Текст книги "Смута в России в начале XVII в. Иван Болотников"

Автор книги: Руслан Скрынников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Среди источников особое место занимает «Московская хроника» К. Буссова. Служилый немец Конрад Буссов присоединился к войску Болотникова в период осады Москвы, а свою «Хронику» составил в 1611 г., описав начальный период восстания со слов повстанцев и по личным впечатлениям. Записки Буссова принадлежат к числу очень немногих источников, отразивших события как бы изнутри повстанческого лагеря. По авторитетному свидетельству Буссова, армия Пашкова двинулась к Москве в августе, а уже к Михайлову дню она оказалась в миле с четвертью от города.^{199}По русскому календарю Михайлов день приходится на 17 сентября. Таким образом, свидетельство Буссова подкрепляет данные «Повести Терентия».

В тексте «Дневника» Рожнятовского можно найти запись от 18(28) числа о появлении воровского войска под Москвой. И. И. Смирнов безоговорочно отнес эту запись к октябрю и увидел в ней одно из самых веских доказательств того, что осада Москвы началась задолго до 28 октября.^{200} Предложенная датировка записи не вызывала возражений со стороны А. А. Зимина, и ее целиком приняли издатели русского перевода «Дневника» Рожнятовского. Между тем эта датировка требует критической проверки.

Наиболее исправный польский текст «Дневника» Рожнятовского опубликован А. Гиршбергом.^{201} Знакомство с текстом дает общее представление о манере заполнения дневника. Автор давал общий заголовок: «Июль», «Август», «Сентябрь», а затем помечал числа без повторного указания на месяц. Интересующие нас записи имеют следующий вид: «Сентябрь. День 1. Сентябрь… День 2… День 3… Ярославль (день прибытия Мнишека в Ярославль. – Р. С.). День 4. Сентябрь… День 7… День 9… (и далее. – Р. С.). День 24… День 25… День 27… День 28… День 30». Итак, все записи Рожнятовского помещены под общим заголовком «Сентябрь». В этих записях «октябрь» не обозначен. Более того, в тексте «Дневника» имеется очевидный пропуск, поскольку следом за сентябрьскими записями следует новый заголовок: «Ноябрь. День 1. Ноябрь…».

Издатели русского текста «Дневника» рассматривали запись от 14(24) как бесспорно сентябрьскую, а помещенную ниже запись от 18(28) как октябрьскую, не заметив того, что вторая запись служит непосредственным продолжением первой. 14 сентября Рожнятовский получил известие, внушившее ему сомнение, будто войско сторонников «Дмитрия» «под Москву пришло». Через четыре дня, 18 сентября Рожнятовский узнал из царской грамоты, что восставшие действительно подошли к Москве.^{202}

Проанализируем подробнее дневник слуги Ю. Мнишека. Первую запись Рожнятовский сделал не по слухам, а на основании личных наблюдений. В Ярославле появилось множество беженцев из столицы, сообщивших о наступлении восставших на Серпухов. «Мы видели своими глазами, – записал автор «Дневника», – как множество знатных бояр (детей боярских. – Р. С.) с женами бежали из Москвы, услышав о большом войске под Серпуховым». Во второй записи изложено содержание царской грамоты, привезенной 18 сентября в Ярославль. Царь Василий требовал верности от ярославцев, невзирая на то, что сторожевые разъезды сторонников «Дмитрия» прорвались под Москву и в любой момент могли подойти к Ярославлю: «Людей загонных из этого воровского войска остерегайтесь и бога за меня молите, чтобы помог мне против этих изменников».^{203} Из «Дневника» Рожнятовского следует, что повстанцы вышли к Москве между 14 и 17 сентября. Его данные полностью совпадают с известием Буссова о том, что восставшие вплотную подошли к столице 17 сентября. Протопоп Терентий имел все основания написать в своей сентябрьской повести о «нынешнем нашествии» разбойников на столицу. Сведения о сентябрьском наступлении получили отражение не только в дневниках, записках и литературных сочинениях, но и в источниках строго документального происхождения. В хозяйственных книгах подмосковного Иосифо-Волоколамского монастыря среди записей за сентябрь 1606 г. можно обнаружить следующую помету: «Того ж дни (15 сентября. – Р. С.) послали в Колугу для ратных вестей Петра Окулова».^{204}Запись о посылке монастырского слуги в Калугу за «ратными вестями» наводит на мысль, что повстанцы продвигались к Москве не только на серпуховском, но и на калужском направлении, где войска возглавлял Болотников.

Вопрос о путях продвижения восставших к столице вызвал в литературе не меньшие споры, чем вопрос о времени московской осады. В. И. Корецкому удалось разыскать в архивах новые документы, характеризующие движение Пашкова от Ельца к Москве. В 1627 г. писцы произвели обыск во владениях помещика К. Троковского неподалеку от Ряжска, пометив в обыскной грамоте, что поместье попустело «от тех мест, как с Ельца шол Пашков». На основании этого документа В. И. Корецкий сделал вывод, что Пашков не стал преследовать основными силами разбитое под Ельцом и таявшее на глазах войско князя И. М. Воротынского, отступавшее через Новосиль к Туле, а послал за ним, вероятно, отдельные отряды; сам же пошел на Ряжск, а оттуда на Рязань.^{205}

С предположением В. И. Корецкого трудно согласиться. Отряды Пашкова наступали на Москву, имея четкую цель – занять столицу и восстановить на троне «Дмитрия». Армия Воротынского, бежавшая от Ельца к Туле и Серпухову, фактически развалилась в пути. Совершенно невероятно, чтобы в подобной обстановке Пашков мог уйти с кратчайшего пути на Москву и увести свои основные силы далеко на восток к Ряжску, послав преследовать Воротынского «отдельные отряды». В разрядах можно обнаружить прямое указание на то, что повстанцы шли прямиком к «береговым городам» на Оке – Серпухову и Калуге: «Как их (Трубецкого с товарищами. – Р. С.) Болотников от Кром оттолкнул, а от Ельца князь Иван Боратынский отошел же, а воры, собрався, пошли г береговым городам…».^{206} Предположение о походе Пашкова к Москве по кратчайшей дороге через Тулу – Серпухов вовсе не означает того, что в пути повстанцы не посылали отряды в разные стороны и один из таких отрядов побывал возле Ряжска.

Распоряжения московского Разрядного приказа доказывают, что в середине сентября наибольшие опасения властям внушали не войска Пашкова, продвигавшиеся к Серпухову, а армия Болотникова, наступавшая от Орла к Калуге. Волоколамские старцы недаром посылали слугу за «ратными вестями» в Калугу. В Москве не забыли, что именно Болотников одержал верх над Трубецким под Кромами. Поэтому Шуйский направил против него почти все наличные силы. В одних списках разрядных книг помечено, что полки выступили в Калугу 10 сентября, в других – 18 сентября. Как значится в разрядных записях, «лета 7115-го с сентября послал царь Василей в Калугу против воровских людей брата своего боярина Ивана Ивановича Шуйского, да боярина князя Бориса Петровича Татева, да окольничего Михаила Игнатьевича Татищева, а с ним дворян московских, и стольников, и стряпчих, и дворовых людей». В Калуге находились остатки армии Трубецкого, отступившей туда из-под Кром. Военное командование не очень полагалось на эти силы. Тем не менее Шуйский и Татев получили наказ «ратных людей уговорить, которые замосковные городы и ноугородцы с воеводы пришли ис-под Кром и с Орла в Колугу».^{207}

23 сентября 1606 г. Болотников попытался переправиться за р. Угру под Калугой, но был остановлен воеводами. Оценивая исход столкновения, И. И. Смирнов с рядом оговорок заключил, что победу одержали повстанцы.^{208} В доказательство он привел следующую запись Г. Паэрле: «Бояре, разбитые на берегах Оки, должны были отступить к столице, куда ежедневно прибывали толпы раненых».^{209} Надо иметь в виду, что приведенный текст помещен после июльских записей и перед записями за ноябрь. Указание Паэрле не поддается точной датировке, а потому у нас нет оснований связывать его с какой-то определенной битвой на Оке или Угре. Толпы раненых прибывали в столицу с Оки на протяжении всего сентября и октября, что и было зафиксировано очевидцем.

Предпочтение следует отдать более точным и достоверным источникам. Как значится в записях Разрядного приказа, 23 сентября «был бой бояром и воеводам князю Ивану Ивановичу Шуйскому с товарыщи на усть Угры с воровскими людми, и воровских людей побили, с тово бою от бояр… пригонял к государю с сеунчом князь Михайло Петрович Борятинской. А от государя со здоровьем и золотыми прислан… стольник Василий Матвеевич Бутурлин».^{210} Награждение воевод золотыми свидетельствовало о том, что Болотников потерпел на Угре серьезное поражение. Однако воевода И. И. Шуйский не мог воспользоваться результатами победы. Гражданская война имела свою логику и свои законы. Повстанцы терпели поражение, а восстание ширилось. Население Калуги восстало в тот самый момент, когда Болотников был отброшен прочь от Калуги. Воеводы, выиграв битву, повернули к Калуге, чтобы дать отдых войскам, но в «Калугу их не пустили, заворовали и крест целовали вору».^{211}

Бои на калужском направлении сковали правительственные войска, что позволило отрядам Пашкова добиться крупных успехов на серпуховском направлений. Отряд, посланный к Серпухову, возглавили второстепенные воеводы князь В. В. Мосальский и Б. И. Нащокин, а это значит, что численность отряда была невелика. В разрядных книгах записано: «Того ж году (7115. – Р. С.) посланы по серпуховской дороге на Лопасну воеводы боярин князь Владимир Васильевич Кольцов-Мосальский да Борис Иванов сын Нащокин». Воеводам не удалось остановить восставших под Серпуховом. Отряды Пашкова разбили войско Мосальского на Лопасне, продвинулись к Москве на 30–40 верст и были остановлены на р. Пахре. В разрядных книгах помечено: «На Пахре был бой с воровскими людьми, на Лопасне наперед». В столкновении на Лопасне правительственные войска понесли чувствительные потери. Дворянин О. И. Ушаков писал в челобитной царю, что его отец Иван «был на Москве голова у стрельцов при царе Василье Ивановиче, и посылай с Москвы с стрельцы противо воровских казаков на Лопасну, и… отца нашего на Лопасне убили».^{212}Московское командование выслало подкрепления Мосальскому, благодаря чему он смог закрепиться на Пахре. В разрядных записях отмечено: «Да на Пахру ж посыланы з головою с Петром Дашковым к боярину ко князю Володимеру Васильевичу Кольцову-Мосальскому 250 человек, и наказ ему дан особ».^{213}

На некоторое время боевые действия на серпуховском направлении стихли. Повстанцы остановились на Лопасне, а воеводы заняли позиции на Пахре. В описях царского архива упоминается любопытный документ, относящийся ко времени «стояния» на Пахре осенью 1606 (7115) г. В документе излагались показания двух лазутчиков: «Роспрос 115-го году торгового человека Степанки Шитникова да садовника Богданка Поневина, что посылали их с Пахры крутицкой митрополит Пафнутей да боярин князь Федор Тимофеевич Долгорукой с товарыщи к ворам на Лопасную».^{214} Пафнутий был деятельным помощником Шуйского и посылал людей на Лопасню, вероятно, чтобы разведать силы противника.

В период сентябрьского наступления повстанцев на Москву произошло два крупных сражения: боярин князь И. И. Шуйский разгромил Болотникова под Калугой на Угре, а боярин князь М. В. Скопин-Шуйский нанес поражение восставшим на Пахре под Серпуховом. В какой последовательности совершились эти события? Источники позволяют ответить на этот вопрос.

В 1614 г. участник боев в Подмосковье князь В. Р. Борятинский предоставил в Разрядный приказ лист с перечнем наград (придач к денежному окладу), полученных им за военные заслуги: «При царе Василии придано ему, как был бой боярину князю Ивану Шуйскому с воры с казаки под Колугою на реке на Угре, и князю Василью (Борятинскому. – Р. С.) за ту службу придано… к 12 рублем 5 рублев, да как послан с Москвы под Серпухов боярин князь Михайло Васильевич Шуйской, и был бой на реке на Похре с воры с казаки, и ему за ту службу придано к 17 рублем 5 рублев».^{215} Заявление Борятинского было подтверждено 11 свидетелями дворянами, вероятно также участвовавшими в военных действиях против восставших.

Итак, бой на Пахре произошел после 23 сентября. Иначе говоря, Разрядный приказ смог сосредоточить на серпуховском направлении значительные силы лишь после возвращения в Москву полков из-под Калуги. Царь Василий поручил руководить боевыми действиями против войск Пашкова своему племяннику – молодому стольнику князю М. В. Скопину-Шуйскому. В распоряжение Скопина поступили отряды конницы боярина князя Б. П. Татева, вернувшиеся с Угры, и отряды боярина Мосальского, стоявшие на Пахре. В книгах Разрядного приказа значится: «Того ж году (7115. – Р. С.) посланы воеводы в осенней поход: стольник князь М. В. Скопин-Шуйской, да боярин князь Б. П. Татев, А. В. Измайлов, да дьяк С. Васильев; да со князем Михаилом Васильевичем велено быть боярину князю В. В. Кольцову-Мосальскому да Борису Нащокину. И князю Михайлу был бой с воровскими людьми на Похре… и воровских людей побили, и с тово бою… пригонял с сеунчом Василий Иванович Бутурлин».^{216}

Скопин нанес поражение войскам Пашкова. Но в разрядах нет сведений о пожаловании воеводам боевых наград – «золотых». Не означает ли это, что столкновение на Пахре имело более скромные масштабы, чем битва на Угре? Как бы то ни было, отступление Болотникова с Угры и Пашкова с Пахры изменили положение в Подмосковье. «Загонные люди» – сторожевые отряды повстанцев, появившиеся в окрестностях столицы, – вынуждены были отойти на юг. Составитель «Иного сказания» упомянул, что перед осадой Москвы «воры» во второй раз («паки») пришли в Коломенское. По-видимому, в первый раз Коломенское было занято воровскими «загонными людьми» в дни сентябрьского наступления.

Распад дворянского ополчения в осадных лагерях под Кромами и Ельцом поставил правительство в исключительно трудное положение. Однако царю Василию удалось избежать катастрофы благодаря поддержке верхов «государева двора» и московского гарнизона.

Сентябрьское наступление повстанцев на Москву потерпело неудачу прежде всего по той причине, что восставшие не смогли своевременно объединить свои силы. У них было два главных предводителя – Пашков и Болотников, и каждый вел свою войну. В результате правительственные войска разгромили повстанческие армии поочередно, одну за другой.

Где и когда произошло объединение повстанческих сил? По этому вопросу в литературе были высказаны различные точки зрения. И. И. Смирнов полагал, что в октябре 1606 г. Пашков разбил правительственные войска под Троицким до соединения с Болотниковым.^{217}Однако А. А. Зимин и Р. В. Овчинников решительно отвергли мнение И. И. Смирнова и высказали предположение, что силы Пашкова и Болотникова объединились до битвы под Троицким.^{218} Р. В. Овчинников подтвердил свою схему ссылкой на разрядные записи, а также на «Пискаревский летописец» и «Карамзинский хронограф». Рассмотрим каждый из этих источников в отдельности.

Разрядные записи о битве под Троицким сохранились в краткой и подробной редакциях. Уже И. И. Смирнов отметил, что краткая запись является более ранней и достоверной, тогда как подробная носит характер поздней литературной переработки.

Ранняя редакция

Того же году посланы пот Коломну бояре княз Ф. И. Мстиславской… (всего названо 12 имен. – Р. С.), дворяне московские, стольники и стряпчие. И был им бой с воровскими людми в селе Троецком с Истомою Пашковым да с резанцы, и на том бою бояр и воевод побили.^{219}

Поздняя редакция

Тое же осени под Серпухов ходил на воров боярин княз М. В. Шуйской… и воры все – Ивашко Болотников, да Истома Пашков, да Юшко Беззубцов с резанцы, и с коширяны, и с тулены, и со всеми украинными городы… с Коломны собрався, пошли к Москве. И царь Василей послал противу их всех бояр, и окольничих, и думных дворян и московских, и столников, и стряпчих… И по общему греху тогды воры под селом бояр… побили и розганяли…^{220}

Сопоставление текстов подтверждает источниковедческие наблюдения И. И. Смирнова. Автор записи поздней редакции неудачно скомпановал запись о посылке М. В. Скопина под Серпухов с записью о походе Ф. И. Мстиславского и прочих бояр под Коломну, в результате чего возник нелогичный рассказ: «под Серпухов ходил на воров» Скопин, «и воры все, с Коломны собрався, пошли к Москве». В тексте поздней редакции не названы ни имена воевод, посланных под Коломну, ни название села, где было сражение. Наличие литературных штампов («по общему греху») подтверждает, что поздняя редакция возникла вне стен Разрядного приказа. Ранняя достоверная разрядная запись не оставляет сомнения в том, что Пашков разбил войско Мстиславского без помощи Болотникова.

Автор «Пискаревского летописца» очень бегло осветил начальный период восстания. О крупнейшем событии того времени – битве под Троицким он вообще ничего не знал. Отметив факт появления «царевича Петра» в Путивле, летописец продолжал: «А воеводы от него приходили с Тулы (под Москву. – Р. С.) Пашков и Болотников, а стояли в Коломенском».^{221}Неосведомленность автора летописи очевидна: Пашков и Болотников прибыли под Москву до появления «Петра» в Путивле и не по его приказу.

Иной характер носят сведения Буссова. Оказавшись в войске Болотникова в Калуге в декабре 1606 г., Буссов имел возможность разузнать подробности о событиях двух-трехмесячной давности из первых рук. По словам Буссова, Болотников прибыл на помощь к Истоме Пашкову, пройдя через Комарицкую волость на Калугу и затем дальше к Москве на Котлы, что произошло вскоре после Мартынова дня, т. е. вскоре после 1 ноября 1606 г.^{222} Рассказ Буссова опровергает предположение об участии Болотникова в битве под Троицким.

Арзамасский сын боярский Баим Болтин составил записки (так называемый «Карамзинский хронограф») на основании рассказов очевидцев и участников событий. По мнению С. Ф. Платонова, этот памятник можно поставить на первое место среди записок русских людей XVII в.^{223} Согласно свидетельству Болтина, Пашков прибыл под Москву «с тулены, и с коширяны, и с веневичи… а с колужены и со олексинцы и с ыными городами Ивашко Болотников».^{224} Состав повстанческих армий весьма точно отразил проделанный ими путь. После поражения на Угре Болотников отступил в Алексин, где пополнил свое поредевшее войско алексинцами, а позже перешел в восставшую Калугу, где к нему присоединились калужане, с которыми он и выступил к Москве. Наличие каширян в армии Пашкова свидетельствовало о том, что Пашков после поражения на Пахре ушел через Каширу с серпуховской дороги на коломенскую, где и развернулись главные военные действия.

Ко времени московского наступления восстание охватило огромную территорию от Путивля и Чернигова на западе до Арзамаса, Свияжска и Чебоксар на востоке, от Тулы и Серпухова на севере до Астрахани на юге. Восстание на южных окраинах нашло поддержку со стороны вольных казаков. Но движение, получившее наименование «восстание Болотникова», менее всего напоминало централизованное движение с единым руководством. Во многих городах и уездах выступления носили локальный характер и были слабо связаны с восстаниями в других районах. На юге России сформировались по крайней мере две крупные повстанческие армии, опиравшиеся на северские города и степные крепости. Отступление правительственных войск из-под Кром и Ельца увлекло их к Москве. В Рязанском крае события развивались с некоторым запозданием по сравнению с Северщиной. После переворота 17 мая 1606 г. часть рязанских дворян отказалась принести присягу Василию Шуйскому. Тем не менее отряды рязанских дворян и детей боярских во главе с главным рязанским воеводой В. К. Черкасским и Г. Ф. Сумбуловым участвовали в осаде Ельца. Рязанцы покинули армию Воротынского, по-видимому, в дни ее отступления к Москве. Сохранилось предание о том, что боярин Черкасский был захвачен во время восстания в Михайлове и отвезен сыном боярским Ф. А. Сухотиным в Путивль.^{225} Помощник Черкасского Г. Ф. Сумбулов примкнул к повстанцам.

Вновь, как и в 1605 г., активную роль в мятеже сыграл вождь рязанских служилых людей П. Ляпунов. Именно он захватил князя Г. С. Каркадинова, назначенного воеводой в Рязань, и отослал его в Путивль. В рязанском «пригороде» Михайлове был убит воевода князь В. Тростенский, в Зарайске захвачен воевода Н. В. Измайлов.^{226}

К середине октября 1606 г. одним из главных центров военных действий стала Коломна, крупная крепость, прикрывавшая подступы к Москве со стороны Рязани. Удержав в своих руках Серпухов, Пашков выступил с главными силами под Коломну, где соединился с рязанскими повстанцами. А «начальники у тех воров, – отметил современник, – были воеводы у резаньцов воеводы Григорей Федоров сын Сунбулов да Прокофей Петров сын Ляпунов».^{227} По служебному положению и «породе» Пашков далеко уступал двум знатным рязанским дворянам. Но рать Пашкова превосходила по численности рязанские отряды. К тому же в распоряжение Пашкова попали крупные запасы военного снаряжения, собранные по приказу Лжедмитрия в Ельце. Войско Пашкова прибыло на Рязанщину прямо с поля боя под Москвой. Все это привело к тому, что дворянские предводители вынуждены были подчиниться заурядному сотнику. «И собрашася вси (мятежники. – Р. С.), – повествует «Новый летописец», – и поставили себе старейшину… сына боярского Истому Пашкова».^{228}

Объединенная рать осадила Коломну. По одним источникам, восставшие взяли крепость силой, по другим – жители сами пустили их в город, чтобы избежать разорения.^{229} Недавно Б. Н. Морозову удалось найти грамоту с известием о падении Коломны. Проанализировав эту грамоту, Б. Н. Морозов заключил, что восставшие заняли Коломну обманом, а осада, если и имела место, то была очень непродолжительной.^{230}27 октября 1606 г. Шуйский направил грамоту в Муром. Царь пугал муромцев примером Коломны и убеждал хранить верность присяге, «чтоб вас воры и изменники не оманули и не зделали б над вами так же, как на Коломне Оманом зделали, целовав крест… весь город всяких людей до конца разорили».^{231} Из грамоты следует, что жители Коломны сами открыли ворота восставшим, поверив их обещаниям не трогать имущество состоятельных людей. Но уговор был нарушен. Имеются прямые сведения о том, что на сторону повстанцев перешли не только местные стрельцы, но и коломенский воевода.^{232} А. Стадницкий в письме из Москвы от 2 декабря 1606 г. сообщал, что С. И. Кохановский получил от царя Василия пост воеводы в Коломне, но, «увидя силу противной стороны (повстанцев. – Р. С.), передался ей».^{233} И. И. Смирнов считал Кохановского типичным авантюристом, как, впрочем, и других иностранцев, участников крестьянской войны.^{234} Такая оценка требует уточнений. Литвин Самойло Кохановский поступил на русскую службу в 1600 г. и вскоре получил крупное поместье (700 четвертей) пашни в Коломне. В списках местных выборных дворян его имя записано вторым.^{235} При оценке деятельности Кохановского надо учитывать, что, встав на сторону повстанцев, он оставался с ними до дня падения Тулы. «Лучшие люди», принадлежавшие к верхам посадского населения Коломны, видимо, противились сдаче крепости, за что были ограблены и опозорены восставшими.

С падением Коломны военное положение Москвы вновь резко ухудшилось. Царь Василий поспешил собрать все наличные силы и отправил их под Коломну. В походе участвовали московские «большие» дворяне, придворные чины – стольники, стряпчие и жильцы, городовые дети боярские, еще остававшиеся в Москве, наконец, служители московских приказов от дьяков до подьячих. Войско возглавляли главные московские бояре и воеводы князь Ф. И. Мстиславский, брат царя князь Д. И. Шуйский, князь И. М. Воротынский, трое братьев Голицыных, двое бояр Нагих, окольничие В. П. Морозов, М. Б. Шеин, князь Д. В. Туренин-Оболенский, князь Г. Б. Долгорукий, двое Головиных. Войско включало цвет московской знати. Но уездные дети боярские, составлявшие главную массу дворянского ополчения, разъехались из столицы по городам. Оставшихся в Москве было так мало, что их смогли «разрядить» лишь на три, а не на пять полков, как делали при любом назначении главных воевод.

Расходная книга Разрядного приказа точно зафиксировала время выступления армии из Москвы. 23 октября 1606 г. Ф. И. Мстиславский и Д. И. Шуйский получили «в поход из московского Разряду на приказные расходы 100 рублев денег».^{236} Покинув столицу, главные воеводы соединились с отрядом М. В. Скопина: «А сошлись со князем Михайлом Васильевичем Скопиным-Шуйским с товарыщи по Коломенской дороге в Домодедовской волости».^{237}

Несколько дней спустя весть о выступлении армии достигла Ярославля. Рожнятовский записал в своем дневнике под 26 октября (5 ноября): «Пришла весть, что от Москвы отступило войско (повстанцев. – Р. С.) под Серпухов и к другим городам, а за ним якобы пошел князь Мстиславский с князем Дмитрием Шуйским с войском».^{238} Как и в других случаях, информация Рожнятовского дает хронологические ориентиры, но не отличается точностью в подробностях. Ю. Мнишек получал вести от поляков, находившихся в Москве фактически под стражей. Поляки не знали, пойдут ли Мстиславский и Д. Шуйский на Серпухов или «другие города». Разрядные записи свидетельствуют, что Мстиславский выступил из Москвы в Домодедово, где его поджидал Скопин. Домодедово располагалось за р. Пахрой в 30–35 верстах от столицы. Находясь в Домодедове, Скопин мог отразить нападение повстанцев как из Серпухова, так и со стороны Коломны. Рож-нятовский получил информацию о последовавшей битве из первых рук– от ярославских дворян, бежавших с поля боя. По его словам, столкновение произошло в 40 верстах от стен столицы. Примерно такие же данные сообщает «Новый летописец». «Воры», повествует автор «Летописца», стояли в с. Троицком «от Москвы за пятьдесят верст», там и произошло побоище.^{239} Как установил Р. В. Овчинников, местом битвы было не село Троицко-Голочелово (в 70 верстах от Москвы), а село Троицко-Лобаново на Коломенской дороге (в 50 верстах от столицы).^{240}

Разрядные записи характеризуют битву под Троицким кратко и точно, выделяя при этом роль рязанских дворян: был «бой с воровскими людми в селе Троицком с Истомою Пашковым да с рязанцы, и на том бою бояр и воевод побили».^{241}

Р. В. Овчинников датировал битву в с. Троицком 25 октября.^{242} Следует заметить, что указанная дата является примерной. Битва могла произойти в любой день между 25 и 27 октября. После решительной победы конница нередко преследовала неприятеля на пространстве до 30 км. От Троицкого до Коломенского было всего 40 км. Разгромив царские полки 26–27 октября, повстанцы имели возможность уже 28 октября достигнуть окрестностей столицы.^{243} Как раз 28 октября и началась осада Москвы.

Битва под Троицким стала крупнейшим событием гражданской войны. Междоусобная борьба расколола военную опору монархии. Поместное ополчение, переживавшее кризис, распалось. Дворяне помнили о поражении многотысячной рати Бориса Годунова у стен Кром. Ляпунов и прочие рязанские дворяне вновь, как и под Кромами, возглавляли мятежников. Но теперь им было легко добиться успеха. Недолгое правление Лжедмитрия упрочило популярность его имени в дворянской среде. Ко времени наступления на Москву в народе росла уверенность, что «Дмитрий» в самом деле жив. В конце осени восставшие широко оповещали население, что «государь, деи, наш царь и великий князь Дмитрий Иванович всея Руси ныне в Коломне».^{244} Известия такого рода оказывали немалое влияние на служилых людей.

События гражданской войны повторялись в деталях. Казаки Корелы и мятежники буквально разогнали ополчение царя Бориса. Разрядные записи аналогичным образом описывают события под Троицким: царских ратников побили и разогнали.^{245} По словам «Нового летописца», в бою «воры» «разогнаша многих дворян и стольников поимаша».^{246} Со слов ярославских помещиков, только что вернувшихся с поля битвы, Рожнятовский записал в «Дневнике»: «День 16 ноября… На этих днях возвратились бояре и люди Шуйского с проигранной битвы и сами признали, что на поле боя осталось до 7 тысяч убитых и до 9 тысяч ограбленных полностью и избитых кнутом распущено по домам… после чего войска (мятежников. – Р. С.) поспешно подошли к Москве».^{247} Ярославцы, сломя голову бежавшие из-под Троицкого, конечно же, не располагали никакими данными о количестве убитых. Приведенная в дневнике цифра потерь была невероятно преувеличена. Требуют критического отношения и данные о пленных.

Некоторые авторы объясняли роспуск пленных Пашковым чувством «общности» восставших с той частью армии Шуйского, которую «силой гнали на войну».^{248}Другие видели в этом факте проявление «чувства классовой общности» Пашкова и дворян, участников восстания, с помещиками, находившимися на службе у Шуйского.^{249} Мне кажется, что источник допускает более простую интерпретацию. В какой-то момент правительственные войска, по-видимому, прекратили организованное сопротивление, и тогда повстанцы стали разгонять их плетьми совершенно так же, как казаки Корелы разгоняли годуновскую рать в лагере под Кромами. Как и из лагеря под Кромами, царские дворяне бежали, побросав оружие и прочее имущество, что и было представлено как грабеж со стороны мятежников. Известие о наказании плетьми 9 тыс. пленных недостоверно. Подобная массовая экзекуция отняла бы много дней, а между тем повстанцам надо было спешить с занятием Москвы. Пашков старался не обременять свою армию пленными. Исключение было сделано лишь для стольников и знатных дворян. Их отослали в Путивль.^{250}

28 октября 1606 г. войска Пашкова заняли Коломенское в окрестностях Москвы. Несколько дней спустя туда же прибыл Болотников со своими отрядами. Буссов правильно определяет путь Болотникова от Путивля через Комарицкую волость и Калугу на Москву, хотя и не упоминает о его поражении и отступлении с Угры. Показания очевидцев подтверждают, что Болотников побывал в Калуге уже в период своего первого наступления на Москву. Дворянин князь Г. П. Борятинский дал следующее показание перед судьями Разрядного приказа: «Как колужане заворовали, царю Василью изменили, а пришол в Колугу Ивашка Болотников и отца ево велел, повеся за ноги, рострелять ис пищалей, а ево, де, князя Григорья велел посадить в тюрьму, и он сидел в тюрьме год», после чего его послали под конвоем к «Петрушке» в Тулу.^{251} Если Борятинский находился в калужской тюрьме около года, то это значит, что Болотников заточил его туда не позднее сентября 1606 г.

В летописях можно найти указания на то, что в конце октября исходным пунктом для нового наступления войск Болотникова на Москву был Серпухов, а не Калуга. По словам составителя «Пискаревского летописца», «как Ивашко Болотников и Истома Пашков приходили под Москву из Серпухова и ис Коломны, а з другую сторону (на западе от Москвы. – Р. С.) пошли ис Калуги атаман Солома Казак…».^{252}Известно, что Пашков прибыл под Москву из Коломны, а Солома выступил из Калуги на Можайск и Волоколамск. Если достоверно летописное известие о наступлении Болотникова из Серпухова, то это значит, что он оставил в Калуге одного из казачьих атаманов, а сам перешел на серпуховское направление, после того как Пашков ушел осаждать Коломну.