Текст книги "Зеленые глаза Баст"

Автор книги: Сакс Ромер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Глава 21. СНОВА В ЛОНДОНЕ

– Полиция неожиданно изменила свое отношение к Эрику, – сказала Изобель. – Это никак не связано с новыми сведениями, добытыми вами или инспектором Гаттоном в Фрайарз-Парке?

– Не могу этого утверждать, – ответил я. – Как я уже говорил, мы узнали кое-что новое, но пока эти улики прямо не укажут на преступника, чья личность пока что считается неустановленной, я, к сожалению, не могу сказать, что наши находки обеляют Каверли перед законом.

С первой минуты нашей встречи я заметил, что Изобель выглядит очень усталой. В ее глазах застыла жалобная мольба о помощи, как ножом по сердцу полоснувшая меня в утро после трагедии. Ей было откровенно не по себе, хотя этому как раз и не приходилось удивляться. Накануне в газетах (по-моему, не без участия Гаттона) промелькнуло туманное и сжатое сообщение о том, что сэр Эрик Каверли добровольно дал показания, благодаря которым кардинально поменялся ход расследования. Известие, конечно, чрезвычайно заинтересовало публику, напрасно ждавшую подробностей. Мой визит в Аппер-Кросслиз завершился столь бурно и внезапно, что Гаттон, полагаю, просто забыл упомянуть об этом; но я не сомневался, что краткое сообщение попало в прессу именно из Скотланд-Ярда.

Я совершенно не понимал, зачем мой друг распространил это известие, но ожидал увидеться с ним чуть позже и получить объяснение его новой тактики.

Много часов утекло с тех пор, как автомобиль помчал меня в Лондон, оставляя позади ночное зарево пожара в Белл-Хаусе и чернеющие на огненном фоне ели вокруг таинственной цитадели доктора Дамара Грифа. Я знал, как рассчитывал Гаттон на тщательный обыск жилища евразийца: было невозможно забыть ярость инспектора при ви-де поднявшихся над вершинами деревьев языков пламени, возвестивших крах его планов.

Пожар послужил хитрому полукровке завесой для побега. Все силы были брошены на поимку Грифа. Гаттон, вдохновляясь неведомыми надеждами, устремился к горящему Белл-Хаусу; тем временем я в компании сержанта Блайза (по-видимому, виновника фиаско) на полицейской машине преследовал доктора.

Невзирая на принятые меры, беглецу удалось скрыться, и мы с Блайзом добрались до Лондона, ни разу не увидев автомобиль Дамара Грифа.

Утро не принесло никаких новостей; я сгорал от любопытства, но на время потерял всякую связь с Гаттоном. Наконец, в первом часу дня, я получил телеграмму:

Попытайтесь убедить сэра Эрика прийти к вам сегодня в восемь. Встречу его у вас. Гаттон

Я был рад делать что угодно, лишь бы не сидеть на месте, и тут же направился в апартаменты Каверли. Дома его не оказалось. Оставив ему записку, я поспешил в квартиру Изобель, надеясь найти его там. Но и здесь Эрика не было; оставалось лишь надеяться, что домой он вернется достаточно рано и успеет вовремя явиться ко мне. В том, что у Гаттона имелся веский повод для встречи, я не сомневался.

Мы с инспектором сошлись на мысли, что доктор Да-мар Гриф являлся соучастником убийства сэра Маркуса, если не самолично расправился с ним. Во всяком случае, доктор показал зубы: в первый раз, когда велел слуге-ну-бийцу напасть на меня; во второй, когда выпустил газовый снаряд (теперь мы это точно знали) с башни Фрайарз-Пар-ка в мою комнату в «Эбби-Инн». Он возненавидел меня и явно считал, что пока я жив, его существованию будет грозить опасность.

Его отношение ко мне могло быть объяснено двумя причинами: либо я в своем расследовании близко подошел к раскрытию тайны, либо загадочная соратница доктора, обладательница зеленых глаз, так заинтересовалась мной, что могла, по мнению евразийца, рано или поздно выдать преступников. Мне было ясно, что эти странные обитатели Аппер-Кросслиз и являлись преступниками, которых разыскивал Новый Скотланд-Ярд, но связать их опасную деятельность с расследуемым убийством по-прежнему представлялось затруднительным.

Трудно было предположить, что сэра Эрика, нового баронета, доктора и его предполагаемую спутницу связывали какие-то отношения; с другой стороны, ничто не доказывало, что подобных отношений не могло быть.

Мне безумно хотелось утешить Изобель, ни днем, ни ночью не находившую себе места и пребывавшую в жутком беспокойстве; но пусть я сам был убежден, что Каверли непричастен к убийству, я не мог, положа руку на сердце, сказать ей, что его невиновность доказана и он чист перед законом.

– Если бы только он отступился и прервал свое нелепое молчание, – вдруг произнесла Изобель. – Это, конечно, сразу рассеяло бы смехотворные подозрения некоторых лиц. Но каждый его шаг после той ночной трагедии лишь усиливает недоверие к нему.

Она сидела на диване и смотрела на меня, сцепив руки на коленях.

– Вы говорите о каких-то новых его поступках, о чем-то, что мне неизвестно? – спросил я.

Она медленно кивнула и сказала:

– Да, но расскажу вам по секрету, инспектор Гаттон не должен ничего узнать.

– Пожалуйста, продолжайте. Вы ведь не думаете, что у меня есть иные цели, кроме оправдания Каверли в глазах полиции и общественности? – сказал я.

– Ну хорошо, – запинаясь, произнесла она. – Вчера вечером Эрик передал мне копию заявления, которое, как он заверил, снимет с него все подозрения. Но при этом он поставил невероятное условие.

– Какое? – с интересом спросил я.

– Заявление можно будет предъявить только в случае наихудшего развития событий!

– О чем вы? Например, если его станут судить за убийство?

Изобель кивнула.

– По-моему, так, – грустно подтвердила она. – Вам тоже это кажется безумием?

– Совершенным! – согласился я. – Если он в состоянии обеспечить себе алиби, почему бы не представить его сейчас, покончив с этим неприглядным делом?

– Именно так я ему и сказала, но он был непреклонен, к тому же ужасно разозлился и разволновался. Я побоялась давить на него, поэтому, конечно… – она разочарованно пожала плечами.

Не эгоистическая ли радость овладела мной, когда я заметил, что Изобель говорит о Каверли, едва сдерживая раздражение? Думаю, так и было и, вероятно, оправдания мне нет. Я открыто пишу о своих чувствах, стремясь быть честным как с собой, так и с другими. Тем не менее, в самом ближайшем будущем мне пришлось пожалеть о том, что я в этот момент испытывал к Каверли. Но откуда было мне знать, в простительной для человека слепоте душевной, что его невиновность вскоре будет явлена миру иным образом и не потребует обнародования документа, который он с таким необычным условием доверил Изобель?

За исключением телеграммы, я ничего не слышал от Гаттона и мог лишь предполагать, что на пожарище Белл-Хауса он не нашел ничего достаточно важного. Без сомнения, он оповещал о своих действиях Скотланд-Ярд, но до сих пор его открытия не привели ни к каким арестам, что говорило само за себя.

Последняя моя статья для «Планеты» скорее напоминала сбивчивое эссе, чем новостное сообщение, хотя я и постарался оживить рассуждения подобием отчета о расследовании в Аппер-Кросслиз. Стоило мне занести перо над бумагой, как я осознал, что описание своеобразной атмосферы, царящей в неестественно пустынной деревне, с трудом укладывалось в привычную газетную заметку. Вдобавок, по просьбе Гаттона, я с большой осмотрительностью вдавался в подробности двух покушений на мою жизнь, предпринятых смуглокожим доктором.

Как я успел упомянуть, мольба в глазах Изобель глубоко ранила меня, но я мало что мог предложить в утешение. В этих обстоятельствах, думаю, меня несомненно поймут, когда я скажу, что в конце концов покинул ее дом со странным чувством облегчения. Мечтать о праве осушить женские слезы так, как это может сделать лишь возлюбленный, и подозревать, что эта сладкая привилегия могла быть некогда дарована вам при первой же просьбе – пытка, какую не вынесет ни одно сердце.

Нетерпеливо ожидая вестей от Гаттона, я отправился в сначала в редакцию «Планеты», затем пообедал в клубе и вернулся обратно. Так ничего и не узнав, я собрался домой. Когда я, проходя по главной улице сросшейся с городом деревни, миновал полицейскую караулку, в которой (если говорить о моей роли в этой истории) разыгрались первые сцены драмы, перед моим мысленным взором вдруг промелькнули все странные и трагические события, что обрушились на меня в столь краткий срок.

Как и в ту ночь, когда я впервые увидел зеленые глаза таинственной женщины, на посту стоял полицейский, но он не был знаком мне, и я, погрузившись в размышления, побрел дальше, к Ред-Хаусу, чей заброшенный вид пробудил новые и более кошмарные видения.

Сегодня у дома не было зевак: ажиотаж вокруг убийства пошел на спад, и у ворот я даже не заметил охраны. Это подсказало мне, что обыск особняка был завершен и полиция не питала надежд обнаружить что-либо новое.

Дома меня встретил Коутс и немедленно сообщил, что час назад из Кросслиз звонил Гаттон, который пообещал связаться со мной по прибытии в Лондон. Это обнадеживало, и я пожалел лишь о том, что не оказался на месте и не переговорил с ним лично.

– Около трех также звонил сэр Эрик Каверли, – продолжал Коутс. – Он сказал, что зайдет вечером в восемь, как вы и просили.

Я глянул на бывшего военного, стоявшего навытяжку в дверном проеме.

– Хорошо. Это все? – произнес я.

– Больше сообщений не было, сэр, – отрапортовал он.

Я, глубоко задумавшись, прошел в кабинет, остановился у открытого окна и стал внимательно рассматривать обсаженную деревьями дорогу, отныне и навсегда связанную с воспоминаниями о самых темных тайнах трагедии, в которую я оказался втянут столь неожиданным образом.

Мне было известно, что у Гаттона имелась своя теория: он считал, что выбор Ред-Хауса для осуществления ужасного плана был отнюдь не случаен, а продиктован удобством расположения дома с точки зрения убийцы. Короче говоря, он полагал, что лондонский штаб преступника – то есть, как мы были убеждены, доктора Дамара Грифа – находился где-то по соседству!

Этот поразительный вывод основывался, по моему мнению, на довольно шатких предпосылках и тем не менее тревожил меня. Самые зловещие проявления сверхъестественного зеленоглазого создания (я не мог заставить себя считать его женщиной и вообще не думал о нем как о человеке) были связаны с темнотой, которую так любят кошки; признаюсь, я с некоторым беспокойством ожидал наступления ночи. Мои страхи, несомненно, только разожгло воспоминание о последних словах Гаттона, сказанных инспектором перед моим отъездом из Аппер-Кросслиз:

«Их логово во Фрайарз-Парке разрушено, мистер Аддисон, и им придется скрываться в ином пристанище, пока нам неизвестном, том самом, где они прятались, когда разрабатывали сложный план убийства сэра Маркуса. Единственной альтернативой является бегство за границу, но Управление уголовных расследований настороже и такой исход практически невозможен, особенно если вспомнить о приметной внешности доктора Дамара Грифа. Конечно, они могут обосноваться где угодно, но я склонен думать, что они отправятся в Лондон».

Я догадался, что известие о признании Эрика Каверли, появившееся в газетах, было как-то связано с этой версией инспектора, но в правильности его теории мне лишь предстояло убедиться.

Поскольку документ (о котором мне поведала Изобель) был доверен ей втайне от всех, вдохновленное полицией сообщение могло оказаться выстрелом наугад; тот факт, что оно попало в цель, мог показаться одной из тех случайностей, что зависят от слепой прихоти судьбы – но в нашем случае все это стало итогом тщательно продуманной схемы. Инспектор, как и я, не сомневался в невиновности Ка-верли и верил в нерушимость его алиби, ибо знал, что если Эрик все же прервет свое непостижимое молчание, его слова опровергнут все подозрения. Я лишь не понимал, зачем Гаттону понадобилось опережать события.

Я быстро перекусил, будучи слишком встревожен и не чувствуя голода, вернулся в кабинет, подошел к книжному шкафу и достал «Египетское искусство» Масперо. Я вновь рассеянно пробежал глазами отрывки, выписанные Гатто-ном в блокнот: все они рассказывали об атрибутах Баст, богини-кошки. Насколько помню, я снова задержался на строке: «Она играла своими жертвами, как кошка мышами».

Подавив стон разочарования, я вернул книгу на место и задержался у открытого окна, вглядываясь в спускающиеся сумерки. Я напряженно размышлял, но внешне не выдавал этого: стоял, облокотившись о подоконник, а перед глазами чередой проходили люди, связанные с тайной «Ори-тоги».

Когда я созерцал мысленный образ евразийского доктора, раздался телефонный звонок. Я мгновенно встрепенулся, прошел в маленькую переднюю к аппарату и снял трубку, хотя знал, что сейчас появится Коутс, все это время возившийся в саду.

– Алло! – произнес я.

Мне ответил незнакомый и довольно невнятный мужской голос:

– Это мистер Аддисон?

– Да.

– Я только что прибыл из Кросслиз с инспектором Гат-тоном. Он просит вас без промедления встретиться с ним у полицейской будки на углу главной улицы.

– Хорошо, – сказал я. – Я буду там.

– И еще одно, – продолжал голос. – Не могли бы вы на часок одолжить нам Коутса с автомобилем?

– Конечно, – ответил я. – Что он должен делать?

– Приехать на вокзал Денмарк-Хилл к четверти девятого. Там его встретит сержант Блайз. Инспектор Гаттон хочет привезти в ваш дом большой ящик, – добавил мой собеседник.

– Отлично, – сказал я. – Коутс выезжает через десять минут, а я тотчас отправляюсь встречать инспектора Гатто-на.

Я поставил телефон на столик и вышел в сад, куда успел вернуться мой слуга.

– Коутс, выводи «Ровер», – сказал я.

Он немедленно прервал свои садоводческие занятия и вытянулся, ожидая приказаний.

– Слушаю вас, сэр.

– У тебя хватит времени приготовить машину и возвратиться из гаража в дом к приходу сэра Эрика Каверли в восемь. Я сейчас уйду, чтобы встретить инспектора Гаттона. Скажи сэру Эрику, что я вернусь через несколько минут. Проводи его в кабинет и оставь там. Потом отправляйся на «Ровере» к вокзалу Денмарк-Хилл. Там тебя будет ждать человек с ящиком, детектив, он сам к тебе подойдет. Его фамилия Блайз. Привези ящик сюда.

– Слушаюсь, сэр, – сказал Коутс.

Он прошел в дом, на ходу стягивая старую охотничью куртку, в которой работал в саду. Сам я набросил плащ на свой не слишком аккуратный домашний костюм, взял трость и шляпу и быстро зашагал по дороге в сторону деревенского центра. Скоро я добрался до караулки, но Гаттона не обнаружил. Собственно говоря, кроме немногих случайных прохожих, вероятно, возвращавшихся из города домой (я пристально вглядывался в их лица, полагая, что Каверли может прийти этой дорогой), и дежурного констебля, там не оказалось никого, кто хотя бы отдаленно напоминал моих предполагаемых гостей.

Напрасно прождав десять минут, я заговорил с полицейским.

– Добрый вечер, констебль, – сказал я, – я пришел сюда, чтобы встретить своего друга, инспектора Гаттона из Скотланд-Ярда. Вы его случайно не знаете?

– Я видел его много раз, сэр, – ответил полицейский, – и обязательно узнал бы, если бы он прошел здесь. Но сегодня вечером его здесь не было.

– А не заметили ли вы поблизости кого-нибудь, кто мог бы оказаться его человеком?

– Нет, сэр.

– Странно, – пробормотал я. – Моя фамилия Аддисон, констебль, и если кто-либо спросит обо мне, не могли бы направить его в мой коттедж?

Я объяснил, где находится коттедж.

– Хорошо, – ответил полицейский. Пожелав ему доброй ночи, я пошел обратно. Происшествие возбудило мое любопытство, но не более того – чудовищная истина еще не успела дойти до меня.

Глава 22. СЕРЫЙ ТУМАН

Я был на полпути к дому, когда на дороге позади меня раздался шум автомобиля; я услышал, что он, приблизившись, затормозил. Не успел я обернуться, как меня позвали:

– Эй! Мистер Аддисон!

Я остановился, повернулся, поглядел на машину и увидел высовывающегося из нее Гаттона. Он внимательно смотрел на меня сквозь сгущающиеся сумерки.

– А вот и вы, Гаттон! – воскликнул я, направляясь к нему. – Я прождал вас больше десяти минут и сдался.

– Прождали меня?

– Да, у полицейской будки.

Он с откровенным удивлением воззрился сначала на меня, а затем на сидящего за рулем подручного.

– Зачем вы ждали меня? – сказал он. – Не иначе, Коутс что-то перепутал. Я говорил ему, что приду к вам сам, а не встречусь с вами на улице.

Я по-прежнему не понимал, в чем дело.

– Он все правильно передал, – ответил я. – Я говорю о втором сообщении.

– Не было второго сообщения.

– Что?!

– Забирайтесь внутрь! – велел Гаттон. – Надо во всем разобраться.

Я сел в автомобиль и по пути к коттеджу объяснил Гат-тону, что случилось. Он становился все мрачнее и мрачнее и наконец буркнул:

– Дело нечисто!

– То есть, вы ничего не просили передать?

– В первый раз об этом слышу. Когда вам звонили, я был на пути из Кросслиз. Дорога заняла полтора часа.

Я в чрезвычайном замешательстве уставился на него. Сложно было предположить, кому и зачем все это понадобилось; у меня не было никаких ценностей, которые могли бы побудить преступника выманить меня из дома и вломиться внутрь.

С растущей тревогой я смотрел на мелькавшие мимо деревенские дома. Затем мы выехали на аллею, ведущую к коттеджу. Машина остановилась, я выскочил и бросился к крыльцу. Гаттон поспешил за мной.

По одному мне известным приметам я понял, что Коутса в доме нет, и решил, что он отправился на вокзал встречать мифического «человека с ящиком». Не без тревоги я вставил ключ в замок и отпер дверь.

Внутри меня ожидало весьма своеобразное зрелище.

Осторожный Коутс, как обычно, перед уходом из дома закрыл все окна, и воздух в коридоре был недвижен. Но стоило двери распахнуться, как я увидел, что к ней, густо стелясь над ковром и слегка завиваясь в спирали, потянулись какие-то похожие на туман серые испарения!

От изумления лишившись дара речи, я созерцал невиданный феномен. Это было похоже на пар или утреннюю дымку, в знойную погоду висящую над травой, но ее наличие в моем доме откровенно ставило меня в тупик.

– Господи! – воскликнул Гаттон и так крепко схватил меня за руку, что я едва сдержал крик. – Смотрите! Смотрите!

– Что это за чертовщина? – пробормотал я и спросил, глядя ему в лицо: – Это еще что такое?

– Отойдите, – сухо сказал он и вытащил меня обратно на крыльцо. – Чувствуете странный запах?

– Да, какая-то жуткая мерзость.

Гаттон мрачно кивнул.

– Одному Богу известно, что тут произошло после вашего ухода, – сказал он, – но я твердо уверен в одном: вы, должно быть, заговоренный, мистер Аддисон. Это уже третье покушение на вашу жизнь!

Удушающий запах, проникший ко мне в ноздри, показался смутно знакомым, но я никак не мог припомнить, где и когда с ним сталкивался.

– Надо открыть окна! – громко приказал Гаттон.

Подкрепляя слово делом, он достал носовой платок, прижал его к лицу и побежал по коридору, рассекая ботинками загадочный туман. Через мгновение я услышал стук быстро поднятого вверх сдвижного окна, потом еще одного.

– Не загораживайте дверь! – послышался приглушенный голос.

И Гаттон выбежал на улицу, кашляя и задыхаясь от паров, курящихся над сверхъестественным туманом в коридоре.

На дорожке, ведущей от калитки к крыльцу, появился полицейский шофер.

– Оставайтесь у автомобиля, – приказал Гаттон. – Ждите моих дальнейших указаний.

Я почти не слушал его, наблюдая за серым туманом. Я видел, как он смертельной дымкой струится из коттеджа и ползет прочь по газону и клумбам, направо и налево от двери.

– Пусть развеется, – сказал Гаттон, – полагаю, один глубокий вдох этого вещества способен прикончить человека!

Не успел он договорить, как я вдруг догадался о происхождении тумана.

– «Эбби-Инн»! – прошептал я. – «Эбби-Инн»!

– Ого! Вы наконец раскрыли тайну? Но можете ли вы объяснить, отчего эта дрянь клубится над полами у вас дома?

– Не могу, – признался я. – Но мы просто обязаны войти. Нас может ждать худшее!

– Да, рискнем прямо сейчас, – согласился инспектор.

Держась рядом, мы вошли в дом и двинулись к кабинету. Когда мы проходили мимо дверей передней, в которой стоял телефон, я заглянул внутрь и простонал:

– О боже, Гаттон! Смотрите!

Он поравнялся со мной, и мы оба оцепенели от ужаса, не в силах сдвинуться с места или отвести взгляд от комнатки.

Я упоминал, что Коутс, уходя из дома, неизменно закрывал окна, но здесь окно осталось открытым, а на полу лицом вниз лежал человек!

На нем был плащ; его шляпа, вероятно, слетевшая с головы при падении, закатилась под столик. Здесь особенно сильно чувствовался едкий запах. Глядя на распростертого ничком мужчину, которого пока не мог узнать, так как видел один лишь затылок, я тихо прошептал:

– Ох, Гаттон! Смотрите… он с кем-то разговаривал!

– Вижу! – мрачно изрек Гаттон.

Левой рукой лежащий мужчина крепко сжимал телефон!

– Нам понадобятся противогазы, – сказал инспектор.

В его словах была правда. Я успел узнать запах отравляющего вещества. Тот же самый, что мы почувствовали, спустившись в верхнего этажа «Эбби-Инн» в мою комнату после взрыва таинственного снаряда. Одним словом, мой коттедж был заполнен ядовитым газом!

– В любом случае, надо рискнуть, – сказал Гаттон, – и выяснить, кто это.

Я кивнул. Голова кружилась от дурных предчувствий. Быстро нагнувшись, инспектор перевернул лежащего человека, и я едва сдержал хриплый крик ужаса…

Это был Эрик Каверли!

Окутанная испарениями комната поплыла у меня перед глазами, стоило мне взглянуть в кошмарное, перекошенное лицо, начавшее приобретать зеленоватый оттенок, такой же, как у сэра Маркуса в то утро, когда его тело вынесли из трюма «Оритоги».

– Вытаскиваем его, – сипло распорядился Гаттон, – возможно, он еще жив.

Мы наклонились, но вдруг оба ощутили сильную тошноту: пары серого тумана, все еще висящие в воздухе, не растеряли своего смертельного яда. Тем не менее, нам удалось вытащить Эрика Каверли в коридор. Здесь нужно было освободить телефон, мертвой хваткой зажатый в его руке.

Я смотрел в сторону, пока Гаттон проделывал это, затем мы вдвоем вынесли Каверли на крыльцо. Там мы опять содрогнулись от болезненного приступа. Гаттон первым пришел в себя и сумел наклониться достаточно низко, чтобы осмотреть жертву дьявольского нападения. Я судорожно схватился за столб на крыльце и прошептал:

– Только не говорите, что он мертв.

Но Гаттон выпрямился и коротко кивнул.

– Он был последним, – угрюмо сказал инспектор. – Они все же победили.

Полицейский шофер оцепенело взирал на происходящее из-за калитки, где оставался по приказу инспектора. Гаттон поманил его, и он подошел.

– Известите дежурного офицера и вызовите врача, – сказал Гаттон. – Где живет ближайший врач? – обратился он ко мне.

Я быстро объяснил шоферу дорогу, он побежал к автомобилю и вскоре уже мчался к дому местного доктора.

Мне нелегко описывать ужас следующих минут, когда мы, побаиваясь входить в дом, стояли в палисаднике у крыльца и глядели на тело человека, встретившего смерть под моей крышей при обстоятельствах одновременно зловещих и непостижимых.

Трагическим оказалось оправдание Эрика Каверли: он доказал свою невиновность собственной гибелью. Сомнений не оставалось – он пал жертвой тех же злоумышленников, что и его кузен.

Как я уже упоминал, дом мой стоит в месте до странности уединенном, пусть и недалеко от бессонных лондонских улиц; помню, что в промежутке между отъездом шофера и его возвращением с врачом и двумя полицейскими из местного участка, мимо прошел только один человек, да и то по другой стороне дороги.

Разве мог этот случайный прохожий заподозрить, какая драма сокрыта от его взора высокой изгородью, отделяющей сад от дороги! Когда звук шагов стих вдали, Гаттон вдруг предложил:

– Пойдемте! Пора попробовать. Хочется докопаться до сути этого телефонного трюка.

Мы вернулись к двери передней и встали рядом, глядя на телефон, с таким трудом вырванный у мертвеца. Инспектор наклонился и поднял аппарат с пола. К этому времени смертельный туман несколько развеялся, и мы оба непонимающе уставились на телефон в руках Гаттона.

На первый взгляд он казался совершенно обычным, и на табличке, прикрепленной аппарату специально для этой цели, значился мой номер. Но как только мы вошли в комнату, я заметил кое-что, что никак нельзя было назвать обычным.

Зеленый шнур из розетки в стене уходил наружу, в открытое окно, а кабель аппарата в руках инспектора к розетке не подсоединялся – он был протянут с улицы через окно внутрь дома и, очевидно, крепился к чему-то в саду!

– Что бы это значило, Гаттон?! – вырвалось у меня.

Гаттон, не менее ошеломленный, чем я, поставил телефон на столик и, полностью раскрыв окно, высунулся во двор.

– Ого! – вскричал он. – Кабель идет на крышу сарая!

– На крышу сарая! – недоверчиво повторил я.

Но Гаттон меня не слушал и продолжил:

– А это что еще за чертовщина?

Он потянул что-то с клумбы под окном и повернулся ко мне. В руках у него был… второй телефон!

– Гаттон! – я взял у него аппарат. – Вот это мой настоящий телефон! Смотрите! Его провод подключен к розетке.

– Я не слепой, – ответил инспектор. – Телефон просто вытащили на улицу, заменив дубликатом. Вижу, у сарая стоит лестница. Давайте-ка посмотрим, куда приведет нас шнур поддельного телефона.

Эту лестницу обычно использовал Коутс, когда работал в саду; и сейчас Гаттон вылез из окна, поднялся по ней и осмотрел крышу сарая, где я хранил инструменты.

– Ага! – воскликнул он. – Газовый баллон!

– Что?!

Он ткнул пальцем в зеленый провод.

– Никакой это не шнур – внутри он полый! Видите?

Он спустился, присоединившись ко мне.

– Понимаете? – продолжил он. – Из передней слышится звонок настоящего телефона. Это дьявольское устройство, – он показал на фальшивый аппарат, – внутри пустое. Вес телефонной трубки, понятно, герметизирует отверстие для газа в «проводе». И когда кто-то попытается ответить, подняв трубку дубликата, он полной грудью вдохнет содержимое баллона, спрятанного на крыше!

– Господи, Гаттон! – пробормотал я. – Что за изверги! Но почему они не убрали приспособление?

– Не успели, – угрюмо произнес он. – Не думали, что жертва так крепко сожмет аппарат в руке!

Я услышал, как к дому быстро подъехал автомобиль, а потом на крыльце взволнованными голосами заговорили несколько человек.

– Наконец-то мы узнали, откуда взялся серый туман, – сказал я, когда мы с Гаттоном вышли из коттеджа навстречу прибывшим.

– Мы узнали даже больше! – ответил он. – Теперь нам известно, как погиб сэр Маркус!

– Гаттон, – не сдержал я удивленного возгласа, – вы имеете в виду…

Он одарил меня хмурым взглядом.

– Я имею в виду, – медленно начал он, – что не забыл про газовый клапан в нише той самой комнаты Ред-Хауса! Единственное, что вызывало у меня сомнения (иными словами, способ, каким жертву заставляли впустить газ в комнату), теперь ясно как день.

– Вы правы, Гаттон, – согласился я. – Им дважды удался один и тот же фокус.

– Тот же самый фокус, мистер Аддисон; почти ничего не поменялось, и это мог измыслить лишь такой ум, как…

– …доктор Дамар Гриф! – воскликнул я.

– Полагаю, вы не ошиблись.

Последовало торжественное молчание: мы с Гаттоном стояли, обнажив головы, пока тело несчастного Эрика Ка-верли несли мимо нас из дома к ожидавшему автомобилю; отведя ужаснувшийся взгляд от этого зрелища, я пытался подобрать нужные слова – ведь мне предстояло сообщить Изобель о второй страшной трагедии.

То был новый поворот в истории о тайне «Оритоги»; но как же легко отвлекается разум от действительности в подобные минуты: Гаттон продолжал что-то говорить, а я стоял и думал о броских заголовках, которыми утренние газеты встретят читателей – и об очередной волне ажиотажа, которая прокатится по всей стране, когда люди узнают об этом жутком доказательстве невиновности.

Я чувствую себя в силах лишь поверхностно коснуться подробностей той кошмарной драмы, ибо даже сейчас ее ужас живет во мне. Еще несколько часов кряду мой дом оставался во власти паров ядовитого серого тумана, а тем временем пришел черед формальных визитов, допросов и осмотров, всегда сопровождающих такие происшествия, но их детальное описание будет здесь излишним.

Коутс приехал обратно почти сразу после того, как тело жертвы увезли, и рассказ его оказался достаточно прост – все было, как мы и предполагали. Он запер дом и ушел в гараж за «Ровером», согласно моим распоряжениям, затем вернулся в коттедж и встретил Эрика Каверли, провел его в кабинет и сообщил, что я буду дома минут через десять. После он направился на вокзал Денмарк-Хилл, где вскоре понял, что договоренность о встрече была обманом, а «человека с ящиком» не существовало.

– Понимаете, – сказал Гаттон, – план злоумышленника был таков: убрать Коутса с дороги на время, достаточное для подмены телефона. Коутс привык закрывать окна, но это не слишком помешало замыслу. На окне в передней старомодный шпингалет, и я заметил на его медной поверхности царапины в том месте, где его подцепили и подняли снаружи лезвием ножа. Для человека, открывшего окно, не составило труда вытащить настоящий телефон и заменить его поддельным. Оставалось лишь поместить газовый баллон на сарай и прикрыть окно. Если бы даже Коутс заглянул в комнату, в сумерках он вряд ли заметил бы подмену. Но меня больше заинтересовал следующий шаг преступника.

Гаттон едва сдерживал возбуждение.

– Что за «следующий шаг»? – спросил я.

– Итак, – начал он, – у нас достаточно доказательств того, что убийца обладает почти наполеоновским талантом действовать по расписанию. Взять хотя бы вызов констебля Болтона в Ред-Хаус: наш злоумышленник был отлично осведомлен о передвижениях полицейского в районе патрулирования и работал в соответствии с ними. Далее… подготовив телефонную западню у вас в передней, поспешил ли он сам сделать звонок, заставивший Каверли поднять трубку, или остался наблюдать за домом и подал сигнал кому-то еще, чтобы тот позвонил?

– Не представляю, Гаттон. Впрочем, я не нахожу это столь важным.

– Не находите? – Гаттон победоносно улыбнулся. – Тогда я вам объясню. Если в Ред-Хаусе план сработал автоматически, ибо сэр Маркус явился в назначенное время, то в нашем случае кто-то должен был наблюдать за вашим возвращением с вымышленной встречи!

– Моим возвращением?

– Безусловно! Все задумывалось ради вас, мистер Аддисон. Сам того не зная, бедняга Каверли ценой собственной жизни спас вас от жуткой участи! Понимаете, они не подозревали, что сюда придет Каверли! Не ускользнуло же от вашего внимания то, что на нем была мягкая фетровая шляпа, легкий плащ, а в руках он держал черную трость. Как и вы, когда направились на встречу, назначенную убийцей!

Он замолчал и пристально посмотрел на меня.

– Кто бы там ни наблюдал за вами, – торжественно произнес он, – он принял Каверли за вас! Как только Коутс уехал, был подан сигнал. Наверняка так. Мы подъехали через несколько минут. Теперь-то вы понимаете?