Текст книги "Женитьба дядюшки Жиля (СИ)"
Автор книги: Салма Кальк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– С удовольствием, – племянник не владел ни артефактами порталов, ни короткими путями, но у него хватало разума не отказываться от предлагаемой помощи.
– Увы, я не могу ничего сказать об ужине, – пожал плечами Жиль. – Жакетта сегодня на занятиях у Сен-Реми. Но мы можем послать за пирогами в таверну на площади, они там достаточно приличны.
– Мы можем послать в Пале-Вьевилль, – усмехнулся племянник. – Там только рады будут.
– Не остынет ли? – усомнился Жиль.
– Мы воспользуемся нашим преимуществом – где-то тут должен быть Орельен с его волшебным камнем.
Орельен нашёлся в библиотеке – вместе со своим слугой Ландри, таким же молодым балбесом, они читали книгу, кто бы мог подумать – о телесных трансформациях. То есть о том, как превратить кого-нибудь во что-нибудь. Или – в кого-нибудь другого. Полезное умение, но требующее немалых сил и изрядной концентрации, и если с первым у Орельена проблем не было, то со вторым – очень даже.
Впрочем, услышав предложение Лионеля, они всё равно что учуяли запах тех самых пирогов, подскочили оба и выразили немедленную готовность отправиться за едой – хоть в таверну на площади, хоть в Пале-Вьевилль.
В итоге ужин был собран общими усилиями – из таверны подогнали пироги с курятиной и с капустой, а от сестрицы Катрин – паштет из утки, говяжий бульон с лапшой и зеленью, свежий хлеб, корзинку персиков и варенье из слив. Попутно Орельен забрал Жакетту от наставника – правильно, нечего деве вечером одной по улице бродить. И у них вышел чудесный ужин – племянник рассказывал о том, как госпожа Мадлен с детьми осваивалась в его доме, Жакетта – об интересном случае из практики её наставника Сен-Реми, а Орельен – о том, что нужно для превращения в летучую мышь (и жабу, подсказывала, смеясь, Жакетта, и жабу). В жабу никого не превратили, а Лионель вскоре отбыл домой, пообещав прибыть чуть после рассвета.
Наутро из городского дома попали в Акон, в замке все было, как и раньше – хмуро, сыро и печально. Уже из Акона отправились в Безье, а там и впрямь нужно было появиться, потому что как раз застали остатки местного гарнизона бранящимися с кучкой неизвестных, желавших попасть внутрь под тем предлогом, что их якобы там ждут, и известий от них – ждут вдвойне. Пришлось шугануть пришельцев и стреножить их вожака – потому что стало очень любопытно, каких это известий ожидают, кто и от кого.
Впрочем, вожак оказался хлипким и рассказал всё быстро. Он был связным между покойным Антуаном де Безье и главой еретической армии принцем Маршем, должен был прибыть давно, но – портальной, да и никакой другой магией не владел, вот и припозднился. Новостей он, видимо, тоже не слушал, или не поверил, или принц Марш решил убедиться в случившемся сам – хотя бы при помощи своего лазутчика.
Конечно, это ещё один штрих к портрету покойного Антуана де Безье, но – уже не важно, по большому-то счёту. Еретиков посадили в подвал – до разбирательства, а пару самых на вид безобидных отправили обратно к их командиру, рассказать, что в Безье ловить нечего, кто бы ни стал волей короля следующим графом.
Ночевали в Аконе – там, всё же, было получше, чем в разорённом Безье. Кто бы ни стал следующим графом – ему придётся потрудиться, пока замок станет жилым и приличным, и хорошо, что это будет не Жиль де Роган никоим образом.
А вечером случился ещё один сюрприз. Юный де ла Мотт где-то пропадал, даже к ужину явился не сразу, а потом пришёл и сообщил: с Жилем-де желает переговорить его ещё один племянник и закадычный друг того де ла Мотта Анри де Роган. Да-да, тот самый, с которым спорили из-за Анжелики де Безье, и которому она предпочла Саважа. Более того, помянутый Анри готов либо прибыть в Акон сам, либо же приглашает Жиля навестить Лимей.
Звать в Акон человека, владения которого, по отзывам решительно всех, содержатся в идеальном порядке – не лучшая идея. Поэтому Жиль сказал, что готов навестить племянника в Лимее… например, завтра в обед, если это не нарушит никаких его планов.
Племянник передал через того же де ла Мотта, что – нет, не нарушит, и он будет рад встретиться, наконец, с родичем.
Жиль полночи ворочался с боку на бок, и не постель была тому виной – Жакетта заменила и перину, и подушки, и простыни были свежими. Что же скажет ему племянник, которому он, Жиль, создал множество трудностей без причины и на ровном месте? Не так уж ему на самом деле и нужен Лимей со всеми прилегающими владениями – слишком его много. Лимей не терпит соперников – он был первым и единственным в сердце отца, потом – брата Франсуа, и теперь – племянника Анри, не зря ж Анжелика ушла от него к намного более живому и дерзкому Саважу. Куда ему, Жилю, такой груз? И как теперь разрубить этот узел, ведь он сам призвал его величество в свидетели и судьи?
Из четверых племянников Жиля примечательными, на его взгляд, были двое – Лионель и помянутый Анри. Двое старших, Эжен и Этьен, были просто достойными продолжателями дела своего отца – оба отлично воевали. А вот двое младших…
Лионель, конечно, восхищал особо – он принял тот план судьбы, который предложил ему отец, не воспротивился, не взбунтовался, хотя – в его жизни много ограничений, которые не вдруг обойдёшь, и сжиться с ними можно только тогда, когда – принимаешь сердцем. Племянник принял, и выглядит счастливым человеком – как будто всё, что ему в жизни хочется, у него есть. Недоступное для Жиля умение, он бы не справился.
А второй племянник получил в очень юном возрасте огромные владения – и огромную ответственность. Жиль совершенно не был уверен в том, что живущие на его землях люди прилично к нему относятся. А если точно – знал, что кое-кто и плюёт вслед, и делает знак от сглаза, полагая его проклятым чернокнижником. А племяннику Анри, как он понимал, вслед никто не плюёт, ибо люди его сыты и довольны. И даже когда весной разбойники Антуана де Безье пакостили на его землях, Анри достойно вышел из положения – кому-то помогал с посевами, кому-то – лошадьми и семенами, и чем-то ещё – так рассказывали.
Нет, покуситься на Лимей было большой ошибкой Жиля, надо это признать. И откровенно сказать о том племяннику.
Но оказалось, что племянник Анри вовсе не настроен воевать с Жилем или мстить ему. Он был вежлив и спокоен, и говорил – решим всё по-родственному. Я не отдам вам Лимей, но – могу помочь в чём-нибудь другом. К тому же, он собирался жениться на ещё одной девице де Безье, имеющейся в природе – Антуанетте, кузине покойного Флориана, и таким образом, формально выполнял все условия выдуманного Жилем завещания.
Анри, несмотря на крайнюю молодость, характером был вылитый братец Франсуа – такой же строгий и сдержанный, но в отличие от него – умел иногда улыбаться, уже достижение. Интересно, сам такой вырос или кто научил? Он недавно сломал ногу, и Жакетта регулярно его навещала – лечила, что-то с той ногой делала, и Анри был Жакетте за это очень благодарен. И расспросил про посох Жиля – насколько с ним легче, чем без него.
Он также предложил Жилю прогулку по замку и владениям – если тот желает. Жиль подумал и понял – что желает. Посидеть на берегу озера, заглянуть в склеп к предкам, понюхать розы в саду. И выпить местного вина – виноградники Лимея, как и всё остальное, процветали.
С собой в Акон Жиль притащил корзину с бутылками того лимейского вина – и ощущение умиротворения и покоя, доселе невиданное. А всего-то надо было – навестить родича…
Через неделю пребывания в доме его преосвященства Лионеля Мадлен поняла, что такая жизнь ей очень нравится.
Ей не нужно было утром вскакивать с постели до рассвета – чтобы пойти на кухню и проверить, пекут ли хлеб и готовят ли завтрак с обедом. Хватит ли на сегодня запасов, всё ли хорошо с купленными и присланными из замка продуктами. И убирают ли комнаты. И вычищена ли конюшня. И готова ли одежда для мужчин и детей.
И на рассвете тоже не нужно было, потому что все, решительно все хозяйственные дела в этом доме делались без участия Мадлен.
Нет, в Пале-Вьевилль ей тоже не нужно было делать ничего, им даже комнаты убирали. Но там следовало являться к завтраку в оговорённое время, а до того нужно было разбудить девочек, накормить их и отправить на занятия Аделин и Мари.
Здесь же девочки просыпались первыми и приходили к Мадлен – все трое. Шарлотта радостно скакала по комнате и по кровати, Мари строила планы на день, Аделин ложилась досыпать у Мадлен под боком. В доме де Кресси тоже случалось так, что девочки приходили к ней утром – зимой, когда светало поздно, и она иногда позволяла себе поспать подольше – например, в праздники.
А теперь рано поднимавшаяся Одиль терпеливо дожидалась, пока Мадлен проснётся окончательно и позовёт её умываться и одеваться.
Завтрак подавали, когда требовалось. Он был достаточно прост и мог быть съеден без тщательной подготовки – хлеб с маслом, сыр, молоко для девочек, арро со сливками для Мадлен. Иногда им составляла компанию её величество Марго, которая нередко засиживалась ночью допоздна за какими-нибудь книгами, а потом спала до обеда. Её дама госпожа Жийона тоже ночами сидела – то ли над книгами, то ли вообще где-то на чердаке, а завтраком она обычно пренебрегала.
После завтрака наступало время полезных занятий. Читали с девочками книгу о приключениях хитрого лиса, который везде успевал и всех оставлял в дураках. То есть, читали по очереди Аделин и Мари, а Шарлотта слушала, а потом называла буквы и знакомые слова. Потом шили. Мадлен – новую сорочку, Мари – платье для куклы, Аделин с горем пополам удалось соблазнить новым вышитым чепчиком. Вообще в её годы девице уже полагалось вовсю рукодельничать, но – Аделин предпочитала магию.
Помня о словах его преосвященства, Мадлен попыталась рассказать дочери о той толике бытовой магии, которой владела сама. Почистить ткань от загрязнений, высушить, разгладить слежавшиеся складки. Собрать пыль со всей комнаты в одно место – чтобы не выискивать её по углам и полкам шкафов. Наложить заклинание от моли и другой вредной живности. Высушить и распутать мокрые после мытья волосы. Укрепить ветхую ткань сорочки, чтобы ещё некоторое время прослужила, например – на локтях. Затянуть маленькие дырочки – не более трёх-четырёх нитей, больше – уже только иглой. Зачаровать от сырости одежду и припасы.
Девочки слушали, открыв рты, Аделин же рвалась всё попробовать прямо сразу. Случившаяся как-то рядом во время такого занятия её величество тоже с интересом слушала, сидя рядом с Шарлоттой на лавке.
– Ничего себе, сколько вы всего умеете, госпожа Мадлен! – восхитилась королева Маргарита. – Слушая вас, я жалею, что мне не досталось от матушки никаких способностей.
Да, её величество Екатерина не смогла передать магические способности никому из детей. Правда, по слухам, она владела ментальной магией, а вовсе не бытовой. Ну да и для чего принцам и принцессам бытовая магия?
А Мадлен сама удивилась, сколько всего, оказывается, она совершает между делом, не обращая на то никакого внимания. Впрочем, в родительском доме на такое тоже не обращали внимания – матушка точно так же чистила отцовские плащи, штопала сорочки и чулки, мыла детей и сушила их после купания. И постепенно приобщала к этим делам дочерей – Мадлен и пятерых её старших сестёр. Никаких специальных учителей магии у них отродясь не водилось, просто девочек учила матушка, а Жанно – отец. Но Жанно в десять лет отдали в пажи графу Флери, могущественному боевому магу, сослуживцу отца и одному из командиров маршала Вьевилля, и дальше он учился всему где-то там, далеко. А Мадлен, как до того её сёстры, к семнадцати годам знала всё о том, что и как происходит в замке, от подвала до крыши. Матушка была сурова в обучении, но впоследствии, в замужней жизни Мадлен не раз вспоминала её науку добрым словом. Ибо если бы не та наука и не подвластная ей магия – то управляться с хозяйством де Кресси было бы ещё сложнее.
– Но мама, я ведь буду магом, зачем мне всё это знать? – спрашивала Аделин.
– А ты думаешь, у магов не бывает грязных и промокших плащей и рваных сорочек? – смеялась в ответ Мадлен.
Эх, услышала бы хоть от одной дочери такие слова её собственная матушка – и лентяйке несдобровало бы. Потому что подобные мысли почтенная графиня Саваж могла объяснить только ленью. И если подготовкой и прилежанием Мари она бы осталась довольна, то Аделин вряд ли дождалась бы от бабушки добрых слов, вдруг подумала Мадлен. Потому что принципы графини Шарлотты были нерушимыми: магия магией, а девочка должна уметь обиходить и обслужить себя, будущего мужа и будущих детей. А кто знает, повезёт ли девочке с мужем – так она и говорила. А вдруг муж погибнет? А вдруг муж увязнет в заговоре и потеряет всё? А вдруг муж окажется игроком и мотом? А у вас ведь дети, их нужно накормить, одеть и обучить – Мадлен показалось, что она снова слышит голос графини Шарлотты – через время и пространство. Наверное, после урока нужно будет связаться с ней по магической связи – узнать новости из Саважа и рассказать свои. Матушка была в курсе о вдовстве Мадлен и о том, что она находится под покровительством Вьевиллей. И о ране Жанно. Впрочем, услышав о той ране, матушка, ни секунды не сомневаясь, сказала – выберется, он у нас живучий. А на известие о свадьбе очень удивилась – сам-то Жанно не разбежался известить её о переменах в своей жизни, пришлось это делать Мадлен. Графиня Шарлотта была особенно довольна тем, что Жанно взял за себя богатую невесту – ну, говорила она, можно больше и не служить, с богатствами Безье не пропадёт. Мадлен не стала рассказывать, что с теми богатствами есть сложности – если Жанно захочет, то сам и расскажет.
А пока она обо всём этом думала, её девицы вместе с королевой взяли льняной лоскут, извозили его в пыли – где только нашли, и чистили магическим способом. И что-то там у них, кажется, выходило, лоскут становился белым прямо на глазах – так что наука пошла впрок.
И когда они добились первозданной белизны, можно было похвалить Аделин и помощниц, и разрешить детям пойти поиграть во двор.
Впрочем, пошли туда все вместе, и по дороге её величество добыла где-то и прихватила с собой госпожу Жийону. Погода который день стояла отличная, тёплая и солнечная, а во дворе трое из четверых детей господина управляющего гоняли большой кожаный мячик. Обычно с ними не играла старшая девочка, Сесиль – говорила, она уже слишком большая для таких глупостей. Впрочем, мальчик Жак был ещё старше неё, но гонять по двору мяч не отказывался, как и младшие дети.
Девицы тут же включились в игру, потом кто-то кинул мячик в госпожу Жийону, и она легко отбила его, не касаясь – одной лишь магической силой. Аделин это очень понравилось, она принялась пробовать так же, в итоге в игру втянули и королеву, и саму Мадлен. Кто бы мог подумать, что она снова, как в родном замке, будет бегать по двору с мячиком!
Дети радостно вопили, взрослые смеялись, и никто не заметил хозяина дома, появившегося из башни тихо, как большой кот на мягких лапах. Первой его углядела королева, подбежала, улыбаясь, и обняла, и что-то шепнула на ухо. Мадлен с Жийоной переглянулись, отряхнулись немного и тоже подошли поздороваться, Мадлен ещё и чепец упавший не смогла найти.
– Как хорошо, что вы нашли время нас навестить, кузен, – говорила Маргарита.
– Да, привёз вам гостя, он, надеюсь, вас немного развлечёт, – усмехнулся его преосвященство.
Мадлен повернулась – оказывается, рядом стоял хромой принц. И о ужас, держал в руках её упавший чепец! Впрочем, он радостно ей улыбнулся и протянул найденную вещь.
– Доброго вам дня, госпожа Мадлен. Сдаётся мне, это ваше, ни у кого больше я не встречал такой изящной вышивки.
– Благодарю, ваше высочество, – Мадлен сделала положенный по этикету реверанс.
И что теперь будет?
А ничего не было. Принц вручил Мадлен чепец – с не слишком изящным, но вежливым поклоном, поздоровался с королевой Маргаритой, приветствовал госпожу Жийону.
– Госпожа де Нериньяк, вы ведь внучка маршала Шамбора? – спросил он у Жийоны.
– Да, ваше высочество, – кивнула Жийона, – верно. Вы были знакомы?
– К моему удовольствию, – кивнул принц. – Это был выдающийся человек, и военный тоже выдающийся.
– О, благодарю. Рада, что вы о нём так думаете, – надо же, госпожа Жийона умеет улыбаться!
Тем временем три девицы Мадлен подбежали, обступили её с боков и сзади и настороженно глядели на принца.
– Здравствуйте, милые барышни, – поклонился им принц.
Девицы встали, как подобает, и произнесли положенные слова приветствия. И после чего уже все просто пошли в дом, а там госпожа Симона командовала сервировкой стола к обеду.
– А давайте переоденемся к обеду, раз у нас гость, – заговорщически прошептала королева Маргарита.
Жийона усмехнулась, а Мадлен задумалась – правда переодеться, что ли? Хотя бы в старое придворное платье, которое с негодованием отвергла её высочество Катрин? Оно тёмно-бордовое, и не такое торжественное, как платье от той же принцессы, и принцесса потом наотрез отказалась принять его обратно, сказав, что это подарок, и точка.
Мадлен поднялась на третий этаж и передала девочек в руки Николь и Луизы – с наказом тоже переодеть их к обеду. Они с утра и по полу ползали, и на улице падали то на землю, то в траву, в таком виде за стол нельзя. А потом позвала Одиль – помочь переодеться ей самой.
– Кто ж это вас надоумил-то, неужели его преосвящество, буду поминать его в своих молитвах, – ворчала Одиль.
– Он пригласил гостя, и её величество сказала – всем переодеться к обеду, – пожала плечами Мадлен.
– Если даже и так, – не стала спорить Одиль. – Её я тоже помяну.
Платье хорошо лежало в сундуке, и было переложено льняными вышитыми мешочками с ароматными травами – ещё прошлым летом матушка присылала из Саважа. Там они растут в горных долинах над замком, и в начале лета, когда горные луга цветут, их нужно собирать – на целый год вперёд, чтобы переложить постель, скатерти с салфетками и одежду.
Было время, Мадлен тоже ходила собирать травы – и ароматные, и лечебные, в горах хватало всяких. Её острый нюх позволял найти всё нужное быстро, поэтому в тёплые летние деньки можно было совершенно спокойно сбежать от домашних обязанностей. Конечно, графских дочерей никто не отпускал в лес и горы в одиночку – всегда с ними шёл кто-то из старшей прислуги и люди отца. Мадлен обычно сопровождал Робер – парень на пару лет постарше её самой, младший сын младшего сына, которому ничего не светило в родном доме, и его отдали в учение, а потом и на службу к графу Саважу. Он был темноволос и пронзительно зеленоглаз, и всё время смеялся, он не был магом, но лучше всех фехтовал и метко стрелял. О нет, он не позволял себе ничего по отношению к Мадлен, но его взгляд служил ей своего рода дополнительной защитой и опорой, а его рука была рядом на горной тропинке или на крутой лестнице. Он неплохо играл на гитаре и пел – было, у кого поучиться, и всегда смотрел на Мадлен поверх корпуса инструмента – глаза его сияли, и казалось, что поёт он для неё. Впрочем, может быть, так и было. На её свадьбе он был мрачен, но не сказал ни слова – наверное, думал о том, что не может предложить ей ничего, поскольку Ангерран де Кресси всё же был старшим в роду, и сын его, если родится, тоже будет старшим в роду.
Мечтала ли Мадлен о нём? Наверное, это называется так. Но – только лишь мечтала, робко и несмело.
А потом Жанно рассказал, что Робер погиб, защищая отца – в той же засаде, где оборвалась жизнь графа Саважа. И добавил, что они с Ли, Анри и Орельеном отомстили за всех погибших. Да, всё правильно, но…
Сейчас же Мадлен с удивлением поняла, что какое-то схожее с тем, давним, ощущение она поймала в обществе хромого принца – когда он не пожирал её глазами и не нюхал её рук, а просто был рядом. Например, говорил с кем-нибудь на том злосчастном празднике у Вьевиллей, держа её руку, или – когда запускал в ночное небо огни фейерверка. Рядом с ним было спокойно – как с Робером или как с Жанно. И наверное, враги разбегаются от одного его имени…
От де Кресси враги не разбегались. Да серьёзных врагов там и не было, потому что они слишком незначительны сами по себе, а если и пытаются куда-нибудь пробиться, то всем им, кроме, разве что, Жан-Люка, недостаёт силы. Уверенности, напора. Это дома Ангерран мог орать, что при дворе все сплошь дураки и трусы, а когда случалось бывать во дворце – то вёл себя тише воды, ниже травы. И когда однажды, вскоре после свадьбы, с Мадлен заговорил кто-то из приближённых короля, и она ответила, и даже улыбнулась, то во дворце Ангерран стелился перед тем человеком низко-низко, а дома надавал ей пощёчин. Потому что – нечего разговаривать с чужими мужчинами. И потом вообще не брал её ко двору, а потом она понесла, и все надеялись на сына… но родилась Аделин. Здоровой дочери оказалось недостаточно – как же, нужен наследник! А ты, мил друг, вообще смотрел, кого брал в жёны – не зря у Мадлен пять сестёр, и у матушки их было тоже не то пять, не то шесть, и у бабушки. Но доводы рассудка оказались не для Ангеррана.
После третьей дочери Мадлен поняла, что вообще не хочет больше рожать детей этому человеку. И вспомнила материнскую науку – что сделать, чтобы не беременеть. Денег в семье почти нет, этих бы детей вырастить и обеспечить, чтобы не пришлось выдавать замуж так же, как её саму, лишь бы взяли!
А потом вернулся Жанно. Они встретились при дворе – где же ещё? Она не поняла сначала, кто окликнул её – они не виделись десять лет, он уезжал мальчишкой, да и ей было тринадцать, а теперь – ему двадцать, ей – двадцать три, уже совсем взрослые. Но он был – вылитый отец, хоть и сильно моложе, и прекрасен, как волшебник из сказки. Да он и был волшебником из сказки, и ещё бесстрашным воином! Он сказал что-то друзьям – там был и его преосвященство Лионель, и принц Анри де Роган, и кто-то ещё – подбежал к Мадлен, обхватил её и закружил прямо в дворцовом коридоре. И она смеялась и плакала разом – Жанно нашёлся, Жанно вернулся, это же чудесно!
Они стояли, держась за руки, и наперебой говорили друг другу – что с ними было, где они были и как они теперь живут, когда подошёл Ангерран и больно дёрнул Мадлен за плечо. И грязно выругался. И наверное, сделал бы что-нибудь ещё, но Жанно с нехорошей усмешкой взял его за руку и вывернул так, что у того глаза на лоб полезли.
– Что это за животное, Мадлен? Неужели твой муж?
Она могла только кивнуть. Ангерран, правда, попытался что-то сказать о том, что Мадлен ведёт себя неподобающим образом, но Жанно только усмехнулся. Я, мол, её брат, сын и наследник графа Саважа, а ты кто?
Подтянулись братья Ангеррана, но Жанно отсёк их пляшущим по мраморному полу огненным полукругом. С другой стороны подлетел высокий худой парень, сероглазый блондин, он радостно потирал руки и спрашивал – что, господин Жанно, наконец-то будем драться? А то я уже соскучился! А другие друзья Жанно – все эти невозможно важные Вьевилли и Роганы – тоже подошли и смотрели на всё происходящее с усмешечками. Мадлен уже потом узнала, что его преосвященство Лионель служил с Жанно и на суше, и на море, а остальные уже по их возвращению успели пару раз побить еретиков с ним за компанию – и знали, на что он способен, а братья де Кресси – не знали.
Жанно тогда её спросил прямо в лоб – Мадлен, может ты уже станешь вдовой, и мы найдём тебе кого получше? Мадлен просто испугалась – как так, это же отец её детей. Так и сказала. Да и не особо она понимала, как это – когда получше. Просто попросила отпустить Ангеррана, и Жанно отпустил, но велел обещать, что тот будет относиться к ней, Мадлен, как подобает относиться к супруге, которая мало того, что сама по себе из достойной семьи, так ещё и мать его детей. И Ангерран послушался – хоть Жанно и был ниже его на голову и младше почти на два десятка лет. Но – способ Жанно объяснять, что и как в этой жизни, внушил ему уважение. К тому же, за спиной Жанно маячили фигуры Роганов и Вьевиллей, и бог знает, кого ещё.
С тех пор жизнь Мадлен стала намного проще, потому что братья де Кресси Жанно боялись. О нет, иногда они, всё же, зарывались, особенно Ангерран или Жан-Люк. Но Жанно им так и сказал – я же всё равно узнаю и приду. И мы посмотрим, кто прав.
А теперь Мадлен вдруг поняла, что могло быть иначе. Если бы родители не поторопились – а вдруг нашёлся бы другой жених? Не как Жанно или отец, таких не бывает, но – и не как Ангерран де Кресси?
Но тогда у неё были бы другие дети. А девочки получились просто замечательные.
Аделин напоминала Жанно в детстве. Была бы мальчиком – вышла бы точной копией. Мадлен даже казалось, что у старшей дочки с годами светлеют глаза, и из обычных вишнёво-карих становятся жёлтыми, кошачьими – как у Саважей-мужчин.
Мари была похожа на саму Мадлен в таком возрасте. Сдержанная, рассудительная и уже умеющая управляться с иголкой.
А непосредственная Шарлотта смеялась так же заразительно, как сестричка Мари.
Мадлен глянула на себя в небольшое зеркальце, поблагодарила Одиль за причёску и пошла за замечательными девочками – чтобы вместе с ними спуститься к обеду.
Конечно, Жиль знал, что в доме Лионеля прячется от родных мужа и от прочих врагов госпожа Мадлен, но увидеть её прямо сразу, да ещё и не чинно сидящей и смотрящей в пол, а смеющейся и играющей с детьми – оказалось как-то слишком сильно, он даже глаза прикрыл. Какая же она красавица, и как вовремя подох говнюк де Кресси! О нет, у Жиля не было и не будет добрых слов для этого человека, и ещё – для родителей Мадлен, которые устроили ей такой брак.
Но де Кресси больше нет, а Мадлен – есть. Живая и прекрасная. И дочки у неё довольно милые, когда не говорят чудовищных вещей, которые где-то подслушали. Вот, например, сейчас – когда бегают по двору за мячиком и смеются – очень даже ничего.
Ему захотелось что-нибудь для них вытворить – ну там, фейерверк, живую картину с невиданными зверями, или что там ещё можно выдумать, но он вздохнул про себя, и решил не торопиться. Зато поднял упавший на траву вышитый чепец – явно с медовой головы его строптивой красавицы, кто ещё такой вышьет и наденет?
Тем временем бегавшая тут же с детьми племянница Маргарита радостно приветствовала племянника Лионеля, и две другие дамы тоже подошли поздороваться. Жилю стоило изрядных усилий никак не дотрагиваться до столь приятной ему особы – а только лишь поклониться. И вернуть ей потерянную вещь. Не стоит торопиться, всему свой черёд.
Зато можно было переброситься парой слов с, как он понимал, дамой королевы Маргариты. Жиль встречал эту особу при дворе, и ни за что бы не заподозрил, что она умеет играть с детьми и улыбаться. Однако же – особа всё это умела. Более того, улыбка напомнила ему о давнем знакомстве с выдающимся человеком, вместе с которым Жилю довелось провернуть пару интересных дел, давно, ещё до великого путешествия на Юг и Восток. Дама при упоминании родича оживилась и одарила Жиля улыбкой – весьма своеобразной, ну да если сила у дамы – от дедушки, то того своеобразия там хоть отбавляй. Нет, Жилю бы что-нибудь, чуть менее экзотичное – например, даму из семьи Саваж.
За истекшую неделю Жиль окончательно убедился, что никакая другая дама, кроме госпожи Мадлен, ему не интересна, не подходит и, очевидно – не нужна.
Придворные его величества Карла Девятого были готовы предложить ему своих дочерей, племянниц, вдовых кузин, тёток и прочих близких и дальних родственниц – по отдельности и вместе, только выбирай. Да вот только на лицах этих родственниц не было даже того вежливо-спокойного выражения, которое всегда отличало госпожу Мадлен. Они смотрели в сторону, чтобы не показать… разочарования? Отвращения? В общем, Жиль не испытывал желания узнать, что там, на самом-то деле. Очевидно, там есть желание стать одной из Роганов и получить доступ к некоторому имуществу, тут, правда, Жиль внутренне ухмылялся – видели бы они то имущество, были бы поспокойнее. В общем, благородные дамы ему никак не годились.
Пока он всю последнюю неделю болтался по своим владениям, то поглядывал прицельно на встреченных женщин – кто там у него вообще живёт-то? Оказалось – много кто. И маги, и просто люди. И даже встречались свободные – как юные девы, так и взрослые женщины. Вдовы и дочери торговцев, ремесленников, крестьян – в конце концов. Но ни в ком не нашёл он той утончённости, какую видел в госпоже Мадлен. Ей бы он отдал в руки и Акон, и городской дом – без страха, как Жакетте. Только вот… она не желала брать.
Но оставался шанс, что – причина в другом. Может быть, там дело вообще не в нём, а в каких-то обстоятельствах её жизни, о которых он ничего не знает? Может быть, её нужно просто приучить к себе, как он когда-то приучал матушку его милости Котальдо, она была той ещё независимой особой? И её нельзя было сгрести в охапку и унести, как обычную кошку, потому что там такие зубы и когти, что живым не уйдёт никто, только уговаривать. Может быть, госпожу Мадлен можно убедить в своей безопасности и уговорить?
И поэтому как только возникла мысль, которую нужно было обсудить с племянником-преосвященством, прежде чем нести её куда-то дальше, Жиль решил напроситься в гости. Не говорить о госпоже Мадлен ни слова, только о деле. Дело-то вправду есть, и требует внимания. Племянник глянул хитро – и пригласил на следующий день составить ему компанию. Правда, доставкой на место вновь занимался де ла Мотт, но у него судьба такая.
И вот все они собрались за обеденным столом – небольшим и круглым, и взрослые, и дети. Госпожа Мадлен надела что-то очень милое и оказавшееся ей очень к лицу – Жиль никогда не разбирался во всех этих бесчисленных предметах, которые дамы надевают на себя для красоты. Точнее, понимал, как помочь даме со всем этим расстаться, и не более. И сейчас ему оставалось только поглядывать на неё – он надеялся, что делает это не слишком заметно, а она сидела как раз напротив него, между младшими детьми, и больше следила за ними, чем ела сама. Правда, вскоре дети запросились наружу и были отпущены, и госпожа Мадлен проводила их до двери и вернулась с улыбкой, и он улыбнулся ей в ответ – и она не отвела взгляда, и это была маленькая, но победа.
– Вам не скучно в этом уединённом доме, госпожа Мадлен? – решился спросить он.
– О нет, ваше высочество, не скучно, – надо же, снова улыбка. – Наверное, мне никогда не бывает скучно.
Хорошо, не улыбка, а намёк на улыбку, обещание улыбки. Но – уже что-то. И вообще за ту неделю, что госпожа Мадлен здесь, она стала спокойнее и чаще смотрит по сторонам, а не только в пол, на обтянутые юбкой колени или на детей.
