Текст книги "Любовь под луной"
Автор книги: Саманта Джеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
Уже ни о чем не думая, он подхватил девушку на руки и усадил перед собой в седло. Ахнув от неожиданности, она широко раскрыла глаза и рванулась, пытаясь соскочить на землю, но Доминик уже был в седле и крепко держал ее. Сильная рука кольцом обхватила ее талию и прижала к широкой груди так, что она не могла шевельнуться. Губы коснулись ее уха.
– Умоляю, не спорьте, Оливия. Я отвезу вас домой, и хватит об этом. Я устал от ваших возражений.
К его удивлению, она перестала сопротивляться. Ему вдруг показалось, что она дрожит, и он напрягся. Да, сильная дрожь сотрясала все ее тело. Но больше всего его поразило, что пальцы Оливии вцепились в его рубашку. Надменно усмехнувшись, Доминик принял это как немую благодарность. Ему даже в голову не пришло, что виновато здесь совсем иное чувство...
Могучий жеребец в несколько минут донес их обоих до дома, где жила Оливия. Доминик опустил голову и почти уткнулся губами в затылок девушки, спрятавшей лицо у него па плече.
– Мы приехали, Оливия, – прошептал он.
Не дожидаясь ответа, он спрыгнул на землю. Потом повернулся и, протянув руки, снял ее с седла.
Только тогда она подняла голову. И он испугался. Глаза Оливии затуманились, приоткрытые губы дрожали. Руки Доминика сомкнулись на ее плечах. Господи, ее трясло так, что она едва стояла на ногах!
Оглушительный удар грома расколол небо над их головами.
– Проклятие, почему вы дрожите? Боитесь? Вы боитесь меня? Из-за моей цыганской крови? Или вы боитесь другого?
Сильные руки сомкнулись вокруг нее, и он вдруг оказался совсем близко. Слишком близко, подумала она... И в эту минуту его губы нашли ее рот.
Глава 8
Мир вокруг них, казалось, шел к своему концу. Оглушительно грохотал гром, огненные зигзаги молний то и дело распарывали небо над головами.
Но Оливия не слышала ничего, кроме стука собственного сердца, эхом отдававшегося у нее в ушах. Нет, нет, повторяла она про себя. Она не могла поверить в то, что происходит. Этого не должно было случиться. Не могло...
И все же это случилось. Цыганский граф целовал ее. Боже милостивый, чуть не застонала она, цыганский граф!
Но не это смущало ее больше всего, бросало в растерянность, сбивало с толку... Его поцелуй не имел ничего общего с поцелуем Уильяма. Он не был ни торопливым, ни почтительным, ни робким. Чуть только губы Доминика коснулись ее губ, словно огненный вихрь, подхватив девушку, унес с собой. И пусть в уголке ее сознания внутренний голос упорно твердил ей, что нужно оттолкнуть его... Напрасно! Оливия чувствовала, что это свыше ее сил! Словно он завладел ее телом, ее душой... перенес в мир, где не существовало ничего, кроме обжигающего жара его губ.
Дрожь сотрясала все ее тело, но виноваты в этом были не страх и не холод. Ей казалось, будто ее медленно уносит течением куда-то вдаль, в темноту. Забыв обо всем, Оливия теснее прижалась к Доминику. Губы его были горячими, жадными и... и невероятно настойчивыми.
Внезапно в ее памяти снова всплыл тот день, когда он, непонятно почему, поинтересовался, целовал ли ее кто-нибудь. Как он тогда сказал? «Наверное, вы не поняли... я имел в виду не детский поцелуй в щечку, а настоящий. Такой поцелуй... настоящий поцелуй... от которого душа расстается с телом и кажется, будто весь мир у твоих ног!»
А он все целовал ее... и не мог оторваться. Под сплошными потоками дождя... в темноте ночи... Боже, помоги ей, это было в точности как он и говорил... Душа ее словно навеки расставалась с телом, и казалось, весь мир сейчас лежал у ног Оливии. Его поцелуй заставлял таять от блаженства. Забыть обо всем. А поцелуй Уильяма...
И будто услышав ее мысли, Доминик поднял голову. Руки его беспомощно повисли.
– Вот, – грубо сказал он. – Вот и все. Ничего хуже я вам не сделаю...
Чудесный сон кончился, и Оливия почувствовала себя так, будто с небес ее безжалостно швырнули на землю. Сердце стучало так, словно готово было разорваться. Смысл сказанного дошел до ее сознания, и она вздрогнула, точно проснувшись. Отчего он рассердился? Неужели... неужели он мог подумать, что она боится его?
– Господи! – слабо ахнула она. – Так вы решили, что я боюсь... вас? – И едва слышно рассмеялась. – Нет, я до смерти боюсь его! – кивнула она через плечо в ту сторону, где, понуро свесив голову, стоял жеребец.
– Вы боитесь Шторма? – Доминик чуть было не выругался сквозь зубы. Проклятый идиот! Ему следовало бы догадаться! Он должен был понять это еще в тот день, когда застал ее на площади, где она учила грамоте деревенских детей. Он тогда уговаривал ее вернуться верхом на Шторме. А она наотрез отказалась.
Оливия кивнула. И расхохоталась. Она смеялась и плакала одновременно, слезы ручьем текли по ее щекам, смешиваясь с потоками дождя. Вихрь самых разнообразных чувств захлестнул ее. Пелена слез застилала глаза. И сквозь эту серую пелену Оливия вдруг увидела, как он протягивает к ней руки.
– Оливия...
– Уходите! – выкрикнула она. – Прошу вас, уйдите!
Больше она ничего не сказала... просто не было сил.
Если бы она осталась... Если бы он остался... Оливии казалось, что она сойдет с ума. Весь ее мир будто разлетелся на куски. Подхватив промокшие насквозь юбки, она повернулась и, взбежав на крыльцо, скрылась за дверью. Эмили, как всегда, сидела в гостиной.
– Оливия? Это ты?
– Да, милая. Я вернулась. – Оливия бессильно прислонилась спиной к двери, приложив холодные как лед руки к пылающим щекам. Оставалось только молить Бога, чтобы сестра ничего не заметила. Каким-то чудом ей удалось ответить почти спокойно. По крайней мере она на это надеялась.
– С тобой все в порядке? – спросила Эмили, слегка склонив голову набок. – Мне кажется, я слышала, как начался дождь. А тут еще гром...
– Все в порядке, милая. Все хорошо. Я просто немного запыхалась. И боюсь, промокла до костей. Пойду сниму с себя все мокрое. – Из груди Оливии вырвался долгий вздох. – Такой выдался длинный, тяжелый день. Послушай, Эм, ты... ты не обидишься, если я сразу отправлюсь в постель?
– Нет, ну что ты! Конечно, нет. – Эмили нахмурилась. Необычный тон не давал ей покоя. В груди шевельнулось тревожное чувство. С Оливией наверняка что-то произошло. – Неужели опять эта ужасная миссис Темплтон? – сочувственно спросила она.
– Да нет... В последнее время она не слишком меня допекает.
Шелест мокрых юбок подсказал Эмили, что Оливия прошмыгнула в спальню. Ей оставалось лишь проглотить обиду. Если сестра вернулась не в духе, а она явно чем-то расстроена, но утверждает, что экономка здесь ни при чем, значит... значит, все дело в нем – в «цыгане». Судя по всему, сестра не желает говорить об этом. Что ж, не стоит расстраивать ее еще больше, подумала Эмили, хотя порой ей так хотелось, чтобы Оливия позволила разделить с ней ее бремя.
– Спи спокойно, Оливия, – мягко сказала она.
– Спасибо, Эмили.
Добравшись до спальни, Оливия поспешно сбросила с себя насквозь промокшие юбки и накинула ночную сорочку. Скользнув под одеяло, она прижалась горящей щекой к подушке. Одна мысль не давала ей покоя: там ли он еще? «Неужели он все еще стоит под дождем?» – подумала она. Чувствуя, что не уснет, Оливия отбросила одеяло и подбежала к окну. Осторожно раздвинув рукой шторы, она прильнула к оконному стеклу.
Темнота со всех сторон, подобно густому туману, обступила дом. Оливия ничего не увидела.
Но непонятная дрожь пробежала у нее по спине. Она так ясно ощутила, что Доминик все еще стоит во тьме ночи, будто он сам сказал ей об этом. Она знала: он там...
Словно для того, чтобы заставить всех забыть о разразившейся ночью буре, к утру небо очистилось от туч, и солнце ласково согрело землю. А к полудню стало так тепло, что Эмили настежь распахнула окно.
Когда она, повернувшись, уже собиралась отойти от окна, то услышала голос Эстер:
– Эмили! Эмили, дорогая, открой дверь. Это я, Эстер!
Девушка послушно направилась к двери и распахнула ее.
– Добрый день, Эстер, – пробормотала она, но та, не слушая, вихрем ворвалась в дом.
– Я принесла тебе хлеб – смотри, какой свежий. Совсем теплый, только что из печи! А мягкий какой – точь-в-точь как ты любишь!
– Спасибо, Эстер, так мило с твоей стороны. Только я лучше оставлю его на ужин. У Оливии теперь совсем не хватает времени, чтобы что-нибудь испечь.
Эмили стоило немалого труда скрыть улыбку. На следующий день после того как Эстер, отправившись в пивную, попросту забыла о ней, она примчалась к Эмили, шумно раскаиваясь и рассыпаясь в извинениях за то, что оставила ее совсем одну. Но Эмили догадывалась, что все это пустая болтовня. Теперь Эстер из кожи вон лезла, лишь бы загладить свою вину: вчера принесла оладьи с вишнями, а перед этим – дюжину булочек. Сегодня она явилась с только что выпеченным хлебом под мышкой.
– Я вот подумала, не сводить ли мне тебя прогуляться? – лучезарно улыбаясь, спросила Эстер. – Что скажешь, Эмили?
– Извини, Эстер. – Покачав головой, девушка улыбнулась в ответ. – Я сегодня немного устала. Может, в другой раз.
– Конечно, конечно, – закивала Эстер. Судя по всему, она нисколько не расстроилась. – Что ж, тогда побегу домой. Ох, ну и жарища же сегодня, право слово! В горле-то у меня совсем пересохло, даже и не знаю, как домой доберусь!
Все понятно, усмехнулась про себя Эмили. Можно нисколько не сомневаться, что и сегодня ноги сами собой понесут истомившуюся от жажды Эстер прямо к дверям пивной. Закрывая за ней дверь, Эмили едва удерживалась от смеха. Она не держала зла на Эстер. Несмотря на маленькие слабости, Эстер всегда была великодушна и добра. Сердце у нее было золотое. И к тому же, подумала Эмили, если бы не забывчивость Эстер, ей бы никогда не удалось познакомиться с Андре.
С губ ее сорвался тяжелый вздох: ведь прошло уже четыре дня с тех пор, как она встретила молодого человека.
Глупо, конечно, было приглашать его в гости, и еще глупее рассчитывать на то, что он как-нибудь зайдет, уныло подумала Эмили. Странно, однако, почему-то ей казалось, что он не из тех людей, которые боятся переступить границы чужой собственности.
Словно в ответ на ее мысли Эмили услышала, как под чьими-то ногами на дорожке захрустел гравий. Она насторожилась. Шаги явно приближались к дому.
– Э-эй! – окликнул снаружи мужской голос.
Сердце Эмили подпрыгнуло. Девушка едва сдержалась, чтобы не закружиться от радости. Это был он... он! Эмили еще не успела сообразить, что делает, а ноги уже сами несли ее к двери. Протянув руку, она нащупала задвижку, отодвинула ее и широко распахнула дверь.
– Андре? – окликнула она.
– Да, это я! – Взбежав на крыльцо, он шагнул внутрь и прикрыл за собой дверь. При виде девушки сердце его забилось сильнее. «Господи, какая красавица!» – благоговейно подумал он. Волосы Эмили сверкающим золотым водопадом окутывали ее плечи и спускались на спину. Судя по сияющему лицу, она и в самом деле была рада его приходу.
Андре едва мог поверить в то, что ему привалило такое счастье, хотя прошло почти два месяца с тех пор, как Ирина нагадала ему, что очень скоро на его пути появится женщина, которая навсегда завладеет его сердцем. Тогда, услышав это, он только беззаботно рассмеялся, а потом громогласно заявил, что не родилась еще на свет женщина, способная на подобный подвиг.
И вот она перед ним – та самая женщина. Андре знал это так же твердо, как то, что завтра снова взойдет солнце. На лице ее сияла улыбка. Тонкие пальцы тронули его за рукав.
– Входите, Андре. Проходите в гостиную и усаживайтесь поудобнее.
Эмили провела его в гостиную. Она легко отыскала стул, на котором сидела всегда, а Андре усадила на маленький диванчик – там, где обычно сидела Оливия. Нервничая, как школьница, которую застигли врасплох, она поспешно спрятала под подушку кусок кружева, который плела перед его приходом.
– Надеюсь, ваша сестра не очень рассердилась на меня за то, что я тогда проводил вас до дому.
– Нет-нет, нисколько. – Эмили поежилась: она-то знала, что это неправда. Вернее, не совсем правда. А может, заколебалась девушка, она не так уж и покривила душой. Ведь Оливия и вправду не сердилась... И с чего бы ей сердиться, раз она ничего не знала! К тому же Эмили благоразумно промолчала о том, что Эстер, отправившись в пивную, оставила ее одну, а потом и вовсе забыла про нее. Да и зачем говорить – ведь бедняжка клялась и божилась, что такое никогда не повторится. Эмили с радостью простила ее, заверив, что все забыто, и, чтобы избежать дальнейших расспросов, скороговоркой объяснила, что один человек помог ей добраться до дому.
Что же тут плохого, убеждала себя Эмили. Просто она не стала объяснять, кто этот человек, вот и все!
Вдруг ей почудилось какое-то неясное движение. Девушка насторожилась. И в то же мгновение что-то слегка коснулось ее рук.
– Что вы делаете? – тихо спросила она. И опять что-то мягкое защекотало ее запястье. Эмили не понимала, что происходит. Он осторожно потянул за кончик смятого кружева, которое она плела перед его приходом.
– Неужели это вы сами?..
Эмили почувствовала, как загорелись ее щеки.
– Да. Я... я считала петли.
– Но это же просто восхитительно!
– Да? Вот и Оливия так говорит, – чуть смущенно призналась Эмили. – Знаете, я занялась этим просто потому, что надеялась: вдруг кто-нибудь купит? – Признание это сорвалось с ее губ прежде, чем она успела подумать. – Оливия нанялась в Рэвенвуд горничной и трудится, бедняжка, от зари до зари. А я просто сижу здесь и ничего не делаю. Вот я и подумала, может, если у меня получится, я тоже смогу заработать немножко денег. И тогда Оливии станет полегче... – С губ девушки сорвался невеселый смешок. – Но, конечно, это была просто глупая затея. Как я смогу продать... если я и до рыночной-то площади никогда одна не доберусь!
Андре долго молчал. Потом решился:
– Хотите, я попробую продать его для вас? У вас ведь, наверное, есть еще?
– О... да, конечно, целая корзинка! – обрадовалась Эмили. Но улыбка ее быстро увяла, и на лице появилось сомнение. – Но... как же вы его продадите? – склонив голову, спросила она.
– Попробую во время ярмарки. Мой... – начал он и тут же спохватился, – ... мне довольно часто приходится бывать в таких местах. Работа, сами понимаете.
Эмили закусила губу. Надеяться на такую удачу было или просто глупо... но все-таки...
– Я, право, боюсь вас затруднять...
– Ничего страшного! – с жаром перебил Андре, жадно вглядываясь в ее лицо. Господи, благоговейно подумал он, да он бы с радостью отправился на край света и обратно, если б только она попросила! – Давайте я попробую, Эмили. Если ничего не получится, вы ведь ничего не потеряете, верно?
– Ладно. – Эмили глубоко вздохнула. – Знаете, я... и вправду очень благодарна, что вы это предложили. Только вы должны мне пообещать, что часть денег возьмете себе... за труды.
– Ни за что!
– А иначе я не соглашусь! Ну, договорились? – вкрадчиво спросила она и протянула ему руку.
Андре осторожно сжал ее пальчики. Он не смел и надеяться на это, но куда больше мечтал о том, чтобы поднести ее руку к губам, а потом обнять девушку и поцеловать в приоткрытые нежные губы. Неимоверным усилием воли он заставил себя очнуться. Может быть, когда-нибудь потом...
– Ладно, договорились, – слегка охрипшим голосом произнес он и кивнул.
Мягкая улыбка, похожая на солнечный луч, скользнула по ее лицу, и у Андре перехватило дыхание, будто кто-то с размаху ударил его под дых.
– Знаете, просто передать не могу, как я счастлива, что мы познакомились, – тихо сказала она. – Я надеюсь, вы еще не скоро уедете из Рэвенвуда.
– Не знаю... – Улыбка сбежала с лица Андре. – До конца лета, вероятно, не уеду. – В душе он взмолился, чтобы так и вышло, но тут многое зависело от гаджо. Если кому-то из них не понравится, что цыганский табор расположился у деревни...
– Простите, если я задам вам нескромный вопрос, Андре, но... но я вдруг почувствовала, что от вас пахнет кожей. Вы, случайно, не кожевник?
– Нет, вернее, не совсем. – Андре запнулся, но быстро отыскал подходящий ответ: – Видите ли, моя работа связана с лошадьми. – Собственно говоря, это была чистая правда. Андре не понимал, в чем дело, но какое-то подсознательное чувство подсказывало ему не упоминать о том, что он цыган.
Эмили ничего не заметила. Она молча кивнула, довольная, что угадала. Значит, ему приходится работать.
– Вы покупаете и продаете?
– Д-да, вроде того. Так, торгуем помаленьку. А потом я иногда приучаю их к седлу. Говорят, что... – Он опять спохватился и вовремя прикусил язык, чтобы не сболтнуть лишнего. – Говорят, у меня к этому делу талант.
Все то время, пока он говорил, Эмили, склонив голову к плечу, внимательно прислушивалась. Андре беспокойно кружил по гостиной, не находя себе места.
– Может, хотите выйти в сад? – предложила она. – Мне кажется, день сегодня такой чудесный! И...
Эмили не успела договорить, как вдруг сильные мужские руки подхватили ее и, как пушинку оторвав от пола, подняли высоко в воздух. Она еще не кончила ахать, когда он бережно опустил ее на землю.
Руки его медленно разжались, и Андре неохотно выпустил девушку из объятий. Эмили совсем задохнулась. Все плыло у нее перед глазами. И вдруг она поймала себя на том, что с радостью бы вновь почувствовала, как эти крепкие руки обвиваются вокруг нее.
– Принцесса, – галантно прошептал он, – ваш трон!
Под собой Эмили почувствовала пышный ковер свежей зелени. Она попыталась притвориться рассерженной, но тщетно: губы ее сами собой расползались в улыбке.
– Ах, добрый сэр, – пропела она, – как вы дерзки!
– А вы так прекрасны, моя принцесса!
Томительная дрожь пробежала у нее по спине. Андре улыбался! О, конечно, она не могла это видеть, но слышала улыбку в его голосе. Казалось, будто сам воздух вокруг них напоен счастливым смехом.
Мысли кружились у нее в голове. Сколько ему лет? – гадала Эмили. Молодой он или старый? А если молодой, вдруг он женат? Или помолвлен? Нет, чуть было не вскрикнула она, Боже сохрани, нет!
Лицо Эмили потемнело. Как она сейчас ненавидела свою слепоту, ненавидела всем сердцем, потому что какой мужчина в здравом уме захочет связать свою жизнь со слепой женщиной? Да что толку мечтать, если и так ясно: жестокая судьба обрекла ее на вечное одиночество. Пройдут годы, она так и состарится, сидя в своем кресле у окна. И бедная Оливия тоже состарится рядом с ней – слишком хорошо она знала сестру, чтобы подумать, что та оставит ее одну. Нет, Оливия никогда ее не бросит. И вся ее жизнь будет разрушена. Бедная Оливия! Она никогда не узнает счастья, и все из-за нее, Эмили!
Никогда она еще не ненавидела свою слепоту так, как в эту минуту.
– Эмили, – окликнул ее низкий мужской голос, – о чем вы думаете? – И она почувствовала, что он тоже больше не улыбается.
– Знаете, я чувствую на своем лице тепло и знаю, что это солнце. Но кажется, прошли века с тех пор, как я видела его в последний раз. – Губы ее слегка дрогнули. Эмили запнулась, понимая, что не в силах рассказать ему правду.
– Вы ведь не всегда были слепой? – спросил он, взяв ладонь Эмили в свои руки и нежно сжимая ее пальцы.
Пожатие его руки было таким ласковым, таким успокаивающим, что она... Господи, прости ей эту мысль... На мгновение Эмили взмолилась в душе, чтобы он остался в Стоунбридже навсегда!
Девушка молча кивнула.
– Как же это случилось?
Эмили прерывисто вздохнула. Горло ее стиснула судорога. Воспоминания теснились в мозгу, сменяя друг друга. Она снова падала головой вниз со спины старушки Белль, снова видела отца, ничком лежащего на земле, и тоненькую струйку крови, стекающую у него по подбородку... И этого страшного цыгана над ним... с окровавленной дубинкой в руке... Эмили содрогнулась всем телом.
– Нет-нет, не надо говорить об этом! – Руки Андре обхватили ее плечи. – Не отвечайте, если не хотите!
– Я бы с радостью рассказала вам... но не могу, – еле шевеля побелевшими губами, прошептала Эмили.
– Мне совсем не хотелось причинять вам боль, – пробормотал он. Его загрубевшие ладони нежно гладили дрожащие пальцы. – Сегодня такой чудесный день, слишком чудесный, чтобы вспоминать о плохом.
Эмили глубоко вздохнула всей грудью, почувствовав нежный аромат цветов. Прохладный ветерок ласково коснулся ее разгоряченного лица, и неожиданно ей стало легче. Конечно, жизнь не слишком баловала ее, но и за то немногое, что ей осталось, она должна быть благодарна. Слава Богу, она еще молода и полна сил и... и может чувствовать себя счастливой просто потому, что рядом с ней он.
– Вы правы, – мягко сказала она, отважно пытаясь улыбнуться. – Давайте поговорим о чем-либо другом.
– С удовольствием, – с готовностью отозвался Андре. – Эмили, вы любите розы?
– Обожаю. Моя покойная матушка часто повторяла, что в целом мире нет цветов прекраснее, чем наши английские розы.
Разговор незаметно перешел на другие темы. Они говорили обо всем, шутили, смеялись. И Эмили чувствовала себя совершенно счастливой просто потому, что он смог заставить ее улыбаться.
Когда наконец он встал и помог ей подняться на ноги, девушка с изумлением поняла, что день уже близится к. вечеру.
– Вы придете еще? – вырвалось у Эмили. У нее даже слезы навернулись на глаза, слезы обиды, что время пролетело так быстро.
– Завтра, если хотите... Вам это удобно? – с тихим смехом спросил Андре.
– Чудесно. Пусть будет завтра, – ответила она.
Он снова усмехнулся и поднес ее руку к губам, скользнув по ней торопливым поцелуем. Эмили тихонько ахнула, ей показалось, что сердце ее сейчас остановится. Когда его шаги стихли вдали, она поднесла руку к лицу и, улыбаясь, прижалась губами к тому месту, которого только что коснулись его губы. Эмили чувствовала, что счастлива...
Так счастлива она не была уже много, много дней...
После того, что случилось накануне, вернуться в Рэвенвуд как ни в чем не бывало казалось Оливии задачей почти невыполнимой. До самого рассвета она не сомкнула глаз, проворочавшись всю ночь в постели. Перед глазами ее стоял Доминик. Она перебирала в памяти то, что он говорил, что делал... что заставил ее пережить. Это было так не похоже на нее! Даже крепко закрыв глаза, она все равно видела его: смуглый, как ангел ночи, он стоял перед ее мысленным взором, такой красивый, что у нее перехватывало дыхание... Как в то мгновение, когда его губы прижались к ее рту.
Странно, однако при мысли, что утром она снова увидит его, ей становилось не по себе. Оливия вернулась в Рэвенвуд, но день, казалось, тянулся бесконечно. Миссис Темплтон послала их вместе с Шарлоттой убирать в комнатах наверху. Оливия то и дело вздрагивала и оборачивалась. Ей чудилось, что Доминик стоит за ее спиной. Заметив это, Шарлотта не упустила случая ехидно заметить:
– Да что за дьявол в тебя вселился, Оливия? Подпрыгиваешь при каждом шорохе, словно в тебя воткнули булавку. – Она уперлась руками в бедра и придирчиво оглядела подругу с головы до ног.
– Глупости! – натянуто рассмеялась Оливия. – Тебе просто показалось.
Шарлотта подошла ближе и внимательно всмотрелась в ее смущенное лицо.
– Слушай, да ты и правда что-то бледненькая! Никак, приболела?
– Я прекрасно себя чувствую, Шарлотта. Ей-богу!
По лицу Шарлотты было ясно, что Оливия ее не убедила. Но на время она оставила приятельницу в покое. Позже Оливия, случайно услышав, как дворецкий Франклин упомянул, что Доминик уехал в Йорк на весь день и вернется только вечером, сразу приободрилась.
Как только стало смеркаться, она переоделась и поднялась в кабинет Доминика. Весь день Оливия спешила закончить работу и побыстрее заняться счетами. Накануне вечером из-за появления адвоката Гилмора она так и не успела с ними разобраться.
Оливия не обратила особого внимания на то, что одна створка дверей, ведущих в кабинет Доминика, слегка приоткрыта, хотя про себя и отметила это. Взявшись за ручку, она собиралась приоткрыть ее пошире и войти, как вдруг ее ушей достиг мужской голос.
Ноги Оливии вросли в землю. Этот голос она узнала бы где угодно. Доминик. Но он был не один.
– Надеюсь, вы простите мою навязчивость, милорд.
– Ничего страшного, миссис Данбери. Что же привело вас в Рэвенвуд?
– Произошло нечто ужасное, милорд. Чарлз, мой муж... это он послал меня к вам... видите ли, сэр, он пришел бы и сам, да только на прошлой неделе он упал, и так неудачно, что сломал себе ногу. И доктор говорит, что он пролежит в постели аж до начала августа. Вот я и пришла... пришла сказать, что мы никак не сможем заплатить вам за аренду в этом месяце... а может, и в следующем тоже. Сами понимаете, милорд, – пока не снимем урожай, да пока Чарлз не встанет на ноги, чтобы отогнать овец на рынок...
Оливия заморгала. Теперь она догадалась, кто эта женщина... Селеста Данбери. Чета Данбери жила на ферме к востоку от Рэвенвуда.
– Насколько я понимаю, пока ваш муж не встанет на ноги, вам некого послать на рынок продать овец?
– В точности так, милорд. Сыновья у нас есть, только им не так давно сравнялось девять и десять, а девчонки и того меньше.
Оливия закусила губу. Ей вдруг стало стыдно. Надо бы уйти, а вместо этого она стояла и слушала.
– Понятно. Значит, вас беспокоит, что вы не сможете вовремя внести арендную плату?
– Да, милорд. – Голос Селесты задрожал. Она казалась до смерти напуганной. Оливия представила, как бедная женщина стоит возле камина с трясущимися руками, не зная, чего ей ждать. Ведь сейчас там, за дверью, решалась ее судьба.
– Скажите, миссис Данбери, а гусей у вас на ферме, случайно, нет? – с удивлением услышала Оливия его вкрадчивый вопрос.
– А как же, милорд! – В голосе миссис Данбери угадывалось неприкрытое удивление. – Есть, как не быть!
– Вот и чудесно. Тогда попросите кого-нибудь из ваших сыновей завтра утром принести одного ко мне на кухню. Дело в том, что я безумно люблю жареных гусей. Будем считать, что это и будет плата за этот месяц... и за следующий тоже. А к тому времени, надеюсь, ваш муж уже встанет на ноги.
– Да, милорд. Я... я надеюсь. – Голос Селесты снова дрогнул. Казалось, женщина не может прийти в себя от удивления. – Завтра же, как рассветет, велю кому-нибудь из ребят принести гуся. Ох, сэр, просто и сказать не могу, как я вам благодарна! Чарлз и я... мы так боялись, что вы прикажете нам убираться вон...
– Только бездушный тиран способен на такую подлость, миссис Данбери. Льщу себя надеждой, что вы меня таким не считаете. Да, кстати, чуть не забыл, я прослежу, чтобы кого-нибудь из Рэвенвуда прислали помочь вам на ферме.
Голоса приблизились к двери.
– О милорд, вы настоящий святой!
– Боюсь, вы мне льстите, миссис Данбери, – сухо сказал Доминик. – Что ж, до свидания. И передайте от меня привет вашему мужу.
Оливия едва успела спрятаться, как дверь распахнулась настежь. Она не видела лица Селесты, но слышала эхо ее шагов. Затаив дыхание, она взмолилась про себя, чтобы Доминик вернулся в кабинет, не заметив ее.
– Можете выходить, Оливия.
Черт, выругалась она про себя. Интересно, давно ли он догадался, что она подслушивает? Съежившись от стыда, Оливия выбралась из своего укрытия.
Доминик в просторной белоснежной рубашке, замшевых бриджах и сапогах стоял на пороге. Окинув ее внимательным взглядом с головы до ног, он без улыбки кивнул:
– Рад видеть, что ваше вчерашнее пребывание под дождем осталось без последствий.
Оливия невольно позавидовала его спокойствию. Сама она буквально сгорала на медленном огне.
– Я понятия не имела, что вы вернулись, – слабым голосом проговорила она. – Вот и решила поработать со счетами... Поверьте, я вовсе не собиралась вам мешать.
Доминик ничего не ответил – просто стоял молча, заложив руки за спину, и разглядывал ее. Лицо его было холодно и непроницаемо. Трудно было поверить, что только накануне он держал ее в объятиях. Глядя на него сейчас, нельзя было даже на мгновение вообразить, что тот единственный поцелуй... невозможный, невероятный поцелуй... был на самом деле!
Оливия озадаченно сдвинула брови. Слегка кивнув в сторону лестницы, по которой только что сбежала счастливая Селеста, она взглянула ему в глаза и прошептала:
– Как замечательно то, что вы сделали.
– Вот как? Вы, кажется, удивлены? – Черные брови Доминика взлетели вверх. – Неужели вы решили, что меня нисколько не тронут мольбы этой несчастной женщины? Может быть, в моих жилах и течет нечистая цыганская кровь, но у меня тоже есть сердце, которое способно сострадать несчастью других.
Оливия коротко вздохнула. В его словах звучала неприкрытая горечь. Взгляды их встретились. Казалось, между ними проскочил электрический разряд. Оба замерли, не зная, что сказать. Оливия, не выдержав, первой отвела глаза в сторону.
– Милорд, – еле слышно прошептала она, – я хочу извиниться... за то, что сказала вчера вечером.
– Что вы имеете в виду, мисс Шервуд? Прошу простить, но у меня неважно с памятью.
Оливия ощутила, как в ней волной поднимается гнев. Значит, он желает насладиться ее унижением...
– Мои слова о том, что я хотела бы, чтобы цыгане никогда не появлялись в наших местах... и... – Она собралась с духом и выпалила: – Чтобы и вы никогда сюда не приезжали!
Доминик стиснул зубы. На скулах тяжело заходили желваки.
– Вы и в самом деле имели это в виду, мисс Шервуд?
Она набрала полную грудь воздуха.
– Да, но...
– Тогда ваши извинения мне ни к чему. Оставьте их себе.
В голосе его звучали гнев и боль. Ей не следовало бы обращать на это внимание, но... она не могла. Бог свидетель, не могла!
– Я... у меня есть на то причины. – Надменно вздернув подбородок, Оливия приготовилась защищаться.
– О, нисколько в этом не сомневаюсь. У вас, у всей Англии... да что там... у всего мира, коли уж на то пошло. Все вы ненавидите цыган просто за то, что они существуют! Для вашей ненависти этого вполне достаточно. – Его слова хлестали ее, словно удары кнутом.
– Это не так, – стараясь держать себя в руках, проговорила она. – Я уже сказала вам и повторяю снова: у меня была причина сказать все это!
– Да что вы? – издевательским тоном проговорил он. – Неужели была... или есть?
На мгновение в комнате повисла тишина.
– Да... есть, – тихо произнесла Оливия. – Видите ли, моего отца убил цыган.
