Текст книги "По следам древних культур Хоккайдо"
Автор книги: Руслан Васильевский
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Annotation
Автор книги – доктор исторических наук Р. С. Васильевский – осенью 1977 года вместе с японскими археологами проехал по Хоккайдо около 3500 километров, побывал на многих древних памятниках и стоянках. В его путевых записках рассказывается о древнейших обитателях острова, о феноме культуры дзёмон, о странных камнях Нонакадо и Сюэна, о сэкибо Касиваги и фантастических догу, о таинственном медвежьем празднике и культе плодородия, о смелых зверобоях охотской культуры и загадочном народе айнов.
Книга написана в популярной форме и рассчитана на широкий круг читателей.
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
КОНТРАСТЫ ЯПОНИИ
ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
ТАЙНА «РАКОВИННЫХ КУЧ»
«ЭДЗО» – ЗНАЧИТ «ДИКИЙ»
ОТ КУСИРО ДО ВАККАНАЯ
КУСИРО И НЭМУРО
РАСКОПКИ В ТОСАМПОРО
ПОИСКИ ИСТОКОВ ОХОТСКОЙ КУЛЬТУРЫ
СТРАННЫЕ КАМНИ
СЮРПРИЗЫ ОСТРОВА РЭБУН
ФУНАДОМАРИ – КАБУКАЙ
МЕДВЕДИ И ЖЕНЩИНЫ
ДРЕВНЕЙШИЕ ИЗ ДРЕВНИХ
СИРАТАКИ – ПАЛЕОЛИТИЧЕСКАЯ «СТОЛИЦА» ХОККАЙДО
ЗАГАДОЧНЫЕ АЙНЫ
INFO
comments
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
Р. С. ВАСИЛЬЕВСКИЙ
ПО СЛЕДАМ
ДРЕВНИХ КУЛЬТУР ХОККАЙДО
*
Ответственный редактор
академик А. П. Окладников
© Издательство «Наука», 1981.
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Человека, вернувшегося из поездки в Японию, друзья и знакомые засыпают вопросами. Интересует буквально все: и искусство, и литература, и природа, и старинные обычаи, и новейшие тенденции в экономике, и, конечно же, люди: как они относятся к нам, что думают о нас? Удивительного в этом ничего нет. Япония для советских людей не просто одна из многих зарубежных стран. Природа поселила нас рядом, и интерес к дальневосточной стране-соседке закономерно велик.
Впрочем, эту близость дает почувствовать не одна лишь природа. Не только снега, что шлет в Японию Сибирь, и не только осенние тайфуны, которыми напоминает о себе Япония жителям советского Приморья. Запах сосновых бревен прочно устоялся в Ниигатском порту. Эти могучие стволы заставляют задуматься о перспективах, которые открывают бурное хозяйственное строительство в Сибири и на Дальнем Востоке, с одной стороны, и развитие японской экономики – с другой.
А если заглянуть, образно говоря, в глубь веков, там мы тоже обнаружим эту близость, это соседство.
Еще совсем недавно мы ничего не знали о японском палеолите. Подавляющее большинство японских археологов, да и не только японских, считало, что Японские острова были заселены человеком в очень позднее время. В лучшем случае– в эпоху неолита. Господствовало мнение, что архипелаг даже в верхнем плейстоцене представлял собой безжизненную пустынную страну с дымящимися вулканами и потоками лавы. Земля эта казалась малопригодной для жизни человека. И вдруг последовали одно за другим сенсационные открытия древнейших каменных орудий. Сначала в Центральной Японии в долине Канто на стоянке Ивадзюку в слое вулканической глины обнаружили явно древние обсидиановые орудия, затем последовали открытия стоянок позднеашельского, или мустьерского{1}, времени: Содзюдай на острове Кюсю и Хосино на острове Хонсю, нижние культурные слои которой датируются возрастом около 60 тысяч лет.
Несколько позже не менее интересные палеолитические стоянки Тарукиси, Сиратаки, Хорокозава были обнаружены и исследованы на Хоккайдо.
Сейчас на Японских островах науке известно более тысячи различных мест пребывания человека, относящихся к плейстоценовому и раннему голоценовому времени.
Все эти находки, свидетельствующие о широком распространении палеолитических памятников в Центральной, Южной и Северной Японии, убедительно доказывают несостоятельность прежних представлений о позднем заселении островов. Человек появился здесь, по-видимому, очень рано, еще в тот период, когда Японский архипелаг связывался сухопутными мостами с Азиатским континентом.
Изучить сложный характер каменных индустрий островов, восстановить облик давно исчезнувших культур, проследить их истоки, эволюцию, приблизиться к пониманию закономерностей культурно-исторического развития островного мира – одна из увлекательных научных проблем.
Для исследователей, занимающихся изучением ранней истории Дальнего Востока, а также северных и восточных районов Сибири, особый интерес представляют древние памятники острова Хоккайдо, в типах каменных орудий которых и в способах их обработки можно видеть признаки, связывающие их с культурами Азиатского материка. Много древних изделий, аналогичных хоккайдским, обнаружено на Сахалине, Охотском побережье и даже на Алеутских островах, то есть среди тех древних культур Тихоокеанского Севера, которые составляют основу моих научных интересов. Поэтому, когда в канун нового 1977 года мне передали приглашение принять участие в археологических исследованиях на Хоккайдо, я воспринял это как хороший новогодний подарок и с радостью согласился.
Работы были организованы Институтом изучения северных культур Евразии Хоккайдского университета в городе Саппоро при поддержке Японского комитета содействия науке. Профессор Харуо Ойи, возглавляющий отдел археологии института, прислал программу-пребывания в Японии. Она включала путешествие по стоянкам охотской культуры{2} вдоль северного побережья Хоккайдо от города Кусиро на северо-востоке до города Вакканай и острова Рэбун на западе, раскопки поселений Тосомпоро около Нэмуро, посещение музеев и университетских центров в Токио, Кусиро, Абасири, Сендай, Саппоро, встречи и обмен мнениями с японскими учеными. Вся программа была тщательно продумана и расписана на каждый из 45 дней. Несмотря на это, Харуо Ойи писал: «Если Вы хотите познакомиться с другими стоянками или материалами, сообщите нам о Ваших интересах, и мы пересмотрим программу в соответствии с Вашими пожеланиями». Кстати сказать, такие пожелания, в частности поездки на стоянки докерамических культур Хоккайдо, были учтены и прекрасно организованы.
Вместе с программой пребывания в Японии Харуо Ойи прислал карту Хоккайдо с обозначенными на ней археологическими памятниками: Тобинитаи, Моёро, Онкороманай, Сиратаки…. О многих из них я читал, слышал в докладах на международных конгрессах и симпозиумах, многие видел на слайдах и фотографиях. Но хотелось непосредственно познакомиться с найденными вещами, взять их в руки, детально рассмотреть и сравнить с теми, которые имеются в наших коллекциях. Ведь важно не только простое накопление фактов. Главное заключается в том, чтобы донести до современников само дыхание свершившихся событий, восстановить хотя бы в основных чертах ход исторического процесса. Для этого необходимо самому стать как бы соучастником событий давно ушедших эпох, по сохранившимся остаткам древней материальной культуры воссоздать картины былой жизни, скрытые в пластах земли. Недаром археологию называют «лопатой истории», а археологические источники – основой исторической информации о становлении человека и человеческого общества в глубокой древности…
Но вот позади подготовка к поездке в Японию, визы получены, можно вылетать. Аэропорт Шереметьево провожает наш Ил-62 мокрым снегом. Говорят, что снег, как и дождь, в дорогу – к удаче. Действительно, поездка была интересной и плодотворной. Ее результаты обобщены в предлагаемых очерках. Конечно, полной картины происхождения и развития древних культур Хоккайдо они не дают. Об археологии Японии писать так же трудно, как и вообще об этой стране. Не случайно у нас практически нет книг, посвященных японским древностям. Первая и единственная монография на русском языке М. А. Воробьева «Древняя Япония» вышла в свет более двадцати лет назад{3}. Объясняется такое положение, вероятно, тем, что в японской археологической науке, как нигде, сталкиваются и причудливо переплетаются мнения многих научных школ и направлений. К тому же они усложняются самой японской действительностью, которая изобилует многими тайниками и представляет запутанный узел истории, географии и идеологии. Проникнуть в эти тайники не всегда удается. Но это, как говорят, дело будущего. А пока предлагаем отправиться в путешествие по следам древних культур Хоккайдо. Быть может, наши материалы дополнят представления читателя о нашем дальневосточном соседе – Стране восходящего солнца.
КОНТРАСТЫ ЯПОНИИ
ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
Аэропорт Ханэда скрывала серая дымка, когда наш Ил-62, совершавший рейс Париж – Москва – Токио, пошел на посадку. Легкий толчок – и под колеса советского лайнера легла бетонная дорожка японского аэродрома. Самолет ловко подрулил к зданию аэровокзала. Погасли табло. Пассажиров пригласили к выходу.
Этим рейсом в Японию прибыли наши специалисты-машиностроители, журналисты, работники Внешторга, а также французы, американцы. Но особенно много было японцев, среди которых выделялась шумная компания студентов, возвращавшихся из Франции, где они проводили летние каникулы.
Было десять часов утра по местному времени, а на моих часах, поставленных в Москве, – только четыре. Шесть часов выпали из моей жизни и ожидали меня где-то над Сибирью, чтобы опуститься на мои плечи на обратном пути. Но беспокоило не это. Телеграмму о времени вылета и номере рейса я послал только накануне, к тому же по адресу профессора Харуо Ойи в Саппоро. Профессор мог задержаться с выездом, и тогда неизвестно, будут ли меня встречать.
Выхожу из самолета одним из последних и сразу словно погружаюсь в горячую ванну: настолько теплый, влажный и плотный здесь воздух. Контраст после сибирских морозов и московской холодной погоды огромный.
После обязательного таможенного досмотра попадаю в просторный зал аэровокзала. Здесь в ярко освещенных витринах выставлены переносные цветные телевизоры, магнитофоны, транзисторы, фотоаппараты – совсем миниатюрные и с суперобъективами, изысканные украшения из жемчуга, забавные детские игрушки, яркие ткани… Очевидно, по замыслу организаторов, все это должно служить своеобразной визитной карточкой Японии и внушать прибывающим иностранцам уважение к стране и ее достижениям.
В обычной вокзальной сутолоке ищу знакомые лица встречающих и не нахожу их…
Ко мне подходят советские журналисты – попутчики от Москвы.
– Ну что? Не встретили?
– В каком отеле заказан Вам номер?
– ?..
– Может быть, поедете с нами? А потом разберемся…
– Да, а Вы знаете, что здесь рядом есть специальный зал для встреч? Возможно, Вас там ожидают?..
Действительно, в соседнем небольшом уютном холле вижу профессора Харуо Ойи и с ним Като Кюдзо. Като – научный сотрудник Этнологического музея в Осака, много раз бывал в Советском Союзе, хорошо владеет русским языком. Оба идут навстречу, дружески улыбаются и кланяются, как это принято в Японии.
– О Васильевский-сан, мы Вас давно ждем и очень рады Вашему приезду.
Крепкие рукопожатия, короткие вопросы о самочувствии, и мы на машине мчим в Токио – столицу Страны восходящего солнца, или Края солнцевсхода, как еще образно называют Японию. Кстати, такое название не случайно. Корни его в том имени, которое дали китайцы землям, лежащим за Восточным морем – жи-бэнь-го. Каждый из этих трех иероглифов соответственно означает: солнце – корень – страна. Жители Южного Китая произносят жи-бэнь как ни-пон. Именно в таком звучании оно пришло потом в европейские языки. Так что можно скорее говорить о поэтическом переводе названия страны (страна, где солнце берет начало), а не просто об образном выражении, как это принято думать.
Итак, мы в столице Японии – городе-гиганте, самом крупном, самом перенаселенном и самом непривычном для европейского глаза. Около 12 миллионов человек проживает на его территории, которая тянется на 60 километров с востока на запад и на 25 километров с севера на юг. Он поражает прежде всего огромным скоплением людей, машин, морем деревянных невысоких домов, беспорядочно скученных, как бы слепленных друг с другом, контрастами древнего и современного, любопытными сочетаниями Востока и Запада – буддийские пагоды и бетонные скоростные эстакады, императорский дворец и небоскребы (рис. 1).
Рис. 1. На одной из улиц Токио.
О японской столице есть много интересных высказываний. Вот одно из них:
Токио не может похвастаться ни гармонией горизонтальных линий, присущей европейским столицам, ни поражающими вертикалями американских городов. Японскую столицу совершенно не затронул спор современных градостроителей о том, какая планировка лучше – линейная или свободная, потому что ей в равной степени неведомо как то, так и другое…
Токио остался городом без главной темы, без определившихся архитектурных черт, которые придавали бы индивидуальность его портрету. Лицо Токио – это не улицы и не здания, это прежде всего люди. Токио волнует, поражает и удручает прежде всего как самое большое в мире скопление человеческих существ…
Японской столице принадлежит мировое первенство не только по числу жителей, но и по остроте проблем, присущих большим городам. Главная из них —.это неудержимый рост города-гиганта…
Если можно говорить о «чувстве Токио», то им является стихия толпы, воплощенная в потоках людей, и столь же беспорядочно теснящихся толпах домов.
(Всеволод Овчинников. Ветка сакуры. Москва, 1971).
Как столица Токио – сравнительно молодой город. Основание для него было заложено феодалом Докан Ото. Б 1457 году на возвышенности, где сейчас стоит парламент, был построен замок. Вскоре вокруг замка выросла небольшая деревушка с десятком рыбачьих хижин, названная Эдо, что значит – устье реки. В 1550 году другой феодал, Иэясу Токугава, возвел еще один замок, где сейчас находится императорский дворец. В ходе длительных междоусобных войн Токугава подчинил себе всех крупных феодалов (даймё) и установил централизованную власть, провозгласив себя в 1603 году сёгуном – верховным военачальником. Так было положено начало сёгунату Токугава, правившему Японией до 1868 года. Своей резиденцией Иэясу Токугава избрал Эдо. В короткий срок он превратил безвестную деревушку восточных провинций в крупный административный центр. Осушил болота, засыпал обширные лагуны, прорыл каналы, уложил водопроводные трубы, построил крепость, а в ее стенах соорудил дворец, который почти без изменений сохранился до наших дней.
В 1868 году последний сёгун из дома Токугава был низложен и власть перешла в руки императора Муцухито (Мэйдзи). Это событие вошло в японскую историю как «реставрация Мэйдзи», открывшая новую капиталистическую эру Японии. В апреле 1869 года новое правительство объявило столицей город Эдо, переименовав его в Токио (Восточная столица), так как располагался он восточнее Киото – бывшей древней столицы Японии. Превращение Эдо в столицу и удобное географическое положение в узле важных сухопутных дорог, ведущих на север, северо-запад и юго-запад страны, вызвали быстрый рост молодого города.
За свою историю Токио неоднократно подвергался разрушительным землетрясениям. Землетрясения, вулканические извержения для японцев – не редкая трагическая случайность, а почти неизбежное явление, как смена времен года. Существует даже предание о большом сказочном соме – намадзу, который лежит глубоко в японской земле. Время от времени он просыпается и начинает шевелиться, и тогда происходят землетрясения. Особенно сильными они бывают, когда намадзу взмахивает хвостом, тогда не только толчки сотрясают землю, но и огромные морские волны обрушиваются на острова, уничтожая все на своем пути.
В среднем же в Японии ежегодно регистрируется до полутора тысяч землетрясений. В Токио, например, говорят: «Когда от рождества до рождества бывает 120 землетрясений, это хорошо».
Наиболее сильное землетрясение произошло 1 сентября 1923 года. Тогда в Токио и его окрестностях были уничтожены сотни тысяч домов, погибло более 140 тысяч человек{4}. От подземных толчков возникли пожары, загорелись бензо– и нефтехранилища, начали рваться склады боеприпасов… Три дня бушевал огонь, уничтоживший половину Токио. Это было национальной катастрофой Японии.
Но в Японии строят быстро. Отстроился и Токио. Уже в канун второй мировой войны его население удвоилось по сравнению с 1923 годом. И снова японская столица подверглась разрушению. Однако на этот раз не от стихийного бедствия и сказочный сом здесь был ни при чем. Жестокие бомбардировки американской авиации разрушили город. Вторично Токио выгорел на две трети и погибло четверть миллиона горожан.
Сегодня в Токио не найти следов былых разрушений. Десять лет назад, во время моего первого пребывания в Японии, еще можно было услышать: «Здесь до войны находилась студня японских редкостей» или «Этой улицы раньше не было». Теперь и это стало забываться. На месте разрушенных зданий возникли новые, ультрасовременные по своей архитектуре, административные и общественные бильдинги, сверкающие стеклом и алюминием, пролегли автострады (рис. 2).
Рис. 2. Японский конструктивизм в архитектуре.
Но не забыта трагедия Хиросимы и Нагасаки. Слова, высеченные на Хиросимском памятнике: «Спите спокойно. Ошибки не повторится!» – японцы хорошо помнят.
Автомашина наша между тем останавливается у Фрамонт отеля (Farmont Hotel). Это почти в самом центре Токио, рядом с императорским дворцом и парком, у северо-западной стороны его ограды (рис. 3). Номер мой просторный. В нем кондишен, цветной телевизор с широким экраном, шкафы в стенах, низенький столик, кресла, холодильник с фруктами и напитками. По японским понятиям, помер средний, стоит он около 8 тысяч иен в сутки{5}. Окно номера выходит в типичный японский дворик с небольшим садиком, где шумит, можно сказать, игрушечный водопад. По вечерам в садике стрекочут цикады, напоминая наш Крым или черноморское побережье Кавказа. Достопримечательность садика – миниатюрные деревья – бонсай – сосна, клен, сакура. Выращиваются они в специальных керамических вазах-кадках. Искусство бонсай зародилось на севере Японии еще в XIII веке. В последние десятилетия эти чудесные растения приобрели общеяпонскую известность и стали широко культивироваться. Приезжающие немало удивляются, видя в помещениях цветущую сакуру в миниатюре или осенний багряный клен, или вечнозеленую сосну. Неумолимое время отсчитывает Века, а они остаются все такими же маленькими копиями больших деревьев, тоже живыми, но словно застывшими во времени…
Рис. 3. У ограды императорского дворца.
ТАЙНА «РАКОВИННЫХ КУЧ»
Вечером нас пригласил в ресторан профессор археологии университета Васэда Сакураи Киёхико – один из организаторов поездки. Низенький стол был заставлен бесчисленными блюдечками с традиционно японскими закусками и соусами, а запивалось все это подогретой рисовой водкой – сакэ в фарфоровых конической формы чашечках-наперстках. Уже после первых приветственных дружественных тостов речь естественно зашла о японской археологии, ее состоянии и проблемах.
В 1977 году исполнилось сто лет японской археологии. Считается, что ее основы были заложены раскопками раковинной кучи Оомори в долине Канто на острове Хонсю. Раскопки эти были проведены в 1877 году американцем Эдуардом Морзе, который приехал в Японию с целью изучения брахиоподов прибрежных вод архипелага. Во время поездки из Иокогамы в Токио в местности Оомори он обнаружил древнее поселение с раковинными кучами. Здесь и были начаты первые в Японии раскопки^ проводившиеся в соответствии с задачами археологической науки и на основе методов того времени. Обнаруженные при раскопках вещи произвели большое впечатление на японскую общественность, так как по характеру и форме превосходно сделанные каменные наконечники копий и стрел, ножи и скребки, изящные глиняные сосуды Оомори не имели ничего общего с известными до сих пор в Японии находками.
Открытый археологический памятник, несомненно, был более ранним, чем уже известные айнские или средневековые японские поселения. Эдуард Морзе установил, что кучи раковин в Оомори оставили люди, жившие не менее трех тысяч лет назад. Он обратил внимание на изящные глиняные сосуды, украшенные веревочными оттисками. В своем отчете о раскопках Эдуард Морзе назвал этот узор «cord mark» – «веревочный штамп», что эквивалентно японскому «дзёмон» – узор, напоминающий витую веревку. Позже этот термин получил широкое распространение в археологической литературе. Так стала называться не только керамика, украшенная веревочным узором, дзёмон доки – керамика дзёмон, но и неолитические культуры Японии, для которых она характерна.
Полевые археологические раскопки, успешно начатые в Японии Эдуардом Морзе, в 1879 году продолжили молодые японские археологии Сасаки Тюдзиро и Хадзита Индзима. Они исследовали раковинную кучу Окадайри и обнаружили вещи, во многом аналогичные находкам в Оомори. Эти изделия тоже сопровождала керамика дзёмон. И тогда встал вопрос об этнической принадлежности обитателей открытых поселений. Кому принадлежали каменные орудия и глиняная посуда, оставленные в насыпях раковин моллюсков? Кто они? Предки айнов или какой-то другой народ?
Эдуард Морзе попытался дать ответ на этот волнующий японцев вопрос. Но древнее поселение в Оомори приподнесло неожиданный сюрприз. Вместе с черепками глиняных сосудов и каменными орудиями здесь нашли человеческие кости. Причем они были расколоты так, как обычно разбивают кости животных, чтобы достать костный мозг. Это дало повод Эдуарду Морзе высказать мысль о том, что на стоянке в древности жили племена людоедов. А так как ни айны, ни собственно японцы никогда не были каннибалами, к тому же материалы раскопок отличались от обычных айнских и японских вещей, он выдвинул гипотезу о принадлежности раковинных куч Оомори неизвестным доайнским племенам, назвав их протоайнами{6}.
Позже эту гипотезу развил японский ученый Сёгоро Цубои. Он приписывал обнаруженные раковинные кучи народу, называемому в айнских легендах коропоккуру. Согласно этим легендам, коропоккуру были карликовым народом (айнское слово «коропоккуру» или «коропок-ун-гуру» дословно означает «люди, живущие под листьями белокопытника»). Жили они в полуземлянках, изготовляли каменные орудия и глиняную посуду, делали лодки, каркас которых, возможно, обтягивался шкурами. Айны вели с ними войны, в результате которых коропоккуру отошли на север Курильских островов и даже дальше. Теория Сёгоро Цубои встретила серьезные возражения ряда японских ученых. Особенно активным ее противником был антрополог Есикиё Коганеи, который доказал, что теория эта основывается на ложных и часто противоречивых фактах{7}. Несостоятельность ее вскоре стала очевидной. Сегодня теория о коропоккуру представляет лишь историографический интерес.
Серьезнее аргументировалась другая точка зрения – о принадлежности неолитических памятников Японии древним айнам. А так как неолитические культуры принято называть в Японии культурами дзёмон, то начиная с 30-х годов особое внимание стало уделяться изучению археологических памятников периода дзёмон и айнская проблема заняла центральное место в японской археологии.
Современные проблемы этнической истории Японских островов изучаются в основном в двух направлениях: выясняется, было ли население периода дзёмон связано с айнами и существовала ли преемственность между этим неолитическим населением и японцами.
Несмотря на то, что сделано уже немало и разработана достаточно подробная периодизация культур дзёмон, среди которых выделяются несколько хронологических этапов (протодзёмон, ранний, средний, поздний и финальный дзёмон), по-прежнему сложным и недостаточно ясным остается вопрос об отношении ранних культур неолита к культурам предшествующего, докерамического, периода Японии. По этому вопросу у японских исследователей нет единой точки зрения. Одни из них видят непосредственную преемственность между докерамическими культурами и ранними этапами дзёмона, другие считают, что они между собой не связаны.
Сейчас уже ушло в прошлое то время, когда наличие палеолитических памятников в Японии ставилось под сомнение. Споры ведутся главным образом по вопросам датировки тех или иных находок, последовательности развития докерамических культур и их взаимоотношений с культурами Азиатского континента. На сегодняшний день разработано несколько хронологических схем. Наиболее авторитетной представляется схема Тёсуке Серидзава и Масакадзу Ёсидзаки, основанная на суммированных результатах геологического изучения плейстоценовых отложений Японских островов с учетом хронометрических данных (радиоуглеродное датирование, обсидиановый анализ, датирование методом «фишен трак» – fission track). Вкратце суть ее такова. В бассейнах рек Токийской долины (Центральный Хонсю) выделяется пять плейстоценовых террас, в верхней части которых прослеживается четыре глинистых слоя. Каждый слой образовался в результате выпадения вулканического пепла и легко датируется. Возраст самого верхнего глинистого слоя, названного Татикава, таким образом, охватывает период от 10 до 30 тысяч лет тому назад, следующие за ним Мусасино – от 40 до 60 тысяч, Симуёси – от 70 до 150 тысяч и, наконец, Тама – от 150 до 285 тысяч лет. В верхних трех слоях обнаружены следы деятельности человека, и только в четвертом, самом нижнем, пока ничего не найдено.
К наиболее ранним памятникам японского палеолита относят древние стоянки Содзюдай и Хосино. И хотя Содзюдай пока точной датировки не имеет, Тёсуке Серидзава склонен думать, что этой стоянке не менее 70–130 тысяч лет. Здесь при раскопках собрали много изделий из кварцита. Среди них можно видеть четко оформленные отщепы, скребловидные инструменты и рубящие орудия.
Значительно лучше исследована древняя стоянка Хосино, где выделено И культурных палеолитических горизонтов. Что касается нижних пяти горизонтов (7–11), то для отсчета их времени имеется хороший ориентир – слой перекрывающей их пемзы, которой около 60 тысяч лет. Самым богатым по оставленным следам человеческой деятельности оказался 8-й горизонт. Здесь найдены нуклеусы, в том числе леваллуазского облика, чопперы{8}, остроконечники, скребки, резцы, проколки, ножи на пластинчатых отщепах, ретушированные отщепы из кремнистого сланца. По мнению Тёсуке Серидзава, изделия из нижних горизонтов Хосино напоминают орудия, обнаруженные на участке 1 в верхних слоях поселения Чжаукоудянь, а из верхних – на участке 15{9}. В целом же происхождение каменных индустрий нижних горизонтов Хосино японский ученый связывает с традициями техники чопперов-чоппингов Юго-Восточной Азии.
Время появления на Японских островах в древней каменной индустрии техники изготовления пластин японские исследователи относят к Вюрмскому максимуму (25–20 тысяч лет назад) и связывают с влиянием североазиатеких культур. Самое яркое развитие техника пластин получает в памятниках Северной и Северо-Восточной Японии. В это же время на западе и юго-западе архипелага развиваются культуры, каменная индустрия которых характеризуется техникой бокового скалывания отщепов.
К концу плейстоцена (15–13 тысяч лет назад) техника микропластин широко применяется древними обитателями на всех островах от Хоккайдо до Кюсю. Для культур Северной Японии определяющим становится расщёпление камня своеобразными приемами – так называемой техникой юбетсу, а также наличие резцов типа арая{10}. Технология каменной индустрии южных районов архипелага значительно проще. Здесь для поделки инвентаря в подавляющем большинстве используются отщепы и в гораздо меньшей степени – микропластины, к тому же нуклеусы не имеют таких четких и правильных форм, как на стоянках палеолитических культур севера.
Неожиданными были находки в комплексах каменных изделий этого периода рубящих орудий типа топоров со шлифованными лезвием и боковыми краями. Эффект неожиданности, а главное отсутствие веских аргументов появления такого рода инструментов в палеолите Японии стали причиной того, что многие исследователи поначалу выразили сомнение в их древности. В настоящее время рубящие инструменты со шлифованным лезвием найдены на многих стоянках в различных районах Японии. Причем наиболее ранние их находки зафиксированы на поселениях, которые существовали 25–15 тысяч лет назад.
Но настоящей сенсацией стало открытие в Японии на стоянках, относящихся еще к плейстоцену, керамики. Фрагменты глиняных сосудов, которые украшались рельефными налепными валиками, находились в комплексе с микронуклеусами, микропластинами, лыжевидными сколами в третьем культурном горизонте многослойного поселения в пещере Фукуи на острове Кюсю. Они датируются временем 12 400 ±350, 12 700 ± ±500 лет назад. Если не произошло никакой ошибки, то это самая древняя глиняная посуда в мире! Однако многие японские археологи не торопятся с окончательными выводами. Столь раннее появление керамики в Японии у них вызывает сомнение. Действительно, для утвердительного ответа на поставленный находками в пещере Фукуи вопрос требуются дополнительные доказательства.
Около 10 тысяч лет назад широко распространяются племена, которые оставили после себя керамику, украшенную веревочными отпечатками, двусторонне ретушированные наконечники стрел, костяные рыболовные крючки и другие изделия. Эти археологические памятники связываются с культурами дзёмон.
Об общей картине развития культур каменного века Японии дает представление следующая хронологическая таблица (возраст стоянок определялся радиоуглеродным методом – ГАК и методом fission trach – FT):
Представленная схема кажется достаточно стройной и убедительной. Однако, несмотря на заманчивую стройность, она вызывает возражения у ряда японских исследователей, особенно когда затрагиваются вопросы раннего заселения человеком архипелага. Некоторые археологи скептически относятся к находкам из нижних горизонтов стоянок Хосино и Содзюдай, считая их не артефактами, а кусками породы естественного происхождения, не имеющими никакого отношения к деятельности человека. Полемика по этому поводу периодически вспыхивает на страницах японских научных изданий.
Харуо Ойи тоже осторожно подходит к проблеме появления человека на Японских островах в конце нижнего или в среднем палеолите. Он не исключает возможности находок на архипелаге памятников раннепалеолитического возраста, но в то же время отмечает, что нельзя не учитывать споров вокруг находок из Содзюдая и нижних горизонтов Хосино и тех сомнений у исследователей, которые, они вызывают. Во всяком случае для того чтобы быть достаточно уверенным в реальном существовании на архипелаге раннепалеолитических индустрий, необходимы дальнейшие раскопки, детальное объективное обсуждение их результатов.
Примерно в таком же ключе высказывается и один из крупнейших специалистов по каменному веку Японии профессор университета Мэйдзи Сосуке Сугиха-ра: «… В Японии, видимо, не существовало культур нижнего и среднего палеолита. А если даже они и были, то в процентном соотношении чрезвычайно незначительными. Категорически я не утверждаю отсутствие нижнего и среднего палеолита в Японии. Если при обсуждении этого вопроса появятся какие-либо серьезные аргументы, это будет осуществлением моих чаяний»{11}.
