Текст книги "Похорони Меня Ложью (ЛП)"
Автор книги: С. М Сото
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)
Меня зовут Маккензи Райт, и это история– вычеркните это – это события, привлекшие к убийству моей сестры. История о пяти богатых молодых парнях, которым сошло с рук убийство.
Когда я перестаю читать, чтобы перевернуть страницу, у меня в животе образуется глубокая яма. В глубине души я знаю, что все, что я прочитаю на следующей странице, изменит все, что я знаю о Маккензи, и все, во что я когда-либо верил о нас.
Внезапно на меня обрушиваются все ошибки, которые я когда-либо совершал.
Я крепко зажмуриваюсь и внезапно переношусь в прошлое. На девять лет назад, если быть точным. В ночь, которая могла все изменить.
Прошлое
Я как раз заканчиваю очередной круг, когда ощущаю чье-то присутствие на другом конце бассейна. Я переворачиваюсь, отталкиваясь ногами от кафельной стены, и поворачиваюсь в бассейне. Вытирая воду с глаз, я останавливаюсь, глядя на потрепанного Винсента. Он стоит на краю бассейна и выглядит так, словно хочет прыгнуть в него и никогда больше не выныривать.
В воздухе висит какая-то тяжесть. Я использую плавание как способ размышления. Некоторые люди медитируют, некоторые обращаются к наркотикам и трахают девушек. Я люблю плавать. Это мой порок. Но ясная голова, которая была у меня всего несколько секунд назад, теперь исчезла. Со вздохом и тихим проклятием я вылезаю из бассейна.
– Насколько все плохо?
Когда он ничего не говорит, и я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, я знаю, что все плохо. С тех пор как я вернулся из отпуска, ребята стали вести себя по-другому. Похоже, теперь я наконец пойму, почему.
Приняв душ и одевшись, я встречаю Винсента в доме. В кабинете отца темно, а это значит, что они с матерью ушли, оставив нас с Винсентом наедине.
– Мы накосячили.
Бледность его кожи стала белой. Обычно Винсент почти ничего не чувствует и не показывает. Он так же равнодушен ко всему, как и я. Возможно, у меня было не самое лучшее детство, но у Винсента? Наверное, ему было тяжелее всего в детстве. В детстве он стал жертвой своей няни, нелюбимый, ненавидимый родителями, всегда замышлявший что-то плохое, будто он ничего не мог с собой поделать. Он наслаждался хаосом – процветал в нем.
Я впервые вижу, чтобы от него исходило что-то похожее на эмоции.
– Уточни.
– Помнишь то видео, о котором я просил тебя позаботиться?
Мои губы сжимаются.
Да, помню. Очень хорошо. Особенно помню, как этим летом, пока меня не было, была убита звезда этого видео. Чувство вины захлестывает меня, как и много раз с тех пор, как я узнал правду. Я думаю о той ночи, когда мы сидели на гниющем стволе дерева, и ее окружала атмосфера меланхолии.
– Что с ним?
– Мне нужна еще одна услуга. Нам нужна еще одна услуга.
Я откидываюсь на спинку кресла, ожидая продолжения, и нутром чувствую, что мне не понравятся его слова.
– Мы нашли ее тело в лесу той ночью. Она уже была мертва.
Я молчу, наблюдая за ним, проверяя, говорит ли он правду. Но в этом-то все и дело. Он навязчивый лжец и всегда им был. Если он действительно хочет, чтобы вы во что-то поверили, он сделает так, чтобы это произошло. Вот почему я никогда не мог доверять ему, брат он или нет.
– Странное время, тебе не кажется? Просишь избавить меня от всякой связи с этой бедной девушкой, а она умирает, пока меня нет. Ужасно подозрительно.
Его губы становятся тонкими.
– Ты действительно думаешь, что я смогу это сделать? Я избавился от этого видео ради нее. Я забочусь о ней. Я, черт возьми, не знаю почему. Она сука, но я забочусь. Мне было стыдно, что я записывал нас. Она не знала об этом, и последнее, что я хотел сделать, это причинить ей боль, и я все равно сделал это. Как, по-твоему, это выглядело бы для меня?
– Почему вы не обратились в полицию, когда нашли ее тело?
– И что сказали бы? Мы курили и пили в лесу, когда нашли ее. Они бы подумали, что это мы. Я не мог рисковать своим будущим
из-за этого.
Его молчание заставляет мой желудок сжаться. Мои руки сжимаются в кулаки, когда я смотрю на него. Он сглатывает, избегая моего взгляда.
– Мы закопали ее оставшуюся одежду. Зак выбрал место и купил все необходимое в магазине дяди.
Мой желудок сжимается, когда он вдается в подробности.
Они прикрыли чертово убийство. Идиоты. Вся ее семья могла бы уже покончить с этим делом, если бы поступила правильно. Если бы они оставили все в покое, это могло бы помочь делу.
– Значит, вы раздели ее догола? – я стискиваю зубы, пытаясь понять, что, черт возьми, происходило в их головах, когда они решили, что это хорошая идея.
– У нас не было другого выбора! – рычит он, проводя рукой по лицу. – Зак, долбанный идиот, прикоснулся к ее мертвому телу. Он попытался нащупать пульс, чтобы проверить, жива ли она, когда она, блядь, была мертва. Ее кровь оказалась на его руках, его отпечатки на ней. Надо было что-то делать. Потом появились Трент и Маркус. Теперь в дело были вовлечены все.
– Ты мог бы объяснить это, Винсент. Это была ошибка!
– Нет! Я не мог рисковать. Мы раздели ее, оставили в лифчике и трусиках и избавились от всего остального. Мы сожгли нашу одежду с той ночи.
Я разочарованно провожу рукой по лицу.
– И что именно вам от меня нужно? Похоже, вы, идиоты, уже сделали большую часть грязной работы.
– У нее есть сестра.
– Ты сможешь ее защитить? – голос Мэдисон эхом отдается у меня в ушах.
Я потираю виски, отгоняя внезапную головную боль, которая возникает из-за перегрузки информацией. Какого хрена они хотели, чтобы я сделал с сестрой? Они ожидали, что я убью ее и заставлю молчать? Иисус.
– Мы просто хотим убедиться, что с ней не будет проблем. Она и так уже наделала много шума. Мы должны позаботиться о ней. Из-за нее мы и обратились в суд. Она никогда не забудет, и пока она жива, мы все в опасности. Она думает, что мы имеем какое-то отношение к смерти ее сестры.
– И почему она так думает? – сухо спрашиваю я.
– Потому что Трент, идиот, пригласил ее в ту ночь на скалу Поцелуев. Она думает, что это сделал Трент.
Я в отчаянии тру лицо руками. После долгого молчания я делаю паузу, собираясь с мыслями. Ненавижу эти слова, как только они слетают с моих губ.
– Я позабочусь об этом.
Краска медленно возвращается к его лицу, и напряжение рассеивается из его тела, будто услышать это облегчение.
Это воспоминание внезапно заменяется другим, из нашего прошлого.
Снимок.
Чертов снимок это все, что Винсент дал мне, в виде зацепки. Я даже не знал, что у Мэдисон есть сестра, не говоря уже о сестре-близнеце. Я не очень хорошо ее знал. Она была популярна, конечно, но в прошлом году она уехала Италию, и даже до этого моя бывшая девушка Саммер ненавидела ее, поэтому держать дистанцию с Мэдисон всегда было само собой разумеющимся, если я хотел избежать любого дерьма Саммер.
Как и большинство городков, Ферндейл разбит на части. Моя семья, вместе с семьей Винсента и горсткой других наших друзей, живет в так называемом: «Круг Богатства». Комьюнити закрытое, и здесь живут только представители высшего класса, семьи-основатели. Каждый дом построен нашими предками много лет назад, и передавался из поколения в поколение.
А мой дом? Мой отец построил его так, чтобы он подходил к остальным, чтобы мы не торчали, как больной палец. Но, конечно, в совершенной манере Бенедикта, он должен был превзойти всех, сделав наш дом самым большим строением во всем Ферндейле.
Есть средний класс. Там живут все остальные, обычные семьи на северной стороне, недалеко от центра, но низший класс – это деревенщина городка. Изгой, брошенный в нищету, на которого все смотрят свысока.
Я стою на склоне холма в северной части городка и смотрю на дом, принадлежащий мертвой девушке. Он также принадлежит живой сестре, которую я должен заставить исчезнуть. С руками, в карманах пальто, и дыханием, затуманивающим воздух передо мной, я задаюсь вопросом, правильно ли я поступаю. Конечно, у моего отца имеются люди, которые занимаются подобными вещами для него, но прежде, чем я сделаю этот звонок, мне нужно своими глазами увидеть, с кем я имею дело. Неужели она та ужасная нарушительница спокойствия, какой ее изображают? Ради мести?
Когда она наконец выходит из дома, мои брови опускаются, когда я провожаю ее. Она не Мэдисон. Это ясно видно. Она также не представляет угрозы. В очках для чтения, оливково-зеленом вязаном свитере и джинсах, натянутых на широкие бедра, эта девушка выглядит безобидной. И грустной.
Такой чертовски грустной.
Мне не следовало этого делать, но я следую за ней до самого кладбища. Моя грудь сжимается, когда она садится рядом с самодельным надгробием в траве, которое выглядит намного свежее, чем окружающие. Не знаю, как долго я стою и смотрю, как она всхлипывает в прохладном воздухе. Струйки тумана срываются с ее губ с каждым выдохом. Ее спина сотрясается от глубоких рыданий. Я вижу, как она дрожит, все ее тело дрожит с того места, где я стою.
Мои губы сжимаются в мрачную линию. Она все еще оплакивает потерю сестры. Конечно, она сердится. Но она не представляет угрозы и уж точно не опасна. Очевидно, Винсент это знает. Он хочет, чтобы она исчезла по какой-то другой причине. И, возможно, будет лучше, если я избавлюсь от нее.
Я тут же принимаю решение оставить ее в покое. Защитить ее любой ценой, потому что я отказываюсь быть тем, кто причинит ей боль. Не сейчас, когда она уже на дне.
Вернувшись домой, я проскальзываю в кабинет отца. Есть только одна причина, по которой я вхожу в его пространство, пока он здесь, и он знает это так же хорошо, как и я. Это убивает меня. Даже прийти к этому человеку за помощью, но у меня нет другого выбора. Она не представляет угрозы, и это... это самая безопасная ставка.
– Чего тебе, Себастьян?
Я расправляю плечи.
– Мне нужно, чтобы ты нашел все, что сможешь, о семье Мэдисон Райт и ее сестре. Мне нужно, чтобы сестра уехала, подальше отсюда. Дай ей стипендию, все, что угодно, лишь бы она уехала подальше отсюда. От этого городка, от нас.
Отец замолкает, на его лице появляется напряженность. Он откидывается на спинку своего кресла, наблюдая за мной.
– Ты что-то хочешь мне сказать?
– Нет. Мне просто нужно, чтобы она ушла. В безопасности, но исчезла.
– Ты ведь знаешь, что это тебе дорого обойдется?
Мои губы кривятся в усмешке.
– Меньшего я и не ожидал.
Вставая, я стряхиваю с себя воспоминания. Это была Маккензи. Все это обретает смысл. Я никогда не спрашивал ее фамилии, никогда не заглядывал в нее больше, чем нужно. Отец позаботился об этом после того, как я вымыл руки от беспорядка того лета. Я не читал газет, потому что роль, которую я играл, то, что я делал, я не мог переварить это после смерти Мэдисон. Я уехал в колледж и никогда не оглядывался на Ферндейл. Не возвращался домой и не навещал родителей. Для этого и были наши каникулы.
После школы Маккензи исчезла, как я и обещал, и стала чьей-то проблемой. Я сдержал свое слово. Позаботился об этом. Мой отец дал ей стипендию в Небраску, но теперь я вижу, что она никогда не брала эту стипендию. Вместо этого она отправилась в Нью-Йорк. Но почему? Почему бы не взять стипендию? Что я упустил?
Как ей удавалось оставаться в тени столько лет? И самое главное, почему ее имя не всплыло у меня в голове? Может, я и не знал ее имени, но Райт... Я должен был узнать ее фамилию и эту историю о ее прошлом, о ее сестре. Это давало мне все, в чем я нуждался, но я был ослеплен. Я был ослеплен ею и тем, что я испытывал к ней, поэтому ничего не видел. Я все пропустил. Как чертов дурак.
Она тоже поймала меня, с фальшивым именем. Скарлетт – что угодно, лишь бы сбить меня со следа. И держу пари, она делала ставку на то, что я не вспомню. Я так увлекся ею, что не видел, что она все это время пыталась сделать.
Но что она пыталась сделать?
Это я еще не совсем понял.
Я иду к бару, наливаю себе стакан янтарной жидкости и продолжаю с того места, где остановился, со стаканом, полной жидкой храбрости.
Если вы что-то отнимаете у меня, пусть это будут имена людей, которые отняли у меня жизнь, людей, которые разрушили мою жизнь и даже не заметили моего появления. Вам нужно будет запомнить каждого из них и те важные роли, которые они играют.
Трент Эйнсворт.
Винсент Хоторн.
Зак Ковингтон.
Маркус Уайтхорн.
И последний... на самом деле он не является частью этой истории. Он наполовину невиновный свидетель, втянутый в это ложью и годами обмана.
Я налипаю остатки жидкости в стакан и выпиваю. Это ничто по сравнению с ожогом в моей груди. Все сжимается, становится трудно дышать.
Потому что если она говорит то, что я думаю, это все меняет.
Отмахиваясь от ее журналистской статьи, я открываю папку, и хмурый взгляд, который я носил ранее, становится еще глубже. С такой скоростью он навсегда приклеится к моему лицу.
Мое сердце бешено колотится, когда я просматриваю первую страницу. Не знаю, как это возможно. Я уже заглянул в нее. Я нарочно сделал это сам, чтобы не пропустить ни секунды. Похоже, я ошибся. Маккензи Райт никогда не была той, за кого себя выдавала. Она гораздо лучше умеет лгать, чем я ожидал.
Я листаю страницы ее досье. Маккензи Райт. Двадцать шесть лет. Тридцать тысяч долларов долга. Из Нью-Йорка, жилье не указано. Ничто из этого не поднимает красных флагов. Красные флаги – это ее родной городок и страницы, на которых рассказывается о судебных разбирательствах, в которых она участвовала много лет назад. В Ферндейле. В месте, где я вырос. Там же, где выросла она. Это подтверждает то, о чем мне уже рассказывала ее журналистская статья.
Маккензи – близнец.
Ее чертова сестра-близнец не кто иная, как Мэдисон. Та самая Мэдисон, которая умоляла меня защитить ее сестру в ночь ее смерти. Та самая сестра, которую я предал, скрывая ее смерть ради парней.
Я отхожу от стола и вскакиваю на ноги. Расхаживаю по кабинету, пытаясь собрать все воедино. Должно же быть логическое объяснение. Она сказала мне, что выросла в Калифорнии, так что формально она не лгала. Но она должна была знать, откуда я. А если и знала, то она должна была также знать, кто я. Кем все мы.
Как долго действовал ее план? Как долго она замышляла вхождение в мою жизнь?
В тот вечер в моем кабинете, когда я застал ее у сейфа, она сказала, что пишет статью об остальных парнях, о коррупции и богатой жизни элиты здесь, в Лос-Анджелесе. Но она была здесь совсем не поэтому.
Неужели это она снова вмешивается в судебное разбирательство? Я лениво размышляю, не было ли все, начиная с первой встречи в отеле, для нее игрой, частью ее больного плана.
Внезапно каждое странное событие обретает смысл. В ту ночь, поймав ее крадущейся по курорту, что она искала? Грязь на меня, быть может. И эта дерьмовая история, которую она скормила мне о бывшем парне. Мне следовало бы знать лучше. Первая девушка, которую я впускаю в свою жизнь после многих лет одиночества, и она оказывается гребаной лгуньей. Чертовски хорошо.
Лицемерно с моей стороны, но я не вступал в эти отношения под ложным предлогом. Я не лгал о том, кто я. Не притворялся кем-то, кем я не был, просто чтобы собрать информацию. Чем больше я об этом думаю, тем сильнее во мне поднимается гнев.
Я более тщательно просматриваю файл, и по мере того, как я углубляюсь, яма в моем животе растет. Все, что она мне говорила, было чистой ложью. Она сказала правду, только не всю. Она все переворачивала так, как хотела, чтобы я это воспринимал.
Я замираю, все мое тело сжимается, когда я читаю судебный файл. Я точно знаю, зачем она здесь. Почему искала меня, почему хотела узнать моих друзей и так много о прошлом.
Маккензи Райт не золотоискательница.
Нет, она гораздо хуже.
Она презренная девушка с вендеттой. Девушка, ищущая справедливости ради своей сестры-близнеца. И при этом она думает, что нашла своих виновников. Но она ошибается.
Она должна ошибаться.
Глава 6
Маккензи
Следующие несколько дней проходят в тумане скучных белых стен, визитов к врачу, помощи в ухаживании и сеансов терапии с доктором Астер. Я все еще опасаюсь ее. Каждый раз, когда она входит в палату, мои глаза сужаются в попытке понять, что происходит за этими расчетливыми глазами.
Когда я не сплю и не смотрю на голые стены, я думаю: а здесь, где нет ничего, кроме времени? Это такая опасная вещь. Я только и делаю, что думаю о Мэдисон. Думаю об аварии. Думаю об остальных парнях и задаюсь вопросом, все ли они бездельничают с вкрадчивыми ухмылками на лицах, пока я гнию здесь. Но больше всего я думаю о Базе.
Интересно, о чем думает он? Интересно, что он делает, и я ненавижу себя за это.
Закрывая глаза каждую ночь, мои мысли только о нем. Я все еще чувствую его руки на своей коже. Будто мое тело не знает, каково это жить без него. День за днем, в бушующем хаосе моего сознания, я думаю о том, что он заставил меня чувствовать, и о тепле, которое поднималось в моей груди, когда он был рядом. Затем эти слова, произнесенные шепотом, просачиваются внутрь, напоминая мне обо всем плохом, напоминая мне о том, какой глупой я была, отдав ему кусочки себя. Потому что он монстр, которым была я все это время. Все части меня, все еще влюбленные в База, стекают, как нектар, с моих костей.
Вспышки тех девушек на его кровати заставляют мое сердце сжиматься, как в тисках. Моя грудь болит при одной мысли о нем с другой. Не говоря уже о двух. Я представляю себе все способы, которыми они могли бы доставить ему удовольствие, и начинаю злиться. Мои глаза горят от эмоций. Я стискиваю зубы, пытаясь отогнать эти мысли. Мне все равно. Не после того, что он сделал.
Я должна его ненавидеть.
Мне нужно ненавидеть его.
Но в глубине души я не уверена, что смогу.
Когда вы любите кого-то, легко обмануть себя, поверив, что это ненависть. Это две стороны одной медали, и эти две эмоции начинают сливаться воедино для меня.
Если я и хочу выйти отсюда с чем-то одним, мне надо забыть о своих чувствах к Базу и вместо этого превратить их во что-то совершенно другое. Я хочу, чтобы ему было так же больно, как и мне. Хочу, чтобы он страдал, как и все остальные.
Я вырываюсь из своих мыслей, когда дверь приоткрывается, и мне приходится сдерживаться, чтобы не закатить глаза при виде человека. Она пытается изобразить подобие улыбки, но я вижу ее насквозь. Я слишком хорошо знаю таких, как она. Она не заботится обо мне и моем благополучии. А просто хочет доказать всем, что мое место здесь, и я отказываюсь допустить это.
Собрав все свои силы, я сдерживаю усмешку, когда она входит, как всегда. Доктор Астер устраивается поудобнее, находит свободный стул, придвигает его к моей кровати и складывает руки на коленях. Она выжидающе смотрит на меня.
– Как вы сегодня, Мэдисон? – спрашивает она.
Мир яростно смещается со своей мягко вращающейся оси.
Мой взгляд сужается, а сердце бешено колотится в груди.
– Как вы меня только что назвали?
Ее голова наклоняется на несколько сантиметров вправо, когда она смотрит на меня. Она вопросительно вскидывает бровь.
Я стискиваю зубы. Приподнявшись, я наклоняюсь вперед.
– Почему вы меня так назвали? – задаю я вопрос более настойчиво.
Ничто не отражается на ее лице. Она просто продолжает смотреть на меня, прежде чем что-то записать в свой дурацкий маленький блокнот.
– Я просто хотела убедиться, что вы знаете, кто вы, – говорит она как ни в чем не бывало.
Как будто это нормально, когда врач называет меня по имени моей покойной сестры.
– Конечно, я знаю, кто я. Я не идиотка. И если вы не можете сказать, я не люблю, когда меня называют по имени моей сестры.
– Почему? – спрашивает она, слегка наклоняясь вперед.
Я понимаю, что она бросает мне вызов.
– Ох, даже не знаю, быть может, потому что она, блядь, мертва?
– Но так ли это на самом деле? – спрашивает она.
Наступает тишина. Мое сердце бешено колотится в груди. Брови низко опускаются на веки.
– О чем вы?
Она откидывается назад, драматично выдыхая. Все, что она делает, имеет цель, и с каждой встречей я пытаюсь понять, что, черт возьми, все это значит. Каждая наша встреча – это своего рода спарринг. Битва ума и воли. Как глубоко она может проникнуть в мой разум и как далеко я могу оттолкнуть ее от истины?
– Ни о чем. Просто пытаюсь понять свою пациентку и ее связь с сестрой. Вы чувствуете, что после ее смерти переняли черты своей сестры? Вы ловили себя на том, что пытаетесь жить за обеих? Чувствуете ли вы какую-то вину за то, что живы, в то время как она мертва?
Я прикусываю щеку изнутри, ненавидя себя за то, что она так близка к намеченной цели. Я чувствую многое из этого. Чувство вины, потому что, да, именно я должна была умереть той ночью. И теперь мне кажется, что я пытаюсь жить ради нас обеих. Я стараюсь поступать с ней правильно в этой жизни, потому что она страдала в смерти, но, похоже, я терплю неудачу на каждом шагу.
– Я сама себе хозяйка, – огрызаюсь я в ответ. – Я не собираюсь перенимать ее черты, или что там вы думаете, что я делаю.
Она делает лицо, которое ясно говорит, что она мне не верит.
– Хорошо. Справедливо. Я хочу поговорить о тех эпизодах, которые у вас были в прошлом. Вы говорите, что ваша сестра разговаривает с вами. Что именно вы имеете в виду?
Я мысленно проклинаю себя за то, что вообще что-то сказала. Как бы я ни сказала, я буду звучать как ненормальная. Безумная. И, черт, может, так оно и есть. Может, она не так уж далеко, и я действительно принадлежу этому месту.
Наверное, этого я и заслуживаю.
Я отвожу взгляд, не разжимая губ. Не нужно копать мне могилу больше, чем я уже выкопала. Не обращая на нее внимания, я сосредоточиваю свой взгляд на одном из докторе. Он стоит, скрестив руки на бледно-голубом халате, и смотрит куда-то вдаль. Он выглядит грозно. Его лицо непроницаемо и стоическое, лишено каких-либо эмоций. Он похож на тренированного телохранителя, который только и ждет, когда я сделаю неверный шаг к доктору, чтобы наброситься.
– Так вот чем мы сейчас занимаемся, Маккензи? Вы собираетесь закрыться? Я пытаюсь вам помочь.
– Помочь? – я выгибаю бровь в ее сторону. – Потому что мне кажется, что вы пытаетесь найти хоть какую-то причину, чтобы удержать меня здесь. Вы извращаете все, что я говорю, и делаете из этого то, чем оно не является.
– Вы можете доверяться мне, – она умоляет меня глазами поверить ей.
Жаль, что я знаю лучше. Я ей не доверяю. Насколько я знаю, она может сотрудничать с Дикарями. Иначе откуда бы они узнали, что я здесь? Я еще не доказала свою теорию, но знаю, что видела, и я видела здесь одного из Дикарей во плоти.
Это не было совпадением.
Я ерзаю на кровати, морщась и шипя от боли, которая пронзает мое тело при движении. Я смотрю ей прямо в глаза, позволяя словам течь мимо моих губ, как тяжелому маслу, давя на всех нас.
– Мы обе знаем, что это неправда.
Что-то вспыхивает в ее глазах, но я не могу понять, что именно. Я не знаю ее достаточно хорошо, чтобы понять, что происходит у нее в голове, но что бы это ни было, ей не нравится мой ответ. Уверена, что доктору Астер я совсем не нравлюсь.
Что ж, это чертовски плохо.
– Я бы посоветовала вам по максимуму использовать ваше время здесь, иначе вы останетесь здесь надолго, Маккензи.
Я уже отключила свой разум и отгородилась от нее. Я смотрю прямо перед собой, стараясь не выдать ей ничего, что может быть использовано против меня.
Разочарованно вздохнув, она встает со стула, и все они покидают палату так же быстро, как и вошли.
На следующий день происходит то же самое, только на этот раз я полностью игнорирую доктора, отказываясь говорить. Мне больно, и я злюсь. Каждый день это что-то новое, новая эмоция, новый уровень горя. Меньше всего мне хочется, чтобы кто-то сидел здесь и задавал мне вопросы, молча осуждая меня. Я и сама неплохо справляюсь.
Глубоко внутри меня назревает буря. Это похоже на грозу, запертую в бутылке, которая только и ждет, чтобы ее выпустили. Интересно, где мои родители? Почему они до сих пор не навестили меня? И мои подруги, я имею в виду, конечно же, они уже получили мое электронное письмо, верно?
Почему никто не борется за меня?
Я чувствую себя здесь беспомощной и маленькой. Не с кем поговорить и довериться. Раздается стук в дверь, и внезапно появляется Стефани.
Конечно, два других доктора следуют за ней на всякий случай.
– У вас осмотр у врача, так что я отвезу вас в смотровую, – говорит она, завозя коляску.
Я сдерживаю свой хмурый взгляд.
Когда это стало моей жизнью?
– Не надо так расстраиваться. Вам могут сегодня снять этот гипс. – она похлопывает по громоздкому гипсу на моей правой ноге. – Вы должны радоваться.
Я закатываю глаза.
– Я буду радоваться, как только выберусь из этой дыры.
Везя меня по коридору, мы останавливаемся в главном зале, где кучка других пациентов в настоящее время наслаждается своим подобием свободы, пока она разговаривает с одним из охранников, который отвечает за наш доступ к лифту, который доставит нас на следующий этаж. Ожидая, пока она закончит разговор, я бегло оглядываюсь вокруг, рассматривая пациентов. Вглядываясь в лица окружающих, я пытаюсь разглядеть одного из Дикарей. Потому что в глубине души я знаю, что это был он. По какой-то причине он был здесь, и я почти уверена, что это было ради меня.
Один человек особенно бросается мне в глаза, женщина, наблюдающая за мной. Она пожилая, хрупкая женщина с волосами цвета соли и перца. Она тасует колоду карт в руках, не сводя с меня глаз. Дрожь пробегает по моему позвоночнику.
– Не беспокойся о ней. Это Костас, королева таро больницы.
Я бросаю взгляд в сторону голоса, натыкаясь на женщину, немного тяжеловатую, с платиновыми светлыми волосами и глубоко посаженными зелеными глазами. Кажется, на ее лице навсегда запечатлелась угрюмая гримаса. Она пугает. Я не собираюсь лгать. Она из тех женщин, которых не стоит злить в реальной жизни, потому что, скорее всего, она раскачает твое дерьмо одним ударом. Я в этом уверена.
Мой желудок сжимается, понимая, что это та же самая женщина, которая смотрела на меня в последний раз, когда меня везли сюда. Она выглядела сердитой, будто хотела оторвать мне голову. Я сказала себе, что буду держаться от нее подальше, во избежание каких-либо проблем, но, очевидно, это не сработало.
– Ты только что сказала королева таро? – спрашиваю я, стараясь сохранять спокойствие.
Может, она не так плоха, как я сначала подумала. Я оглядываюсь на пожилую женщину, которую, по-видимому, зовут Костас.
– Ага. Она очень интересный персонаж.
Я собираюсь спросить, что она имеет в виду, но один из докторов встает, между нами, сердито глядя на женщину. Я чувствую, как Стефани цепляется в ручки инвалидного кресла позади меня, очевидно, закончив разговор.
– Возвращайся к своему столу, Джонс, или я попрошу кого-нибудь отвести тебя в твою палату.
Она ухмыляется ему, наслаждаясь, как он приходит в бешенство. Подняв руки в знак капитуляции, она встречается со мной взглядом, и ее ухмылка медленно рассеивается.
– Увидимся, Маккензи, – кричит она мне вслед, когда меня увозят.
Все волосы на моем теле встают дыбом, и у меня перехватывает дыхание. Моя липкая рука сжимает ближайшее запястье для поддержки, заставляя Стеф перестать толкать меня. Я бросаю взгляд через плечо, пытаясь найти пугающую женщину, и когда нахожу, она смотрит сквозь узкие глаза.
– Откуда ты знаешь мое имя?
Она улыбается. Не по-дружески.
– Знаешь, он сказал мне, что с тобой будет весело поиграть, но я до сих пор не понимала, насколько. Следи за своей спиной.
– Джонс! – рычит доктор.
Ее смех звучит издалека и искажается, когда мой разум обрабатывает ее слова.
В животе образовывается глубокая яма.
Кто он?
Ужас клубится глубоко в моем животе, внезапное предчувствие затрудняет дыхание.
На протяжении всего визита к доктору мои мысли на самом деле не здесь. Мои мысли сосредоточены в другом месте, пытаясь понять, что, черт возьми, происходит. Могут ли ее слова быть простым совпадением? В конце концов, это психушка. Но что-то здесь не так. Тем более что я могла бы поклясться, что на днях заметила одного из Дикарей. Может, это он, о ком она говорит?
Но почему?
Он еще не закончил с тобой. Разве это не очевидно? – замечает голос в моей голове. По спине пробегает дрожь. Голос странно похож на голос Мэдисон.
Она вернулась?
На следующее утро Стефани выкатывает меня из палаты, чтобы еще раз навестить доктора. После вчерашней странной встречи я не обратила внимания на его слова. Если бы обратила, я бы вспомнила, что он хотел сделать еще одно МРТ, просто чтобы убедиться, что у меня все в порядке с головой после аварии и сотрясения. Головные боли стали реже, но усталость и чувствительность к свету никуда не делась. Так же, как и шум. Этот раздражающий щелкающий шум, который приходит и уходит.
Он также снимает сегодня один из моих гипсов. Минус один, осталось еще около восьмидесяти процентов, пока мое тело не придет в норму.
Кого я обманываю? Этого никогда не случится. Во мне нет ничего, что когда-либо вернется в норму. Каждый раз, когда я смотрю на свое отражение в зеркале, все, что я вижу, это боль и ущерб последних нескольких месяцев. Последних девяти лет.
Мое лицо все еще покрыто синяками и ссадинами, глаза выглядят тусклыми и безжизненными, мешки под ними, заполняют все мое лицо и делают цвет лица желтым и бледным. Мои волосы, должно быть, худшая часть моей внешности прямо сейчас.
Я потеряла счет тому, как долго я была заперта в этой дыре, но этого достаточно, чтобы мои настоящие корни начали проявляться. В прямом и переносном смысле. У меня не было возможности подкрасить корни волос черной краской, так что натуральный блонд уже начал проступать.
Я выгляжу сумасшедшей.
Как только меня снова вкатывают в общую зону, я начинаю высматривать странную женщину со вчерашнего дня, которая угрожала мне. Я также внимательно слежу за каждым проходящим мимо, кто выглядит как один из парней.
Я нигде не вижу ни одного из них, поэтому думаю, что это безопасно. Я вздыхаю с облегчением, пока не замечаю пожилую женщину со вчерашнего дня. Кажется, ее зовут Костас. Видимо, королева таро этого места.
Она снова смотрит на меня. Перетасовывая карты, которые, как я теперь предполагаю, являются колодой таро, вместо обычной колоды карт. Любопытство берет верх надо мной, и я обнаруживаю, что отворачиваюсь от Стеф к пожилой женщине. Это борьба, попытка управлять собой одной здоровой рукой и одной рукой в гипсе, но я справляюсь. К тому времени, как я добираюсь до нее, я задыхаюсь, и на лбу у меня бисеринки пота.
Когда я подъезжаю, лицо пожилой женщины остается бесстрастным. Ее руки все еще перетасовывают колоду, когда она смотрит на меня. Костас ни разу не взглянула вниз, чтобы проследить за ее движениями. Она так искусна, что ей и не нужно. То, как она тасует, так аккуратно, не теряя ни одной карты, впечатляет. Особенно для пожилой женщины ее возраста. Руки у нее костлявые и обветренные. Возможно, у нее даже артрит, учитывая, что некоторые кости в ее руках торчат в странных направлениях. Можно подумать, что она не сможет тасовать так хорошо, как это делает из-за боли в руках.