Текст книги "Ротвейлер"
Автор книги: Рут Ренделл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)
Глава 8
Инес почти не спала, встала рано и спустилась в магазин до восьми. Сейчас, в апреле, солнце уже светило вовсю. Она увидела фургон Кейта Битти и услышала, как Кейт сигналит. Этот яростный сигнал слышат, наверное, даже на станции Паддингтон. Зачем поднимать такой шум, Уилл и так всегда запрыгивает в машину до того, как этот гром отзвучит. Инес вздохнула и еще раз приказала себе бросать вздыхать.
Прошлой ночью она дотронулась до крестика, и только потом сообразила, что трогать его нельзя. Во второй раз она подняла его за цепочку. Но если он использовал цепь для… Она боялась даже подумать, для чего, значит, ей вообще нельзя было трогать это руками. Когда Мартин (Форсайт) находил какую-нибудь улику, он клал ее в стерильный пакетик для последующей экспертизы. Инес пошла на кухню и оторвала новый целлофановый пакет от рулона. Крестик в целлофане пролежал всю ночь на тумбочке у ее кровати. Она не отличалась чрезмерной пугливостью, но все же подумала о том, что если человек, который подбросил сюда крест, увидел его по телевизору, то он должен прийти за ним. Она забрала крестик с собой вниз. Через полчаса она позвонит в полицию и поговорит с инспектором Криппеном. Может, стоит обыскать ту треть магазина, которую она вчера вечером не успела осмотреть?
А что, если она найдет и серебряную зажигалку с инициалами Николь Ниммс, инкрустированными гранатами, или черное с позолотой ониксовое кольцо для ключей? И даже золотые карманные часы? Нет уж, пускай полиция это делает. Инес подумала, к чему может привести ее находка. Неужели сам Ротвейлер или его сообщник появлялись в «Стар Антикс»?
В этот момент в дверь постучали, и на очередную чашку чая явился Джереми Квик. Инес быстро поставила чайник. Сегодня он надел новый костюм, белоснежную рубашку и галстук чистого зелено-голубого цвета.
– Отлично выглядите, – сказала Инес.
– Спасибо. Вообще-то я покупал этот костюм к свадьбе, но свадьба не так уж скоро, поэтому и решил начать его носить уже сейчас.
Сказать ему? Ей ужасно хотелось с кем-то поделиться, лучше до того, как она позвонит в полицию. Как же ей не хватает Мартина! Но Мартина нет, а чем ей может помочь Джереми?
– Как поживает миссис Гилдон? – спросила она.
– Все так же. Спасибо, что поинтересовались. Белинда все еще в больнице, по четыре дня в неделю. Ко мне почти не заходит.
Он отпил чай, и Инес опять подумала о том, чтобы сказать ему, но отбросила эту мысль. Ей кое-что еще нужно выяснить.
– Белинда, наверное, очень привязана к матери?
– Очень, – сказал он, и Инес показалось, что голос его стал печальным. – Иногда я думаю, что усыновленные дети бывают даже ближе к родителям, чем родные, вам не кажется?
У Инес отлегло от сердца. Со времени прошлой беседы с Джереми ей не давал покоя вопрос о возрасте Белинды и ее матери. И слова Квика казались единственным объяснением того, что Белинда могла быть дочерью женщины пятидесяти двух лет.
– Так Белинда – приемная дочь?
– Да, а разве я не сказал? Миссис Гилдон удочерила Белинду, когда той было два месяца. А за пять лет до этого они с мужем уже усыновили мальчика, но сейчас он Белинде помочь не может, так как живет в Новой Зеландии.
Может, сказать ему? Инес как раз сидела за столом, в ящике которого лежал крестик. Инес взялась за ручку ящика, но в этот момент Джереми сказал:
– Я, пожалуй, пойду. Хочу сегодня прийти пораньше. У меня собрание руководства в пятнадцать минут десятого.
Инес проводила его до двери, чувствуя себя виноватой, что заподозрила его во лжи, вернее, в том, что он фантазирует, придумывает для себя другое прошлое. Ей стало стыдно и захотелось как-то загладить вину.
– А в какие дни Белинда не дежурит в больнице?
– Не скажу точно, кажется, в среду, в четверг и субботу.
– Приходите с ней ко мне в гости в среду.
– Хорошо, дам вам знать, когда мы сможем.
Так как Инес уже открыла дверь, закрывать ее не было смысла. Она перевернула вывеску на «открыто». Мистер Хори вышел из магазина и поднимал жалюзи. Инес любила смотреть, как он это делает, а также, несмотря на то, что вид счастливых парочек в кафе ее угнетал, любила наблюдать, как выставляют на улицу столики. Это значило, что лето близко. Мистер Хори обычно не махал ей рукой, чтобы поприветствовать, он сгибался в вежливом поклоне.
Инес вернулась в магазин и позвонила в полицию.
Уилл никогда не бывал в этих местах. Все здесь незнакомое. Детский дом находился на Крауч-энд, Бекки жила в Примроуз-хилл, Инес в Паддингтоне. Этими местами ограничивался весь его Лондон, другого он не знал. Для Кейта это тоже была перемена, обычно он работал в Сент-Джон-Вуд, в Майда-Вэйл или в окрестностях Эджвер-роуд. Зато семья его жила как раз в том районе, куда они направлялись. Но они свернули задолго до того, как доехали до Харлсдена.
Многоквартирный дом, в котором они работали, располагался на улице, отходящей от Лэдброк-гроув. Кейт получил парковочный талон, так что им не пришлось прятаться от дорожных инспекторов. Они должны были покрасить три однокомнатные квартиры, – заказ домовладельца, собирающегося эти квартиры сдавать, – и Кейта проинструктировали, подмигнув ему и толкнув локтем, чтобы особенно не выкладывался.
– А я ему и говорю, – начал Кейт, поднимаясь по лестнице, когда они вносили в квартиру инструменты, – так я и говорю: не в моей натуре делать работу в полсилы. А если вас это не устраивает, то поищите какого-нибудь ковбоя, чтобы попахал на вас. Вам как раз подойдет, сказал я. А он глаза опустил и промолчал. Ты, небось, надеялся, что у них тут лифт есть?
Почти ничего из сказанного Кейтом Уилл не понял. Только про лифт.
– Да, – ответил он.
– Это называется жадностью. Этим все сейчас страдают. Всем бы как можно скорее выгоду получить, куда ни глянь. От этого и все преступления. – Кейт задумался, как закончить предложение, в результате сказал просто: – Что угодно ради выгоды сделают. Не зря же, – он остановился в пролете, посмотрел Уиллу через плечо и нервно продолжил, – коммунисты их не любили.
Уиллу нечего было сказать о коммунистах, и он промолчал. Они вошли в первую квартиру, открыв ее ключом домовладельца.
– Воняет так, будто полгода не проветривали, – поморщился Кейт. – Открой окна.
К тому времени, когда пришла Зейнаб, в магазине уже стояли Криппен и его помощник, Зулуета. Полицейский сел за стол Инес, надел перчатки и принялся с увеличительным стеклом изучать крестик.
– Что происходит? – спросила Зейнаб, скидывая туфли на шпильках.
– Я нашла у нас вот это, – Инес указала на стол.
– Это тот самый? – Зейнаб посмотрела на крестик из-за плеча Зулуеты, окутав его ароматом туалетной воды с запахом туберозы.
– Похоже на то, – ответил Зулуета.
– Умереть можно от страха. А мой… э… мой друг считает, что, возможно, ее и задушили этой цепочкой. Это правда?
Полицейские не ответили, но Зулуета помрачнел от такого прямого предположения и оттого, что оно походило на правду.
– Итак, миссис Ферри, – Криппен, вероятно, чувствовал, что потерял контроль над ситуацией и людьми, и решил его восстановить. – Мы должны провести обыск. Если возражаете, я предоставлю вам ордер.
Инес встала с негодованием. Никто даже не поблагодарил ее за то, что она сообщила обо всем в полицию. Вместо этого они упрекнули ее, якобы нужно было позвонить им вчера вечером. Ей показалось, что стоило этим двоим войти в магазин, как они стали обращаться с ней как с сообщницей Ротвейлера.
– Я не возражаю, – холодно проговорила она. – Я только не понимаю, почему вам кажется, что я могу вам чем-то помешать. Я и подумать о таком не посмела бы. – Их поведение сильно отличалось от той учтивости, с которой Форсайт общался со свидетелями, готовыми ему помочь. – И если так будет продолжаться, я напишу на вас жалобу.
– А я подпишусь, – вставила Зейнаб, всегда такая лояльная. – А то обращаетесь с нами, словно мы преступницы.
– Простите, если я вас оскорбил, – сказал Криппен, только усугубляя ситуацию. – Позвони-ка в отделение, Зулуета, и пригласи сюда Оснабрука и Джонса для обыска. А вы, миссис Ферри, успокойтесь немного и скажите, кто заходит к вам в магазин? Я должен иметь представление, кто мог подбросить сюда эту… цепочку.
– Сотни людей, – ответила Инес.
– Ну, двадцать человек в день, по меньшей мере, – Зейнаб подняла на Криппена свои сияющие черные глаза. – А иногда и больше.
– Но вы же не продаете двадцать предметов в день? – Его недоверчивый тон еще больше обидел Инес. – Не все же они что-то покупают?
– Половина покупает, – не совсем честно ответила Зейнаб.
– У вас есть еще квартиранты. Некоторых я видел здесь. – Прозвучало это так, будто Инес заведует борделем.
В этот момент распахнулась входная дверь, и в магазин гордо вошел Мортон Фиблинг.
– Это покупатель или квартирант?
– Это мой жених, – Зейнаб не забыла надеть сегодня утром нужное кольцо и потому говорила с уверенностью, глядя инспектору Криппену в лицо. – Мистер Фиблинг.
Мортона, в его светлом пальто из шерсти альпаки, с шелковым платком на шее и часами «Ролекс» на запястье, можно было легко принять за криминального авторитета, но Криппена впечатлил облик этого преуспевающего человека.
– Мы не будем задерживать вас расспросами, сэр, – сказал он.
Мортон проигнорировал его:
– Что же случилось с тобой в субботу, моя роза Шарона, моя нежная лилия?
– Ты, наверное, догадался. Отец не пустил. Ты ведь знаешь, что это за человек. Запер меня в моей спальне.
– А я, измучившись, с разбитым сердцем, ждал тебя за одиноким столиком в «Кларидже». Я был слишком расстроен, чтобы есть, мог только пить бренди. А в особняке твоего отца есть телефон?
Зейнаб не удалось ответить. На улице завыли полицейские сирены. Видимо, Оснабруку и Джонсу неточно передали информацию, потому что оба решили, что их вызывают на вооруженное ограбление. Сообразив в чем дело, они принялись за обыск магазина, взяв себе в помощь Зулуету.
– А мы давайте перейдем к вашим жильцам, – сказал Криппен, – перечислите их фамилии.
– Мистер Коббетт в квартире на втором этаже, миссис Гоголь в соседней на втором и мистер Квик на верхнем.
– А кто живет на первом? – очень подозрительным тоном поинтересовался Криппен.
– Как ни странно, я. Или вы думаете, что я сплю на полу в магазине?
Они нашли часы. Они лежали в другом темном углу, на столике, в зеленой тарелке, спрятанной за рядом пивных кружек. Незаметно наступил полдень. Криппен захотел знать, во сколько жильцы приходят домой с работы, и Инес сказала, что, так как Людмила с Фредди обычно выходят через магазин, они, должно быть, все еще дома.
– Почему вы раньше нам этого не сообщили, мадам?
– Вы меня не спрашивали. Мистер Квик приходит домой к шести, а мистер Коббетт еще раньше, около половины шестого.
Инес не хотелось говорить ему про Уилла, но если не она, то кто-нибудь другой ему скажет. Уилл очень впечатлительный, он может испугаться такого человека, как Криппен, растеряется, не будет знать, как отвечать на вопросы. Может, объяснить ему все? Нет, лучше не стоит. Она с трудом представляла себе реакцию инспектора, который узнает, что Уилл… а что собственно с Уиллом? У него аутизм? Не совсем. Он умственно отсталый? Нет, конечно. В наши дни это звучит не политкорректно. Просто небольшое изменение в хромосомах, и все. Криппен поймет, и будет вести себя с ним вежливо.
Хотя Инес обещала не мешать, она все же уговорила полицейских сначала позвонить в квартиру Людмилы снаружи, через домофон, а не подниматься к ней сразу по внутренней лестнице. Оснабрук остался в магазине, упорно намереваясь отыскать кольцо для ключей и зажигалку. Инес подумала, что ни полицейские, ни их машины у дверей магазина не способствуют удачной торговле.
Зейнаб вышла посидеть с Мортоном в его машине, и они там, кажется, о чем-то спорили. Она вернулась раскрасневшаяся, раздраженная и уселась подправлять косметику, которая слегка смазалась.
– Лучше бы я ему об отце вообще не говорила. Теперь Мортон хочет с ним познакомиться и попросить у него благословения. Говорит, что так будет достойнее. А я ему: только через мой труп. Если попытается – между нами все кончено.
– Это твоя ошибка, – грубовато сказала Инес, понизив голос, несмотря на то, что Мортон и так не мог их слышать. – Ты старалась казаться ему старомодной девушкой, чуть ли не девой из Средних веков. Ты ведь не… ну… не спала с ним и с Роули, так ведь?
Зейнаб по-настоящему шокировало это предположение, и она покраснела, что стало заметно даже под слоем косметики.
– Конечно, нет.
– Ну и ладно тогда. А то девушки в наши дни так поступают, когда помолвлены. Ты сама говорила, что Роули считает помолвку современной формой брака. Но он же не имел в виду носить кольцо и объявлять о помолвке в газетах. Они ведь не давят на тебя?
– А как ты думаешь? Целыми днями только это и делают.
Инес рассмеялась. Обиженная Зейнаб решила сменить тему.
– Тебе тоже приходило в голову, что Ротвейлер мог зайти сюда, притворяясь обычным посетителем? Может, даже что-то купил. Говорил с нами, а сам искал глазами место, куда подбросить нам вещи убитых девушек.
– Конечно, мне это приходило в голову, – Инес успела спохватиться и кашлянуть вместо вздоха.
Криппен и Джонс вернулись в половине шестого. К этому времени Уилл уже полчаса находился дома. Увидев, как он вышел из машины Кейта, она оставила Зейнаб в магазине до закрытия и поднялась к нему. Уиллу не пришло в голову предложить гостье чаю, и Инес попросила его, сказав, что сама приготовит. Пусть он не волнуется, но сейчас к нему поднимутся полицейские, поговорить об убийстве девушек. Он в курсе этих событий? Уилл кивнул, хотя не совсем понял, о чем она говорит.
Чувствуя себя адвокатом при заключенном, Инес сказала Уиллу, что останется у него, но когда они войдут, то несколько минут побудет на кухне. Уилл спокойно согласился. По совету Инес он выключил телевизор. Как только он это сделал, в дверь позвонили. Уилл умел обращаться с домофоном. Он поднял трубку, сказал: «здравствуйте» и нажал на кнопку, чтобы открыть внешнюю дверь. Полицейские поднялись, и Уилл сказал то, что ему шепнула Инес:
– Проходите, пожалуйста.
– Мистер Коббетт?
Уилл кивнул, хотя раньше его никто так не называл. Инес ждала на кухне, когда закипит чайник.
– Вы когда-нибудь видели эту вещицу? – Джонс показал ему серебряный крестик в прозрачном стерильном пакете.
Уилл осмотрел крест и покачал головой.
– Никогда не видел.
– Вы знаете, что это такое?
Среди драгоценностей, намного более красивых, виденных им в фильме «Сокровище с Шестой авеню», тоже был крестик такого же размера, но золотой.
– Это крестик.
– Он принадлежал Гейнор Рей, девушке, чье тело нашли в Ноттингеме на прошлой неделе. Помните об этом событии, так ведь?
Настало время Инес объявить о своем присутствии или хотя бы чем-нибудь стукнуть, чтобы полицейские догадались, что в квартире кто-то есть. Она разлила чай по чашкам, и когда Криппен сказал: «Здесь есть кто-то еще», вышла к ним с невинной улыбкой.
– Не откажетесь от чашечки чая, мистер Криппен?
– Спасибо, не надо. Я думал, мы одни.
– Да? А вы, мистер Джонс, не желаете чаю?
Джонс поглядел на шефа, потом в сторону, собрался с духом и согласился.
– Да, пожалуйста.
Инес победоносно улыбнулась и сообщила:
– Вот выпью чай и сразу пойду. Но придется подождать, пока он остынет. Не могу пить горячий.
– Вы уверены, что никогда не видели это, мистер Коббетт?
– Он же сказал, что не видел, – вмешалась Инес, играя роль добросовестного адвоката.
– Спасибо, миссис Ферри. Вы часто заходите в магазин миссис Ферри?
– Никогда не захожу, – сказал Уилл, – я только однажды зашел. – Уилл попытался вспомнить, какой это был день, но не смог. – Один раз я заходил, да, Инес?
– Да, на прошлой неделе, только один раз, – уже сказав это, Инес поняла, что заметно помогает Уиллу, но что еще она могла сказать? Уилл всегда и со всеми был честен. Возможно, он слишком чист, чтобы лгать. Он натянуто улыбнулся.
– Хорошо, мистер Коббетт. На сегодня достаточно. Но мы еще встретимся с вами. Пойдем, Джонс, если не успеваешь допить свой чай, то оставь его.
Пообещав Уиллу вернуться, Инес пошла следом за ними, прихватив свою чашку с блюдцем. Криппен грубовато спросил, спускаясь по лестнице:
– Что с ним? Он не в себе, что ли?
Его слова привели Инес в ярость, но она решила не показывать этого.
– Уилл Коббетт – нормальный молодой человек, с небольшой задержкой умственного развития. Он умеет читать, но с трудом. Не думаю, что он покупает газеты, и знаю точно, что не любит смотреть новости по телевизору.
– Значит, не в себе, так я и понял. Как вы считаете, а этот Квик, он уже дома?
– Не могу сказать.
– Мы ему позвоним, Джонс, и если его не окажется дома, то подождем его в машине.
Вернувшись к Уиллу, Инес вымыла чашки. Часы пробили шесть, и Уилл сел смотреть викторину по Пятому каналу. Казалось, визит полицейских его ничуть не встревожил. Инес услышала, как Джереми Квик поднимается по лестнице. Потом в его дверь позвонили. Спускаясь к себе, она увидела идущих ей навстречу полицейских.
– Эти ступеньки меня доконают, – сказал Криппен.
Джереми Квик произвел впечатление уравновешенного, знающего себе цену человека – нормального горожанина. С умственным развитием у него все в порядке, он был в курсе трагических новостей. Он понравился Криппену даже тем, что не предложил им выпить чаю или перекусить. Криппен считал, что люди, рьяно стремящиеся доказать свое радушие полиции, скорее всего, что-то скрывают. Взять, к примеру, эту чепуху насчет того, что Коббетт только однажды заходил в магазин. Ведь сразу было понятно, что этот парень в хороших отношениях с Инес Ферри. Разве можно поверить, что он был у нее только раз? Один раз и в самое подозрительное время, за несколько дней до обнаружения крестика и сразу после того, как нашли тело Гей-нор Рей и показали по телевизору то, что исчезло из ее сумки.
Вот Квик, напротив, сразу честно признался, что дружен с Ферри. Он заглядывает к ней каждое утро на чашку чая. Возможно, она неравнодушна к нему. Почему бы и нет, подумал Криппен, ведь Квик высокий, с хорошей осанкой, и прекрасно одевается. Криппен не разозлился даже тогда, когда Квик посмотрел на часы и сказал: «Надеюсь, вам достаточно того, что я сказал. У меня дела… – И добавил не очень любезно: – До свидания. Закройте за собой дверь». Никакого подхалимажа, никакого чувства вины и трепета перед властями.
– Возможно, нам придется еще раз увидеться, – сказал инспектор. Такова работа, но Криппен не был уверен, что станет проводить повторный допрос.
Джереми стоял у окна и провожал полицейских взглядом, пока их машина не свернула на Норфолк-сквер. Нюх у Джереми был превосходный, «собачий», как он шутил иногда. А этот Джонс оставил после себя отвратительный запах лимона с примесью каких-то трав. «Какой-то дешевый и приторный мужской одеколон», – подумал Квик Он взял рюмку водки с тоником и вышел в свой небольшой садик, разбитый на крыше. Люди говорят, что у водки нет ни вкуса, ни запаха, но он знает, что это не так. До заката остался час. Дни теперь стали теплыми, а вечера золотыми и мягкими, так что у Квика на веранде уже распустились тюльпаны и желтые нарциссы. Одно из лавровых деревьев зацвело золотистыми цветами, в первый раз с тех пор, как он купил его. На столе у него, в бело-голубом кувшине, стояли желтые, розовые и лиловые фрезии, прелестные цветы с нежным ароматом. Он понюхал их, закрыв глаза.
Через несколько минут сделал глоток из стакана, открыл ящик стола, и там, среди карандашей и ручек, компьютерных дисков, мотков изоленты, рядом с маленьким калькулятором, лежали позолоченное кольцо для ключей с брелоком из оникса, серебряная зажигалка с инициалами Н.Н., инкрустированными красными камушками, и пара серебряных сережек с мелкими бриллиантами.
Глава 9
Он строил планы начет того, как отделаться от этих штуковин и отказывался от своих планов. Сначала Джереми хотел поступить с этими предметами так же, как с крестом и часами, подбросив в кучу мелочей антикварного магазина. Другого магазина на этот раз. Их много на Черч-стрит и на Вестборн-гроув. Так что ничего сложного здесь нет. Но туда ведь можно проникнуть только под видом покупателя, и о нем могут вспомнить, если кольцо и зажигалка быстро отыщутся. Серьги – другое дело. Возникла еще одна мысль, довольно хулиганская: положить артефакты туда, где нашли девушек. Но и здесь не обойдется без сложностей. Например, Бостон-плейс, где умерла Кэролайн Данск, место очень открытое, кругом полно народу, даже вечером. К тому же там с одной стороны – сплошной ряд домов, а с другой – кирпичная стена, и никаких деревьев или закоулков. Туда никак нельзя возвращаться. Зажигалка Николь Ниммс – вторая вещь, которая появилась у него. Он взял ее по одной простой причине – ему нужно было зажечь сигарету. В то время Джереми редко курил, это не подходило к его второму «я». Он как раз создавал другого себя, более воздержанного и скромного во всех отношениях. Уже несколько недель, как он бросил курить, но в ту ночь, когда Николь нечаянно стала его первой жертвой в году, ему очень захотелось затянуться. Он нашел у нее в сумочке сигареты и серебряную зажигалку с инициалами Н.Н. Эта зажигалка и положила начало его традиции забирать с собой разные мелочи. Вообще-то Джереми презирал воровство. Он считал воровство слабостью британцев, в последнее время сильно распространившейся в стране. Ничего нельзя оставить на улице, чтобы не стащили, стоит только отвернуться. Непотребная привычка, даже преступление. Что до него, то эти вещи были даже чем-то романтичным, как визитная карточка или узнаваемый почерк.
После Николь он решил стать другой личностью и обосноваться где-нибудь неподалеку от места преступления. Он с самого начала понимал, что не был этим убийцей, этим Ротвейлером. Это кто-то другой, с другой жизнью и другим именем. Он оставался Александром Гиббонсом, обыкновенным мужчиной, а убийца – человек, который совершенно не контролирует себя. Теперь его будут звать Джереми Квик, и жить он будет не в Кенсингтоне, а на верхнем этаже над магазином в Паддингтоне.
Если он снова убьет, то уже под этим именем. А Александр Гиббонс, послушный сын своей матери, специалист по компьютерам, всего в жизни добившийся сам, – останется ни при чем, невиновным. Он – человек, который надеется, что его альтер-эго никого больше не убьет, что ему хватит этих двух смертей, чтобы умиротворенно уснуть. Джереми Квик разглядывая вещицы уже трех из пяти убитых девушек, знал теперь, что ничто его не остановит. Он знал это наверняка, и принял как данность. Просто он делал это, когда становился другим, живущим в другом месте.
Джереми Квик, в отличие от Александра Гиббонса, был очень уверен в себе. Он знал это и гордился собственной самоуверенностью. Порой он мастерски угадывал мысли людей. Взять, например, случай с Инес, когда он сказал ей о возрасте матери Белинды Гилдон. Как только он сообщил, что той восемьдесят восемь, а Белинде всего тридцать шесть, как лицо Инес изменилось, и он понял, что совершил ошибку. Любая женщина, обладающая хоть одной извилиной, заметит такие несовпадения. Его тут же осенило сообщить ей о том, что Белинда – приемная дочь. А саму Белинду пришлось придумать, чтобы не казаться каким-нибудь чудаком-одиночкой. Человек с небогатым воображением назвал бы Белинду какой-нибудь Джейн Венейблз или Энн Тремейн, именем романистки или главной героини романа. Вообще, было бы интересно исследовать или даже написать диссертацию на тему имен литературных героев. Можно разделить их по категориям, начиная от троллоповского звукоподражателя доктора Омикрона Пая или персонажа Диккенса Лестера Дедлока, до каких-нибудь Каррузерса или Винстэнли, героев шпионских триллеров, чьих жен почти всегда зовут Мэри. Он, кстати, очень удачно сказал полицейским, что якобы видел бегущего мужчину или женщину и решил, что у него (нее) просто утренняя пробежка. Они поверили, даже были благодарны. Он это заметил.
Он допил водку, но вторую рюмку не налил. И не закурил. Это Александр курил, а не он. В жизни Джереми все организовано до мелочей. Александр более ленив. В семь двадцать Джереми спустится и постучит в дверь Инес. Ему хотелось еще поразмыслить над этими шокирующими способами избавления от зажигалки и кольца для ключей, но он усилием воли остановил эти мысли и сел в кресло, стоящее между лавровых деревьев, с «Критикой чистого разума» Канта в руках. Место, где он остановился в прошлый раз, отмечено зеленой кожаной закладкой. Чтиво было сложнее Ницше, но и удовольствия приносило больше. Когда-то давно он научился концентрироваться на ближайшей цели, какой бы она ни была, и сейчас ему хотелось, чтобы Александр и Джереми встретились.
Полчаса спустя, в семь семнадцать, он включил свет, отметил закладкой место в книге, отнес рюмку на кухню, поставил в раковину, оставил включенной одну лампу там, вторую – в небольшом коридоре, захватил ключи и спустился по лестнице. Нажал на звонок Инес, и через некоторое время она открыла дверь, которая была на цепочке. Очень мудро с ее стороны. Ведь обычно он легонько стучал в ее дверь. А она ожидала увидеть другого соседа, которого не собиралась впускать, потому и не выключила телевизор. Она сняла цепочку, повернулась к Джереми спиной и быстро нажала на кнопку.
Он сразу догадался, что она делала. На экране промелькнула сцена автомобильной погони, и он увидел корешок видеокассеты, на которой была фотография мужа Инес, Мартина Ферри. Джереми никогда не мог выдержать больше пяти минут детективного сериала, но Мартина узнал сразу – часто видел его фотографии в газетах. Инес покраснела. Какая она все же сентиментальная дурочка – уже три года прошло с тех пор, как он умер, а она еще трагически о нем скорбит.
– Так неудобно вас отвлекать, Инес, – он сказал это голосом, возможно, слишком сочувственным, и она слегка подозрительно покосилась на него.
– Все в порядке, Джереми. Чем могу помочь?
– Мне так неловко… Но я специально спустился, чтобы сказать вам, и скажу.
– Может, выпьете что-нибудь?
Он покачал головой.
– Можно присесть?
– Конечно. Наверное, хотите сказать, что не сможете прийти в среду, да? Белинда не может?
Он заранее заготовил свою речь. Инес выглядела немного обеспокоенной. Как раз подходящий момент.
– Перейду сразу к делу. Мы с Белиндой не то чтобы поссорились, но это не за горами. Мы решили, что нам обоим хочется, – он постарался подобрать как можно более абсурдное словосочетание, – «больше свободы». Нам нужно обдумать ситуацию, в которой мы оказались. Просто она считает, – я думаю, вам это можно сказать, – она считает, что я отбираю время у них с матерью, и мне нечего на это возразить. Я сказал ей, что не хочу жениться на женщине, для которой мать важнее мужа.
Инес кивнула.
– Так значит, ее мама будет жить?
– Похоже на то. Возможно, даже проживет еще несколько лет. А что это означает для нас с Белиндой? Я считаю, что между мужем и женой должно быть полное взаимопонимание, а вы?
– Я вообще-то тоже.
– Для женщины муж должен быть главным человеком.
– А для мужа – жена, не так ли?
– Безусловно, – заключил Джереми.
– Что ж, мне очень жаль. Надеюсь, что вы как-нибудь помиритесь. Судя по тому, что вы рассказывали, вы подходите друг другу.
Значит, Инес на его стороне – или нет? Возможно, она просто хотела поскорее вернуться к своим слезливым воспоминаниям, поглядеть второсортное видео с давно умершим человеком.
– Но я и один могу зайти к вам в среду. Мне бы очень этого хотелось.
– Не думаю, что получится, Джереми. Мне нужно навестить сестру. Она приболела, а я не видела ее несколько недель.
Она не улыбнулась, даже не взглянула на него. Возможно, она очень устала от недавних событий и к тому же напугана. Он надеялся, что она захочет поговорить с ним, обсудить происшествие, спросить, что ему сказали полицейские. Она могла бы рассказать ему о том, что они говорили Коббетту и, возможно, той девушке с индийским именем. Но она просто встала со стула – самый недвусмысленный жест, который можно сделать в присутствии гостя. Ему ничего не оставалось, как уйти. В его экзистенциальной философии проблема выбора всегда была основной. Разве он не выбрал себе вторую личность, чтобы сохранить чистоту совести? Он не способен на выбор только в одном случае…
На улице уже почти стемнело, повсюду загорались фонари. А Джереми любил полную темноту. Даже Гайд-парк в этот час освещен, но в большинстве лондонских скверов, в самом их центре, обычно есть садик, который почти всегда остается в полумраке. Слишком маленький Норфолк-сквер ему не подошел, Квик свернул на юг и пересек Суссекс-гарденс около клуба «Манки Паззл». Луны видно не было. А звезды на хмуром красновато-черном небе Лондона почти всегда невидимы.
Суссекс-стрит одновременно является еще и одной из сторон Глостер-сквер. Она почти не освещена. Наверняка элита этого района отказалась от галогеновых фонарей. Это освещение для бедных. Джереми прошел вдоль ограды к центру сквера, до самых ворот. Конечно, они оказались закрыты, как же иначе? И только у богатых жителей этого района были ключи. Выбрав место, наименее заметное, если смотреть из окон длинных террас, он бросил куртку на ограду и перелез через нее.
Между деревьев и кустов тянулась тропинка. Все скверы одинаковые. Где-то есть скамейка. Когда глаза привыкли к темноте, он пошел по тропинке, нашел скамью и сел. Ледяной холод от бетона пробрался через ягодицы к позвоночнику, и Джереми задрожал. Это была почти что боль. Но ему приятно находиться тут. Вряд ли кто-нибудь сюда заявится сейчас. Только в этих спокойных скверах, среди деревьев, в полной, беззвучной темноте, он чувствовал покой и одиночество.
Мысли перескочили на зажигалку и кольцо для ключей. Можно просто послать их в полицейский участок в Паддингтон-Грин. Но на это он не пойдет. Надеть латексные перчатки, аккуратно вытереть все предметы, бросить их в новенький одноразовый пакет, приделать этикетку, набранную на компьютере, и послать в полицейский участок. Когда-то такое было возможно. Но не сейчас, когда существуют все эти технологии. В наши дни они установят, где куплен пакет, как появилась наклейка, что это за перчатки и с какого отделения связи все это отправлено.
С компьютером сложнее. Он, как специалист-компьютерщик, потратил много времени на разработку программы, которая может изолировать личные компьютеры так, чтобы было сложно установить, кто именно и на какой машине работал.
Тем не менее он не отправит эти вещи ни в полицию, ни в антикварный магазин. Он, конечно, может бросить их в канализационный люк или в мусорный ящик Но это не устраивало его артистическую натуру – слишком просто, где же риск? Он вздрогнул, но не от холода. Может, подбросить кому-нибудь? Этому дураку Фредди Перфекту или мальчику-идиоту из соседней квартиры? Это забавно, но чересчур рискованно. Придется как-то выкрасть у Инес ключи от квартир и возвращать их обратно. Он мог бы такое провернуть, но нужна ли ему лишняя суета?
