Текст книги "Кудесник"
Автор книги: Рут Оуэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
“Я идиотка, – подумала Джилл, заходя первой в кабинет Иэна. Она прошагала по ковру до самого окна и стала глядеть на серый промышленный пейзаж, слишком рассерженная, чтобы говорить, со слезами ярости на глазах. – И я-то верила, будто хоть что-то для него значу! Не так уж много, но хоть что-то!”
Она услышала, как за ней затворилась дверь.
– Миз Полански, не соблаговолите ли присесть?
“Как смеет он быть столь утонченно-вежливым в такую минуту?”
– Предпочитаю стоять, – выпалила она, даже не обернувшись.
Она слышала, – нет, ощущала, как он движется позади. Зрение, слух, осязание – все эти чувства превратились в ничто по сравнению с ощущением его присутствия, таинственно-жутким и нежеланным чувством, которое, казалось, подспудно их связывало. Даже не видя его перед собой, она знала, когда он двинулся по направлению к ней. Даже не слыша его, она знала, когда он заколебался и остановился. Она глубоко вздохнула и сосредоточилась на промышленном пейзаже, открывавшемся в окне, преисполненная решимостью держать в узде разгулявшиеся эмоции.
– Я не собираюсь пробыть тут долго. Я пришла лишь по вашему распоряжению.
– Распоряжению? – удивленно переспросил Иэн. – Мне просто хотелось поговорить с вами наедине. Мне бы не хотелось обсуждать наши личные дела на глазах у всего отдела.
– Личные? Вы показали им видеоленту с нашим поцелуем! Что может быть более личным?
– Я бы не хотел, чтобы наш разговор превратился в спор…
– Что ж, весьма печально, доктор, поскольку именно спор вам в данный момент гарантирован абсолютно! – Взбешенная Джилл резко обернулась, чтобы смотреть ему прямо в глаза. “Огромная ошибка!” – сообразила она. Иэн сидел на краю стола, скрестив руки на груди, а серебристые глаза его изучали ее напряженно и безжалостно. Она тотчас же вспомнила, как ночью он, прислонясь к косяку кухонной двери, наблюдал за ней, вызывая щекочущее жжение в тех местах, которые не имели ни малейшего отношения к доктору Синклеру.
Она вновь обернулась к окну, из которого открывался не слишком приглядный вид.
– Вам незачем было показывать пленку всему отделу.
– Вы правы.
Она, обернувшись, бросила на него удивленный взгляд.
– Как это?
Он улыбнулся, прочитав на ее лице выражение тревожной неуверенности, и слегка виноватая улыбка, появлявшаяся весьма редко, странным образом сделала его еще более привлекательным.
– Я вовсе не собирался показывать им поцелуй и намеревался остановить пленку, не доходя до этого места, но… отвлекся.
– Чем?
– Вами, миз Полански. Или, точнее, вашим виртуальным образом. Я увидел, какое выражение было у вас на лице, когда вы решили, что орк превратит меня в кусок мяса. Оно было таким… одухотворенным.
Одухотворенным? Какое-то время она не понимала. И вдруг вспомнила эту леденящую кровь схватку и то, как она была напугана, опасаясь за безопасность Иэна. Она следила за дуэлью с ужасающим монстром, не переводя дыхания. На протяжении нескольких минут она прожила целую жизнь, перенасыщенную эмоциями, и если хоть одна десятая того, что она тогда пережила, отразилась на ее лице…
– Я была озабочена…
– Вы были, черт побери, не просто озабочены! – возразил он убийственно ласково.
Иэн слез со стола и направился к ней, не сводя с нее взгляда. Глаза его вбирали ее глаза с безжалостно-интимной откровенностью, и этот натиск был столь же решителен, как и схватка с орком. И столь же результативен, подумала она, чувствуя, как слабеет ее сопротивление.
– Вы ошибаетесь. Симулятор демонстрирует лишь проекцию выражения лица. Он несовершенен.
– Да, несовершенен, – согласился он, не сводя с нее глаз, – но точность его калибровки достигает 98 %. В любом случае ваше выражение лица – это не единственный надежный показатель. Я дополнительно полагаюсь на наши два поцелуя: как реальный, так и симулированный. А данные, собранные воедино, – продолжал он, переходя на шепот, – дают основания сделать один лишь достоверный вывод.
Ей не надо было спрашивать, в чем заключался этот вывод. Он горел в глубинах его серебристых глаз и в без труда завораживающей ее улыбке, что пряталась в уголках рта. Того самого рта, подумала она, который был возвращен к жизни воспоминаниями о ее поцелуях и который ей чертовски хотелось поцеловать еще раз. Для начала. Она проглотила вставший в горле ком, чтобы вымести метлой сор опасных образов, угнездившихся в сознании. “О, Господи, да ведь он же живет с другой женщиной!”
– Мне пора возвращаться к работе.
– Останься, – взмолился он нежным, преисполненным желания голосом. – Прошу тебя, останься!
Эта откровенная просьба пронзила ей сердце, как стрела. Она заметила, как отяжелел его подбородок, и знала, что в нем сейчас идет внутренняя борьба, происходит попытка овладеть собственными эмоциями. За бесстрастным обличьем Иэна Синклера пряталось невероятное смятение, такое же, как и у нее, полнейшая эмоциональная неразбериха, которая в одинаковой степени могла поранить как его, так и ее. Черт, да почему бы ему просто не быть одним из множества красивых, самоуверенных сукиных сынов? Почему он должен быть таким нерешительным, таким ранимым, таким… человечным?
Размышления эти были прерваны громким стуком в дверь кабинета. Джилл дернулась на звук и увидела, как дверь отворилась, и внутрь вошел угловатый Сэди Хеджес. Киберинженер был до такой степени погружен в содержание принесенных распечаток, что даже не заметил, что его не пригласили войти.
– Док, у меня есть ряд вопросов по поводу интерфейса между генераторами изображения и новой топологической средой, которую мы на завтра устанавливаем с Феликсом… – Тут слова эти увязли в глубоком молчании, когда Сэди увидел, что Джилл и Иэн стоят друг против друга на расстоянии всего нескольких дюймов. Но первоначальное удивление длилось не более мгновения, и на его место мигом пришла всепонимающая улыбка. Быстроте реакции Сэди всегда можно было только позавидовать.
– Прошу прощения, я зайду попозже.
– Нет! – вырвалось у Джилл. Приход Сэди разрушил заклятие, лежащее на ней и Иэне и дал ей шанс – быть может, единственный – бежать. Не осмеливаясь глядеть на него, она резким движением направилась к двери. Она понимала, что такой выход достоин лишь труса, но, как ей представлялось, выбирать было не из чего. Если она не уйдет сейчас, то нарушит обещание, данное матери – и по ходу дела разрушит собственное сердце.
Она была уже в дверях, когда он ее окликнул:
– Миз Полански?
Она замерла, будучи не в силах сопротивляться.
– Да?
– Мне просто хотелось бы вам напомнить, что завтра днем мы встречаемся в симуляторе.
Джилл небрежно кивнула – на большее она при данных обстоятельствах была не способна – и вышла из кабинета. Лишившись возможности читать его эмоции, она была не вполне уверена, что означает сделанное им заявление: обещание или угрозу.
– Вы не забыли проверить модуляторы калибрации? – требовательным тоном спросил Иэн у Сэди, пока тот закреплял на нем сбрую яйца.
– Да.
– А ее контрольно-следящие мониторы? Проверили их, как я просил?
Сэди вздохнул.
– Целых три раза…
– Прекрасно. А как насчет…
– Послушайте, док. Я проверял системы жизнеобеспечения миз Полански сто раз на дню. С нею все будет великолепно. А вот насчет вас, – продолжал он, безжалостно-туго затягивая последний ремень, – я не вполне уверен.
Иэн внутренне сжался.
– Не совсем понимаю, о чем вы говорите.
– А, бросьте. Я же вас знаю, как облупленного. – Он сделал шаг назад, бросив на спеленатого доктора строгий, оценивающий взгляд. – Я же видел, как вы смотрели на Джилл, когда она уходила от вас. И я видел, как вы старательно на нее не глядели сегодня утром во время прогона симулятора. Что между вами происходит?
– Ничего, – с горечью проговорил он. – Ничегошеньки.
Сэди тщетно пытался скрыть улыбку, но это ему не удалось.
– Похоже, вам хочется, чтобы все стало по-другому.
– Но это же абсурд… – начал было он, но тут же осекся, столкнувшись со скептическим взглядом Сэди. Его слова не принимались на веру. Да и с какой стати, поскольку объяснение, висевшее у него на языке, не имело ничего общего с правдой?
Сэди с женой он знал уже много лет, с того момента, как приехал в Америку. Если кто-то знал его как следует, так это Сэди. Если кто-то имел право знать правду, так это Сэди. С искаженным лицом он потер подбородок тыльной стороной ладони, затянутой в тугие дата-перчатки.
– То, что я думаю, существенной роли не играет. Миз Полански не желает иметь со мной ничего общего.
Скептическая ухмылка Сэди превратилась в нахально-снисходительную.
– Мне представляется, что вы не задумывались над тем, чтобы взять и сказать ей, как вы к ней относитесь.
– Господи, да конечно! – заявил он, потрясенный этим соображением. – Я ведь не мастер… открыто выражать свои чувства.
Сэди в это время водружал доктору на голову шлем.
– Открою вам, док, страшную тайну, – заявил он, закрепляя ремешок под подбородком. – Мастеров открыто выражать свои чувства не существует в природе. Но если вам кто-то дорог, то на такой риск пойти придется.
Когда дело касалось науки, Иэн был уверен и смел, но когда речь заходила о делах сердечных… что ж, это был совершенно иной вопрос. Синклер в состоянии был расшифровать иероглифы биномных уравнений. Он во сне мог отбарабанить принципы построения сложнейших таблиц Буля. Но женщины пребывали вне пределов его понимания, а одна из них, совершенно конкретная, в данный момент доводила его до безумия.
Вчерашняя сцена в кабинете была почти повторением того, что ночью случилось в гостиной. В какой-то миг она была до такой степени близка, что он ощущал дуновение теплого дыхания на щеках и видел золотистый отблеск ее карих глаз. А в следующее мгновение она убегала от него, точно он являлся дьяволом во плоти. Не надо было быть гением, чтобы уяснить себе: ей не хотелось иметь с ним ничего общего. Разумный человек понял бы, что ситуация безнадежна, и ушел с гордо поднятой головой.
“Но ты же лишаешься разума, как только речь заходит о Джилли!”
– А что будет, если я скажу ей о своих чувствах, а она не захочет иметь со мной ничего общего?
Улыбка Сэди посуровела.
– Гарантий, док, не существует. Но я знаю, что иногда, чтобы добиться многого, стоит рискнуть многим. Как говорится, не сообразишь – не победишь. И, кроме того, – добавил он, опуская и закрепляя щиток шлема, – быть может, мы с Феликсом что-нибудь на этот счет сможем придумать.
– А именно? – спросил Иэн, слепо глядя в направлении собеседника, но не получив ответа. Вместо этого он услышал характерный свист наружной двери, изолирующей его в лишенной света, самодостаточной вселенной яйца симулятора.
Вдвойне слепой из-за виртуального щитка и темноты внутри яйца, он задумался, перебирая тактические ходы, которые, с его точки зрения, помогли бы ему отыскать Эйнштейна. Но тут мысли его перескочили на другой предмет: на женщину с карими глазами, неуверенной улыбкой, чья обманчиво-хрупкая внешность скрывает под собой железную волю и преисполненное решимости сердце. И непревзойденный талант удирать от него в тот самый миг, когда ему больше всего хочется, чтобы она осталась.
“Ладно, может быть, так лучше”, – подумал он, мгновенно отрезвев. Он человек науки, а не раб страсти. Шесть лет без любви утвердили его в этом мнении. Да, было время, когда он начал верить в блистательные брачные вымыслы – дом, дети, любовь до гроба. И он цеплялся за этот изначальный обман гораздо дольше, чем следовало бы, особенно, когда Саманта объяснила ему, что ее совершенно не интересует его научная карьера, что ей хочется путешествовать, а не быть привязанной к одному и тому же месту, и что у нее нет ни малейших намерений губить свою жизнь и фигуру деторождением.
Джиллиан Полански ничем не напоминала его бывшую жену, но риск возникновения эмоциональной связи был точно таким же. Было слишком много переменных величин, слишком много неизвестных. Как подчеркнул Сэди, гарантий быть не может. Как ученый, он приучил себя соотносить риск проб и ошибок с результатом. Ни один уважающий себя ученый не будет ставить опыт со столь минимальными шансами на успех.
Мысли его прервал все усиливающийся электронный гул – показатель того, что идет подпитка яйца энергией. Он вцепился в ручки стабилизатора, мысленно готовясь к переходу в виртуальную реальность. Ватты, амперы, диоды, микропроцессоры – в этом он разбирался. На смену дурацким мечтаниям должны прийти солидные научные знания. Он построит для себя жизнь столь же целостную и самодостаточную, как во время пребывания внутри яйца.
И в этой жизни не было места для конкретного очаровательного кибертехника, даже если ее поцелуи горячили ему кровь.
Джилл медленно раскрывала глаза, борясь с кратковременной потерей ориентации, испытываемой ею, пока ее органы чувств приспосабливались к сенсорному вводу симулятора. Ее окружал серый антитуман, теневая пустота, обозначившая вход в виртуальный мир. Но по мере того, как она вглядывалась в пустоту, все начинало меняться и принимать узнаваемые формы, подобно тому, как размытое изображение на киноэкране постепенно становится резким по мере наводки на фокус.
Она увидела, как подле правой ее ноги возникает кресло. Она увидела, как у левого локтя вырисовался стеклянный стакан, а после этого тотчас же появился столик, на котором он стоял. Во мгле стали возникать и другие образы: стоящие вперемежку столы и стулья, обшарпанная штукатурка на стенах, выложенный плиткой сводчатый коридор, медленно вращающиеся потолочные вентиляторы. Стали проявляться и люди. Они толпами усаживались за столы, одетые со старомодной элегантностью. Неровный свет вырисовывал настороженно-недоверчивый их облик в то время, как они с опаской осматривались, разговаривая друг с другом таинственным, заговорщическим шепотком.
Джилл глубоко вздохнула – виртуально вздохнула, напомнила она себе, – и стала наблюдать за тем, как вокруг нее смыкалась сводчатая зала. Еще до завершения трансформации в голову Джиллиан пришли две мысли, обе в равной степени фантастические.
Первая сводилась к тому, что виртуальная среда, хотя и четко обрисованная со всей возможной полнотой, оказалась исключительно черно-белой. Вторая, не менее потрясающая, заключалась в том, что в этом месте она уже когда-то побывала.
“Грот, вписанный в интерьер элегантного ночного клуба, оформленного под декаданс… пальмы в бронзовых кадках, восточные ширмы, за которыми прячутся тени, едва обращающие внимание на гротескно-вычурные бра… удушающая жара, висящая в воздухе несмотря на сравнительно поздний час, и молчаливое обещание любви, смерти или свободы, доступных по соответствующей цене”.
Даже ее облик показался знакомым: мягкая, точно облачко, белая блузка с элегантными длинными рукавами и глубоким вырезом, выглядящим одновременно и скромным и вызывающим. А пестрая, развевающаяся юбка намекала на наличие округлостей, их не подчеркивая. Так что одежда ее, как и загадочная комната, где Джилл находилась, намекали на некие секреты, не выдавая слишком многого. Черт, она же знает это место…
– Что будете пить, мадемуазель?
Она обернулась и увидела перед собой угловатые черты русского бармена. “Это Саша”, – вдруг вспомнила она. По откуда ей известно это имя?
– Ах, да! Как насчет диет-соды?
– Диет-соды?
“Погоди, Джилл! Судя по обстановке, диетические напитки появятся в обиходе десятилетия через два…”
– A-а, ну тогда просто кока-колу, – поспешно поправилась она. Со льдом.
– Кока-кола у меня есть. Льда у меня нет, – проговорил бармен, пожимая плечами. – Вы, должно быть, только что приехали в город, иначе вы бы знали, что льда тут меньше, чем алмазов в Касабланке.
– В Касабланке? – Джилл резко обернулась, разглядывая комнату и только теперь понимая, почему она кажется такой знакомой. Топология Сэди засунула их прямо внутрь знаменитого фильма сороковых годов “Касабланка”, или, точнее, внутрь “Американского кафе” Рика. Достоверность деталей была невероятной и еще более аутентичной из-за черно-белого оформления.
“Господи, значит, я очутилась в “Касабланке”! Да Марша никогда этому не поверит!”
Русский бармен Саша поглядел на бутылку “колы” в собственной руке, а затем вновь перевел взгляд на Джилл.
– Думаю, вы правы, что не пьете.
Джилл едва расслышала это замечание. Она разглядывала интерьер, обрадованная, что перенесена в один из величайших фильмов всех времен. Взглядом она стала прочесывать толпу, надеясь разглядеть Хамфри Богарта и Ингрид Бергман. Но вместо этого она увидела нечто, начисто зачеркнувшее радость и наполнившее ее страхом.
Ночной клуб был переполнен немецкими штурмовиками.
“Касабланка” была одним из любимейших фильмов Джилл, но исторический период, изображенный в нем, – начало второй мировой войны – был преисполнен опасности. Касабланка была неоккупированной французской территорией Марокко, но ее вот-вот могли захватить немцы. А, судя по ситуации, кафе Рика они уже захватили. Оно было переполнено зверски выглядевшими нацистами из фильмов второй категории, вооруженными еще более зверски выглядевшими германскими пистолетами типа “Люгер”. В тот раз был только один орк с одной-единственной дубиной, и чудовище чуть-чуть не убило Иэна…
Иэна!
И опять она стала просматривать толпу, но Иэна не было и в помине. А вдруг во время перехода что-то случилось… Она глубоко вздохнула, отгоняя от себя панику.
– Контроль, где доктор Синклер?
Раздался голос Сэди:
– Я не вполне уверен. Полученные данные страдают от посторонних наложений. Сейчас займусь сортировкой…
– Вы ищете доктора Синклера? – раздался голос совсем рядом.
Джилл резко обернулась и увидела перед собой невысокого роста мужчину с глазами навыкате и елейной улыбкой. Господи, да этот мужик выглядит так, словно готов мать родную продать за доллар!
– Не исключено, – осторожно проговорила она. – А вы знаете, где он?
Лицо мужчины расплылось в подобострастной улыбке.
– Он заплатил мне, чтобы я вас отыскал. Сказал, что мне следует искать прелестную даму с потерянным выражением лица. Он попросил меня сказать вам, чтобы вы о нем не беспокоились и доводили вашу миссию до конца, в чем бы она ни заключалась…
– Где он? – требовательным тоном спросила Джилл.
Низкорослый мужчина пожал плечами.
– Ну, видите ли, еще минуту назад он стоял у кадок с пальмами. По после этого офицеры гестапо увели его наверх на допрос.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
– Полагаю, что вам следует постараться сотрудничать со мной, Инглиш, – произнес нацист с угрожающей ухмылкой. – Иначе все может стать… малоприятным.
Иэн едва сдерживался, чтобы могучим ударом не врезать кулаком прямо по центру ухмыляющейся рожи. “Это всего лишь проекция!” – уговаривал он себя. Но независимо от того, был ли этот образ виртуальным, смириться с тем, что над тобой издевается самоуверенный хам, было весьма трудно.
– А я и стараюсь сотрудничать, – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Я стараюсь сотрудничать уже целых десять минут с того самого момента, как вы затащили меня в эту Богом проклятую дыру!
И вновь Иэн осмотрелся, куда он попал. Свет от бронзовой настольной лампы был до того слаб, что, сидя за столом, Иэн мог разглядеть мерцание уличных фонарей в промежутках между неплотно прилегающими друг к другу планками жалюзи на зарешеченном окне. Было темно, невыносимо душно и жарко, и весь антураж напоминал ему облик тюремной камеры. Синклер догадывался, что сходство преднамеренное.
– Скажите же, наконец, что вам хочется узнать, и выпустите меня отсюда. Мне некогда терять время.
В хитроватый взгляд нациста закралось подозрение, и глаза его сощурились.
– И куда же вы спешите? У вас намечена встреча? Не собираетесь ли вы, к примеру, купить некие письма?
– Письма? Какое мне дело до чьей-то паршивой переписки?
Офицер СС подался вперед и вперил в Синклера монокль.
– Не шутите со мной. Все в Касабланке хотят заполучить эти письма.
– А я вот не хочу! – выпалил Иэн, запуская пальцы в прическу. Раздражение его все возрастало. Эта имитация превращалась в кошмар. Он не мог позволить себе растрачивать драгоценные минуты, парируя замаскированные угрозы виртуального нациста. И все же, по крайней мере, на данный момент, у него не было выбора. Несмотря на враждебность офицера, существовал шанс, что он может хотя бы что-то знать об Эйнштейне. А даже если тот ничего не знает, существовал автоматический пистолет, невинно лежащий между ними на столе и находящийся как раз в пределах досягаемости наглых пальцев немца.
Иэн знал, что Сэди в состоянии быстро убрать его отсюда, но, увы, недостаточно быстро, чтобы избежать пули. Придется подождать, пока допрашивающий офицер не устанет или пока не убедится, что Иэн говорит правду. Но судя по угрожающему выражению лица собеседника, вряд ли тот в данный момент готов был подойти к любой из этих двух стадий допроса.
Иэн оттянул воротник элегантной вечерней шелковой сорочки, ослабив узел белого галстука-бабочки и расстегнув верхние пуговицы. Раздражение его становилось столь же трудно переносимым, как и духота. Он бросил взгляд на золотые часы, наблюдая за тем, как с тиканьем уносятся драгоценные минуты. “Во всей этой неразберихе хорошо одно: то, что Джиллиан не имеет к ней ни малейшего отношения и, по крайней мере, находится в безопасности…”
В комнату постучали.
Офицер схватился за оружие и дал знак солдату у дверей. Часовой кивнул, затем чуть приоткрыл дверь, чтобы поглядеть, кто там. И громко выругался, как только дверь широко распахнулась прямо перед лицом солдата.
– С дороги, паршивая обезьяна!
“Не может быть!”
Может! Джилл промаршировала в комнату, словно за ней следовала колонна союзных солдат. Она не обращала внимания ни на наличествующий в помещении арсенал, ни на нацистов, а проследовала прямо к Иэну.
– Ни за что не поверишь, сколько здесь комнат и что в большинстве из них происходит. У Сэди весьма богатое воображение.
В данный момент для Синклера воображение Сэди не стоило и ломаного гроша. Иэн поднялся со стула, разрываемый между восхищением ее смелостью и страхом перед опасностью, порожденной этой самой смелостью. Взяв Джилл за локоть, он встал между нею и вооруженным офицером.
– Я же просил не идти за мной!
– Знаю. По ты же одновременно сказал, что мы должны держаться вместе. Это одно из основных правил поведения в симуляторе, не так ли?
– Но не тогда, когда дело касается нацистов! – Он подтянул ее поближе и перешел на слышный ею одной неодобрительный шепот: – Черт побери, Джилли, ты что, не в состоянии выполнить простейший приказ? Эти люди сошли с ума. Они все время говорят насчет этих писем…
– Писем о транзите? – уточнила она.
Нацистский офицер перевел на Джилл злорадный взгляд, до того обращенный на Иэна.
– Так вы знаете об этих письмах, фройляйн?
– А как же! Они у Боги. То есть, у Рика. – Джилл перевела взгляд на Иэна и прочла в его глазах явную озабоченность. – Не беспокойся. Этот фильм я видела тысячу раз. И знаю, у кого письма.
Офицер заговорил по-немецки быстро и безостановочно, обращаясь к своим подчиненным. Затем вновь обратился к Иэну:
– Мои люди говорят, что герр Рик выехал в аэропорт. Мы проследуем за ним и проверим истинность слов этой женщины. Если она сказала правду, то заранее извиняюсь за причиненные неудобства. Но если она лжет… – Он многозначительно умолк и вместе с подчиненными направился к двери. – Кстати, мои люди получили указания держать вас под наблюдением – само собой разумеется, для вашей же безопасности. Ведь столько неприятностей может случиться в таком опасном городе, как Касабланка!
– Готова поспорить, девять десятых этих неприятностей создает он сам, – пробормотала Джилл, в то время, как штурмовики выходили из комнаты. – Касабланка – место, на деле более опасное, чем на экране. И все-таки тут интересно и весело!
– Интересно и весело? – уставился Иэн на свою спутницу, борясь с желанием придушить ее тут же на месте. – Ты безрассудно нарушаешь мои прямые распоряжения и ставишь под угрозу успех нашей миссии, после чего заявляешь, что тебе интересно и весело?
Улыбка на лице Джилл тотчас увяла.
– Я боялась за тебя.
– Что ж, миз Полански, в ваши служебные обязанности это не входит, – резко проговорил он. Высвободив руку, он подошел к зеркалу и начал поправлять бабочку. – Вы потратили впустую драгоценные минуты, которые можно было использовать для поисков Эйнштейна.
– Да, а вас в течение этих драгоценных минут чуть не убили! – воскликнула она. – Тебе следовало бы поблагодарить меня, а не ругать! Почему ты сердишься?
“Действительно, почему?” – задал он вопрос собственному отражению. Он бесился с того самого момента, как Джилл вошла в комнату и очутилась под прицелом оружия штурмовиков. Но в глубине души он понимал, что в гораздо большей степени, чем она, виноват он сам. Руководил миссией он. И именно ему следовало позаботиться о безопасности Джилл. Но вместо этого он поставил ее в такие условия, где ее жизни угрожала непосредственная опасность.
“Если с нею что-нибудь случится, я разломаю эту проклятую машину на мелкие кусочки!”
Сила чувства потрясла его. Если до этого он знал, что испытывает к ней мощное физическое влечение, то теперь… теперь это странное, могучее стремление уберечь ее, буквально охватившее все его существо, оказалось для него чем-то новым и неизведанным, никогда не возникавшим по отношению к Саманте. Проявлять такое чувство к женщине, которую едва знаешь, не что иное, как очевидная бессмыслица.
Смутившись, он стал рассматривать отражение Джилл в зеркале, таким образом незаметно наблюдая за ней. Она стояла, стиснув ладони в знак готовности защитить себя, а ее гордо расправленные плечи против обыкновения ссутулились, точно ее постигла неудача. Среди теней, в тонах сепии она была прелестна, точно китайская кукла, и на вид столь же хрупка. Испытывая чувство вины, он отдавал себе отчет в том, что вред ей способны были причинить не только нацистские пули – больше всего вредил ей он сам. Ну и защитник!
– Миз Полански, я… кхе-кхе… я думаю…
– Я знаю, что вы думаете, – объявила она, неслышно подходя к двери. – Больше я не буду ставить наше задание под угрозу. Начиная с этого момента, я занимаюсь поисками Эйнштейна. Точка. А если нацисты решат вновь подвергнуть вас допросу, доктор… что ж, я буду более, чем счастлива стоять в стороне и наблюдать за тем, как они будут вас расстреливать!
* * *
“Бог, безусловно, обладает чувством юмора! – подумала Джилл, пробираясь сквозь ярко разодетую публику, битком набившую “Американское кафе” Рика. – Я очутилась здесь, в обстановке одного из самых романтичных фильмов всех времен, а со мной мужчина, эмоциональная сфера которого по уровню развития стоит не выше, чем у ракообразных! В один прекрасный день я рассмеюсь от всей души, когда об этом вспомню”.
Но в данный момент ей было не до смеха. Она проглотила вставший в горле ком и захлопала ресницами, пытаясь смахнуть слезы.
“Это все из-за идиотского виртуального табачного дыма, – уговаривала она себя. – К Иэну это не имеет ни малейшего отношения. Мне наплевать, что он обо мне думает. Я буду последней дурой, если стану обращать на это внимание…”
– Миз Полански, не торопитесь!
Джилл замерла. В конце концов, из двух зол это – меньшее. Если она не остановится, он может ошибочно подумать, будто она убегает.
– Не задерживайте меня, доктор. Я пытаюсь выйти на Эйнштейна.
– Сомневаюсь, что вы до него доберетесь, проталкиваясь через толпу подобно буйволу.
– Очаровательное сравнение! – едко заметила она.
– Я вовсе не хотел… а-а, зараза чертова!
Он запустил ладонь в волосы, ероша темные кудри и портя безупречную прическу. Сердце у Джилл ушло в пятки. Иэн был одет в тот же самый – безупречный, сшитый по заказу – белый вечерний костюм с галстуком-бабочкой, который сделал сыгранного Богартом антигероя, умудренного нелегким опытом и циничного, кумиром миллионов женщин, от одного вида которого у них замирают сердца. Но искушенный Богарт в десять раз менее привлекателен для нее, чем Иэн с взъерошенными волосами и слегка сбившимся в сторону галстуком.
“Черт, почему я не могу долго злиться на этого человека?..”
– Я просто хотел сказать, что нам не следует привлекать к себе внимания, – продолжал он, подойдя к ней поближе. – Где-то в этом секторе находится ключ к местонахождению пропавшего компьютера. Но надо, чтобы программа шла своим чередом, и тогда все несообразности сами выйдут на поверхность.
Само собой разумеется, он был прав. Если Эйнштейн даст о себе знать именно в этом секторе, то сигнал будет тем или иным образом выделяться на фоне окружающей обстановки, полностью в нее не вписываясь.
– Хорошо, но я не вижу, как мы можем слиться с окружающей средой. У вас есть соображения по этому поводу?
– Только одно.
И прежде, чем она сообразила, что он собирается делать, он протянул руку, обнял ее за талию и ловким движением повел ее в танце.
Ни за что! Хотя ситуация и была виртуальной, но реакция Джилл на прикосновение доктора была вполне настоящей. Воспоминания о том, как Иэн уже дотрагивался до нее, тотчас же повергли ее в панику.
– Эй, что это вдруг вам взбрело в голову?
– Протанцевать с вами фокстрот, – ответил Иэн с дьявольской улыбкой на устах. – Я веду вас правильно?
– Да. Нет. Хватит! – воскликнула она, пытаясь вырваться из его объятий. Она уперлась руками ему в грудь и попробовала оттолкнуть его. С таким же успехом она могла бы попытаться сдвинуть с места кирпичную стену. – Отпустите меня, Иэн! Я не хочу танцевать с вами.
Улыбка на лице Синклера пропала, а на ее месте возникла ухмылка до того циничная, что на какое-то мгновение Джилл даже показалось, будто она танцует с многоопытным Риком.
– Для меня это не новость, миз Полански. Однако, на поиски Эйнштейна у нас остается всего тридцать две минуты. Полагаю, что мы должны с толком потратить это время.
Танцевали они молча. Звучала веселая музыка сороковых годов, музыка, сочиненная для того, чтобы мир забыл, что война уже на пороге, но Джилл музыки не слышала. Она вела в это время собственную войну. Здравый смысл предупреждал ее, что Синклер – человек наглый и лживый, в высшей степени способный ухаживать за ней, одновременно живя с другой женщиной. Таких она уже навидалась – мать ее обладала непревзойденным талантом нарываться именно на подобных личностей. По если разум был настороже, то тело влекло ее в другую сторону.
Танцевать с Синклером в виртуальном мире было столь же завораживающе-соблазнительно, как в мире реальном. Подобно камню, который долбит капля за каплей, она была не в состоянии сопротивляться. Она ощущала силу его пальцев, соприкасающихся с ее ладонью и посылающих фейерверки по руке, а оттуда – и по всему телу. Она чувствовала, как другая его рука нежно, но настойчиво прижимается к ее спине, направляя ее в танце с почти что дьявольской легкостью. Нетрудно было вообразить, как он нежно и сильно будет направлять ее в сторону иного рода занятий…