Текст книги "Хочу замуж!"
Автор книги: Сандра Мэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
9
Рой. Анатомия порока
Домой он пришел на заре, потому как после расставания с Лори еще немного побродил по округе, узнавая родные места заново и радуясь этому. Он вошел в родной дом на цыпочках, прокрался в кухню, потому что очень хотел есть…
… и выяснил, что практически вся семья в сборе.
Мама сидела между столом и плитой и время от времени подкладывала на протянутые тарелки горячие блинчики с мясом и подливала кофе в большие глиняные кружки. За столом восседали Бранд и Гай – оба плечистые, крупные, обстоятельные. Удались они в папу – и ели так же, как он: много и неторопливо.
Джои примостился между холодильником и окном, у его ног сидели неразлучные друзья – шотландский терьер Миксер и кот Блендер – и гипнотизировали юного хозяина в надежде, что он таки заснет и выронит изо рта кусок блинчика…
Папа в кухне присутствовал опосредованно – его могучий храп доносился аж со второго этажа. Рой обреченно прошествовал к мойке и стал намыливать руки – как привык, каждый палец в отдельности, потом всю кисть…
Бранд невинным голосом поинтересовался:
– Мам, а что ж Лори замуж-то не вышла?
– Не знаю. Честно говорящей мало кто из наших дураков подходит. Лори – девочка стоящая. Серьезная, умная, красивая… Да и какие ее годы.
– Ну в ее годы у тебя было уже трое нас. Скажи, Гай?
– Угу. Но Лори и в самом деле золотая девчонка. Я бы сам на ней с удовольствием женился, только робею. Нехорошо, когда жена знает не только внешние приметы мужа, но и его внутреннее строение.
– Ха-ха-ха!
– Хи-хи-хи!
– Дурачье! Рой, садись завтракать.
– Спасибо, ма. Джои, не терзай зверей, дай им пожрать.
– Они лопнут. Ты сам ешь. Тебе надо восполнять потерю белка.
– Сейчас врежу. И вы заткнитесь. Ржут, как кони…
– Перестаньте, мальчики! Гай, яичница готова.
– Спасибо. А вообще, я думаю, ей нужен муж из своих. Ну из докторов. Это же правильно – вот папа женился на маме, потому что они оба любят лошадей. У тебя, Бранд, невеста миллионерша, потому что вы оба любите бабки, моя Кэл выросла на ранчо и терпеть не может город, как и я, а Джои с Чикитой Флоу – прирожденные преступники…
– Минуточку! Попрошу занести в протокол: я с несовершеннолетней Салли Флоу, она же Чикита, она же Гнев Господень, она же Божеское Наказание, никаких интимных связей…
– Брось, Джои. Вы же созданы друг для друга, это с детства было видно. Лори, конечно, труднее. Все ее тутошние врачи уже женаты, не за доктора же Грея выходить…
Рой отправил в рот последний кусок блинчика, прожевал и проглотил его, а потом сказал преувеличенно громко:
– Спасибо, ма! Все, как и всегда, уж-жасно вкусно. Жаль, что братья не пришли…
Бранд и Гай захихикали. Исабель погрозила им свернутым полотенцем.
– У, жеребцы! Не обращай на них внимания, Рой. Они просто языками мелют. Лори – девушка честная…
– Мам! Уймись. У нас была операция…
– Так-так, очень интересно. А первичный осмотр?
– Дурак. У Сэнди Викерс был аппендицит. До половины третьего мы оперировали. Потом я проводил Лауру Флоу домой, что, по-моему, естественно. Она еле держалась на ногах.
– Довел девку…
– Нет, это невозможно! Гай! Сейчас как дам в нос!
– А я маме скажу. Да ладно, не злись. Лори и правда девка хоть куда. Чего ты так сопротивляешься?
Рой отмахнулся от Гая и мрачно изрек:
– Вдобавок ко всем безобразиям выяснилось, что Эбигейл Бриджуотер теперь в попечительском совете больницы.
– Полоумная Эбигейл? Ну да. Она же теперь мэрская жена. Ты и не знал…
Бранд кашлянул:
– Гай, позволь мне быть грубым. Ты на своем ранчо совсем отупел.
– Чего… ах это… Рой, братишка, тому уж двадцать лет прошло, не меньше. В головке Эбигейл мысли дольше двух часов не держатся, не боись.
Джои торопливо подался вперед и завертел головой, поглядывая то на Гая, то на Бранда.
– А что было двадцать лет назад, а? Ну не будьте гадами, расскажите! Меня же еще на свете не было, иначе бы я узнал и без вас…
– Перебьешься.
– Рой, ты с Эбигейл…
– Шел бы ты спать, дитя.
– Нет, ну правда?
Рой отодвинул стул, резко встал.
– На сегодня с меня семьи хватит. Мам, прости, я пойду посплю хотя бы часик. В больнице меня ждут в двенадцать, но я пойду пораньше, хочу освоиться на новом рабочем месте. И Сэнди надо проведать.
Исабель ласково кивнула.
– Иди, сынок. И не сердись на братьев. Они тебя любят. Правда, мальчики?
– Терпеть не можем!
– Не-на-ви-дим!
– Рой-дурачок!
– Я тоже вас очень люблю. Пока!
Он поднялся в свою старую комнату и улегся прямо поверх покрывала, кипя от бессильной ярости на братьев, как и много лет назад. Впрочем, как и много лет назад, ярость быстро улетучилась, а вместо нее пришли воспоминания.
Он в полной мере вкусил прелестей положения самого младшего в семье. Разница в возрасте со старшими братьями была невелика – но и Бранд, и Гай были слишком крупными, слишком шумными, слишком властными. Сколько Рой себя помнил, ему всегда и во всем приходилось догонять…
Строго говоря, он все в жизни делал назло или вопреки чему-то или кому-то. Даже врачом стал из принципа, хотя на первом же курсе медицинского колледжа грохнулся в обморок при посещении прозекторской. Превозмогая тошноту, резать лягушек и мышей. Ходил на городские бойни Остина, чтобы приучить себя к виду крови. Это было не первое преодоление в его жизни, он привык.
Он научился плавать, потому что Гай смеялся над ним. Стал хорошим наездником, потому что в корале отец звал его «девчонкой». И потерял невинность, потому что Бранд снисходительно звал его «мой непорочный братик».
Эбигейл Бриджуотер в классе сидела чуть позади и наискосок от него. Рой устанавливал в пенал крошечное зеркальце из детского микроскопа и рассматривал ноги Эбигейл – длинные, стройные, загорелые, с тонкими щиколотками и мускулистыми бедрами… Дальше, под юбкой, светлело запретное, туда смотреть было стыдно и нельзя, но он не мог оторвать глаз от зеркала, и однажды Эбигейл это заметила.
Она не рассердилась, но вести себя стала по-другому. Часто подходила к нему перед уроком, когда Рой уже сидел за партой, наклонялась, показывая что-то в тетради, спрашивала о чем-то – а он не слышал ни звука, потому что в ушах гремела кипящая от возбуждения кровь и прямо перед глазами в вырезе блузки была грудь Эбигейл, загорелые гладкие полушария, соблазнительно подхваченные ослепительно-белыми кружевами лифчика…
Дальше – больше, и на школьных вечерах они танцевали вместе, и Эбигейл прижималась к нему всем своим горячим идеальным телом, а он почти терял сознание от ее запаха, от жара кожи, от дикого желания, которому еще не знал определения.
Она снилась ему в горячечных снах, голая, прекрасная Эбигейл. Во сне он все умел и все мог, он такое с ней вытворял во сне, что ни одному «Плейбою» не снилось. Но в жизни все не так, как во сне, и Рой продолжал заикаться и робеть в разговорах с Эбигейл Бриджуотер, никак не мог набраться смелости и позвать ее на свидание…
В тот вечер Эбигейл позвонила и нарвалась на Бранда, который устраивал вечеринку с друзьями по случаю отсутствия мамы и папы. Эбигейл и Бранд мило щебетали с полчаса, пока Рой сгорал от ревности и зависти, мыкаясь в дверях комнаты, а потом Бранд отдал ему трубку, но из комнаты не вышел. Эбигейл что-то спрашивала – Рой односложно отвечал, дико стесняясь старшего брата. В конце концов она разозлилась, крикнула, что пойдет на реку одна, бросила трубку. Рой и так чувствовал себя самым несчастным на свете человеком, а в этот момент еще и Бранд горестным голосом сообщил своим друзьям, заглянувшим в комнату:
– Полюбуйтесь на моего непорочного братца! Тюфяк, каких свет не видел. Телка из трусов выпрыгивает, чтобы он ее заметил, а у него, понимаете ли, уроки! Рой, малыш, может, у тебя проблемы? Поделись со старшими…
Если бы в тот момент перед Роем была бы каменная стена – снес бы и стену. Он вылетел из дома, провожаемый ехидным смехом старшего брата, помчался вслепую, никого и ничего не замечая на своем пути.
А Эбигейл ждала его на берегу реки в своем стареньком «форде», подаренном папой…
Конечно, все было совсем не так, как в снах. Он ничего не умел, стеснялся собственного тела, боялся ее наготы – и дико, страстно желал ее, Эбигейл Бриджуотер. В ту ночь она стала его первой женщиной, а первым ли был у нее он… Тогда он в этом не разбирался, потом – не задумывался. Во всяком случае, невинность он потерял, как и положено среднестатистическому молодому американцу, на заднем сиденье автомобиля…
С той ночи жизнь волшебным образом переменилась. Эбигейл стала считать Роя своей собственностью, а он никак не мог поверить, что гуляет с самой красивой девочкой в школе. Кроме того, Эбигейл больше всего на свете боялась гнева отца – и потому была бесконечно изобретательна в уловках и хитростях для того, чтобы держать их связь в тайне.
В те годы… хотя, собственно, какая разница? И сейчас в Литл-Соноре невозможно купить презервативы, чтобы об этом не узнал через полчаса весь город. А двадцать лет назад – тем более. В июне, сразу после выпускного вечера, бледная как полотно Эбигейл в панике сообщила Рою, что беременна.
Он всерьез подумывал о самоубийстве – останавливала мысль о маме. Он помнил, как она страшно, бесслезно рыдала на похоронах маленькой дочки, их нерожденной сестренки. Рой не мог причинить маме такую боль.
Он как раз должен был поступать в колледж в Остине, поэтому его отъезд не вызвал удивления. Вместо Остина Рой уехал в Даллас и там нашел частного врача, согласившегося сделать несовершеннолетней Эбигейл аборт… На это ушли все деньги, выданные ему на колледж.
Рой был с ней рядом во время операции, но ничего не запомнил от ужаса. Потом, в машине, по дороге домой, он не мог отвести глаз от бледного, осунувшегося лица девушки, все косился на нее в зеркало. Рой был готов наплевать на все, признаться родителям, выслушать все, что они ему скажут, жениться на Эбигейл…
Эбигейл в ответ на его сбивчивые, отчаянные слова реагировала почти равнодушно:
– Это невозможно, Рой, и ты сам прекрасно это понимаешь. Ты милый мальчик, спасибо тебе за все… но теперь нам лучше расстаться. Ты уезжай в Остин, найди работу и забудь про меня, ладно? И не вини себя ни в чем.
Истинный смысл этой фразы он постиг только через два года. За это время Рой успел поработать на десятке работ, в том числе и санитаром в больнице для душевнобольных, заработал себе нужную для учебы сумму и все-таки поступил в колледж, отучился год и приехал в Литл-Сонору навестить родителей – и Эбигейл Бриджуотер.
Дома в колыбели хохотал беззубым ртом и дрыгал пухлыми ножками его годовалый младший брат Джои, беспрерывно улыбалась помолодевшая красавица мама, отец и Бранд расспрашивали его про учебу, из своей военной части звонил и поздравлял Гай… Эбигейл не подходила к телефону и не появлялась на улице. Рой пытался зайти к ней – суровый полковник Бриджуотер выставил его на улицу и приказал впредь не надоедать его дочери. Расстроенный Рой вместе с закадычным дружком Филом Викерсом отправился на речку, в их детское убежище – песчаную пещеру на обрыве – и там Фил, пряча глаза, рассказал ему правду, о которой и сам узнал совершенно случайно.
Эбигейл Бриджуотер, первая женщина Роя Роджерса, первая его взрослая любовь, оказалась самой обычной стервой. Она с детства дружила с Триш Мэддок, девушкой Фила. Триш была всегда эдакой серенькой мышкой, и Эбигейл вполне устраивала подобная компаньонка. Именно Триш она и выложила без утайки, как здорово обвела вокруг пальца глупого теленка Роджерса и избежала отцовского гнева.
Эбигейл забеременела от одного парня с дальнего ранчо. Ковбои приезжали в Литл-Сонору два раза в год на несколько дней – как следует погулять перед сезоном и закупить все необходимое. Времена Дикого Запада, когда нашествие ковбоев приравнивалось к нашествию саранчи, прошли, теперь они были желанными гостями на танцах и вечеринках. С одним из них Эбигейл, тогда пятнадцатилетняя, и познакомилась. Роман был бурным, но кратким. Чтобы не терять времени и квалификации, в отсутствие своего ухажера Эбигейл принялась присматривать себе нового кавалера, а весной ее ковбой вновь приехал в город, как обычно, всего на пару дней. Что ж, в этот раз он был неосторожен, скажем так. Эбигейл забеременела. Нужно было срочно искать выход. Эбигейл должна была любой ценой найти человека, который вытащит ее из беды – и Рой Роджерс стал именно таким человеком. В скоростном режиме Эбигейл соблазнила его, начала с ним гулять – и через месяц объявила о своей беременности, которой на самом деле шел третий месяц…
Триш молча и с отвращением выслушала легкомысленную исповедь Эбигейл, после чего тихо, пряча глаза, сказала:
– Ну и дрянь же ты!
Эбигейл изумленно уставилась на мышку Триш.
– Чего-о? Что ты сказала?
– Я сказала, что ты дрянь. И я не хочу больше иметь с тобой дело.
– Подумаешь! Да была мне охота ходить с такой уродиной. У тебя и парня-то никогда не было, вот ты и завидуешь.
– Чему завидовать, Эбигейл? Тому, что ты сделала аборт? Что обманула хорошего парня? Что в результате осталась одна?
– Смотри как она заговорила! Да к твоему сведению, я могу выбрать, кого захочу! Я еще вас всех удивлю, ясно?
– Ясно. Прощай.
– Иди, неудачница!
Триш убежала домой, промучилась всю ночь в слезах, а наутро рассказала все Филу. Теперь он пересказывал это Рою и боялся поднять на друга глаза.
Рой выслушал все совершенно спокойно. Восемнадцать – не шестнадцать, особенно если за плечами у вас работа в психушке, на бойне и в доме престарелых. На многое вы начинаете смотреть несколько под другим углом.
Тогда он хлопнул Фила по плечу и сказал:
– Спасибо, дружище. Знаешь, а я почти рад… Теперь я уеду с чистой совестью и легкой душой.
– А… родители?
– У них есть малыш Джои. Гай скоро вернется из армии и останется в Литл-Соноре. Все будет нормально. Единственное, что меня держало… это Эбигейл. Мне казалось, что у нас с ней может… Одним словом, я ошибся, только и всего. Надо принять этот урок и идти дальше.
Фил посидел молча, щурясь на солнце. Потом сказал негромко:
– А я в армию пойду. Триш как раз доучится, я вернусь – поженимся.
– Уверен в ней?
– В Триш? Как в себе.
– Это хорошо. Повезло тебе. У вас с ней все так… спокойно.
– Ага. И давно. С десяти лет, прикинь? Ей девять было… Я даже не представляю себе жизни без нее.
– Фил, а вы с ней…
– Нет!
– Прости.
– Я не сержусь, Рой. Просто Триш… она еще не готова. Слабенькая она немножко у меня. Ничего, подожду. В армии, говорят, бром дают. А вернусь – в самый раз и будет. Приедешь нашего первенца крестить?
– А то! Кого хочешь, мальчика?
– Не. Девочку лучше. Доченьку.
Хорошо они тогда посидели с Филом, душевно. И Рой даже представить не мог, что это был последний раз, когда они виделись.
Через неделю он уехал из Литл-Соноры, спокойный и странно равнодушный ко всему на свете. С тех пор прошло восемнадцать лет. Конечно, он виделся с родителями. Он приезжал на Рождество и День благодарения…
Но по-настоящему вернулся в Литл-Сонору он только теперь.
Будильник грянул прямо над ухом, и Рой едва не свалился с кровати. Поспал называется.
Холодный душ сотворил из него человека, и вскоре Рой Роджерс вошел в прохладный холл больницы, источая благоухание и свежесть. Поболтал с хохотушкой Лиззи на посту, узнал, как спала малышка Сэнди, потом увидел в окно Лори Флоу и вышел обратно в холл, чтобы встретить ее…
Лори вошла в вестибюль и прищурилась после яркого света, но тут за ее плечом Рой разглядел нечто розовое и белокурое, после чего действовал решительно и молниеносно. Прошли те времена, когда Рой Роджерс не знал, как обращаться с женщинами. Теперь – другое дело.
Лори Флоу была теплая, душистая, сладкая на вкус и упругая на ощупь. Отличное сочетание, особенно когда вокруг рододендроны. Возможно, для достижения лучшего эффекта стоило просто дать ей по голове и залечь в рододендронах на пол, но целоваться было куда приятнее.
Поцелуи настолько взбодрили его, что Рой почти бестрепетно повернулся на голос, раздавшийся за спиной. Повернулся – и уперся взглядом в ледяные озера голубых глаз.
Эбигейл Бриджуотер, в замужестве Лапейн, могли считать дурой, говорящей куклой Барби, тупиком эволюции – кем угодно! Но только Рой Роджерс знал точно: перед ним сейчас стоит умный и жестокий враг.
Женщина становится беспощадной, если прошлое начинает угрожать ее настоящему, грозя лишить будущего…
10
Эбигейл. Как страшно быть блондинкой…
Она ненавидела свой цвет волос.
Она ненавидела розовый цвет, кукол Барби, кошачью вонь, сладкие духи и слово «прелестная».
Мать ни черта не понимала. Мать всю жизнь моталась за папашей по базам и уже очень давно превратилась в еще одного солдата папашиного подразделения. Вся разница в том, что солдаты увольнялись из армии, а мать служила пожизненно.
Распорядок дня у них в доме был армейский, правила – армейские, обстановка – армейская. Правильно, как в казарме, застилать постель маленькая Эбигейл научилась в четыре года.
Папаша, разумеется, рассчитывал на сына, но вышел облом – родилась Эбигейл. Мать плохо перенесла роды, потом все болела и болела, а когда Эбигейл исполнилось пять лет, на целый год легла в больницу. «Нервная горячка» – так это называли соседи, и гладили Эбигейл по голове, и дарили леденцы.
Она ненавидела леденцы. От них болели зубы.
Папаша заботился о ней, как умел. Вызвал на помощь свою сестру-святошу Мэри Энн из Канзаса. Тетка явилась прямиком из девятнадцатого века – серые платья с глухими воротничками и подолом до пола, волосы свернуты в тугой кукиш на голове, единственная косметика – гусиный жир, чтобы не трескалась кожа рук, да касторовое масло – чтобы ресницы были гуще.
За касторовое масло, кстати, спасибо ей. Ресницы у Эбигейл и впрямь вымахали аж до середины щек. А вот самой тетке это не помогло.
Во-от… Потом мать выписали из больницы, но тетка уж прижилась к тому времени в доме, уезжать не захотела. Они с папашей начали командовать на пару, а мать все сидела в своей комнате, только по воскресеньям гуляла вместе с теткой по главной улице.
Эбигейл росла себе и росла. То, что ее все жалеют, ее раздражало. Соседей она иногда прямо ненавидела за эту дурацкую жалость. И еще ненавидела, когда ее трогают за голову, а окружающих было хлебом не корми – дай погладить белобрысые кудряшки и назвать «прелестным ребенком».
К двенадцати годам начались прыщи – тетка мазала их керосином, очень щипало, – и рост груди. Грудь прям так и перла, а сама Эбигейл – нет. Тетка опять же купила ей первый лифчик – лиловый ужас из плотной бумазеи. Разумеется, любимой забавой мерзавцев одноклассников стало нащупывание на спине у Эбигейл застежки лифчика и дальнейшее щелканье ею. Одно время у нее на спине даже синяк был, долго не проходил…
А потом она неожиданно стала красавицей. Эбигейл очень хорошо запомнила этот день – с самого утра в ванной она посмотрела мельком в зеркало и застыла, пораженная.
Ненавистные белобрысые пакли очаровательной копной рассыпались по точеным плечам, кожа отливала перламутром, в больших темно-голубых глазах плескалась ленивая нега… Эбигейл впервые рассматривала саму себя в зеркале с удивлением и восторгом.
Одноклассники тоже переменились, как по волшебству. Мальчишки перестали приставать к ней лично, но зато принялись выпендриваться перед ней кто во что горазд. Ходили колесом, дрались, норовили упасть к ней на парту. Эбигейл это веселило и раздражало одновременно. Иногда у нее создавалось впечатление, что в школе ее постоянно окружает жужжащий рой надоедливых пчел.
Потом с ней поссорились все подружки. К тому времени Эбигейл уже многое понимала и потому встретила предательство женской половины класса с насмешливой улыбкой. Эти курицы ей завидовали! Совершенно естественно – ведь перед ними никто не выпендривался, валентинок ведрами им никто не посылал, да еще и брекеты у них у всех были на зубах, а это жуткое зрелище…
Папаша тоже как-то переменился. Раньше все больше команды отдавал, а теперь присмирел, все косился в ее сторону и о чем-то размышлял. Деньги стал давать карманные. Эбигейл откладывала их и терпела, а к Рождеству – и своему четырнадцатилетию – выписала по каталогу изумительной красоты нижнее белье. Настоящий кружевной комплект, с поясом и корсетом. Впервые примерив его в ванной комнате, Эбигейл Бриджуотер окончательно убедилась в том, что равных ей по красоте в этом городишке нет.
Теперь все ее мысли были заняты только собой и нарядами. На драгоценности денег не было, поэтому практичная Эбигейл о драгоценностях пока и не думала. Она внимательно следила за распродажами и различными акциями, подбирала себе гардероб с тщательностью суперзвезды – естественно, на учебу времени не было. Эбигейл было наплевать на это. Мать окончила аж университет – и что, это сделало ее счастливее?
Дочь профессионального военного, она научилась прятать свои истинные мысли и чувства под камуфляжем. Основной, каждодневной, так сказать, маской стало обличье дурочки-блондинки. Эбигейл хлопала длинными ресницами, таращила голубые очи и складывала губки бантиком. Учителя-мужчины млели и ставили высший балл, женщины обреченно и понимающе вздыхали и ставили «посредственно».
Отец становился все задумчивее, мать окончательно перешла в разряд домашних привидений, а тетка… тетка как-то попыталась отобрать у Эбигейл косметичку и спрятать джинсовую мини-юбку. Эбигейл рыдала и билась головой об пол (осторожно), после чего отец заперся с теткой в кабинете и долго орал что-то бессвязное. Потом говорила тетка, и Эбигейл, подслушивавшая под дверью, расслышала «ведешь себя, как сутенер», «ты еще пожалеешь» и «дешевая шлюха». Через два часа папаша молча погрузил чемоданы тетки в багажник старого «форда» и навсегда увез Мэри Энн из Литл-Соноры.
Без тетки жизнь началась и вовсе прекрасная. Эбигейл больше никто не трогал, она сама потихоньку переставила все у себя в спальне, из теткиной смежной комнаты сделала гардеробную – словом, зажила по-человечески. Папаша вел себя хорошо, если не считать того, что он крайне ревниво и жестко относился к появлению в доме одноклассников Эбигейл мужского пола. Ну и не надо. Какой смысл встречаться с парнями дома, если вокруг на сотни миль раскинулась вполне дикая природа с красотами, свежим воздухом и полной, так сказать, конфиденциальностью?
В пятнадцать она познакомилась с Джимми. Он был совсем взрослым парнем, Джимми Ли. Ему было двадцать пять лет – почти старик. Эбигейл справедливо рассудила, что невинность терять стоит, но только незаметно и под руководством опытного тренера, – и отдалась Джимми Ли на второй день знакомства, после танцев.
Секс оказался забавной, немного утомительной и совсем не страшной штукой. Эбигейл философски отнеслась к собственному грехопадению, а вот Джимми Ли едва с ума не сошел от беспокойства. Связь с несовершеннолетней, да еще и дочерью уважаемого в городе человека… нет, Джимми Ли был совершенно не расположен афишировать эту связь, что Эбигейл очень устраивало.
Джимми Ли отбыл на дальние пастбища, а Эбигейл ударилась во все тяжкие. Искусство обольщения она оттачивала на сверстниках и парнях постарше, но всегда соблюдала крайнюю осторожность, не переходя последней границы. В результате на шестнадцатилетие сразу три парня подарили ей, сопя и смущаясь, золотые цепочку, колечко и сережки, а отец отдал старый «форд» в ее безраздельное пользование. Красота наконец-то начала приносить дивиденды.
Весной вернулся Джимми Ли, и Эбигейл с некоторым удивлением поняла, что соскучилась по ДЕЙСТВИТЕЛЬНО горячему сексу. Три ночи, проведенные с Джимми Ли, были изматывающими и прекрасными – но последствия оказались катастрофическими.
Она читала массу глянцевых журналов для женщин и потому признаки этой самой катастрофы вычислила мгновенно и безошибочно. Честно говоря, в первый момент Эбигейл даже подумала о самоубийстве – это был самый подходящий выход для девушки в ее, ха-ха, положении. Однако холодный и могучий ум Эбигейл подавил недостойные приступы паники, и она начала комбинировать…
Ее выбор пал на Роя Роджерса… ну потому, что он ей в принципе нравился. Он очень смешно на нее смотрел, и даже в зеркальце за ней подсматривал не как похотливый кролик, а как восхищенный зритель. Он ее обожал – а такое преклонение всегда приятно. Эбигейл решила убить нескольких зайцев сразу. Во-первых, ежу ясно, что Джимми Ли ей все равно не пара, во-вторых, семья Роджерс достаточно состоятельна, чтобы покрыть ее позор деньгами, в-третьих… ну, возможно, с Роем у них и в самом деле что-нибудь выйдет…
Разумеется, она его осчастливила, бедняжку. Как смешно он путался в собственных трусах, как сопел и всхлипывал… чистый ребенок. От него и пахло еще совсем по-детски. Эбигейл терпеливо имитировала страсть с последующим оргазмом, шептала Рою какие-то глупости, а сама размышляла, размышляла, размышляла…
Пожалуй, именно в ту ночь она впервые почувствовала нечто вроде неясного пока отвращения к мужчинам. Легкое раздражение, быть может. Тень презрения. И полное осознание своего несомненного превосходства над ними.
Сроки поджимали, и хорошо, что Рой не умел считать – вообще во всех этих делах не разбирался. Эбигейл перестала спать по ночам, начала грызть ногти и жрать ненавистные леденцы тоннами. Наконец он повез ее в Даллас, к врачу, и это было ужасно, страшно, отвратительно, больно, мерзко… но это избавило ее от проблемы, и Эбигейл обрела новый опыт, гласивший: все когда-нибудь кончается, а пережить можно все, кроме смерти. Мысль не новая, но каждый приходит к ней своим путем.
Мальчишка мучился, всю дорогу заглядывал ей в глаза, пытался заговорить, но Эбигейл было слишком хреново, чтобы она могла притворяться. Низ живота терзала тупая, ноющая боль, воспоминания о волосатых руках подпольного абортмахера вызывали тошноту, и Эбигейл невольно перенесла это отвращение и на Роя. Она холодно распрощалась с ним возле своего дома и торопливо поднялась к себе в комнату.
Она была сильная, она скрывала боль, скрывала сильное и продолжительное кровотечение, но аптека в Литл-Соноре только одна… Старая сучка Эмили Грин отловила мать во время одной из редких прогулок по саду и настучала ей, что Эбигейл за последний месяц скупила у нее весь запас ночных прокладок.
Мать давно превратилась в бессловесное и молчаливое существо с отсутствующим взглядом, но на этот раз ее задело за живое. Она пришла в комнату к Эбигейл – и застала дочь застирывающей окровавленные простыни в умывальнике.
За долгие годы молчания миссис Бриджуотер отвыкла принимать решения и потому поступила так, как поступала всю жизнь: отчиталась мужу. Полковник побурел, потом побледнел, потом покраснел – и помчался к Эбигейл.
Памятуя о соседях, он не орал, а сипел, и оттого ругательства выходили еще более мерзкими. Однако Эбигейл спокойно сидела и смотрела на бушующего родителя немигающим змеиным взглядом, а когда воздух в легких полковника закончился, встала и подошла к нему вплотную. В конце концов, она тем более не была заинтересована в разглашении секрета…
– Наорался? А теперь слушай, старый хрыч, что тебе скажу я. Ты больше никогда – слышишь?! – никогда не войдешь в эту комнату без стука и без моего разрешения. Ты больше никогда не повысишь на меня голос. Ты отправишь эту бледную моль в санаторий, где, между нами, ей самое место. Ты откроешь на мое имя банковский счет – и ты больше никогда не будешь вмешиваться в мою личную жизнь!
– Что?! Да ты… да я… Ты… ты…
– Шлюха? О нет. Шлюхи берут деньги и неплохо зарабатывают. Я собираюсь торговать собой, это правда. Но это будет только ОДНА сделка, зато крупная. Самая крупная. Максимально возможная. И для того, чтобы она состоялась, ты будешь молчать в тряпочку и изображать счастливого и строгого папашу, а я – непорочного ангела, воспитанного суровым воякой с золотым сердцем.
– Эбби, я тебя убью…
– Вряд ли. Ты сделаешь все, как я сказала. Знаешь почему? Потому что иначе я заявлю, что все эти годы ты и твоя припадочная сестрица на пару растлевали меня. Что ты подглядывал за мной в ванной, трогал меня за разные места, жил со мной, как с женщиной…
– Эбби, ты чудовище…
– Вовсе нет. А если и да – это ты меня такой сделал. Мать и ты – я была вам не нужна. Кто из вас поинтересовался моей жизнью? Кто из вас проявил ко мне любовь? Внимание? Мать пятнадцать лет занимается тем, что лелеет свою выдуманную болезнь. Ты озабочен только тем, как бы вовремя сбыть меня с рук, удачно выдав замуж. О да, для этого пригодилась бы моя девственность, но тут уж извини! Впрочем, можешь раскошелиться на операцию – сейчас это запросто восстанавливают.
– Эбигейл…
– Папаша, заметь – я не иду против твоего же желания. Я тоже хочу выйти замуж, причем как можно удачнее. С одной поправкой: выбирать буду я, и условия ставить – тоже я. А теперь уходи. Я устала.
Разом постаревший на двадцать лет полковник ушел, шаркая ногами, а Эбигейл прислонилась лбом к оконному стеклу и прислушалась к собственным ощущениям.
Странно, но она не чувствовала ни возбуждения, ни ярости, ни обиды, ничего. Абсолютный холод внутри. И удовлетворение от удачно завершенной беседы. Эбигейл пошла в ванную и пытливо вгляделась в свое отражение. С лица семнадцатилетней юной красавицы на нее смотрели глаза старой и мудрой шлюхи.
Переступив через себя, через свою первую любовь, через подруг, через Роя, через родных, Эбигейл утратила способность любить – но зато превратилась в холодную вычислительную машину во всем, что касалось ее собственного благополучия. Жизнь в доме Бриджуотеров разительно переменилась. Миссис Бриджуотер через полгода была мирно отправлена в санаторий для душевнобольных, полковник Бриджуотер превратился в тихого старичка с трясущейся головой, а Эбигейл – Эбигейл занялась благотворительностью и общественной деятельностью. Первое создавало ее имидж, второе позволяло выезжать из Литл-Соноры в поисках выгодного жениха.
Эбигейл не торопилась, о нет. Сверстники ее не интересовали, нужна была рыбка покрупнее. Общественное мнение… что ж, все про нее знали только Триш Мэддок, Джимми Ли и Рой Роджерс. Джимми Ли вскоре уволился и переехал в Аризону, Рой теперь жил в Остине, а Триш всегда была серой мышью и не стала бы трепаться. Эбигейл надела привычную личину очаровательной и добросердечной дурочки и принялась творить добрые дела.
Что-то в ней умерло навсегда, и иногда Эбигейл просыпалась посреди ночи в холодном поту, ощущая в груди странную леденящую пустоту. Но она была сильной – и потому научилась справляться с этими приступами паники. Одиночество ее не тяготило, а если природа начинала требовать свое – что ж, свидания вслепую никто не отменял. Она находила в Интернете несколько подходящих кандидатур, садилась в машину и уезжала в Хьюстон или Форт-Уорт на несколько дней.
