Текст книги " Михаил Романов "

Автор книги: Руслан Скрынников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Смоленский проект соглашения окончательно осложнил и без того запутанную обстановку в России. Рядом с законным царем в Москве и «воровским» – в Калуге появился то ли королевич, то ли царь Владислав.

Филарет Романов выехал из Тушино с последними польскими отрядами с тем, чтобы найти пристанище в королевских обозах под Смоленском. Но ему не удалось благополучно добраться до места назначения. Войска Валуева пленили его после боя под Волоколамском и отправили в Москву.

Царь Василий не осмелился судить «воровского» патриарха и опрометчиво разрешил ему остаться в столице. Гермоген поспешил объявить Романова пленником и жертвой Лжедмитрия II и признал его право на прежний сан ростовского митрополита.

Возвращение Филарета в столицу положило начало возрождению былого влияния романовского круга. При поддержке бояр – братьев и племянников Филарет вскоре же стал, по словам очевидца, самой большой властью под патриархом.

После кровопролитных боев Ян Сапега отступил из-под стен Троице-Сергиева монастыря и ушел к литовскому рубежу. Ружинский сжег свой лагерь под Москвой и отступил в Волоколамск.

12 марта 1610 года Скопин со своей ратью и шведским отрядом торжественно вступил в Москву и стал готовиться к походу на Смоленск. В разгар приготовлений воевода внезапно умер. Прошел слух, что его отравили братья царя Василия.

Поход против поляков возглавил бездарный брат царя боярин Дмитрий Шуйский. Вместе с русскими полками в наступлении участвовала шведская союзная армия.

Выступивший навстречу гетман Жолкевский располагал небольшими силами. Русско-шведская армия обладала многократным численным перевесом. Но воеводы не смогли использовать преимущества.

Сражение произошло 24 июня 1610 года у села Клуши-но, неподалеку от Смоленска. Поляки после ночного марша на рассвете внезапно атаковали спящий лагерь русских и шведов. В разгар битвы наемные отряды подняли мятеж и перешли на сторону поляков. Шуйский бежал с поля боя. Русские потерпели катастрофическое поражение.

Еще накануне битвы Заруцкий с казаками присоединились к армии гетмана Жолкевского и приняли участие в сражении.

Обосновавшись в Калуге, Лжедмитрий II готовился продолжить войну. Под давлением иноземных наемных солдат он согласился признать себя вассалом Сигизмунда III после своего воцарения. Соответствующий договор – Артикулы – был подписан.

Между тем в Москве зрел заговор против царя Василия. Душою его был рязанский дворянин Прокофий Ляпунов. Он прислал из Рязани гонца к князю Василию Голицыну и к своему брату Захару Ляпунову, чтобы поторопить их с выступлением. Ляпунов также завел тайные сношения с калужским «вором».

Поражение под Клушино решило судьбу династии. Государь еще сидел на троне, а народ толпами собирался под окнами дворца и кричал: «Ты нам больше не царь!»

Будучи смертельным врагом царя Василия, Романов сыграл важную роль в его свержении. Имеются данные о том, что Филарет вел секретные переговоры с Лжедмитрием II. Одна из записей в дневнике Сапеги удостоверяет, что еще в конце июня 1610 года самозванец получил грамоту из Москвы от патриарха и бояр с сообщением, что жители Москвы готовы целовать ему крест.

Совершенно очевидно, что грамота исходила не от патриарха Гермогена, не желавшего иметь ничего общего с «вором». Для тушинцев же существовал только один патриарх – Филарет. Именно от него и от бывших «воровских» бояр, как видно, и получено было письмо. Расчет Филарета понятен. Он стремился подтолкнуть Лжедмитрия II к походу на Москву.

Что побудило Филарета поддерживать сношения с «вором»? Все противники царя Василия должны были объединить силы, чтобы совершить переворот.

16 июля Лжедмитрий II прибыл в окрестности Москвы с тремя тысячами казаков. На другой день Иван Никитич Салтыков и Захар Ляпунов, Федор Хомутов и их сообщники собрали на Красной площади внушительную толпу. Заговорщики «на Лобное место выехаша, и з своими советники, завопиша на Лобном месте, чтоб отставить царя Василья». Голицын направлял все действия заговорщиков, но на площади его не было.

Мятежникам удалось захватить патриарха Гермогена. С ним они отправились в военный лагерь у Серпуховских ворот, где находились бояре и вся рать.

Верно ли, будто Василия Шуйского сместил Земский собор? Толпа мятежников, явившаяся в лагерь с Красной площади, действительно включала людей разных чинов. Но их деятельность менее всего напоминала заседание собора.

Глава думы Мстиславский с товарищами, повествует летописец, «послали от себя из обозу из-за Москвы-реки к царю Василью Ивановичу всеа Русии боярина князя Ивана Михайловича Воротынского, чтоб он, государь царь Василей Иванович всеа Русии ...государьство Московское отказал и посох царьской отдал для (из-за) пролития междуусоб-ные крови христьянской».

Свояк царя Воротынский должен был по-родственному уговорить царя отречься от власти. Посланному с ним Федору Шереметеву предстояло выполнить черную работу. Миссия могла стоить ему головы.

Царь Василий отказался признать законным приговор о его отрешении. Такое решение могла принять Боярская дума. В лагере же у Серпуховских ворот были отдельные бояре, но не было ни думы, ни Священного собора в полном составе. Но самодержец давно уже выпустил из рук бразды правления.

Зачинщики мятежа беспрепятственно прошли во дворец, захватили царскую семью и силой свели на старый двор бояр Шуйских. Братьям царя запретили показываться в думе, позже взяли под стражу.

Положение оставалось крайне неопределенным, и заговорщики решили довести дело до конца. 19 июля они явились на двор к Шуйским в сопровождении чудовских монахов и насильно постригли царя в монахи.

Сохранились сведения, будто перевороту предшествовали какие-то переговоры бояр с Лжедмитрием И. В Москве, повествует летописец, московские бояре «начата съезжати-ся с воровскими полками» и сообщили, что готовы «ссадить» несчастливого царя Василия, если тушинцы «отстанут» от «вора». После низложения 17 июля Шуйского посланцы московской думы снарядили послов в «воровской» лагерь и потребовали от Дмитрия Трубецкого и других калужских бояр, в соответствии с уговором, свести с «трона» своего «царька», после чего явиться в Москву, чтобы вместе со всей землей избрать царя.

В ответ «воровская» дума предложила москвичам открыть столичные ворота перед истинным государем.

На рассвете 18 июля 1610 года тушинский «вор» появился у стен города, и лишь тогда москвичи предложили «воровским» боярам: «Если мы своего царя сбросили, и вы своего сбросьте». Никакого предварительного соглашения между московскими и тушинскими боярами не было. Призыв к свержению Лжедмитрия II запоздал.

По давней традиции дума выделяла при малолетнем государе или в период междуцарствия особую комиссию из своего состава для управления страной. После переворота дума выделила «седьмочисленную» комиссию со специальной целью – провести выборы царя. У Семибоярщины были черты сходства с регентским советом. Но регентский совет имел строго определенный состав и сохранял полномочия до совершеннолетия наследника. Семибоярщина была временной комиссией, состав которой менялся неоднократно. Ее глава редко созывал комиссию в полном составе и нередко довольствовался приглашением нескольких членов.

Руководство думы, назначая комиссию, пыталось не допустить, чтобы решающее влияние на выборы царя оказали лица, в большом числе допущенные в думу самозванцем, а также Годуновым и Шуйским.

Единственным постоянным членом Семибоярщины был князь Федор Мстиславский, по своей должности глава Боярской думы. В состав комиссии вошли также те, кто осуществил переворот, – князья Иван Воротынский и Василий Голицын, Федор Шереметев. Митрополит Филарет инспирировал заговор, но, как лицо духовное, остался вне боярской комиссии. Зато его брат Иван Романов занял видное место в Семибоярщине.

Первым из состава комиссии выбыл Василий Голицын, задержанный в королевском лагере. Его заменил один из его братьев – сначала Андрей, потом Иван. В связи с выступлением против поляков из комиссии был изгнан Воротынский, а Андрей Голицын убит.

В первом составе комиссии не было главного «ушника» (приспешника) свергнутого государя князя Ивана Куракина. Он стал членом комиссии позже, как и Михаил Нагой, когда оба они доказали свою преданность Сигизмунду III.

Суздальская аристократия в лице Шуйских не смогла удержаться у власти, хотя и имела наибольшие права на трон. Ее сменила знать литовского происхождения. В боярском правительстве преобладали Гедиминовичи Мстиславский, Голицыны, Иван Куракин и Андрей Трубецкой.

Дворяне, приказные люди, стрельцы, казаки, гости и черные люди принесли присягу на верность временному боярскому правительству. Со своей стороны бояре обязались «стоять» за Московское государство и подготовить избрание нового царя «всей землей».

Трон опустел, и оспаривать власть стали многие знатные лица. Нарвский купец, вернувшийся из Новгорода 6 августа 1610 го^да, сообщил, что в числе кандидатов фигурируют польский королевич, трое бояр – князья Воротынский, Мстиславский и Василий Голицын и даже некий татарский хан (вероятно, речь шла о служилом татарском царе). Воротынский хлопотал об отрешении Шуйского на глазах у всей столицы, а потому его имя называли первым. Однако Воротынский вскоре выбыл из игры.

НЕДОЛГИЕ ВЫБОРЫ

Во время осады Москвы тушинским «вором» Михаил Романов оказался в положении сироты, отданного на попечение родных. Низложение Шуйского повлекло за собой новые, почти сказочные перемены в его жизни. Недавний тюремный сиделец превратился в претендента на царскую корону.

От тех лет сохранилось совсем мало свидетельств о характере молодого Романова. Архиепископ Арсений Елассон-ский, хорошо знавший его семью, называл Михаила «юношей, не более четырнадцати лет, благоразумным, скромным, рассудительным». Два года спустя московиты, согласно шведским донесениям, говорили, что Михаил «благочестивый и способный человек».

Конечно же, личные качества юноши играли ничтожно малую роль в его карьере. Романову досталось популярное имя.

Избирательная кампания, развернувшаяся в Москве после свержения Шуйского, была короткой. Она продолжалась с 17 июля до начала августа. Но этого времени было достаточно, чтобы выявить главных претендентов.

В самый день переворота Захар Ляпунов с рязанцами стали «в голос говорить, чтобы князя Василия Голицына на государстве поставити». Агитация не имела успеха. Голицын остался в тени в день переворота. Заговорщики не смогли склонить на свою сторону Семибоярщину. По крайней мере двое ее членов превосходили Голицына знатностью и имели не меньше прав на корону.

Жолкевский, будучи в Москве, постарался разузнать, как проходили выборы царя после свержения Шуйского. Его сведения заслуживают полного доверия. Руководствуясь ими, он сформировал посольство к королю.

Как лицо духовное, Филарет не мог вернуться в мир и надеть корону. Но он надеялся усадить на трон своего четырнадцатилетнего сына Михаила.

Патриарх Гермоген, отметил Жолкевский, «побуждал (и представлял одного из двух), чтобы избрали князя Василия Голицына или Никитича Романова, сына Ростовского митрополита»; к патриаршему мнению более склонялся народ, а все почти духовенство «было на стороне Голицына». Будучи противником иноверца королевича, глава церкви выдвинул сразу двух кандидатов. По понятным причинам он поставил на первое место князя – боярина, а стольника лишь на второе.

Михаил имел неплохие шансы. Филарет нашел сторонников на посаде. На его стороне выступил патриарх. Со временем ближними людьми Филарета стали, помимо его брата боярина Ивана Никитича, бояре Федор Шереметев и князь Борис Лыков. Успех был бы невозможен, если бы Филарет не имел опоры в Боярской думе.

Гермоген поддержал сразу двух кандидатов, что вызвало разброд среди членов Священного собора.

Партия Романовых успела обнаружить себя действиями. Авторы Утвержденной грамоты царя Михаила подчеркивали, якобы Филарет выходил на Лобное место и убеждал народ не доверяться королю, который разорит Русскую землю и православие. Однако это свидетельство слишком пристрастно, чтобы можно было ему доверять.

Поляки обвиняли Романова, будто он, отправляясь в посольство, тайно договорился с патриархом не пускать королевича на трон, «а патриярх ему имался всех людей к тому приводить, чтобы сына его Михаила на царство посадити». В доказательство поляки ссылались на письменное свидетельство некоего Федора Погожего, который в расспросе на Москве своей рукой «весь злой завод и совет Филарета выписал».

Выборы не требовали личного участия Михаила в избирательной кампании. Но некоторый опыт такого участия он все же должен был усвоить, а отец постарался укоренить в голове сына мысль о его исключительном праве на корону.

Выступление духовенства против Михаила доказывало, что Филарет не успел снискать доверия князей церкви. Духовенство не могло простить Филарету службы при дворе тушинского «вора». Иерархи завидовали его быстрой карьере.

ЦАРЬ ВЛАДИСЛАВ

Семибоярщина пришла к власти в момент смертельной опасности. 22 июля в предместья Москвы с запада подступили войска Жолкевского, а 2 августа 1610 года Лжедмит-рий II попытался ворваться в столицу с юга. Возникла опасность одновременного нападения на город тушинцев и королевского войска. Выступление черни в пользу «Дмитрия» внутри города грозило довершить катастрофу.

Коронный гетман Жолкевский использовал ситуацию и вступил в переговоры разом и с московскими боярами, и с тушинцами. Самозванцу он обещал, что король даст ему удельное княжество, если тот овладеет Москвой. Боярам предлагал присоединиться к смоленскому договору и присягнуть Владиславу.

На первом съезде с поляками русскую сторону представлял князь Иван Троекуров. Ему дан был наказ тянуть время и не допустить объединения двух неприятельских армий. Семибоярщина выдвинула множество условий избрания королевича: Владислав должен был принять православие, жениться на православной, прервать сношения с папским престолом, в Москве не приближать поляков, приехать со свитой в 300 человек. Все эти условия не соответствовали основному факту – катастрофическому поражению России в войне с поляками в обстановке гражданской войны.

Бояре напрасно пытались перехитрить гетмана. В конце концов Мстиславскому самому пришлось отправиться в его лагерь для переговоров. По случайному совпадению Лже-дмитрий запалил столичные предместья и попытался ворваться в Замоскворечье в то самое время, когда Мстиславский вел с Жолкевским переговоры. Ян Сапега с литовскими людьми штурмовал Серпуховские ворота. Поляки из войска Жолкевского не спешили подать помощь «своим». Зато русские «союзники» коронного гетмана снялись с места и бросились на помощь москвичам. Не спросясь Жолкевского, Валуев атаковал Сапегу и погнал его прочь от Серпуховских ворот. Событие это произвело на столицу большое впечатление. Бездарный глава Семибоярщины тут же приписал успех дня своим дипломатическим стараниям. Ощутив почву под ногами, пропольская партия провела через думу решение не избирать на государство никого из московских бояр. Путь к избранию Владислава и миру с поляками оказался теперь расчищен.

Предложения насчет унии между Россией и Речью По-сполитой обсуждались Боярской думой еще при царе Федоре и Борисе Годунове. Дума поначалу отвергла их. Но под влиянием гражданской войны отношение к унии стало меняться. Шуйский обнаружил неспособность справиться с народными движениями, и знать искала выход в союзе с Речью Посполитой. С избранием Владислава на трон бояре, как им казалось, смогут использовать королевскую армию для наведения порядка в стране. Мстиславский и многие другие влиятельные бояре мечтали получить такие же привилегии, которыми пользовались польские магнаты.

Сторонники унии добились поддержки спешно созванного собора главным образом потому, что выступали в роли миротворцев. Дворянам бесконечно надоела война, и они верили, что с помощью росчерка пера можно положить конец и иноземному вторжению, и внутренним междоусобицам.

В своих манифестах Сигизмунд обещал прибавить русским дворянам вольностей и избавить их от тиранических порядков. Подобные посулы нисколько не прельщали московитов. Куда больше их волновал вопрос о землях и крестьянах. Дворянские представители имели численное преобладание в Земском соборе. Им суждено было принять окончательное решение. Не желая передоверять дело Семибоярщине, дворяне постановили взять в свои руки переговоры с Жолкевским.

В польский лагерь явилось, как прикинул гетман, около пятисот человек дворян, стольников и детей боярских. Соборные представители отправились на переговоры едва ли не в полном составе. От имени дворян речь держал князь Черкасский. Жолкевский ответил на все его вопросы. Он не жалел обещаний, и его речи произвели благоприятное впечатление на московский собор. Посреди заседания ему шепнули о прибытии гонца. Гетман прервал переговоры и испросил себе день на размышления.

Король прислал из-под Смоленска инструкции, которые грозили свести насмарку московские переговоры. Гетман получил приказ вести дело так, чтобы Москва присягнула Си-гизмунду и его сыну разом. Смоленский договор был заключен в то время, когда армии Скопина повсюду теснили польские отряды, и окружение короля подумывало о том, как бы скорее закончить бесславную войну. Победы Жол-кевского и свержение Шуйских решительно изменили ситуацию. Сигизмунд готов был порвать соглашение об избрании Владислава и занять московский трон по праву завоевателя.

Жолкевский возражал против нарушения соглашений с русскими. После всех одержанных побед он надеялся, что его линия на заключение унищвновь одержит верх. Поэтому он скрыл содержание королевских инструкций от бояр и решил продолжить переговоры.

Многие причины заставляли его спешить. Гетман не имел денег, чтобы оплатить войско. Наемники требовали платы и в любой момент могли выйти из повиновения. Семибоярщина соглашалась оказать Жолкевскому финансовую помощь, но лишь после подписания договора. В довершение бед в армии Жолкевского начался разброд. Валуев поднял оружие против самозванца. Но еще раньше донские казаки вышли из повиновения гетману и соединились с казаками Лжедмитрия.

Некогда атаман Заруцкий помешал донцам уйти из Тушино в Калугу и увел отряд в три тысячи сабель к Сигиз-мунду. Он помог Жолкевскому разгромить армию Шуйского и вместе с ним прибыл в окрестности Москвы. Заруцкий ждал наград, но его постигло жестокое разочарование. Патриарх Гермоген и Мстиславский легко отпустили грехи своей заблудшей братии – Романову, Салтыковым и прочим тушинцам. Но они категорически отказались допустить в свою среду казачьего боярина Заруцкого. Тушинские царедворцы, еще недавно заискивавшие перед атаманом, поспешно отвернулись от него. Иван Михайлович Салтыков жестоко осмеял казака, когда тот в качестве боярина заикнулся о своих местнических правах. Ссора с Салтыковым развеяла в прах честолюбивые мечты атамана. Он пытался найти поддержку у Жолкевского. Но гетман не желал раздражать боярское правительство и легко пожертвовал своим союзником.

Не видя иного выхода, Заруцкий, как азартный игрок, вновь сделал ставку на Лжедмитрия И. В лагере самозванца его приняли с распростертыми объятиями. Зато в московских верхах исчезновение казаков из лагеря Жолкевского вызвало вздох облегчения. Последние преграды к соглашению с гетманом пали.

16 августа 1610 года Мстиславский, Филарет Романов, Василий Голицын и соборные чины привезли гетману окончательный текст соглашения. На другой день посланцы Жолкевского Валуев и Салтыков явились в Кремль и зачитали народу текст согласованного договора. Московские чины тут же прошли в Успенский собор и принесли присягу Владиславу.

Из Кремля бояре, служилые люди и население направились на Новодевичье поле, где их ждали Жолкевский и его полковники. По замечанию гетмана, на поле собралось более десяти тысяч русских. В присутствии народа русские и польские вожди торжественно утвердили договор.

Среди членов московского собора единодушия не было и в помине. Вследствие того боярское правительство не решилось передать договор им на подпись. Мстиславский, Голицын да Шереметев запечатали документ своими печатями, двое думных дьяков поставили подписи. Тем дело и ограничилось.

Московский договор был плодом компромисса, который не мог удовлетворить ни одну из сторон. Боярская дума и патриарх не допускали и мысли о том, что на православном царстве утвердится католический государь. Жолкевский считал абсурдной перспективу крещения королевича, но согласился на коронацию Владислава по православному обряду.

Предпринимая поход в Россию, король обещал папе римскому распространить истинную веру на эту варварскую страну. Гермоген категорически возражал против любых уступок в пользу католичества и даже предлагал ввести смертную казнь для тех русских, которые «похотят малоумием своим» принять папскую веру после воцарения Владислава. Соответствующий пункт был внесен в текст московского договора. Для короля он был так же неприемлем, как и требование о принятии Владиславом православия.

Московское соглашение подтвердило незыблемость традиционной русско-польской границы. Именем Сигизмунда Жолкевский подтвердил обязательство очистить после коронации Владислава все порубежные русские города, занятые королевскими войсками. Однако в вопросе о прекращении военных действий стороны не достигли ясности. С начала интервенции главным пунктом борьбы стал Смоленск. Соглашение о передаче трона Владиславу и нерушимости русских границ, казалось бы, автоматически влекло за собой прекращение осады крепости. Но Жолкевский категорически отверг представления бояр на этот счет. Гетман знал, что Си-гизмунд задался целью присоединить Смоленск к коронным владениям и никогда не отступит от поставленной цели. Поэтому он лишь обещал, что будет просить короля прекратить бомбардировки и осадные работы под Смоленском.

Бояре удовлетворились неопределенными словесными обещаниями и согласились на компромисс, равнозначный предательству. Гарнизон и население Смоленска изнемогали в неравной борьбе. Боярское правительство, подписав договор, фактически бросило их на произвол судьбы.

В основу московского договора легло соглашение, заключенное тушинскими послами в лагере под Смоленском. Бояре внесли некоторые изменения в старый договор. Из него были исключены статьи о пожаловании людей «меньших станов» за их заслуги, о свободном выезде дворян за рубеж для получения образования. Смоленский договор отчетливо показал недовольство провинциальных служилых людей засильем столичной знати. В новом документе это настроение не получило отражения.

Семибоярщина не заручилась окончательным согласием претендента и его отца. Тем не менее она отдала приказ о немедленной присяге царю Владиславу. Текст присяги заключал в себе два пункта. Согласно первому Москва должна была немедленно направить послов к Сигизмунду с просьбой отпустить на царство Владислава. К этому пункту был прибавлен второй —■ с клятвой верности Владиславу —■ царю «всея Руси». В спешке боярские правители утратили не только осторожность, но и здравый смысл. Семибоярщина не учла того, что ее кандидат не обладал популярностью в народе.

Московский договор поставил людей перед трудным выбором: покориться ли лихим боярам с их чужестранным принцем либо предпочесть истинно православного «Дмитрия»?

Миф о добром сыне Грозного вновь стал овладевать воображением народа. Боярские правители напоминали человека, увязшего в трясине. Чем судорожнее они цеплялись за власть, тем глубже погружались в пучину. Объявив об избрании Владислава, верхи окончательно оттолкнули от себя народ. Свидетели московских событий единодушно утверждали, что «черный» народ всячески противился намерению бояр возвести на трон королевича. В обычных условиях дума, опираясь на волю Земского собора, без больших затруднений решила бы вопрос о престолонаследии по своему усмотрению. Низы не имели представителей на соборах. Но в обстановке гражданской войны и интервенции влияние народа неизмеримо возросло.

Значительная часть столичного населения не приняла участия в шествии на Новодевичье поле, устроенном боярами. На другой день после присяги рядовая братия Симонова монастыря послала нескольких монахов к «царьку» с поклоном. Прошло еще два дня, и множество московского народа, не желая присягать католическому государю, покинуло столицу и перебралось в лагерь самозванца.

Провинция имела еще больше оснований негодовать на Семибоярщину, чем столица. Правители попрали приговор Земского собора и не стали ждать съезда выборных от всей земли. Они избрали государя без участия страны. Последствия не заставили себя ждать. В августе произошли волнения в Твери и Владимире, Ростове, Суздале и Галиче. «Черный» люд из этих городов прислал своих представителей с челобитьем к Лжедмитрию II.

Избрание Владислава благоприятствовало сплочению верхов. Целой толпой явились в Москву бывшие тушинцы, давно перешедшие на королевскую службу. Настороженно встречало их население столицы, не забывшее голодных осадных лет. Все ждали, что скажет глава церкви, ярый противник тушинского лагеря. Настал день, когда Михаилу Салтыкову пришлось отправиться в Успенский собор за патриаршим благословением. Гермоген учинил строгий допрос и тут же простил ему все грехи, снисходя к его слезному и умильному покаянию.

Примеру Салтыкова последовали многие дворяне, до последнего момента державшиеся за Лжедмитрия II. Они также вернулись в Москву и принесли присягу Владиславу. Но чем больше дворян покидало калужский лагерь, тем больше сторонников приобретал Лжедмитрий II в низших слоях населения.

Московский договор заключал один бескомпромиссный пункт, который в глазах бояр был едва ли не самым важным. По их настоянию Жолкевский принял на себя обязательство промышлять над «воровскими» таборами до тех пор, пока «вор» не будет убит или взят в плен, а его лагерь перестанет существовать, после чего «земля в тишине станет». После воцарения Владислава предстояло решить вопрос о самом существовании вольных казаков.

На рассвете 27 августа Жолкевский окружил лагерь самозванца в селе Коломенском. Мстиславский с полками поддержал его наступление. Гетман предъявил ультиматум Яну Сапеге, но тот отказался покинуть «царька». Не желая проливать кровь соотечественников, Жолкевский вместо атаки вступил в переговоры с «вором». Именем Сигизмунда он обещал передать ему во владение Самбор, если он не будет мешать королевским делам в России. Самозванец отклонил предложение и, покинув Коломенское, укрылся в близлежащем Никольском монастыре.

Бояре сосредоточили в поле у Коломенской заставы пятнадцать тысяч воинов. Не надеясь на свои силы, они вновь призвали на помощь Жолкевского. Гетман потребовал, чтобы ему разрешили провести войска кратчайшим путем через Москву. Едва наступила ночь, стража распахнула крепостные ворота. Пройдя по пустынным улицам, войска Жолкевского соединились с ратью Мстиславского и направились к Никольскому монастырю. Кто-то заблаговременно предупредил «вора», и он до рассвета бежал в Калугу. Польские войска вернулись в свой лагерь, пройдя через крепость вторично.

Жолкевский информировал бояр о том, что войско Яна Сапеги окончательно покинет «царька», если ему будут заплачены деньги. Мстиславский с готовностью откликнулся на обращение. Получив три тысячи рублей, сапежинцы покинули окрестности Москвы.

Гетман вел ловкую дипломатическую игру. Польские части отличались значительно большей надежностью, нежели «немцы», перебежавшие кЖолкевскому под Клушином. Боярские правители с тревогой взирали на тех, кто еще недавно предал их. Гетман дал понять боярам, что охотно распустит сброд, едва лишь сможет расплатиться с ним. Мстиславский с товарищами вновь клюнули на удочку и предоставили ему крупные субсидии. Жолкевский преодолел кризис, угрожающий развалом его армии, и расплатился с наемниками. Отобрав 800 самых боеспособных солдат, он отправил прочь 2500 клушинских перебежчиков – немцев, англичан, французов. Численность его армии сократилась до шестисеми тысяч человек.

После принесения присяги Владиславу Москва снарядила великих послов к королю, чтобы в его лагере под Смоленском завершить мирные переговоры. Посредством долгих уговоров и лести Жолкевский убедил Голицына и Романова взять на себя исполнение мирной миссии. Гетман откровенно признался, что он преднамеренно удалил из Москвы этих лиц.

Жолкевский подумывал о том, чтобы отослать к королю Михаила Романова, но тот был слишком мал, чтобы можно было включить его в посольство.

Голицын был для Владислава еще более опасным соперником, чем малолетний Михаил. Понятно, почему Жолкевский не желал оставлять его в Москве.

С послами под Смоленск выехало около пятидесяти человек. Они представляли все чины или «палаты» Земского собора. От православного духовенства к королю отправились, кроме Филарета, несколько столичных игуменов и старцев. Думу представляли вместе с Голицыным окольничий Мезецкий, думный дворянин Сукин и двое думных дьяков. Служилую курию представляли московские дворяне, стольники и выборные дворяне из Смоленска, Новгорода, Рязани, Ярославля, Костромы и двух десятков более мелких городов. Стрелецкий гарнизон Москвы представляли голова Иван Козлов и семеро стрельцов, столичный посад – богатый гость Иван Кошурин, портной мастер, ювелир и трое других торговых людей. С послами выехали из Москвы многие лица, сыгравшие выдающуюся роль в недавнем перевороте. Среди них был Захар Ляпунов.

Москвичи целовали крест иноверному королевичу в надежде на немедленное прекращение войны. Но мир все не приходил на исстрадавшуюся землю. Московские послы слали с дороги неутешительные вести. Королевские войска продолжали грабить и жечь русские села и деревни, как будто московского договора вовсе и не было. Козельск подвергся дикому погрому. В пепел обратился Калязин монастырь. В Москве стало известно, что Сигизмунд готовится сам занять русский трон. Король не пользовался популярностью даже у своих подданных в Речи Посполитой. Москвичам было ненавистно само его имя.

ПОЛЯКИ В КРЕМЛЕ

Боярское правительство не смогло дать стране ни мира, ни династии. И народ отвернулся от него окончательно. Всяк, кто побывал в Москве в те тревожные дни, мог наблюдать это своими глазами.

Знать пировала в кремлевском дворце с королевскими ротмистрами, а за окнами дворца чернь волновалась и грозила боярам расправой. Королевские приспешники слали под Смоленск донос за доносом. Москвичи, утверждали они, замышляют поддаться «вору» со всей столицей, другие сами желают стать господами, и вообще все они бунтовщики. Гетман Жолкевский считал опасность восстания в Москве вполне реальной. Склонная к возмущению московская чернь, писал гетман, в любой момент может призвать на помощь Лжедмитрия. Справедливость слов Жолкевского полностью подтвердил монах Авраамий Палицын. В ту пору, отметил Палицын в своих воспоминаниях, многие из столичных жителей стали «прямить» калужскому «вору» и тайно ссылаться с его людьми.