Текст книги " Михаил Романов "

Автор книги: Руслан Скрынников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Потерпев неудачу за рубежом, Филарет нарядил розыск, по какой причине отставлена царская невеста Мария Хло-пова, которая ждала решения своей судьбы в Нижнем Новгороде. Во дворец были призваны иноземцы доктор Валентин Бильс и лекарь Бальцер, лечившие Хлопову. Они показали, что у невесты была пустяковая желудочная болезнь, легкоизлечимая. Лекарства больной подносил кравчий Михаил Салтыков. Взятый к допросу, он не смог объяснить, почему объявил царю, что невеста неизлечимо больна.

По этому случаю Филарет созвал семейный совет – боярскую комиссию с участием ближних людей Ивана Романова, князя Ивана Черкасского, Федора Шереметева. Было решено допросить отца невесты Ивана Хлопова и дядю Гаврилу Хлопова, чтобы разузнать дело более обстоятельно.

Отец сказал, что дочь была здорова, но после переселения во дворец у нее приключилась рвота, которая тут же прошла и более не возобновлялась. Его слова подтвердил Гаврила, вспомнивший о перебранке с Михаилом Салтыковым и «нелюбови» Бориса и Михаила Салтыковых к Хло-повым.

Розыск вступил в решающую фазу. Племянники Марфы еще не утратили влияния и всеми средствами старались положить конец розыску. Нужен был человек, который бы не побоялся бросить вызов временщикам. Таким человеком стал Федор Шереметев. Он ездил в Нижний Новгород вместе с архимандритом патриаршего Чудова монастыря Иосифом. Комиссия удостоверилась в том, что девица Хлопова здорова.

Иван Хлопов дал показания, что невесту отравили Салтыковы, предложившие ей из аптеки какой-то водки для аппетита. Дочь сказала, что недуг приключился у нее от супостат. Зато Гаврила Хлопов дал делу объяснение, всего более похожее на правду. Мария-Анастасия объелась сладостей, когда попала во дворец.

Казалось бы, дело прояснилось, и можно было играть свадьбу. Однако брак так и не состоялся под влиянием политических страстей.

Филарет давно искал повода отстранить от власти временщиков Салтыковых. Их обвинили в том, что они «госу-дарской радости и женитьбе учинили помешку», за что со-

слали в деревню, отобрали земли, а их мать заточили в монастырь.

Гонения на племянников и их мать слишком близко затронули интересы старицы Марфы. Она пыталась заступиться за сестру, спасти ее от собственной участи – насильственного пострижения. Симпатии царя Михаила, видимо, были на стороне матери и ее родни. Но Филарет был непреклонен.

Старица обладала не'менее твердым характером и нашла способ настоять на своем. Она отказала сыну в родительском благословении. Михаил заявлял, что другая невеста ему не надобна. Патриарх был на его стороне. Но государь привык подчиняться авторитету матери и не посмел ослушаться ее: «презре себе Бога ради, а материя любве не хоте презреть».

Филарет достиг своей главной цели. Ничто не мешало ему произвести новые назначения и переменить окружение сына.

Царская невеста получила в Нижнем Новгороде извещение, что государь ее «взять за себя не изволили». Но корм Хлоповым стали отпускать в двойном размере.

Марфа Романова отложила хлопоты о женитьбе сына еще на три года. Когда Михаилу исполнилось двадцать девять лет, мать сосватала ему княжну Марию Долгорукую, дочь князя Владимира Тимофеевича. Князь начал службу при Грозном и Борисе, но получил высший думный чин лишь от царя Василия. В ополчении у Пожарского Долгорукий был одним из старших бояр.

Брак царя с княжной рюриковой крови более соответствовал ожиданиям подданных, хотя Долгорукие и принадлежали к младшей и сильно разросшейся ветви княжеского дома Оболенских.

Толковали, что невеста пришлась Михаилу не по нраву, но он подчинился матери, «аще и не хотя, но матери не преслушав».

В июне 1623 года Мария была наречена царской невестой, в сентябре был свадебный пир.

Принадлежа к иноческому чину, Филарет не мог сидеть на свадьбе «в отца место» и уступил место брату Ивану Романову. Роль тысяцкого исполнял князь Иван Черкасский. В дружках у царя были князья Дмитрий Черкасский и Дмитрий Пожарский, у невесты – Михаил Шеин и князь Роман Пожарский. Главными свахами у государя были жена Дмитрия Черкасского и жена окольничего Данилы Долгорукова, со стороны невесты – жена Михаила Шеина и жена Романа Пожарского.

Герои освободительного движения – Пожарские, Шеины, Черкасские – первенствовали на торжестве. Зато из многочисленных князей Долгоруких на свадьбу были приглашены совсем немногие.

На пиру «царицына выходу и чину в те дни не было», так как она занемогла. В январе 1624 года царица умерла. Тотчас заговорили о том, что государыню Марию Владимировну испортили «зверообразные человеки», не хотевшие «в послушании пребывати» у своего государя, а желали «своеволь-ни быть». Кто именно имелся в виду, неясно.

Прошло еще два года, и родители вновь взялись за устройство семейной жизни сына. На этот раз выбор был сделан не старицей Марфой, а самим женихом. Видимо, чтобы отстранить старицу Марфу, решено было провести смотрины наподобие тех, которые проводил Грозный. Предание о смотринах не поддается проверке.

Михаилу приглянулась дочь ничем не примечательного сына боярского Лукьяна Степановича Стрешнева Евдокия. Лишь один из Стрешневых был записан в Тетради Дворовой Ивана Грозного, а значит, семья происходила из уездных детей боярских, не входивших в Государев двор. Только за особые заслуги единственный из Стрешневых получил от Лжедмитрия I чин думного дьяка, а затем думного дворянина. В думе он сидел недолго.

Чтобы не испытывать судьбу, Евдокию 2 февраля 1626 года ввели в царские хоромы и нарекли царицей, а через три дня отпраздновали свадьбу.

Главными лицами на новой свадьбе были те же люди, что и на свадьбе Долгоруковой, – «в отца место» Иван Романов, тысяцкий князь Иван Черкасский, дружки князь Дмитрий Черкасский, князья Пожарские, Михаил Шеин. Боярин Федор Шереметев стлал молодым постель.

Свадьбу отпраздновали с большой пышностью. Но роскошь костюмов и парчовых дорожек не могла скрыть досадных признаков оскудения царства и казны. От былых царских сокровищ остались воспоминания. По обычаю молодых осыпали золотыми деньгами из золотой мисы. Согласно свадебной росписи, на мису царя Михаила положили всего девять золотых угорских да восемнадцать «пенезей» – мелких серебряных монеток с позолотой.

Став царицей, Евдокия Лукьяновна попала под опеку и надзор старицы Марфы. Свекровь определила к невестке своего духовника и назначила дьяка для ведения ее дел. Когда в царской семье появились дети, великая государыня сама выбирала для них боярынь-мамок.

С некоторых пор здоровье Марфы ухудшилось. С ней случались припадки. Старица искала спасения в молитвах. Ее поездки по монастырям участились. Великая государыня требовала, чтобы ее сопровождала царская чета. На обычные богомолья она брала с собой царицу Евдокию.

Михаил отличался благочестием и охотно сопровождал мать. 27 января 1631 года Марфа скоропостижно умерла.

Евдокия родила несколько девочек, что повергло семью в уныние. Наконец на свет появился наследник, которого нарекли Алексеем. Всего царица произвела на свет трех сыновей. Но двое из них умерли в детстве. Потомство Михаила было столь же нежизнестойким, как и потомство его отца Филарета.

Наследника крестили в Чудовом монастыре в Кремле. Филарет благословил внука крестом с частицей животворящего древа и зубом святого царевича Дмитрия. Царь Михаил преподнес золотой крест с частью Ризы Христовой. В течение нескольких месяцев во дворец везли дары от духовных лиц, купцов и разных чинов людей.

НА ПЕРЕПУТЬЕ

Правление Филарета подходило к концу. Астраханский архиепископ так описывал дела и внешность патриарха: «Сей же убо Филарет патриарх Московский и всеа Русии возрасту и сану был средняго, божественный писания отчасти разумел, нравом опалчив и мнителен, ...до духовнаго же чину милостив был и не сребролюбив, всякими же царскими делами и ратными владел, а в грамотах и в челобитных писали имя его с вичем».

При Филарете положение новой династии упрочилось, и Земские соборы утратили прежнее значение. На соборы приглашали отобранных властями лиц. Им монарх объявлял свою волю и выслушивал верноподданнические «челобитья» (ответы). Вскоре власти вовсе перестали созывать соборы. Однако новый кризис, потрясший государство в результате войны с Речью Посполитой, привел к возрождению соборной практики. Современники чутко уловили эту перемену. В 1634 году знатный дворянин И.А. Бутурлин предложил создать в Москве постоянный орган из выборных от «московских служилых нарочитых (лучших) людей» и провинциальных детей боярских, а также от населения городов, которые жили бы в Москве и докладывали «государю правду, про всякое дурно (преступления) и про обиды от всяких людей». Состав собора предполагалось периодически менять. Проект Бутурлина не был осуществлен.

Летом 1641 года провинциальные дворяне, собравшиеся в Москве на военный смотр, потребовали, чтобы власти помогли им, «бедным». Не добившись желаемого, они с «великим шумом» ворвались в царский дворец и подали челобитье (жалобу) «о всяких своих нуждах и обидах». В январе 1642 года царь Михаил собрал Земский собор с участием «выборных» из городов. Дворяне вновь использовали собор для жалоб на свою «бедность».

Смута запутала поземельные отношения. Соблюдение законов было скорее исключением из правил, а не правилом в годы Смуты. Уже после смерти Филарета Поместный приказ собрал спорные, невершенные дела и на их основе составил 12 вопросов от имени царя к думе. Так возникло своего рода «Уложение о поместьях» 1636 года.

Первый вопрос, заданный царем Михаилом, касался обмена поместных и вотчинных земель. Знать и дворяне меняют свои выслуженные и купленные земли на поместные. Можно ли расписывать те вотчины на поместные земли? – гласил царский вопрос. Под видом обмена дворяне стремились закрепить за собой на вотчинном праве лучшие поместные земли. Дума приговорила «тем людем отказывать», иначе говоря, запретила сделки такого рода. Царь Михаил утвердил боярский приговор.

Основная тенденция закона сводилась к тому, чтобы предотвратить расхищение поместного фонда земель, бывшего основой всей московской служилой системы. Закон затрагивал интересы дворянской верхушки и не затрагивал основную массу уездного дворянства. В самом деле, для подавляющего большинства мелких дворян поместье было единственным источником доходов. О выслуженных и купленных вотчинах и их обмене на поместья им не приходилось думать.

Второй вопрос относился к подмосковным землям. Законно ли то, что бояре и дворяне покупали «порозжие» земли, «а иные покупали подмосковные свои поместья» и отказывали их женам и детям.

Что касается подмосковных деревенек, они имели для службы особое значение. В середине XVI века власти объявили о наделении подмосковными поместьями «тысячи лучших слуг» из состава Государева двора. Чтобы вызвать слугу из дальних городов, требовались месяцы. Живя под Москвой, дворянин всегда был под рукой, готовый выполнить военные, дипломатические или административные поручения.

Практика продажи «порозжих» поместных земель вела свое начало от Грозного. Но покупка собственных подмосковных поместий была противозаконна.

Бояре ответили на царский вопрос с обезоруживающей откровенностью. Пусть решает государь, а им, боярам, «о том приговаривать не мочно, потому что за ними за самими такие вотчины». Покаяние бояр принесло плоды. Царь Михаил не велел отбирать купленные подмосковные поместья. Закон не затрагивал массу служилого уездного дворянства.

Уложение несколько расширяло права помещиков на распоряжение землей, выделение приданого за дочерьми и пр. Однако, каким бы ни был процесс сближения вотчины (частной собственности) с поместьем (условным владением), принципиальные различия сохранялись в XVII веке.

Казна тратила много средств, чтобы поддержать военнослужилую поместную систему. Но процесс дробления владений подрывал как вотчинное, так и поместное землевладение. Смута сопровождалась запустением большей части поместного фонда.

В середине XVI века на одно поместье в Новгородской земле приходилось в среднем 20—25 дворов, тогда как через сто лет – всего 6 дворов. Конечным итогом развития поместья в Новгороде за полтора века было то, что число мелких и мельчайших землевладельцев тут выросло более чем вдвое.

При Грозном помещик должен был выставить воина «на коне и в доспехе полном» с каждых ста четвертей пашни – «доброй и угожей земли». При царе Михаиле число боевых холопов определялось не размерами пашни, а количеством крестьян в поместье. С каждых 15 крестьян числили одного боевого слугу. В своих челобитных грамотах дворяне писали, что они могут нести полковую службу в коннице «без государева жалованья» при наличии по крайней мере 50 крестьян.

До Смуты помещики средней руки могли вывести в поле одного-двух воинов, после Смуты – ни одного. Оскудевшие помещики уклонялись от явки на смотры и в походы, обнаруживались «в нетях», покидали опустевшие поместья. Некоторые, не желая «государевы службы служити и бедности терпети», запродавались в холопы к знатным боярам.

К 1636 году службу в пехоте (преимущественно в гарнизонах) несли 11 000 детей боярских «с пищалью», тогда как в конных полках числилось 12 800 дворян и детей боярских.

Гражданская война имела следствием упадок дворянского ополчения, сопровождавшийся сокращением его численности и понижением боеспособности. Поместной коннице трудно было выдержать столкновение с хорошо обученными наемными армиями. Поиски средств, которые позволили бы превратить обнищавших помещиков в боеспособную силу, неизбежно толкали правительство на путь реорганизации армии.

Пока в стране царила разруха и продолжалась война, о реформах не приходилось думать. Но война закончилась, и ситуация изменилась. Патриарх и его окружение были преисполнены решимости вернуть России Смоленск и другие утраченные пограничные земли. Срок перемирия с Речью Посполитой истекал. И Москва стала готовиться к возобновлению военных действий против поляков.

Романовы достаточно прочно сидели на троне и не боялись нарушить местнические традиции. На пост главнокомандующего был назначен боярин Михаил Шеин. Он был героем обороны Смоленска, а главное, пользовался полным доверием Филарета.

Шеин провел в польском плену многие годы вместе с Филаретом. Оба имели возможность познакомиться с воинскими порядками Польши. Боярин Шеин, конечно же, был озабочен состоянием армии, с которой ему предстояло сразиться с поляками. Более чем вероятно, что он принадлежал к кругу бояр, предложивших нововведения. Проводниками их замыслов были дьяки Разрядного и Иноземского приказов. Подле реформаторов появились иностранные советники в лице старшего полковника рыцаря Александра Лесли и подполковника Индрка ван Дама.

Контингент «немцев», служивших царю, значительно увеличился во второй четверти XVII века. Иноземцы жили отдельными дворами в Немецкой слободе на Кокуе, в Немецкой слободе в Огородниках, в «иноземной слободе за старым Деревянным городом».

Первоначальный замысел реформы сводился к тому, чтобы использовать знания и опыт московских «немцев» для обучения русских ратников.

Уже в 1630—1631 годах московские власти провели набор беспоместных детей боярских по городам и повелели «быти им в ратном ученьи на Москве у двух немецких полковников, у Александра Лесли и да у Франца Пецнера с московскими немцы, по тысячи человек у полковника».

Война надвигалась, и недостаточность предпринятых мер стала очевидна.

Решено было отправить специальных эмиссаров в Западную Европу, чтобы ускорить реформу.

Для набора иностранных офицеров и «добрых ученых сасл-датов», а также для закупки оружия за рубеж были отправлены в начале 1631 года Индрк ван Дам и Александр Лесли.

Благодаря Морицу Оранскому Голландия превратилась в образцовую военную державу. Ее школа воинского искусства была признана лучшей в Европе. Голландец ван Дам должен был набрать в Голландии и германских городах полк численностью в 1600 человек.

Александр Лесли выехал с той же целью в Швецию. Он получил наказ «наймовать ратных людей, добрых и верных, а францужан и иных папежские веры не наймовати».

Эмиссары царя получили приказ не принимать на царскую службу католиков и предпочитать протестантов. Московские власти не забыли о том, что именно измена «папеж-ников» – французских наемников повлекла за собой гибель русской армии под Клушино.

Лесли предписано было набрать в Швеции «охочих сал-датов пеших пяти тысячь». Ему удалось навербовать более 4600 солдат. Стольнику Племянникову поручено было закупить в Швеции 10 000 мушкетов с зарядами и 5000 шпаг.

На Пушечном дворе в Москве работал голландец Коет. В помощь ему «к пушечному новому делу» надлежало набрать мастеров, умевших лить железные ядра.

В итоге реформы в России появились полки иноземного строя. Четыре «немецких» полка были укомплектованы солдатами, нанятыми за рубежом, и шесть полков – русскими людьми. Полки были вооружены мушкетами, пиками и шпагами и снабжены артиллерией.

В русских полках иноземного строя служили иностранные офицеры. Им поставлена была задача подготовить «ученых салдат» – обучить русских правилам боя, соответствовавшим военной науке в Западной Европе. Но этим дело не ограничивалось.

Власти внесли перемены в способ комплектования полков. Вместо старого способа – принудительных наборов на основе государственной повинности – надлежало ввести принцип свободного найма «охочих» людей – добровольцев. Для службы в солдатах, драгунах и рейтарах предполагалось нанять беспоместных детей боярских, казаков и всяких вольных людей. Повсюду в городах было объявлено, что «охочим» людям, желающим поступить в полки, будет положено денежное жалованье – наем, им предоставят оружие и снаряжение.

Необходимое число ратников для полков набрать не удалось, и власти объявили о принудительном наборе «даточных людей» из крестьянского населения на землях дворян, не несших службу, и с монастырских владений.

Численность русских вооруженных сил значительно увеличилась. По смете военную службу на 1628 год несли 59 000 ратников, а на 1636 год – 89 000 человек, включая все рода войск. Численность дворянской конницы выросла в два раза.

Казна обеспечивала дворян землями, стрельцов – деньгами и хлебом. Население должно было платить особый налог – «стрелецкие деньги». В XVII веке этот налог стал одним из основных и самым тяжелым для населения. В годы Смуты Романовы усвоили, что прочность династии зависит от преданности стрельцов, стоявших гарнизоном в Москве и несших охрану Кремля. Новая династия поспешила возродить стрелецкое войско. Царь и патриарх постоянно оказывали милость стрельцам, принимали их командиров во дворце, выделяли их наградами.

ОСКОРБЛЕНИЕ ВЕЛИЧЕСТВА

Сохранилось дело «о неправдах и непригожих речах» новгородского митрополита Киприана. Митрополит был вторым после патриарха иерархом. Боярин князь Ю.Я. Суле-шев, один из старших бояр думы, дрожал при одном упоминании о том, как митрополит в беседе с ним «сбрендил» о патриархе Филарете. Князь боялся опалы за то, что не донес на крамольника.

Бояре далеко не всегда соблюдали придворный этикет и в глаза дерзили великим государям. В 1631 году бывший член Семибоярщины и родня Романовых князь Борис Лыков отказался принять назначение под команду Дмитрия Черкасского и непочтительно обращался с патриархом в соборе: «говорил в соборной церкви ему, государю, такие слова, что всякий человек, кто боится Бога и помнит крестное целование, такие слова говорить не станет... а как службе время дошло, и он для своей бездельной гордости и упрямству и непрямой службы» отказался идти в поход с Черкасским.

С 1620-х годов в судебной практике возникло понятие «Слово и дело государево», объединившее розыскные дела по политическим преступлениям, включая покушение на честь и жизнь монарха и членов его семьи. Объявление «слова и дела» было равнозначно обращению в суд высшей инстанции. В глазах народа государь был блюстителем высшей справедливости, и простой люд искал у престола управы на притеснителей.

Сохранились сотни челобитных грамот с объявлением «слова и дела» вместе с решениями судей. В 1626 году посадский человек Репкин из Ростова, напившись, хвастал, что он «в Ростове не боится никого, да на Москве он государю укажет». За это он был бит кнутом и посажен в тюрьму. Годом ранее попал под стражу человек, накануне царской свадьбы толковавший, что «государю нельзя жениться, тушинский де вор, который называется царевичем Дмитрием, жив». Стрелецкий голова в 1634 году был сослан в Сибирь за то, что хвалил за ужином не царя, а литовского короля «во всем: как де против такого великого монарха стоять и биться». Гонению подвергались приказные люди, допустившие «прописку государева именования» – ошибку в написании полного государева титула.

Поначалу писцы старательно, дважды и трижды, повторяли крамольные слова обвиняемых. Но потом появилась универсальная формула «за непригожие речи». По большей части крамольники непочтительно отзывались о царе, будучи пьяными. Это обстоятельство сами власти отмечали неоднократно.

Розыск вели с применением самых жестоких пыток. За неосторожные слова наказывали не менее жестоко, чем за мятеж и измену.

Непочтительное отношение со стороны княжеской знати воспринималось Романовыми особенно болезненно. Им было доподлинно известно, что не только «великие» боярские роды, но и менее родовитые из князей смотрят свысока на новую династию.

Любопытно судное дело князей Шаховских-Ярославских. Князья давно выбыли из думы, и лишь служба самозванцам позволила им сделать карьеру. Князь Григорий Шаховской был при Лжедмитрии II конюшим боярином, а Филарет – патриархом.

В 1620 году царь Михаил получил донос на князей Афанасия, Андрея, Ивана и Матвея Шаховских. Они «затейным воровским обычаем» величали князя Матвея царем, а себя – его боярами. Пирушка закончилась трагически. Крамольников судили и приговорили к смерти. В последний момент казнь была отменена, а виновные сосланы на восточную окраину.

Известный писатель князь Семен Шаховской вовремя не донес на своих родственников и за укрывательство подвергся опале. В 1622 году его сослали в Тобольск. Вскоре же его вернули в Москву, но лишь для того, чтобы заточить в Чудов монастырь. В 1628 году князь Семен попал в Енисейск, в 1631 году – в Тобольск. В августе 1632 года его вернули в столицу, но в 1639 году вновь отправили в Сибирь.

Про Филарета говорили, что он был «нравом опальчив», мнителен, и даже сам царь боялся его. Невзирая на строгое соблюдение придворного этикета, Михаил жил в полном послушании у родителей.

СМОЛЕНСКАЯ ВОЙНА

Возрождение страны при Михаиле Романове протекало медленно и трудно. Понадобилось более полувека, чтобы восстановить сельское хозяйство, вернуться к тому уровню, который был достигнут при Грозном. В Смуту свыше половины крестьянской пашни оказалась заброшенной и поросла лесом.

Поток беженцев устремился на окраины и в Сибирь. Границы Русского государства отодвинулись далеко на восток. Но на западе оно так и не вернуло себе земли, утраченные в Смутное время. Возвращение Смоленска стало главной внешнеполитической целью Романовых.

Россия вступила в борьбу с Речью Посполитой в разгар Тридцатилетней войны. Европа оказалась расколотой надвое: союзу католических государств противостояли Франция, Дания и Швеция.

Россия и Швеция разработали тайный проект договора о военном союзе и совместных действиях против Польши. Согласно проекту, шведский король Густав Адольф должен был получить польскую королевскую корону, а территория Речи

Посполитой поделена между Швецией и Россией. При этом Москва претендовала, помимо Смоленска, также на Полоцк и Киев. В обстановке войны шведы нуждались в постаЬках хлеба из России. Москва удовлетворила просьбу короля и с 1629 года освободила от уплаты пошлин хлеб, поставлявшийся Швеции.

Со смертью Сигизмунда III в Польше наступило беско-ролевье. К тому времени срок русско-польского перемирия истек. При таких обстоятельствах Филарет настоял на объявлении войны полякам.

Поначалу командовать армией поручено было князю Дмитрию Черкасскому и одному из старших бояр думы, бывшему члену Семибоярщины князю Борису Лыкову. Но Лыков отказался принять командование, ссылаясь на почтенный возраст. Не желая поступиться честью, он затеял местнический спор с князем Дмитрием Черкасским. Тогда власти приняли решение вверить командование Михаилу Шеину и Дмитрию Пожарскому, самым известным из героев освободительной войны.

Царь Михаил не послал Пожарского на освобождение Смоленска, когда вступил на трон. С тех пор прошло пятнадцать лет. Пожарскому минуло пятьдесят лет, и он был удручен старым недугом. Приступы «черной немочи» следовали один за другим. Тщательно взвесив свои силы, князь отказался от заманчивого предложения.

Желая оградить Шеина от местнических тяжб, царь Михаил назначил в помощники к нему двух окольничих. Поход главных сил без старших бояр был необычен для России.

Воеводы замешкались с выступлением. Много месяцев ушло на сбор войска. Тем не менее военные действия против Речи Посполитой развивались поначалу успешно. Опираясь на поддержку населения, царские воеводы освободили Новгород Северский, Дорогобуж, Белую.

В декабре 1632 года армия Шеина вплотную придвинулась к стенам Смоленска. С наступлением весны русские приступили к методическому обстрелу крепости, в первые летние дни предприняли общий штурм. Войскам не удалось прорвать мощную линию укреплений города. Они отступили, понеся большие потери.

Тем временем произошли события, которых никто не мог предвидеть. В битве под Лютценом шведы нанесли большие потери австрийской армии, но лишились своего вождя. Со смертью короля Густава Адольфа русско-шведский военный союз рухнул.

В Польше бескоролевье продолжалось недолго. На престол вступил королевич Владислав. Не опасаясь вторжения с запада, Речь Посполитая направила все свои силы под Смоленск.

Михаил и Филарет рассчитывали на поддержку Швеции и Османской империи. Но вышло так, что России пришлось вести войну разом с Крымом и Речью Посполитой.

В 1632 году Крым предпринял крупное вторжение на Русь. Московскому командованию пришлось на полгода отложить наступление главных сил на Смоленск. В июле 1633 года до двадцати тысяч татар прорвали русскую оборону на Оке, вышли к Серпухову, а оттуда двинулись мимо Каширы к Рязани. Королевская дипломатия одержала крупную победу. Литовский канцлер Радзивилл писал в те дни: «Не спорю, как это по-богословски, хорошо ли поганцев напускать на христиан, но по земной политике вышло это очень хорошо».

Русские власти опасались, что от Рязани крымцы повернут к Москве. В столице было введено осадное положение. Дьяки произвели перепись дворов и расписали посадских людей по крепостным стенам.

Положение усугублялось тем, что в Москве, как писал А. Олеарий, началось поветрие и эпидемия чумы, долго не стихавшая.

Орда связала московские силы в самый трудный момент смоленской войны. 25 августа к Смоленску подошла армия короля Владислава, насчитывавшая 23 000 человек.

Шеин блокировал Смоленск, придвинув полк Прозоровского вплотную к крепости, на Покровскую гору. Основные силы армии располагались поодаль, в укрепленном лагере. Разделение сил таило в себе опасность. Поляки имели возможность произвести вылазку из крепости и одновременно ударить по отряду Прозоровского с тыла и разгромить его.

Шеин, получив разрешение из Москвы, приказал воеводе покинуть Покровскую гору и отступить в острожек. Поляки разорвали осадное кольцо русских, а затем блокировали армию Шеина в его лагере.

Воевода тщетно взывал о подкреплениях. Его собственные силы быстро таяли. Многомесячная осада утомила войска. Осенью в непогоду и туман служилые люди толпами покидали лагерь. Жалобы сменились воплем. «Рать твоя, государь, разбежалась!» – писал Шеин в очередном донесении в Москву. Дворяне южных уездов спешили вернуться в разоренные поместья, чтобы спасти то, что уцелело после татарского набега.

18 ноября 1633 года Боярская дума отдала приказ о формировании новой армии для помощи Шеину. Во главе рати были поставлены бояре князья Дмитрий Черкасский и Дмитрий Пожарский.

Попав в окружение, рать Шеина израсходовала продовольствие. Ее силы подрывали голод и эпидемии. К началу 1634 года в лагере было никак не менее двух тысяч больных. Войско быстро теряло боеспособность. Пока жив был Филарет, воевода пользовался прочной поддержкой в московских верхах. Со смертью патриарха в столице подняли голову недоброжелатели Шеина.

Сбор сил затянулся. Подкрепления, обещанные царем и думой, не трогались с места, хотя и находились в Вязьме. Шеину и его помощникам пришлось самим позаботиться о спасении армии от распада. Любые отсрочки были чреваты гибельными последствиями. Чтобы вывести армию из кольца окружения, надо было договориться с Владиславом. Иноземные офицеры поддержали решение Шеина. Они, как говорили в то время, высказались за отвод армии от стен Смоленска.

После совещания царские воеводы признали свое поражение и обратились к королю с предложением о перемирии.

Продолжавшаяся более года осада Смоленска ослабила не только царские полки, но и польский гарнизон крепости. Королевская рать терпела зимнюю стужу и голод. После годичной осады Смоленска вся округа была разорена воинскими людьми. При таких обстоятельствах поляки сами искали возможность прекратить войну. В конце концов Владислав согласился приостановить боевые действия и выпустить русскую армию из окружения, но выдвинул жесткие условия, У Шеина не было выбора, и он согласился принять эти условия.

16 февраля 1634 года Шеин и его помощники подписали капитуляцию. Каждый день промедления грозил окруженной армии гибелью. Обещанные подкрепления стояли в Вязьме и не оказали никакой помощи Шеину. Воевода не стал тратить время на посылку гонца к царю и думе за получением разрешения на капитуляцию. Можно было ждать, что Михаил вновь пообещает помощь и прикажет держаться до последнего. Следствия такого приказа могли быть катастрофическими. И Шеин и его помощники приняли всю ответственность на себя. Царским воеводам удалось выговорить почетные для русских условия капитуляции.

Русские воины отступили из осадного лагеря, сохранив мушкеты и холодное оружие. Вся артиллерия и лагерное имущество достались неприятелю. Но армия была спасена. При воеводе Шеине осталось до восьми-девяти тысяч дворян и ратников. Полки покинули лагерь со свернутыми знаменами, в полной тишине, без барабанного боя. Поравнявшись с возвышением, на котором стоял Владислав со своими офицерами, ратники сложили знамена к его ногам, и лишь получив разрешение, подняли стяги с земли. Воеводы сошли с лошадей и ударили челом бывшему московскому царю.