Текст книги "Кудесник"
Автор книги: Рут Оуэн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
Судя по всему, мысли Иэна оказались зеркальным отражением ее собственных.
– Джилли, – тихо проговорил он, – боюсь, что мы, наконец, обнаружили твоего Эйнштейна.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Иэн застыл, словно его катапультировали в один из кошмаров детства. Мрачные коридоры-склепы родового замка породили в сознании подростка стада ужасов: начиная от каннибалов-привидений и безголовых призраков вплоть до черта с вываливающимся изо рта пурпурным языком и пылающими глазами, который живет в темноте под кроватью. Наука и духовная зрелость взяли верх над детскими поверьями, но где-то в сознании сохранился потаенный уголок, где отложились память о чудовищах и воспоминания о леденящих душу ужасах, овладевающих сознанием одинокого мальчика с богатым воображением в глухие ночные часы.
Но этот кошмар был далеко не воображаемым. Несмотря на имитированную топологию, опасность была более, чем реальной. Не обращая внимания на холод в животе и надвинувшийся страх, Иэн сделал несколько шагов в направлении кучи мусора.
– Сэди, проверь, что это такое. Напоминает обрывки данных или бродячие вирусы, но я никогда еще не видел, чтобы они роились. Попытаюсь потрогать хотя бы один…
– Нет! – воскликнула Джилл, таща его за руку назад. – Эти создания питаются Эйнштейном. Что если они станут питаться тобой?
– Я гораздо более слабый источник энергии. Вряд ли они мною заинтересуются, – заверил он ее, высвобождаясь от вцепившейся в него руки, но задерживая ее в своей гораздо дольше, чем это было необходимо. “Ребенок. О, Господи, да задумывался ли он хоть раз над тем, что с нею произойдет, если появится незаконнорожденный ребенок?”
Что ж, в данный момент задумываться над этим было некогда. Иэн подошел к куче щебня со всеми предосторожностями охотника, лишний раз испытывая благодарность к деду, выучившему его всем приемам столь благородного спорта. “Никогда не отводи глаз от будущей добычи. Никогда не выказывай страха. Его можно учуять”. Он поддел ботинком одно из этих созданий и дал ему легкий пинок. Оно даже не повернулось в его сторону, а просто вернулось на прежнее место.
Обрадовавшись, он нагнулся и выхватил из кучи еще одно. От зализанно-гладкой его поверхности исходила необычная вибрация, чуть не доведшая Иэна до тошноты, но он крепко держал в руках эту тварь, а затем изо всех сил швырнул на почтительное расстояние. Тварь не сопротивляясь, полетела туда, куда он ее кинул. По-видимому, разум этих созданий находился на весьма низком уровне – эта тварь даже не попыталась вернуться к источнику питания.
И опять Иэн поглядел вверх.
– Контроль, сколько у меня еще остается времени?
– Двадцать минут, – послышался в ответ голос Сэди.
“Всего лишь двадцать минут”, – подумал он, печально глядя на рой тварей, обсевших Эйнштейна. Их были десятки. За столь короткий отрезок времени убрать их он не сможет.
Тут рядом раздался настороживший его шорох. Он поглядел вниз и увидел Джилл, вставшую рядом с ним на колени и схватившуюся за одну из тварей. По выражению ее лица он мог судить, что ей эти существа были столь же отвратительны, как и ему.
– Тебе нужна помощь, – бесхитростно проговорила она.
– Джилл, уходи отсюда! – распорядился он, потрясенный тем, что она находится в до такой степени опасной близости с этими кошмарными существами. – Эти твари способны на непредсказуемые мутации. Их приходится отбрасывать с невероятной силой, чтобы траектория полета исключала их возврат. И мы понятия не имеем, не произойдет ли вдруг с кем-то из них метаморфоза перехода от питания электронной энергией к паразитированию на человеческой. Это слишком опасно. Это…
– Скажите все это тому, кто боится за свою шкуру, доктор, – заявила она, вцепившись в край очередной твари. – А я остаюсь. – Теперь выбирайте: будете просто стоять и терять драгоценное время или будете помогать мне освобождать Э от этих электронных эквивалентов токсичных отходов?
При такой постановке вопроса выбора у него не оставалось.
Они трудились рука об руку, срывая с Эйнштейна паразитов слой за слоем. Дважды Джилл устраивала себе краткий перерыв, чуть не задыхаясь от отвратительного запаха и противных ощущений от прикосновения к этим Богом проклятым созданиям. Она вытирала руки о комбинезон, думая, сумеет ли она хоть когда-нибудь стереть с себя эту грязь. И лишь непрекращающееся жужжание РОЗИ заставляло их не бросать работу. Лишь непрекращающееся жужжание РОЗИ и самоотверженность Иэна.
Ученый твердо шел к намеченной цели, убирая чудовищные создания с почти механической точностью. Но Джилл видела по его лицу, как на него накатывают волны тошноты. “Он ненавидит этих противных тварей точно так же, как и я, и даже больше”.
– Я о нем позабочусь, – внезапно выпалил он.
– О ком?
– О нашем ребенке, если он у нас будет. Я обеспечу ему… или ей… финансовую и морально-эмоциональную поддержку. – Тут он умолк на мгновение, стирая пот со лба тыльной стороной ладони. – Я никогда не отвернусь ни от нашего ребенка… ни от тебя.
Он пытался сделать доброе дело, и она это понимала. Но вместо этого он своими словами лишь поворачивал нож, пронзающий ее сердце.
– Иэн, детям нужна не только финансовая или морально-эмоциональная поддержка. Им нужна уверенность в своем положении. Им нужно знать, что любящие их люди всегда находятся рядом, в распоряжении их – и друг друга. Им нужна… любящая семья.
– Брак этого не гарантирует, – резко парировал он.
– Не гарантирует, – согласилась она, – но отсутствие брака гарантирует обратное почти наверняка.
Он попытался на это ответить, но так и не сумел сформулировать реплику. На него вдруг накатила волна тошноты, заставившая потерять равновесие и рухнуть на поверхность.
– Иэн! – Джилл мгновенно очутилась рядом. И стала то толчками, то рывками оттаскивать его к ближайшему прямоугольнику. Почти лишившись сил, Иэн оперся спиной о его поверхность и закрыл глаза.
– Все эти вещи действуют на тебя гораздо хуже, чем на меня.
– Нет, мне нельзя бросать дело на полпути…
– Не только можно, но должно, – строго заявила она. – Это приказ, доктор.
Он принялся было спорить, но тут здравый смысл взял верх.
– Ладно, – смирился он, а рот его сложился в горькую улыбку. – Зато в следующий раз орка будешь брать на себя ты.
Джилл отвернулась, чтобы не дать ему увидеть, как боль перекашивает ей лицо. Ведь следующего раза не будет!
И она вернулась к куче щебня, где занялась яростным разбрасыванием тварей по сторонам. Для нее все происходящее было наполнено высшим смыслом. И вскоре под сильно поредевшими слоями тварей она увидела очертания Эйнштейна. Стало ясно, что, предчувствуя нападение, он реструктивировал свой информационный скелет, приняв человеческий облик и полагая при этом, что непохожесть его на компьютер отпугнет хищников. Но если замысел его был именно таков, то он ударил, как бумеранг. Твари все равно напали на Эйнштейна, лишая его электронной мощи, подобно тому, как высасывают кровь летучие мыши отряда вампиров. Эйнштейн лежал на поверхности лицом вниз, а синие и золотые диагонали, пронизывающие кожу, стали болезненно-тусклыми. Даже слабенький энергетический пульс перестал биться.
– Эйнштейн! – окликнула она компьютер в человеческом обличье, тряся его за плечо. – Вставай!
Ответа не последовало.
Она стала трясти Эйнштейна еще сильнее.
– Мы освободили тебя от этих чертовых тварей. Мы тебя спасли. А теперь делай свое дело и поднимайся!
– Джилл! – Иэн встал рядом с ней на колени, протянул руку и стал осторожно отцеплять девушку от Эйнштейна, ослабляя мертвую хватку. – Не думаю, что твоя тактика сработает.
– А по-моему, получится. Ведь он просто без сознания.
– Он не просто без сознания, – возразил Иэн таким нежным голосом, которого она у него никогда не слышала. Он не сводил глаз с ее рук, разминая тыльную сторону ее пальцев своими. – Знаю, что он для тебя значит, однако… бывают случаи, когда не видишь события в истинном свете, как ни старайся и какие усилия ни предпринимай.
Джилл замерла и высвободилась из его рук.
– Ты считаешь, что он мертв. Что ж, ты неправ. Он где-то здесь. Я это чувствую.
– В наличии может быть его электронный резонанс, точно так же, как можно улавливать волны, исходящие от головного мозга больного в коматозном состоянии, но это все. Они иссушили его, Джилли. Он более не существует. Тебе придется смириться с этим.
Смириться. Всю свою жизнь она вынуждена была мириться с происходящим. В частности, с тем неоспоримым фактом, что ее матери было наплевать на всех, кроме себя самой. Реальностью было то, что ухажеры ее матери отвергали любовь, исходившую из сердца ребенка, и никогда не отвечали на нее. И Джилл понимала, что любовь Иэна была не тем чувством, на основе которого можно созидать будущее. “Решай все проблемы самостоятельно, – любила она поучать сама себя. – Перешагни через разочарование и иди дальше”.
Но не теперь.
– Иэн, помоги. У меня одной не получится.
Она следила за его взглядом. Даже в виртуальной реальности в нем прочитывалась внутренняя борьба, схватка логики ученого с человеческим состраданием. Он запустил ладонь к себе в волосы, и статическое электричество имитированного пространства заставило пальцы искрить живым огнем.
– Джилли, я…
Но тут он умолк, переключив внимание на то, что происходило слева от Джилл. Девушка обратила взор в направлении взгляда Синклера и заметила, что РОЗИ ушла с безопасной позиции и стала крутиться над головой Эйнштейна.
– РОЗИ, назад! Твари все еще…
Слова предупреждения оказались напрасны. Огненный шар РОЗИ вспыхнул наподобие сверхновой, так что Джилл вынуждена была из-за безумно яркого света прикрыть глаза ладонью.
– Что она де…
– Меняет форму, – пояснил Иэн не без зависти. – У нее происходит реконфигурация имитированного облика в замкнутой топологии. Теоретически такое мне известно, но для практического осуществления подобной метаморфозы требуется мощная направленная энергия и огромная сила воли.
Было ли это чудом или нет, но на глазах у потрясенной Джилл происходила трансформация РОЗИ. Пока Джилл наблюдала, огненный шар вытянулся и расширился, крутясь, как миниатюрный смерч. Постепенно из смерча стало прорисовываться человекоподобное тело, стала проявляться хрупкая, похожая на фею брюнетка, на коже которой пульсировали розовые и серебряные прожилки. Сформировавшись в нескольких дюймах над поверхностью, она опустилась и встала на колени перед безжизненным телом Эйнштейна. Она положила руки ему на плечи, как это только что сделала Джилл. Но вместо того, чтобы трясти Эйнштейна, она стала наливаться энергией.
– РОЗИ, – прошептала Джилл, не зная, как обращаться к мифическому существу, возникшему перед ней.
РОЗИ подняла голову и встретилась с Джилли взглядом. Глаза компьютера излучали чистый свет, как сердце ядерного реактора или звезда. Вслух ничего сказано не было, но Джилл ощутила, как послание РОЗИ обожгло ей мозг. “Мой мир, мое дело”. И когда отзвук этих слов стих, последовало: “Моя любовь”.
Иэн, должно быть, тоже услышал сообщение РОЗИ, поскольку они с Джилл вскочили на ноги одновременно. И отошли назад, наблюдая за тем, как РОЗИ переливает свою энергию в Эйнштейна, возвращая его к жизни. Это было свидетельством любви, не знающей границ, достаточно сильной, чтобы не считаться с отсутствием электронных импульсов, что в любой реальности означает смерть.
– В ней не заложено возможностей совершать такое, – пробормотал Иэн. – Это запредельно.
“Возможности порождает любовь”, – подумала Джилл. Она попыталась сказать об этом Иэну, но язык перестал ее слушаться. Она стала терять связь с данной реальностью, несмотря на то, что лимит пребывания в симуляторе еще не истек. По-видимому, либо физические перегрузки, либо продолжительный контакт с носителями лучевой энергии повлияли на ее состояние. Она попыталась сосредоточиться, насколько это было возможно, и с огромным трудом дотянулась до рукава Синклера.
– Иэн…
И тут она замерла. Через плечо она увидела, как в направлении незащищенной головы доктора движется самая крупная из кошмарных тварей. И несмотря на затуманенность сознания, Джилл поняла, до какой степени смертельно опасны намерения этого создания. В любую минуту может произойти метаморфоза перехода от питания электронной энергией к паразитированию на человеческой…
Предупредить Иэна она физически не успевала, зато сделала наилучшее в данной ситуации – завопила во весь голос и толкнула Иэна, причем сама упала на спину. Крик Джилл насторожил Феликса и Сэди, и те занялись вводом в действие процедуры возврата. Улыбнувшись с облегчением, она увидела, как злобная тварь скользнула в пустоту на месте, где только что находилось тело Синклера.
Резкий щелчок и запах серы предупредили ее о новой опасности. Она поглядела вбок и слишком поздно поняла, что упала на кобальтовую линию силовой сетки, которая как раз начала наполняться энергией на нужды их возврата.
– Джилл! – Она обернулась в ту сторону, откуда донесся этот слабый оклик, и увидела, как призрак Иэна пытается до нее добраться. На перепутье между двумя реальностями он заметил опасность, но был бессилен спасти Джилл. Она увидела выражение ужаса у него на лице, но сама страха не испытывала. “Он спасен, – подумала она, зная, что все остальное для нее неважно – то, что вообще вряд ли когда-нибудь будет важно. Похоже, несмотря ни на что, я все же спасла тебя, доктор!”
А затем ее поразила вся мощь симулятора, и больше она ничего не помнила.
– …Сделали все, что в наших силах, для ее оживления, – проговорил доктор Хассам, руководитель противокоматозной бригады, изучая данные на мониторах палаты интенсивной терапии. – Все возможности исчерпаны.
Иэн едва его слышал. Он глядел на хрупкое, неподвижное существо в постели, физическую оболочку женщины, которую он любил. Десятки трубочек и проводов соединяли миниатюрное тельце с аппаратурой жизнеобеспечения. В таком состоянии она находилась уже сутки, и каждая минута воспринималась им как деревянный кол, пронзающий его сердце.
– Наверняка у вас в запасе должно быть что-то еще, – хриплым голосом заявил он. – Какое-нибудь лекарство. Какая-нибудь методика.
– К данному случаю это неприменимо, – с грустью признал Хассам. – Похоже, что ее разум разорвал все связи с телесной оболочкой. Откровенно говоря, то, что она еще жива, – просто чудо.
Чудо, мрачно проговорил про себя Иэн. Какого рода долбаное чудо заставляет ни в чем не повинную женщину валяться в постели, как пустой пакет из-под жареной кукурузы? Он вцепился в металлическую решетку, окружающую ее постель, и ему вдруг чертовски захотелось иметь столько сил, чтобы голыми руками разломать ее на мельчайшие кусочки. Джилл очутилась здесь из-за него, из-за того, что она пренебрегла собственной безопасностью ради его спасения от опасной твари. А согласно компетентному заявлению доктора Хассама, медицина ничем ей помочь не может.
Он вцепился в металл еще сильнее. Она совершила это, чтобы его спасти. И хотя она сама этого не знала, она одновременно спасла всех будущих кибернавтов. Вследствие случившегося с ней Феликс оказался в состоянии сформулировать проблему, связанную с силовыми линиями, и переконфигурировать их так, чтобы они стали безвредными. Самопожертвование Джилл сделало симулятор Иэна безопасным для всех и принесет ему международное признание.
Признание, которое он охотно послал бы ко всем чертям, если бы это вернуло ему Джилл.
Слишком отчетливо припоминал он спор в симуляторе, когда она заявила ему, что больше не может находиться рядом с ним. Тогда он был уверен, что тем или иным способом сумеет убедить ее остаться с ним. Но теперь, глядя на безмолвную оболочку, он подумал, а не нашла ли она надежный способ оставить его навсегда.
– Доктор Синклер?
Иэн повернулся и увидел молодую медсестру, просунувшую голову в дверь.
– Да? – со вздохом проговорил Иэн, скорее инстинктивно, чем заинтересованно. Преподанные Партридж уроки хорошего тона не прошли бесследно.
– Только что звонили из вашей лаборатории. Просили передать вам, что прототип введен в сеть, а дефектные данные из системы вычищены. – Она на миг умолкла и виновато улыбнулась. – Я не уверена, что все это значит, но они сказали, что для вас это важно.
Они ошибаются. Мне наплевать с высокой колокольни на всю эту систему. Он кивнул в знак благодарности и повернулся к той единственной, на которую он бы никогда не наплевал с высокой колокольни. “Я не могу позволить тебе уйти, Джилли. Уйти вот так”.
– Может быть, мы смогли бы стимулировать ее тело. Помочь сознанию восстановить забытые связи.
– Да, другим больным это помогало, – согласился Хассам, – но для данной пациентки такого рода программа не сработает. Слишком велики потери. Это запредельно.
Это запредельно. Иэн припомнил, как сказал Джиллиан в симуляторе то же самое, когда увидел, как РОЗИ перекачивает собственную энергию в безжизненное тело Эйнштейна. Во многих отношениях электронная психология человека весьма сходна с компьютерной. Органы чувств – это точки ввода-вывода. Нервы – это цепочки дата-чипов.
С вошедшей в легенду безжалостной тщательностью и проницательностью он стал продумывать, как можно использовать существующие аналогии. Если РОЗИ сумела оживить Э, то есть шанс использования им подобной методики для оживления Джилл.
– В больнице есть библиотека? – вдруг спросил Иэн.
– В общем-то есть, – ответил удивленный доктор Хассам. – Но я не понимаю…
– Поймете, – резко перебил его Иэн, дернувшись по направлению к двери. – Я собираюсь прочитать ей все паршивые книги из вашей библиотеки. А затем я примусь за газеты и за “Нэшнл энквайэрер”, если дело дойдет и до этого. Я до такой степени напичкаю ее информацией, что она оживет от одной лишь перегрузки.
– Если она вас услышит, – предупредил доктор Хассам.
– Меня она услышит, – уверенно проговорил Иэн, проходя в дверь. Конца фразы он вслух не произнес.
“Меня она услышит, потому что другого выхода у нее не останется”.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Он зачитывал ей журнальные статьи. Читал газеты. Читал ей научные журналы, любовные романы в мягкой обложке и даже зачитывал бланки тотализатора. Когда в глазах появлялась резь, а текст начинал плыть, он рассказывал ей про свое детство, про то, как он рос в замке, про сказочное богатство и одиночество, которое хуже нищеты. Когда же у него садился голос, то он на подмену приглашал друзей и товарищей по работе, чтобы те по очереди дежурили у постели больной. Партридж нагружала ее исключительно скверной поэзией прошлого века. Марша истово рассказывала ей последние сплетни про отдел. Феликс читал лекции на тему “Драконов и темниц”. Сэди, ценитель изысканной кулинарии, приносил и совал Джилл под нос всевозможную вкуснятину, чтобы пробудить обоняние. Даже Эйнштейн и РОЗИ участвовали в этом деле, заваливая Джилл предельно полной и абсолютно бессмысленной информацией на тему азартных игр и телемагазина.
Иэн непрестанно и неутомимо обстреливал информацией органы чувств Джилл. Но явно безрезультатно. На протяжении первых двух недель сверхбдительные мониторы не зафиксировали ни одного всплеска сознания. Через три недели стало казаться, что Джилл фактически движется к катастрофе.
На двадцать вторую ночь коматозного состояния Иэн сидел один у постели Джилл и читал ей вслух “Рождественскую песнь в прозе” Диккенса. Повесть эту Иэн очень любил, но на этот раз ему показались неуместными образы привидений и смерти. Он поглядел на неподвижную фигурку Джилл, опутанную трубками и проводами, дышащую через сложный щелкающий механизм. “Так вот во что ты превратилась, моя дорогая? В привидение?”
В сознании Синклера проносились многочисленные тревожные образы. Несколько дней назад из Небраски прибыли дедушка и бабушка Джилл. Приятные, достойные люди, они были потрясены одной только мыслью, что в теле их внучки искусственно поддерживается жизнь в то время, как нет надежды на выздоровление. Иэн рассказал им о своей гипотезе и добился их согласия на то, чтобы Джилл продолжали держать на жизнеобеспечивающей аппаратуре. Но поскольку время шло, а положительных результатов не предвиделось, они стали склоняться к тому, чтобы пересмотреть свое прежнее решение. Сегодня они говорили с доктором Хассамом относительно процедуры медицинского “отключения”. Иэн знал, что время на исходе.
Он сидел в тихой по-ночному больнице, прислушиваясь к тому, как аппарат искусственного дыхания преобразует тишину в конкретные, членимые звуки. Как профессионал, Иэн всю свою сознательную жизнь доверял машинам, доверял логичным, поддающимся цифровой проверке законам, управляющим реальностью. Даже его симулятор, творивший альтернативные реальности, базировался на этих незыблемых законах. Но его любовь к Джилл пробила во всех этих незыблемых законах брешь в форме сердца. И через эту брешь просматривалась иная реальность: яркий, светлый мир, превращающий его безопасное, логичное существование в скучную, серую тень бытия.
– Я не могу вновь стать тем, кем я был, – изливал он душу, казалось бы, лишенной слуха матери. – И без тебя я не в состоянии жить дальше. Черт побери, Джилли, ты мне необходима!
В горле у него пересохло, и все же он продолжал говорить, а слова потоком лились из самых глубин сердца.
– Всю жизнь я пребывал во лжи. Мальчиком меня готовили на роль наследника титула Синклеров. Но я по существу им не стал. Когда я женился, то внешне выглядел высокоученым мужем светской дамы международного уровня. И это тоже был не я. Даже в роли ученого я – еще не весь я. Я так долго прятался за различными масками, что даже теперь не знаю, кто же я на самом деле. Но когда я гляжу в твои глаза, то вижу человека, каким я хочу быть, – человека, каким я могу быть. С твоей помощью.
Он склонился к неподвижному телу, желая получить ответ. Но, как обычно, так ничего и не увидел. “А чего ты ожидал? – логично спрашивали трезвые демоны сознания. – Согласно всем законам бытия, она мертва уже несколько недель. Хватит делать из себя законченного идиота. Отпусти ее”.
– Нет! – воскликнул он, собрав все оставшиеся силы. – Обещаю, что никогда не отпущу! – Пренебрегая всеми общепринятыми методиками, он схватил ее за плечи и стал трясти. – Ты когда-то сказала, что чувствуешь, что Эйнштейн все еще жив. Что ж, теперь я чувствую, что жива и ты. Ты где-то здесь, Джилли, и я хочу, чтобы ты вернулась. Я возьму приступом жемчужные врата рая, если ты сейчас пребываешь именно там. Я тебя не отдам, слышишь? – И он встряхнул ее до того яростно, что отсоединились провода. – А ну, вставай, зараза! Возвращайся ко мне!
То, что произошло в течение последующих секунд, происходило до того быстро, что ему даже не был понятен смысл происходящего. Внезапно комната наполнилась медицинским персоналом, сгрудившимся вокруг неподвижного тела Джиллиан, точно пчелы, роящиеся вокруг улья. Дежурный врач оттянул Иэна от Джилл, но тот успел заметить, что одна из медсестер отсоединяет трубку аппарата искусственного дыхания.
– Нет! – завопил он, изо всех сил отбиваясь от дежурного врача. – Ее нельзя снимать с жизнеобеспечения! Она же умрет!
– Она умрет, если мы этого не сделаем, – объяснял дежурный врач, выволакивая Иэна из палаты. – Она задохнется, если трубка останется на месте. Горло ее отторгает.
– Горло? – переспросил Иэн, потрясенный смыслом, кроющимся в бесхитростной фразе врача. – Значит, она дышит самостоятельно?
– Судя по всему, это так, – улыбаясь, ответил дежурный врач. Все в больнице знали, как Иэн ведет крестовый поход за возвращение Джилл. – Она одна на миллион. Настоящее чудо.
Иэн, безмерно усталый, обмяк, прислонившись спиной к стене. Она будет жить. Она, в конце концов, вернется к нему.
– Вы правы, – обратился он к дежурному врачу с подобием улыбки на устах. – Она настоящее долбаное чудо.
В дверь палаты Джилл постучали.
“О’кей, не надо паниковать, – сказала она себе, глядя в зеркальце, взятое у одной из сестер. – Даже если ты выглядишь, как будто по тебе только что проехался средний танк с орудием крупного калибра. Он тебя любит. Для него это неважно”.
“Зато это важно для меня самой”.
Стук повторился. Она вздохнула, поняв, наконец, что тридцать минут ухода за собой не зачеркнут три недели пребывания в коматозном состоянии на пороге смерти. “Крысы скребутся”, – подумала она, бросив взгляд на дверь.
– Войдите!
Когда он вошел в палату, она решила, что над ней подшутили. Вместо элегантного доктора появился человек в помятом костюме, несколько дней не брившийся. Потрясенная, она сказала первое, что пришло ей в голову:
– Ты выглядишь ужасно.
– Вижу, что твой матч со смертью не повлиял на умение резать правду-матку в глаза, – весело проговорил он. И суровый рот его расплылся в улыбке, такой нежной, что у Джилл чуть не разорвалось сердце. – Как ты себя чувствуешь?
– Сейчас лучше, – ответила она. Мало того, что выход из коматозного состояния был сам по себе чудом, – скорость ее выздоровления за истекшие два дня была потрясающей и удивляла всех лечащих врачей. И теперь Джиллиан внимательно разглядывала Иэна.
Он выглядел таким неловким, стоя у двери, что со стороны могло показаться, будто он не вполне уверен, хотят ли его видеть.
“Британец до мозга костей”, – подумала она, качая головой.
– Иэн, прошу тебя, подойди поближе. Я…
– Нет… кхе-кхе… пока воздержусь, – проговорил он, запуская по обыкновению ладонь в давно нечесаные волосы. – Ты еще слишком слаба после комы, а я… ну, мне просто кажется, что при данных обстоятельствах мне разумнее держаться подальше.
– Разумнее? А было разумно тратить на меня недели, когда все остальные списали меня, как мертвую?
– Джилл, не надо расстраиваться…
– Ко всем долбаным чертям я тут расстраиваюсь! Я чуть костьми не легла, чтобы только освободиться от комы и вернуться к тебе, а он тут мелет что-то насчет разумного! Ну, доктор, – угрожающе проговорила она, пытаясь встать с постели, – если ты не явишься сюда прямо сейчас, то мне придется… а, зараза!
Силенок оказалось недостаточно, и Джилл рухнула в подушки. Иэн в одни миг оказался рядом.
– Черт, – прорычал он, принимая ее в объятия. – Когда ты научишься меня слушаться?
– Вероятно, никогда, – прозвучали приглушенные его рубашкой слова. Она вдыхала его запах, его тепло, реальность его присутствия, осознавая, что хотя медики с медицинской и физиологической точки зрения объявили ее физически и умственно здоровой, таковой по-настоящему она стала только сейчас. “Любовь к Иэну делает меня живой”, – подумала она, а на ресницах в это время навернулись слезы. Помаргивая она продолжала: – Кроме того, кто-то должен оберегать тебя от чересчур разумных поступков!
– Ну, миз Полански, в этом деле вам нет равных! – Он просунул ей палец под подбородок и направил ее взгляд на себя. – Кстати, вы не подумывали о том, чтобы заняться такого рода деятельностью на постоянной основе? Иными словами в рамках брака?
Сердце у Джилл забилось так сильно, что, казалось, оно вот-вот выскочит из груди.
– Но ты же сказал…
– Знаю, что я тогда сказал. И был клиническим идиотом. Я прятался за философские рассуждения о высоких идеалах, отгоняя от себя мысль о том, что поверю, что ты моя навсегда, а затем потеряю тебя.
– А почему ты теперь передумал?
– Я полагал, что смогу держать любовь к тебе в рамках, превратить ее в одно из моих изящных уравнений. Но такое не получится. Любовь – это не просто одна из составляющих моей жизни, это и есть моя жизнь, – признался он, прижимая Джилл к себе яростно и повелительно и в то же время нежно. – Пока ты была в коматозном состоянии, передо мной то и дело вставал призрак будущего без тебя. В той реальности мне жить не захотелось.
– А ты в этом уверен? – переспросила она, едва осмеливаясь поверить в то, что в ней вновь зажглись все цвета радуги. – Ты абсолютно уверен?
– Я бы оценил вероятность цифрой порядка ста процентов, – заявил он самым официальным голосом, характерным для Вершителя Судеб. – Кроме того, многие ждут этого события с нетерпением. Я сказал кое-кому, что мы собираемся пожениться, и это стало своего рода стартом…
– Стартом чего?
– Ну, скажем, космического корабля типа “Шаттл”, – улыбаясь во весь рот, произнес он. – Партридж подбирает образцы обоев, чтобы вы вдвоем сумели переменить внутреннее убранство “мавзолея”. Марша вызвалась быть подружкой невесты. Кибертехники планируют устроить “вечеринку-сюрприз” в честь помолвки. Правда, Сэди пообещал, что предупредит нас заранее. А Эйнштейн…
– Эйнштейн, – раздался знакомый электронный голос, – устал до чертиков от всей этой любовной трепотни.
– Э! – воскликнула Джилл, глядя в дальний угол палаты. Она поначалу не заметила серый миниатюрный компьютер, пристроившийся в тени, – компьютер, экран которого вдруг расцвел сине-золотым фейерверком.
– Эй, беби! Что там тебя колышет?
Джилл рассмеялась, услышав знакомую, дорогую ей фразу.
– Это правда ты? Как ты себя чувствуешь?
– Прекрасно, как электронно-модулированная скрипка, – с чувством прожужжал Эйнштейн. – Благодаря тебе и доку.
– И РОЗИ, – добавила Джилл.
– Да, и РОЗИ, – заявил Э, и в тоне его появились низкие резонансные модуляции, которых Джилл никогда еще не слышала. – Без нее я не смог бы быть здесь. Конечно, – продолжал он, и голос его вновь зазвучал размеренно и самодовольно, – она все время напоминает мне об этом. Заставила меня проработать всю ее биоаналитическую программу проверки съедобности продуктов из морских водорослей, чтобы она могла посвятить весь день бегам в Хайли с гандикапом. Мы до умопомрачения обсуждаем суперкубок. Женщины!
Иэн хмыкнул в знак согласия, а Джилл ткнула его кулачком в грудь.
– Ты поступил в высшей степени по-джентельменски, Эйнштейн.
– Ага, еще бы! Я самый лучший из тех, кто есть и кто когда-либо будет, – заявил он, явно не страдая ложной скромностью. – Что ж, док. Теперь включайте Джилл, потому что, наверное, захотите поиграться-пообщаться. Ну, а я завсегда здесь.
– Поиграться-пообщаться? – переспросил Иэн, как только компьютер отключился.
– Так Э называет любовные ухаживания, – пояснила Джилл. – Всеобъемлюще, не так ли?
– Нет. Вот что действительно всеобъемлюще, – заявил он, припечатывая свои уста к ее устам. Долгое время единственными звуками, раздававшимися в палате, были страстные вздохи и мучительные стоны пружин матраса.
Наконец, Иэн заговорил:
– Джилли, быть может, тебе достаточно этого, но мне – нет, – признался он поднимаясь с постели. – Как сказал твой друг-компьютер, “я завсегда здесь”.
– Нам надо пригласить его к себе на свадьбу, – сделала вывод Джилл. – И РОЗИ. Мы так многим им обязаны!
– Например, как бороться за любимых независимо от здравого смысла, – согласился с нею Иэн, улыбаясь с высоты своего роста. – Мне бы хотелось, чтобы они побывали на церемонии, но не представляю себе, как это сделать.