросила я.

– Это было давно. – Оуэн взглянул на меня недовольно. – И я записал тебе много дисков.

– Десять, – уточнила я. – И я их все прослушала.

– Правда?

Я кивнула:

– Да. Ты сказал, что хочешь, чтобы я обязательно вначале прослушала все диски и только потом включила этот.

– Ага. То есть теперь тебя волнуют мои желания?

На улице Ролли и Кларк уселись в машину и выехали с парковки. Ролли что-то рассказывал, а Кларк смеялась и мотала головой.

– Меня всегда они волновали.

– Да ну? А по тому, как ты последние два месяца меня избегала, и не скажешь. – Он нажал кнопку на пульте и вставил в проигрыватель диск.

– Я думала, ты как раз не хочешь со мной общаться.

– С чего ты взяла? – спросил Оуэн, прибавляя звук.

Я нервно сглотнула:

– Так ведь это ты выскочил из машины и ушел. Это ты со мной порвал.

– А ты бросила меня одного в клубе и даже не объяснила почему, – парировал Оуэн, повышая голос. Он снова покрутил регулятор звука. – Само собой, я разозлился.

– Так вот и я о том же! – сказала я. Кабину заполнило шипение пустого диска. – Ты разозлился, потому что я тебя подвела. Я оказалась не такой, какой ты меня себе представлял…

– …и поэтому ты просто-напросто сбежала, – закончил за меня Оуэн, еще больше прибавляя звук. Шипение стало еще громче. – Исчезла из моей жизни. Хватило одной ссоры!

– А что мне было делать? – спросила я.

– Например, рассказать, что происходит, – сказал он. – Да вообще хоть что-нибудь сказать! Только не молчать! Поверь, я бы пережил.

– Так же, как ты пережил мое молчание? Ты взбесился!

– И что с того? Имел право. – Оуэн снова взглянул на пульт. – Люди иногда злятся, Аннабель, и это вовсе не конец света.

– То есть я должна была объяснить тебе, что происходит, ты бы разозлился, но потом, возможно, успокоился…

– Не возможно, а точно.

– …или нет, – я взглянула на него разозленно, – может быть, все бы изменилось.

– А так что, все осталось по-прежнему, что ли? Скажи ты мне, в чем дело, мы бы могли что-нибудь придумать! А так – ни решения, ничего. Все повисло в воздухе! Ты этого хотела? Чтобы, вместо того чтобы немного позлиться, я свалил навсегда?

До меня постепенно доходил смысл его слов.

– Да нет! Мне и в голову не пришло, что ты бы только немного позлился.

– А как еще? – Оуэн взглянул на микрофон наверху. Шипение стало еще громче. – Что бы у тебя ни произошло, я бы пережил. Надо было просто честно обо всем мне рассказать.

– Это не так просто.

– Серьезно? А избегать друг друга, не разговаривать? Вести себя так, как будто мы никогда не дружили? По-твоему, это просто? По-моему, не очень. Ненавижу притворство.

Тут у меня снова дал знать о себе желудок. Но это была не привычная тошнота, а какое-то медленное бурление.

– Я тоже, но…

– Если твоя тайна настолько велика, что ради нее ты решилась на такие жертвы, – Оуэн махнул рукой, указывая на студию, микрофон и нас посередине, – то ее явно нельзя держать в себе! Ты ведь знаешь.

– Нет, Оуэн, – возразила я, – это ты знаешь. Потому что тебя не пугает ни твоя злость, ни чужая. Ты прошел курс, а теперь применяешь на практике все свои фразочки, всегда говоришь правду и никогда ни о чем не жалеешь…

– Вовсе нет!

– Но я другая! – Я покраснела. – Совсем.

– Тогда какая, Аннабель? – спросил Оуэн. – Врушка, как ты призналась мне в день нашего знакомства? Брось! Это уж точно была самая настоящая ложь.

Я молча на него смотрела. У меня тряслись руки.

– Если бы ты действительно всегда врала, ты бы мне и тогда соврала, – сказал Оуэн, снова посмотрев на монитор. Шипение стало еще громче. – Вела бы себя, как будто ничего не случилось. Но ты поступила по-другому.

– Да, – ответила я.

– И не говори, что мне очень легко живется. Последние два месяца были ужасными! Ведь я даже не знал, что с тобой происходит. Что случилось, Аннабель? Что такого страшного, что ты даже мне сказать не можешь?

Я слышала, как бьется мое сердце, как пульсирует в венах кровь. Оуэн снова прибавил звук, шипение стало еще громче, и тут до меня неожиданно дошло. Так вот что со мной происходит! Я злюсь!

И злюсь по-настоящему! На Оуэна – за его обвинения. На себя – за то, что только сейчас решилась ответить. За то, что молчала столько времени. Ведь у меня уже давно появилось это чувство, но я считала, что нервничаю или боюсь. Но ошибалась.

– Ты не понимаешь, – сказала я Оуэну.

– Тогда объясни мне. Может, пойму. – Он пододвинул ко мне свободный стул и воскликнул: – И что, черт возьми, случилось с диском? Куда делась музыка? Ничего не слышно.

– То есть? – удивилась я.

Оуэн понажимал на кнопки и еле слышно выругался.

– На нем ничего нет! Он пуст!

– А разве не в этом вся суть?

– Какая еще суть? – спросил Оуэн.

«Бог ты мой!» – я опустилась на стул. А я-то думала, что Оуэн задумал что-то глубокое, мудрое, а это, оказывается… просто ошибка. Диск неисправен! Я ошиблась! Кругом!

Или нет.

Неожиданно звуки стали слишком громкими: голос Оуэна, удары моего сердца, шипение… Я закрыла глаза, пытаясь мысленно вернуться в свою комнату, где я так отчетливо слышала то, что пыталась очень долго заставить замолчать.

«Тсс, Аннабель, – раздался голос. Но на этот раз он прозвучал по-другому, знакомо. – Это ж я».

Оуэн убрал звук, и шипение прекратилось. Иногда такое случается с каждым человеком: мир затихает и слышно становится только собственное сердце. Нужно научиться распознавать его голос, а то никогда не поймешь, что оно говорит.

– Аннабель, – тихо и взволнованно сказал Оуэн. Его голос прозвучал ближе, чем раньше. – Что случилось?

Оуэн и так уже дал мне немало, но я решила в последний раз попросить его еще об одном одолжении. О том, что он и так умел лучше всех. Наклонилась и сказала:

– Не думай и не суди. Просто слушай.

* * *

– Аннабель! Мы сейчас включим фильм… – тихо проговорила мама. Она думала, что я сплю. – Ты готова?

– Почти, – ответила я.

– Хорошо. Мы ждем внизу.

Накануне я рассказала Оуэну не только о вечеринке. Я рассказала ему все. Про Софи, про выздоровление Уитни, про фильм Кирстен. Про то, как согласилась сняться в еще одном ролике, беседовала с папой об истории, слушала пустой диск. Оуэн очень внимательно меня слушал, а когда я наконец закончила, произнес всего одно слово, которые обычно ничего не значит. Но в его устах оно значило очень многое.

– Сочувствую, Аннабель. Сочувствую, что тебе пришлось такое пережить.

Возможно, я все это время ждала именно сочувствия. Не извинения, тем более от Оуэна, а признания того, что случившееся со мной ужасно. Но самое главное, я наконец-то смогла рассказать все от начала до конца. Хотя это не значило, что все осталось в прошлом.

– Что будешь делать? – спросил меня Оуэн. Мы стояли у его «лэнд крузера». Студию пришлось уступить следующим ведущим – двум веселым паренькам-риелторам из нашего города. – Позвонишь в полицию?

– Не знаю, – ответила я.

Думаю, при других обстоятельствах Оуэн бы незамедлительно высказал мне свое мнение. Но на этот раз он решил повременить. Одну минуту.

– Понимаешь, жизнь предоставляет не так много возможностей повлиять на ход событий. Но это – одна из них.

– Легко тебе говорить, – сказала я. – Ты всегда делаешь то, что нужно.

– Нет. – Оуэн покачал головой. – Я просто стараюсь как могу…

– …каждый раз. Знаю, – закончила я за него. – Но я боюсь. Не знаю, хватит ли у меня мужества.

– Конечно, хватит, – сказал Оуэн.

– Откуда такая уверенность?

– Но сейчас ведь хватило, – ответил Оуэн. – Пришла ко мне и рассказала правду. Далеко не всякий бы смог. А вот ты смогла.

– Пришлось, – возразила я. – Хотелось объясниться.

– Почему бы не объясниться еще раз? – спросил он. – Позвони этой женщине и расскажи ей все, что рассказала мне.

Я пригладила волосы:

– Не так все просто. Она же может вызвать меня в суд. Придется рассказать родителям, маме… Она не переживет!

– Переживет.

– Но ты же ее не знаешь.

– И что с того? Слушай, Аннабель, мы сейчас не о пустяках говорим. Поэтому поступай, как должна, а мама тебя еще удивит, вот увидишь.

У меня в горле встал ком. Очень хотелось верить, что Оуэн прав.

Он снял рюкзак, бросил его на землю и принялся в нем рыться. Я вспомнила, как Оуэн проделал то же самое в день нашего знакомства за школой, тогда мне и в голову прийти не могло, что он мне предложит. На этот раз Оуэн извлек из рюкзака фотографию.

– Держи. – Он протянул ее мне. – Для вдохновения.

Это была фотография с вечеринки у Мэллори: я в дверном проеме гримерной, без макияжа, со спокойным выражением лица, а позади – желтый лучик света. «Вот как ты выглядишь на самом деле», – сказал тогда Оуэн. Фотография у меня в руках стала доказательством того, что я не похожа на девушку со стены Мэллори, из рекламы «Копфса» или даже на той страшной вечеринке в мае. Что осенью, встретив Оуэна, я изменилась, пусть и поняла это только сейчас.

– Мэллори велела отдать ее тебе, но… – Оуэн замялся.

– Что «но»?

– …но я не отдал, – закончил он фразу.

Я знала, что не стоит спрашивать почему, но не удержалась:

– Почему?

– Она мне нравится. – Оуэн пожал плечами. – Захотелось оставить ее себе.

Днем я наконец-то набралась мужества и, крепко сжимая в руках фотографию, позвонила Андреа Томлинсон, чью визитку дала мне Эмили. Оставила сообщение, и Андреа перезвонила мне через десять минут. Эмили была права. Андреа оказалась очень приятной женщиной, и мы проговорили сорок пять минут. Она попросила меня прийти на всякий случай на следующий день в суд, и я согласилась, хотя и понимала, что будет означать мое там появление. Закончив разговор с Андреа, я позвонила Оуэну.

– Молодец, – похвалил меня Оуэн, когда я ему все рассказала. Его теплый, довольный голос приятно ласкал мой слух, и я прижала посильнее трубку. – Все правильно сделала.

– Знаю, – ответила я, – но теперь мне придется перед всеми…

– Ну и что? – перебил меня Оуэн, а я вздохнула. – Ничего страшного. Слушай, если ты так переживаешь из-за завтра…

– То?

– …то я могу пойти с тобой. Если хочешь, конечно.

– Правда?

– Да. – Вот так просто, без лишних вопросов. – Скажи только, где и когда встречаемся.

Мы договорились встретиться у фонтана перед зданием суда около девяти. Мне бы и без Оуэна не пришлось идти в суд одной, но всегда хорошо, когда есть выбор.

Я в последний раз взглянула на фотографию и убрала ее в тумбочку у кровати.

По дороге в гостиную остановилась у нашего семейного снимка. Вначале, как всегда, рассмотрела себя, затем сестер и наконец маму, такую маленькую по сравнению с нами. Но теперь снимок предстал передо мной совсем в другом свете.

Тогда мы окружили маму, пытались ее защитить, но это случилось всего однажды, на одной фотографии. После мы очень много раз меняли положение. Окружали Уитни, хотя она и не хотела видеть нас рядом. Я сблизилась с Кирстен, когда Уитни оттолкнула нас обеих. Сейчас мы снова находились в движении – достаточно было вспомнить маму и сестер, собравшихся вместе за столом. Я всегда считала, что стою на обочине, а на самом деле, протяни руку – и вот я. Мне просто надо было попросить, и все бы немедленно забрали меня к себе. Спрятали бы, скрыли, защитили.

Я пошла в гостиную. Родители и сестры смотрели телевизор. Меня не сразу заметили, и у меня было время, чтобы собраться с духом. Наконец мама обернулась. Я знала: что бы я ни прочла в ее взгляде, нужно сказать правду.

– Аннабель! – Она обернулась и подвинулась. – Садись с нами.

Я согласилась не сразу. Но затем взглянула на Уитни – она сосредоточенно смотрела телевизор – и вспомнила, как год назад распахнула дверь ванной и, включив свет, чуть не умерла, увидев, что стало с сестрой, но ведь она справилась со своей болезнью. Не сводя с Уитни глаз, я села рядом с мамой.

Мама снова улыбнулась, а я почувствовала горечь и страх при мысли о том, что я собираюсь рассказать. «Готова?» – спросила меня мама чуть раньше, и я ответила, что нет. Хотя, наверно, никогда и не буду. Но выхода нет. Готовясь снова рассказать свою историю, я решила взять пример с Оуэна и, как он мне неоднократно, протянуть руку своей маме и остальным родным, чтобы помочь им пережить тот страшный день вместе со мной.