Текст книги "Излечи меня (ЛП)"

Автор книги: Саманта Тоул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Глава 24

Мия

Один взгляд на Джордана, и я все понимаю.

Я больше не могу быть с ним. Не потому, что не люблю –я люблю – а потому, что когда я смотрю на него, то вижу только мамино предательство. Она захотела растить его, а не меня.

Мне больно быть рядом с ним.

Не хочу обижаться на Джордана из-за того, что у него есть все, что должно быть моим. Это не его вина – все то, что моя мама сделала, не было его виной. Моя рациональная часть знает это, но не может изменить те чувства, что я испытываю. Она хотела его. Не меня.

Я могу понять почему. Он такой красивый, удивительный человек. Освещает все вокруг. Он – намного лучше, чем я.

И заслуживает больше, чем я когда-либо смогу ему дать. Он заслуживает кого-то лучше меня.

Я же сломана. Повреждена.

Доктор ПакКард думает, что меня можно починить. Я же не так уверена. Посмотрите на меня – где я оказалась. Что я с собой сделала.

Опустилась на самое дно. И сейчас мне нужно понять, смогу ли я выкарабкаться, но это мне нужно сделать без Джордана.

– Привет, – говорит он, закрывая за собой дверь.

– Привет.

Я знала его очень короткое время, но этот промежуток времени кажется теперь таким долгим. Складывается ощущение, будто я его знала всегда. Для меня будет тяжело никогда не видеть его. Тяжелее, чем когда я жила с Оливером. Тяжелее, чем когда ушла от Форбса. Тяжелее, чем борьба с моей болезнью.

Джордан усаживается на стул рядом с кроватью. Тот, который недавно занимала доктор ПакКард в течение часа беседы со мной о болезни. Я не стала глубоко вдаваться в подробности о моей проблеме с едой, но было трудно избегать разговора про булимию, поскольку разговор был чисто профессиональным. И она все знала. Я пыталась сначала это отрицать, но она увидела все признаки.

После моего признания – она была первой, кому я вообще рассказала, – о том, как много я ела и о последующем выведении еды из организма; о том, что все это происходит уже десять лет, – она сказала мне то, что я уже знала. О вреде для моего организма, о возможных проблемах с печенью и о почечной недостаточности. О большой смертности.

Вы, наверное, уже подумали, что знание обо всех этих вещах остановило бы меня давным-давно, но я не желала о них думать. Я хотела остановить боль, и на некоторое время это помогало. И, может, если копнуть глубже, я действительно хотела умереть.

Но после моего пребывания здесь, после разговора с доктором ПакКард…. И особенно после времени, проведенного вместе с Джорданом, я поняла, что все, чего хочу – это жить и быть счастливой.

И чтобы это сделать, мне понадобится помощь.

Доктор ПакКард также сказала мне о специальной клинике, где могут мне помочь. Она отправит меня к ним, но для лучшей работы я должна захотеть выздороветь – захотеть стать лучше.

И я хочу. Я готова стать лучше. Мне нужно стать лучше.

Сейчас доктор ПакКард звонит в клинику, чтобы узнать, есть ли у них свободное место для меня, поэтому мне остается сказать Джордану, что я ухожу.

– Как ты? – спрашивает он нежным голосом.

– Хорошо,– я смотрю на него. Его глаза – темные, глубокие и ищущие – не отрываются от моего лица.

Так больно на него смотреть. Каждый раз я теряюсь из-за любви, которую к нему чувствую, и из-за прошлого, которое он олицетворяет. Прошлое, которое должно было быть моим.

Смотрю вниз на свои пальцы, которые гладят рисунок на одеяле.

– Джордан… мне нужно извиниться за то, какой ты нашел меня в той комнате в мотеле.

– Я собираюсь остановить тебя прямо сейчас. Ты ни за что не должна извинятся. Я рад, что нашел тебя, и что ты в порядке,– его пальцы теребят край футболки. – Я – тот, кто должен извиняться, малыш. Ты бы не пошла туда в одиночестве, если бы я ничего не утаил. – Он проводит руками по волосам, вздыхая. – Боже, мне так жаль, что я не рассказал о своей маме.., – он останавливается.

Его мама. Точно, она была его мамой.

Он смотрит на меня. Его взгляд наполнен извинениями и сожалениями. Он сочувствует мне.

Жалеет.

Ненавижу жалость.

– Я просто… – выдыхает он. – Должен был сказать тебе о том, что Белль была Анной… и твоей матерью, – подчеркивает он. Его голос глубок и низок.

Я отворачиваюсь и смотрю в окно.

– Уже не важно.

– Нет, важно. И я хочу, чтобы ты знала, как мне жаль… за все. Знаю, ты мне не веришь, но я бы никогда не сделал что-нибудь, что причинит тебе боль. Я просто боялся сказать тебе правду. Боялся, что когда я это сделаю, то потеряю тебя, – он проводит пальцем по моей руке.

– Не надо, – я убираю руки.

Я должна защитить себя и свое сердце от его взгляда, наполненного болью.

Тишина между нами обжигает. Он закрывает лицо руками.

– Я потерял тебя? – его слова тихи, но боль в них сродни крику.

Я закрываю глаза, слезы обжигают мое лицо.

– Мне жаль, Джордан.

– Иисус… – он качает головой. – Просто скажи мне – это потому, что я скрывал все от тебя или из-за Белль?

– Не из-за тебя, а из-за меня…

– Не корми меня этой своей ерундой; «это не из-за тебя, а из-за меня» ! – он встает, отдаляясь от кровати.

Он чувствует гнев. Гнев – то, с чем я могу работать. То, что я понимаю.

– Просто правду, Мия. Ты можешь думать, что я не заслуживаю ее, но это все, о чем я тебя прошу.

Мои глаза встречаются с его.

– Прекрасно, – я подтягиваю ноги к груди. – Хочешь правду? Правда в том, что каждый раз, когда я смотрю на твое лицо, то вижу все, чего у меня никогда не было, – что она должна была дать мне, но вместо этого – дала тебе. Виню ли я тебя? Нет. Но это не изменяет того факта, что женщина, давшая мне жизнь, женщина, которая должна была быть моей матерью, решила быть твоей матерью. Она оставила меня с ним! – мой голос становится все громче, руки трясутся, но я не могу остановиться. – И я ненавижу то, как я себя чувствую из-за того, что знаю, что она выбрала тебя!

– Она не выбирала меня! – он бьет себя руками по груди. – Я не заставлял ее принять это решение… ты должна выслушать меня и понять…

– Нет! – я прижимаю руки к голове. – Ничего не хочу слышать! – я знаю, мои поступки не рациональны, но я не могу думать рационально сейчас. Могу только чувствовать.

– Ненавижу! Все ненавижу! Себя! – плачу я.

Джордан за несколько движений пересекает комнату и заключает меня в объятья.

То, что я чувствую из-за него…

Его теплота и сила.

Я, держа его футболку, сжимаю пальцы.

– Все дерьмо. Я дерьмо, – соплю я, отодвигаясь от него, не способная быть так близко к нему, зная, что я ухожу.

Не желая меня отпускать, он берет мое лицо в свои ладони.

– Ты не дерьмо, – он сгибает кончики пальцев над моими щеками, чтобы он вытереть мне слезы. – Поговори со мной, малыш. Позволь помочь тебе.

Из-за сокрушающего чувства трудно дышать.

– После всего, что я тебе сказала только что… Ты все еще хочешь быть со мной. Почему?

Его пальцы еще сильнее сжимают мое лицо. Глаза темнеют.

– Потому что я тебя люблю, Мия, – его глаза закрыты, будто ему больно.

Он любит меня.

Джордан прижимает свой лоб к моему, руки обхватывают мой затылок.

– Все не так, как я спланировал, знаю, но это правда. Я люблю тебя, – его дыхание опаляет мою кожу. Слова разбивают мое сердце. – Я знаю, это слишком скоро, и ты пытаешься справиться со многими проблемами, которые частично произошли из-за меня, но я хочу, чтобы ты узнала о моих чувствах прежде, чем решишь насчет нас. Я люблю тебя, Мия. Каждую часть. Худшую и лучшую. Сломанную, идеальную. Плохую, хорошую. Ты – все это вместе, малыш. Я люблю всю тебя.

Он любит меня.

Джордан любит меня.

Меня.

Я тоже люблю его. Слишком сильно.

Но это не поможет.

Я сломана. Мне слишком больно. Я слишком возмущена. И не думаю, что какое-либо из этих чувств скоро исчезнет.

Он заслуживает большего, чем я могу ему дать. И сказать ему, что я люблю его, было бы ошибкой и эгоизмом с моей стороны.

Я открываю глаза.

– Я уезжаю из Дуранго.

Он отодвигается от меня, но руки все еще обхватывают мой затылок.

– Ты возвращаешься в Бостон?

Я замираю.

– Нет. Это последнее место, куда бы я поехала. Почему ты так думаешь?

Он качает головой, глядя вниз.

Вот оно. Я должна рассказать о болезни.

– Джордан, я должна тебе кое-что сказать о себе… – я выпрямляюсь, тяжело дыша. – Когда ты нашел меня в комнате мотеля… не знаю, увидел ли ты обертки из-под еды?

– Увидел.

– Ну… у меня проблема, – я впиваюсь ногтями в кровать. – Когда я расстроена или испытываю стресс, я… эм… я ем… много еды и затем… заставляю себя извергать все обратно.

Он никак не реагирует. Не двигается. Просто смотрит на меня с тем же выражением, что и раньше.

– У меня болезнь, которая называется булимия, Джордан. Не знаю, слышал ли ты о ней.

– Слышал.

– Ладно. Моя проблема, если сказать по-простому, здесь, – я дотрагиваюсь пальцем до головы. – Когда в моей жизни происходит что-то очень болезненное, или жизнь выходит из-под контроля, я справляюсь с болью через еду, нахожу в ней утешение. И затем я, можно сказать, возвращаю контроль, выводя еду обратно из организма.

– Как долго это происходит с тобой? – нежно спрашивает он.

Я глубоко вздыхаю.

– Десять лет плюс-минус. Хуже стало в последние несколько лет.

– Как мы можем с этим справиться?

Я встречаю его отчаявшийся взгляд.

– Мы –никак. Я должна сделать это сама, – выдыхая, говорю я. – В Денвере есть специальное учреждение для людей, кто страдает от проблем, связанных с едой. Например, таких, как моя. Я собираюсь туда, чтобы стать лучше.

– Как долго тебе нужно там пробыть?

Я расправляю плечи.

– Не знаю… столько, сколько нужно. Я так думаю.

Его глаза поднимаются. Вижу в них проблеск надежды.

– Денвер не так далеко, Мия. Всего шесть часов езды. Я буду ездить каждый выходной навещать…

– Нет, – говорю я, убивая его надежду.

– Нет, – отзывается он.

– Мне нужно сделать это самостоятельно, – я прикусываю нижнюю губу. – Не надо меня навещать.

– Ладно, – он зажимает переносицу своими пальцами. – Может, когда тебе станет лучше… могу ли я увидеть тебя тогда?

Я не смотрю на него. Но разницы нет, потому что он смотрит на меня. И это причиняет мне боль. Сильную боль.

Я медленно качаю головой.

– А.. понятно. Ладно… так ты действительно имела это в виду, когда ты сказала, что я потерял тебя, – по голосу видно, что ему больно, и это отвратительно.

Но я знаю, что поступаю правильно.

Это чувство никуда не исчезнет. Оно на самом деле пожирает меня. Нас. И в конце не останется ничего, кроме ненависти и боли.

Но за всю свою жизнь меня слишком часто ранили. Лучше покончить с этим сейчас, чем позже. Я чувствую, как двигается кровать, когда он встает.

– Сделаешь для меня одну вещь?

Я поднимаю к нему глаза, но я не готова к боли, что пронизывает меня, когда я вижу его чистые глаза.

– Не закрывайся от человека, который пытается быть ближе к тебе. Скажи ему все. Не волнуйся, что он не будет любить тебя, он будет. Невозможно не любить тебя, Мия, – у него вырывается усталый вздох. – Я знаю это лучше, чем кто-либо.

Я опускаю руку на грудь, массирую место, где болит мое бьющееся сердце. В этот момент я умираю и хочу изменить свое решение, сказать, что я люблю его. Я найду выход, чтобы рассказать ему, что чувствую.

Боль сковывает мою грудь. Я хочу побежать вслед за ним. Сказать, что ошиблась.

Но ноги этого не хотят. И я знаю причину. Потому что глубоко в душе я знаю, что отпустить его – правильно.

Я отворачиваюсь к стене, подтягиваю колени к груди и обхватываю себя руками. Я вытираю слезы с глаз, когда слышу, как открывается дверь.

Джордан.

Мое сердце сильно забилось. Я оборачиваюсь.

Форбс.

О, Боже, нет.

Нет.

Я могу чувствовать, как рефлекторно напрягается мое тело. Словно улитка, готовая сжаться, чтобы спрятаться в своей раковине.

Что он здесь делает? Как он узнал, что я здесь? Что с его лицом?

Его нос забинтован. Лицо в порезах и подтеках крови.

Он закрывает дверь позади себя, и моя кровь застывает.

Мои глаза сканируют комнату в поисках пути для побега. Перед единственной дверью стоит Форбс. Может быть, я смогу запереться в ванной?

– Ф-форбс, – наконец-то произношу я.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он нормальным голосом, словно в последний раз, когда я его видела, он не избил меня и не предпринял попытку изнасиловать.

– К-к – как ты узнал, что я здесь?

Он улыбается, и из-за этой улыбки застывает моя кровь.

– Я – твой контакт на случай аварий, помнишь? В ту же минуту, что ты очутилась здесь, мне позвонили. И я тут же поехал. Я волновался о тебе, малыш. Все две недели. Не зная, где ты…. Это была пытка, – он подходит ко мне ближе.

Я сажусь на кровати, прикрывая ноги больничным платьем, что надето на мне. Естественная реакция. И я ее ненавижу.

Он жестами пытается успокоить меня.

– Я не трону тебя, Мия. Я здесь не из-за этого, –говорит он

Я не верю ему. Я уже слышала это слишком много раз.

Я завожу руку за спину, ища кнопку вызова охраны.

– Просто хочу поговорить с тобой,– – он садится на стул у кровати. Я перестаю двигать рукой, слегка приподнявшись, чтобы скрыть, что я ищу эту кнопку.

– Ч….Ч…ч…что ты хочешь? – пытаюсь сказать твердым голосом.

– Я хочу, чтобы ты вернулась домой.

Я могу чувствовать, как отрицательно качаю головой прежде, чем подумать, что я делаю. Знаю – это неправильно, когда я вижу проблеск гнева в его глазах.

Я пытаюсь проглотить комок, подкативший к горлу, но во рту все пересохло. Я незаметно шевелю пальцами, пытаясь найти тревожную кнопку.

– Мия, – вздыхает он, потирая висок и качая головой. – Это не тот ответ, который я хочу услышать.

– Что с твоим лицом? – спрашиваю я. Тактика отвлечения, пока я не выясню, как отсюда выбраться.

Его лицо темнеет.

– Это несущественно.

Я держу руки вместе.

– Мия, я проехал весь этот путь и не уйду без тебя. И серьезно, что у тебя здесь есть? Ничего. Ты одна. Нуждаешься во мне. Не можешь без меня выжить.

Я обнимаю свое холодное тело. Он прав. Я одна, но быть в одиночестве лучше, чем быть с ним.

Форбс встает.

– Где твои вещи?

– Со мной у меня ничего нет.

– Хорошо. Это все облегчит, – он поднимает мою сложенную грязную одежду. – А это что за дерьмо?

– Моя одежда.

Взгляд отвращения на его лице мне так хорошо знаком.

Он так знаком мне.

– Мы купим одежду в аэропорту, но сейчас –переодевайся, – он швыряет одежду на постель передо мной.

– Зачем?

Он смотрит на меня. Сейчас им руководит гнев.

– Потому что мы покидаем это гребаный городишко и едем домой. А сейчас заставь свою чертову задницу одеться! – шипит он.

А вот и Форбс, которого я так хорошо знаю.

Страх контролирует меня, как и неуверенность в себе, поэтому я спускаюсь с постели, поднимаю одежду и иду в ванную, чтобы переодеться.

– Что, черт возьми, ты делаешь? – шипит он.

– Иду переодеваться, – тихо отвечаю я.

– Переоденься здесь, – он пересекает комнату и идет ко мне, словно хищник. Мое сердце останавливается. Я стою на месте, страх все еще контролирует меня, словно болезнь.

Он, пробегая пальцем вниз по обнаженной руке, наклоняется к моему рту.

– Я скучал по тебе, малыш… хочу увидеть тебя.

Его прикосновения пробуждают болезненные воспоминания всех тех раз, что он бил меня, пинал меня… насиловал. Его руки ощущаются мной как самая худшая катастрофа. Болезненная, ужасная катастрофа, от которой я хочу убежать. Сейчас.

Я не уеду с ним.

Не могу.

Прижимая одежду к груди, я вздыхаю.

– Я не поеду в Бостон с тобой.

Нет сопротивления. Он хватает меня за горло. Толкает меня на кровать.

– Ты будешь делать то, что я, черт возьми, тебе говорю! Переоденешься. Затем уйдешь из больницы и сядешь на один самолет со мной.

– Нет, – хриплю я.

Он берет руками подол моего платья и поднимает его. Затем он резко хватает меня за трусики и стягивает их с меня. Его колено впихивается между моих бедер. Я сжимаю ноги вместе, пытаясь убрать его, но он слишком силен и раздвигает их.

Затем его колено очень больно вжимается в самую интимную часть меня, и он наклоняется к моему лицу.

– Мне нужно еще раз преподать тебе урок, Мия?

Страх и воспоминания берутся под контроль.

Я остановлю их так быстро, как могу, чтобы они снова не проявились. Меня не будут контролировать.

Ни он.

Никто другой.

Никогда снова.

Сейчас я ненавижу Форбса больше, чем когда-либо еще. И ненависть дает мне силу. Силу, в которой я нуждалась.

Медленно я качаю головой.

Он улыбается как победитель.

– Хорошая девочка, – затем он поднимает платье выше, обнажая мою грудь.

– Они так прекрасны, черт, – говорит он, нажимая рукой на одну, двигая своим отвратительным пальцем по соску. Он сдавливает его.

От боли я закрываю глаза. Слезы собираются в уголках моих глаз.

Джордан. Я мысленно кричу. Это мольба, чтобы он вернулся. Чтобы выполнить свое обещание никогда никому не дать причинить мне боль.

Но Джордан не приедет, потому что я послала его прочь.

Это должна сделать я. И я это сделаю.

Медленно я поднимаю руки к лицу Форбса. Его глаза наполняются триумфом, и я знаю, что он у меня в кармане.

Поднимаю подбородок, предлагая ему свой рот.

– Скажи мне, что хочешь меня, Мия. Скажи: «Трахни меня, Форбс. Пожалуйста». Я хочу услышать, как ты меня умоляешь, малыш.

Я сглатываю все то, что хочу ему высказать, и повторяю то, что сказал он.

– Трахни меня, Форбс, пожалуйста, – тихо говорю я.

В тот момент, когда его губы дотрагиваются до моих, я знаю, что он захочет углубить поцелуй. И что тогда я вернусь к использованной в последний раз тактике и укушу его за нижнюю губу. Но сейчас я кусаю ее так, словно хочу откусить.

Его кровь, равно как и крик боли, наполняет мой рот.

– Ты, гребаная сучка! – он сильно меня бьет.

Боль взрывает мою голову. Его хватка на горле усиливается. Дышать становится все труднее.

Мне нужно выбраться, но я даже телом пошевелить не могу, поэтому мои руки ударяют его, царапают, нажимают – пытаются сделать все, чтобы он слез с меня, но он не двигается.

И вот когда он отодвигается, чтобы снова меня ударить сжатым кулакам, я отодвигаю свою голову.

Моя голова теперь сбоку от его головы. Я чувствую и слышу глухой стук стекла, когда об него ударяется Форбс.

И тогда я вижу возможность моего побега, путь к которому лежит на столике у кровати.

Немедля ни секунды, я хватаю кувшин с водой и, используя всю свою силу, бью Форбса.

Вода проливается, омывает мое лицо и волосы.

Форбс выглядит шокированным. Словно он не может поверить, что я только что ударила его. Он качается, но все еще держится ровно, а мне нужно, чтобы он упал.

Поэтому я отклоняюсь и с силой бью его еще раз. На этот раз сильнее. И тогда он падает, прямо на меня.

Я паникую, когда его кровь смешивается с моей собственной, в то время как мне нужно, чтобы Форбс слез с меня. Я боюсь, что он сможет подняться, ведь это будет значить, что для меня игра проиграна.

С непонятно откуда взявшейся силой я выбираюсь из-под него. Скатываюсь с кровати, не сводя глаз с его неподвижного тела, мои обнаженные ноги ударяются об пол.

Стекло впивается в пятки ног, и я кусаю губу, чтобы сдержать готовый вырваться у меня крик боли.

Не отводя глаз от Форбса, я множество раз нажимаю на кнопку чрезвычайной ситуации, расположенной у кровати. Затем так быстро, как могу, пересекаю комнату, проглатывая попытки заплакать, когда стекло продолжает беспощадно врезаться в мою ногу.

Я уже у двери, когда слышу, что кто-то бежит по коридору. Затем дверь широко открывается. Пришла доктор ПакКард с охраной.

Спасибо, Боже.

– Мия, что тут произошло? Ты в порядке? Мы услышали, как стекло разбилось, а кнопка вызова словно с ума сошла! – ее глаза осматривают комнату, оценивая мое состояние и положение Форбса. – О, мой Бог, ты в порядке?

Я делаю несколько шажочков в ее сторону и спотыкаюсь. Я падаю, слабость берет верх надо мной.

Доктор ПакКард подхватывает меня, притягивая в объятия.

– Все хорошо, Мия, – убеждает она меня, притягивая еще ближе. – Ты в порядке.

Но сейчас не так просто поверить в ее слова. Все, о чем я могу думать, так это о том, как бы я хотела, чтобы меня сейчас обнимал Джордан.

Но так не будет.

И в этом виновата только я.

Глава 25

Джордан

– Джордан.

Папа стучит в дверь.

Я не отвечаю – я сейчас не в настроении с кем-либо говорить. Единственный, с кем я хочу быть, и кто меня понимает – Дозер. Он так же скучает по Мие, как и я.

Я слышу, как открывается дверь.

– Убирайся, – мычу я в подушку.

Дозер поднимает голову, смотрит вверх, затем снова ложится.

– Тебе стоит открыть окно, чтобы впустить свежий воздух. Здесь же воняет, – говорит папа, не обращая внимания на мои слова.

– Мне нравится, когда воняет.

По правде говоря, я не хочу открывать окно потому, что свежий воздух уничтожит аромат Мии на моей постели. Аромат исчезнет из моей жизни точно так же, как и его обладательница.

– Тебе действительно стоит выйти из комнаты, Джордан, – он садится ко мне на кровать. – Прошло два дня. Это вредно для тебя. Подвигайся хотя бы или что-то вроде этого.

Я поднимаю голову, отодвигая рот от подушки.

– Нет настроения.

– Ладно, хотя бы подумай о том, чтобы помыться, потому что вонь идет не от Дозера, а от тебя.

– Помоюсь, когда буду готов, – я опять прижимаюсь головой к подушке.

– Слушай, сын. Знаю, тебе больно, но все станет лучше.

Я фыркаю. В легкие проникает аромат Мии, что заставляет мою грудь гореть.

– Я сам через это прошел… когда был моложе. С Бэлль…

Мое тело напрягается. Я поднимаю голову.

– Не хочу о ней сейчас говорить.

– Я знаю, ты злишься на нее.

Я перекатываюсь на спину.

– Злости даже близко нет. Я просто… не понимаю ее. Почему она сделала то, что сделала?

Он вздыхает.

– Как и я. Но не нам судить, нас там не было. Мы не знаем, что было в ее мыслях или насколько свободен был ее выбор.

– Я просто хочу… – вздыхаю я. – Хочу, чтобы Мия увидела всю картину широко открытыми глазами. Хочу, чтобы… не знаю, черт, чего я хочу! – я поднимаю руки вверх, чувствуя свою беспомощность.

Все, чего я хочу – не чувствовать того, что я сейчас чувствую. Словно я умираю, черт возьми. Медленно умираю.

Я отворачиваюсь, поворачиваясь к отцу спиной.

– Ты хочешь, чтобы она прошла через это и вернулась.

Глаза наполняются слезами.

– Слишком поздно. Она ушла.

– Никогда не поздно. Ты знаешь, что Бэлль уехала в колледж после школы и порвала со мной. Я был в таком же состоянии, как и ты. Ни с кем не хотел разговаривать. Страдал от любви. Я просто хотел найти ее... так что написал письмо и записал кассету.

Я усмехнулся. Первый мой смех за несколько дней.

– Старомодно, пап.

– Так и было, – он слегка улыбается и пробегает руками по волосам.

– И ты получил что-нибудь от нее после того, как послал письмо и кассету?

Он качает головой.

– Нет. Не было ничего, пока она не вернулась, уже после твоего рождения.

Я сел, прислонившись спиной к изголовью кровати.

– Так ты говоришь, я должен написать Мие письмо и послать старомодный кассету, хотя с тобой это не сработало. Мама вышла замуж за кого-то другого и не вернулась к тебе.

– Да, со мной это не сработало. По крайней мере, не так, как я планировал. Но это не значит, что с тобой тоже не сработает. Но говорю тебе точно: даже если не сработает через день, то сработает через годы спустя. Она никогда не забудет это письмо или кассету, Джордан. Бэлль хранила их все эти годы. Никогда меня полностью не отпускала. И когда ей потребовалась моя помощь... ей понадобился я, то она знала, что может вернуться. Те письмо и диск напоминали ей, что она всегда может это сделать. Напомнили ей, что у нас было. Что я всегда буду с ней, неважно, что произойдет.

Он поднимается на ноги и хлопает по ноге Дозера.

– Пойдем, парень, время подкрепиться.

Дозер слезает с кровати и становится у ног папы.

– Просто подумай. Ты ничего не потеряешь, если попытаешься. Напиши и скажи ей все, что, как ей кажется, она не хочет услышать, но на самом деле нуждается в этом. Скажи, что ты чувствуешь.

– Проще говоря, выстави себя идиотом.

– Мужчины, когда влюбляются, обычно становятся идиотами.

– Ага, ну я точно таким буду, если пошлю ей старомодную кассету, – я знаю, что перегибаю палку, и он этого не заслуживает, но я чувствую злость и гнев и не хочу один чувствовать всю эту боль.

– Думаю, сын, ты пошлешь компакт-диск или даже видео с айпода, потому что сейчас кассет не выпускают, если ты реально хочешь чего-то добиться

Я смотрю на него и бурчу.

Ага, и снова я стал подростком во всей своей красе.

– Слушай, сын, все, что я хочу сказать, – музыка пробуждает воспоминания и чувства. Она может усилить эффект слов письма, которое ты хочешь ей написать. Просто надо знать, какие воспоминания ты хочешь воскресить, какие слова ей надо услышать, и какая песня пойдет для этого.

***

– Иисус… теперь ты слушаешь Дэмиена Райса. Все еще хуже, чем я думала, – Бэт плюхается на мою кровать рядом со мной.

– Почему вы, люди, просто не можете оставить меня одного, черт возьми? – Я натягиваю пуховое одеяло на голову.

Бэт стягивает его с меня и нюхает.

– Пахнет отвратительно, знаешь?

– Уже сказали.

– Не думаю, что это Дозер, – она наклоняется и обнюхивает меня. – Иисус Христос! Это ты, вонючий ублюдок! Когда в последний раз ты мылся или чистил зубы?

– В три гребанных часа.

– Смешно, – она тычет мне в спину. – Так как долго мне придется доставать тебя, чтобы ты выполз из постели и пошел в душ? Или хотя бы уделил вниманием своим зубам?

– Ты уже достаешь меня, и не похоже, что я двигаюсь, не так ли?

– Ну ладно тебе, пошли, вонючее дыхание, – она щекочет мой бок.

Я отталкиваю ее руку.

– Бэт, серьезно, отвали. Я не в настроения.

Ее молчание заставляет меня почувствовать вину.

– Слушай.., мне просто не нужна компания сейчас.

– Но я купила твой любимый пирог –ки лайм, – я практически могу увидеть, как она надула свои губки. – И несколько фильмов с кучей экшнов, убийств плохих парней и тем дерьмом с кровью, что ты так любишь. Я даже думаю, что в одном фильме трахают девушку или даже анально трахают.

Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на нее.

– Смотреть, как девушку трахают в задницу? Вот что, как ты думаешь, может меня взбодрить?

– Эй, я не эксперт. Я просто делаю то, что сделал мой лучший друг для меня несколько лет назад, когда мое сердце раскололось надвое.

Я перекатываюсь на спину и смотрю на нее, вспоминая, как я сидел в комнате Бэт полтора дня после того, как та сука Моника Теллер разбила ее сердце.

Бэт свихнулась – так же, как я сейчас.

И эта сучка Моника сказала Бэт, что она была в этом дерьме вместе с ней, хотела быть с ней. Но она была слишком тупой, чтобы сказать своим религиозным предкам, что она лесбиянка, поэтому бросила Бэт и вышла замуж за придурка, за которого ее хотели выдать родители.

Бэт неделю проплакала после свадьбы Моники.

И вот сейчас она пытается помочь мне так же, как я помог ей.

Из-за моей лучшей подруги я почувствовал боль в моей груди. Поднимаясь, я обхватываю ее лицо руками и целую в макушку.

– Спасибо, Бэт.

– Фу! Сначала хотя бы зубы почистил, прежде чем целовать меня. Да я запросто вшей могу подхватить от этого отвратительного дыхания!

Я смеюсь, скатываюсь с кровати и выключаю айпод, затыкая Дэмиена Райса.

– Приготовь жесткое кино с надиранием задниц, пока я помоюсь, – иду в ванную, снимаю рубашку и бросаю в корзинку для стирки.

– Бэт?

– Мм?

– Ты же знаешь, как много ты для меня значишь, правда? Что ты не просто мой лучший друг, но сестра?

Она улыбается и смотрит на меня.

– Ты пытаешься быть эмоциональным, Джордан?

Я пожимаю печами.

– Возможно. Чуточку. Просто хотел, чтобы ты знала, как я тебя люблю, – я закрываю дверь перед ней. По выражению ее лица я вижу, что она шокирована.

Бэт знает, что я люблю ее, просто я никогда не говорил об этом вслух. Я чувствую, что это были правильные слова, и мне нравится видеть ее счастливое лицо.

Я делаю мысленную пометку говорить ей об этом как можно чаще.

Похоже, мне стоит поблагодарить Мию за то, что открыла эти вещи мне. Она заставила меня чувствовать… может, даже больше, чем все остальные.

***

– Я думал, в этом фильме нет романтики, – жалуюсь я, слизывая пирог с пальцев.

Это был обалденный пирог.

Бэт берет упаковку диска и читает то, что написано на обороте.

– Написано, что нет. Просто цитирую: «Множество отличных экшнов с драками».

– Ну, единственное, что сейчас попадает под эту категорию, – девушка со шпильками, которые впиваются в задницу парня, пока он трахает ее.

– Думаю, секс сейчас не романтика, – Бэт бросает упаковку на пол и наклоняет голову так, чтобы смотреть на них двоих на экране. – Серьезно, никогда не пойму женщин, которым нравится член.

Я усмехаюсь.

– Потому что ты никогда его не пробовала.

Она смотрит на меня, улыбаясь.

– И я оставлю все как есть, спасибо тебе большое.

– Это не было предложением.

Она ударяет мою руку.

– Ты дерешься как девочка.

– Я и есть девочка, – она выставляет руки пред собой.

Я смотрю опять в телевизор. Они наконец-то прекратили это делать, но сейчас они обнимаются в постели после оргазма.

Идеально, черт. Просто то, что я хочу видеть сейчас. Счастливую парочку.

Я сжимаю зубы, думая о Мие в моих руках. Как нежно и тепло ощущается ее тело рядом с моим.

Скучаю по ней.

Иисус Христос.

Я закрываю глаза от боли в сердце.

– Фильм – дерьмо, – выдавливаю я.

– Точно, ты прав, но не он тебя беспокоит.

У меня вырывается мучительный вздох.

– Скучаю по ней, – я открываю глаза и поворачиваю голову, чтобы посмотреть на Бэт. – Это не дерьмово ли, что я так скучаю по ней, учитывая, как мало я с ней знаком?

– Нет. Ты тот, кто узнал, что хорошо, а что – плохо. Ты чувствуешь то, что чувствуешь. Время в данном случае не играет роли, мне так кажется. А я всегда права, скажу перед тем, как ты ответишь.

У меня нет энергии на ответ. И серьезно – она права. Хотя этого я никогда ей не скажу.

Я перевожу взгляд обратно на телевизор, стуча пальцами по бедру.

– Папа думает, что я должен написать письмо Мие, – тихо говорю я.

Бэт садится и устраивается так, чтобы попадать в поле моего зрения, и блокирует вид на экран.

– Думаю, это реально хорошая идея.

– И также он сказал, что я должен послать ей компакт-диск с записью.

Усмешка написана на ее лице.

– И вкупе с этим будет записанный компакт-диск. Что бы ты сказал в письме?

Я ложусь на спине, а руку опускаю на глаза.

– Не знаю, – пожимаю плечами я. – Думаю, скажу, что я скучаю по ней. Все труднее и труднее дышать без нее. С каждым днем после того, как она ушла… когда не вижу ее лицо или не слышу ее голос, я на шаг приближаюсь к безумию, – я слышу, как прерывается мой голос, что заставляет меня замолчать.

Я проглатываю боль.

Бэт лежит рядом со мной, ее голова на моей руке.

– Думаю, ты должен послать ей именно такое письмо, – сопит она.

– Ты плачешь?

– Конечно, плачу! Я же девочка, не так ли?

Доверься Бэт – она всегда найдет способ, как заставить меня улыбаться через боль.

***

Я запечатываю конверт, где лежит письмо, написание которого заняло четыре гребаных дня. Если бы вы увидели письмо, вас бы смутило, что мне потребовалось на это четыре дня.