Текст книги "Миллионерша поневоле"
Автор книги: Сандра Мэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
Джереми Ривердейл, богат, молод, сосед по поместью… в смысле, бывший сосед по поместью, когда оно еще было нормального размера. Не граф и даже не лорд, но вполне приличный молодой человек из хорошей семьи. Одна беда – характер у Джереми напоминает стыдливую розу из поэтических произведений. Там ведь как: едва к лепесткам этой самой розы кто прикоснется – все, готово дело! Вянет-пропадает. Так же и Джереми…
Вопрос о происхождении Билли и просто о существовании Билли на свете Джереми даже не поднимал. Это означало бы бестактность и было бы – по мнению Джереми – неудобно для Люси. Джереми терпеть не мог причинять людям неудобство.
Он был джентльменом до мозга костей, или, как говаривала про таких людей ведьма-тетушка Аглая, «до костей мозга». Безукоризненные манеры, тихий голос, любовь к прекрасному. Он вывозил Люси в Лондон на музыкальные вечера, водил по музеям и страшно расстраивался, когда она засыпала во время какого-нибудь концерта ми-бемоль мажор – о нет, не Люси его расстраивала, а собственная черствость: ведь он не сообразил вовремя, что она страшно устает за день, чтобы еще и с удовольствием слушать классические произведения.
Рестораны его не влекли, хотя пару раз они выбирались на совместный ужин. Это уже совсем недавно, полгода примерно назад, и мама – леди Гермиона – категорически заявила, что это знаменует новый этап их отношений. С точки зрения Люси, это все знаменовало только новую головную боль – Джереми скорее умер бы, чем попытался взять инициативу на себя, а Люси…
Люси не чувствовала ни-че-го. Все эти десять лет. Молодая, здоровая девушка, она не испытывала ни малейшего плотского влечения ни к кому на свете. Временами ей казалось, что она заснула, как та принцесса в сказке, только немножко наоборот. Та ждала поцелуя, а Люси впала в летаргию от поцелуя. И всего, что к нему прилагалось.
Лишь иногда, в самом глухом предутреннем сне она заново переживала ту ночь с Мортом – и просыпалась в слезах, вся горя и дрожа от неутоленного желания, от смутного ощущения неудовлетворенности.
На смену ночи приходил день – и Люси Февершем окуналась в повседневные заботы, не думая и не вспоминая ни о чем. У нее был Билли – этого ей всегда хватало для счастья.
Заперев двери дома, Люси торопливо побежала по тропинке к коттеджу. Скоро подъедет школьный автобус, у Билли сегодня мало уроков. Больше всего на свете, до патологии какой-то, она боялась опоздать к автобусу. Одна мысль о том, что ее малыш останется на дороге в полном одиночестве, приводила ее в ужас.
Домик был построен лет сто назад, не меньше. Вероятно, для егеря или садовника. Как и большинство построек в Дартмуре, дом имел крепкие стены, добротную крышу и абсолютно несуразный вид. Красивым его могла бы назвать только деревенская ведьма, но таковых в Грин-Вэлли не водилось уже много лет. Когда Люси с сыном переехала сюда, ей пришлось приложить немало сил для благоустройства нового жилища.
Собственно, дом отчасти и подвиг ее на новую карьеру. Люси неожиданно почувствовала вкус к дизайну жилых помещений – так теперь называлась ее профессия. Первые опыты пришлось ставить на собственном доме – и надо сказать, они вполне удались.
Домик сказочной ведьмы был взят за образец – и потому черепица стала красной, труба – кривоватой, ставни – резными, а к крыльцу прилепилась небольшая, но уютная терраска, где так приятно сидеть теплыми вечерами и любоваться на закат… У подножия крыльца приютились керамические мухоморы, из подвального окошка лукаво выглядывал садовый гномик, ну а голуби и горлицы сами облюбовали чердак и крышу. Зеленый плющ обвивал водостоки, огромная дубовая бочка служила прибежищем для мальков и головастиков, которых приносил Билли, и лужайка, заросшая дикими цветами и травами, никогда не знала газонокосилки.
Само собой, такому дому нужен хороший сторож – и он нашелся. Билли исполнилось шесть лет, когда почтальон, мистер Фрэнсис, привез в своей сумке нечто дрожащее, мокрое и облезлое. Торжественно вручив обалдевшему от счастья мальчику трясущийся и пищащий комок, мистер Фрэнсис поведал Люси жуткую историю о злой бабе Дженкинс, которая на его глазах утопила в гусином пруду мешок с щенятами и котятами. Мистер Фрэнсис, презрев свой ревматизм, кинулся на помощь – но спасти удалось только одного. Вот этого.
– Я подумал, собачка вам не помешает. Все-таки молодая женщина, одна с ребенком… будет сторожить. Не думаю, чтобы он вырос крупным.
Спасенный подарок был незатейливо назван Презентом и оставлен в доме. Люси любимица отца – выросла, можно сказать, на конюшне и потому привыкла, что кругом полно живности. Ей страшно не хватало этого в Лондоне, но здесь, в Грин-Вэлли, трудностей для содержания пса не предвиделось. Да и крупным он вырасти был не должен…
Презент вырос не крупным. Он вырос гигантским. Лохматое, серо-бурое чудовище с закрученным бодрой баранкой хвостом и зубами, которых не постеснялся бы и матерый волк. «Ростом с теленка, душа ребенка» – так выразилась про Презента миссис Карлайл. Правда, уже после того, как выпила рюмку валерьянки и стакан виски – Презент неожиданно выскочил из кустов, когда она зашла навестить Люси.
Вероятно, в родне у Презента имелись ирландские волкодавы, во всяком случае, вопрос об охране больше не поднимался. На сегодняшний день дело обстояло так: всех заезжих браконьеров о наличии в лесу Презента местные жители заранее предупреждали еще в «Гербе Февершемов» – во избежание, так сказать.
Держать эту собаколошадь в доме было затруднительно, но Презент и не любил спать под крышей. Всю жизнь он проводил на улице, днем и ночью мотаясь по окрестностям и изучая фауну.
В данный момент пес дрых под крыльцом. Люси он приветствовал, не открывая глаз, но зато виляя хвостом.
Она торопливо переоделась, сменив облик деловой горожанки на джинсы и льняную рубашку молодой матери из деревни. Столь же стремительно вышла, помахала Презенту на прощание и побежала обратно к большому дому.
Тяжелые ворота были закрыты, и Люси воспользовалась калиткой в стене. Вышла на дорогу, прикрыла рукой глаза, удивляясь такому яркому, совсем не апрельскому солнцу, посмотрела в ту сторону, где обычно появлялся из-за поворота школьный автобус.
Автобуса еще не было, и это было хорошо, но вот у обочины стояла ярко-красная двух местная машина, блестящая и совершенно неуместная в дартмурских торфяниках. Угадайте, кто может торчать на дороге и пялиться на совершенно никому не интересный Февершем-хаус?
Уезжай, Бранд, уезжай, пожалуйста! Ведь с минуты на минуту появится автобус, в котором возвращается из школы твой сын…
Она никогда не верила в эту чушь – голос крови, подсказки сердца и все такое. Просто в случае с Билли надо быть слепым на оба глаза, чтобы не признать в нем черты Мортимера Бранда. Кстати, будем надеяться, что обитатели Грин-Вэлли еще не сделали никаких выводов, встретив после долгой разлуки сына Марион Бранд…
Люси независимой походочкой двинулась прочь от машины, но почти тут же позади нее раздалось шуршание шин, и противнейший в мире голос произнес ей в спину:
– А кого это мы так преданно ждем на дороге в полном одиночестве? Нехорошо с его стороны оставлять тебя одну. Хочешь – подброшу, куда скажешь?
– Нет, спасибо.
– Как хочешь. Тогда я поеду сзади, пока он не появился. Как такое – женщина одна на дороге… Нехорошо.
– Нет!!!
Морт изобразил сочувствие и понимание.
– Ай! Ревнивый?
Автобус сейчас приедет. Пусть Бранд думает все, что ему угодно.
– Да-да, страшно ревнивый. Если он тебя увидит…
– Так это ты из-за него так отреагировала на мои поцелуи?
– Да! Он очень… собственник, понимаешь? Не разрешает даже разговаривать с другими мужчинами. Пожалуйста, Морт, уезжай, прошу тебя!
Некоторое время Морт смотрел на встревоженную Люси, просто любуясь ею. Солнце подсвечивало золотистую гриву волос, на щеках цвел нежнейший румянец, тонкие пальцы нервно перебирают край свободной рубахи…
Ладно. Кто он такой, чтобы портить ей жизнь? Его слишком давно не было дома.
Морт резко нажал на газ. Машина глухо взревела и через мгновение скрылась за поворотом. Почти в ту же секунду с противоположной стороны вынырнул автобус. Люси едва перевела дух.
Билли вытаращил глаза, когда Люси едва ли не волоком потащила его к калитке.
– Ма, что случилось?
– Ничего. Пошли скорее.
– Да не беги ты так… у тебя что, пицца в плите?
– О, кстати… Хорошо, что напомнил. Как дела в школе?
– Как обычно. Почему ты спрашиваешь?
– Потому что меня это интересует. Те мальчишки-…
Билли нахмурился, закусил губу и сделался просто невыносимо похожим на Мортимера Бранда.
– Нормально.
– Врешь! Слушай, Билли, давай я схожу в школу и поговорю с учительницей…
– Нет! Пожалуйста, ма! Не надо!
В голосе мальчика звучало отчаяние, и Люси мысленно взвыла от жалости.
Наверное, Билли прав. Наверняка прав. Дети жестоки – а уж Джимми и Джонни Лар-кинс… Исчадия ада, прости господи. Если близнецы увидят, что на помощь Билли пришла мамочка, они его и вовсе со свету сживут.
Хороший был бы выход – прийти в школу с Презентом, но увы…
– Ладно, не волнуйся, не пойду. Но если будет хуже, скажи мне обязательно…
– Все ясно. Если они возьмутся за базуки, я вызову кавалерию.
– Хорошая шутка, но ведь у многих мальчиков действительно есть оружие. Перочинные ножи, например.
Билли фыркнул и замолчал. Настроение у него явно было не очень. Люси вздохнула.
Мать настаивала на частной школе, но Люси и в мыслях не могла представить, что расстанется с сыном. Кроме того, воспоминания о собственной школе были явно не самыми лучшими в жизни Люси. Ну и, наконец, деньги, куда ж без них. Словом, выбор был невелик, и потому три года назад Билли отправился в обычную школу.
Проблемы начались почти сразу после поступления. Люси до сих пор билась над этой загадкой – почему ее сына так и не приняли одноклассники. Не очкарик, не малыш, не великан, из носу не течет, не заикается, не картавит.
Учительница считала, что это все из-за, как она выражалась, акцента. Большинство учеников в школе были из фермерских семейств, довольно простые и грубые ребята. Их речь отчасти напоминала уханье шимпанзе, а Билли говорил на хорошем литературном языке… Господи, да Люси при всем желании не могла научить его ничему другому! Так говорила она сама, так учили ее и ее сестру – кто же знал, что в конце двадцатого столетия грамотность тоже станет признаком снобизма?
Со временем выяснилось, что у Билли особенно хорошо с математикой – и он немедленно перешел в разряд «зубрил». Теперьдаже учительница считала, что он умничает…
Нет, Билли не лез на рожон, он был достаточно сообразителен, чтобы этого не делать, но и притворяться таким, как все, не желал. Независимость и гордость были у него в крови. И унаследовал он их не от Люси, это точно.
От нее – золотистые волосы, от нее – искренность, доходящая до наивности, честность и ранимость, но все остальное – карие глаза вполлица, острый ум, независимость, упрямство – это от Морта. От отца, которого мальчик никогда не знал.
И не узнает?
Что делать, Люси Февершем? Что теперь делать?
Бросить все, сбежать, уехать, замести следы?
А почему Билли должен страдать? Почему он не может увидеть своего отца?
А ты уверена, что эта встреча не принесет мальчику еще больше страданий?
И кому нужны эти «воскресные папы»? Самое подлое и лицемерное изобретение человечества – разрешение по суду видеться со своим ребенком в строго определенные дни. Тот, кто это придумал, – моральный урод. Маленький человек ждет, скучает, страдает – от воскресенья до воскресенья, от каникул до каникул, и вся его жизнь превращается в ожидание встречи, в безумную и тоскливую надежду на чудо, на то, что мама и папа опять окажутся вместе с ним…
С другой стороны, Билли растет. Однажды ее сыну понадобится помощь и совет мужчины, и она окажется бессильна.
С третьей стороны – а захочет ли Морт стать советчиком и другом своему сыну?
Вопросы клубились и роились в голове, но потом Люси случайно посмотрела на склоненную белобрысую макушку своего сына – и сердце сжалось от любви и гордости.
Ее сын. Ее счастье. Ее жизнь.
В конце того лета она вернулась в школу и очень скоро поняла, что беременна. Ее начало сильно тошнить по утрам, потом она стала худеть… собственно, это и спасло ее на некоторое время – до седьмого месяца никто и не догадывался, а от физкультуры она была освобождена из-за плохого зрения.
Зато когда заметили – начался Великий Скандал.
Из школы ее немедленно забрали, а дома начались лихорадочные умопостроения всех родственников.
Уехать к тетке в Бат. Нет, лучше во Францию. В Штаты… далеко, не стоит летать в таком положении.
Родить в частной клинике, немедленно отдать на усыновление, а всем сказать, что переутомилась, лечится в частном санатории.
Забыть этот неприятный инцидент: автор формулировки – вдовствующая леди Гермио-на Февершем, мама.
Последний аргумент стал и последней каплей. Люси Февершем вспомнила о том, то ее предки были крестоносцами и просто храбрыми людьми. Она извинилась перед матерью и I сестрой за причиненные моральные страдания, собрала личные вещи, разбила любимую копилку и ушла из дома. В никуда.
К счастью, времена Диккенса давно миновали. Пожилая и уютная докторша в го– I спитале ласково улыбнулась перепуганной и озлобленной девочке с огромным животом – на последних месяцах он вырос, как на дрож– I жах, – и дала адрес социального приюта для I молодых мамочек. «Мать-Дитя» – вот как он I назывался.
В этом приюте Люси Февершем, потомок I крестоносцев и кавалерственных дам, научи– I лась шить и вязать, пеленать своего будущего I ребенка, тренируясь на уже родившихся малышах, варить каши на воде и супы из ничего, а еще – еще обрела подруг на всю жизнь.
Простых, грубоватых, битых жизнью девчонок, хулиганок и матерщинниц, которых, тем не менее, объединяло одно очень важное обстоятельство.
Ни одна из них не захотела сделать аборт и убить свое неродившееся дитя. Ни одна! Хотя, в отличие от Люси, они в большинстве своем прекрасно знали, с какими трудностями им придется столкнуться в жизни.
Что же до Люси Февершем… Едва она взглянула сквозь туман слез, сквозь отголоски дикой боли на красную рожицу своего ребенка, все вдруг приобрело смысл и вкус. Люси Февершем совершенно точно знала отныне, зачем она пришла в этот мир. Юная мама сразу и навсегда утвердилась в правильности своего выбора. Откуда-то в ней появились спокойная уверенность и сила взрослой женщины. Шестнадцатилетняя Люси Февершем категорически отвергла ультиматум матери: вернуться в родной дом без ребенка. На три года она вычеркнула себя из членов семейства Февершем.
Если бы был жив отец… Но лорд Февершем уже три года как покоился на тихом кладбище Грин-Вэлли.
Выйдя из приюта, она поселилась вместе с Билли на десятом этаже многоквартирного дома в Сохо и принялась зарабатывать на жизнь. Изо всех сил.
В три года Билли слетел с лестницы. Отделался ободранными коленками, но в нескольких сантиметрах от его руки лежала разбитая пивная бутылка с острыми, как бритва, краями. Через два дня после этого происшествия Люси наступила на горло собственной гордости и села в поезд, идущий в Дартмур.
Леди Гермиона остолбенела, увидев на пороге дома собственную дочь, худую как щепка, плохо одетую и бледную до синевы. Впрочем, она всегда хорошо справлялась с потрясениями и потому уже через минуту неловкого молчания готова была разразиться чем-нибудь типа «а-я-же-тебе-говорила», но в эту минуту из-за ноги матери, куда он предусмотрительно спрятался до этого, вышел насупленный ангел с золотыми кудрями и в красном дождевике. Ангел сердито уставился на леди Гермиону, и та смогла только пролепетать:
– Боже, какой прелестный малыш…
И кошмар последних лет закончился сразу и навсегда. Леди Гермиона полюбила Билли искренней, нежной и абсолютно бестолковой любовью, мгновенно забыв о позорных обстоятельствах появления малыша на свет.
Люси не смогла до конца сдаться и потому согласилась переехать только в маленький домик на опушке рощи. До двадцати одного года она жила на средства, выделяемые ей матерью, по достижении же совершеннолетия вступила в права наследства, оставленного ей крестной. Жизнь налаживалась.
Более или менее, разумеется, однако сейчас и над этим хрупким благополучием нависла угроза. Хочешь не хочешь, а матери придется звонить…
Во втором браке мама потеряла титул, приобрела миллионы и начисто утратила чувство реальности. Не так давно она запретила Билли называть ее бабушкой, превратилась в платиновую блондинку и буквально разрывалась на части, пытаясь успеть на все светские мероприятия сразу. Впрочем, сейчас она была дома. Послеобеденная сиеста, знаете ли. В трубке раздалось истинное щебетание, только немного сонное.
– Санни? Чудесно, что ты звонишь. Я сам тебе собиралась позвонить, но вчера пришл слишком поздно – у Джейн был вос-хи-ти тель-ный прием, даже странно, потому что j прекрасно помню ее еще по колледжу, наш; добрую старушку Джейн, она никогда hi могла поддерживать нормальную беседу, i сейчас – настоящая хозяйка салона, ни боль ше ни меньше, но это все равно не ее заслуга потому что основная нагрузка легла…
– МАМА!
– Да, дорогая? Ах да, к тебе же должнь были приехать из фирмы… Посмотрели дом?
– Да. И знаешь, кто это?
– Американский миллионер, кажется кто-то вроде Билла Гейтса, но рангом по ниже. Агент сказал, оплата наличными. Этс даже хорошо, потому что налоги совершение бессовестные, Том так и сказал мне в четверг после встречи на Даунинг-стрит, эти налоп задушат величие Британии, а если наличны ми – так это и хорошо, почти без вычетов, Tai что я очень довольна, хорошо, что мы не про дали эту развалину полгода назад, хотя, возможно…
– Это Мортимер Бранд.
– Прости, дорогая?
– Мортимер Бранд, сын Марион Бранд.
– Тот юный мерзавец? А что с ним? Надеюсь, он свернул себе шею?
– Да нет, похоже, он вполне неплохо себя чувствует. Это он покупает дом, мама.
Молчание в трубке длилось секунд десять, не больше. Потом леди Гермиона протянула со странной интонацией:
– Кто бы мог подумать… Через столько лет… Ну и как ты его нашла? Он заинтересовался домом?
– Мама! Ты знала, да?
– Нет, ну знала, разумеется, что продаю дом некоему М. Бранду из Америки, но… слушай, а тебе не показалось, что он просто решил навестить места своей юности? Так сказать, сентиментальное путешествие под видом деловой поездки…
– МАМА! Ты знала. Ты с самого начала знала, что дом хочет купить Морт Бранд!
– Ну знала! Ну и что?
– Ты не можешь продать ему дом!
– Ха! Я не могу продать этот дом в принципе, вот уж год как не могу. Он висит у меня на шее, как жернов – топиться впору. И уж если появился хороший покупатель…
– С каких это пор Морт Бранд стал для тебя хорошим покупателем? Ты вспомни, что ты ему наговорила десять лет назад…
– Люси, ты неисправима. Романтик, вся в отца. Мало ли что я говорила десять лет назад, повинуясь внезапному порыву?
– Ты назвала его зарвавшимся выскочкой из низов…
– Возможно.
– Ты сказала, что он нахально вознамерился искать руки Вероники, даже не счистив с" сапог навоз…
– Не могла я про навоз ничего говорить, это ты придумываешь.
– Ты сказала, что он недостоин даже пальца Вероники…
– Это была фигура речи, даже дураку понятно. Тем более что… знаешь, честно говоря, лучше бы я выдала Веронику за него. Сейчас она была бы миллионершей. Этот француз – ну что хорошего может выйти из брака с французом? Так, пшено. Дюбарри! Смешно слышать.
– Да ты же была на седьмом небе от счастья, когда Вероника выходила за Шарля…
– Естественно! У них вся нация такая. Любят пускать пыль в глаза. Белые голуби, завтрак в постель, Париж – столица влюбленных… А пройдет месяц после свадьбы – сажают жен на хлеб и воду, заставляют экономить газ и намекают, что неплохо бы научиться шить, чтобы не тратиться на магазины готового платья.
Люси вспомнила Шарля Дюбарри, мужа Вероники. Красивый, артистичный, жутко богатый, он обожал свою красавицу-жену и искренне ненавидел только одно – мир богемы, в который с удовольствием окунулась по приезде в Париж беспечная Вероника. Шарль никак не мог настаивать на экономии газа, потому как был совладельцем контрольного пакета акций газового концерна, а бриллианты Веронике дарил просто так, без всякого повода. Возможно, не с каждым завтраком в постель, но раз в неделю – точно!
– Мама, при чем здесь французы и Вероника? Речь идет о Морте Бранде!
– Да дай ему Бог здоровья, этому Морту Бранду. Пусть поскорее покупает дом и… Вообще, Санни, я не понимаю. Ты всегда обвиняла в снобизме меня и сестру, а сама ведешь себя, как обедневшая, но гордая герцогиня. Вот оно, твое любимое единство сословий. Я тебя абсолютно не понимаю.
– А я просто прошу тебя не торопиться и подождать хотя бы еще одного покупателя.
– Такое впечатление, что ты хочешь насолить именно Морту Бранду.
– Ничего подобного. Кроме того, ты все равно сделаешь по-своему. Хорошо, по крайней мере, убедись, что в бумагах правильно указаны объекты продажи.
– Детка, это для меня абсолютно темный лес. Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что маленький домик не входит в общий перечень, но Морт мне не поверил. Позвони своему агенту, пусть он перезвонит Морту и уточнит…
Голос матери неожиданно приобрел некоторую медоточивость:
– Видишь ли, малышка… Страшные подозрения охватили Люси.
– Мама!
– Понимаешь, я тут подумала, и Том меня поддержал…
– Нет. Только не говори, то ты переменила решение. Ты же обещала, что мы с Билли останемся в коттедже!
– Дорогая, я все прекрасно помню, но… понимаешь, и Том, и адвокат, и агент в один голос твердят, что это глупо и невыгодно. Ну представь, продаешь ты квартиру, но оставляешь за собой, например, уборную. Это же нонсенс! Никто не купит.
– А куда деваться нам с Билли?
– Придется переехать, но, между нами, Люси, так ли уж это ужасно? Никогда мне не нравился этот коттедж, истинный сарай…
– Нам с Билли он нравится! Кроме того, лучше такой дом, чем вовсе никакого.
– У тебя полно вариантов, что ты придумываешь! Вы могли бы переехать к нам с Томом, на время, пока не нашли бы хорошую квартиру. Том устроил бы тебя на приличную
работу, у него связи, ты знаешь…
– Нет, мама. На эту тему мы уже поговорили и все обсудили, раз и навсегда. Я должна исходить из собственных возможностей.
– Лично я полагаю, что, если бы ты перестала разыгрывать из себя святую мученицу, всем стало бы легче. Уильям пошел бы в нормальную школу, ты привела бы себя в порядок… Кстати, Джереми готов на тебе жениться хоть завтра.
Логические связи Гермионы Февершем анализу не поддавались. Почему Джереми «кстати»?..
– Мы с Джереми просто друзья.
– А почему – ты не задавалась этим вопросом? Да потому что ты себя так ведешь! Ты просто не позволяешь бедному мальчику стать чем-то большим, чем просто друг. И почему? Он богат, он красив, он прекрасно воспитан, его земли граничат с нашими, если уж на то пошло – и наши бывшие земли выкупил тоже он, вернее его папаша, так что формально ты могла бы остаться жить на своей земле…
– Все, началось! Мама, как ты предлагаешь действовать? Позвонить ему и сказать, что я готова выйти за него? А если он и в голове этого не держит?
– Будь с ним поласковее.
– Фу, как отвратительно это звучит. «И отдамся по сходной цене».
– Где ты этого набралась, не понимаю. Мы говорим о законном браке. Не о пошлом сожительстве, не о жизни содержанки – о священном союзе двух сердец…
– Трех. – А?
– В моем случае – трех сердец. У меня сын, забыла?
– Кстати, давно хотела это обсудить с тобой: что Джереми думает насчет Билли? Что ты ему рассказала?
– Ничего. Он тщательно избегает разговоров на эту тему. Боится меня смутить.
– Очень хорошо! Знаешь, не надо ему рассказывать правду – какой бы она ни была. Я рекомендую вариант с молодым иностранцем. Лучше – с итальянцем.
– Что?!
– Каникулы в Италии, шестнадцать лет, шестнадцать весен, молодой красавец на водных лыжах, прекрасен как античный бог, вы оба молоды, кровь кипит, одна-единственная ночь на берегу лазурной Адриатики… Потом он погиб.
– Кто?!
– Молодой итальянец.
– Ага, от рук мафии. Он был полицейским.
– Все издеваешься над матерью, да? А мать тебе только счастья желает, тебе и Билли…
– Не надо, мама, не начинай. Кстати, если уж мы заговорили о Джереми – он никогда в жизни даже не заикнулся о женитьбе. Но как только заговорит – я вверну про мафию. В смысле про итальянца.
Гермиона Февершем не обратила на иронию ни малейшего внимания.
– Вот и умница, хорошая девочка. Люси, детка, мне надо бежать, сейчас придет массажистка. Созвонимся. Держи меня в курсе. Да, Вероника обещала приехать ближе к лету. Она совершенно раздавлена этим разводом. Целуй Билли. Пока!
Люси устало провела рукой по волосам. Маму не переделать, что тут скажешь… Тихий звук за спиной заставил похолодеть. Люси оглянулась – в дверях кухни стоял Билли.
Интересно, а что из этого разговора он слышал?
Билли посопел и сурово поинтересовался: – А чего у нас есть поесть?
Слава богу. Обычный вопрос для мальчишки, который растет на свежем воздухе и все время хочет есть. Через мгновение застучали по полу громадные лапы – и в дверном проеме, не намного уступая Билли в росте, нарисовался Презент. На морде пса было аршинными буквами написано: тут говорили о Еде!
– У нас шикарный выбор, мужчины. Три различных вида пиццы!
– Ой господи. Опять пицца?
– Я знаю, ужасная мать.
– Ты прекрасная мать, но с анчоусами я не буду.
– Хорошо, тогда тебе – пепперони.
– Ладно уж. А тебе?
– А мне – с грибами.
– Грибы я люблю…
– Грибы тебе вредно. То есть неполезно. Еще будет свежий апельсиновый сок и суп из… в общем, суп.
– Из шпината?
– Ты знал, да?
– Я заглядывал в морозилку.
– Очень ты наблюдательный. Билли, я его миксером взобью, и ты даже не поймешь, что там был шпинат.
– Но я же ЗНАЮ!
– Тебе нужно хоть иногда есть что-то полезное.
– Я чипсы ел. И сухарики.
– Чипсы – это не полезное.
– Это же картошка!
– О нет. Чипсы – это крахмал с запахом масла, на котором жарили картошку. По сути это мусор. Вкусный – но мусор.
Болтая с сыном, Люси достала пиццу из морозильника, сняла целлофан, оставила размораживаться и повернулась к плите, чтобы разжечь духовку.
Плита была старинная, топилась дровами. Когда-то на ней готовила румяная и кудрявая Марион Бранд – мать Морта. Замечательная женщина. Английские барменши – это особая порода людей. Отзывчивые и суровые, нежные и горластые, они всегда готовы отшить нахала и пожалеть бедолагу…
Жалко, она не дожила до появления Билли. Марион Бранд умерла в начале того самого лета, когда ее внук был зачат на сеновале… Кстати, Марион Бранд наверняка не взволновал бы сей факт. Нисколечко! Она любила детишек просто так, без всяких условий и условностей. И они всегда платили ей взаимностью.
Наверное, именно ей Люси могла бы признаться с самого начала, а тогда вся эта история могла пойти совсем по-другому… Да и признаваться не пришлось бы. Марион Бранд все увидела бы своими глазами. Улыбку Морта на маленькой рожице. Повадки Морта. Взгляд Морта.
Спасибо, Господи, что сегодня днем мужчина и похожий на него мальчик так и не встретились на разбитой проселочной дороге! Что будет, когда они все-таки встретятся?
Люси тряхнула головой, отгоняя мысли о Морте, но это не помогло. Билли с Презентом затеяли в гостиной возню, плита потихоньку раскалялась, а душное, жаркое лето десятилетней давности все лезло и лезло в голову Люси Февершем…
Ей было почти шестнадцать, но все-таки еще пятнадцать, и она приехала домой на каникулы. Обнаружилось, что Морт Бранд, уже студент, тоже здесь. В начале июня он вернулся из Шотландии, где на маленьком старинном кладбище упокоилась его мама, Марион Бранд. Морт занимался делами наследства, которое было настолько мало, что почти не доставляло ему хлопот.
Чтобы отвлечься от печальных мыслей, он снова принялся помогать на конюшне, мыл машины, чинил газонокосилку – в общем, делал все то, к чему привык с детства. Люси Февершем – голенастая, вытянувшаяся, похудевшая и похорошевшая девушка-подросток – украдкой следила за ним, отчаянно мечтая, чтобы они снова, как в детстве, могли проводить время вместе, но это оказалось невозможным. Что-то изменилось. Они сами? Лето такое дурацкое?
Раньше она его не стеснялась, ему поверяла свои детские тайны, его привыкла считать своим лучшим другом – но теперь почему-то деревенела в его присутствии, даже не смогла выразить ему соболезнования по поводу смерти матери… Казалось, между ним пролегла тайная трещина, со временем грозящая превратиться в пропасть.
А может, имя этой пропасти было – Вероника?
Старшая сестрица приехала домой из частого колледжа в Швейцарии. Несколько лет подряд тамошние воспитатели и учителя усиленно готовили сверкающий бриллиант из рода Февершем к тому, чтобы он, бриллиант мог с легкостью отыскать себе подходящую оправу на родине. Иными словами, из Вероники делали светскую леди – а она сопротивлялась, как могла.
Природа щедро одарила старшую доч! лорда и леди Февершем. Золотистые кудряшки Люси выглядели паклей рядом с истинным золотом локонов Вероники. Голубые глаза сияли топазами, фигура была безупречна, манеры… Ну да, манерам ее научили. Все деле в том, что природа не терпит не только пустоты, но и перекосов. Вероника Февершем была глупа как пробка – и потому скучала, скучала, скучала!
Чтобы не скучать, она слонялась по поместью и лениво кокетничала с Мортом. А с кем еще ей прикажете кокетничать? С деревенскими идиотами? С сынками соседей-сквайров? Она кокетничала с Мортом напропалую. Морт отвечал ей взаимностью. Последнее обстоятельство привело Люси сначала в замешательство, а потом и в ярость.
Сестричку она знала как облупленную. Пять лет разницы – ужас и кошмар для младшей сестры. Когда у вас еще прыщи по всей физиономии, нескладные руки и ноги, вселенское отчаяние и вообще переходный возраст – старшенькая уже красавица, уже не раз и не два занималась сексом, уже неотразима и относится к вам – и ко всему миру в целом – с нахальным пренебрежением.
Главное, Морт ведь всегда недолюбливал Веронику. Видимо, все-таки жара…
В воздухе разливалось неясное томление, соловьи безумствовали в саду, и все вокруг переворачивалось с ног на голову, сходило с ума, теряло привычный облик.
А может быть, имя этому безумию было – секс?
Люси и сама вела себя, как полная дура. При виде Морта у нее подкашивались коленки, язык отказывался повиноваться, с губ срывалось идиотское хихиканье. Если при этом рядом с вами фланирует Леди Совершенство по имени Вероника – сами понимаете.
Сейчас Люси понимала: Вероника заводила те разговоры нарочно. Она то и дело упоминала, что спит с этим «смешным парнем с конюшни», а Люси умирала от ревности и злости. Наконец она не выдержала и примчалась к Морту сама.
