Текст книги "Любовь под луной"
Автор книги: Саманта Джеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)
Именно об этом думала Оливия в тот вечер, когда поднялась в библиотеку вытереть пыль. Комната, казалось, была пуста. Оливия облегченно вздохнула и вдруг застыла: у окна, удобно устроившись в кресле, обитом бархатом, читал Доминик. У Оливии подогнулись колени. Мало того, что он был здесь, но он еще и читал! Нет, потрясенно убеждала она себя, это невозможно! Он ведь не умеет читать...
Наверное, что-то подсказало Доминику, что в библиотеке он не один. Доминик недовольно вскинул глаза и увидел ее. Шумно захлопнув книгу, он поднялся и, поколебавшись, поставил книгу на полку у себя за спиной, а затем повернулся к ней.
– Мисс Шервуд, – проговорил он, – именно вас я и хотел видеть.
Но Оливия даже не поняла, что он сказал. Сделав глубокий вздох, она кивнула в сторону книжной полки.
– Могу я узнать, сэр, что вы делали? – задыхаясь, прошептала она.
Густые черные брови Доминика поползли вверх.
– По-моему, не так уж трудно догадаться, мисс Шервуд. Я читал.
От возмущения Оливия забыла, что она всего лишь горничная в его доме. Забыла обо всем, кроме того, что он в очередной раз обманул ее! Глаза ее гневно сверкнули.
– Но вы ведь говорили, что не умеете читать!
– Я? Бог с вами, мисс Шервуд. Я никогда не говорил ничего подобного!
– Нет, говорили! Вы рассказывали, что то и дело убегали из школы. И к тому же... Помните, вы попросили меня прочитать вам вслух письмо от вашей... от вашей любовницы?
– Помню. Кажется, в тот день я выпил лишнее, так что выбросьте это из головы.
– Но... вы же сами говорили, что ваш отец был просто вне себя оттого, что вы так и не научились читать. Вы рассказывали, сколько раз ваш наставник жаловался ему на вас, сколько раз вам попадало именно за то, что вы не желали слушать его объяснения, отказывались читать, и научить вас чему бы то ни было казалось просто невозможным!
– И вы, стало быть, решили, что я так и не научился ни читать, ни писать? – с легким удивлением осведомился Доминик.
– А разве это не так? – поспешно спросила она. – Вы умеете читать и писать?
– Ну разумеется! Иначе как бы мне удавалось вести дела?
Оливия подавленно молчала. Какой же глупой она оказалась! Жаркий румянец выступил на щеках. От стыда она не знала, куда девать глаза: у нее не было сомнений, что граф так и остался неграмотным!
– Я вовсе не хотела унизить вас, – прошептала она с трудом. Губы отказывались ей повиноваться. – Зачем же так поступать со мной?
– Мне это и в голову не пришло бы. А вот вы, Оливия... не станете же вы отрицать, что всегда были обо мне не очень лестного мнения?
– Но... вы же сами заставили меня поверить в это!
– Насколько я помню, ни о чем таком я никогда не говорил. – В глазах Доминика сверкнул огонек. – А вы и не спрашивали.
Оливия не нашлась, что сказать. Крепко стиснув зубы, она повернулась и направилась к двери. И чуть не налетела на Доминика: непостижимым образом он оказался между ней и выходом. Высокий, невероятно сильный и мужественный... и в то же время отвратительно самодовольный. Оливия гордо вздернула подбородок.
– Пропустите меня!
– И не подумаю. По крайней мере, пока вы злитесь! – Все с той же ленивой усмешкой на твердо очерченных губах он встал между ней и дверью и демонстративно повернул ключ в замке. Потом, скрестив на груда руки, взглянул на Оливию. – Итак, моя дорогая, если уж у кого-то из нас и есть причина злиться, так это у меня.
– У вас? – вспыхнула Оливия. – Вот уж, право, не понимаю почему!
– Кажется, у вас короткая память, Оливия. Но я... я не так легко забываю, поверьте. Не далее как несколько дней назад мне не было даже позволено войти к вам в дом... а его... его вы принимали у себя. И вели себя при этом довольно свободно.
Весь ее гнев пропал. Побелев как простыня, Оливия разом сникла. Ей не приходило в голову, что придется оправдываться! К тому же упрек Доминика попал в цель. Оливия отвела взгляд в сторону.
– Я не понимаю, о чем вы говорите...
– Да? А мне кажется, что прекрасно понимаете. Что ж, придется освежить вашу память, раз она вас подводит. – Усмешка сползла с его губ. Доминик стиснул зубы. На скулах его вздулись желваки. – Меня вы попросили уйти. Зато Уильяма Данспорта встретили с распростертыми объятиями! Почему? Почему вы выставили меня за дверь? И почему ничего не имели против его появления? Почему вы вообще впустили его в дом?
– Потому что думала – это вы! – выкрикнула она, прежде чем успела сдержаться.
Глаза Доминика сузились. Дыхание его пресеклось, сердце вдруг ухнуло вниз. А что, если он ошибся и ей все-таки не все равно? – мелькнуло у него в голове...
– Почему же вы попросили меня уйти?
– Потому что просто не знала, что делать! Господи... Хорошо, я расскажу вам все. Помните, я рассказывала, что нашего отца убил цыган?
– Конечно. Но какое это имеет отношение к нам?
– Самое прямое, и вы сейчас сами поймете. В тот вечер, вернувшись домой, я сразу поняла: с Эмили случилось что-то ужасное. – Теперь слова лились сами собой. Задыхаясь от волнения, Оливия выложила ему все: и то, как Эмили отдала свое сердце молодому человеку, которого никогда не видела; и как она внезапно прозрела; и какой удар настиг ее, когда она вдруг обнаружила, что ее возлюбленный – цыган.
Доминик был поражен, наверное, ничуть не меньше, чем сама Оливия, когда узнала от Эмили о ее встречах с Андре. Она с мольбой подняла на него глаза.
– Неужели вы еще не догадались, почему я так поступила? Почему попросила вас уйти? Честное слово, я не хотела вас обидеть, я просто боялась... Боялась, что, увидев вас, Эмили снова вспомнит об этом Андре!
– Теперь понимаю, – протянул Доминик, задумчиво потирая подбородок. Помолчав немного, он поднял голову и взглянул ей прямо в глаза. – Пусть так. Но тогда скажи, почему ты меня избегаешь?
– Ничего подобного! Я все время была здесь, в вашем собственном доме!
– Я, между прочим, тоже. И мы вроде бы знакомы, а ты при встрече отказывалась взглянуть на меня. Даже когда была совсем одна. Особенно когда была одна.
Оливия беспомощно взглянула на него. Как обычно, Доминик был в темных бриджах и сапогах для верховой езды. Ослепительно белая рубашка расстегнута почти до самого пояса. Упавшая на лоб волнистая прядь придавала ему до смешного мальчишеский вид.
Страшная безнадежность вдруг овладела Оливией. Она чувствовала себя усталой и старой: слишком много волнений и горя выпало на ее долю в последний год. Сейчас ей больше всего хотелось броситься к нему в объятия и забыть обо всем, кроме сильных рук, в кольце которых было так спокойно и надежно. Соблазн был настолько велик, что Оливии стоило немалого труда удержаться. Только мысль о том, что все и без того достаточно запуталось, заставила ее выбросить это из головы.
– Я, кажется, задал тебе вопрос, Оливия, – тихо сказал он. – Так все-таки почему ты избегаешь меня?
Однако ей было отлично известно, куда могут завести подобные вопросы, и она дала себе слово всеми силами избегать этого. Ресницы ее опустились, прикрыв глаза. Сделав над собой усилие, Оливия постаралась принять невозмутимый вид.
– Не понимаю, что вы хотите этим сказать, – пробормотала она.
– Неужели? – Судя по голосу, Доминик был твердо намерен вытянуть из нее ясный и вразумительный ответ. – Или ты забыла, что произошло между нами... здесь, в этом самом доме? И если мне не изменяет память, даже не один раз, а дважды?
– Нет, не забыла, – еле слышно пролепетала она, вздрогнув, будто ее ударили ножом.
Он шагнул к ней и теперь был так близко, что юбки Оливии обвились вокруг его ног.
– Я тоже не забыл...
По ее телу пробежала дрожь. Она чувствовала жар, исходивший от его большого, сильного тела. Она не могла заставить себя поднять на него глаза, сознавая в глубине души, что он прав: она и в самом деле избегала его. Украдкой покосившись в его сторону, она мельком подумала, что Доминику следовало бы побриться. Глубокая морщина прорезала ее лоб.
– Разве так уж необходимо напоминать мне об этом? – задыхаясь, прошептала она.
– Но ведь ты сама хотела... – поразился он.
– Знаю, – поспешно перебила она, – но, к сожалению, я даже представить не могла, что буду чувствовать потом. Господи, ну как вам объяснить? Я ведь не похожа на тех женщин, которых вы знали в Лондоне. И я не могу вести себя... как они... а потом держаться так, будто ничего и не было.
– Но ведь я и не просил тебя об этом. – Доминик внимательно вгляделся в ее лицо, и в голову его закралось неясное подозрение: – Бог мой... неужели ты могла подумать, что я просто использовал тебя и выбросил?
Оливия опустила голову, лицо ее пылало от стыда.
– Я не знала, – пробормотала она, – не знала! – Набрав полную грудь воздуха, она решилась продолжить: – Я ведь не такая наивная, как вам кажется. Думаете, мне неизвестно, что есть джентльмены, которые не стесняются уложить женщину в постель? А когда добьются своего, то на следующий день вряд ли даже вспомнят ее лицо. И считают это естественным и совершенно нормальным! Конечно, я не леди, и мне...
– Хватит, – тихо, но твердо перебил ее Доминик. – Ни слова больше! – Приподняв подбородок Оливии, он заглянул ей в глаза. – Вы, мисс Шервуд, самая истинная леди из всех, которых я когда-либо знал. – Уголок его рта смешливо дернулся, и он повторил: – Самая истинная из всех.
Его голос и его слова заставляли ее таять от счастья.
– Леди... истинная леди никогда бы не сделала того, что сделала я, – опустив голову, прошептала Оливия.
– Ну, допустим, вина за это лежит не только на тебе! – На губах Доминика мелькнула слабая улыбка.
Взгляд Оливии метнулся в сторону, но она усилием воли заставила себя посмотреть ему в глаза, и Доминик увидел муку на ее лице.
– Для мужчины это совсем другое...
– Не всегда. – Улыбка его стала шире. В эти минуты он любил ее еще больше. Сейчас он видел подлинную Оливию – нежную, стыдливую, твердо знающую, что хорошо, а что плохо. Настоящая дочка священника, напомнил он себе.
– Господи, ну как вы не понимаете! Я ведь даже не могу себе представить, что будет дальше! И как, по-вашему, я могу себя чувствовать? – Она выглядела такой пристыженной, такой несчастной, что Доминик едва удержался от смеха.
– Может, стоит просто предоставить это судьбе? Ах да, я забыл. Ты же не веришь в судьбу, не так ли? – Он незаметно придвинулся еще ближе. Глаза их встретились.
– Не смейтесь надо мной, – умоляюще прошептала она.
– Я никогда не стану смеяться над тобой, – торжественно поклялся он. Его теплые губы прильнули к ее губам. В этом поцелуе, нежном и сладостном, не было страсти – только любовь и понимание. Глаза Оливии вдруг закрылись, и она почувствовала, как губы ее, мягкие и податливые, покорно дрогнули под его губами. Руки ее обвились вокруг его шеи, и Доминик понял, что она сдалась.
Его близость сделала наслаждение почти невыносимым. Оливия почувствовала, как дрогнули и напряглись соски, упиравшиеся в его твердую грудь, и все ее тело стало плавиться в преддверии чудесного. Она догадывалась, что нечто подобное испытывает и Доминик: его руки крепче стиснули ее талию. С каждой минутой решимость ее таяла.
Нельзя допустить, чтобы это произошло снова, мелькнуло у нее в голове. Воспоминания о той ночи, которую она провела в его постели, вдруг встали перед ее глазами, будто это случилось только вчера. Это невозможно, стучало у нее в голове. Если Эмили узнает, она не переживет! С приглушенным стоном Оливия отпрянула в сторону.
– Я не могу, – задыхаясь, прошептала она. – Не могу! – Глаза ее вдруг наполнились слезами. Надо думать об Эмили... но когда Доминик целовал ее, она забывала обо всем!
Подобрав юбки, она, будто испуганный зверек, шмыгнула в дверь и убежала, моля Бога только о том, чтобы он не последовал за ней.
Так и случилось.
Оливия не доверяет ему, понял Доминик. И с горечью подумал, что для этого у нее есть все основания. Оставалось только гадать, сможет ли он заставить ее поверить ему.
– Ты сегодня что-то тихая, – бросила Шарлотта, когда на следующий день они, покончив с работой, вышли из Рэвенвуда. – Никак, заболела?
– Все в порядке, Шарлотта, – с трудом выдавив из себя улыбку, ответила Оливия. – Ничего страшного. Спасибо, что спросила. – Однако вопрос Шарлотты заставил ее смутиться.
Она совсем смешалась, когда, подняв голову, вдруг заметила, что Шарлотта поглядывает на нее с загадочной улыбкой.
– Ну, в чем дело? – вздохнув, спросила Оливия, – Что у тебя на уме?
– Сказала бы, да боюсь, ты рассердишься.
Оливия шутливо потянула ее за выбившийся из прически огненно-рыжий локон.
– Разве я когда-нибудь на тебя сердилась?
– Вроде нет. – Лицо Шарлотты расплылось в широкой улыбке. – Ладно, так и быть, рискну. Знаешь, я ведь как-то видела вас обоих вдвоем в кабинете, тебя и нашего графа. Вы проверяли счета. Он склонился над тобой, а ты смотрела ему в глаза. И знаешь, о чем я тогда подумала? Что вы двое созданы друг для друга!
– Боже мой, Шарлотта, но это просто глупо! – Оливия растерялась. Господи, если б она только знала... – С чего это взбрело тебе в голову?
– Ты забыла, я ведь тоже когда-то была влюблена. И знаю, как это бывает. У вас это было просто написано на лицах!
Оливия не выдержала и захихикала: Шарлотта едва ли была старше ее самой, а говорила как умудренная опытом женщина.
– Это как же?
– Как-как! Посмотри на него, сама увидишь!
Острая боль пронзила сердце Оливии. О, если бы все было так просто!
– Глупости! – отрезала она. – Граф возьмет себе в жены кого-нибудь вроде Элизабет Бомонт. Или уедет в Лондон и там женится на такой же леди.
– Элизабет Бомонт? – захихикала Шарлотта, презрительно пожав плечами. – Никогда!
– О, перестань!
– Говорю тебе, этого никогда не будет! – непререкаемым тоном заверила Шарлотта. – Если хочешь знать, тогда, на балу, я с них глаз не спускала. Так вот, если он на кого и смотрел, так на тебя одну! Он, разумеется, старался держаться вежливо, но глаза его все время искали одну лишь тебя! Можешь не сомневаться, моя дорогая! А эта дуреха, держу пари, ничего и не заметила! Вот смех-то! Так и льнула к нему, точь-в-точь влюбленная кошка!
Сердце Оливии, встрепенувшись, вдруг часто-часто заколотилось. Неужели это правда? Она не знала. Но одно ей было ясно: мысли Шарлотты приняли достаточно опасное направление. Надо было срочно что-то предпринять. Лучше всего незаметно перевести разговор на другое.
– Знаешь, теперь мне просто не верится, что я так боялась графа, – продолжала жизнерадостно болтать Шарлотта. – Он вовсе не такой, как я думала. Правда! Иной раз хозяин бывает суров на вид, это верно, но зато никогда и голоса не повысит! А Колин... Знаешь, мой постреленок без ума от него! Только и твердит, что, когда вырастет, будет таким же, как граф. Тогда, мол, и лошадь у него появится под стать Шторму!
– Ничего удивительного, что он понравился Колину, – кивнула Оливия, и взгляд ее смягчился. Колин давным-давно утратил прежнюю застенчивость и теперь трещал, как сорока. А любимой темой его разговоров был Доминик... и, конечно, черный как ночь Шторм. – Мне показалось, что и Колин ему нравится.
Разговор незаметно перешел на другое. Вскоре они добрались до деревни. Оливия, попрощавшись, уже готова была свернуть на тропинку, которая вела к ее дому, как вдруг услышала громкие голоса. Судя по всему, возле церкви собралась толпа. Оливия озадаченно нахмурилась: ее слуха коснулись испуганные вопли и брань.
Обменявшись недоуменными взглядами, они обе как по команде посмотрели в ту сторону, откуда доносился шум. Шарлотта прищурилась.
– Глянь-ка, там и моя мамаша, – присвистнула она.
Взгляд Оливии рассеянно обежал взбудораженную толпу. Да, Шарлотта не ошиблась: в самом центре она заметила Бриджит, мать Шарлотты.
Не сговариваясь, они почти бегом кинулись по дороге к церкви. В эту минуту седая женщины отделилась от толпы. Она увидела бежавших к ней Оливию и Шарлотту, и из ее груди вырвался крик:
– Шарлотта!
– Что случилось, мама? – Подбежав, Шарлотта обняла ее. – Что с тобой?
– Его украли, – забормотала Бриджит, и слезы градом побежали по морщинистым щекам. – Кто-то похитил его!
– Кого, мама? – Глаза Шарлотты расширились от ужаса. – Скажи, кого?
– Колина! – в голос зарыдала Бриджит. – Это я во всем виновата, Шарлотта! Можешь прогнать меня обратно в Ирландию, но только не сейчас. Сначала надо отыскать его!
Шарлотта задрожала с головы до ног. Она открыла рот, но не смогла произнести ни слова.
– Как это случилось? – резко спросила Оливия, которая первой пришла в себя.
– Сдается мне, это было часа два назад. Мой маленький ягненочек, он спал в своей постельке. Я тоже уже стала задремывать... как вдруг... будто что-то меня толкнуло. Должно быть, и впрямь уснула, старая. – В голосе Бриджит слышалась мука. – Потом дверь скрипнула. Подскочила я, бросилась в комнату, а там уж пусто!
Лес подступал почти к самым дверям домика, где жила Шарлотта.
– Может, парень просто решил прогуляться в лесу, да и заблудился? – предположил кто-то в толпе.
– Нет! – выкрикнула Шарлотта. Ее лицо было белым как простыня. – Колин всегда боялся ходить один в лес. Он даже за дом боялся зайти... разве что со мной или с бабушкой.
– Его унесли! – причитала Бриджит. Из глаз ее катились горькие слезы. – Я выбежала на крыльцо и заметила на земле, у самой стены, чьи-то следы. Они вели к двери. А раньше их там не было, готова поклясться на чем угодно! – Старушка снова зарыдала. – Кто угодно мог подойти и заглянуть в окно... увидеть, что мы спим... Кто угодно мог прокрасться в дом и забрать его из кроватки!
Инстинкт подсказывал Оливии, что нет ничего легче унести спящего мальчика и скрыться с ним в лесу. Но она попыталась заглушить эти мысли.
– Должен же он быть где-то... – неуверенно начала она.
– Мы обыскали все вокруг, – перебил ее голос преподобного Холдена. Лицо священника осунулось и потемнело от тревоги. – Мне самому страшно это говорить, но, похоже, Бриджит права. Кто-то похитил Колина... и маленькую Люсинду.
– Люсинду? – прошептала Оливия. Кровь застыла у нее в жилах.
Боже, Боже, Люсинда... такая очаровательная, нежная девочка... чуть моложе своей сестры Джейн. Только сейчас она заметила в толпе Джейн. Перехватив ее взгляд, девочка бросилась к Оливии и спрятала у нее на груди залитое слезами лицо.
– О мисс Шервуд! – причитала она. – Люсинда исчезла! Утром пошла на скотный двор надоить молока и не вернулась. Папа послал меня поискать ее... Я искала, искала, а ее нигде нет...
Страх холодными пальцами стиснул горло Оливии. Боже милостивый, лихорадочно думала она, оба пропали, Колин и Люсинда! Не может быть, чтобы это было простым совпадением. Только не оба сразу... Взяв себя в руки, она ласково провела рукой по спутанным волосам Джейн.
– Постарайся не плакать, Джейн. Мы их найдем, и очень скоро! – Оливия пыталась успокоить девочку, но в душе понимала, что ее слова – лишь пустое обещание. Никогда еще она не чувствовала себя такой беспомощной.
– А если нет, мисс Шервуд? Что тогда? – Джейн подняла на нее умоляющие глаза.
Оливия не ответила. Она могла лишь молиться, чтобы этого не случилось. Вдруг из разъяренной толпы раздался крик:
– Это цыгане! Они воруют детей!
Ропот гнева, подобно глухому шуму приближающейся бури, пробежал над головами людей.
– Так оно и есть! – поддержал другой. – Всем известно, они воруют все, что под руку попадется! И детей тоже!
– Особенно детей! – присоединился третий.
– Пошли, перероем этот проклятый табор! Вдруг они там! – шумела толпа. Руки сами собой сжимались в кулаки. Разъяренные крики слились в один многоголосый рев. Сам воздух над толпой, казалось, сгустился, как во время грозы. Один из мужчин, отделившись, выступил вперед.
– Отыщем наших детей! – взревел он.
К нему присоединился другой, потом еще один... и еще. Будто штормовая волна, толпа хлынула за ними туда, где расположился табор. Даже деревенский констебль присоединился к ним.
– Мисс Шервуд, – задыхаясь, крикнула Джейн, – куда они?
– Будет беда, – помертвевшими губами прошептала Оливия, но тут опомнилась. Взяв себя в руки, она тихонько подтолкнула Джейн к деревне. – Беги домой, милая, – велела она.
– Оливия, ты думаешь, это правда? – Шарлотта вцепилась ей в рукав. – Ну, что цыгане забрали Колина и Люсинду?
– Конечно, нет! Это просто чушь! Выдумки глупых старух! – возмутилась Оливия. – Во всем этом нет ни капли правды! – Какое-то неосознанное чувство повелело ей встать на защиту цыган. При мысли о том, что может случиться, в глазах Оливии появилось отчаяние. Надо попробовать остановить их. – О, Шарлотта, я не могу позволить им сделать это! Я пойду туда! Господи, ведь там же женщины и дети! Может произойти несчастье!
– Я иду с тобой... – Шарлотта решительно вытерла слезы.
– Нет, милая, оставайся с матерью! – покачала головой Оливия. – Сейчас только ты можешь ей помочь. – Взяв молодую женщину за плечи, она решительно подтолкнула ее к дому. – Все будет хорошо, я обещаю!
Подобрав юбки, Оливия бросилась за толпой, на ходу умоляя остановиться, подумать, что делают. На нее не обращали внимания. Вдруг она заметила в толпе Уильяма и вспомнила, что в войну он был офицером. Может быть, ему окажется под силу остановить обезумевших людей, воззвать к чувству справедливости. Оливия кинулась к нему, стараясь пробраться сквозь толпу, но чья-то рука бесцеремонно отшвырнула ее в сторону. Даже не успев сообразить, что произошло, Оливия оказалась на земле. От удара у нее перехватило дыхание, разодранные в кровь ладони и колени ныли. К тому времени как она пришла в себя, разъяренная толпа уже была у цыганского табора.
Оливия бросилась вслед за людьми, умоляя остановиться, выслушать, но ее, казалось, даже не слышали. Теперь остановить этих людей могло лишь чудо. Несколько смуглых мужчин, сидевших вокруг костра, поднялись им навстречу. Раздались крики, ругань. Озверевшая толпа рванулась вперед, и цыган просто смяли. Лавина обезумевших людей хлынула в табор. Они рассыпались по шатрам и повозкам, избивая всех, кто попадался им на пути, и вышвыривая на землю все, что находили. Вскоре вся земля была покрыта разноцветным тряпьем. Цыгане ничего не смогли поделать: их было намного меньше. Перепуганные насмерть женщины сгрудились, пряча ревущих от страха детей в складках ярких юбок. В их темных глазах метался ужас. Ломая руки в отчаянии от собственной беспомощности, Оливия могла только смотреть, как толпа в ярости громит табор в поисках Люсинды и Колина. Она была потрясена до глубины души. Здравый смысл отступил. Теперь этими людьми двигали лишь отчаяние и жгучая ненависть.
Краем глаза она вдруг поймала в стороне какое-то движение и обернулась, с ужасом заметив выбиравшегося из-под складок шатра Андре. Он шатался, не в силах держаться на ногах. Вдруг к нему подскочили двое и один из них занес над головой юноши сучковатую дубинку... Как сквозь сон, Оливия услышала свой сдавленный крик. Вдруг низкий властный голос перекрыл оглушительный рев толпы:
– Какого дьявола?! Что здесь происходит?
Это был Доминик.
Сидя на спине Шторма, гордый и властный, словно сам Князь Тьмы, он высился среди толпы, и сразу наступила тишина. Ветер трепал расстегнутую почти до пояса рубашку. Испуганные его искаженным яростью лицом, крестьяне затихли и опустили кулаки.
Николас, вожак табора, выбравшись из толпы, подошел к Доминику. Размахивая руками, он прокричал что-то по-цыгански, и Оливия заметила, как лицо Доминика почернело от гнева. Губы его раздвинулись, обнажив белые, как у волка, зубы.
– Вы нашли тех, кого искали? – Взгляд его, полный ледяного презрения, обежал лица столпившихся вокруг него людей. – Нашли? – требовал он ответа.
– Нет, – подавленно пробормотал кто-то.
– Тогда убирайтесь!
– А как насчет вас, ваша милость? – послышался из толпы издевательский голос. – В ваших жилах ведь тоже течет цыганская кровь! Может, это вы и украли наших детей?
– Верно, – поддержала толпа. – Сами-то вы где были, когда они исчезли, а?
Ропот нарастал, становился все громче. Казалось, настроение толпы вдруг переменилось, теперь ее ярость была направлена на Доминика.
Оливия не могла понять, почему они не верят тому, что ей самой было ясно. Обернувшись к Доминику, она заметила на его гордом лице выражение непреклонной решимости. В памяти ее встал тот день, когда Доминик посадил Колина верхом на Шторма. Рука Доминика ласково гладила взлохмаченную головенку Колина, а мальчишка, свесившись с седла, захлебывался восторженным смехом. Колин боготворил своего кумира. Да и Доминику нравился Колин, она это видела. Окажись Колин здесь, он бы первый это сказал.
Прежде чем Доминик решился ответить толпе, Оливия, бросившись вперед, растолкала людей и стала перед ними. Глаза ее сверкали, лицо раскраснелось от гнева.
– Как вам не стыдно! – воскликнула она возмущенно. – Как вы могли даже думать такое! Когда Генри и Джонни едва не утонули, никто из вас, ни один, и пальцем не шевельнул, чтобы их спасти. – По тому, как смутились некоторые, Оливия поняла, что нашла верные слова. – Только у него... у него одного хватило мужества это сделать! А вы... вы все... Что вы сделали, чтобы их спасти? Просто стояли и смотрели... стояли и смотрели, как тонут ваши дети! И как у вас только язык повернулся обвинить его в таком чудовищном преступлении!
В толпе поднялся неясный ропот, но Оливия еще не закончила. Оглядевшись, она ткнула пальцем в мужчину, который стоял в двух шагах, опираясь на дубинку.
– И ты туда же, Чарлз Данбери! Уже забыл, как он позволил тебе остаться на его земле и при этом не потребовал с тебя ни единого пенса до тех пор, пока не заживет твоя сломанная нога? Забыл, как он послал людей помочь твоей жене собрать урожай, чтобы он не сгнил и твоя семья не погибла от голода?
К чести Чарлза Данбери следует признать, что он покраснел от стыда.
– Неужели этот человек, добрый и благородный, вдруг ни с того ни с сего станет красть детей? В жизни своей не поверю! – От ярости Оливия дрожала. Она смерила толпу презрительным взглядом. – Я точно знаю, что граф весь день провел в Рэвенвуде, и могу это подтвердить! Так что вы не там ищете Люсинду и Колина!
– Она права, – проворчал чей-то пристыженный голос. – Граф не имеет никакого отношения к этому делу. Детей здесь нет. Они где-то в другом месте.
К нему присоединился другой голос... потом еще и еще.
Но Доминик ничего не слышал. Окаменев от изумления, он замер в седле, жадно ловя каждое слово, которое слетало с губ Оливии. Он слушал... и наконец услышал. Услышал то, что таилось глубоко в ее душе. Наконец он узнал правду... Как, спрашивал он себя, как она может отталкивать его и так самоотверженно кидаться на его защиту?!
Она любит его!
Просто сама еще не догадывается об этом.
