Текст книги "Путь к сердцу мужчины"

Автор книги: Сандра Мартон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Сандра Мартон
Путь к сердцу мужчины

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Те женщины, чьи сердца Джозеф Романо уже успел разбить, и те, которые пока только искали подобной участи, описали бы его как неотразимого красавца, темноволосого, голубоглазого.

Финансовые магнаты, наблюдавшие за тем, как Джо зарабатывал свои миллионы на фондовой бирже Сан-Франциско, отрекомендовали бы его как хладнокровного, амбициозного дельца. Вернее, они употребили бы гораздо более сочные и менее вежливые выражения, среди которых слово «красавец» уж точно не встречалось бы.

Бабушка Джо, которая обожала внука все тридцать два года его существования, уверяла всех, что ее Джозеф красив, как бог, мил, как ангел, и умен, как сами знаете кто. Нонна [1]1
  Nonna – бабушка (ит.).


[Закрыть]сохранила верность высоким нравственным принципам, поэтому не осмеливалась произнести имя дьявола вслух.

При каждой встрече с внуком она неустанно твердила ему, что необходимо есть больше овощей, вовремя ложиться спать, а главное – найти порядочную итальянку, жениться на ней и одарить ее, нонну, множеством очаровательных умненьких бамбино [2]2
  Bambino – ребенок (ит.).


[Закрыть].

Джо любил бабушку всем сердцем. Она и брат Мэтью – вот и все, что осталось от их семьи. Всеми силами он старался радовать ее. Ел овощи, вовремя ложился в постель – правда, не только для сна, но и ради бесчисленных красоток, которые проходили через его занятую, беспокойную жизнь.

Но что касается женитьбы… нет уж, никакой нормальный мужчина не согласится затянуть на шее эту петлю, пока не почувствует, что больше терять ему нечего.

Будучи разумным человеком, он никогда не говорил об этом нонне во время их традиционных ужинов в последнюю пятницу каждого месяца. Именно такой ужин и обещание присутствовать на мальчишнике друга заставили Джо вернуться в Сан-Франциско теплым пятничным утром на исходе мая.

Он ездил в Новый Орлеан, чтобы присмотреться к небольшой, но весьма перспективной начинающей фирме. Симпатичная рыженькая девица, которая познакомила его с нужной информацией, перед прощанием наклонилась поближе и прошептала, придав голосу чувственность, что надеется провести для него более интимную экскурсию по Французскому кварталу в ближайшие выходные. Джо понимающе улыбнулся и уже хотел ответить, что согласен, но тут вспомнил о мальчишнике, назначенном на пятницу. Более того, пятница оказалась последней в этом месяце. Нонна несколько раз напоминала ему о традиционном ужине, чтобы он ни в коем случае не забыл.

Само по себе это казалось странным. Джо обладал отличной памятью. Достаточно было одного раза, чтобы информация осталась у него в голове. Да и вообще, он скорее не пошел бы на прием к самой королеве, чем пропустил бы ужин с бабушкой. Бабушка была его единственной опорой в жизни.

После смерти матери Джо и Мэтт нашли утешение и поддержку именно в ней. Нонна никогда не бросала его в трудную минуту, даже когда он сам был готов поставить на себе крест. И когда Джо, наконец образумившись, пошел служить в подразделение морских пехотинцев, а потом демобилизовался с почестями и вернулся в колледж, миссис Романо сказала только то, что всегда знала: ее внук – незаурядная личность.

Прилетев обратно в Сан-Франциско тем майским вечером, Джо сел за руль вишневого «феррари» и отправился к нонне, не забыв по дороге купить букет весенних цветов и нежное кьянти, которое они с бабушкой так любили. Она жила в простом дощатом домике в Норт-Бич вопреки всем просьбам внуков переехать.

Бабушка встретила его на заднем крыльце, приветственно помахав рукой.

– Джозеф, – начала она, обнимая Джо, – mio ragazzo. Входи же, солнышко мое.

Объятья и поцелуи были вне подозрений – нонна всегда была очень ласковой. Но итальянский…

Бабушка Джо приехала в Штаты в качестве невесты в шестнадцать лет. По-английски она говорила свободно, хотя и с акцентом, а на итальянский переходила крайне редко, только когда нервничала.

Итак, в чем дело? Джо нахмурился и вошел в старомодную кухню.

Нонна вела себя как-то странно: говорила без умолку, спрашивала внука, удачно ли он съездил в Новый Орлеан, и, не давая возможности ответить, рассказывала, как прошла неделя…

Джо видел бабушку в таком же возбужденном состоянии в тот вечер, когда она пыталась свести его с Марией Балдуччи – вдовой с густыми сросшимися бровями, жившей неподалеку. Нонна суетилась, сыпала итальянскими фразами, а стол ломился от изысканных яств: не какая-нибудь лазанья или макароны, а телячья пикката, креветочные скампи, пиццаола с мясом.

Как сегодня.

Джо подавил в себе желание что есть силы стукнуть кулаком о стену и окинул взглядом комнату.

– Мы одни?

Нонна поцокала языком.

– Конечно. Думаешь, я кого-то прячу в кладовой?

И этого нельзя исключать. Джо отодвинул стул и сел.

– Никакого сводничества?

– Сводничество? – от души расхохоталась нонна. – Да с чего тебе такое в голову пришло? Ты же мне объяснил, что пока не готов жениться на милой девушке-итальянке, остепениться и заняться una famiglia, хотя лишь об этом я и мечтаю. – Она ткнула пальцем в сторону блюда с закусками. – Садись поешь!

– Да, хорошо, – послушно кивнул Джо и положил себе в тарелку кусок жирного мяса, содержащего, наверное, тысячу вредных калорий.

– Ну как? – спросила нонна, выждав минуту.

– Объеденье! – Он взял кусочек чесночного хлеба из плетеной корзинки, поколебался несколько секунд и решительно откусил, мысленно прибавив две лишние мили к утренней пробежке. – Ну, рассказывай, по какому поводу пир?

– Хорошо, – сказала нонна ровным голосом и красноречиво пожала плечами. – Все это действительно, как ты изволил выразиться, неспроста. Но сводничество здесь ни при чем. Поверь мне, Джозеф, я совершенно отчаялась женить тебя и решила больше этим не заниматься.

Джо отодвинул стул от стола и скрестил руки на груди.

– Значит, мне можно расслабиться?

Нонна обернулась к внуку с кофейником в руке.

– Не волнуйся, никто не придет. Я прекрасно понимаю, что ты предпочитаешь своих подружек сомнительного поведения приличным девушкам. – Она вздохнула и поставила кофейник на стол. – В понедельник твой день рождения, – объяснила она, доставая из буфета чашки и блюдца.

Внезапная перемена предмета разговора удивила Джо.

– В самом деле?

– Да. Тебе исполнится тридцать три года.

– Действительно. Спасибо, что напомнила, – улыбнулся он. – Теперь понятно, почему эти разносолы. – Джо взял натруженную бабушкину руку и поцеловал. – А я-то подумал, ты что-то замышляешь. Родная, ты простишь мне мою излишнюю подозрительность?

– Я же твоя бабушка. Конечно, прощу. – Нонна села и разлила кофе по чашкам. – Но не думай, что еда – это подарок.

– Разве нет?

– Нет, конечно. На тридцатитрехлетие человек заслуживает подарка посерьезней, чем накрытый стол.

Джо посмотрел на бабушку, и они оба улыбнулись. Он вздохнул, обнял ее и поцеловал в лоб.

– Ладно, показывай.

– Что показывать?

– Хочу посмотреть, что ты решила преподнести мне и почему так долго меня к этому готовишь. – Он взглянул на входную дверь. – Опять какой-нибудь десерт из рук очередной порядочной итальянской вдовушки?

Нонна покачала головой, открыла холодильник и достала большую плошку.

–  Gelato. Вот посмотри и убедись, что твой десерт уже в холодильнике и приносить его не нужно.

Джо улыбнулся и сел на стул.

– Домашнее мороженое! Нонна, ты меня балуешь.

Нонна просияла и подождала, пока внук попробует.

– Ну как?

– Восхитительно! Ты превзошла самое себя.

Бабушка хитро усмехнулась.

– Рада, что тебе понравилось. Только его готовила не я. – Она положила руки на белоснежную скатерть. – Я беспокоюсь за тебя, Джозеф.

Ну, начинается, так он и знал. А ведь чуть было не поверил…

– Нонна, – начал Джо, стараясь сохранять невозмутимость, – мы ведь договорились: больше никакого сватовства. Я не одинок, жена мне не нужна, мне моя жизнь нравится такой, какая она есть.

– Помнишь, я как-то спросила тебя, кто гладит твои рубашки? Кто пришивает тебе пуговицы?

– И я тебе ответил, – оживился он, – работник прачечной. Он отлично с этим справляется.

– Да. А еще ты сказал, что твой дом приводит в порядок уборщица из бюро добрых услуг.

– Совершенно верно. Из того самого бюро, которое я и тебе хочу присватать, чтобы ты не…

– Я предпочитаю самостоятельно наводить чистоту в собственном доме, – с гордостью ответила нонна. – Но, Джозеф, милый, а кто готовит тебе еду?

Молодой человек вздохнул.

– Об этом я тоже говорил: дома я ем очень редко, покупаю что-нибудь в ресторане и приношу к себе. В округе полно кафе и закусочных…

Нонна как-то странно улыбалась, так что Джо вдруг захотелось бежать отсюда, и подальше. Она опустила руку в карман фартука и протянула внуку сложенный листок бумаги.

– С днем рождения, Джо!

– Что это? – нахмурился он.

– Подарок. – Бабушка сияла от радости. – Открой же!

Джо развернул листок и поднял на нее глаза.

– Не понимаю. Здесь написано какое-то имя.

–  Si. Имя – Лучана Бари.

Нонна с удовольствием произнесла последнюю фразу. Джо напрягся.

– И кто эта Лучана Бари, черт бы ее побрал?

– Не выражайся, Джозеф.

– А ты не увиливай. Мы тут битый час беседуем о твоих попытках облапошить меня, и ты снова берешься за старое…

Проклятье! Глаза у нонны наполнились слезами. Джо взял ее за руку.

– Нонна, милая, я не хотел обидеть тебя. Но это твое вечное стремление свести меня с какой-нибудь женщиной…

– Лучана Бари не какая-нибудь женщина, – перебила его бабушка, – она повариха.

Слеза скатилась по ее щеке. Джо вынул из кармана носовой платок и протянул нонне.

– Повариха?

– Да, и весьма талантливая. – Она промокнула глаза. – Это она приготовила джелато, и ты сам признал, что оно бесподобно.

Джо откинулся на спинку стула. Так, попался!

Осторожно! – предупредил внутренний голос.

– А… ну… – медленно начал молодой человек, – да, признал. Но какое отношение ко мне имеет эта Лучана Бари?

– Так она и есть подарок, Джозеф. – Губы у нонны дрогнули. – Мой подарок тебе. И мне очень грустно, если ты подумал, что я пытаюсь, как ты сказал, тебя облапошить.

– Подарок, – осторожно повторил Джо. – Но что именно это значит? Некая Лучана Бари приготовит мне праздничный ужин?

Нонна весело усмехнулась.

– Один ужин? – Она неопределенно махнула рукой. – И что от него толку? Я же все равно буду беспокоиться, что ты не питаешься как следует. Нет, Джои, синьорина Бари станет у тебя работать.

– Работать у меня? – От неожиданности Джо вскочил. – Нет, нет, минуточку…

– Не волнуйся, она много денег не потребует.

– Что? Она еще будет мне чего-то стоить? – У него расширились глаза. – Я что-то не пойму… Ты даришь мне на день рождения повариху, и я должен ей платить?

– Ну естественно. – Нонна тоже встала. – Ты же не хочешь, чтобы я выплачивала жалованье твоей прислуге?

Глаза у Джо уже почти вылезли из орбит. Он никак не мог уловить логику, все это было похоже на какой-то бездарный розыгрыш…

– А если я откажусь?

– Что ж, – вздохнула нонна, – тогда мне придется позвонить синьорине Бари и сообщить, что работы у нее нет. Ох, как это будет непросто, потому что работа ей очень нужна. – Она отвернулась и принялась убирать со стола посуду. – Понимаешь, несчастная женщина в долгах как в шелках.

– В долгах, – повторил Джо, словно ученый попугай. – У нее долги?

– Да. Бедняжка здесь совсем недавно, ей так трудно…

– Она из Италии?

Нонна налила в раковину жидкого мыла и открыла кран с горячей водой.

– Она приехала сюда месяцев пять-шесть назад. Ей здесь пока все в диковинку. Я уже не говорю про деньги. Ты же знаешь, как дорога сейчас жизнь. Особенно для приезжих. А синьорина уже немолода, что только усложняет ее положение.

Джо плюхнулся на стул, возвел глаза к небу и с шумом выдохнул. Ясно: старушка-иммигрантка, по-английски ни бельмеса, пустилась в одинокое плаванье по бурным неласковым водам океана по имени Сан-Франциско…

– Ладно, забудем, Джозеф. – Нонна бросила внуку через плечо печальную улыбку. – Скажу ей, что просто ошиблась, когда предложила работать у тебя. Думаю, она сможет убедить своего домовладельца не выгонять ее из квартиры еще месяц. Должно же быть в нем что-то человеческое, он не сможет выставить несчастную на улицу.

– Чертов домовладелец, – пробормотал Джо и покачал головой.

– Именно. Он требует, чтобы она съехала к понедельнику. А синьорина Бари так обрадовалась, когда узнала, что ты выделил бы ей в доме отдельную комнату.

Молодой человек встрепенулся.

– Минуточку…

– Передай мне кофейник, пожалуйста. С дальней конфорки.

Медленно, словно держа штангу на плечах, он поднялся, протянул бабушке кофейник и взял полотенце.

– Ой, Джозеф, только взгляни на себя. – Нонна накрыла его руку своей. – Я расстроила тебя?

– Да уж, – отрезал Джо, – мне неприятно думать, что какая-то милая старушка окажется на улице.

– Конечно, у тебя ведь доброе сердце, – вздохнула бабушка. – Но не бери в голову, это ведь не твоя проблема. Я ошиблась, пообещав синьорине, что ты возьмешь ее на работу. Ни о чем не беспокойся, бамбино, ведь у нас в Америке хорошо относятся к иммигрантам. Есть бесплатные столовые для бедняков, служба социального обеспечения…

– Мне кажется, я мог бы нанять ее на некоторое время, – медленно произнес Джо.

Он все же ждал, что нонна замашет руками, скажет, что это необязательно… Ну хоть немного поотнекивается. Но она бросилась к нему, сияя словно весенняя заря.

– Ты хороший мальчик, Джозеф! Я знала, что ты сделаешь это для нее.

– Я сделал это для тебя. И не забудь, я согласился, но не надолго.

– Конечно, конечно. – Бабушка улыбнулась еще шире. – Месяца два, от силы три…

– Две недели, – отрезал Джо, – максимум три. К тому времени, я надеюсь, синьора найдет себе настоящую работу и жилье.

– Синьорина, – поправила нонна, красноречиво посмотрев на внука. – Впрочем, это неважно, – добавила она, опуская руки в мыльную воду. – Ах, бедняжка.

– А в чем дело? – нахмурился молодой человек. – Ты хочешь мне о ней что-то рассказать?

– Моя врожденная честность понуждает меня признать, что синьорина очень непривлекательна.

– Непривлекательна?

– Да. Она крайне бледна, худа и плоска, как мальчик. – Нонна сделала несколько движений рукой вокруг своей пышной груди. – У нее нет… нет…

– Я догадался, – прервал Джо. – А ты уверена, что она итальянка?

Бабушка хихикнула.

– Абсолютно. Она училась кулинарии во Флоренции. – Ее улыбка померкла, она слила воду в раковине и вытерла руки о край фартука. – Она, как теперь говорят, не первой свежести. Немолода, Джозеф, немолода.

Бледная, тощая старушка, к тому же не говорящая по-английски… Что ж, нужно помогать страждущим, вздохнул про себя Джо. Много раз в своей жизни ему приходилось слышать проклятья, а теперь вот представился случай совершить благодеяние и заслужить место в раю.

– Ладно, – смилостивился он, – главное – чтобы готовить умела, остальное неважно.

Нонна повернулась к нему с многозначительным видом.

– Да, вот еще что. Пожалуйста, не волнуйся, она не станет докучать тебе своим излишним вниманием. Честное слово.

Оно и к лучшему, подумал Джо.

– Я же знаю, женщины сходят от тебя с ума, Джои.

– Ну, да. – Он попытался изобразить застенчивость. – Случается.

– Но этой синьорины можешь не опасаться.

– Конечно, учитывая ее возраст…

– Ей не нравятся мужчины.

– Прекрасно.

– Нет, Джозеф, я имела в виду, что… – Нонна наклонилась к внуку, – ей не нравятсямужчины.

В последнюю фразу был явно вложен тайный смысл. Молодой человек вопросительно посмотрел на бабушку.

– Ты хочешь сказать… – запнулся он. Нет, подразумеваемое слово в ее присутствии Джо произнести не мог. – Ты хочешь сказать, – снова начал он, – что ей действительно не нравятся мужчины?

– Совершенно верно. – Нонна уперла руку в бок. – Теперь понял? Все складывается чудесно, она не причинит тебе беспокойства. Так же как и ты ей. А я могу спокойно отправляться на тот свет, зная, что ты питаешься правильно.

– Никуда ты не можешь отправляться, маленькая мошенница! Мы тебя не отпустим.

– Прекрати обзываться, – улыбнулась бабушка. – Я просто практичная старушка, обожающая своего внука, поэтому хочу сделать тебе полезный подарок.

– Уж подарок так подарок! – рассмеялся Джо, повесил полотенце и обнял ее. – И я не обзываюсь, а констатирую факт: ты настоящая мошенница. Поэтому я никогда не играю с тобой в покер.

– Льстец! – Нонна посмотрела на внука из-под полуопущенных ресниц. – Ты гораздо умнее и хитрее такой старушки, как я.

– Не знаю, не знаю, – усмехнулся он.

– Ну что, еще эспрессо?

Джо покачал головой.

– Я бы с удовольствием, но, к сожалению, надо бежать.

– Так скоро?

– Я приглашен на вечеринку. Один мой приятель, с которым я играю в сквош, собирается… – «жениться», чуть не выпалил он, но давать бабушке повод вернуться к любимой теме не хотелось, – отпраздновать кое-что. Я обещал приехать. Это недалеко, на Ноб-Хилле.

– Вот оно что, – улыбнулась нонна, взяв лицо внука в ладони и расцеловав в обе щеки. – Как мило! Что ж, желаю тебе хорошо провести время, Джо.

– Постараюсь. – Джо взял пиджак, обнял бабушку, и они пошли к двери. – Я очень люблю тебя, нонна.

– И я тебя, – ответила та, подставляя щеку для поцелуя. – Не забудь: твоя новая повариха приедет завтра утром ни свет ни заря.

– Да, да. – Он уже все забыл. Впрочем, ничего страшного не случится, если милая старушка повозится на кухне недельку-другую, пока не найдет серьезной работы. В городе, должно быть, много таких, кто захочет воспользоваться услугами настоящей поварихи-итальянки. Даже несмотря на то, что она старая некрасивая лесбиянка. – Я буду ждать ее. Так как, говоришь, ее зовут?

– Лучана. Лучана Бари.

– Точно. Лучана Бари из Флоренции. – Джо улыбнулся, остановившись на ступеньках. – Она уже начинает мне нравиться.

– Вот и отлично.

Люсинда Бэрри, из семьи тех самых родовитых Бэрри, проживающих в Бостоне, ведущих свою родословную от первых поселенцев, которые приплыли в Америку на корабле «Мейфлауэр» еще в 1620 году и недавно обанкротились…

Люсинда Бэрри, переехавшая с восточного побережья страны на западное и поклявшаяся не встречаться больше с мужчинами, после того как бывший жених променял ее на безмозглую кривляку…

Люсинда Бэрри, которую домохозяин только что выставил за дверь за просрочку квартплаты, которая окончила краткосрочные курсы «Готовим быстро», возглавляемые шеф-поваром по фамилии Флоренцо в Школе кулинарных искусств Сан-Франциско, которая завтра должна была впервые приступить к работе в качестве поварихи у очаровательного мужчины с гомосексуальными наклонностями в надежде, что он из вежливости не заметит того, что она умеет только кипятить воду и, что удивительно, взбивать очень вкусное джелато…

Эта самая Люсинда Бэрри стояла в дамской комнате, сиявшей полированным мрамором и золотом, в доме на Ноб-Хилл, смотрела на свое отражение и недоумевала, почему Судьбе было угодно сотворить все это именно с ней.

– Нет, я не могу, – шептала она зеленоглазой блондинке в зеркале.

Глупости, очень даже можешь, подбадривало отражение. Да и выбора у тебя нет.

Девушка, которая должна была по традиции выпрыгнуть из картонного торта, слегла с пищевым отравлением.

– Конечно, наша еда здесь ни при чем, – холодно заметил Флоренцо, когда «скорая помощь» увозила корчащуюся от боли девушку. Затем он нахмурился, оглядел учащихся кулинарных курсов, собравшихся для обслуживания вечеринки, которая должна была стать их выпускным экзаменом, и ткнул пухлым пальцем в сторону Люсинды. – Ты, – прорычал шеф-повар.

От ужаса она попятилась.

– Нет. Нет. Нет. Я не стриптизерка.

Флоренцо неприятно ухмыльнулся:

– Ты и не повар. По крайней мере, пока я не выдал тебе диплома…

– Мисс Бэрри!

Люсинда подпрыгнула от неожиданности, услышав стук в дверь.

– Мисс Бэрри, – требовательным голосом позвал шеф-повар, – что вы там копаетесь?

Девушка расправила плечи и посмотрела на свое отражение в зеркале.

Как же сложно поменять поварской наряд – колпак, куртку и брюки – на золотистую диадему, эфемерный бюстгальтер и подобие набедренной повязки!

ГЛАВА ВТОРАЯ

Превращение из поварихи в стриптизерку обещало быть непростым, но она уже начала привыкать к трудностям.

Костюм был ужасен: какие-то клочки ткани, расшитые блестками.

Люсинда торжественно сняла с головы поварской колпак, расстегнула белоснежную куртку, сняла, снова застегнула и аккуратно сложила; за ней последовали брюки. Глубоко вздохнув, девушка взяла трусики-бикини и попыталась их натянуть. Малы! Этот крошечный кусочек ткани оказался ей не по размеру. Теплая волна надежды на спасение обдала девушку: не может же она, право слово, выпрыгнуть из торта в костюме повара. Если наряд стриптизерки ей не подходит…

Черт побери! Люсинда издала стон, посмотрев на себя в зеркало. Естественно, набедренная повязка не налезала – ведь она пыталась натянуть ее на белые хлопковые трусы.

Девушка едва не рассмеялась. Ну и вид! Очки в металлической оправе, бледное ненакрашенное лицо, волосы туго стянуты в пучок на затылке. Простенький хлопковый бюстгальтер и такие же трусы… а поверх них переливающийся лоскуток. Нечто среднее между Мэри Поппинс и певицей Мадонной.

Смеяться расхотелось. Люсинда стиснула зубы, стянула с себя трусы и надела набедренную повязку.

Мэри Поппинс, до свидания!

А что, смотрится совсем неплохо. Но и не хорошо. Впрочем, спереди все, что нужно, скрывает – и на том спасибо, – а вот сзади… Повернувшись к зеркалу спиной, Люсинда залилась краской: сзади присутствие трусиков практически не было заметно.

– Мисс Бэрри!

Дверь отскочила под ударом кулака Флоренцо. Девушка вздрогнула от неожиданности.

– Мисс Бэрри, вы что, не слышали меня?

Вас не услышишь! – с горечью подумала она. Такой крик поднял, даже ревущий в зале рок-н-ролл заглушил.

Нет, конечно, никто и не ожидал, что компания мужчин на мальчишнике станет слушать Моцарта, но неужели им нравятся эти песенки с примитивными текстами?

Неужели они не слышали про Шопена, например?

– У вас пять минут, мисс Бэрри! Пять минут!

Люсинда бросилась к зеркалу и пристально изучила свое отражение. Хлопковый бюстгальтер совсем не сочетался с набедренной повязкой. Или наоборот.

– Не время думать о глупостях, – отругала она себя.

Ей захотелось смеяться. Истерически. Такое уже было с ней – приступ безудержного хохота… на следующий день после похорон отца… когда его адвокат рассказал им с матерью правду…

Люсинда горделиво вскинула голову.

– Ты должна это сделать, – приказала она себе и сняла белый бюстгальтер, место которого заняли два блестящих кружочка, соединенные веревочками.

Теперь ей казалось, что ее отражение ухмыляется. Ты что, шутишь? – хотело спросить оно. Не стриптизерка, а огородное пугало. Любой уважающий себя мужчина при виде такой «красотки» немедленно попросит ее забраться обратно в торт и никогда больше не показываться ему на глаза.

Люсинда нахмурилась. И что дальше? Разве это должно ее беспокоить? Ее должно беспокоить совсем другое: как правильно выпрыгнуть из картонной конструкции. Тем более что последние два года научили ее, что отчаянье и безвыходное положение могут заставить человека сделать очень многое. Например, пойти работать официанткой и разносить клиентам гамбургеры. Или смириться с тем, что родной отец после смерти оставил заложенный-перезаложенный дом, ошарашенную жену и разочарованную любовницу.

Любовница нашла другого мужчину, жена – мать Люсинды – нового мужа. А сама Люсинда пустилась на поиски иной жизни.

Именно поэтому она уехала за тридевять земель от Бостона и поселилась в городе, где никто не станет притворно вскидывать брови, услышав ее фамилию: «Бэрри, вы сказали?»; никто не будет спрашивать, самодовольно ухмыляясь: «Люсинда, милочка, как твои дела?», подразумевая: «Люсинда, как приятно видеть, что и твою могущественную семейку постиг крах».

Девушка расправила плечи – нечего жалеть о прошлой жизни, глупой и бессмысленной. Театры, опера, благотворительные балы в пользу каких-то мифических нуждающихся. Теперь нуждающейся оказалась она сама, но это не надолго. Как только Флоренцо отдаст ей диплом, Люсинда станет полноправным членом общества, приносящим реальную пользу.

Завтра у нее будет работа.

Но без диплома никакой работы не видать.

Люсинда наклонилась вперед, упершись ладонями в мраморную крышку столика, и решительно посмотрела в зеркало. Да, подумала она с издевкой, в таком виде только на мальчишниках холостяков развлекать.

Девушка вытащила шпильки из пучка, белокурые волосы рассыпались по плечам. Так гораздо лучше.

Теперь очки. Обычно Люсинда носила контактные линзы, но днем, собираясь сюда, она уронила одну из них на пол, а искать времени не было. Без очков, конечно, видно гораздо хуже, но что там разглядывать? Торт? Или нетрезвого жениха?

Девушка глубоко вдохнула и положила очки на край раковины. Все вокруг стало слегка расплывчатым и нечетким. Чувствовала она себя приблизительно так же: живот свело спазмом, сердце билось где-то в горле.

Пожалуй, в родовитом семействе Бэрри еще никто не выпрыгивал голым из огромного торта.

Люсинда одернула себя.

– Торт будет картонный, – объяснил ей Флоренцо. – Не волнуйся, не испачкаешься.

Наверное, эта его невероятная убежденность в том, что она согласится, и заставила ее наконец задуматься над его, мягко говоря, странным предложением. Воображение бурно заработало. Девушка представляла, как выпрыгивает из картонного сооружения в диадеме, крошечных трусиках и слабом намеке на бюстгальтер, и непроизвольно хмыкнула – от изумления пополам с недоумением. Флоренцо воспринял это по-своему.

– Ага, – просиял он, – рад видеть, что наше маленькое задание доставит вам удовольствие, мисс Бэрри. Я сначала немного беспокоился, что вы, возможно, будете… то есть не будете рады…

– Рада? – повторила Люсинда, чувствуя подступающий приступ хохота и борясь с желанием хорошенько врезать чрезмерно активному шефу. – Рада, услышав, что вы предлагаете мне голой выйти к толпе воющих от голода диких гиен? – Она повертела в руках белую коробочку, в которой лежал костюм, и протянула ее Флоренцо. – Вы не в своем уме.

– Мисс Бэрри, я же объяснил вам, что произошло. Артистка, которую наняли…

– Артистка, – хмыкнула девушка.

– Она заболела. Вы должны заменить ее. Сколько можно повторять? Когда же вы поймете?

– А когда вы поймете, что я приехала сюда работать, а не… не развлекать сборище дегенератов.

Флоренцо насупился.

– Ничего себе дегенераты. Здесь присутствуют одни финансовые магнаты и индустриальные короли. Эти парни представляют лучшие семейства Сан-Франциско.

– Эти парни прежде всего пьяны, – в тон ему холодно ответила Люсинда.

– У них же праздник. А девушка, выпрыгивающая из торта, – традиционная часть любого мальчишника.

– Позвоните в модельное агентство. Или в ту фирму, в которой наняли эту вашу «артистку», и попросите другую. – Она скрестила руки на груди и пристально посмотрела в глаза шефу. – На меня не рассчитывайте.

Он махнул пухлой ручкой в сторону часов на стене.

– Какое агентство? Уже почти десять, все давно закрыто.

– Какая жалость!

– Помните наш урок кулинарии номер три? Что нужно делать, когда суфле опадает?

– При чем здесь это?

– Я импровизирую, мисс Бэрри. Пытаюсь обойтись тем, что есть под рукой.

– Я вам не яичный белок и не плитка горького шоколада, мистер Флоренцо!

– Оглянитесь, – улыбнулся он в ответ, – ну же. Что вы видите?

– Кухню, в которой я должна работать по полученной у вас профессии.

– Я не об этом, – нетерпеливо перебил шеф. – Вы видите шестерых учащихся. Трех женщин, включая вас, и троих мужчин.

– И что?

– А то, – замурлыкал Флоренцо, – что вы, полагаю, согласитесь со мной, что наши гости, скорее всего, не придут в восторг, увидев, как мистер Пурвис, мистер Ранд или мистер Дженсен выпрыгивает из торта. Я прав?

Люсинда промолчала.

– Вы, вероятно, не станете также спорить, что почтенная мисс Робинсон наверняка упадет, если попытается выбраться из картонной конструкции. Ну а миссис Селвин и вовсе не поместится в торте, если он уступает по размерам пирамиде Хеопса.

– Вы просите меня принять участие в варварском, отвратительном обряде, оскорбляющем женщину.

– То же самое можно сказать о половине всех деяний, совершаемых на нашей планете. Только мы-то с вами не людей изучаем, а кулинарию. – Флоренцо сделал шаг вперед. – В нашем договоре на сегодняшний вечер написано: ростбиф, жаренная на вертеле свинина, филе семги, разнообразные салаты, выпечка, кофе, напитки и – главное – огромный картонный торт, внутри которого прячется девушка. Ясно?

– Довольно странный договор для кулинарной фирмы, если, конечно, вам интересно мое мнение.

– Мне неинтересно ваше мнение, мисс Бэрри. Вы сейчас пойдете, наденете на себя этот костюм и сделаете то, что должны.

– Я платила вам за то, чтобы меня учили готовить еду.

Флоренцо ехидно ухмыльнулся, и Люсинда почувствовала, как земля начинает уходить у нее из-под ног.

– Но моя наука вам впрок не пошла.

Тут он, безусловно, прав, но при чем здесь это?

– Я не пропустила ни одного занятия, – холодно заметила девушка, – и сдала все надлежащие экзамены. Я честно заработала диплом.

Флоренцо расхохотался.

– Все, да не все. Остался последний, самый главный, – поправил он. – И никакого диплома тебе не видать, если ты не пройдешь сегодняшнее испытание.

Иными словами, подумала Люсинда, глядя на себя в зеркало, либо я выпрыгну из треклятого картонного сооружения, либо выйду из Школы кулинарных искусств без жизненно необходимого мне листочка.

А без него нельзя. Только с дипломом возьмут кухаркой в хороший дом; а потом, поднабравшись опыта, можно было бы перейти в ресторан на должность младшего повара, а там, глядишь, превратиться в настоящего шеф-повара и даже, может быть, открыть собственный ресторан или фирму для обслуживания банкетов и праздников…

А без него остается только вернуться к работе официанткой.

– Но ведь это шантаж!

Флоренцо оголил свои ровные, белые зубы и охотно закивал головой.

– Да, конечно. И вы даже можете подать на меня в суд, если сумеете доказать, что этот разговор имел место. Но мой вам совет: подумайте хорошенько. Посмотрите на ситуацию с другой стороны. Пятнадцать минут унижения – и прекрасное место под солнцем на всю жизнь…

– Обойдусь без советов. Давайте ваш дурацкий костюм, – невежливо прервала его Люсинда.

И вот теперь она стояла у двери, ожидая своего выхода, в наряде, состоявшем из двух полупрозрачных блестящих кружочков и мизерного лоскутка.

– Люсинда! – неожиданно забарабанили в дверь. – Сейчас же откройте!

Голос нельзя было не узнать – мисс Робинсон.

Боже правый, да ведь ей лет восемьдесят, не меньше. Миниатюрная, с серебристыми кудельками волос, пергаментной кожей и царственной осанкой, ходившая всегда в черном платье, застегнутом до самой шеи на все пуговки…

– Люсинда, да откройте же!