Текст книги "Начало опричнины"
Автор книги: Руслан Скрынников
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Ливонские рыцари использовали перемирие, предоставленное им Москвой, для сбора военных сил. За месяц-до истечения срока перемирия орденские отряды появились в окрестностях Юрьева и обратили в бегство воеводу 3. И. Плещеева[551]551
ПСРЛ, т. XIII, стр. 321.
[Закрыть]. 11 ноября 1559 г. магистр Кетлер нанес московским войскам второе поражение, разгромив близ Юрьева отряды 3. И. Плещеева и 3. И. Сабурова[552]552
Виновниками поражения были сами воеводы, заместничавшие во время остановки в Изборске и с опозданием явившиеся в окрестности Юрьева. (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 321; Разряды, л. 264; Псковские летописи, т. II, стр. 238; Г. В. Фор стен. Балтийский вопрос, т. I, стр. 107). В архиве хранилось местническое «дело Захарьи Плещеева да Замятии Сабурова, как их громил ливонский магистр». (Описи царского архива, стр. 38). Воеводы потеряли только убитыми более тысячи человек, бросили обозы и т. д.
[Закрыть]. Ливонцы осаждали Юрьев в течение всего ноября[553]553
ПСРЛ, т. XIII, стр. 323; Г. В. Форстен. Балтийский вопрос, т. I. стр. 108—109.
[Закрыть].
Первые известия о поражении в Ливонии застали царя в Можайске, на богомолье. Не медля ни одного дня, Иван приказал главному воеводе князю И. Ф. Мстиславскому спешно двигаться в Ливонию[554]554
ПСРЛ, т. XIII, стр. 321; Сб. РИО, т. 59, стр. 593.
[Закрыть]. Однако затянувшаяся осенняя распутица превратила дороги в непроходимое болото, и царская рать застряла в грязи на столбовой дороге из Москвы в Новгород[555]555
.«Пришла груда великая и безпута кроме обычая, и в нужю рать пришла великую, а спешити невозможно», рассказывает летописец. (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 321).
[Закрыть]. В то время, как армия выступила на север, стало известно о вторжении татар и разорении ими Каширского уезда[556]556
ПСРЛ, т. XIII, стр. 321.
[Закрыть].
Вести о новом поражении в Ливонии и осаде Юрьева вызвали панику в правительственных кругах. Адашев и Сильвестр настаивали на срочном возвращении царя в Москву. Несмотря на болезнь царицы, Иван рискнул отправиться в путь со всей семьей. Когда после утомительного переезда он прибыл в столицу, оказалось, что особых причин для спешки не было. Тогда-то и произошло резкое объяснение между царем и Сильвестром[557]557
Послания Ивана Грозного, стр. 41.
[Закрыть].
По мере того как влияние Адашева и Сильвестра шло на убыль, менялась и общая ориентация внешнеполитического курса. Когда в январе 1560 г. хан сделал мирные предложения Москве, царь ответил осторожным согласием[558]558
ПСРЛ, т. XIII, стр. 324.
[Закрыть].
Зимой того же года московская рать вышла на ливонскую границу и заняла замок Алыст (Мариенбург)[559]559
ПСРЛ, т. II, стр. 238.
[Закрыть]. Помня о поражениях под Юрьевом, царские воеводы не решились наступать в глубь Ливонии. Весною царь послал в Ливонию ближнего боярина князя А. М. Курбского, а спустя несколько месяцев в действующую армию выехал глава правительства А. Ф. Адашев[560]560
Поражение у Юрьева заметно деморализовало находившиеся в Ливонии войска, «и того ради, – замечает Курбский, – ...не токмо от равных полков, но уже и от малых людей великие бегали». (См. Курбский. История. – РИБ, т. XXXI, стр. 247).
Незадолго до отъезда в Ливонию Курбский был вызван во дворец для беседы с царем. Иван заявил Курбскому что войска удручены неудачами, и, чтобы ободрить их, он вынужден либо сам идти против лукавых «рифлянтов», либо послать на них его, Курбского, «любимого» друга, «да охрабрится паки воинство мое». (Там же).
[Закрыть].
Летом 1560 г. русская армия во главе с И. Ф. Мстиславским и А. Ф. Адашевым предприняла решительное наступление против ливонцев. В битве под Эрмесом воевода князь В. И. Барбашин-Суздальский наголову разгромил отборную рыцарскую армию[561]561
См. Г. В. Форстен. Балтийский вопрос, т. 1, стр. 110. Официальная русская летопись упоминает о пленении ландмаршала Ф. Белля и пяти других рыцарей. В Псковской летописи говорится о многих пленниках-немцах. Наконец, у Курбского мы находим сведения о пленении 11 командоров и 120 рыцарей. (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 330; Псковские летописи, т. II, стр. 239; Курбский. История. – РИБ, т. XXXI, стр. 251—252).
[Закрыть]. После трехнедельной осады русские заняли 21 августа одну из сильнейших ливонских крепостей Феллин, служившую резиденцией престарелого магистра Ордена В. Фюрстенберга. Победителям досталась почти вся артиллерия Ордена. Фюрстенберг пленником был увезен в Москву[562]562
Знатным пленникам, магистру Фюрстенбергу и ландмаршалу Беллю, суждено было жить и умереть в России. В письме к царю Адашев просил сохранить жизнь Беллю, имея в виду его исключительный авторитет среди немецкого населения Лифляндии. Однако ландмаршал навлек на себя гнев Грозного, ответив на его вопросы «противным словом». Мстя за недавние поражения в Ливонии, царь предал Белля и четырех других командоров жестокой казни. Несколько пленных рыцарей были публично казнены в Пскове. Фюрстенберг, несмотря на обещанные милости, подвергся опале и получил «прощение» только через три месяца после пленения. (См. Курбский. История – РИБ, т. XXXI, стр. 257; Псковские летописи, т. II, стр. 239; ПСРЛ, т. XIII, стр. 330—331; Прибалтийский сборник, т. II, стр. 392).
[Закрыть].
В связи с успехами летнего наступления возникла возможность быстрого завершения войны в Ливонии. Военные силы Ордена были сокрушены, по всей Эстонии крестьяне восстали против немецкого дворянства[563]563
Прибалтийский сборник, т. II, стр. 397; Я. Я. Зутис. К вопросу о ливонской политике Ивана IV. – «Известия АН СССР», серия истории в философии, т. IX, № 2, 1952, стр. 140.
[Закрыть]. Однако русское командование в Ливонии, во главе которого оказался тогда А. Ф. Адашев, не использовало благоприятной обстановки. По-видимому, оно опасалось удара со стороны литовских войск, сосредоточенных в районе Риги. Нападение гетмана Полубенского на армию Курбского под Венденом, казалось бы, оправдывало эти опасения[564]564
Ввиду сосредоточения литовских войск в окрестностях Риги, русское командование направило на рижскую дорогу воеводу кн. Курбского. Литовский воевода гетман Полубенский пытался остановить русских под Венденом и внезапно, «изгоном» напал на армию Курбского, но, потерпел поражение и отступил за Двину. (См. Курбский. История. – РИБ, г. XXXI, стр. 257—258; Псковские летописи, т. II, стр. 240; Прибалтийский сборник, т. II, стр. 395). Отступление гетмана свидетельствовало о том, что литовцы не смогут немедленно оказать Ливонии серьезную военную ПОМОЩЬ.
[Закрыть]. Верный своему прежнему курсу, А. Ф. Адашев старался предотвратить войну с Литвой и всячески противился расширению военных операций против ливонцев[565]565
Много позже Грозный с презрением отзывался о чересчур осторожных действиях Адашева в Ливонии: «Потом послахом вас с начальником вашим Олексеем со многими зело людьми; вы же едва един Вильян взясте, и тут много наших народу погубисте. Како же убо тогда от литовские рати детцкими страшилы устрашистеся». (См. Послания Ивана Грозного, стр. 49).
[Закрыть].
Между тем, царь проявлял крайнее раздражение медлительностью своих воевод. По его приказу армия князя И. Ф. Мстиславского предприняла осенью 1560 г. третье наступление в Ливонию. Воеводы двинулись к Ревелю и по пути осадили небольшой замок Пайду (Вейсенштейн)[566]566
Как передает местный летописец, «царев был наказ ити к Колываню из Вельяна, и они на похвале и наряд с собою взяли меншеи, и шли под Паиду городок, хотели взять мимоходом своим хотением вскоре...» См. Псковские летописи, т. II, стр. 240). На самом деле воеводы осадили Пайду с ведома и по приказу царя. Много позже Иван с укоризной писал Курбскому: «Под Пайду же повелением нашим неволею поидосте, и каков труд воином сотвористе и ничто же успесте». (Послания Ивана Грозного, стр. 49).
[Закрыть]. Осада была неудачной, и 18 октября русские отступили в Юрьев[567]567
ПСРЛ, т. IV, стр. 312; Прибалтийский сборник, т. И, стр. 395. По другим сведениям, осада Пайды продолжалась до 11 ноября. См. Г. В. Форстен. Балтийский вопрос, т. I, стр. 112).
[Закрыть].
На протяжении одного только года русская армия трижды вторгалась в пределы Ливонии, но достигнутые при этом успехи никак не соответствовали затраченным силам и средствам. Россия не могла окончательно разгромить ливонцев, пока в их руках оставались главные опорные крепости Ревель и Рига. Причиной неудачи наступления в Ливонии царь считал чрезмерную осторожность и нерешительность своих воевод[568]568
Одному из главных ливонских воевод кн. Курбскому царь писал спустя четыре года: «И аще не бы ваша злобесная претыкания была, уже бы вся Германия была за православною верою лето же». (См. Послания Ивана Грозного, стр. 49).
[Закрыть]. Поскольку летом 1560 г. всеми действиями войск в Ливонии фактически руководил А. Ф. Адашев, то на него и обрушился царский гнев. 30 августа Иван Васильевич объявил об отставке Адашева. Правительство Избранной рады пало.
* * *
После трудного переезда из Можайска в Москву болезнь царицы Анастасии усилилась, и в начале августа 1560 г. она умерла[569]569
ПСРЛ, т. XIII, стр. 328.
[Закрыть]. Братья царицы бояре Захарьины использовали этот момент, чтобы скомпрометировать своих политических противников. Они всеми силами внушали Ивану, будто ненавидевшие царицу Сильвестр и Адашев «лукавым умышленьем» помешали можайскому богомолью и тем самым содействовали ее гибели[570]570
Послания Ивана Грозного, стр. 41. Царь не раз сетовал на то, что его советники воздвигли на царицу «ненависть зельну», что они сравнивали ее с нечестивой римской императрицей Евдоксией, гонительницей Златоуста. Тем самым советники намекали на неприязнь Захарьиной к Сильвестру. (См. Послания Ивана Грозного, стр. 40, 59). Клеветники утверждали, будто Сильвестр и Адашев «счаровали» ненавистную им царицу. (См. Курбский. История. – РИБ, т. XXXI, стр. 260). Через три-четыре года после смерти царицы Курбский пенял на то, что Грозный «облыгает» православных «изменами и чяровани и иными неподобными...» (Послания Ивана Грозного, стр. 534). В первом послании Курбскому царь ни словом не упоминает об околдовании Анастасии. В то время он едва ли всерьез верил «чаровству» Сильвестра. Однако много позже, после смерти наставника он стал говорить, о гибели царицы в совсем ином тоне. «А и с женою вы меня про что разлучили? – писал он в 1577 г. Курбскому.—Только бы у меня не отняли юницы моея» и т. д (Там же, стр. 210). В разгар опричного террора и громких «дел» о покушении на жизнь царя русские послы в Литве должны были без обиняков заявить, будто старая измена Курбского – над царицей Анастасией «лихое дело с своими советники учинил». (Сб. РИО, т. 71, стр. 778).
[Закрыть]. Интриги Захарьиных ускорили падение Избранной рады.
Сильвестр пустил в ход все свое влияние, стремясь предотвратить отставку Адашева. Но все его попытки кончились неудачей. Ко времени смерти царицы в Москве не оказалось никого из наиболее авторитетных руководителей думы и ближних бояр, которые могли бы выступить на стороне опальных правителей. Сознавая безвыходность положения, Сильвестр объявил царю о том, что намерен уйти на покой в монастырь. Иван не стал удерживать своего старого наставника и отпустил его «благословне» на Белоозеро в Кириллов монастырь[571]571
Царь объяснял это свое решение тем, что он не хотел судиться с духовным учителем «здесь, но в будущем веце». «Тамо, – писал Иван, – хощу суд прияти, елико от него пострадах душевне и телесно». (См. Послания Ивана Грозного, стр. 41).
[Закрыть].
Спустя три недели после смерти Анастасии царь объявил о назначении А. Ф. Адашева воеводой в Феллин, тем самым полностью отстранив его от руководства военными действиями в Ливонии[572]572
Первоначально комендантом Феллина был назначен второстепенный воевода И. И. Очин-Плещеев. (См. Разряды, л. 274).
[Закрыть]. Получив царский указ не ранее середины сентября 1560 г., Адашев выехал в Феллин, но пробыл там недолго, «на мале время». В конце сентября или начале октября его перевели в Юрьев в подчинение тамошнему воеводе князю Д. И. Хилкову. В Юрьеве временщика ждали мучительные унижения. Передают, будто Хилков отказался принять Адашева в качестве «нарядчика»[573]573
Едва Адашев прибыл на место назначения в Феллин, как один из помощников Плещеева дворянский голова О. В. Полев, оценив благоприятные возможности, стал тягаться с ним о местах и послал в Москву государю «бити челом, что ему меньши Алексея Одашева быть невместно». (См. Разряды, л. 274 об). Земляк Адашева костромской дворянин Полев вел свой род от смоленских князей и в смысле знатности превосходил Ольговых. Челобитье его дало царю удобный предлог для того, чтобы окончательно отделаться от надоевшего фаворита.
[Закрыть]. Думный чин и связи в столице позволяли вчерашнему правителю протестовать против произвола юрьевского воеводы, но Адашев был человеком совсем другого склада. Типичный представитель служилой дворянской бюрократии, он униженно молил Хилкова о приеме на службу, получил отказ и снова бил ему челом[574]574
.«...князь Дмитрий (Хилков – Р. С.) ему (Адашеву – Р. С.) быти в нарядчиках не велел и он ему бил челом многажды, и он не велел быти». (См. Пискаревский летописец, стр. 56). Рассказ летописца подтверждается разрядами о посылке кн. Д. И. Хилкова в Юрьев в 1560 г, на год. (Разряды, л. 266 об).
[Закрыть].
К началу октября правительство объявило о конфискации всех земельных владений А. Ф. Адашева в Костроме и в Переяславле. Взамен этих земель ему было пожаловано несколько тысяч четвертей земли в Бежецкой пятине Новгорода[575]575
См. А. Барсуков. Род Шереметевых, кн. I, СПб., 1881, стр. 255; В. И. Корецкий. О земельных владениях Адашевых, стр. 119.
[Закрыть]. Ненадолго бывший правитель стал крупнейшим из новгородских помещиков.
После отъезда Сильвестра в Кириллов и ссылки Адашева царь объявил о созыве специального собора для суда над ними. Захарьины домогались, чтобы суд был заочным. Но они встретили возражения со стороны влиятельных покровителей Сильвестра в Боярской думе. Приверженцы Рады получили поддержку митрополита Макария[576]576
В конце концов Захарьины убедили царя отвергнуть советы Макария и членов думы. Решающее значение имел, по-видимому, тот аргумент, что бывшие правители пользуются большим авторитетом и популярностью, нежели сам царь: «а к тому любяще их все твое воинство и народ, нежели тобя самого», – говорили Захарьины Ивану. (См. Курбский. История. – РИБ, т. XXXI, стр. 260—261). Захарьины льстили царю и в то же время напоминали ему старые обиды. «Великого и славнаго я мудраго, боговенчаннаго царя, – говорили они, – держали пред тем, аки в оковах, повелевающе... в меру ясти и пити и со царицею жити, не дающе... ни в чесом же своей воли, а ни в мале, а ни в великом, а ни людей своих миловати, а ни царством твоим владети». (Там же).
[Закрыть]. Со своей стороны Адашев и Сильвестр обратились к царю с верноподданнической просьбой относительно открытого и беспристрастного разбора их дела в думе. Но их эпистолии были вовремя перехвачены Захарьиными и не попали в руки Ивана.
В соборном суде над Адашевым участвовали Боярская дума («весь мирской сенат») и высшее духовенство. Дума была созвана далеко не в полном составе[577]577
Известно, что в январе 1561 г., т. е. тотчас после собора, дума заседала в таком составе: удельные князья И. Д. Бельский, И. Ф. Мстиславский и слуга М. И. Воротынский, бояре В. М. Юрьев, М. И. Вороново-Волынский, Ф. И. Сукин, окольничие П. П. Головин и А. А. Бутурлин, дьяк И. М. Висковатый. (Сб. РИО, т. 59, стр. 26, 33). Однако надо учесть, что Ф. И. Сукин вернулся в Москву только 10 ноября 1560 г. (Там же, стр. 20). Еще позже вернулся в Москву из Ливонии кн. И. Ф. Мстиславский.
[Закрыть]. Никто из авторитетнейших приверженцев Сильвестра не получил приглашения на собор[578]578
Боярин князь Д. И. Курлятев едва ли не с весны находился в Туле,, откуда был переведен к концу года в Калугу. Ближние бояре князья И. Ф. Мстиславский, А. М. Курбский и М. Я– Морозов находились до глубокой осени в Ливонии, М. И. Воротынский сидел в своем уделе.. (См. Разряды, л. 268, 269, 270 об, 271; Сб. РИО, т. 71, стр. 1).
[Закрыть]. Противниками временщика выступили, бояре Захарьины, их приятели и родственники. По словам Курбского, более всех клеветали на опальных шурья царя В. М. и Д. Р. Юрьевы, а также «и другие с ними нечестивые губители тамошнего царства». На одного из подобных «нечестивых губителей» Курбский обрушивается с нападками более яростными, чем на Захарьиных. Это – «губитель святорусские земли» боярин А. Д. Басманов-Плещеев[579]579
Курбский. История. – РИБ, т. XXX, стр. 260, 305.
[Закрыть]. Захарьиных поддержал дьяк И. М. Висковатый, давний противник Адашева в ливонских делах, и некоторые другие члены думы[580]580
К числу их, возможно, принадлежал И. В. Меньшой Шереметев. Еще в январе 1560 г. он находился с полками в Ливонии. К весне он был отозван в Москву. (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 323). В октябре Шереметеву были пожалованы обширные вотчины опального Адашева.
[Закрыть].
Несмотря на угрозы Захарьиных, митрополит Макарий открыто взял под свою защиту опальных вождей Рады и предложил вызвать их на собор для очного суда[581]581
По словам очевидцев, митрополит во всеуслышание заявил: «подобает... приведенным им быти зде пред нас, ...и нам убо слышети воистину достоит, что они на то отвещают». (См. Курбский История. – РИБ, т. XXXI, стр. 263).
[Закрыть]. Но он не смог добиться единодушной поддержки даже со стороны духовенства. Против его предложения выступили Мисаил Сукин, приглашенный на собор по настоянию Захарьиных[582]582
Курбский. История. – РИБ, т. XXXI, стр. 263. В 30-х гг. старец Мисаил Сукин был одним из ближайших сподвижников боярина М. Ю. Захарьина. Мисаил не отходил от постели больного Василия III до самой кончины. Он приготовил для него иноческое платье, а затем «наряжал» его на смертном одре. (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 410– 415). Ближайшей родней Мисаила были Ф. И. и Б. И. Сукины. Много позже оба брата дали на помин души своего «сродича» 200 рублей в Кирилло-Белозерский монастырь. (См. Н. П. Лихачев. Разрядные дьяки, стр. 217).
[Закрыть], а также некий старец Васьян[583]583
По Курбскому, царские угодники пригласили на собор некоего старца Васьяна «беснаго по истинне реченнаго, неистового». (См. Курбский. История. – РИБ, т. XXXI, стр. 263). Некоторые исследователи пытались отождествить «беснаго» Васьяна с известным осифлянином Вассианом Топорковым. (См. А. А. Зимин. Пересветов, стр. 49). Однако уже А. Н. Ясинский отметил тот факт, что Курбский называет «беснаго» Васьяна «мнихом», а Топоркова епископом. (См. А. Н. Ясинский. Сочинения князя Курбского как исторический материал. Киев, 1889, стр. 156). Топорков «наквасил» царя «прелютостию» во время свидания с ним летом 1553 года. О позднейших грехах Топоркова Курбский не обмолвился ни словом. Топорков был глубоким старцем к началу 50-х гг. и до собора 1560 г. едва ли дожил.
Вопрос о личности Васьяна может быть решен лишь предположительно. Искать его следует среди монахов, наиболее преуспевших после собора. Ко времени опалы Сильвестра произошла смена властей в Кирилло-Белозерском монастыре. Ставленник Сильвестра игумен Феоктист был сослан к августу 1560 г. простым священником в Псково-Печорский монастырь, а его место занял некто Васьян, до того кирилловский уставщик. (См. С. М. Каштанов. Хронологический перечень иммунитетных грамот XVI века.—археографический ежегодник за 1960 год. Изд. АН СССР, М., 1962, стр. 154, 157, Псковские летописи, т. II, стр. 239; Вкладные книги Кирилло-Белозерского монастыря. ГПБ им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. Отдел рукописей. Кир.-Бел., 78/1317, л. 46 об). Добавим, что еще при Василии III в Кириллов в опале был сослан и пострижен под именем Васьяна сын окольничего Юрла Плещеева. (Родословная книга, т. I, стр. 299—307). Васьян Юрлов приходился двоюродным дядей А. Д. Басманову. У Курбского одно имя Басмановых-Плещеевых вызывало самое крайнее раздражение. Курбский не скупится на бранные эпитеты, когда речь заходит о Плещеевых. Совершенно таково же отношение его и к «бесному» Васьяну.
[Закрыть], архимандрит кремлевского Чудовского монастыря Левкий[584]584
Чудов монастырек приобрел первостепенное значение лишь в правление Левкия. До него это был «яко един от убогих... монастырей», при Левкии же он «сравняся всяким благочинием с великими обители». (См. Послания Ивана Грозного, стр. 173). Левкий бессменно управлял обителью более десяти лет (упоминается в 1555 г., 1565 г. и др.). Он был одним из главных клевретов царя Ивана и неизменно поддерживал все его распоряжения. «А за советом любимых твоих ласкателей и за молитвами Чудовскаго Левки и прочих вселукавых мнихов, – что добраго и полезнаго и похвальнаго... приобрел еси?» – с сарказмом вопрошал царя князь Курбский. (См. Курбский. История.—РИБ, т. XXXI, стр. 269).
[Закрыть], а также троицкие старцы-осифляне[585]585
Царь щедро наградил троицких старцев за их преданность. Спустя месяц-два после собора он возвел старого троицкого игумена Елевферия в сан архимандрита и «повелеша ему служити в шапке и место учиниша его в Русском государьстве выше всех архимандритов». (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 331). В том же году Троицкий монастырь получил жалованную грамоту с рядом привилегий. (См. С. М. Каштанов. Указ. соч., стр. 157).
[Закрыть].
Под давлением царя собор заочно осудил Адашева и Сильвестра как «ведомых злодеев» и «чаровников». Адашев, находившийся в ссылке в Юрьеве, был взят под стражу. Царская опала надломила его. Вскоре после собора он впал «в недуг огненный» и умер[586]586
Курбский. История. – РИБ, т. XXXI, стр. 264. Царь срочно послал в Юрьев одного из ближних дворян, чтобы расследовать обстоятельства смерти Адашева, поскольку явились подозрения, что опальный правитель покончил жизнь самоубийством. (См. Описи царского архива, стр. 43).
[Закрыть]. Власти лишили думного чина брата правителя окольничего Д. Ф. Адашева и изгнали его со службы. Постельничий И. М. Вешняков был удален от двора, та же участь постигла тестя А. Ф. Адашева Петра Турова и дворян Сатиных[587]587
Петр Туров участвовал в приеме послов в Кремлевском дворце в декабре 1559 г. и январе 1560 г. (Сб. РИО, т. 59, стр. 594, 600). Затем всякие сведения о нем прекращаются.
[Закрыть]. Началась чистка приказного аппарата от приверженцев и ставленников Адашева. В отставку вышли углицкий дворецкий дьяк И. Г. Выродков[588]588
Ко времени опалы И. Г. Выродков находился в Астрахани и в качестве астраханского воеводы ведал нагайцами. В ноябре 1560 г. царь сообщил правителям Ногайской орды, что «наложил опалу» на Выродкова и велел держать его «скована» в тюрьме, а весною отвезти в Москву. (См. Е. Н. К у ш е в а. Политика Русского государства на Северном Кавказе в 1552—1572 гг. —«Исторические записки», т. 34, стр. 264).
[Закрыть], глава Разрядного приказа И. Е. Цыплятев[589]589
Дьяк И. Е. Цыплятев участвовал почти во всех дипломатических переговорах с Литвой 1549—1558 гг. Как главный разрядный дьяк он сопровождал царя в походе 1559 г. (См. Сб. РИО, т. 59, стр. 269; Разряды, л. 260), После падения Адашева Цыплятев подал в отставку и постригся в Кирилло-Белозерском монастыре под именем Евфимия. (См. Кирилловская вкладная и кормовая книга. ГПБ им. Салтыкова-Щедрина. Отдел рукописей. Кир.-Бел.,.№ 78/1317, л. 83 об).
[Закрыть] и другие. Кружок Адашева, таким образом, прекратил свое существование.
По решению собора, Сильвестр был переведен из Кирилло-Белозерского монастыря на Соловки в вечное заточение. Его главный единомышленник боярин князь Д. И. Курлятев попал в ссылку в Смоленск, а затем получил полную отставку[590]590
Вместе с Курлятевым в Смоленск попал сын Сильвестра дьяк Анфим, ранее служивший в столице в Казенном приказе. (См. Сб. РИО, т. 71,. стр. 23, 47).
[Закрыть]. Покровитель Сильвестра боярин князь А. Б. Горбатый был удален от дел[591]591
Последние назначения по службе кн. Горбатый получил в 1559 г. (См. Разряды, лл. 260 об, 263).
[Закрыть]. Член Избранной рады боярин М. Я. Морозов оказался на воеводстве в Смоленске и пробыл там в почетной ссылке четыре года[592]592
По разрядам, Морозов был назначен в Смоленск в 7069 г., а затем ему дважды в 7070 и 7071 гг. продлевали срок пребывания там. (Разряды, лл. 279, 283, 300 об) «А был, еси, господине, – писал Морозову Тетерин, – наместником пять лет на Смоленске» и т. д. (Послания Ивана Грозного, стр. 536).
[Закрыть].
Сторонников Сильвестра в Боярской думе заставили принести специальную присягу на верность царю. Они клятвенно обязались порвать всякие сношения с опальными вождями Рады[593]593
Послания Ивана Грозного, стр. 41—42. По утверждению Грозного, репрессии против приверженцев рады носили сравнительно умеренный характер: «сыскав измены собаки Олексея Адашева со всеми его советники (он, царь. – Р. С.) милостивно гнев свои учнили: смертные казни не положили, но по розным местом розослали». (См. там же, стр. 41).
[Закрыть]. Таким путем правительство Захарьиных, чувствовавшее непрочность своего положения, пыталось нейтрализовать оппозицию в думе.
* * *
Во времена всевластия Сильвестра и Адашева влияние молодого царя на дела управления было, по-видимому, весьма ограниченным[594]594
Ко времени падения Избранной рады царь Иван Васильевич достиг тридцати лет. Внешне его окружали всевозможные знаки полной, почти рабской покорности и внимания. Английский путешественник, побывавший при царском дворе в 1558 г., писал на родину: «я думаю, в христианском мире нет государя, которого его подданные, дворянского и простого сословия, боялись бы больше и вместе с тем больше любили...». Враги, добавлял он, которых у него немало, боятся его не меньше, чем жаворонки сокола (См. И. Гамель. Указ. соч., стр. 44). Вспыльчивый и невоздержанный в гневе, царь наводил трепет на своих недругов. Среди подданных он пользовался определенной популярностью. Но ни страх врагов, ни популярность в народе еще не были свидетельством решающего влияния молодого царя на дела государства.
[Закрыть]. Царь часто вмешивался в государственные дела, но с его мнением не всегда считались[595]595
Памятуя собственный печальный опыт, царь в своем завещании поучал детей «мудрости» управления государством. Навыкайте делам управления и житейскому обиходу, писал он, «ино вам люди не указывают, вы станите людям указывати; а чего сами не познаете, и вы сами стате своими государствы владети и людьми». (ДДГ, стр. 427). Далее царь советовал сыновьям учиться, «как людей держати и жаловати и от них беречися и во всем их умети к себе присвоивати», как беречь и любить тех кто прямо служит, как на лихих класть опалу «не вскоре, по разсуждению, не яростию» и т. д. (Там же). Советы отличались немалой мудростью, но царь почти никогда не умел сам им следовать. Упрямый, своевольный и неуравновешенный, он слишком часто жаловал и приближал «за прямую службу» темных проходимцев и без всякого рассуждения казнил правых и виновных.
[Закрыть]. Наставники не слишком высоко оценивали способности своего подопечного, что глубоко обижало последнего[596]596
Послания Ивана Грозного, стр. 38.
[Закрыть]. «Не мни мя неразумна суща, – писал царь Курбскому, – ниже разумом младенчествующа, яко же начальницы ваши поп Селивестр и Олексей неподобно глаголали»[597]597
Послания Ивана Грозного, стр. 56—57.
[Закрыть]. Приведенные строки написаны были в момент запальчивости, тем не менее они достаточно красноречиво характеризуют взаимоотношения между молодым Грозным и его советниками.
Годы правления Избранной рады были, по утверждению Грозного, временем всевластия бояр. Бояре с попом Сильвестром и Адашевым, «хотесте» «под ногами своими век Русскую землю видети», «сами государилися, как хотели а с меня есте государство сняли: словом яз был государь а делом ничего не владел»[598]598
Послания Ивана Грозного, стр. 209
[Закрыть]. Подобные утверждения не лишены были, конечно, известной доли преувеличения. Не в основе их лежал один несомненный факт. Могуществе временщиков, подобных Сильвестру и Адашеву, в действительности было простым выражением всевластия аристократической Боярской думы.
После отставки Сильвестра и Адашева царь постарался искоренить самую память об опальных временщиках[599]599
Благочестивые наставления Адашева против охоты и прочих поте: были скоро забыты. Теперь царь мог в канун самых ответственных решений и реформ ездить на охоту, осекал «по островом» осеки, «пущал» медведей и так тешился много дней. (ПСРЛ, т. XIII, стр. 391).
[Закрыть]. То что считалось при них хорошим тоном, подвергалось теперь безусловному осмеянию. На смену унылому постничеству пришли роскошные пиры и потехи[600]600
Бесчинства царя коробили бояр. Но когда ревнители старины отказывались участвовать в царских потехах, их корили тем, что они «недоброхотны» царю, и «еще Селивестров или Алексеев дух, сиречь обычаи, н вышел из них!». (См. Курбский. История. – РИБ, т. XXXI, стр. 267-268).
[Закрыть]. Царь Иван лукаво объяснял происшедшие при дворе перемены интересами государственной пользы[601]601
В письмах к Курбскому царь утверждал, будто играми и потехами о хотел добиться популярности среди народа и дворян, «сходя к немощ их (!), точию дабы нас, своих государей, познали, а не вас, изменников! «И сего ради церковное предстояние не твердо, ово убо ради царски правлений, еже вами разрушено...» (См. Послания Ивана Грозною, стр. 15).
[Закрыть].
Новые сподвижники царя всячески льстили ему, восхваляя его мудрость и величие[602]602
Курбский наивно замечает, что царь был «прельщен» новыми любимцами, «ласкателями» и сотрапезниками вроде Басманова. «А еже восхваляше тя, и возношаше и глаголаше тя царя велика, непобедима храбра..? Егда же надут от них и прельщен, что получил еси?» – спрашивал царя его старый советник. (См. Курбский. Сочинения, стр. 269)
[Закрыть]. Бесконечные славословия, лесть и лицемерие придворных как нельзя более подходили к новым настроениям царя, его требованиям неограниченной власти[603]603
Перед самой опричниной двор Грозного посетил итальянский купе Барберини. Он нашел, что царь правит государством самопроизвольно и самовластно. По своей воле государь конфискует имущество любого из подданных, «потом уж и не слышно ничего, что с ним (опальным Р. С.) последует, даже о том и говорить никто не смей». Впрочем, чиновники и правители страны столь бессовестны и продажны, что заслуживают строгого наказания. В этом, замечает автор, московиты поступают по мне, преблагоразумно, что слушают царя, если не по доброй воле, по крайней мере, со страха. (См. В. Любич-Романович. Сказания иностранцев, стр. 21, 33).
[Закрыть].
Примерно через неделю после кончины царицы Анастасии митрополит и епископы обратились к Ивану Васильевичу с неожиданным ходатайством. Они просили царя чтобы он отложил скорбь и «женился ранее, а себе бы нужи не наводил»[604]604
ПСРЛ, т. XIII, стр. 329. Причиной такой поспешности, как пишет С. Б. Веселовский, были обстоятельства самого деликатного свойства. Как передает летописец, «умершей убо царице Анастасие, нача царь яр быти и прелюбодействен зело». На упреки Курбского насчет «кроновых жертв», царь отвечал прямо и откровенно: «А будет молвишь, что яз о том не терпел и чистоты не сохранил, ино вси есмя человецы». (См. С. Б. Веселовский. Исследования, стр. 95).
[Закрыть]. Митрополит и стоявшая за его спиной дума руководствовались не только моральными, но и политическими расчетами. Они надеялись, что новый брак ослабит влияние Захарьиных, родственников умершей царицы. По совету с думой и духовенством царь решил искать невесту в иных землях[605]605
Первый брак царя шокировал титулованную знать. Бояре с пренебрежением отзывались о «робе» царице. Новый брак отвечал аристократическим традициям в большей мере.
[Закрыть]. Но сватовство при польском и шведском дворах не имело успеха[606]606
В Литве королевский совет требовал лишить прав на престол старших детей царя и объявить наследниками детей от второго брака, а также прекратить военные действия в Ливонии и т. д. (См. Сб. РИО, т. 71, стр. 44). Король Сигизмунд желал выдать за царя свою сестру Катерину, но королевский совет воспротивился браку. (См. Послания Ивана Грозного, стр. 361, 368). В Швецию царские послы прибыли в тот момент, когда умер король Густав и вся страна была в трауре.
[Закрыть]. Более удачным оказалось сватовство при дворе мелкого черкесского владетеля, кабардинского князя Темир-Гуки. 15 июня 1561 г. гонцы привезли его дочь, юную княжну Кученей, в Москву. Иван велел черкешенке «быти на своем дворе, смотрел ее и полубил». 21 августа царь обвенчался с Кученей, принявшей в крещении имя Мария. Брачный пир в Кремле продолжался три дня. В течение этого времени все ворота Москвы оставались на запоре. Жителям столицы и иностранцам под страхом наказания запрещено было покидать свои дворы[607]607
Причина такого распоряжения, пишет английский купец А. Дженкинсон, находившийся тогда в Москве, до сего дня остается (неизвестной. (См. Английские путешественники в Московском государстве XVI века. Пер. Ю. В. Готье. М., 1937, стр. 199; ПСРЛ, т. XIII, стр. 333).
[Закрыть]. Власти боялись как бы чернь не омрачила свадебного веселья, как то случилось после первой царской свадьбы в 1547 году.
В дни приготовлений к царской свадьбе в Москву прибыли послы от константинопольского патриарха. Специальной грамотой вселенский собор подтверждал право московита на царский титул[608]608
Патриарх и все его соборы «благословиша боговенчаннаго царя и великого князя Ивана Васильевича всеа Русии, еже быти и зватися ему царем, законно и благочестно венчанному, вкупе от них... благословение...» (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 334).
[Закрыть]. Глава вселенской православной церкви освятил своим авторитетом власть православного московского царя. Затеянные по этому поводу пышные богослужения призваны были поднять престиж монарха и е нового правительства.
* * *
Группировка Захарьиных оказалась почти в полной изоляции во время династического кризиса начала 50-х гг. После падения Рады Захарьины оказались в еще более сложном положении. Их противниками выступили не только князья Старицкие, вожди удельной знати, но и могущественный клан Суздальских князей, не примкнувший к Старицким во время династического кризиса 50-х годов. В оппозиции к новым властям оказались все те группировки Боярской думы, которые ранее объединялись вокруг Сильвестра. Возникновение могущественной оппозиции в Боярской думе, а также последующие расколы в думе сузили политическую базу правительства.
Глава II.
Канун опричнины.
Вскоре после свадьбы с Марией Черкасской царь Иван составил новое духовное завещание, желая закрепить престол за детьми от первого брака, определить имущественное положение новой царицы и возможных ее детей[609]609
Около 1563 г. в ближней царской канцелярии был составлен официальный отчет о династическом кризисе 1553 года (приписка к т. н. Царственной книге). В нем мы находим следующие строки: «Дияк Иван Михайлов воспомяну государю о духовной; государь же повеле духовную съвершити, всегда бо бяше у государя сие готово». (ПСРЛ, т. XIII, стр. 523). Последние строки относились и к началу 60-х годов.
[Закрыть]. Ввиду того, что наследнику престола царевичу Ивану едва исполнилось семь лет, Грозный приказал в случае собственной кончины образовать при царевиче регентский совет. Бояре-регенты принесли присягу на верность царевичам и царице Марье, а также скрепили подписями специальную запись, служившую приложением к царской духовной. Они поклялись не искать себе государя «мимо» наследника и управлять страной в полном соответствии с царской духовной[610]610
Текст присяги, принесенной боярами-регентами, содержал прямые ссылки на царскую духовную. «Что еси государь наш царь и великий князь написал в своей духовной грамоте»; «а правити нам сыну твоему государю своему царевичу Ивану... по твоей духовной грамоте...» (См., СГГД, ч. I, № 174, стр. 474).
[Закрыть]. В совет вошли главнейшие руководители правительства: удельный князь И. Ф. Мстиславский, бояре Данила Романович (Юрьев-Захарьин), Василий Михайлович (Юрьев-Захарьин), Иван Петрович (Яковлев-Захарьин), Федор Умного (Колычев), думные дворяне князья А. П. Телятевский, П. Горенский и думный дьяк А. Васильев[611]611
СГГД, ч. I, № 174, стр. 474—475. Известную трудность вызывает расшифровка подписи: Иван Петров. Из двух бояр с этим именем (Яковлев и Федоров) первый находился в Москве в 1561—1562 гг., тогда как второй служил в Юрьеве. А. А. Зимин сравнил подпись грамоты с подписями И. П. Яковлева и И. П. Федорова на приговоре Земского собора 1566 г. и бесспорно установил, что в первом случае «рукоприкладствовал» Яковлев. (См. А. А. Зимин. Опричнина, стр. 88, прим. 3).
[Закрыть].
Состав регентского совета дает наиболее точное представление относительно перемен, происшедших в ближней думе после опалы на Сильвестра и Адашева.
Старомосковское боярство составило наиболее влиятельную часть регентского совета, но круг его представителей заметно сузился. Из ближней думы были устранены такие влиятельнейшие ее члены, как боярин М. Я. Морозов и И. В. Большой Шереметев. Наибольшие выгоды из переворота извлекла боярская фамилия Захарьиных. Из пятерых бояр, членов регентского совета, трое принадлежали к роду Захарьиных, а четвертый (Ф. И. Колычев) был их однородцем. Семейство Колычевых не играло сколько-нибудь заметной роли в боярской среде в период правления Сильвестра. Член регентского совета Ф. И. Колычев получил окольничество ко времени падения Рады в 1560 г., боярином же он стал через год-два. Таким образом, в Боярской думе он был совсем новым человеком[612]612
Ф. И. Умной привел к присяге бояр, поручившихся за опального главу Боярской думы кн. И. Д. Бельского в 1562 г. В следующем году он отвез опальную тетку царя Старицкую в заточение на Белоозеро. В том же году он участвовал в ответственных переговорах с литовскими послами. (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 368; Сб. РИО, т. 71, стр. 121 и др.). В посольских книгах 60-х гг. утрачено начало наказа боярам, ведшим переговоры с литовцами. В тексте наказа упомянуты имена Василия (Юрьева), Алексея (Басманова), Федора Ивановича (Умного), Ивана (Висковатого), Андрея (Васильева) и Андрея Яковлева (Щелкалова). (Там же, стр. 198—202, 208 и др.).
[Закрыть].
В состав ближней думы начала 60-х гг. вошли молодые друзья царя князья А. П. Телятевский и П. И. Горенский, но они не оказывали решающего влияния на правительственные дела. Оба начали карьеру в 50-х гг. и служили еще в январе 1559 г. оруженосцами (рындами) в царской свите[613]613
Разряды, л. 260 об. Кн. А. П. Телятевский происходил из знатной, но давно обедневшей ветви князей Тверских-Микулинских. Телятевские служили при дворе по спискам «помещиков из Ярославля» и почти вовсе не имели вотчин. (ТКТД, стр. 123; см. также В. Б. Кобрин. Состав опричного двора Ивана Грозного. – «Археографический ежегодник за 1959 год», М., 1960, стр. 75—76). В конце 1560 г. Телятевский получил первое ответственное поручение по службе. Царь желал беспристрастного расследования обстоятельств смерти А. Ф. Адашева, поэтому отказался от мысли поручить розыск кому-либо из старых придворных и послал в Юрьев Телятевского. Последний успешно справился со своей задачей. В Полоцком походе 1562 г. он командовал сторожевым полком, а позже получил думное дворянство. (См. Витебская старина, т. IV, стр. 38). Кн. П. И. Горенский, сын боярина, происходил из первостатейной знати. Своей быстрой карьерой в начале 60-х гг. он был обязан, кажется, тесным связям с Захарьиными (См. ниже).
[Закрыть].
Основу новой правительственной коалиции составлял, как и в период после московского восстания, союз между удельно-княжескими элементами и старомосковской нетитулованной знатью. Поэтому пост официального руководителя регентского совета занял знатный удельный князь И. Ф. Мстиславский. Но с начала 60-х гг. союз старомосковского боярства с удельной знатью утратил прежнее значение. Группировка Захарьиных не допустила к участию в новой правительственной коалиции своих давних противников Старицких, обладавших наибольшим политическим весом среди всех удельных князей. Старицким принадлежало самое крупное удельное княжество, в думе их поддерживала многочисленная родня (князья Щенятевы, Куракины, Голицыны и т. д.) и приверженцы (князья Оболенские, Пронские). Показательно, что в состав регентского совета не вошел ни официальный глава Боярской думы удельный князь И. Д. Бельский, ни близкие к правительству удельные князья Воротынские. И только князь И. Ф. Мстиславский, фигура совершенно бесцветная в политическом отношении, был допущен в регентский совет. Устранение из ближней думы наиболее влиятельных удельных князей вызвало резкое недовольство удельной аристократии[614]614
В первый год после падения Рады старшие удельные князья продолжали руководить Боярской думой. Так, в феврале 1561 г. литовских послов приняли от имени думы трое удельных князей: Бельский, Мстиславский, Воротынский. Затем Воротынский возглавил комиссию, руководившую переговорами с литовцами и т. д. (Сб. РИО, т. 71, стр. 26, 33). Однако к 1562 г. влияние удельной знати стало быстро падать.
[Закрыть]. Образование удельной фронды явилось важнейшим фактором политической истории начала 60-х годов.
Прямым следствием победы старомосковской знати было устранение из правительства наиболее авторитетных вождей титулованной знати:прославленного воеводы князя А. Б. Горбатого и руководителя Рады князя Д. И. Курлятева-Оболенского.
В состав регентского совета был допущен только один представитель титулованных князей кравчий П. И. Горенский-Оболенский, но он был человеком совсем молодым и в смысле влияния далеко уступал своим старшим сородичам боярам Д. И. Немому, В. С. Серебряному, М. П. Репнину, Ю. И. Кашину и П. С. Серебряному, не вошедшим в ближнюю думу.
Высшая титулованная знать не могла смириться с тем, что «молодые люди» Захарьины «истеснили» великие и знатные княжеские фамилии. Неудивительно, что с начала 60-х гг. титулованная аристократия оказывается в оппозиции к новому правительству.
Крушение широкой коалиции разнородных боярских группировок, объединившихся в 50-х гг. вокруг Сильвестра, и захват власти Захарьиными положили начало глубокому конфликту между монархией и титулованной знатью, засевшей в Боярской думе. Субъективно весь конфликт был осознан Грозным как великая боярская «измена», как боярское «самовольство», которому царь противопоставил теорию самодовлеющей, неограниченной власти монарха[615]615
На протяжении всей жизни царь Иван хранил воспоминания о кровавых боярских смутах, свидетелем которых он был в годы сиротского детства. Достигнув зрелого возраста, Иван не раз выражал глубокое недоверие великим боярам и вельможам. Курбский рассказывает, что на третий день по взятии Казани молодой Иван, разгневавшись на кого-то из своих бояр, в присутствии всех заявил: «Ныне... об(о)ронил мя бог от вас!». (См. Курбский. Сочинения, стр. 205).
[Закрыть].
* * *
Одним из первых практических мероприятий правительства, пришедшего на смену Избранной раде, было образование Углицкого удельного княжества. Великий князь Василий III перед смертью распорядился выделить младшему сыну Юрию удельное княжение со столицей в Угличе. Во все время боярского правления и Избранной рады это его распоряжение не было осуществлено. Одной из причин тому была полная недееспособность князя Юрия, глухонемого от рождения. Для управления территорией удела был образован Углицкий дворец, который возглавлял в начале 50-х гг. И. Г. Выродков[616]616
См. ТКТД, стр. 114. Во время болезни царя в 1553 г. кн. Д. Ф. Палецкий заявил, что поддержит притязания В. А. Старицкого на престол, если тот предоставит удел его слабоумному зятю князю Юрию «по великого князя Василиеве духовной грамоте». (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 523). Однако во время Рады интриги родни Юрия не увенчались успехом.
[Закрыть]. С. Б. Веселовский пишет, что князь Юрий так и не был отпущен на удел, а все управление его уделом осуществляли царские дьяки[617]617
С. Б. Веселовский. Последние уделы Северо-Восточной Руси – «Исторические записки» т. 22, стр. 101—102.
[Закрыть]. Но это неверно. Углицкий удел был образован по личному распоряжению Грозного тотчас после падения правительства Адашева в 1560 г. Как сообщает летопись, в августе 1560 г. царь «учинил» у князя Юрия «особно бояр и дворецкого и дияков и дворян и столников и стряпчих и всякых приказных людей, как довлеет быти всякому государьскому чину...»[618]618
ПСРЛ, т. XIII, стр. 329.
[Закрыть]. Углицкое удельное правительство возглавили знатный боярин князь И. А. Куракин, окольничий князь Д. С. Шестунов и дворецкий князь А. И. Прозоровский[619]619
Разряды, лл. 279—279 об. Интересно, что в походе на Полоцк в 1562—1563 гг. участвовали 205 городовых и 40 дворовых детей боярских из Углича. (См. Витебская старина, т. IV, стр. 34).
[Закрыть]. Границы удельного княжества были определены в соответствии с духовным завещанием Василия III. В состав удела вошли города Углич, Малый Ярославец, Калуга, Бежецкий Верх, Медынь, Кременск, Мещерск, несколько крупных сел под Москвой и множество волостей. «От себя» Грозный пожаловал брату город Брянск и приказал выстроить удельному князю двор в Кремле на месте дворов князей Ю. И. Дмитровского и М. Ю. Захарьина, подлежавших сносу[620]620
ДДГ, стр. 440—441; ПСРЛ, т. XIII, стр. 329.
[Закрыть]. Таким образом князь Юрий получил свою долю в Москве.
Углицкий удел был крупнейшим удельным княжеством второй половины XVI века. По размерам он никак не уступал Старицкому уделу и далеко превосходил все прочие княжества.
Какие причины побудили правительство реставрировать удельные порядки в центральных уездах государства? Несомненно, что подобной мерой царь желал прежде всего упрочить положение правящей династии. В правление Сильвестра удельная знать постепенно стала утрачивать роль противовеса по отношению к суздальской знати. С падением Избранной рады возникла удельная фронда. Правительство стремилось восстановить поколебленное равновесие и с этой целью образовало Углицкое удельное княжение. Ввиду полной недееспособности глухонемого князя Юрия всеми делами в уделе заправляло боярское правительство во главе с князем И. А. Куракиным, близким родственником княгини Е. Старицкой. Это правительство очень скоро было втянуто в политическую борьбу и поддержало удельную фронду в ее борьбе с монархией.
Недаром в самые первые дни опричнины царь распорядился заточить в монастырь бывшего главу углицкого правительства князя И. А. Куракина. По утверждению Курбского, казни подвергся также углицкий дворецкий князь А. И. Прозоровский[621]621
См. ниже.
[Закрыть].
Углицкое удельное княжество просуществовало не более трех лет и после смерти князя Юрия 24 ноября 1563 г. прекратило свое существование[622]622
ПСРЛ, т. XIII, стр. 372.
[Закрыть].
Наибольшим и почти исключительным влиянием в ближней думе начала 60-х гг. пользовались бояре Захарьины. Одним из первых мероприятий, проведенных по их инициативе, было учреждение «особного» двора у наследника престола царевича Ивана и его брата царевича Федора. Царь распорядился строить для сыновей «особный двор» за день до смерти царицы Анастасии. Вскоре на дворе у царевиче был поставлен собор и учреждено «протопопствие» с соборным причтом. Грозный велел «делати церкви и хоромы спешно, чтобы детем своим в том дворе устроитися ранее»[623]623
ПСРЛ, т. XIII, стр. 328—329.
[Закрыть]. Для обслуживания дворца царевичей был образован особый штат чинов: ключники Сытного, Кормового и Хлебного дворце и т. д. (Интересно, что все дворовые люди, что «были у царевичев», оставались в годы опричнины в земщине и «государево жалованье имали в Большом приходе»)[624]624
См. Д. Н. Альшиц. Новый документ о людях и приказа опричного двора Ивана Грозного после 1572 г. – «Исторический архив т. IV, М.—Л., 1949, стр. 54, 57, 61.
[Закрыть]. При царевичах была образована особая дума, в которую вошли дядья царевичей – бояре В. П. Яковлев и князь В. А. Сицкий[625]625
Разряды, л. 338 об.
[Закрыть]. Первый из них стал дворецким (гофмейстером) у наследника царевича Ивана[626]626
Послание Таубе и Крузе, стр. 54.
[Закрыть].
Образование особой думы при царевичах позволило 3ахарьиным взять в свои руки управление Москвой. (В предыдущие годы Москвой правила «семибоярщина», в которой несколько лет подряд первенствовали князья Шуйские. Когда в мае 1562 г. царь выступил в литовский поход, «ведать Москву» он оставил сыновей и с ними бояр Д. Р. и Н. Р. Юрьевых, В. М. Юрьева, В. П. Яковлева, князя В. А. Сицкого, окольничих И. И. Чулкова и В. И. Умного. Грозный поручил наследнику «по вестем во все городы о бережение к воеводам писати от себя, и всякие свои земские дела приказал делати сыну своему царевичу Ивану»[627]627
ПСРЛ, т. XIII, стр. 341.
[Закрыть]. Практически за восьмилетнего царевича столицей управлял бояре Юрьевы. В те же месяцы родня Юрьевых боярин И. П. Яковлев-Захарьин, будучи первым дворовым воеводой командовал царским полком в литовском походе[628]628
Разряды, л. 288 об.
[Закрыть].
Важнейшие официальные документы начала 60-х гг. показывают, что Захарьины стали играть первостепенную роль как в управлении внутренними делами, так и в определении внешнеполитической программы. В. М. Юрьев после падения Адашева немедленно вернулся к дипломатической деятельности. Он принимал различных гонцов в 1561—1562 гг., вел ответственные переговоры с литовскими послами в ноябре 1563 – январе 1564 г.[629]629
Сб. РИО, т. 71, стр. 33, 234, 93, 245, 267—274.
[Закрыть]. Как ближний боярин, В. М. Юрьев выдал на поруки арестованного князя И. Д. Бельского (март 1562 г.). Аналогичную миссию при освобождении удельного князя А. И. Воротынского (апрель 1563 г.) и члена Избранной рады Шереметева (март 1564 г.) исполнял боярин И. П. Яковлев-Захарьин[630]630
СГГД, ч. I, № 175—179, 181.
[Закрыть]. Боярин Д. Р. Юрьев играл важную роль в дворцовом управлении. Он возглавлял Большой дворец, а в 1562 г. стал заведовать также Тверским дворцом[631]631
Сб. РИО, т. 71, стр. 74. В октябре 1562 г. литовцы обратились с грамотой к кн. Бельскому, Д. Р. Юрьеву и «иншим бояром – ближней раде». Спустя месяц литовский гонец был принят его царского величества ближней думой князьями Бельским, В. М. Глинским, Д. Р. Юрьевым и В. М. Юрьевым – Захарьиными. (Там же, стр. 94, 98, 102). В первой половине 1563 г. литовцы вновь обратились к главнейшим боярам Бельскому, Д. Р. и В. М. Юрьевым. Ответ был составлен в слободе от имени Бельского, Мстиславского, И. И. Пронского и Д. Р. Юрьева, причем специально разъяснялось, что В. М. Юрьев находится в Москве «для царских справ» и петому не подписал грамоту. (Там же, стр. 146).
[Закрыть].
Одним из следствий победы Захарьиных явилась широкая раздача думных чинов представителям старомосковских нетитулованных родов. Боярством были пожалованы Л. А. Салтыков-Морозов, М. И. Вороново-Волынский, Ф. И. Умного, Н. Р. Юрьев-Захарьин, В. В. Морозов (1560—1562), Ф. И. Сукин (к 1561 г.), В. П. Яковлев (к 1562 г.) и т. д. Окольничими стали М. М. Лыков, П. П. Головин, М. М. Тучков-Морозов, А. А. Бутурлин, М. П. Головин, В. И. Умного, И. И. Чулков (1560—1562 г.)[632]632
По мнению А. А. Зимина, списки членов Боярской думы в Дворовой тетради 1551—1552 гг. заполнялись вплоть до начала 1562 г. (См. А. А. Зимин. Реформы, стр. 373). Нам представляется, что думные списки перестали заполняться сразу после падения А. Ф. Адашева в конце 1560 г. В списках окольничих в числе последних записаны Ф. И.‘Сукин, А. А. Бутурлин и Головины. Первый из них стал окольничим между январем 1559 г. и январем 1560 г. (См. Разряды, л. 260; Сб. РИО, т. 71, стр. 1). А. А. Бутурлин получил чин во всяком случае ранее 11 января 1560 г. (См. Сб. РИО, т. 129, стр. 68). В тексте Дворовой тетради последняя запись явно испорчена: «Иван да Фома Петровичи Головины».
Фома умер еще в 7065 (1556—1557) г., зато его младший брат М. П. Головин получил окольничество к весне-лету 1560 г. (Разряды, л. 267).
В боярском списке последним записан Ф. И. Умной, который был. окольничим еще 30 января 1560 г., а чин боярина получил ранее марта 1562 г. (Сб. РИО, т. 59, стр. 602; СГГД, ч. I, № 176). Зато в список не внесен боярин Ф. И. Сукин, получивший чин боярина между декабрем 1560 г. и 11 февралем 1561 г. (Сб. РИО, т. 71, стр. 20, 33). В мае 1562 г. были составлены подробные разряды, в которых упоминались бояре Н. Р. Юрьев, В. П. Яковлев, В. В. Морозов, окольничие В. И. Умной, И. И. Чулков, кн. И. Ф. Хворостинин и т. д. (ПСРЛ, т. XIII, стр. 341; Разряды, лл. 287—287 об, 281 об). Никто из них не записан в думные списки Дворовой тетради, хотя многие из них получили думный чин, по-видимому, еще в конце 1560 —начале 1562 гг. Отсюда можно заключить, что Дворовая тетрадь утратила значение официального документа и перестала пополняться вскоре после отставки Адашева.
В своей последней работе А. А. Зимин отмечает, что ведение Дворовой тетради было прекращено около 1561 г. (См. А. А. Зимин. Опричнина, стр. 353—354, прим. 4).
[Закрыть]. Все эти пожалования имели четко выраженную направленность. Боярами стали последние из Захарьиных, еще не имевшие высшего думного чина, а также их приверженцы и родня[633]633
Окольничество получил троюродный брат Юрьевых М. М. Тучков-Морозов. Из прочих Морозовых боярский чин получил прежде всего оружничий Л. А. Салтыков, как и И. П. Челяднин, связавший свою судьбу с Захарьиными еще в дни кризиса 1553 года. В думу вошли также однородцы И. П. Челяднина А. А. Бутурлин и И. И. Чулков. Окольничими стали дальний родственник Юрьевых М. П. Головин, брат регента В. И. Умной и т. д. Отметим, что Головины породнились с Захарьиными благодаря браку Н. Р. Юрьева с В. Ю. Ховриной-Грязной, происходившей из рода Головиных. (См. Веселовский. Исследования, стр. 130).
[Закрыть].
В тот же период доступ в Боярскую думу получили лишь единичные представители титулованной княжеской знати. Чин боярина получили однородец царского свояка Сидского князь И. Ф. Хворостинин, дядя думного дворянина Горенского князь Ф. М. Черный-Оболенский, отец думного дворянина Телятевского князь П. И. Телятевский и т. д.[634]634
Разряды, лл. 287—287 об.
[Закрыть]
Захарьины постарались упрочить свое влияние в Боярской думе, а также и в приказном аппарате управления. Прежде всего они добились возвращения из многолетней ссылки Н. А. Фуникова-Курцева, подвергшегося преследованию со стороны Сильвестра. Получив думный чин казначея, Курцев возглавил центральное государственное ведомство Казенный приказ (ранее 9 февраля 1561 года)[635]635
Сб. РИО, т. 71, стр. 24.
[Закрыть].
Правительство щедро вознаградило еще одного противника Сильвестра дьяка И. М. Висковатого. Дьяк получил думный чин печатника и стал главным помощником Н. А. Курцева в Казенном приказе[636]636
Сб. РИО, т. 71, стр. 24.
[Закрыть]. Свою деятельность в Казне Висковатый начал с «реформы» печати. 3 февраля 1561 г. старая «меньшая» великокняжеская печать была заменена большой печатью, украшенной символом самодержавия: «орел двое-главной, а середи его человек на коне, а на другой орел же двоеглавной, а середи его инърог»[637]637
ПСРЛ, т. XIII, стр. 331.
[Закрыть].
Новое правительство, по-видимому, произвело основательную чистку приказного аппарата. В главном военном ведомстве, Разрядном приказе, место старого опытного дьяка И. Е. Цыплятева занял И. Т. Клобуков, родня знаменитого осифлянина В. Топоркова-Клобукова[638]638
Витебская старина, т. IV, стр. 38. В Разрядных книгах дьяки писались в строго определенном порядке: сначала разрядный дьяк, затем посольский и т. д. Еще в 1559 г. первым разрядным дьяком числился И. Е. Цыплятев, тогда как Клобуков был записан пятым в дьяческом списке. (Разряды, л. 260). Но уже в Полоцком походе 1562 г. И. Т. Клобуков сопровождал царя как первый разрядный дьяк. (См. ; там же, л. 287 об). Через три года дьяк вновь упомянут как глава Разряда: «в Розрядной избе у дьяков у Ивана Клобукова с товарыщи». (Сб. РИО, т. 71, стр. 345).
[Закрыть]. Около 1562 г. дьячество получил А. Я. Щелкалов, обязанный первыми успехами своей карьеры, скорее всего, покровительству со стороны Сукиных[639]639
См. Витебская старина, т. IV, стр. 38; Сб. РИО, т. 71, стр. 139, 257, 273. Поздняя традиция неизменно связывала между собой имена Сукиных и Щелкаловых. Авторы одного родословного памфлета XVII в. утверждали, будто Сукиных «вынесли в люди» всемогущественные Щелкаловы. Однако в действительности дело обстояло как раз наоборот. Ф. И. Сукин был одним из главных руководителей приказного аппарата, когда А. Я. Щелкалов делал первые шаги на бюрократическом поприще. (Родословная роспись XVII в БАН, отдел рукописей, 32.15.16, лл. 118—119; -Н. П. Лихачев. Разрядные дьяки, стр. 215).
[Закрыть].
Казначей Ф. И. Сукин был одной из самых колоритных фигур в среде дворянской служилой бюрократии. Под его начальством начинал службу А. Ф. Адашев. Ловкий, пронырливый делец, Сукин управлял Казенным приказом на протяжении 15 лет, держась на поверхности при всех правителях. Во время суда над Сильвестром дядя казначея старец Мисаил Сукин энергично поддерживал домогательства Захарьиных. Придя к власти, Захарьины отблагодарили семью Сукиных. В начале 1560 г. Ф. И. Сукин получил чин окольничего, а в конце года был произведен в бояре. Пожалование высшего думного чина выходцу из худородных провинциальных дворян было столь же беспрецедентным случаем в политической жизни начала 60-х гг., как и аналогичное пожалование Ф. Г. Адашеву в предыдущем десятилетии. Согласно позднейшим преданиям, Сукины не раз писали доносы («доводили») на неугодных царю бояр, да и «в приказе, что хотели, то делали». Путем темных махинаций они составили крупное состояние. Сукины были типичными деятелями новой формации. Их стремительное возвышение было симптомом усиления влияния приказной бюрократии.
Новая роль приказной бюрократии, служившей послушным орудием монархии, вызывала крайнее раздражение титулованной знати, «вельмож», отстаивавших старинное право Боярской думы на управление страной. Курбский язвительно осмеивал царя за его доверие к приказным бюрократам из поповичей. Писарям русским, утверждал он, «князь великий зело верит, а избирает их не от шляхетского роду, ни от городна, но паче от поповичей или от простого всенародства а то ненавидячи творит вельмож своих»[640]640
Курбский. Сочинения, стр. 221.
[Закрыть].
К числу приказных людей «из поповичей» принадлежали думные люди Ф. И. Сукин, Н. А. Фуников-Курцев и т. д.[641]641
Фуников приходился племянником троицкому монаху Иеву, крестившему новорожденного Ивана Васильевича. (См. ПСРЛ, стр. 48).
[Закрыть]
Защитник старины, выходец из старой дьяческой фамилии Т. Тетерин высказывал не менее резкие суждения о значении приказной бюрократии. Царь больше не верит боярам, писал Тетерин М. Я. Морозову, «новые доверенные люди верники-дьяки, которые его половиною кормят, а другую половину собе емлют, у которых дьяков отцы вашим (боярам Р. С.) отцам в холопстве не пригожалися, а ныне не только землею владеют, но и головами вашими торгуют»[642]642
Послания Ивана Грозного, стр. 537.
[Закрыть].
* * *
Кружок Адашева с его программой дворянских реформ исчез с политической арены, но объективные тенденции, определявшие его деятельность, по-прежнему влияли на политическую жизнь страны. Поэтому новое правительство продолжало политику предыдущего десятилетия в некоторых сферах и, в частности, в сфере земельной политики.
В начале 60-х гг. правительство подготовило новое Уложение о княжеских вотчинах, которое служило прямым продолжением указа 15 мая 1551 года. Боярская дума утвердила новое Уложение 15 января 1562 г., видимо, после дебатов. Высшее духовенство было вовсе отстранено от обсуждения Уложения, поскольку новый закон противоречил земельным интересам церкви.
По сравнению с адашевским приговором начала 50-х годов новый указ ограничивал крупнейшее княжеско-вотчинное землевладение более последовательно и полно. Существенным образом менялись самый объем и действенность ограничений. Отныне княжатам вовсе запрещалось продавать и менять свои «старинные» родовые вотчины. Все сделки подобного рода объявлялись незаконными. Княжеская вотчина, проданная сыну боярскому «опричь» братии и племянника вотчича, подлежала конфискации в пользу казны. Подвергались конфискации также все без исключения вымороченные вотчины княжат. При наличии наследников только в женской линии княжеские вотчины также переходили в казну. «Великие» вотчины, завещанные князем-вотчинником жене или отданные за дочерями и сестрами в приданое, отчуждались с известным вознаграждением, земельным и денежным. Даже ближайшие родственники по мужской линии (братья и племянники, исключая сыновей) могли наследовать старинные княжеские вотчины лишь по царскому указу: «и государь того посмотря, по вотчине и по духовной и по службе, кому которую вотчину напишет, велит указ учинити»[643]643
АИ, т. I, № 154, стр. 269.
[Закрыть].
