Текст книги "Любовь под луной"
Автор книги: Саманта Джеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)
Глава 21
Сознание возвращалось к Оливии медленно. Первое, что она почувствовала, была пульсирующая в затылке боль. В первый момент она не могла понять, где она, как здесь оказалась и почему под щекой у нее грубая поверхность пола. Память вернулась к ней внезапно. Прежде всего она изумилась тому, что все еще жива.
Оливия попыталась пошевелиться, но острая боль пронизала все ее тело. Руки, заломленные за спину, были туго перетянуты веревкой. Лицо ее передернулось, когда грубый жгут врезался в нежную кожу. Щиколотки Оливии тоже были предусмотрительно связаны.
– Итак, вы наконец пришли в себя, – раздался голос Гилмора.
Оливии пришлось напрячь глаза, чтобы разглядеть его: в комнате стоял полумрак. К тому же отвратительно пахло. В окнах не было стекол. Все они были заколочены снаружи широкими досками. Света, пробивавшегося в щели между ними, едва хватало, чтобы разглядеть помещение. Дождавшись, когда глаза немного привыкнут к темноте, Оливия повернула голову, даже не пытаясь скрыть, насколько ненавистен ей этот человек. Гилмор, кряхтя, протянул руку и попытался погладить ее по щеке. Не в силах скрыть омерзения, Оливия отдернула голову. Он рассмеялся скрипучим, злобным смехом.
– Наверное, ломаете себе голову, что это я затеял, а?
– Что ж, признаюсь, – кивнула Оливия. – Так это вы похитили детей, да?
– Умная девочка! – В глазах его сверкнул огонек.
– Зачем? Зачем вы пошли на это? – Страх леденил ее, но она храбро встретила его взгляд. – Дети ведь ничего вам не сделали! Зачем причинять им зло?
– А никто не причинил им никакого зла. И не причинит, уверяю вас, милочка, если, конечно, все пойдет как надо. А что до того, зачем я это сделал... Что ж... ребятишки сослужили мне службу, помогли заманить вас сюда. Если бы вы не помешали мне прошлой ночью, они уже были бы дома. Черт побери, мне ведь уже почти удалось убедить этих деревенских ослов, что именно он похитил детей!
– Он?
– Ваш цыганский граф! – с неприкрытой ненавистью выплюнул Гилмор.
– Стало быть, это вы пытались взвалить на него вину? – Во рту у Оливии пересохло.
– Конечно. И я бы смог их убедить... если бы не вы! – Губы его приподнялись в жуткой усмешке, больше похожей на волчий оскал. – Но нет! Вам понадобилось вмешаться, и вы все испортили! Вздумали его защищать! Господи, да они разорвали бы его на месте, если бы не вы! Цыганский ублюдок... свалился нам на голову, дьявол его забери! Как вы только не понимаете! А он-то... воображает себя графом! Задирает нос, считает себя выше нас, а сам-то, сам-то – грязный цыган! Ворона в павлиньих перьях! Да он недостоин лизать мои башмаки!
– Почему? – только и могла спросить она. – Почему вы так говорите? Только оттого, что он наполовину цыган?
– Он чужак! И все они тоже! О, я предупреждал его! Я просил его сделать так, чтобы они ушли, говорил, что он еще пожалеет, если не послушается! Но он остался глух к моим словам! Вот пусть и заплатит за это!
– Но вы, кажется, забыли, мистер Гилмор, что цыгане все-таки ушли. – Оливия изо всех сил старалась сохранять спокойствие.
– Да, но он... он остался!
– Почему вы его так ненавидите? – устало покачав головой, спросила она. – Он ведь ничего вам не сделал. Да и цыгане тоже!
– Неужели? Что ж, позвольте просветить вас на сей счет, мисс Шервуд. Они разрушили мою жизнь. И жизнь моего отца. И убили мою мать.
Оливия непонимающим взглядом уставилась на него.
– Да-да, мисс Шервуд. Думаете, я сошел с ума? Ничего подобного! Вам кажется, что вы знали меня всю жизнь, однако я не всегда жил в Стоунбридже. Нет, я родился на юге Англии, в Дорсете. Я был еще мальчиком, когда в наших местах остановился цыганский табор. Это случилось летом много лет назад. Как-то раз отец заехал туда. Позже он говорил матери, что пытался заставить их убраться из наших мест. Но это была ложь. Да, ложь, потому что все это время он валялся меж раздвинутых ног цыганской шлюхи!
Оливия судорожно сглотнула.
– Да, мисс Шервуд, я понимаю. Вижу, вы потрясены. Теперь представьте, что пережила моя мать, когда раз застала его в постели с этой тварью! Ужас, стыд терзали ее. Она поняла, что не сможет жить с этим. И знаете, что сделала тогда моя мать? Взяла нож и вонзила себе в сердце! Да, зрелище было незабываемое, уверяю вас! А хотите знать, как поступил после этого отец? Он запил. Пытался утопить в вине терзавшее его чувство вины. Что ж, надо признать, у него ушло не так уж много времени, чтобы упокоиться рядом с матерью. Так что не смейте защищать их! Все они одинаковы! Все они – воры и шлюхи! Господи, да что далеко ходить! Ведь и мать вашего драгоценного графа была шлюхой! Он сам – лучшее тому доказательство! Избавимся от него, и все вздохнут спокойней, сами увидите!
Оливии стало не по себе. Трагедия, искалечившая детство ни в чем не повинного ребенка, превратила его в человека, который уже не отличал хорошее от дурного.
Она инстинктивно попыталась отползти в сторону. Каждая черточка его почерневшего лица источала лютую злобу. От одного его вида Оливию бросило в дрожь. Только сейчас она поняла, что все было подстроено заранее. Колин с Люсиндой были не более чем приманкой, чтобы заманить в ловушку ее саму, а она должна была стать приманкой для Доминика.
– Господи помилуй, – слабым голосом прошептала она. – Неужели вы задумали убить его?
– А то как же! – насмешливо ухмыльнулся Гилмор. – Что, интересно узнать, каков мой план?
Оливия молча отвернулась, но в тесной комнатушке негде было укрыться, невозможно заглушить звук его голоса.
– На самом деле это очень просто, дорогая моя. Вы пришли за детьми, а он точно так же явится сюда за вами. О, поверьте, я догадался, что происходит между вами... догадался еще в тот день, когда вы умоляли помочь ему выбраться из реки. Дьявольщина, почему вы не дали ему утонуть, этому ублюдку? Я бы с радостью пощадил вас, Оливия, поверьте, но в тот день в моей голове будто сверкнула молния, и я понял, что между вами происходит! Позволить, чтобы вы принадлежали ему... чтобы вы так унизились...
Господи, да ваших родителей хватил бы удар! К тому же вы тоже виновны... Ведь он оставался здесь только из-за вас. Только из-за вас! Так что, сами понимаете, Оливия, было бы неправильно оставить вас в живых, верно?
При мысли о том, что скоро ей предстоит умереть, Оливия похолодела от страха. Этот сумасшедший убьет ее... А потом и Доминика.
– Думаю, завтра... да, скорее всего завтра... он придет сюда за вами. Но не один, а со мной! Да, я явлюсь сюда вместе с ним! А когда вы оба будете мертвы, объясню местным властям, что выследил его до этой сторожки, а потом обнаружил, что вы прячете здесь детей, которых похитили, а уж с какой целью, одному Богу известно! Естественно, я был вынужден стрелять, чтобы защитить себя и спасти детей! – Он разразился жутким лающим смехом, от которого по спине Оливии пополз холод. – Ну, как вам нравится мой план? Гениально, правда?
– Почему вы так ненавидите его? Он ведь вам ничего не сделал!
– А мне и не нужна особая причина! – Глаза Гилмора горели ненавистью. – Он цыган, и этого достаточно!
– Все равно вам не удастся остаться безнаказанным, – собрав последние силы, попьпвлась убедить адвоката Оливия. – Если Колин с Люсиндой видели вас...
– Но они меня не видели! Я был очень осторожен, знаете ли! Я хитер, очень хитер! Ни разу им не удалось увидеть моего лица: я всегда приносил им поесть в полной темноте.
– Где они?
На мгновение Оливии показалось, что Гилмор не решится рассказать ей. Но она ошиблась.
– Здесь, в этом доме. В соседней комнате. – Поднявшись на ноги, Гилмор злобно ухмыльнулся. – Что ж, мне пора, мисс Шервуд. Кстати, можете кричать сколько вашей душе угодно. – И снова он рассмеялся тем же отвратительным смехом. – Тут вас ни одна живая душа не услышит.
С этими словами он вышел из сторожки, и Оливия осталась одна. Снаружи послышался лязг замка: это Гилмор запер ее. Оливию охватило отчаяние. Надо что-то делать, твердила она про себя. Ей надо выбраться отсюда, прежде чем этому безумцу удастся привести в исполнение свой чудовищный план. День быстро угасал. Скоро будет совсем темно.
– Колин! Люсинда! – позвала она. И, затаив дыхание, прислушалась.
Ничего. Ни шороха, ни звука.
Оливия позвала снова, и вдруг... вдруг до нее донесся еле слышный звук. Ошибиться она не могла: неподалеку плакал ребенок.
Помещение, в котором лежала Оливия, было почти квадратным. Напротив полуразвалившегося очага виднелась лестница. И хотя Оливия лежала в неудобной позе, краем глаза ей удалось заметить в самой дальней от нее стене дверь. Она попыталась подняться на колени, но со связанными руками и щиколотками это оказалось непосильной задачей. Выбора у нее не было: пришлось, извиваясь, как червяк, перекатываться в ту сторону, откуда доносился плач. Оливия была до смерти рада уже тому, что детей не втащили наверх, не то ей пришлось бы взбираться по лестнице. А она очень сомневалась, что ей удалось бы это, пока она связана.
Она продвигалась вперед томительно медленно. Давно не мытый пол был завален грудами мусора. Что-то впилось Оливии в бедро, но она старалась не замечать этого. Плечи и руки ныли всякий раз, когда она перекатывалась на спину. Скоро туго стянутые запястья совсем онемели. К счастью, к этому времени она была уже у двери.
Оливия не сводила глаз с двери. Здесь была ее последняя надежда. В нижнем углу между дверью и косяком была широкая щель. Верхней петли не хватало. На первый взгляд дверь казалась не слишком прочной.
– Колин! Люсинда! – окликнула она. – Это я, мисс Шервуд! Вы меня слышите?
Плач оборвался.
– Мисс Шервуд! – услышала она дрожащий тоненький голосок. Потом он раздался уже у самой двери. Значит, они не связаны, слава тебе Господи! – Мисс Шервуд, где вы?
Люсинда!
– Я здесь, милая. Люсинда, послушай меня, дверь заперта?
– Да! – жалобно захныкала девочка. – Мы не можем выйти отсюда!
– Послушай, Люсинда, я сейчас попробую ее открыть. Возьми Колина и спрячьтесь в углу. Постарайтесь укрыться как можно дальше от двери, хорошо?
Неимоверным усилием воли Оливии удалось подняться на ноги. Она шаталась, как былинка на ветру, каждую минуту боясь свалиться на пол. Наконец, набрав полную грудь воздуха, Оливия навалилась плечом на косяк. Оставалось только надеяться, что дверь такая же ветхая, как и сам дом, и веса Оливии окажется достаточно, чтобы сорвать ее с петель.
Раздался оглушительный треск, и Оливия с радостью увидела, как оставшаяся петля отделилась от косяка и, беспомощно звякнув, упала на пол. Потом дверь медленно покачнулась и свалилась. Ликующий крик Оливии перешел в жалобный стон, когда она, не удержавшись на ногах, рухнула поверх двери.
Оглушенная, она некоторое время лежала, не в силах вздохнуть. Вдруг два маленьких трепещущих тельца прижались к ней с двух сторон.
– Мисс Шервуд!
– Мисс Шервуд, как вы нас нашли?
Оливия от облегчения чуть не заплакала: дети, похоже, целы и невредимы, хотя их испачканные мордашки были в потеках от слез.
– Люсинда, попробуй развязать мне руки, – попросила она.
Кивнув, девочка присела на корточки у нее за спиной, и Оливия почувствовала, как детские пальчики неловко теребят веревку, пытаясь справиться с узлами.
И вот наконец руки ее были свободны.
Оливия поморщилась: казалось, в нее впились мириады иголок. Она как следует растерла запястья, чтобы кровь вновь заструилась по венам, и взялась за веревку, стягивавшую ей щиколотки. Через мгновение и ноги ее были свободны. Протянув дрожащие руки к детям, Оливия почувствовала, как из глаз ее заструились слезы. В следующую минуту она уже, плача и смеясь, прижимала их к груди.
– С вами все в порядке? – снова и снова спрашивала она.
– Мы кричали... и кричали, а никто так и не пришел! – Пухлая нижняя губка Люсинды обиженно задрожала.
Крошечные брови Колина сошлись на переносице. По лицу было видно, что малыш вот-вот расплачется.
– Я хочу есть.
– Знаю, знаю, милые. – Оливия порывисто расцеловала их в макушки. – Но боюсь, придется немного подождать, прежде чем мы отыщем что-нибудь поесть. Думаю, первым делом нам надо убраться отсюда, и поскорее.
– А где мы? – задрожала Люсинда.
– В заброшенной охотничьей сторожке, где-то в самой чаще. – С трудом встав на ноги, Оливия взяла детей за руки, и они вернулись в то помещение, где она была прежде.
– Мне тут не нравится, – прошептал Колин, с испугу крепко вцепившись в ее юбку.
– Если нам повезет, скоро мы будем далеко отсюда. – Оливия ласково похлопала его по руке.
Увы, им не повезло. Оливия долго трясла и дергала входную дверь, но замок держался крепко. Да и сама дверь была сделана на совесть: сколько Оливия ни налегала на нее плечом, она даже не дрогнула. Оставив в покое дверь, она взялась за доски, которыми были забиты окна, но они тоже не поддались. В помещении не оказалось ничего, что она могла бы использовать как рычаг. К тому же солнце уже давно село, и в сторожке сгустился непроглядный мрак. Оливия не видела даже собственных рук.
От страха и отчаяния она всхлипнула. Что толку было обманывать и себя, и детей! Даже если бы по счастливой случайности им и удалось бы выбраться наружу, все равно было уже так темно, что Оливия вряд ли смогла бы отыскать дорогу из лесу. Кроме того, надо было подумать о детях. Если они заблудятся, это напугает их еще больше. Она лихорадочно вспоминала, что говорил Гилмор перед уходом. Завтра, сказал он, завтра Доминик придет за ней, и он, Гилмор, будет вместе с ним.
Может, и правда лучше. подождать до утра? А как только рассветет и станет чуть-чуть светлее, она попытается отыскать что-нибудь, чем можно отодрать эти проклятые доски. На этот раз им непременно повезет, и когда явится Гилмор, их уже тут не будет.
Еще раз обдумав все это, Оливия обернулась к детям и с трудом улыбнулась им дрожащей улыбкой.
– Боюсь, нам с вами придется подождать до утра, иначе мы не выберемся. Стало так темно, что я ничего не вижу.
Отыскав сравнительно чистый участок пола перед очагом, она решила устроиться на ночь. Оливия опустилась на пол и, привалившись спиной к стене, обняла детей. Дрожащая ручка Люсинды скользнула к ней в руку.
– Я рада, что вы здесь, с нами, мисс Шервуд. Колин и я... нам так страшно было одним!
Сердце Оливии сжалось от жалости.
– Но теперь вы ведь уже не одни, верно?
– Я хочу к маме, – прошептал Колин, уткнувшись головой ей в колени. Оливия ласково взъерошила ему волосы.
– Завтра, милый, завтра, – проговорила она, стараясь, чтобы голос ее звучал уверенно. Оставалось только молить Бога, чтобы слова ее оказались правдой.
Плечи у нее болели невыносимо. К тому же вскоре все тело затекло, но Оливия боялась шелохнуться, чтобы не разбудить спавших мирным сном детей. Во рту у нее до сих пор стоял отвратительный металлический привкус страха, но она поклялась сделать все возможное, чтобы дети не заметили, как она боится. Сейчас, когда оба так доверчиво прижимались к ней, в глазах у нее защипало. Слезы вперемешку с грязью, густым слоем покрывавшей ее лицо, потекли по щекам. Эмили скорее всего решит, что она просто задержалась в Рэвенвуде из-за работы. Если она не станет дожидаться Оливии и пораньше отправится в постель, как бывало и прежде, то, вполне вероятно, никто ее не хватится до утра. Но даже если сестра и поднимет тревогу, все равно никому в голову не придет искать ее в этом месте. На душе у нее стало тяжело. С унылым вздохом Оливия прислонилась головой к стене и закрыла глаза.
Как бы там ни было, сейчас им оставалось только ждать.
Эмили подошла к двери и выглянула наружу – наверное, не меньше чем в десятый раз за последнее время. Оно тянулось невыносимо долго. Оливии и прежде приходилось задерживаться, но еще никогда она не приходила так поздно. Эмили, не находя покоя, мерила шагами гостиную. Ею овладело предчувствие надвигающейся беды. Ничего подобного она прежде не испытывала и вначале даже пыталась смеяться над терзавшими ее страхами. Но сейчас она была уверена: случилось несчастье.
В конце концов, не вынеся ожидания, она схватила шаль и, накинув ее на плечи, снова приоткрыла дверь. Опасения за сестру пересилили ее страх за себя. Покрепче стянув шаль на груди, Эмили шагнула в ночь. Если повезет и она встретит Оливию на дороге, сестра, без сомнения, рассердится, что Эмили решилась отправиться в Рэвенвуд одна, да еще в темноте. Ну и пусть, упрямо решила она, пусть сердится, но дрожать от страха гораздо хуже. По крайней мере она будет знать, что с Оливией все в порядке.
Но Эмили так и не встретила Оливию по дороге, и с каждым шагом, который приближал ее к Рэвенвуду, на душе у нее становилось все тяжелее. Теперь она не сомневалась, что с Оливией стряслась беда.
Наконец перед ее глазами возник угрюмый силуэт древнего замка, казавшийся на фоне темно-синего неба почти черным. Только что поднявшаяся над горизонтом луна заливала его призрачным серебристым светом. Эмили дрожала с головы до ног, но не от холода. Спотыкаясь, она вскарабкалась по каменным ступеням массивной лестницы, которая вела к тяжелым двойным дверям. Пальцы ее коснулись блестящего медного молотка, и, собравшись с духом, Эмили громко постучала.
Эхо гулко отозвалось внутри. Неловко переминаясь с ноги на ногу, Эмили молча ждала. Конечно, думала она, не исключено, что все обитатели замка уже мирно спят и ей просто никто не откроет. Не в силах справиться с тревогой, Эмили снова схватилась за молоток. В эту минуту дверь широко распахнулась, и Эмили испуганно отпрянула. На пороге стоял седовласый джентльмен весьма почтенного вида, удивленно глядевший на нее.
– Прошу прощения, что врываюсь к вам так поздно, – поспешно пробормотала Эмили. – Меня зовут Эмили Шервуд. Я... я только хотела спросить, моя сестра еще здесь?
– Оливия? Так вы сестра Оливии Шервуд? – недоуменно переспросил он.
– Да, сэр. Видите ли, уже так поздно, и... к этому времени она всегда бывала дома... Вот я и подумала... вдруг она еще здесь...
– Не думаю, – покачал он головой.
Больше он не успел произнести ни слова. В дверях вдруг возник высокий мужчина с темными, почти черными волосами и ястребиным лицом. Во всем его облике сквозила такая властность, что Эмили безошибочно узнала в нем самого графа.
– Оливия? – отрывисто спросил он. – Вы ищете Оливию?
– Она давным-давно должна быть дома... – пролепетала Эмили дрожащим голосом.
Странное выражение появилось на лице темноволосого мужчины.
– Но она уже ушла... довольно давно, – ответил он.
Взгляды их на мгновение встретились, и каждый увидел в глазах другого отчаянный страх. Эмили с трудом проглотила вставший в горле комок.
– Тогда где же она?
– Не знаю, – угрюмо бросил он, – но будь я проклят, если не отыщу ее! – Вслед за этим Эмили помогли войти. Она услышала, как Доминик выкрикивает приказы сбежавшимся отовсюду слугам: – Франклин, позаботьтесь, чтобы для мисс Шервуд приготовили комнату. И пошлите кого-нибудь на конюшню оседлать Шторма, да поскорее! – Вспомнив об Эмили, он окинул ее взглядом. – Вы ведь останетесь, не так ли? Конечно, останетесь. Не хватало отпустить вас домой одну, да еще в такую темень!
Казалось, он успел подумать обо всем. И минуты не прошло, как все распоряжения были отданы и граф был готов уйти. Эмили, совершенно растерявшись, осталась стоять, где стояла. Оливия пропала, повторяла она бесцельно. Исчезла! Подоспевший вовремя Франклин осторожно подхватил ее под руку и повел наверх по лестнице.
– Сюда, мисс Шервуд. Постараемся устроить вас поудобнее. Если вам что-нибудь понадобится, только позвоните...
От этих волнений всё казалось странно нереальным. Голова у Эмили шла кругом, перед глазами все плыло. Сквозь шум в ушах до нее вдруг откуда-то снизу донесся низкий мужской голос:
– Позвольте я поеду с вами.
Эмили застыла. Она знала этот голос, знала, как свой собственный. Будто неведомая сила подхватила ее. Споткнувшись, она обернулась и посмотрела через плечо.
На фоне ярко освещенной двери вырисовывался силуэт высокого мужчины с темными волосами. Его лицо запечатлелось в памяти Эмили навсегда, но она не надеялась его когда-нибудь увидеть.
Андре...
Что-то всколыхнулось в ее душе. Достаточно было увидеть его, и борьба, которую она вела с собой, закончилась. Однако Андре, не заметив ее, собирался уйти. Не лучше ли позволить ему исчезнуть из ее жизни, промелькнула мгновенная мысль, но, с досадой отогнав ее, Эмили крикнула:
– Андре, подожди!
Он медленно обернулся, и глаза их встретились.
Эмили вихрем сбежала вниз по лестнице и, задохнувшись, остановилась в двух шагах от него.
Наступила тишина.
Никто из них не заметил, как сообразительный Франклин поспешил удалиться. Эмили сгорала от желания обхватить ладонями лицо Андре, коснуться руками плеч, груди, убедиться, что это действительно он, а не сон, не видение, которое тут же растает в воздухе при первом же прикосновении.
– Андре... это ты! А я... я даже не знала, что ты здесь! – с трудом пролепетала она. – Ты... уже здоров?
Он молча смотрел ей в глаза. Время неумолимо отсчитывало секунды. Эмили до боли стиснула руки, чтобы не дать воли слезам.
– Да, – коротко бросил он, наконец.
Лицо его было чужим, далеким. И в этом виновата была только она. Эмили знала, что ей некого винить, кроме себя.
Жгучий стыд комком подступил к горлу, из груди вырвался сдавленный стон. Она почти ничего не видела из-за пелены слез, которая застилала глаза. Андре легко коснулся ее лица, но рука его тут же упала.
– Не волнуйся за Оливию. Мы найдем ее.
– Я... я не поэтому... – Голос ее дрожал от едва сдерживаемых слез. – Господи, неужели ты не понимаешь? Это все из-за тебя! – Эмили готова была убить себя за то, что не могла найти нужных слов: все выходило таким плоским, невыразительным. – Мне... мне так стыдно. Прости, что обидела тебя! С радостью откусила бы себе язык, если бы могла! О, Андре, я... – Вдруг внутри ее будто прорвали плотину, и слова полились нескончаемым бурным потоком: – Я люблю тебя! Да, я знаю, что цыгане ведут кочевую жизнь. Но я прошу лишь подарить мне немного времени... сколько ты сможешь...
– Эмили! – дрогнувшим голосом прошептал он. И она оказалась в его объятиях. Впрочем, именно об этом она и мечтала. – Эмили, – повторил он, погрузив лицо в сияющий водопад волос, – я всегда буду возле тебя... если ты мне позволишь! – Сердце Эмили на мгновение остановилось, потом забилось тяжелыми глухими толчками. Откинув назад волосы, она заглянула ему в глаза. – Я люблю тебя, принцесса. Я всегда буду любить тебя.
Вихрь самых неожиданных чувств захлестнул Эмили с такой силой, что голова у нее закружилась.
– Ты хочешь сказать, что не уедешь? – дрожащим голосом переспросила она, боясь, что ослышалась. – Ты не вернешься в табор?
– Я никуда не уеду, – чуть слышно сказал он, хмуро улыбаясь. – Во всяком случае, без тебя. Я не смогу заставить тебя бросить дом и сестру. Мне ведь нечего дать тебе взамен. – Он заглянул ей в глаза и с улыбкой добавил: – Но я клянусь отдать тебе все, что у меня есть, если ты будешь со мной!
Эмили широко открыла глаза. Счастье переполняло ее. С тихим радостным криком она подняла к нему лицо, и губы их слились в бесконечно долгом поцелуе. Упиваясь блаженством, они позабыли обо всем. Вдруг рядом кто-то осторожно кашлянул.
Вспыхнув от смущения, Эмили обнаружила, что позади Андре стоит Доминик. Не выпуская Эмили из объятий, Андре тоже обернулся. Уголки губ Доминика поползли кверху.
– Я не обижусь, если ты решишь остаться, – тихо сказал он.
– Вместе нам удастся отыскать ее вдвое скорее, – возразил Андре. Повернувшись к Эмили, он торопливо поцеловал ее. – Постарайся поспать, – шепнул он.
Глаза Эмили потемнели. Стиснув руки, она умоляюще взглянула на них.
– Пожалуйста, будь осторожен... – Взгляд ее метнулся к Доминику. – Вы оба...
Еще один торопливый поцелуй, и они ушли.
К счастью, луна поднялась уже высоко, существенно облегчая им поиски. Поделив между собой пространство между Рэвенвудом и домом сестер, Доминик и Андре обыскали всю округу, захватив заодно и большую часть леса.
Но Оливии нигде не было.
Первые, еще слабые лучи солнца чуть позолотили восточную часть неба, когда Доминик резко натянул поводья, осадив своего жеребца на полпути между деревней и Рэвенвудом. Андре остановился рядом.
– Не могла же она раствориться в воздухе! – воскликнул он.
– Сначала дети, а теперь она. – Лицо Доминика окаменело. – Куда, к дьяволу, они могли подеваться?! – Обезумев от беспокойства, он клял себя последними словами. Хотя когда Оливия уходила, было еще светло, все равно Доминик во всем винил одного себя.
– Может, позвать на помощь местных фермеров? – предложил Андре.
Доминик угрюмо кивнул:
– Поеду в деревню и подниму тревогу... – Вдруг он осекся на полуслове, и глаза его сузились.
Люцифер, сопровождавший его всю ночь, рванулся вперед. Он застыл в стойке и отрывисто злобно залаял. Шерсть на холке вздыбилась, хвост был высоко поднят. Насторожив уши, пес оглянулся на хозяина и снова разразился лаем. Доминик озадаченно сдвинул брови.
– Какого дьявола?.. – Он тронул Шторма шпорами.
Словно обрадовавшись, что наконец привлек внимание хозяина, Люцифер снова залаял. Спешившись, Доминик подбежал к нему. – Что с тобой, Люцифер? – спросил он, положив руку на холку собаки. – Ты что-нибудь нашел?
Припав к земле, пес заскулил, ткнувшись носом в маленький клочок, лежавший на земле.
Доминик присел на корточки и увидел клочок льняного полотна, валявшийся в канаве у дороги. Протянув руку, он поднял его и поднес к глазам.
Брови его сдвинулись. Это был его носовой платок, в уголке которого были вышиты его инициалы – ДСБ. Неудивительно, что они не сразу заметили его. В темноте платок трудно было различить.
Доминик наморщил лоб. Неясное воспоминание мелькнуло у него в памяти. Господи помилуй, да ведь именно этот платок он оставил у нее в ту ночь, когда они впервые встретились! И случилось это как раз неподалеку, на той же дороге. Острая боль полоснула ножом по сердцу. «Оливия! – беззвучно позвал он. – Оливия, любимая, где же ты?» Голова его склонилась на грудь. Прижав платок к лицу, он жадно вдохнул. От платка пахло землей, листьями и... слабым, чуть заметным ароматом роз.
Доминик вздрогнул, как от удара. Люцифер, ожидая приказа, смотрел на него умными блестящими глазами. Вдруг пес заскулил, потянувшись носом к руке Доминика.
Разжав руку, тот дал ему обнюхать платок. Люцифер засопел, жадно принюхиваясь, потом коротко тявкнул и вскочил. Сделав широкий крут, он снова оглянулся на хозяина, словно понимая, что от него требуется. Доминик встал.
– Люцифер, – приказал он, – ищи Оливию! Ищи, Люцифер!
Гавкнув от нетерпения, пес рванулся вперед.
Доминик и Андре, вскочив в седла, устремились за ним.
