Текст книги "Язык в действии (ЛП)"

Автор книги: Самюэл Хаякава

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Несколько письменных упражнений: исключение суждений

Практика в написании сообщений – это эффективное средство быстро повысить лингвистическую осознанность. Это отличное упражнение, в котором читатель сможет рассмотреть собственные примеры принципов языка и интерпретации, которые мы обсуждаем. Сообщения должны содержать информацию о непосредственном опыте – события, которые читатель сам наблюдал или участвовал, описания хорошо знакомых ему людей, и т. д. Важно, чтобы была возможность проверить эти сообщения и согласовать их с другими людьми.

Это непростая задача. Сообщение не должно включать какие-либо выражения одобрения или порицания событий, людей или объектов со стороны того, кто их описывает. Например, в сообщении не должно быть высказываний: «Это была отличная машина», но в нём может быть высказывание: «Машина проехала 80 000 километров, и ни разу не требовала ремонта». Стоит избегать таких высказываний как: «Джек нам соврал», в пользу высказываний, которые больше поддаются проверке, такие как: «Джек сказал нам, что у него не было ключей от его машины с собой. Однако когда он вытащил платок из кармана, ключи выпали». Также сообщение не должно содержать высказываний подобных следующему: «Сенатор мужественно отстаивал свои принципы», но оно может содержать: «Сенатор был единственным, кто проголосовал против законопроекта».

Большинство людей считают такие высказывания как: «Он – вор» или «Он – плохой», констатациями фактов. Опять же, их стоит избегать в пользу более проверяемых утверждений: «Его осудили за кражу, и он провёл в заключении два года»; «Его мать, его отец и большинство его соседей говорят, что он – «плохой». Если сказать о человеке, что он – «вор», то по существу это всё равно, что сказать: «Он крал и украдёт снова», что скорее – прогноз, нежели сообщение. Даже в высказывании: «Он крал» присутствует суждение о поступке, о котором могут быть разные мнения среди разных наблюдателей. Однако если мы говорим, что «он был осуждён за кражу», то с нашим утверждением можно согласиться, проверив судебные и тюремные записи.

Научная верифицируемость (проверяемость) основывается на внешних наблюдениях фактов, а не на нагромождении суждений. Если один человек говорит: «Питер – бездельник», а второй ему отвечает: «Я тоже так думаю», утверждение не было проверено. В судебных делах возникают серьёзные проблемы, когда свидетель не может отличить свои суждения от фактов, на которых его суждения основаны. Перекрёстный допрос в таких случаях проходит примерно таким образом:

Свидетель: Этот грязный прохиндей, Джейкобс, меня надул!

Адвокат: Ваша честь, я протестую.

Судья: Протест принят. [Высказывание свидетеля вычеркнули из протокола.] Постарайтесь рассказать, что именно произошло.

Свидетель: Он меня обманул, этот грязный, лживый мерзавец!

Адвокат: Ваша честь, я протестую!

Судья: Протест принят. [Высказывание свидетеля вычеркнули из протокола.] Свидетель, сосредоточьтесь на фактах.

Свидетель: Так я ж вам факты и говорю, ваша честь. Он действительно меня обманул.

Так может продолжаться до бесконечности, если только адвокат не проявит изобретательность, чтобы добраться до фактов. Для свидетеля, то, что его «обманули», является «фактом». Часто, на то, чтобы добраться до фактических оснований суждения требуются часы терпеливых расспросов.

Исключение заключений

Ещё одно важное требование к сообщениям заключается в том, что в них не должно быть догадок о том, что происходит в умах других людей. Когда мы говорим: «Он был зол», мы не сообщаем, а делаем заключение из таких наблюдаемых фактов, как: «Он ударил кулаком по столу; он ругался; он запустил телефонный справочник в свою стенографистку». Конкретно в этом примере, заключение кажется достаточно безвредным и более или менее оправданным; тем не менее, важно помнить, особенно с целью самообучения, что это заключение. Таких выражений как: «Он много о себе думал», «Он боялся девушек», «Она всегда хочет всё самое лучшее» стоит избегать в пользу более проверяемых: «Он проявлял раздражимость, когда люди обходились с ним невежливо», «Он заикался, когда приглашал девушек на танец», «Она часто заявляла, что хотела всё самое лучшее».

Исключение «наводящих» слов

Говоря кратко, в процессе сообщения опускаются личные чувства и отношения сообщающего. Для того чтобы добиться этого, нам стоит осмотрительно относиться к «наводящим» словам, которые могут показать или вызвать чувства. Вместо «проскользнул», можно сказать «вошёл тихо»; вместо «политики» – «члены конгресса»; вместо «чиновник» – «должностное лицо»; вместо «бродяга» – «бездомный без работы»; вместо «диктаторский заговор» – «централизованная власть»; вместо «чокнутый» – «практикующий нетрадиционные взгляды». Например, газетным репортёрам не разрешается писать: «Кучка дебилов, которые до того тупые, что повелись на идеи сенатора Смита, прошлым вечером попёрлись на сборище в какой-то полуразваленной халупе в южном конце нашего города, который она уродует». Вместо этого репортёры пишут: «Около семидесяти-пяти – ста человек присутствовали прошлым вечером на обращении сенатора Смита в районе Эвегрин Гарденз в южном районе города».

Второй этап письменного упражнения: уклоны

В ходе написания сообщений о личных опытах, можно обнаружить, что, несмотря на все усилия не допускать суждений, некоторые всё же могут прокрасться. Например, описание человека можно написать таким образом: «По-видимому, он не брился несколько дней, а на руках и лице была сажа. У него была порванная обувь, а его пальто было ему мало́ на несколько размеров и было запачкано высохшей глиной». Несмотря на то, что никаких суждений не было утверждено, одно явно подразумевается. Давайте рассмотрим другое описание того же самого человека. «Его лицо было не выбрито и неухожено, но его глаза были ясны. Он смотрел прямо, когда быстро шагал по дороге. Он выглядел высоким; возможно, это впечатление усиливало его пальто, которое было ему мало́. Он нёс книгу в левой руке, а у его ног бежал маленький терьер». В этом примере, впечатление о том же человеке значительно поменялось за счёт включения новых подробностей и опущения нежелательных. Даже если открытые суждения не включаются в описания, подразумеваемые суждения проникают.

Как же нам тогда передать беспристрастное сообщение? Конечно, мы не можем достигнуть полного беспристрастия при использовании языка повседневной жизни. Порой даже пользуясь объективным языком науки сложно выполнить эту задачу успешно. Тем не менее, осознавая, какие слова и факты могут вызвать благосклонные или неодобрительные чувства, мы можем достичь беспристрастности достаточной для практических целей. Эта осознанность позволяет нам выровнять соотношение подразумеваемых благосклонных и неодобрительных суждений. Чтобы научиться это делать, стоит написать два описания об одном предмете, следуя требованиям сообщения, и сопоставить их. Первое описание должно содержать подробности и факты склонные вызвать у читателя предубеждения в пользу предмета; второе должно содержать то, что склонит читателя против предмета. Например:

Уклон в обе стороны одновременно

Этот процесс отбора подробностей благосклонных или неодобрительных в отношении описываемой темы можно обозначить термином уклон. Уклон не предполагает открытых суждений, но он отличается от сообщения тем, что он намеренно создаёт условия, в которых определённые суждения неизбежны. Тем, кто хочет добиться беспристрастия, стоит сделать уклон, как в пользу, так и против описываемой темы, стараясь сохранить соотношение равным. Следующим шагом упражнения будет – совместить параллельные описания в одно и включить в него подробности обеих сторон.

У него были белые, но неровные зубы. Глаза у него были голубые, а волосы – густые светлые. Он редко смотрел людям прямо в глаза. Его рубашка была слегка потёртой на манжетах, но она была чистой. Он часто помогал жене с посудой, но бил много тарелок. В обществе о нём ходили разные мнения. Его бакалейщик говорил, что он не торопился платить по счетам, но его духовный наставник отзывался о нём уважительно.

Данный пример, конечно, слишком упрощённый и далеко не самый изящный. Однако практика написания таких эссе, прежде всего, поможет предотвратить неосознанное соскальзывание от наблюдаемых фактов к суждениям; то есть от высказываний в роде: «Он был членом Ку-клукс-клана» к таким высказываниям как: «грязный подлец!» Также эта практика покажет, насколько редко мы действительно стараемся быть беспристрастными, особенно в отношении наших лучших друзей, родителей, родных институтов, детей, страны, компании, в которой мы работаем, товара, который продаём, товара нашего конкурента или чего-либо ещё, когда затрагиваются наши интересы. Наконец, мы обнаружим, что даже если у нас нет желания быть беспристрастными, мы станем писать яснее и более убедительно за счёт того, что будем придерживаться наблюдаемых фактов. Будет меньше воды и больше содержания.

Как суждения препятствуют мышлению

Суждение («Он – хороший парень», «Обслуживание было великолепно», «Бейсбол – это полезный спорт», «Она – ужасно скучная») – это вывод, который обобщает большое число ранее наблюдавшихся фактов. Читатель наверняка знаком со случаями, когда ученикам задают написать «сочинения», и они часто испытывают трудности с написанием требуемого объёма, потому что их идеи иссякают после нескольких абзацев. Это происходит потому, что в этих первых абзацах содержится так много суждений, что после них уже почти нечего написать. Однако если исключить выводы и вместо них привести факты, проблем с объёмом написанного практически не возникает. Сочинения даже становятся слишком длинными, так как неопытные писатели, когда их просят привести факты, часто приводят намного больше, чем необходимо, потому что не совсем отличают важные факты от банальных. Хотя, это, пожалуй, лучше, чем творческий запор, которым начинает страдать большинство студентов, когда им дают письменное задание.

Ещё одно следствие суждений, возникающее на ранних этапах письменного упражнения (и это также применимо к поспешным суждениям в повседневной жизни) – это временная слепота, которую они вызывают. Например, если эссе начинается со слов: «Он был настоящим начальником с Уолл-Стрит», или «Она была типичной милой девочкой-студенткой», то если мы вообще продолжим писать, нам придётся согласовать все дальнейшие утверждения с этим первыми суждениями. В результате, все индивидуальные качества этого конкретного «начальника» или этой конкретной «студентки» полностью теряются из виду, а остаток эссе рассматривает не наблюдавшиеся факты, а личное понятие автора (основанное на ранее прочитанных рассказах, просмотренных фильмах, картинах, и т. д.) о том, как выглядят «начальники с Уолл-Стрит» или «типичные студентки». Поэтому, необдуманное суждение часто мешает нам видеть то, что находится прямо перед нами. Даже если писатель чувствует в начале письменного упражнения, что описываемый человек – «бездельник», или что описываемое место – «красивый пригород», ему стоит добросовестно выкинуть такие идеи из головы, чтобы вид не загораживали.

Несколько недель практики в написании сообщений, сообщений с уклоном и сообщений с уклоном в обе стороны усилят чуткость наблюдения и способность оценивать обоснованность и правдоподобность наблюдений в письменных сообщениях других писателей. Обострённое чувство различения между фактами и суждениями, и фактами и заключениями снизит восприимчивость к поспешным и накрученным общественным мнениям, которые порой возникают по причине того, что распространение таких мнений кому-то играет на руку. Из-за умело применённых уклонов в сообщениях, может показаться, что суждения и заключения неизбежны. Читателя, которому знакома техника уклонов, не получится застать врасплох такими методами. Ему слишком хорошо известно, что могут иметься другие важные факты, которые были опущены. Кого сейчас беспокоит, что «Остался Двадцать-один День, Чтобы Спасти Американский Образ Жизни», как нам твердили в 1936 году в президентской кампании? Кого сегодня волнует «вмешательство в личную жизнь» и «становление американских гестапо», о котором все говорили перед переписью населения в 1940 году? Однако в своё время люди переживают из-за таких вещей.

Применения

1. Вот список высказываний, которые читатель может попробовать отнести в категорию суждений, заключений или сообщений. Так как различия не всегда отчётливы, однозначный ответ подойдёт не всегда. Если окажется, что читатель не согласен с кем-либо в вопросах классификации некоторых высказываний, ему рекомендуется вспомнить социального работника и рекламиста, и не спорить.[2]2
  Речь идёт о персонажах вступительного рассказа в данной книге. К сожалению, он не был переведён по причине отсутствия в оцифрованном оригинале страницы с завязкой рассказа.


[Закрыть] Заметьте, что нас здесь интересует природа высказывания, а не его истинность или ложность; например, утверждение: «Вода замерзает при температуре 10 градусов Цельсия» – хоть и ошибочно, но это сообщение.

a. Она ходит в церковь только, чтобы похвастаться своей одеждой.

b. Копейка рубль бережёт. (более дословно с английского: Не потратил пенни – всё равно, что заработал пенни.)

c. Вишня, краше всех дерев,

На Пасху белое надев.

А. Э. ХАУСМЭН (перевод: О. АНСТЕЙ)

d. Раньше в газетах писали правду.

e. Германо-американский союз – это агентство нацистской пропаганды.

f. Бельгию называли Ниобой наций.

g. «Потенциальные захватчики из Италии не смогут прорваться через территорию, оплетённую горными хребтами, и где каньоны и крайне малочисленные серпантины охраняются решительными силами Греции».

Чикаго, Дэйли Ньюс

h. Сенатор Смит долгое время в тайне вынашивал президентские амбиции.

i. Дул я в звонкую свирель.

Вдруг на тучке в вышине

Я увидел колыбель,

И дитя сказало мне:

– Милый путник, не спеши.

Можешь песню мне сыграть? –

Я сыграл от всей души,

А потом сыграл опять.

УИЛЬЯМ БЛЕЙК (перевод: С. Маршак 1916)

j. «Либералов не стоит боятся, если вы их понимаете. Что нужно делать, так это продолжать быть в курсе того, чем они занимаются и относиться к ним как грязи на ботинке. Всё, на что они способны – это создавать шум, не более, и поэтому у честного человека есть преимущество, потому что в них нет ни истины, ни терпимости к другим».

УЭСТБРУК ПЭГЛЕР (журналист)

k. «Адам жил сто тридцать лет и родил сына по подобию своему по образу своему, и нарек ему имя: Сиф. Дней Адама по рождении им Сифа было восемьсот лет, и родил он сынов и дочерей. Всех же дней жизни Адамовой было девятьсот тридцать лет; и он умер».

Книга бытия 5:3–5.

2. В дополнение к практике написания сообщений с исключением суждений и заключений, предложенной в этой главе, также рекомендуется попробовать написать (а) сообщения с сильным уклоном против людей или событий, к которым читатель относится благосклонно, и (б) сообщений с сильным уклоном в пользу людей и событий, к которым читатель испытывает неприязнь. Например, ярый демократ может представить республиканскую партию в выгодном свете, а демократическую – в невыгодном. Ярый республиканец может сделать наоборот. Это необходимо для того чтобы подготовиться к написанию сообщений с уклоном в обе стороны одновременно; очевидно, это невыполнимая задача для тех, кто может мыслить только в одном направлении. В отделах “Reporter at Large” и “Profiles” издания The New Yorker часто достаточно умело составляют сообщения: открытых суждений – мало, и явно прикладываются усилия, чтобы хотя бы казалось, что уклон в обе стороны имеет место.

4
Контексты

В словарях часто можно найти замены неизвестным терминам, которые лишь скрывают неспособность к настоящему пониманию. Из-за этого человек может найти перевод иностранного слова и удовлетвориться значением «снегирь», будучи совершенно неспособным опознать или описать птицу. Понимание не приходит из одних только слов; скорее, оно приходит из вещей, обозначаемых словами. Словарные определения дают нам возможность прятать наше невежество от себя и других.

Хауэрд Рассел Хъюз

Как создаются словари

Есть очень расхожее убеждение, что у каждого слова есть «правильное значение», о котором мы узнаём в основном от учителей и литературоведов (хотя, по большому счёту, мы себя этим не утруждаем и обычно говорим «небрежным языком»), и что словари и учебники по грамматике представляют «высший авторитет» в вопросах значения и употребления. Не много людей спрашивает, под чьим руководством составители словарей и учебников по грамматике пишут то, что они пишут. Удивительно, с какой податливостью многие люди склоняются перед словарём, а на того, кто скажет: «В словаре неправильно написано!», смотрят с улыбкой изумления и жалости, как будто говоря: «Бедняга. Совсем с головой не дружит».

Давайте рассмотрим, как создаются словари и как их редакторы приходят к определениям. Стоит оговориться, что описанное далее относится только к тем составителям словарей, кто проводит прямые исследования, а не к тем, кто копирует уже существующие словари. Задача написания словаря начинается с чтения большого объёма литературы о том периоде, или на ту тему, которую хотят осветить. Когда редакторы читают, они переписывают на карточки каждое интересное или редкое слово, каждое необычное или особенное употребление часто употребимого слова, большое количество часто употребимых слов в их широко известных использованиях, а также предложения, в которых появляется каждое из этих слов:

бадья

Молоко домой в бадьях приносят

Джон Китс, Эндимион

I, 44-45

То есть, контекст каждого слова собирается вместе с самим словом. В такой масштабной работе, как например, написание Оксфордского Словаря Английского Языка (который насчитывает около двадцати пяти томов), собирают миллионы таких карточек, а работа над редактированием занимает десятилетия. По мере сбора карточек, их сортируют в алфавитном порядке и держат в хранилищах. По завершению сортировки на каждое слово приходится от двух – трёх до нескольких сотен демонстративных цитат, каждая из которых написана на отдельной карточке.

Для того чтобы определить слово, редактор словаря располагает перед собой карточки, каждая из которых представляет действительное употребление слова писателем, важным для литературы или истории. Он внимательно читает карточки, откладывает некоторые, перечитывает остальные и разделяет общую колоду на несколько, по его усмотрению, дающих несколько разных смыслов слова. Наконец, он пишет определения, следуя твёрдому правилу, из которого следует, что каждое определение должно основываться на том, что показывают цитаты относительно значения слова. Редактор не должен подвергаться влиянию того, что он считает слово должно значить. Он должен либо исходить из карточек, либо вообще не работать.

То есть, написание словаря – это не составление авторитетных высказываний об «истинных значениях» слов, а учёт, по мере возможности, того, что различные слова значили для авторов в далёком или недавнем прошлом. Составитель словаря – это историк, а не законодатель. Например, если бы мы писали словарь в 1890 году, или даже в 1919, мы могли бы сказать, что слово “broadcast” («вещать») означает «разбрасывать», например, семена, и т. д. Но мы бы не смогли определить, что начиная с 1921 года, наиболее распространённым значением этого слова станет «распространять звуковые сообщения, и т. д., через беспроводную связь». В таком случае, считать словарь «авторитетом» означает приписывать составителям словарей дар предвидения, которого нет ни у него, ни у кого другого. Выбирая слова, когда мы разговариваем или пишем, мы можем ориентироваться по историческим записям в словаре, но мы не можем ограничиваться ими, потому что новые ситуации, новые опыты, изобретения, чувства, и т. д. всегда вынуждают нас использовать старые слова по-новому. Если поискать слово “hood” («капюшон») в словаре пятисотлетней давности, мы найдём монаха, а в современном словаре мы найдём автомобильный двигатель.

Вербальные и физические контексты

Способ, которым составитель словарей приходит к своим определениям – это просто систематизация способа, которым мы все учим значения слов, начиная с младенчества и продолжая до конца жизни. Представим, что мы никогда не слышали слово «гобой», и мы слышим разговор, в котором говорят следующие предложения:

Раньше он лучше всех в городе играл на гобое… Ему очень нравилось, когда они приходили к партии гобоя в третьей части… Как-то раз я видел, как он зашёл в музыкальный магазин, чтобы купить новый язычок для своего гобоя… Он перестал играть на кларнете с тех пор как перешёл на гобой. Он сказал, что потерял интерес, потому что это было слишком просто.

Даже притом, что слово может быть незнакомым, его значение становится яснее по мере того, как мы слушаем разговор. Когда мы слышим первое предложение, мы знаем, что на «гобое» «играют», поэтому это, скорее всего, музыкальный инструмент.[3]3
  В оригинале: «…либо игра, либо музыкальный инструмент». В английском языке со словом «играть» в обоих случаях не употребляются предлоги (в и на), которые позволяют сразу предположить «музыкальный инструмент».


[Закрыть] С каждым последующим предложением возможности того, чем может быть «гобой», сужаются до тех пор, пока у нас не сложится достаточно ясное представление о том, что подразумевается. Так мы учимся посредством вербального контекста.

Но, независимо от этого, мы учимся посредством физического и социального контекста. Представим, что мы играем в гольф, и когда ударяем по мячу таким способом, что он приводит к нежелательным результатам, наш компаньон говорит нам: «Это плохой слайс». Он повторяет своё замечание каждый раз, когда наш мяч не летит прямо. За короткое время мы можем научиться этому, и когда в следующий раз это происходит, можем сказать: «Это плохой слайс». В другом случае наш друг говорит нам: «В этот раз, это не слайс; это хук». Мы учитываем, что произошло, и интересуемся, чем отличается последний замах от предыдущего. Поняв разницу, мы добавляем ещё одно слово к нашему словарному запасу. В результате, после девяти лунок мы умеем применять оба слова уместно; возможно, мы в придачу узнаём несколько других слов, таких как «дёрн», «пятая стальная», «выводящий удар», и при этом нам никто не говорил, что они значат. Мы можем играть в гольф годами, не зная словарного определения «слайса»: удар, при котором мяч вылетает прямо, но после этого значительно отклоняется вправо (для игрока с правосторонней стойкой). Но даже если мы не можем дать такое определение, мы всё равно можем применять слово уместно случаю.

Мы учим значения практически всех наших слов (и стоит помнить, что это просто сложные звуки) не из словарей, не из определений, а когда слышим эти звуки в ситуации, и мы учимся ассоциировать определённые звуки с определёнными ситуациями. Так же, как собаки учатся опознавать «слова», например, когда они слышат «печенька» в то время как перед их носом кто-то держит печеньку, мы учимся интерпретировать язык, зная о происходящем, сопровождающим звуки, которые издают люди в наш адрес – то есть, осознавая контексты.

«Определения», которые дают маленькие дети в школе, ясно показывают, как они ассоциируют слова с ситуациями; они почти всегда дают определения в физическом и социальном контексте: «Наказание – это, когда ты плохо себя вёл, и тебя запирают в шкафу и не кормят ужином». «Газета – это то, что приносит почтальон, а ещё в них мусор заворачивают». Это отличные определения. Главная причина, по которой их нельзя использовать в словарях, в том, что они слишком конкретные; было бы невозможно перечислить несметное число ситуаций, в которых было употреблено каждое слово. По этой причине в словарях пишут определения на высоком уровне абстракции, то есть, с опущением определённых отсылок и подробностей, чтобы определение было сжатым. Это ещё одна причина, по которой не стоит считать, что словарное определение «даёт нам всю информацию» о слове.