Текст книги "Воительница и Сфинкс (СИ)"

Автор книги: Рю Эмерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

У ног девушки застонала и заворочалась Аталанта, Габриэль от нее отскочила, с тревогой глядя на воительницу. Зена устало покачала головой, переступила через вытянутые ноги Иксоса и, подойдя к охотнице, опустилась рядом с ней на колени и заглянула ей прямо в глаза.

– Я никогда так не делала, – гортанно промурлыкала она, но глаза ее метали искры, – но тебя готова разорвать на клочки, так чтобы осталось не больше, чем от тех несчастных на вершине. Побеждать надо воинов иврагов. Как ты посмела играть жизнями детей?

– Я? Играть жизнями? Этот негодяй лжет! – возмущенно выкрикнула Аталанта, пытаясь подняться. Зена грубо встряхнула ее, охотница присмирела. Тогда воительница перевела взгляд на Иксоса; он был бледен ипрерывисто дышал. Она тянула пальцем ему в нос:

– Вы оба на волоске от смерти, учти, – прошипела она. – Мне нужна веская причина, чтобы сохранить тебе жизнь. Иначе…

– Ты этого не сделаешь! – выпалила Аталанта, забывшись, и отвела глаза, избегая тяжелого взгляда воительницы. Иксос сделал отрицательный жест:

– Чего ты ждешь? Убей меня, – пробормотал он. – Тогда я, может, еще успею нагнать друга, пока он не заплатил Харону за переправу. Мы поедем вместе.

Аталанта судорожно всхлипнула, но, когда Зена обернулась посмотреть на нее, глаза ее были сухими, а губы плотно сжаты. Воительница неприятно улыбнулась:

– О нет, так легко вам от меня не отделаться, – мягко протянула она. – Вы похитили девочек, вам их ивозвращать. Габриэль?..

– Да?

– Останься здесь, последи за ними. Я пойду поищу следы и попробую узнать, куда направилось чудовище.

– Что ты в этом понимаешь?! – вмешалась непокорная охотница. – Я все могу уладить! Мне казалось, ты так беспокоишься о слабых и беззащитных, а на самом деле…

– Замолчи, – резко приказала Зена. – Иксос рассказал правду, так? – воительница дождалась ее кивка ипродолжила: – Отлично. Следы искать я буду сама. Не верю больше ни единому твоему слову: даже если ты скажешь, что вода стекает под гору.

Она посмотрела на бледную, неподвижную Габриэль, на Гомера, устремившего бессмысленный взгляд вдаль, беззвучно шевелящего губами, и решила повторить указания:

– Послеживай за Аталантой, а я поищу следы. Не поддавайся на их уговоры и не делай того, о чем впоследствии будешь сожалеть. Не вздумай ее отпускать, она это не заслужила.

– Обещаю, – бесстрастно ответила Габриэль. Когда воительница скрылась из виду, над тесной поляной повисло неловкое молчание. Иксос подтянул ноги к груди и уставился на свои колени; Гомер, казалось, был на распутье и мучительно раздумывал, остаться ему с Габриэль или вернуться в Афины. Но разве он найдет обратную дорогу? Аталанта лежала неподвижно и смотрела прямо перед собой; лодыжки ее дважды обвивала грубая веревка, завязанная огромным и очень сложным УЗЛОМ.

Габриэль подавила вздох: бегунья казалась такой ранимой и хрупкой, такой тонкой, юной и беспомощной… И в то же время она затеяла…

– Зачем? – вслух спросила девушка. Гомер вздрогнул, Иксос резко поднял голову. Одна Аталанта не шевельнулась, но минуту спустя и она подняла глаза.

– Зачем? Что ты хочешь этим сказать? Зачем люди вообще живут?

– Философские материи меня не интересуют, – подражая Зене, весомо оборвала ее Габриэль. Слова ее прозвучали очень сердито, чем немало удивили поэта, да и охотницу тоже. – А если б интересовали, я бы отправилась на гору в Афинах и послушала бы старых мудрецов, играющих в вопросы и ответы. Зачем тебе понадобилось мучить несчастных девочек?! Как можно рисковать их жизнями ради собственной славы?! Ведь среди их слепая Навсикая, только подумай, – Аталанта, не отвечая, смотрела на свои руки. – Я… Я приехала в Афины, чтобы хоть раз в жизни взглянуть на прекрасную, легкую, непревзойденную Аталанту, бегунью иохотницу. Пока ты была на дорожке, я видела ее! Почему, зачем ты все испортила? Я… скажи мне, я хочу знать!

Повисло долгое, напряженное молчание. Гомер переводил взгляд с Иксоса на Аталанту, с нее на Габриэль иобратно. "Бедняга охотник! Он больше всех натерпелся. Рисковал собой, потерял старого друга и все радиглупой затеи тщеславной девицы!" Певца захлестнула волна воспоминаний: Гомер подумал о легенде, слышанной им в Академии.

Ахилла ждала бессмертная слава. Боги предоставили ему выбор: жизнь обычного человека, длинная испокойная, или жизнь героя, полная подвигов, блистательная, но короткая, как вспышка молнии. Юноша выбрал второе.

Мать Ахилла, Фетида, сделала своего сына неуязвимым, окуная его в священные воды Стикса. Она держала мальчика за пятку, пятка и осталась единственным незащищенным местом на его теле. Ахиллесова пята… Когда Одиссей стал собирать армию, пришла пора звать на помощь великих героев. Фетида знала о предсказании Калханта: греки возьмут Трою, но только ценой жизни Ахилла. И воспротивилась судьбе. Она переодела сына девушкой, поселила среди царевен на женской половине дворца, но и это не помогло. Одиссей не сомневался, что Ахилл где-то в доме, и догадался, что задумала Фетида. Хитроумный царь переоделся коробейником, закутался в простую тунику, спрятал лицо под изношенной шапкой и зашел во двор, выставив лотки с шелками и лентами, а рядом, будто случайно, лоток с отличными клинками. Ахилл не стал ворковать вокруг лотков с лентами, как другие женщины, а кинулся к оружию. Обман был раскрыт.

Страшно подумать, что Ахилл мог не встать на сторону греков! Еще неизвестно, как бы окончилась тогда Троянская война. К счастью, судьба распорядилась иначе. Нельзя же думать только о себе и не видеть ничего дальше своего носа!

Гомер задрожал, предвкушая, какую песнь он напишет, вернувшись. Раньше ему не приходило в голову подать историю спасения девочек с такой точки зрения. Эту идею надо использовать. "О, Музы, легенда будет великолепной! Но… если хоть одна бегунья погибнет, я всю жизнь не смогу об этом забыть. Может, я даже не смогу больше петь".

Раздраженный голос Аталанты вернул его на землю:

– Ты все равно не поймешь! Ты не такая!

– Я хочу понять. Ну, скажи, наконец, почему? Ты подвергла девочек жестокой опасности…

– Не грозила им никакая опасность, все было продумано! – выкрикнула охотница, громко всхлипнула иотвернулась, скрывая рыдания. – Я не могла знать, что так выйдет!

– Военачальник, проигравший сражение, говорит то же самое, – тихо произнес Гомер, вспоминая курс истории. Габриэль удивленно посмотрела на него и замолчала. – Наш учитель в Академии всегда подчеркивал это, и он прав. Провалившаяся тактика, грубейшие ошибки в стратегии, досадные просчеты… с кем не бывает. "Этого я предвидеть не мог".

Обычно мягкий взгляд певца стал обвиняющим, невыносимым, он смотрел охотнице прямо в душу. Аталанта порывисто отвернулась, плечи ее опустились.

– Даже если ты не хотела, чтобы все так обернулось, теперь это не имеет значения, – произнесла Габриэль. – Ты подумала, что придется пережить девочкам, оторванным от родителей, похищенным разбойниками в масках? Их увезли далеко в горы, заставили идти по лесной чаще, провести холодную ночь в одних легких хитонах. Ты представляешь, что они испытали, какой ужас? Они боялись не смерти, в этом возрасте мало о ней думают. Даже если не один из твоих грубиянов не протянул к ним грязные руки, даже если мы спасем их из лап Сфинкса, ты знаешь, что они будут видеть во сне? Годами, а может быть, до конца дней.

Аталанта выпрямилась и гордо вздернула подбородок:

– Какое мне дело до того, что творится в душе у сопливых девчонок? Родной отец отнес меня в лес, когда мать еще лежала в постели после родов. Он оставил меня на ледяном валуне, надеясь, что я погибну. Моя душа изранена с первых дней! Вместо матери ко мне подходила медведица и поила своим молоком! Ты видела этих девчонок: распахнутые наивные глаза, зубы так и сверкают, вечно-то они смеются, хихикают… Может быть, частица настоящей жизни – как раз то, что им нужно, – горько проговорила охотница. – Я с рождения знала, каков этот мир.

– Понятно, – сухо перебила Габриэль. – Тебе плохо, ты натерпелась, значит, и остальные не имеют права на счастье? Можно подумать, тебе одной пришлось нелегко! По-твоему, моя жизнь – чудесная сказка? И его тоже? – она кивнула на Гомера. Аталанта перевела взгляд с поэта на девушку, зло пожала плечами и уставилась на кучку сосновых игл у своих рук.

– То, что сделал твой отец, ужасно, – тихо продолжала Габриэль. – Не всем приходится пройти через такое. Но ты росла, окруженная любовью и заботой: посмотри, на что пошел Иксос лишь потому, что не смог сказать тебе "нет"! Ты не ценила его преданности и любви, лелеяла только свою ненависть к отцу. – Губы Аталанты дернулись, охотница отвернулась. – Какой толк думать о том, что ты не в силах изменить? Прошлого не вернешь. Если ты хранишь в душе черный след, значит, ты проиграла. Ты уцелела, но не можешь быть счастливой, ты хранишь злобу и ни в чем не видишь смысла. Я права? – потребовала она ответа. Не получив его, мягко прибавила: – Лично я не назову это жизнью.

Аталанта громко всхлипнула, дернулась, опустила голову и зарыдала. Гомер озабоченно взглянул на Габриэль, та жестом запретила ему вмешиваться, и певец покорился. Девушка ждала; наконец охотница вытерла глаза и глубоко вздохнула.

– Все верно, я виновата, – пробормотала она. – Я раскаиваюсь!

– Еще не поздно. Мы выручим девочек. Ой!

– Ой? – с тревогой переспросил поэт.

– Ой! – подтвердила Габриэль. – Боги и богини, я позабыла о Сфинксе! Как же мы с ним справимся?

Глава 8

Зена вернулась к ним минутой позже. Воительница вытащила длинный нож, Иксос и Аталанта с испугом посмотрели на нее, но Зена просто перерезала веревки, которыми пленник был привязан к дереву. Он остался на месте, только, поморщившись, начал растирать затекшие руки. Воительница направилась к Аталанте.

– Не медли, – горько проговорила та. – Мне теперь все равно. Лучше умереть, чем знать, что скажут люди.

– О нет, – спокойно ответила Зена, и ее синие глаза зловеще сверкнули, – я тебя не убью. Сфинкс ждет тебя, так что ты еще понадобишься.

– Ты не посмеешь!

– Что не посмею? Отдать тебя страшному зверю? Да запросто, если это поможет мне вернуть девочек.

Габриэль, развяжи ее.

– Я не пойду, – принялась сопротивляться охотница. – Ты меня не заставишь.

– Наверное, я тебя удивлю, но ты пойдешь прямо передо мной и будешь выполнять мои приказы, причем беспрекословно. Ты говорила, что раскаиваешься, так стоит ли увеличивать свое раскаяние? Успокойся, я не собираюсь просто так скормить тебя Сфинксу. Что бы ты ни думала, это не в моих привычках. – Аталанта посмотрела на Зену с огромным недоверием. – Я даже предложу тебе сделку: ты помогаешь мне… нам. Ты повинуешься каждому моему слову, ты делаешь все возможное, чтобы спасти девочек. Чего бы тебе это не стоило. Взамен я никому не скажу, кто затеял похищение.

Воцарилось недоуменное молчание. Спутники во все глаза смотрели на воительницу. Щеки Аталанты зарделись, на ресницах повисли слезы:

– Почему? – прошептала она. – Почему ты так великодушна ко мне? Нет, ты лжешь! Ты просто хочешь заставить меня подчиниться!..

– Не лгу, – твердо сказала Зена. – Мне действительно нужна твоя помощь и желательно добровольная. Единственное, что сейчас важно, – это судьба девочек. Их надо освободить и отвезти в Афины. Если мне удастся сохранить твою вину в тайне, я сделаю это, чтобы оставить маленьким бегуньям их идеал. Поверь, я не пошла бы на это ради тебя. Только ради них.

Мертвая тишина. Аталанта упорно не поднимала глаз, Зена не сводила с нее тяжелого взгляда. Габриэль сосредоточенно рассматривала завязанный ею самой узел, вспоминая, как же его развязать. Воительницаотрывисто поторопила подругу:

– Распутывай скорей! Нельзя терять время.

– Стараюсь, – пробубнила девушка, продела конец веревки в ослабленную петлю. Аталанта слабо вздохнула ипонурилась:

– Хорошо. Я помогу вам. Любой ценой. Клянусь. Я не хотела, чтобы так…

– Побереги слова, – оборвала ее Зена. – Твои желания давно потеряли значение, дело сделано.

Габриэль удалось распутать беспорядочный клубок, оказавшийся на месте тщательно продуманного узла, и она занялась оружием. Отвязав лук, колчан и кинжалы, девушка закинула на плечо заметно полегчавшую сумку иподнялась на ноги. Иксос с опасной покосился на ее посох и тоже встал.

– В путь, – приказала воительница. Аталанта медленно и осторожно выпрямилась и попятилась от Зены, мечом указавшей направление.

– Даг там были следы, – Аталанта старалась обрести утраченное равновесие. – Эй, Иксос! Тебе известно, как выйти на дорогу в Фивы?

– Отыщу.

– Прекрасно. Моли богов, чтоб я не уличила тебя во лжи! – жестко прибавила Аталанта.

– Я не обману тебя, клянусь тенью Ненерона! – торжественно и печально произнес охотник, сжигаемый ее сердитым взглядом.

– Если ты лжешь, то встретишься с ним раньше, чем ожидаешь, – предупредила его Зена. – Иди-ка вперед, догоняй свою чудо-девочку: я хочу видеть вас обоих. Буду идти по пятам, так что не надейтесь улизнуть.

Иксос сурово кивнул, вышел на тропу, нагнал Аталанту, прикоснулся к ее руке. Охотница бросила на Зену внимательный взгляд, словно прикидывала, чего от нее ожидать, потом повернулась к ней спиной, зашагала рядом с Иксосом. Зена сухо приказала:

– Габриэль, вы с Гомером держитесь за мной. Будьте начеку: возможно, не все их сообщники погибли, а может быть, нас поджидают воины Сфинкса.

С этими словами она устремилась за Аталантой, которая то и дело опасливо оглядывалась назад.

Тонкая, изящная рука протянулась к загрубевшей ладони старого охотника, Иксос бережно взял кисть Аталанты в свою, чуть сжал пальцы:

– Держись, царевна, – прошептал он, – мы что-нибудь придумаем. Все уладится.

Бегунья только кивнула. Зена, наблюдавшая за ними, возвела глаза к небу и пробормотала не очень-то приличное словечко.

Позади нее Габриэль замедлила шаг, поджидая Гомера: теперь тропа была достаточно широка для двоих. Певец обнял ее за плечи.

– Ты в порядке? – тихо, так, чтобы услышал только он, спросила девушка.

– Даже не знаю, – честно ответил поэт. – Ты что, так и живешь: бандиты, опасности, подвиги, то жарко, то холодно, и есть хочется?

– Чего только не бывает, – пожала плечами Габриэль. Она указала на троих идущих впереди людей и нарочно пошла чуть медленней. – Но эта история особенная. Знаешь, это ведь нам с тобой придется иметь дело со Сфинксом: он любит загадки, – девушка помрачнела. – Полагаю, загадки Сфинкса будут для нас последними. Ой! Я хотела сказать, что после этого приключения они нам разонравятся!

– Ты забыла? Сфинкс бросил вызов Аталанте, – поразмыслив, ответил Гомер. – К сожалению, не нам. Габриэль рассмеялась:

– О, это поправимо. Убедим Сфинкса, что состязаться с нами гораздо интереснее, – поэт ответил ей невеселым взглядом. Габриэль обошла кучу камней, оставшихся от упавших с вершины глыб, и прибавила: – В каждой легенде говорится, что Сфинкс невероятно тщеславен. А из того, что он сказал Иксосу…

– М-м, – только и смог ответить певец. В голове его крутились старые мысли: "Зачем же я уехал из Афин? Где был мой разум! Ох, если отец узнает!" За такое своеволие Гомера запросто исключат из Академии. А вдруг уже исключили? В любом случае весть дойдет до отца и "мир не услышит моей новой легенды". Жаль.

Габриэль даже не заметила молчания спутника, ее внимание было сосредоточено на крутом и сложном подъеме: тропа все отвеснее поднималась в гору. К тому же девушка не переставала болтать, и ответ, казалось, был ей не нужен:

– В общем, он до предела самолюбив. Я про Сфинкса. Этим-то мы и воспользуемся, предложим ему настоящее состязание певцов. Если не сработает, снабдим Аталанту набором самых сложных загадок, но это на худой конец.

Девушка вдруг споткнулась и чуть не сшибла зазевавшегося Гомера.

– Ой, ты не ушибся?

Поэт очнулся и помог ей подняться:

– Нисколько. Совсем забыл посмотреть под ноги.

– И правильно. Нам обоим надо подумать,

– Что-что? – не понял певец.

– Нужно вспомнить загадки, самые сложные! Есть идеи?

– Та-ак, – протянул Гомер. – Пожалуй, да. На прошлой неделе мне рассказал ее Туикенем, но я немного изменил слова. Слушай:

 
Всегда непостоянен. И меня
Встречают то проклятьем, то молитвой.
Я знаю сотни тайн, хоть никогда,
Никто, нигде мне их не доверяет.
Я развевал одежды на Олимпе,
Я развевал над морем прах героев.
Я нежным улетал и возвращался
Грозою, бурей, ураганом, смерчем.
Меня нельзя поймать. Попробуй ты!
 

Он замолчал, Габриэль наморщила лоб, покачала головой, принялась бормотать:

– Развевал над морем прах героев… Ветер! – она взглянула на Гомера, дожидаясь подтверждения. Певец кивнул. – Неплохо. Замени предпоследнюю строчку, и станет сложнее. Мне понравился образ – непостоянный, ветреный, такому нельзя доверять тайны! Отлично получилось; хотела бы я так работать! Честное слово. Знаешь, ненавижу лазить по горам, – кисло призналась Габриэль, вручая посох Гомеру и цепляясь за выступы валунов, преграждавших путь/Дорогу усыпали неровные острые камни, идти стало еще трудней.

– Эй, мы отстаем! – воскликнула девушка, указывая вперед. Их спутники уже скрылись из виду: должно быть, перевалили за гребень.

Гомер обогнал Габриэль, поднялся немного выше и вытянул шею:

– Они не так уж далеко: я только что видел макушку Зены, вроде бы отряд спустился к подножию. Пошли! – Он покрепче уперся в землю и, подав Габриэль руку, втащил ее на высокий уступ. – Здесь есть, куда поставить ногу; последний рывок, и мы у цели.

Перед путниками громоздились валуны. Девушка принялась карабкаться. Шагах в двадцати впередипоказалась Зена. Воительница нетерпеливо окликнула их;

– Поторопитесь, вы двое!

– Уже идем! – отозвалась запыхавшаяся Габриэль. Гомер вытер перепачканные и оцарапанные руки о тунику, стряхнул дорожную пыль, а из сандалий высыпал порядочную кучку мелких камешков. Девушка вернулась к самой важной теме:

– А как насчет этой загадки? – спросила она и продекламировала:

 
Могу быть грубой и могу быть нежной,
Но не убьешь меня – ведь я мертва.
Могу бежать, могу лежать без дела,
Цари и пастухи – меня все любят,
Пасу овец и в бой иду отважно,
Меняю я обличья. Кто узнает?
 

– Интересный ритм, – похвалил певец. – Хм, а каков же ответ?..

Он замолчал и надолго задумался. Так путники миновали просторный луг, который оживляла стройная рябинка и пара тонких ив. К облегчению Габриэль, здесь не оказалось следов битвы. Гомер с головой ушел в, свои мысли и даже не подумал об этом. "Бедный юноша, – подумалось Габриэль, – сколько он пережил! Чего доброго решит, что я ходячее несчастье!" Она осторожно огляделась по сторонам, вспомнив предупреждение Зены, но на сотню шагов от них негде было спрятаться даже тощему грабителю, не то что армии или чудовищу.

– Хм-м, – повторил Гомер, – ответ так и вертится на языке, но ускользает! Ладно, – сдался он, – что это? Габриэль удивленно моргнула:

– Что? Ты о чем? А, про загадку! Выделанная кожа, кожаная одежда, в общем. Наверное, не очень удачно составлена, нет прямого намека!

– Постой-ка, – пробормотал певец. – Бежит, лежит, идет в бой, но мертва. Значит, делает это не она, а человек, у которого она есть. От пастуха до царя – все ее любят… Да, только кожа так используется – доспехи, обувь, плащи, бурдюки… Ты правда надеешься, что Аталанта вызубрит загадки? Она ведь не певец, а охотник! Ее учили другому.

Глаза поэта скользили по спинам идущей впереди троицы: напряжение и неловкость Аталанты были видны даже издалека. Габриэль задумчиво протянула:

– Не знаю. Нам придется с ней поработать, и только. А может, найдется другой выход, посмотрим, – девушка вдруг резко взмахнула посохом и указала на просвет За деревьями. – Там ведь дорога?

Гомер пристально вгляделся и пожал плечами:

– Не вижу ничего, кроме дубравы… Боги, что у них стряслось?

Замер как вкопанный Иксос, охотница испустила сдавленный крик. Зена вышла вперед, и ее очам предстал чудовищных размеров великан, направлявшийся прямо к ним. За ним чуть не бегом поспевал человек, казавшийся едва ли не крошкой.

– Ой, нет! – воскликнула Габриэль, заметив, что Зена выругалась и выхватила меч. На великане былизнакомые неряшливые, в пятнах штаны, складки колыхались при каждом неуклюжем шаге. – Ой, нет, ну пожалуйста, не говорите, что это!..

– Это он, – констатировала воительница и приказала: – Мигом в сторону, я о нем позабочусь!

Она решительно направилась навстречу странной паре. Аталанта кинулась наутек, устремившись обратно к холму, но Габриэль тут же преградила ей дорогу и угрожающе подняла посох. Охотница остановилась, испуганно взвизгнула, а девушка улыбнулась и помахала палкой:

– Я не стала бы тебе мешать, но, знаешь, Зена все равно нашла бы тебя и… начала за непослушание. Кстати, – добавила Габриэль, когда бегунья в панике оглянулась на нависшую над ними громадину, – с ним я Знакома лично. Он тебя не тронет.

– Это же Циклоп, девчонка! – прошипела Аталанта. Лицо ее было грязно-серого цвета, а глаза круглы как плошки.

– Это слепой Циклоп, – уточнила Габриэль. – Не слишком сильный и совсем глупый.

– Слепой! Кто может ослепить такое чудовище? – недоверчиво переспросил певец, но осекся: – Нет, не говори, я понял.

– Именно! – весело ответила девушка и задумчиво посмотрела на человека, сопровождающего огромного дикаря. – Интересно, кто это с ним. В нашу прошлую встречу он был одинок.

Ветер подул со стороны странной компании, и Габриэль брезгливо сморщилась:

– Он так и не постирал одежду! – заявила она. Аталанта одарила ее презрительным взглядом и, зло махнув рукой, уселась на обочину дороги.

– Все было так хорошо, – пробормотала она. Иксос опустился на колени рядом со своей деточкой и нежно погладил ее по руке, не сводя настороженных глаз с Циклопа, который был выше деревьев в лесу. – Все шло по плану. Но эта Зена – проклятье и кара богов, клянусь! В прошлый раз она тоже встала у меня на пути…

– В прошлый раз? – с любопытством вставила Габриэль. Охотница метнула на нее мрачный взгляд:

– У нее спроси. Я тебе ничего не буду рассказывать! Скажу только одно: все мы станем скоро чьим-то обедом, – фыркнула Аталанта и, надувшись, замолчала.

Габриэль пожала плечами и повернулась к Гомеру, который бессмысленным взглядом смотрел на неправдоподобного гиганта. Руки Циклопа сжимались в кулаки, и каждый был размером с человеческую голову.

– Эй, ты здесь? – тронула его за плечо Габриэль. Певец подпрыгнул на месте и выдавил дрожащую улыбку.

– Если уцелею, напишу сотню легенд! Одного Циклопа вполне хватит на песню. Он такой большой, что займет много места, строф двадцать, – ответил юноша. – Но как можно подобраться к нему достаточно близко, чтобы ослепить?

– О, это долгая история, – уклончиво сказала Габриэль и зарделась. – И больше подходит для рыночной толпы, чем для поэта. А все-таки интересно, кто спутник великана.

Неподалеку от нее Зена с радостью смотрела на подошедшего молодого мужчину:

– Манниус! – воскликнула она. – Не видела тебя…

– С тех самых пор, как сбежала из своего лагеря, – перебил ее мужчина. Оказалось, что он на целую голову ниже воительницы, фигура его была легкой и гибкой; рядом с Циклопом его можно было принять за мальчишку. Густые темные локоны рассыпались сияющей волной, когда он склонил голову набок иулыбнулся. В обрамлении черной бороды и усов сверкнули белоснежные зубы. Мужчина тихо прибавил:

– Надеюсь, ты знаешь, что к тому побоищу я не причастен. Я скучал по тебе.

– Я тоже скучала. Но как ты связался с этим? – она кивнула на ужасного дикаря, тот недовольно фыркнул, и Зене пришлось замахать руками, разгоняя тяжелый дух.

– Надо же чем-то питаться. – Манниус одарил ее извиняющейся улыбкой. – Циклоп меня кормит. Силой мне ничего не заработать, я знаю: ты тоже держала меня в лагере не за крепкие мускулы да воинскую доблесть.

– Всегда любила твой острый язык, приятель! – Взгляд Зены потеплел. – От кого еще услышишь такой тонкий намек?

– Рад доставить удовольствие обожаемой королеве, – ответил он. – Так вот, сообщаю: после твоего ухода меня выставили взашей. Конечно, к тому времени от армии оставалось немного.

– И почему я не удивляюсь? – лукаво произнесла воительница.

– Нечего мне делать среди грубых вояк: у всех гора мускулов, а в голове ни извилины. В общем, оказался я за воротами и решил навестить свою старую матушку, что живет на дороге в Фивы. И привели ж меня Паркиаккурат на старую тропу. Я столкнулся нос к носу со Сфинксом!

– Со Сфинксом? Так Циклоп с ним заодно? – с тревогой осведомилась Зена и посмотрела на великана, который принюхивался, то и дело поворачивая голову в ее сторону.

Манниус отвесил изящный поклон:

– Именно так. Слуга его величества Сфинкса к вашим услугам, – дурашливо ответил он. – Каждому нужно иметь опору в жизни, не правда ли? Мне удалось убедить чудовище в этом нехитром суждении.

– Помню-помню. Ты из кого угодно веревки вил. Редкостный дар!

– В тот раз пришлось попотеть, а что делать? Не на обед же ему доставаться! С тех пор, как Эдип отгадал Загадку на дороге в Фивы, Сфинкс стал осторожничать. Его оскорбило, что смертный ушел невредимым: слишком уж просто – портит репутацию чудовища.

Зена гортанно рассмеялась:

– "Смертный"! Ну почему не сказать "человек"? Эти мне словечки!

– У него уже был сопровождающий: скажу тебе, силен вояка. Но с тех пор, как встретился я, у чудовища появилась огромная свита. Мы с громилой охраняем подступы к священному логову: работа не пыльная, да и в компании веселей.

– Похоже, Сфинкс неплохо обосновался, – криво усмехнулась Зена.

– Пару человек ты, может быть, знаешь… Если они еще целы. Некоторые не понимают, что не стоит критиковать господина, особенно если он так огромен и… прожорлив. Даже печальный опыт товарищей им не впрок, – тут Манниус бросил взгляд на Циклопа. – Эй, как делишки, Летун? Не скучаешь? Поздоровайся со старой подругой: здесь Зена.

Его тон звучал дружелюбно, но наставительно. Циклоп нахмурил лоб, вздернул единственную бровь над пустой и зиявшей, как пещера, глазницей.

– Здравствуй, – неохотно прогудел он.

– День добрый, – ответила воительница, не сводя с него настороженных глаз и сжимая одну руку на рукоятимеча, а другую протягивая за кинжалом. Манниус сделал примиряющий жест.

– Эй, не волнуйся, Зена. С тех пор, как я с ним, Летун изменил свои привычки.

– Неужели? Пока я заметила только новое имя. Приятель усмехнулся, в уголках его глаз собрались веселые морщинки:

– Мне не хотелось звать его просто Циклопом: звучит грубовато, вот я и придумал прозвище. Он хоть ислепой, а когда несет меня, куда прикажут, мы летим, как на крыльях.

– Манниус, ты не в своем уме! Этот "малыш" ничуть не изменился с нашей последней встречи!

– Зена, ты не учла моих способностей. Я мастер заговаривать зубы. Мы с Летуном хорошенько все обсудили, итеперь он в корне переменил свои гастрономические пристрастия, – мужчина снова насмешливо поклонидся, но Зена не сводила глаз с хмурого Циклопа. – Мы вместе уже… сколько, приятель?

– Я не умею считать, – зарокотал низкий голос, дрожью отдаваясь в мускулистом теле воительницы. – Зена, если б я все еще ел человечину, я бы с удовольствием…

– Но ты ее не ешь, – строго оборвал гиганта Манниус. – Вспомни, чему я тебя учил.

Летун тяжело вздохнул, Зена увернулась от струи зловонного дыхания.

– Я помню, – с тоской пробасил великан. – Человечина вредна для сердца, желудка и печени; нельзя убивать людей ради еды. Все живущее создано богами, – он кисло взглянул на своего наставника, который широко развел руками и улыбнулся. Чудовищный Циклоп загудел снова: – Фу, глупости! Мясо – отличная пища. Видишь? – Он оскалил пасть, обнажив ряд превосходных зубов, и грубым ногтем постучал по внушительному резцу. – Такие зубы у волков, собак, пантер и медведей! У людей тоже они есть. Нужны, чтобы разрывать мясо, созданы специально для этого. Боги неспроста дали мне острые зубы! Я бросил есть человечину, потому что ты запудрил мне мозги своими бреднями: красивыми словами и уговорами. Но я не отказался от мяса, понял?

– Конечно-конечно, все верно, успокойся, – поспешно ответил Манниус и извинился перед Зеной: – Работа еще не закончена. Кстати, он по-своему прав: овцы – глупейшие создания, их и съесть не жалко. Они не умнее плодов и кореньев.

– Когда-то ты твердил, что есть мясо негуманно, и приводил самые пылкие доводы, – вздернула бровивоительница. – А теперь приравниваешь овцу к оливкам. – В этих горах без, мяса никак: сплошные камни, ничего не растет, недолго и от голода умереть. Что тут можно раздобыть: стащить в деревне черствый хлеб? Представь эту гадость! Да, я ем овец и домашнюю птицу, иногда еще рыбу, – мрачно признался Манниус. Он кивнул на великана, который опять поводил носом и очень сурово хмурился. – Его я перевоспитал почтиполностью и считаю, что опыт удался. Я убедил Летуна перестать есть людей, и с тех пор он пристрастился к баранине. Это большой шаг вперед. Может, я даже уговорю его попробовать жаркое.

– Баранина, – повторил Циклоп.

– Получишь целую овцу, клянусь честью, – торжественно пообещал Манниус. – Сейчас она находится в процессе приготовления, как мы это называем, а попросту говоря, растет. Но я разрешу тебе ее съесть, если оставишь Зену и ее подругу в покое.

– Подругу! Узнаю по запаху. Это нежненькая и мягенькая… – обрадовался Циклоп. Он повернулся к воительнице и послал бы ей страшный взгляд, если б только у него сохранился глаз. В голосе его зазвучала обида: – Она меня тоже обманула. Сказала, что покончит с Зеной и принесет мне глаза, обе ноги и…

– Давай-ка помолчим, – Манниусу не понравился ход мыслей приятеля, смаковавшего воспоминания, и он перебил его. – Разве ты забыл, что девушек не едят? Мы же все обсудили, вспомни наши правила!

– Не ешь людей, ешь овец, – с досадой пробубнил Циклоп.

Он испустил тяжелый вздох, Зена предусмотрительно отпрыгнула от зловонной струи, и даже Манниус поморщился.

– Будь умницей, никого не трогай, и завтра я позволю тебе съесть оленя, – соблазнял гиганта наставник. Летун медленно поворочал мозгами и улыбнулся:

– Олень вкусный, люблю. – Тут он снова повернулся к Зене, потом принюхался к ее спутникам. – А сколько? Большую часть?

– Все, кроме моей доли, – двусмысленно ответил Манниус, избегая споров. – Два куска мне, и я готовлю их, как хочу.

– Какой ты странный! Жаришь мясо, портишь еду, – пожаловался Циклоп. Манниус молча ждал, скрестив на груди руки. Великан вздохнул, воительница отвернулась, закашлявшись. – Ну, ладно! Два куска тебе, и я молчу.

– Молодчина! – сердечно похвалил его Манниус, поощряя сговорчивость.

– Ага, ясно, – рассудила Зена. – Он добывает пропитание, ты немного оставляешь себе, а чем еще ты занимаешься?