Текст книги "Пурпур и бриллиант"

Автор книги: Сандра Паретти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

– Наш слуга должен возвратиться с минуты на минуту, – ответил Стерн. – Шейх Томан ибн Моханна извещен о нашем прибытии.

Измаил вежливо склонил голову, с большим трудом скрывая разочарование. Но не мог же он насильно заставить чужеземцев воспользоваться его гостеприимством. Ничего, время у него есть, а терпения еще больше. Он был уверен, что их дороги обязательно пересекутся.

– Мой дом всегда открыт для вас, – произнес он невозмутимо. Спокойствия ему было не занимать. – На всякий случай – для вашей безопасности – я оставлю с вами одного вооруженного слугу.

Измаил поднялся и поклонился на восточный манер, со скрещенными на груди руками. Снова на его лице играла эта смутная улыбка, что-то среднее между одухотворенностью и греховностью.

Солнце зашло, однако жара не спадала. На северо-востоке начали собираться тучи. Площадь перед городскими воротами постепенно пустела. Одна за другой группы людей исчезали за их массивными створками. Алманзор все еще не вернулся. Он отсутствовал уже больше трех часов.

Каролина поджала под себя затекшие от долгого сидения ноги. Она уже начала задаваться вопросом, разумно ли было отказываться от приглашения Измаила. Во время долгого путешествия в песках она так мечтала о горячей воде, мыле и свежем белье. Вновь стать прекрасной, благоухающей, привлекательной для мужчины!

Неужели она – та самая женщина, которая много месяцев назад отправилась из Абомеи в Тимбукту, даже не задумываясь о том, сколько тысяч километров пустыни лежит перед ней, сколько опасностей ожидает ее в пути. Одна мысль поддерживала ее и вела вперед: надежда на встречу с мужчиной, который любит ее, ждет возвращения ее. Ее муж – Жиль, герцог де Беломер.

Она попробовала представить себе его лицо, глаза, губы, голос и испугалась: в памяти всплывал лишь неясный облик, смутный, расплывчатый. Но еще больше испугало ее то чувство горечи и обиды, которое пробудило в ней это воспоминание. С того момента у ворот Абомеи, когда она, исполненная надежды и предвкушения скорой встречи с любимым, ожидала, что сейчас появится он, долгожданный спаситель, а вместо этого перед ней возник Стерн, посланный ее супругом, у ее любви было два лица. Рассудок убеждал ее, что он не мог поступить иначе: если он хотел спасти ее, то должен был послать человека, которого Санти не знал. Но ее сердце не подчинялось голосу рассудка. Для ее сердца было важно лишь одно: он не поспешил ей на выручку! Он был так далеко!

Ах, что такое опаленная солнцем пустыня по сравнению с той, в которую превратилось ее сердце! Она пережила многое, но с тех пор не была уже прежней Каролиной. Она стала другой женщиной, этакой кочевницей, которая была счастлива там, где находила плечо, на которое можно опереться...

В толпе мелькнула красная феска. Громко ругаясь, Алманзор пробивал дорогу себе и своему коню. Он едва дышал, но это была не единственная причина его промедления. Юноша опустил голову, словно недобрая весть, которую он принес, была его личной виной.

– Шейха нет в городе. Его двор словно вымер.

– Нет в городе! – в один голос воскликнули Каролина и Рамон.

– Он сегодня покинул Тимбукту. Его слуги сказали, что сейчас шейх в военном лагере на юге, вместе со своими войсками. Тогда я поехал в лагерь, поэтому вам пришлось так долго меня ждать.

– А там ты встретил его?

Алманзор замотал головой, но теперь глаза его блестели.

– Шейх Томан со своими воинами отправился навстречу Калафу. Вы знаете, что Калаф уже несколько лет пытается завоевать Тимбукту. Пустыни ему уже недостаточно. Сегодня шейх Томан решил проучить его. В его резиденции мне сказали, что сегодня на рассвете между ними начался бой.

«Так вот что случилось сегодня утром, когда всадники Калафа исчезли в один миг, забыв о христианах», – подумала Каролина. Нападение шейха Томана, наверное, спасло им жизнь, но сейчас их положение было просто отчаянным. Вступить в город без позволения наместника Тимбукту было бы тягчайшим преступлением.

Стерн наклонился к Алманзору:

– Так кому же ты передал рекомендательное письмо?

Алманзор вынул конверт из складок бурнуса.

– Я передал бы его только самому шейху или его визирю. Никому другому я не доверяю. Там, в лагере, говорят, что шейх Томан обратил Калафа в бегство, а теперь преследует его.

Стерн забрал письмо обратно.

– Это значит, что шейх Томан еще долго не сможет вернуться в Тимбукту. Когда закрываются городские ворота?

– Через полчаса. Вы решили рискнуть?

Стерн взглянул на ворота, где еще толпились люди. Стражи в ярко-красных тюрбанах, опоясанные широкими поясами с серебряными патронами, стояли у ворот, внимательно рассматривая каждого входящего.

– Мы поедем в город, – сказал Рамон. – Может пройти несколько дней, пока шейх Томан вернется в Тимбукту. Не можем же мы оставаться здесь, под открытым небом. С нами слуга Измаила, может быть, это поможет нам пройти мимо стражи.

– Вы никого не знаете в городе, чьим гостеприимством можно было бы воспользоваться? – спросил Алманзор.

– Аба эль Маан обязательно примет нас, – ответил Стерн.

– Аба эль Маан! – Алманзор восхищенно вскинул руки. – Вы знаете Абу эль Маана, величайшего из всех толкователей Корана? О, если бы мой господин слышал это!

И снова Рамон знаком приказал ему замолчать:

– Приведи наших коней!

Каролина не сводила глаз с Рамона Стерна. Все происшедшее с момента возвращения Алманзора, его разговор со Стерном она поняла едва ли наполовину и восприняла как-то отстраненно. Тем реальней казался ей Рамон, его сильная фигура, мужественное лицо, спокойный голос, ощущение уверенности, которое исходило от него. Она все ждала, когда же он снова станет для нее чужим и далеким, каким был до сих пор. Когда он вновь обратится в молчаливую тень, сопровождающую ее в путешествии по пустыне – без лица, без имени, без пола. Просто посланец ее супруга...

Рамон в свою очередь внимательно взглянул на нее. Почему она так притихла? Или новость настолько испугала ее?

Внезапно он ощутил ее тонкую ладонь в своей руке.

– Мы поскачем в город. Мы сделаем то, что вы считаете правильным. – Нет, не в этих словах, а в звучании ее голоса было полное, абсолютное доверие, что невероятно тронуло его.

В это мгновение над крышами города раздались высокие, протяжные крики муэдзина. Люди расстелили на земле свои молельные коврики. Повернувшись лицом к востоку, они преклонили колени. Пока они молились, небо окончательно потемнело. Ночь с каждой секундой становилась все ближе. Порыв ветра пролетел над площадью. Несколько тяжелых капель ударилось в песок.

– Дождь! – закричал кто-то. – Дождь!

Люди, стоящие на коленях, воздели в умоляющем жесте руки к небу. Но облака уже мчались мимо. Ветер донес до земли еще несколько капель влаги и погнал облака вперед, не дав им разразиться спасительным ливнем.

Алманзор закончил свою молитву и поднялся.

– Сорок дней ждали они дождя, – сказал он. – Весенний урожай пропал. Цистерны пусты. В городе ни о чем, кроме дождя, не говорят.

Каролина рассеянно кивнула. Скоро закроются городские ворота. Им надо торопиться.

5

Тьма и жара властвовали над Тимбукту. Вечер не принес ни прохлады, ни облегчения. Покрывало, которым Каролина снова прикрыла лицо, стало влажным от пота, который стекал по ее лбу и щекам. Толпа, с которой они вошли в ворота, мало-помалу рассеивалась. Все происходило без малейшего шума, в такой призрачной тишине, что у Каролины возникло гнетущее чувство, будто это ворота не города Тимбукту, а преисподней.

Серые дома окаймляли узкую улицу. Немые, равнодушные, с плоскими крышами, без окон и света стояли они там, сливаясь с каменной чернотой ночи.

Каролина вздрогнула, услышав подле себя голос Алманзора.

– Видите там, в конце улицы, мечеть? – спросил он. – Дом Абы эль Маана как раз за ней.

Из тихой узкой улочки они выехали на оживленную площадь и внезапно очутились в тесном кольце людей. Плотно прижатые друг к другу тела обтекали их, как полноводная река. Над головами плыли маленькие фонарики. Каролину вдруг охватил страх, животный страх, которого она никогда не испытывала в широкой и свободной пустыне. Начало процессии уже достигло мечети. В неверном свете фонариков Каролина видела, как люди поднимаются по ее ступеням. Когда они достигли дверей, послышались монотонное бормотание, повторяющиеся слова молитвы.

Алманзор направил своего мула в темный переулок, ведущий к дому Абы эль Маана. Вдруг за их спинами раздался крик:

– Христиане! Христиане в городе!

Из-за аркады, окружавшей внутренний дворик, показался высокий негр в светло-голубом одеянии.

– Мир вам, – сказал Стерн. – Мы друзья Абы эль Маана.

– Мир его друзьям, – негр наклонил голову.

Они пошли вдоль аркады, миновали сводчатую дверь. Теплый покой жилого дома охватил их. Они поднялись по лестнице и вышли в садик на крыше. Цветущие розовые кусты распространяли вокруг сладкий аромат. Из белой мраморной чаши била струя воды. Негр отвел в сторону тяжелый занавес, и за ним открылась полутемная комната. Обилие книг в этом помещении поразило вошедших. За кафедрой стоял седовласый араб в шерстяной геббе.

– Господин, они назвались вашими друзьями, – сказал негр и поднял лампу так, что лица Каролины и Рамона оказались ярко освещены.

Аба эль Маан вгляделся в них. Возглас удивления вырвался у него. Он медленно приблизился к Стерну. Не сводя с него глаз, он провел по воздуху рукой, словно желая прогнать призрак.

– Простите, – произнес наконец он голосом, еще дрожащим от изумления. – Но уже два месяца я посылаю слуг к каждому прибывающему каравану, и они всегда возвращаются одни. А в последний раз они принесли печальную весть о вашей гибели.

Дом внезапно ожил. Захлопали двери, из внутреннего двора донеслись чьи-то крики. Теперь можно было различить отдельные возгласы. Чей-то пронзительный голос перекрыл все остальные:

– Христиане! Они, должно быть, здесь!

Стерн с улыбкой взглянул на Абу эль Маана:

– Это действительно чудо, что мы еще живы. Сегодня утром люди Калафа требовали от караванщиков нашей выдачи.

Аба эль Маан сдвинул брови, и его лицо сразу приняло сосредоточенное выражение. Похоже, он почувствовал облегчение от того, что теперь имеет дело с абсолютно реальными вещами. Пусть даже опасными.

– Спустись скорей! – приказал он негру.

Потом попросил Каролину и Стерна сесть. Он внимательно смотрел, как Каролина усаживается на пятки. В его глазах мелькнула улыбка.

– Должен сказать, вы владеете обычаями этой страны лучше, чем я вашим языком. Однако все же попытаюсь.

– Вы говорите по-французски! – вскрикнула Каролина.

Возможность слышать родной язык казалась ей сейчас предпочтительней любых благ.

Бесшумно вошла черная рабыня. Она придвинула к дивану низенький круглый серебряный столик, поставила на него маленькие блюдца со сладостями: абрикосовым вареньем, засахаренными сливами, вареньем из лепестков роз, фисташками, печеньем, залитым теплым соусом из меда и кунжутного масла. Комната наполнилась сладкими ароматами. На столе рядом с Абой эль Мааном стоял кувшин с красной жидкостью, другой – с желтоватой, а рядом с ними – шесть бокалов. Аба эль Маан наполнил бокалы вином.

– Вы, наверное, удивляетесь, почему я нарушаю законы Корана. Однако в Триполи христиане часто посещали мой дом. С тех пор как я живу в Тимбукту, все стало по-другому. – Он не сказал всего, о чем думал.

А правда состояла в том, что до сих пор ни один христианин не бывал в Тимбукту. И если он разрешает этим двум людям зайти в его дом, это означает нечто иное, чем значило бы в Триполи. Пуская их, он подвергает опасности себя и свою семью. Он не сию секунду осознал эту опасность, и не это заставило его задуматься – он лишь попытался прояснить ситуацию.

Стерн внимательно наблюдал за Абой эль Мааном и угадал его мысли.

– Спасибо вам за заботы о нашей безопасности. Но мы не предполагаем задерживаться здесь надолго.

Аба эль Маан протянул им бокалы:

– Если бы Аллах желал вашей гибели, вы никогда не добрались бы до Тимбукту и не сидели бы сейчас передо мной.

– Кто принес вам весть о моей смерти? – спросил Стерн.

Аба эль Маан покачал головой:

– Надежный, заслуживающий доверия человек, торговец из Абомеи. Он сообщил, что вы оба мертвы. А теперь позвольте сказать мне, что больше всего меня угнетает. После его сообщения все товары и деньги, которые, согласно письму, предназначались вам, я отправил обратно в Алжир, французскому консулу.

Каролина почувствовала, как ее рука, державшая стакан, задрожала. Слова Абы эль Маана потрясли ее. Она очень рассчитывала на эти деньги и товары. Теперь они остались совсем без средств. Но через секунду и это стало казаться ей совсем незначительным. Настоящей катастрофой было совсем другое. Весть о ее смерти...

Она попыталась представить всех, кто понесет это известие дальше: французского консула в Алжире, капитана судна, который привезет его в Лиссабон и сообщит герцогу. Или это уже произошло? Или происходит сейчас, в эту минуту? Жиль – при мысли о нем ее сердце болезненно сжалось. Филипп, Симон, Марианна. Она звала людей, которых любила, но ее зов не доходил до них. Мертва – тоже только слово, но сколько в нем боли. Мертва – и стерта из памяти...

Аба эль Маан обвел их лица теплым взглядом:

– Аллах уберег вас. Он защитит вас и дальше.

Стерн сделал резкое движение. Когда он заговорил, в его голосе зазвучало страстное негодование:

– Скажите мне, Аба эль Маан, что это за религия, которая позволяет преследовать людей только за то, что Бог, которому они молятся, носит другое имя?

– Могу лишь возразить, что и христиане поступают точно так же. И вы тоже верите, что все, кто не молится вашему Богу, являются вашими врагами. И вы убиваете от его имени. – Аба эль Маан поправил подушку и откинулся на нее. – Я изучал разные религии. В каждой из них есть постулат, что человек создан по образу и подобию Божьему. Возвышенный постулат – и соблазнительный, как и все иллюзии. Правда же состоит в том, что это человек создает Бога по своему подобию и наделяет своего властелина правом истреблять инакомыслящих. Вы, христиане, изобрели инквизицию. Ваши священники – прокуроры Господа. Ислам же – более простая религия, отвечающая нашей сущности. Наш Бог – родовой вождь, и тот, кто не платит ему дань, становится его врагом.

– Вы учите этому и своих учеников, Аба эль Маан? – спросила его Каролина.

– Я учу их думать, – ответил Аба эль Маан, – и для этого использую Коран.

– Вы не хотите сделать из своих учеников более совершенных людей, чем мы?

– Может быть, более свободных. Чем яснее мыслит человек, тем больше он в состоянии отличить истину от фальши. Мои ученики должны понять, что человек всегда имеет выбор – быть хорошим или дурным. И Бог не вынуждает его ни к чему.

Каролине вдруг показалось, что она слышит своего отца. Странное чувство, которое охватывает человека, когда он встречает кого-то, кто думает и чувствует, как он, вдруг проснулось в ней. Узор ковра, лампы, аромат пищи, смолистый привкус вина – все теперь было окрашено в знакомые тона. И она искренне радовалась этой встрече.

– Аба эль Маан, – сказал Стерн, – я знаю, что вы живете именно так, как говорите. Я надеюсь, что вы и других людей можете подвигнуть к тому же. Как бы я хотел, чтобы они были похожи на вас!

Аба эль Маан поднялся:

– Вы наверняка устали. Вам приготовят две смежные комнаты. Они находятся между женской половиной и той, где живу я. Там вы будете в безопасности. Этот маленький сад надежно защищен от любопытных глаз.

Каролина и Рамон тоже встали и посмотрели друг на друга. В их взглядах был немой вопрос: что же делать, как они смогут покинуть этот город, который для них, нищих и преследуемых, может стать настоящей тюрьмой?

– Я пошлю с известием слугу к шейху Томану ибн Моханне, – пообещал Аба эль Маан.– А он уже решит, что делать дальше. – Он замолчал, потому что в комнату вошел негр, поспешно направился к нему, наклонился и стал что-то шептать на ухо.

– Говори вслух, – сказал ему хозяин. Он указал на Каролину и Стерна. – Они мои друзья.

– Тимур...

– Что такое с мальчиком?

– Вы же знаете его, – сказал слуга, помедлив. – Он забрался в конюшню, где стояли лошади чужеземцев... Он прослышал, что эти белые кобылы принадлежали самому Калафу, и непременно хотел посмотреть на них. Одна из лошадей... – Похоже, негр окончательно потерял мужество и не смел продолжать.

Странное смешение страха и ненависти было на его лице, когда он взглянул на Рамона и Каролину.

– Одна из лошадей лягнула вашего внука.

– Отведите меня к ребенку, – сказал Стерн. – Вы же знаете, Аба эль Маан, что я...– Однако взгляд араба заставил его умолкнуть.

Аба эль Маан будто окаменел. Каролина увидела, как что-то мелькнуло в его глазах: живущий в каждом человеке животный страх перед судьбой – и страх перед этими чужеземцами, которые одним своим появлением принесли несчастье в его дом.

Когда он заговорил, его голос был сухим и невыразительным, словно он делал над собой неимоверное усилие, чтобы обратиться к ним:

– Подождите здесь. Я пришлю Лали, она отведет вас в ваши покои.

– Возьмите меня с собой, – снова попросил Стерн. – Пока вы позовете своего врача, пройдет много времени.

Аба эль Маан молча покачал головой. Потом повернулся и поспешно вышел из комнаты вместе со слугой.

Каролина задула сальную свечу и растянулась на низенькой лежанке; она не стала укрываться мягким одеялом. Ей было жарко. Сквозь отверстия в стенах, выстроенных в мавританском стиле и облицованных зеленой и белой плитками, пробивался лунный свет, оставляя на полу узор из звезд и полукружий. Она закрыла глаза. Но не только не провалилась в сон, а, напротив, с каждой секундой чувствовала себя все бодрее.

Когда Лали привела ее сюда, Каролина была так измучена, что, казалось, должна уснуть, не успев коснуться подушки. А теперь она лежала с открытыми глазами, не в силах справиться с чувствами, не зависящими от ее воли. Или ей недоставало тени за шатром, что ночами напролет охраняла ее сон в пустыне? Она села в постели и прислушалась. Две их комнаты разделяла только муслиновая занавеска. Из комнаты Стерна не раздавалось ни единого шороха. Или он уже спит?

Легкий шум в саду испугал ее. На фоне деревьев мелькнула чья-то тень. Каролина напряженно вслушивалась в тишину. Тень исчезла. На низком пуфе лежало одеяние, принесенное Лали. Каролина взяла бледно-зеленый хаик, закуталась в него, засунула ноги в мягкие туфли. Потом подошла к занавеске, разделявшей комнаты, и отдернула ее.

Его постель была не тронута; багаж – не распакован. Дверь, ведущая в сад, оставалась открытой. Каролину охватило странное беспокойство. Она уже была близка к тому, чтобы вернуться к себе, но любопытство оказалось сильнее. С бьющимся сердцем она тихо вышла во двор. Прислонившись спиной к стене дома, там сидел Стерн, все еще в сапогах для верховой езды. Он сидел, поджав под себя ноги, без тюрбана и бурнуса, только в белой рубашке и светлых шароварах. Он повернул голову и молча взглянул на Каролину. Потом проговорил:

– Вам надо выспаться, – словно разговаривая с ребенком.

– Я не могу заснуть, – сказала она. Она была разочарована, сама не зная почему.

Чего она ждала? Хаик распахнулся. Под муслиновой рубашкой просвечивало тело.

Против своей воли Стерн вынужден был смотреть на это изумительное тело, не скрытое больше под тяжелой одеждой.

– Вы простудитесь, – резко сказал он.

Ему хотелось, чтобы она ушла. Стерн не знал, долго ли он сможет выдержать это зрелище.

– Идите и попробуйте заснуть! – теперь в его голосе слышались просительные нотки.

Только сейчас Каролина поняла причину его странного поведения. Но не могла, как раньше, посмеяться над этим. Она растерянно застыла, потом стянула хаик на груди.

– Позвольте мне побыть здесь с вами немного, – мягко сказала она.

Он подтянул ноги к груди, обхватил руками колени:

– Если вы этого непременно хотите... Только не забудьте, ночи здесь холодные, это все-таки не Париж.

Париж... Почему он вспомнил о нем, почему именно сейчас? Почему не позволит ей этого краткого мгновения забытья, когда она не хотела ничего иного, кроме как чувствовать себя красивой женщиной и находить подтверждение этому в мужских глазах? Только этого невинного счастья жаждала она. Только потому пришла к нему – чтобы найти саму себя в его улыбке. Зачем он напомнил о Париже – неужели хотел, чтобы и в этот час она не забывала о бремени своей судьбы?

– Может быть, сегодня вечером там говорят о нас, – сказала Каролина. – Разве вы забыли, что для всего света мы мертвы?

– О вас говорят в любом случае, – тихо произнес Стерн. – Только представьте себе триумф, который ждет вас по возвращении.

Да, он хотел задеть ее, напомнить о той пропасти, что разделяла их. Что же ему делать, что еще сказать, чтобы она ушла, пока не произошло то, чему никак нельзя случиться? Почему ему ничего не приходит в голову? Боже мой, почему нет ничего, за что он мог бы ненавидеть или презирать ее? Почему она не та женщина, которой он мог бы овладеть сегодняшним вечером, чтобы назавтра не вспомнить ее имени? Почему она, именно она способна толкнуть мужчину на любые крайности? И почему он тот мужчина, который всегда мечтал только о подобной женщине?

– О чем вы думаете? – она легонько дотронулась до его руки. – Пожалуйста, скажите мне!

Рамон Стерн смотрел в ночь, на освещенные лунным светом плоские крыши, над которыми возвышались купола трех мечетей и узкие шпили минаретов.

– Для вас будет лучше, если вы не узнаете моих мыслей.

Каролина озябла и обхватила плечи руками. Рамон, не сводящий с нее пылающих глаз, сразу же заметил это. Он молча закутал ее в бурнус. Его руки касались ее волос; он вдыхал аромат ее кожи. Но еще невыносимей было то доверчивое движение, с которым она повернулась к нему, будто желая прильнуть к его груди.

– А теперь лучше уходите, – твердо сказал он.

Каролина заглянула в его глаза:

– Почему? Почему вы отсылаете меня? Почему не позволяете немного побыть рядом?

Несколько секунд Стерн боролся с собой, потом не смог больше сдерживаться:

– Спросите об этом вашего мужа, когда вернетесь домой. Он сможет вам ответить на ваши вопросы лучше, чем я.

Каролина сбросила с плеч его бурнус:

– Почему вы так обращаетесь со мной? Скажите мне, я должна это знать. Я не хочу вспоминать о Париже. Я хочу только быть рядом с вами. Никого ближе вас у меня нет. – Голос отказал ей.

Стерн обнял ее. Каролина не отстранилась. Против ее воли тело Каролины стремилось ощутить крепкое мужское объятие. Это длилось всего один миг, один удар сердца – когда она ощущала страсть, которую возбуждала в этом мужчине. И она понимала: это то, что притягивает ее к нему. Быть любимой! Не собственное чувство, а лишь гипнотическая сила чужой, куда более сильной страсти.

Они посмотрели друг другу в глаза. Каролина вдруг испугалась столь сильного чувства, разбуженного в этом мужчине, испугалась своей слабости. Неожиданно на глаза набежали слезы, и она насилу сдержала себя.

Возвратившись в свою комнату, Каролина бросилась на лежанку. Сквозь филигранные отверстия в стене ей была видна неподвижная тень мужчины. Все эти ночи нескончаемого путешествия в пустыне его тень была ее единственным утешением и надеждой – теперь же при виде ее сердце Каролины сжалось. Она уткнулась лицом в подушку, чтобы он не услышал ее плача.