Текст книги "Пурпур и бриллиант"
Автор книги: Сандра Паретти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
6
Когда Каролина проснулась, было уже светло. Она отбросила одеяло, сняла ночную рубашку и надела приготовленное одеяние: розовую муслиновую рубаху до щиколоток с крошечными серебряными пуговичками на вороте и на манжетах длинных рукавов, верхнее платье без рукавов из сиреневого шелка и, наконец, хаик из пепельно-серого, вышитого серебром шифона. Она причесала волосы и взглянула на себя в зеркало. Это был короткий испытующий взгляд – не только для того, чтобы поправить прическу. Она пристально всматривалась в свое отражение, словно силясь понять, почему вчера вечером вела себя столь безрассудно. Она совсем не хотела этого. Ей следовало бы забыть о том проявлении минутной слабости. Она хотела, чтобы между Стерном и ею все оставалось как прежде, хотя слабо верила, что такое может быть.
Каролина закрыла глаза, вызывая в памяти образ человека, которого любила. Она пыталась представить его тело, его лицо.
«Я любила его, – подумала она. – Я люблю его!»
Ей казалось, что за ее спиной – целая жизнь, наполненная этими тремя словами. День и ночь она искала его, тосковала по нему. Она принадлежала ему целиком – всеми своими мыслями, и душой, и телом. В своих мечтах она владела тем, до чего не могла дотянуться наяву. Сколько же дней было им отпущено, чтобы по-настоящему обладать друг другом? Мало, очень мало. И как же много дней и ночей выпало на ее долю, когда она оставалась одна, только в мыслях любя, только в мечтах чувствуя себя любимой! Безответная любовь и непоколебимая вера вели ее, поддерживали в трудную минуту – пока не были разбиты где-то там, в пустыне. Навсегда? Или они еще могут к ней вернуться?
Обрывки мыслей, неясные ощущения и смутные картины проплывали перед ней, пока она пила кофе и ела теплый ореховый шербет. Закончив завтракать, Каролина некоторое время сидела в задумчивости, потом, стряхнув с себя оцепенение, отправилась на поиски гостеприимного хозяина.
Было совсем непросто ориентироваться в этом чужом, незнакомом доме. Наконец она оказалась на какой-то галерее, которая окружала внутренний двор. Пока она не встретила ни одной живой души. От галереи отходили в разные стороны многочисленные коридоры.
Каролина все еще раздумывала, куда ей лучше свернуть, когда вдруг совсем рядом услышала шаги. Два человека направлялись в ее сторону по галерее. Каролина решила не попадаться неизвестным на глаза и укрылась в темной стенной нише. Судя по одежде, оба мужчины были врачами. Каролина прислушалась к их разговору, но единственное, что она смогла понять и уловить, – часто повторяющееся имя Тимур.
Каролина не забыла ту внезапную перемену, которая произошла с Абу эль Мааном, когда ему сообщили о несчастье, случившемся в конюшне с его внуком. Означает ли приход этих двух врачей что-то страшное? Она торопливо пошла дальше по галерее и через несколько метров увидела дверь. Каролина остановилась у нее и прислушалась. Тишина. Вот еще одна дверь. Тоже тихо. Следующая. Наконец, из-за последней двери послышались голоса. Она постучала и, не получив ответа, вошла.
Стерн и Аба эль Маан стояли у стола и разглядывали разложенную на нем карту. Оживленный разговор, который они вели, сразу оборвался. Каролина пыталась поймать взгляд Стерна, однако тот старательно избегал ее глаз. Аба эль Маан пошел навстречу Каролине. Длинный кафтан, застегнутый наглухо на два ряда маленьких блестящих пуговиц, делал его стройнее, чем вчерашняя свободная гебба, одновременно подчеркивая немалую силу, таящуюся в этом теле.
– Я рад, что вы уже так хорошо ориентируетесь в моем доме, – он сказал это дружелюбно, однако с едва заметным упреком. – Вы долго спали сегодня.
– Простите меня, Аба эль Маан, – сказала Каролина. – Меня заставило так настойчиво искать вас желание узнать, как чувствует себя ваш внук.
Под глазами Абы эль Маана залегли темные тени от беспокойно проведенной ночи.
– Сейчас у него врачи, – сухо ответил он. – Я жду их сообщений. Так что пока не могу удовлетворить ваш интерес. Зато у меня есть новости от слуги, которого я посылал к шейху Тома ну ибн Моханне.
– Хорошие?
– Неплохие, – ответил араб. – Томан ибн Моханна сожалеет, что не может сейчас быть в городе, чтобы принять вас. До своего возвращения он поручает вас моим заботам.
– А когда он вернется? – спросила Каролина.
– Этого я не могу вам сказать. Поначалу все предвещало легкую победу, однако Калаф жестокий и упорный противник. – Хозяин дома внимательно посмотрел на Каролину. – Почему вы так нетерпеливы? – продолжил он. – У вас, христиан, в груди часы вместо сердца. Мы, арабы, мужественны, потому что не дорожим земной жизнью, вы же храбры от нетерпения.
Он замолчал. Потом махнул рукой, словно желая покончить с неприятным разговором.
Каролина внимательно слушала его. Его спокойствие, мягкость, с которой он говорил, не могли ее обмануть. Присутствие в доме Каролины и Стерна повергло Абу эль Маана в жестокий конфликт с самим собой. Он от всей души старался понять их. Его рассудок был их сторонником. Но его чувства противились им, как и темная, не подчиняющаяся разуму часть души, в которой прочно укоренились недоверие к иноверцам и фанатизм его предков.
Словно обладая даром читать чужие мысли, Аба эль Маан сказал:
– Не волнуйтесь! Никогда в этом доме не будет нарушен закон гостеприимства! Если вы чувствуете себя в нем как в заточении, то не забывайте, пожалуйста, что это продиктовано заботой о вашей безопасности. – Он взглянул на Стерна. – Я знаю, оба вы думаете о побеге. Я и сам обдумывал такую возможность. Я размышлял над тем, как помочь вам тайно покинуть Тимбукту. Это решило бы не только ваши, но и мои проблемы. Но прежде всего следует подумать вот о чем: если вы верите в силу молитвы – молитесь о дожде!
Занавес, скрывающий один из выходов на террасу, заколыхался. На мгновение за ним появился черный слуга. Он сделал хозяину короткий знак рукой и тут же снова скрылся за портьерой. Словно все это время только и ожидая этого сигнала, Аба эль Маан поклонился и поспешно вышел из комнаты.
Вплоть до этой самой минуты Стерн избегал смотреть на Каролину. Он боялся ее первого взгляда, первых слов, боялся, что вчера вечером больно обидел ее. Она никогда не сможет понять, почему он не мог поступить иначе. Но теперь, когда Каролина стояла в двух шагах от него, он позабыл обо всем. Рамон был уже не властен над собой. Эта любовь была сильнее его воли.
– Что с Тимуром? – спросила Каролина.
Почему он не подходит к ней? Почему не прижимает ее к себе? Ему казалось: поступи он так, и все сразу станет хорошо. Вместо этого Стерн сказал:
– Я еще раз попросил у Абы эль Маана разрешения осмотреть мальчика, однако он и слышать об этом не хочет.
Каролина окинула взглядом комнату. Они были одни, но при этом ее не покидало ощущение, что за ними зорко наблюдают, их разговоры подслушивают. Она невольно понизила голос:
– Мы должны убираться из этого города. Вы это знаете так же хорошо, как и я. Аба эль Маан сам говорил о побеге. Что же нас останавливает?
– У нас нет ни денег, ни запасов, ни животных. Я послал Алманзора в караван-сарай, чтобы он разузнал что-нибудь о Зинаиде. Сейчас мы не можем уехать. Даже имей мы деньги и верблюдов – согласитесь ли вы покинуть Тимбукту без Зинаиды и ребенка?
Она печально покачала головой.
– Так скажите, что же нам делать? Стерн указал на карту, расстеленную на столе. По углам ее прижимали толстые книги. Верхний край карты окаймлял голубой цвет – это было Средиземное море. Алжир, Тунис, Марокко, Триполи. Стерн указал на Тимбукту.
– Есть три дороги в Алжир. Самая короткая и быстрая – на восток: спуститься на лодках по Нигеру к побережью. Самая длинная дорога – это путь паломников: через Гадамас, а потом вверх к Марокко и Фецу. Этим путем пришел я. Есть еще и третий. Он ведет через Сахару в Алжир. Он самый тяжелый и опасный – поэтому никто не заподозрит, что мы решили избрать его.
– На плане колодцев есть эти места?
Стерн кивнул:
– Однако без денег, без достаточного количества провизии и запасных животных не помогут и колодцы. Скорые курьеры, которые идут через Сахару, используют трех верблюдов на одного человека.
– Но здесь мы не можем чувствовать себя в безопасности. Слишком много людей в этом городе жаждет нашей смерти – больше, чем в пустыне. А что касается денег... – Эта мысль зародилась у Каролины, пока она говорила. – Подумайте об Измаиле абу Семине. Он ведь предложил нам свою помощь.
– Как пожелаете, – сухо ответил Рамон. – Однако в любом случае нам следует дождаться ночи.
Каролина хотела что-то возразить, однако Стерн был прав. Здесь они находились в заточении. Приходилось мириться с неизбежным. Каролина подошла к окну. Через металлические пластины жалюзи в комнату струился сухой, горячий воздух. Перед самым окном росла веерная акация. Внезапный порыв ветра растрепал серебристые ветви дерева. Это было как в Розамбу: когда ветер так трепал кроны деревьев, то немного позже он обычно пригонял облака, предвещающие собой скорую грозу. Каролина поманила Стерна к себе и указала ему на дерево, согнувшееся под новым порывом ветра. Внезапно она припомнила слова Абы эль Маана.
– Что он имел в виду, когда говорил, что мы должны молиться о дожде? – спросила она.
– В цистернах ничего не осталось. Колодцы пересохли. Молитвы, колдовство – ничего не помогло. Теперь они верят, что нашли причину того, почему Аллах отвернулся от них: христиане!
– Вы думаете, наша жизнь зависит от того, пойдет дождь или нет?
Стерн кивнул, не глядя на нее. Ветер неожиданно улегся. Крона акации замерла, серебристые листья жалко поникли. Незамутненное, ярко-синее небо царило над серым городом. Каролина внезапно улыбнулась:
– Мне кажется, будет лучше, если мы станем рассчитывать только на самих себя, а не на молитву. Когда наступит ночь?
– Слушайте муэдзина. Когда он призовет к пятой молитве, значит, нам пора.
В прихожей мусульманской школы, где ученики оставляли свои плащи и обувь, Каролина и Стерн ждали пятого призыва муэдзина.
С террасы, где сидели ученики, доносились приглушенные голоса. Один из мальчиков повторял стихи, прочитанные учителем. Во втором ряду одно место пустовало. На синей подушке лежали четки из желтого берилла. Не было ли это место Тимура? Мысли о мальчике занимали Каролину целый день, может быть потому, что она не слышала ничего нового о его состоянии. Но сейчас это было не более чем имя, промелькнувшее в голове, не тревожа ее по-настоящему. Сейчас она полностью сконцентрировалась на том, что ей предстояло совершить.
Над городом раздался высокий, протяжный крик муэдзина. На террасе сразу стало тихо. Мальчики обратили свои лица к небу, подняли ладони на высоту плеч в молитвенном жесте. Потом опустили руки на колени и наклонились вперед, пока их лбы не коснулись пола.
С нетерпением следила Каролина за ходом молитвенной церемонии, которой, казалось, не будет конца. Наконец ученики поднялись с колен, и терраса тут же наполнилась их звонкими голосами. Смеясь и толкаясь, мальчики выходили в прихожую. Это была та самая минута, которую ждали беглецы. Стерн коснулся плеча Каролины. В джабелле из верблюжьей шерсти, с простым платком на голове, почти целиком закрывающим лицо, она казалась настоящей восточной женщиной. Каролина нанесла на лицо и руки слой темной пудры, подвела глаза черной краской. Они смешались с толпой учеников, поспешили вместе с ними вниз по широкой лестнице и через калитку вышли на улицу.
Нервное напряжение, измучившее Каролину во время долгого ожидания, сменилось радостью и ощущением свободы, как только калитка за ними закрылась. Крики трех муэдзинов эхом повторяли друг друга, растворяясь в вечернем воздухе.
Они остались одни.
Город словно вымер. Дома, обращенные на улицу глухими стенами без окон, казалось, излучали враждебность.
Надо всем властвовала изнуряющая жара и сухость. Этот воздух почти невозможно было вдыхать; земля на площади перед мечетью потрескалась и покрылась коркой от зноя. Все молило о дожде. Даже серый цвет стен, казалось, жаждал влаги.
На противоположной стороне улицы они заметили большое вытянутое здание. Его плоская крыша, украшенная башенками и зубцами, как стены замка, возвышалась над соседними домами. Ворота были огромные, но даже они казались маленькими на фоне массивного, сплошного фронтона. Из семи канделябров были зажжены только два. Под ними неподвижно, как статуи, стояли стражи, атлетического сложения негры в длинных суданских рубахах, перехваченных широкими поясами. В одной руке каждый держал мушкет, в другой – длинную пику. Каролина вопросительно взглянула на Стерна.
Он кивнул:
– Это дворец шейха Томана ибн Моханны. Дом Измаила вплотную примыкает к нему. Пойдемте скорее!
Действительно, они были близки к цели своего путешествия. Дом Измаила казался весьма скромным рядом с палатами наместника. Каролина поневоле замедлила шаг. Просить – как она это ненавидела! Просить чужого человека о денежном займе – что может быть отвратительнее? А если Измаила нет дома? Если слуга не впустит их?
При этой мысли Каролину даже обдало жаром. Она взялась за дверной молоток и уже хотела постучать, как вдруг дверь сама открылась перед ней. Яркий свет лампы упал на ее лицо.
– Входите, – сказал чей-то голос. – Мой господин ждет вас.
Тот факт, что Измаил все-таки был дома, помог Каролине быстро справиться с охватившим ее изумлением. И все же она быстро обежала взглядом двор, который они пересекли. Где же эти глаза, где тот шпион, что следил за ними? Этот неприветливый город, эти дома с глухими стенами казались ей все страшней, все отвратительней. Весь город – настоящая тюрьма. Как им удастся убежать отсюда? Она почувствовала, как рука Стерна легла ей на плечо. Они вместе перешагнули порог незнакомого дома.
Слуга, молодой светлокожий араб, закрыл дверь и повел их вперед – сначала по лестнице к галерее, потом по длинному коридору. Чем дальше они шли, тем больше этот дом производил на Каролину впечатление пустого, необитаемого жилища. Только гулкий шум их шагов и шуршание волочащихся по полу длинных одеяний нарушали его безмолвие. Нигде ни единого признака жизни: оброненной детской игрушки, столика с грязными чашками, который бы еще не успел убрать слуга, аромата женщины, шепота, доносящегося из укромного уголка... Это было жилище холостяка. Слуга остановился перед тускло поблескивающей решеткой. Ее створки бесшумно отворились, мягко, будто были невесомыми. Еще несколько шагов – и они очутились на террасе.
Пораженная открывшейся перед ней картиной, Каролина застыла. Веерные пальмы, на которые восходящая луна накинула серебристый шлейф; восьмиугольный шатер из белого шелка, поддерживаемый позолоченными резными столбами. У входа в шатер по-турецки сидел Измаил абу Семин. Перед ним на куске черного бархата были разложены драгоценные камни. Не меняя положения, торговец бриллиантами слегка поклонился и указал им на подушки, покрытые светлым мехом.
– Итак, вы все-таки не забыли, что можете видеть во мне своего друга, – начал разговор Измаил.
Без головного платка и шали, которых он не снимал во время скачки по пустыне, его лицо казалось более открытым и жестким. Его гладкая смуглая кожа блестела так же, как светло-зеленый шелк его одеяния, скрепленного серебряной застежкой. – Как вам понравился Тимбукту?
– Почти как Париж, – ответила Каролина, внезапно подивившись тому, что правила приличия заставляют и мусульман прибегать в беседе к банальному лицемерию. – Нельзя шагу из дома сделать, чтобы весь город не узнал об этом.
Измаил остался невозмутимым:
– Тогда вы действительно чувствуете себя, как в Париже, и не нуждаетесь больше в черном платке, чтобы скрывать свое лицо.
Каролина, не возразив ни слова, сняла платок. Она не стеснялась откровенного взгляда этого мужчины. Она вообще не принадлежала к тому типу женщин, что каждый мужской взгляд истолковывают как признак вожделения. Для нее не существовало более правильного, верного зеркала, доказывающего собственную красоту, чем мужские глаза. Даже когда сам мужчина был ей абсолютно безразличен, эта игра увлекала и радовала ее. Она смело встретила взгляд Измаила – дружелюбный и спокойный, по которому ничего нельзя было понять или разгадать. Чего ждет торговец? Как долго продлится еще та комедия, которую он разыгрывает перед ними? Измаил не станет ни о чем спрашивать. Он и шагу не сделает им навстречу. Он не подумает также облегчить для них первый, самый трудный шаг. Напротив – он, похоже, наслаждается этим мучительным молчанием, выдающим ее внутреннее смятение и борьбу с самой собой.
Измаил положил на черный бархат камень, который только что внимательно рассматривал на свет. Его взгляд вновь обратился к Каролине – серьезный, изучающий и вместе с тем теплый. Точно таким же взглядом он только что смотрел на сияющий камень. Вчера, перед городскими воротами, он позволил себе немного помечтать. Но ювелир не отбросил посетивших его мыслей. В его мозгу выкристаллизовалась идея – вернее, даже план. Он знал, почему чужеземцы пришли к нему. Наверняка будут просить денег взаймы. Он сможет получить, пожалуй, на этой сделке двести процентов прибыли. Но что это значит? Если осуществится его план, с этим бесценным живым бриллиантом он провернет величайшую финансовую операцию в своей жизни. Измаил не праздно провел последние двадцать четыре часа. Его шпионы вкладывали камешек за камешком в придуманную им пирамиду, и его план приобретал все более реальные очертания. Эта женщина всеми считалась мертвой. И это могло быть для него очень кстати: тогда, возможно, удастся заработать на этом камешке даже дважды. Он имел представление, какие суммы готов был заплатить дей Алжира тому, кто приведет к нему женщину, подобную этой. А безутешный супруг наверняка щедро расплатится с тем, кто освободит его жену из гарема дея. И в обоих случаях это будет один и тот же человек – Измаил абу Семин, торговец бриллиантами из Тимбукту. Он получит все эти деньги. Тогда исполнится его заветная мечта: он сможет сам снарядить корабль, чтобы вывозить свои украшения на самые большие рынки мира – в Александрию, Стамбул, Венецию...
«Ты замечтался», – оборвал он себя. Измаил украдкой посмотрел на Стерна. Этого человека нельзя недооценивать. Он никогда не предаст ее. Да и она – она смела до безрассудства. Если Измаил хочет заполучить ее, то его сеть должна быть очень тонкой и очень прочной. А прежде всего ему необходимо усыпить все еще существующее недоверие этой женщины к нему. Измаил достал кошелек и очень естественно, как само собой разумеющееся, протянул его Каролине.
– Помощь, о которой приходится просить, – горше, чем милостыня, – сказал он. – В этом кошельке две тысячи пятьсот пиастров. Это подарок, и я надеюсь, вы не откажетесь принять его...
Каролина многое отдала бы за то, чтобы в этот момент ее лицо было скрыто под черным покрывалом. Раздумывать над этим было бесполезно – и все же какую цель преследует Измаил? Что движет его поступками? Только ли это способ скоротать время, к которому приходится прибегать, живя в этом унылом молчаливом городе? Или он это делает, чтобы продемонстрировать им, как далеко простирается его власть? Или им руководит какое-то непонятное им чувство?
Ювелир был смущен. Он неясно чувствовал, что совершил ошибку. Он хотел своим щедрым жестом окончательно победить недоверие этих христиан, усыпить их подозрения, но не добился ли он прямо противоположного?
– Вы очень тронули нас, – сказал Стерн. – Трудно подобрать слова, чтобы выразить вам благодарность, Измаил. Однако мы не вправе воспользоваться вашей щедростью.
Измаил прикусил губу. Фраза, пустая вежливая фраза. Он понял, что его собственное оружие обращено против него. И вместе с тем осознание того, что он играет с равным партнером, придало еще больший интерес этой партии.
– Подумайте над вашими словами, – продолжал Стерн. – Мы в таком положении, когда гордость не в состоянии нам помочь. Мы пришли к вам, чтобы предложить дело, способное помочь нам и быть выгодным для вас. Вы наверняка знаете о тех деньгах и товарах, что дожидались нас у Абы эль Маана. Они отосланы обратно в Алжир. Там около пятисот английских фунтов и товаров примерно на ту же сумму.
– Вы собираетесь отправиться в Алжир? И какой же дорогой? Через Гадамас?
– Нет. Прямо через Сахару.
Измаил поднял голову и с интересом взглянул на собеседника.
– Мудрое решение. Вам понадобится больше животных и более опытные проводники, однако путешествие займет тогда у вас треть – а если счастье улыбнется вам, то и четверть – времени, чем при любом другом пути.
Стерн кивнул:
– Если бы вы отправились тем же путем, какое сопровождение вам бы понадобилось?
– Опытный проводник, четыре погонщика и четыре человека вооруженной охраны. Они будут не только защищать вас, но и охотиться на дичь. Итак, девять человек. Кроме того, вдвое больше животных: десять лошадей и восемь верблюдов плюс четыре лошади для вас.
– Такой большой отряд? – Стерн недоверчиво улыбнулся. – В какую же сумму это нам обойдется?
Однако Измаил был серьезен.
– Сахара не щадит животных. Вы должны будете скакать по четырнадцать часов в день – все равно, бросили вы лошадь по пути или нет. – Измаил открыл круглую черную коробку, стоящую на столике, вынул из нее двадцать две жемчужины и бросил их на стол.
– Еще провиант, – напомнил Стерн.
– Всему свое время, – возразил Измаил. – Сначала – корм для двадцати двух животных, а потом уже провиант для одиннадцати человек. – На этот раз Измаил выложил только три жемчужины.
– Должен быть еще слуга, – вступила в мужской разговор Каролина.
Она помедлила, прежде чем продолжить:
– И кормилица с ребенком.
На этот раз улыбнулся ювелир:
– О них не забыли. Я посчитал и ребенка с няней, и еще одного запасного верблюда. – Измаил подумал минуту. – Пять шатров. Ночи в Сахаре холодные. И еще вам не обойтись без подарков, – продолжил он. – Я советую вам брать такие вещи, которые занимали бы немного места.
Он извлек из складок своего одеяния мешочек из голубого шелка и обратился к Каролине:
– Подставьте, пожалуйста, руки! – С этими словами Измаил высыпал содержимое мешочка ей на ладони. – Жемчуг надо чувствовать, осязать. Он не может жить без тепла человеческого тела, – мелодичный голос Измаила поднялся до речитатива.
«Не таким ли голосом он говорит с любимой женщиной? – подумала Каролина. – Он должен быть хорошим любовником, этот араб, если даже дела он предпочитает устраивать, создавая заманчивую атмосферу обольщения».
Жемчуг матово переливался в ее ладонях. На мгновение она даже забыла, где находится. Совершив полет во времени, Каролина вдруг увидела себя пожилой, убеленной сединами дамой в окружении внуков. Держа в руках поблескивающие жемчужины, она рассказывает им о давних годах своей юности, которые ей самой уже кажутся сказкой...
Каролина вполуха слушала разговор мужчин, снова мелочь за мелочью перебирающих все подробности оснащения их маленькой экспедиции. Она видела перед собой красивые смуглые руки Измаила, сопровождающие плавными жестами его слова, – ухоженные, холеные руки с тонкими пальцами без единого украшения, с отполированными ногтями. Руки, в отличие от спокойной и уверенной манеры держаться, находились в постоянном движении. Жемчужину за жемчужиной выкладывал он на лакированный столик.
– Таким образом, вам понадобится двадцать тысяч пиастров, – услышала она тихий голос Измаила.
Он поднялся.
– Значительная сумма.
– Стоимость нашего товара, отправленного Абу эль Мааном обратно в Алжир, намного превосходит ее, – сказал Стерн. – Вы можете быть в этом абсолютно уверены.
Измаил сплел пальцы.
– Я ссужаю деньги двум христианам. Поэтому я ни в чем не могу быть уверен. Даже при самом благоприятном стечении обстоятельств ваши шансы благополучно достигнуть Триполи крайне малы.
– Мы выпишем вам вексель, который вы в любом случае сможете предъявить французскому консулу в Алжире.
Измаил хлопнул в ладоши. Беззвучно, точно привидение, перед ним вырос слуга. Не тот, что встречал Каролину и Стерна, а другой, бледный бородатый юноша в очках. По знаку Измаила он сел и положил перед собой принесенный письменный прибор. Теперь предусмотрительность, с которой Измаил подготовился к их визиту, уже не казалась Каролине опасной и отталкивающей.
– Вы всегда так точно знаете, что должно произойти, Измаил? – не удержалась она. – В чем же ваше истинное призвание – в торговле или в предсказаниях?
– Способность торговца к предвидению – не что иное, как умение хорошо все просчитывать, – сказал Измаил. – Умей я предсказывать будущее, не было бы нужды составлять это долговое обязательство.
Измаил начал диктовать писцу:
– Этим документом я подтверждаю, что сегодня получил от Измаила абу Семина, торговца драгоценностями из Тимбукту, товаров, животных и денег на сумму в четыреста английских фунтов, которые вышеозначенный Измаил абу Семин согласно этому обязательству может получить с учетом двухсот процентов дохода, что в общей сумме составит тысячу двести английских фунтов.
Измаил поднял руку, приказывая секретарю остановиться. Он повернулся к Стерну:
– Вы предложили в качестве посредника французского консула в Алжире, однако я предпочел бы иметь дело с торговым домом Гафуддина.
– Простите, Измаил, – вмешалась Каролина, – Вы говорите о двухстах процентах. Какой процент назначили бы вы, будь мы мусульманами?
– Я был бы больно задет вашими словами, если бы не понимал, что вы чужие в этой стране. Курьер, который повезет деньги, может быть убит или ограблен. Очень легко может случиться так, что я потеряю не только деньги, что ссудил вам, но и своих людей с несколькими дорогими верблюдами. Весь этот риск ляжет только на меня. Никто не гарантирует мне удачу. Однако вы так и не ответили мне, согласны ли вы с выбором в качестве посредника торгового дома Гафуддина.
– Если это облегчит и ускорит дело, то конечно, – ответила Каролина.
И снова Измаила смутила улыбка этих прекрасных серо-голубых глаз. Она, несомненно, умна и очень самоуверенна, эта христианка. Пока он додиктовывал договор до конца, его мысли постоянно вертелись вокруг нее. В этом случае действительно было бы неплохо быть пророком, чтобы предвидеть, осуществятся ли его планы. Но все же будет разумнее, если он сконцентрируется на более насущных проблемах. Она наверняка собирается послать с курьером, который отправится в Алжир с векселем и договором, сообщение о том, что она жива. Очень важно, чтобы ее послание не достигло цели.
Секретарь протянул Каролине договор, чтобы она его подписала. Каролина взяла перо и поставила свою подпись, даже не читая.
– Я бы хотела получить копию этого договора.
– Само собой. Кстати, если вы желаете дать с собой курьеру, который повезет этот договор, какое-нибудь письмо... Самые быстрые курьеры – это те, что развозят векселя.
Каролина задумалась: стоит ли отдавать такое сообщение в чужие руки?
– Я надеюсь, что мы доберемся до места так же быстро, как ваш курьер, – наконец ответила она. – Когда мы сможем получить товары и деньги?
– Через двадцать четыре часа золотой караван отправится дальше в Кано.
– Разве мы поедем вместе с караваном? – с беспокойством спросила Каролина.
– Я говорю об этом только потому, что вам надо как-то выбраться из города – а это возможно только вместе с караваном. За городом вы расстанетесь с ним. А я за это время все подготовлю – животных, охрану, припасы. Все это вы найдете в караван-сарае. Я вам пошлю сообщение о точном месте встречи.
Ювелир поглядывал то на Стерна, то на Каролину.
– До отхода каравана вы не должны ничего предпринимать на свой страх и риск. Ни у кого не должно возникнуть ни малейшего подозрения, что вы собираетесь покинуть город вместе с караваном.
Измаил замолчал, ожидая, что они пообещают ему это, однако Каролина ничего не ответила. Быть обреченной на бездействие – нет, это не для нее. Ей казалось, что она добровольно надевает на себя оковы. Измаил наклонился к ней. Его лицо попало в круг света от лампы.
– Разве ваш Бог не учит вас, христиан, возлюбить ближнего, как самого себя? Почему же вы так недоверчивы?
Каролина твердо встретила его взгляд:
– Очень тяжело возродить в себе доверие к людям, когда оно уже однажды было потеряно.
Секретарь подготовил копию договора. Еще раз Каролина и Измаил поставили свои подписи под документом. Каролина сложила бумагу:
– Я благодарю вас, Измаил.
– Я велю доставить вас обратно к дому Абы эль Маана в моем паланкине. Но прежде позвольте мне изложить еще одну просьбу. – Измаил пододвинул к себе изящную шкатулку из розового дерева и приподнял крышку.
На темно-синем бархате лежало несколько миниатюрных портретов женщин размером не более дуката. – Позволите ли вы мне прислать к вам Эдзерама, чтобы он нарисовал с вас миниатюру?
– С меня – христианки?
– Красота – это тоже религия. Вы успеете навсегда позабыть торговца Измаила абу Семина, а я в такие ночи, как эта, буду сидеть здесь и смотреть на ваш портрет.
– Ну если это доставит вам радость...
Ее тон доказал Измаилу, что она не сердится. Тот же курьер, что повезет вексель в Алжир, возьмет с собой эту миниатюру и передаст ее дею. Молча все поднялись. Серебристо-белая луна светила с неба. Казалось, она была создана специально, чтобы освещать это маленькое королевство Измаила – тихо шелестящие пальмы, бессловесных слуг и человека, повелевшего потушить все лампы, чтобы заставить ярче светиться свои бриллианты.
