Текст книги "Собрание сочинения в четырех томах. Том четвертый. Статьи и заметки о мастерстве."

Автор книги: Самуил Маршак

 
В полутьме я увидел: стояла
За окном, где кружила метель,
Словно только что с зимнего бала,
В горностаи одетая ель.
 
 
Чуть качала она головою,
И казалось, что знает сама,
Как ей платье идет меховое,
Как она высока и пряма.
 

 
Апрельский дождь прошел впервые,
Но ветер облака унес,
Оставив капли огневые
На голых веточках берез.
 
 
Еще весною не одета
В наряд из молодой листвы,
Березка капельками света
Сверкала с ног до головы.
 

Т. Г.

 
У вдохновенья есть своя отвага,
Свое бесстрашье, даже удальство.
Без этого поэзия – бумага
И мастерство тончайшее мертво.
 
 
Но если ты у боевого стяга
Поэзии увидишь существо,
Которому к лицу не плащ и шпага,
А шарф и веер более всего.
 
 
То существо, чье мужество и сила
Так слиты с добротой, простой и милой,
А доброта, как солнце, греет свет, —
 
 
Такою встречей можешь ты гордиться
И перед тем, как навсегда проститься,
Ей посвяти последний свой сонет.
 

 
Когда, как темная вода,
Лихая, лютая беда
Была тебе по грудь,
Ты, не склоняя головы,
Смотрела в прорезь синевы
И продолжала путь.
 

 
Бремя любви тяжело, если даже несут его двое.
Нашу с тобою любовь нынче несу я один.
Долю мою и твою берегу я ревниво и свято,
Но для кого и зачем – сам я сказать не могу
 

 
Люди пишут, а время стирает,
Все стирает, что может стереть.
Но скажи, – если слух умирает,
Разве должен и звук умереть?
 
 
Он становится глуше и тише,
Он смешаться готов с тишиной.
И не слухом, а сердцем я слышу
Этот смех, этот голос грудной.
 

 
Три вековых сосны стоят на взгорье,
Где молодая роща разрослась.
Зеленый дуб шумит у Лукоморья.
Под этим дубом сказка родилась.
 
 
Еще свежа его листва густая
И корни, землю взрывшие бугром.
И та же цепь литая, золотая,
Еще звенит, обвив его кругом.
 
 
Нам этот дуб священней год от года.
Хранит он связь былых и наших дней.
Поэзия великого народа
От этих крепких родилась корней.
 
 
У Лукоморья поднялась дубрава.
И всей своей тяжелою листвой
Она шумит спокойно, величаво,
Как славный прадед с цепью золотой.
 

 
Желаю вам цвести, расти,
Копить, крепить здоровье.
Оно для дальнего пути —
Главнейшее условье.
 
 
Пусть каждый день и каждый час
Вам новое добудет.
Пусть добрым будет ум у вас,
А сердце умным будет.
 
 
Вам от души желаю я,
Друзья, всего хорошего.
А все хорошее, друзья,
Дается нам недешево!
 

Из Роберта Бернса

 
Был день воскресный так хорош,
Все было лету радо.
Я шел в поля взглянуть на рожь
И подышать прохладой.
 
 
Большое солнце в этот миг
Вставало, как с постели.
Резвились зайцы – прыг да прыг —
И жаворонки пели
В тот ясный день.
 
 
Бродил я, радостью дыша
И вглядываясь в дали,
Как вдруг три женщины, спеша,
Мне путь перебежали.
 
 
На двух был черный шерстяной
Наряд – назло природе.
На третьей был наряд цветной
По моде, по погоде
В тот летний день.
 
 
Две первых были меж собой,
Как близнецы, похожи
Унылым видом, худобой
И мрачною одежей.
 
 
А третья козочкой шальной
Попрыгивала весело
И вдруг присела предо мной
И мне поклон отвесила
В тот яркий день.
 
 
Я шляпу снял и произнес:
– Я вас припоминаю,
Но извините за вопрос,—
Как звать вас, я не знаю.
 
 
С кивком задорным головы,
Смеясь, она сказала:
– Со мною заповедей вы
Нарушили немало
В досужий день!
 
 
Я – ваша Радость, я – Игра,
А это – Лицемерье,
И рядом с ней – ее сестра,
Глухое Суеверье.
 
 
Давайте в Мóхлин мы пойдем
И, если две сестрицы
Идут на ярмарку, найдем
Предлог повеселиться
Мы в этот день.
 
 
– Нет, я пойду сперва домой
И праздничную смену —
Сюртук и новый галстук мой —
Для ярмарки надену.
 
 
Поспел я к завтраку как раз,
Надел костюм воскресный.
А уж на праздник в этот час
Спешил народ окрестный
В тот шумный день.
 
 
Трусили фермеры верхом,
Шли батраки оравой.
И молодежь одним прыжком
Брала в пути канавы.
 
 
Бежали в праздничных шелках
Девицы-босоножки,
Несли сыры они в руках
И сдобные лепешки
В тот добрый день.
 
 
Монетку бросить был я рад
В тарелку с медью мелкою,
Но, уловив святоши взгляд,
Бросаю две в тарелку я.
 
 
Я в загородку заглянул.
Народ шумит, хлопочет,
Несет скамейку, доску, стул,
А кто и лясы точит
В свободный день.
 
 
Для знати выстроен навес
(Изменчива погода!).
А вот стоит вертушка Джесс,
Мигая всем у входа.
 
 
Ее подружки сели в ряд, —
Без них какая ярмарка!
А там ткачи сидят, галдят
(Из города Кильмáрнока).
Пришел их день!
 
 
Здесь кто вздыхает о грехах,
Кто в гневе шлет проклятья
Тем, кто измазал впопыхах
Их праздничные платья.
 
 
Кто сверху смотрит на других
Высокомерным взглядом,
А кто веселых щеголих
Зовет усесться рядом
В привольный день.
 
 
Но бесконечно счастлив тот,
Кто, отыскав два места,
Местечко рядышком займет
С подругой иль невестой.
 
 
Глядишь, рука его легла
За ней – на спинку стула,
Потом ей шею обняла,
А там на грудь скользнула
В тот чудный день.
 
 
Уселась публика и ждет.
Ни суеты, ни шума.
Вот Мóди речь держать идет,
Унылый и угрюмый.
 
 
Он целый час пугает нас
Десницею господнею.
Сам дьявол от его гримас
Сбежал бы в преисподнюю
В столь грозный день.
 
 
Толкуя нам один, другой
И третий тезис веры,
Он гневно топает ногой,
Волнуясь свыше меры.
 
 
Распутника и гордеца
Громит курносый пастырь
И жжет отступников сердца,
Как самый жгучий пластырь,
В тот страшный день.
 
 
Но вот встают сердито с мест
Земные наши судьи.
И впрямь, – кому не надоест
Такое словоблудье!
 
 
Речь произносит мистер Смит [9]9
  С м и т – имя местного священника


[Закрыть],
Но люд благочестивый,
Уже не слушая, спешит
К холодным бочкам пива
В столь жаркий день…
 

 
Рубцами хвалится боец —
Печатью молодечества.
Хвалу войне поет певец —
Проклятью человечества.
 
 
Велик не тот, кто сотню душ
Безвинных уничтожит.
Достоин чести скромный муж,
Что род людской умножит.
 
 
– Даны вам щедрые дары,—
Сказала нам природа,—
Но будьте столь же вы щедры
И множьтесь год от года.
 
 
Волью я в кровь струю огня,
Чтоб дружною четою
Вовеки жили у меня
Отвага с красотою!
 

_______

 
Творец нехитрых этих строф
Был некий бард беспечный.
Он пел среди родных лугов
От радости сердечной.
 
 
В него влила природа-мать
Огня большую долю,
И не дерзал он нарушать
Родительницы волю.
 
 
Начертанный природой путь
Безропотно прошел он.
Нашел он родственную грудь,
Любви безмерной полон.
 
 
Он цвет любви берег весной
От яда и от града,
И щедрый урожай двойной
Поэту стал наградой.
 
 
Был в сентябре вознагражден
Он за любовь и верность.
Ему подругой был рожден
Наследник – новый Бернс —
 
 
Чтоб нашу родину певец
Грядущих поколений
Воспел достойней, чем отец,—
Звучней и вдохновенней.
 

_______

 
О гений мира и любви,
Тебя мы призываем:
Шотландский край благослови
Обильным урожаем.
 
 
Пусть крепнет древний наш народ
И славится по праву,
И Бернсов род из года в год
Поет народу славу!
 

 
Раз – овсянка,
Два – овсянка
И овсянка в третий раз.
А на лишнюю овсянку
Где мне взять крупы для вас?
 
 
Одиноким, неженатым
Не житье, а сущий рай.
А женился, так ребятам
Трижды в день овсянки дай.
 
 
Век живет со мной забота.
Не могу ее прогнать.
Чуть запрешь за ней ворота,
Тут как тут она опять.
 
 
Раз – овсянка,
Два – овсянка
И овсянка в третий раз.
А на лишнюю овсянку
Где мне взять крупы для вас?
 

 
Жена верна мне одному,
И сам я верен ей за то.
Не ставлю рожек никому,
И мне не ставит их никто.
 
 
Своим трудом я нажил грош,
И сам истрачу я его.
Чтó у меня взаймы возьмешь?
И я не брал ни у кого,
 
 
Я не хозяин никому,
И никому я не слуга.
А если в руки меч возьму,
Я отобью удар врага.
 
 
Так и живу день изо дня,
Тоской, заботой не томим.
Другим нет дела до меня,
И я не кланяюсь другим.
 

 
Пойдешь ли со мною, о Тибби Дунбар?
Пойдешь ли со мною, о Тибби Дунбар?
Поедем верхом иль в карете вдвоем,
А то и пешком по дорогам пойдем.
 
 
Отца твоего мне не нужен доход.
На что мне твой гордый и чопорный род?
Делить и нужду и достаток со мной
Приди ко мне, Тибби, в юбчонке одной.
 

Я пью за невесту с приданым,

Я пью за невесту с приданым,

Я пью за невесту с приданым,

С горой золотых для меня!

 
Долой красоты колдовское заклятье!
Не тоненький стан заключу я в объятья,—
Нужна необъятная мне красота:
Хорошая ферма и много скота.
 
 
Красивый цветок обольстит и обманет,
Чем раньше цветет, тем скорее увянет,
А белые волны пасущихся стад
И прибыль приносят, и радуют взгляд.
 
 
Любовь нам порою сулит наслажденье,
А вслед за победой идет охлажденье.
Но будят в душе неизменный восторг
Кружки́, на которых оттиснут Георг.
 

 
Был я рад, когда гребень вытачивал,
Был я рад, когда ложку долбил
И когда по котлу поколачивал,
А потом свою Кэтти любил.
 
 
И, бывало, под стук молоточка
Целый день я свищу и пою.
А едва только спустится ночка,
Обнимаю подругу мою.
 
 
Бес велел мне на Бэсси жениться,
Погубившей веселье мое…
Пусть всегда будет счастлива птица,
Что щебечет над прахом ее!
 
 
Ты вернись ко мне, милая Кэтти.
Буду волен и весел я вновь.
Что милей человеку на свете,
Чем свобода, покой и любовь?
 

 
Когда был месяцев семи
Год восемьдесят пятый
И ливни спорили с людьми
За урожай несжатый, —
 
 
В то время мистер Так и Так
Отправился к невесте,
Чтобы отпраздновать свой брак
С ней и с деньгами тестя
В столь мокрый день.
 
 
Чуть солнце глянуло с небес
Сквозь полосу тумана,
Проснулась Нэлл, вскочила Бэсс,
Хоть было очень рано.
 
 
Утюг шипит, комод скрипит,
Мелькает ворох кружев…
Но Муза скромность оскорбит,
Их тайны обнаружив
В столь важный день.
 
 
Но вот – природе вопреки —
Стянули их корсеты,
И очень длинные чулки
На ножки их надеты.
 
 
Осталось – это не секрет —
Им застегнуть подвязки.
А впрочем, и такой предмет
Не подлежит огласке
В столь строгий день.
 
 
Шелка упругие, шурша,
Едва дают дышать им.
И все же могут, не греша,
Они гордиться платьем.
 
 
Легко их в талии сломать,
Шумят их шлейфы сзади.
Чтó Ева-мать могла б сказать,
На пышный зад их глядя
В воскресный день?
 
 
Вот в куртке праздничной, с хлыстом —
«Гей-го!» – подъехал Санди.
И Нэлл и Бэсс покинуть дом
Спешат, как по команде.
 
 
А вот Джон Трот – лихой старик.
Толст, как судья наш местный,
Он маслит, пудрит свой парик —
Да и сюртук воскресный
В столь славный день…
 

 
Весной ко мне сватался парень один.
Твердил он: – Безмерно люблю, мол.—
А я говорю: – Ненавижу мужчин! —
И впрямь ненавижу, он думал…
Вот дурень, что так он подумал!
 
 
Сказал он, что ранен огнем моих глаз,
Что смерть его силы подточит.
А я говорю: пусть умрет хоть сейчас,
Умрет, за кого только хочет,
За Джинни умрет, если хочет.
 
 
Усадьбу, где полный хозяин он сам,
И свадьбу – хоть завтра – сулил он.
Но думаю: виду ему не подам,
Что дурочку сразу прельстил он,
Усадьбой и свадьбой прельстил он.
 
 
И что бы вы думали? Вдруг он исчез.
А вскоре нашел он дорожку
К моей же сестрице двоюродной – Бэсс.
Терпеть не могу эту кошку,
Глухую, поджарую кошку!
 
 
Хоть зла я была, но пошла погулять
В Дальгáрнок – там день был базарный.
И вдруг предо мною явился опять,
Как призрак, дружок мой коварный,
Все тот же мой парень коварный.
 
 
Ответив негодному легким кивком,
Пройти поспешила я мимо.
Но он, ошалев, словно был под хмельком,
Назвал меня милой, любимой,
Своей дорогой и любимой.
 
 
А я, между прочим, вопрос задала,
Глуха ли, как прежде, сестрица
И где по ноге она обувь нашла…
О боже, как стал он браниться,
Как яростно стал он браниться!
 
 
Молил он скорее венчаться пойти,
А то он погибнет напрасно.
И я, чтоб от гибели парня спасти,
Сказала в ответ: – Я согласна.
Хоть завтра венчаться согласна!
 

Покупайте веники!

Вот хороший веник,

Веничек из вереска.

Не жалейте денег!

 
Мне нужна жена —
Лучше или хуже,
Лишь была бы женщиной,
Женщиной без мужа.
 
 
Толстая, худая —
Это все равно.
Пусть уродом будет —
По ночам темно.
 
 
Если молодая,
Буду счастлив с нею.
Если же старуха,
Раньше овдовею.
 
 
Пусть детей рожает, —
Было бы охоты.
А бездетной будет —
Меньше мне заботы.
 
 
Если любит рюмочку,
Пусть не будет пьяница.
А не любит рюмочки —
Больше мне останется!
 

Роскошен, леди, ваш убор,

Шелками вышит ваш узор,

А Дженни в юбочке простой

И без шелков пленяет взор.

 
Милорд спешит в поля, в леса,
Не взяв ни сокола, ни пса.
Не лань он ищет день и ночь,
А Дженни, фермерскую дочь.
 
 
Миледи так нежна, бела,
Но не она ему мила,
Не знатный род ее, не честь,
А то, что дал за нею тесть.
 
 
Где перепелка меж болот
Сквозь вереск выводок ведет,
Там девушка живет в тиши,
Цветок, раскрывшийся в глуши.
 
 
Две стройных ножки поутру
Скользят по мшистому ковру,
И смех играет, как алмаз,
В зрачках задорных синих глаз.
 
 
Осанка леди и наряд —
Образчик вкуса, говорят.
Но та сулит нам рой утех,
Кого мы любим больше всех.
 

 
Прощай, синева, и листва, и трава,
И солнце над краем земли,
И милые дружбы, и узы родства.
Свой жизненный путь мы прошли.
 
 
Кто волею слаб, кто судьбы своей раб, —
Трепещет, почуяв конец.
Но гибели час, неизбежный для нас,
Не страшен для гордых сердец.
 
 
Умрем не сдаваясь, – ни шагу назад
В неравном и славном бою.
Кто в блеске победы грядущей не рад
Стоять и погибнуть в строю?
 

 
Ты спишь в безвременной могиле,
Но кажется, глядишь с усмешкой на устах
На тех, что голодом вчера тебя морили,
А нынче лаврами твой увенчали прах.
 

Из народной поэзии

 
– Недаром речью одарен
Ты, сокол быстрокрылый:
Снеси письмо, а с ним поклон
Моей подруге милой!
 
 
– Я рад снести ей письмецо
По твоему приказу.
Но как мне быть? Ее в лицо
Не видел я ни разу.
 
 
– Легко ты милую мою
Отыщешь, сокол ясный.
Среди невест в ее краю
Нет более прекрасной.
 
 
Пред старым замком, сокол мой,
Садись на дуб соседний.
Сиди и пой, когда домой
Придет она с обедни.
 
 
Придет с подругами она —
Их двадцать и четыре.
Нет счету звездам, а Луна
Одна в полночном мире.
 
 
Мою подругу ты найдешь
Меж дев звонкоголосых
По гребням, что сверкают сплошь
В ее тяжелых косах.
 

______

 
Вот сокол к замку прилетел
И сел на дуб соседний
И песню девушкам запел,
Вернувшимся с обедни.
 
 
– За стол садитесь пить и есть,
Красавицы девицы,
А я хочу услышать весть
От этой вольной птицы.
 
 
– Свою мне песню вновь пропой,
Мой сокол сизокрылый.
Какую весточку с тобой
Прислал сегодня милый?
 
 
– Тебе я должен передать
Короткое посланье.
Твой друг не в силах больше ждать
И молит о свиданье.
 
 
– Скажи: пускай хлеба печет,
Готовит больше солода
И пусть меня на свадьбу ждет,
Покуда пиво молодо.
 
 
– Залога просит твой жених,
Он чахнет в ожиданье.
Кольцо и прядь кудрей твоих
Пошли в залог свиданья!
 
 
– Для друга прядь моих кудрей
Возьми, о сокол ясный.
Я шлю кольцо с руки моей
И встретиться согласна.
Пусть ждет в четвертой из церквей
Шотландии прекрасной!
 
 
К отцу с мольбой пошла она,
Склонилась у порога:
– Отец, мольба моя – одна.
Исполни, ради бога!
 
 
– Проси, проси, родная дочь,—
Сказал отец сурово,—
Но выкинь ты из сердца прочь
Шотландца молодого!
 
 
– О нет, я чую свой конец.
Возьми мой прах безгласный
И схорони его, отец,
В Шотландии прекрасной.
 
 
Там в первой церкви прикажи
Бить в колокол печальный.
В соседней церкви отслужи
Молебен погребальный.
 
 
У третьей дочку помяни
Раздачей подаянья.
А у четвертой схорони…
Вот все мои желанья!
 
 
В светлицу тихую пошла
Красавица с поклоном,
На ложе девичье легла
С протяжным, тихим стоном.
 
 
Весь день, печальна и бледна,
Покоилась в постели,
А ночью выпила она
Питье из сонных зелий.
 
 
Исчезла краска нежных губ,
Пропал румянец алый.
Три дня недвижная, как труп,
Красавица лежала…
 
 
Сидела в замке у огня
Столетняя колдунья.
– Ох, есть лекарство у меня! —
Промолвила ворчунья.
 
 
– Огонь велите-ка раздуть,
А я свинец расплавлю,
Струей свинца ожгу ей грудь
И встать ее заставлю!
 
 
Ожгла свинцом колдунья грудь,
Ожгла девице щеки,
Но не встревожила ничуть
Покой ее глубокий.
 
 
Вот братья дуб в лесу густом
Сестре на гроб срубили
И гроб дубовый серебром
Тяжелым обложили.
 
 
А сестры старшие скорей
Берутся за иголку
И саван шьют сестре своей,
Рубашку шьют из шелку…
 

_______

 
– Спасибо, верный сокол мой,
Мой вестник быстрокрылый.
Вернулся рано ты домой.
Ну, что принес от милой?
 
 
– Принес я прядь ее кудрей,
Кольцо и обещанье
Прибыть к четвертой из церквей
Шотландских на свиданье.
 
 
– Скорее, паж, коня седлай,
Дай меч мой и кольчугу.
С тобой мы едем в дальний край
Встречать мою подругу!
 

_______

 
Родные тело в храм внесли
И гулко отзвонили,
К другому храму подошли
И мессу отслужили.
 
 
Вот в третьем храме беднякам
Раздали подаянье.
Потом пошли в четвертый храм,
Где милый ждал свиданья.
 
 
– Эй, расступитесь, дайте путь,
Вы, родичи и слуги.
В последний раз хочу взглянуть,
В лицо моей подруги!
 
 
Но лишь упала пелена
С лица невесты милой,
Она воспрянула от сна
И с ним заговорила:
 
 
– О, дай мне хлеба поскорей,
О, дай вина немного.
Ведь для тебя я столько дней
В гробу постилась строго.
 
 
Эй, братья! Вам домой пора.
Погромче в рог трубите.
Как обманула вас сестра,
Вы дома расскажите.
 
 
Скажите всем, что не лежу
Я здесь на ложе вечном,
А в церковь светлую вхожу
В наряде подвенечном,
 
 
Что ждал в Шотландии меня
Не черный мрак могилы,
А ждал на паперти меня
Избранник сердца милый!
 

 
Над быстрой речкой верный Том
Прилег с дороги отдохнуть.
Глядит: красавица верхом
К воде по склону держит путь.
 
 
Зеленый шелк – ее наряд,
А сверху плащ красней огня,
И колокольчики звенят
На прядках гривы у коня.
 
 
Ее чудесной красотой,
Как солнцем, Том был ослеплен.
– Хвала Марии Пресвятой! —
Склоняясь ниц, воскликнул он.
 
 
– Твои хвалы мне не нужны,
Меня Марией не зовут.
Я – королева той страны,
Где эльфы вольные живут.
 
 
Побудь часок со мной вдвоем,
Да не робей, вставай с колен,
Но не целуй меня, мой Том,
Иль попадешь надолго в плен.
 
 
– Ну, будь что будет! – он сказал.
Я не боюсь твоих угроз! —
И верный Том поцеловал
Ее в уста краснее роз.
 
 
– Ты позабыл про мой запрет.
За это – к худу иль к добру —
Тебя, мой рыцарь, нá семь лет
К себе на службу я беру!
 
 
На снежно-белого коня
Она взошла. За нею – Том.
И вот, уздечкою звеня,
Пустились в путь они вдвоем.
 
 
Они неслись во весь опор.
Казалось, конь летит стрелой.
Пред ними был пустой простор,
А за плечами – край жилой.
 
 
– На миг, мой Том, с коня сойди
И головой ко мне склонись.
Есть три дороги впереди.
Ты их запомнить поклянись.
 
 
Вот этот путь, что вверх идет,
Тернист и тесен, прям и крут.
К добру и правде он ведет,
По нем немногие идут.
 
 
Другая – горная – тропа
Полна соблазнов и услад.
По ней всегда идет толпа,
Но этот путь – дорога в ад.
 
 
Бежит, петляя, меж болот
Дорожка третья, как змея,
Она в Эльфландию ведет,
Где скоро будем ты да я.
 
 
Что б ни увидел ты вокруг,
Молчать ты должен, как немой,
А проболтаешься, мой друг,
Так не воротишься домой!
 
 
Через потоки в темноте
Несется конь то вплавь, то вброд.
Ни звезд, ни солнца в высоте,
И только слышен рокот вод.
 
 
Несется конь в кромешной мгле,
Густая кровь коню по грудь.
Вся кровь, что льется на земле,
В тот мрачный край находит путь.
 
 
Но вот пред ними сад встает.
И фея, ветку наклонив,
Сказала: – Съешь румяный плод —
И будешь ты всегда правдив!
 
 
– Благодарю, – ответил Том,—
Мне ни к чему подарок ваш:
С таким правдивым языком
У нас не купишь – не продашь.
 
 
Не скажешь правды напрямик
Ни женщине, ни королю…
– Попридержи, мой Том, язык
И делай то, что я велю!
 

_______

 
В зеленый шелк обут был Том,
В зеленый бархат был одет.
И про него в краю родном
Никто не знал семь долгих лет.
 

 
Старый, вещий Вейнемейнен,
Проходя опушкой леса,
Услыхал: береза плачет,
Дерево роняет слезы.
 
 
Он подходит к свилеватой,
Тихо плачущей березе
И такую речь заводит,
Говорит слова такие:
 
 
– Что ты, дерево, тоскуешь?
Что ты плачешь, белый пояс?
На войну тебя не гонят,
Воевать не заставляют.
 
 
Тихо молвила береза:
– Людям может показаться,
Будто я смеюсь на солнце,
Будто весело живу я.
Мне же, слабой, не до смеха.
Веселюсь порой от скуки,
Глупая, от горя плачу.
 
 
Как не плакать мне, бессильной,
Не томиться, бесталанной!
Кто удачею богаче,
Тот надеется на лето,
Красное, большое лето.
 
 
Я же, бедная, тревожусь,
Чтоб кору с меня не сняли,
Не срубили тонких веток.
 
 
Краткою весной к березам
Резвые приходят дети,
Режут нас пятью ножами,
Добывая сок прозрачный.
 
 
Летом пастухи-злодеи
Белый пояс мой сдирают,
Чтоб сплести кошель и ковшик
И для ягод кузовочек.
 
 
Подо мной, березой белой,
Под листвой моей кудрявой,
Девушки в кружок садятся,
Игры девичьи заводят
И зеленый веник вяжут
Из моих душистых веток.
 
 
А порою ствол березы
Подсекают для пожоги,
Разрубают на поленья.
Трижды этим жарким летом
Подо мною дровосеки
Топоры свои точили,
Чтобы стройную березу
Подрубить под самый корень.
 
 
Вот что лето мне приносит,
Таковы его подарки.
А зима не лучше лета,
Снег и стужа – не милее.
 
 
Грусть меня зимой сжимает.
Я сгибаюсь от заботы,
И лицо мое бледнеет.
Злую боль несет мне ветер,
Иней – горькую обиду.
 
 
Буря с плеч срывает шубу,
Стужа – платье золотое.
И тогда я, молодая,
Сиротливая береза,
Остаюсь под ветром голой,
Неодетой, неприкрытой.
Дрожью я дрожу от вьюги.
Слезы стынут на морозе.
 
 
И промолвил Вейнемейнен:
– Перестань грустить, береза,
Полно плакать, белый пояс!
Скоро ты дождешься доли,
Лучшей доли, жизни новой.
Ты от счастья плакать будешь
И смеяться от веселья!
 
 
С этим словом Вейнемейнен
Взял плакучую березу.
Целый день ее строгал он,
Долгий день над ней работал.
Кáнтеле построил за день,
Сделал гусли из березы
На мысу среди тумана,
На пустынном побережье.
 
 
И промолвил Вейнемейнен:
– Сделан короб деревянный,
Вечной радости жилище.
Славный короб – весь в прожилках,
Весь в разводах и узорах.
Где же я колки достану,
Где достану я гвоздочки?
 
 
Дерево росло на воле —
Дуб высокий на поляне.
Ветви дружные вздымались.
Желуди на каждой ветке
В золотых росли колечках,
И на каждом из колечек —
Голосистая кукушка.
 
 
Чуть кукушка закукует,
В пять ладов несутся звуки, —
Золото из клюва каплет,
Серебро из клюва льется.
Вот для кантеле гвоздочки!
Вот колки для звонких гусель!
 
 
Есть гвоздочки золотые
И колки для звонких гусель.
Но теперь нужны и струны.
Целых пять достать их надо,
А без струн играть не будешь.
 
 
Старый, вещий Вейнемейнен,
Он искать пустился струны,
Струны тонкие для гусель.
И дорогою в долине
Молодую видит деву.
 
 
Девушка не плачет горько
И не слишком веселится.
Просто – песню напевает,
Чтоб скорее минул вечер
И пришел ее любимый.
 
 
Старый, вещий Вейнемейнен
Сапоги свои снимает
И, подкравшись к юной деве,
Говорит слова такие:
 
 
– Пять волос твоих, девица,
Дай для кантеле на струны,
Добрым людям на утеху!
 
 
И без ропота девица
Пять волос дала тончайших,
Пять иль шесть нежнейших прядей
Вейнемейнену на струны,
Добрым людям на утеху.
 
 
Вот и кончена работа, —
Вышло кантеле на славу.
Вещий, старый Вейнемейнен
Сел на плоский серый камень,
На гранитную ступеньку.
 
 
Взял он гусли осторожно,
В руки взял земную радость,
Выгибом поставил кверху,
А основой – на колени.
И настраивает струны,
Согласует их звучанье.
 
 
Наконец, настроив струны,
Короб кантеле кладет он
Поперек своих коленей,
Нáискось слегка поставив.
 
 
Опускает он на струны
Ногти рук своих проворных.
Пять его искусных пальцев
По струнам перебегают,
Перепархивают ловко.
 
 
Так играет Вейнемейнен,
Отогнув большие пальцы,
Струны чуть перебирая.
 
 
И откликнулась береза,
Дерево заговорило
Всей листвой своей зеленой,
Всеми гибкими ветвями,
Звонким голосом кукушки,
Нежным волосом девичьим.
 
 
Заиграл он побыстрее —
Громче струны зазвучали.
А кругом трясутся горы,
Валуны, катясь, грохочут,
В море падают утесы,
Мелкая скрежещет галька.
Пляшут сосны на вершинах,
Пни обрубленные скачут.
 
 
Дéвы Калевы и жены,
В хижинах шитье оставив,
Как река с горы, бежали,
Как поток весенний, мчались.
 
 
Шли, танцуя, молодицы,
Шли степенные старухи —
Вейнемейнена послушать,
Похвалить его искусство,
Рокот струн звонкоголосых.
 
 
Из мужчин, кто был поближе, —
Шапку снял и слушал тихо.
Женщины стояли молча,
Подперев руками щеки.
Девушки роняли слезы,
Головы склонили парни
И внимали вечным рунам,
Пенью нежному березы.
 
 
Все уста одно шептали,
Языки одно твердили:
– Никогда никто не слышал
Музыки такой приятной
С той поры, как светит солнце,
Золотится в небе месяц!
 
 
Далеко, за шесть селений,
Пенье кантеле звучало.
И селенья опустели.
Все, что было там живого,
Побежало слушать гусли,
Струн приятное звучанье.
 
 
Слушали не только люди, —
Звери дикие лесные
На своих когтях сидели,
Пенью кантеле внимая,
Удивляясь нежным звукам.
 
 
Опустились с неба птицы
И расселись на деревьях.
Разные морские рыбы
К берегам подплыли близко.
И бесчисленные черзи
Из земли ползли наружу,
Чтобы слушать, изгибаясь,
Гусель нежное звучанье,
Радость струн звонкоголосых.
 
 
Тут уж старый Вейнемейнен
Показал себя на славу.
Он сыграл им хорошенько,
Очень чисто и красиво.
День играл, другой и третий.
Все в один присест играл он,
Обуви не сняв ни разу,
Пояса не распуская.
 
 
Он играл в своем жилище,
Между стен своих сосновых,
И гудела крыша дома,
Сотрясались половицы,
Окна весело смеялись,
Потолки и двери пели,
Каменная печь плясала,
Притолочный столб качался.
 
 
Поднял гусли Вейнемейнен
И пошел зеленым лесом,
А потом сосновым бором.
Ели низко наклонялись,
Сосны головы сгибали.
Шишки с них валились градом,
Сыпались дождем иголки.
 
 
А пошел он через рощи,
По лесным побрел полянам, —
Рощи радовались гуслям,
И поляны веселились.
А цветы медовой пылью
Усыпали путь-дорогу.