355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Руслан Скрынников » Начало опричнины » Текст книги (страница 2)
Начало опричнины
  • Текст добавлен: 19 марта 2017, 10:00

Текст книги "Начало опричнины"


Автор книги: Руслан Скрынников


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Обзор источников

    В новейших работах по истории опричнины приведены подробные и достаточно полные обзоры источников по истории опричнины[73]73
  С. О. Шмидт. Вопросы истории России XVI века в новой исторической науке. – В сб. Советская историческая наука от XX к XXII съезду КПСС. Изд. АН СССР, М., 1962, стр. 98—104; А. А. 3 и м и н. Опричнина, стр. 54—80.


[Закрыть]
. Это избавляет нас от необходимости повторного перечисления источников и дает возможность сосредоточить внимание на анализе наиболее важных памятников.

    В настоящей работе использованы все основные источники, относящиеся к опричнине, от писцовых[74]74
  Среди всех писцовых книг, использованных автором, наиболее важное значение имеют писцовые книги Казанского и Свияжского уездов 60-х гг. XVI в., хранящиеся в ЦГАДА. Их подробная характеристика дана ниже, в гл. IV.


[Закрыть]
и Разрядных[75]75
  Наряду с опубликованными краткими и сокращенными редакциями Разрядных книг, автор использовал неопубликованные списки пространной редакции, в частности Разрядную книгу 1375—1605 гг. (ГПБ, собр. Эрмитажное, д. 390; подробнее об этой редакции см. Д. Н. А л ь ш и ц. Разрядная книга Московских государей XVI в.– «Проблемы источниковедения», сб. VI, М., 1958, стр. 130—151). Автор специального исследования о Разрядах В. И. Буганов относит Эрмитажный список к числу списков, подробнее и лучше всего передающих текст древнейших Разрядных книг. (См. В. И. Буганов. Разрядные книги последней четверти XV – начала XVII вв. Изд. АН СССР, М., 1962, стр. 28, 37).


[Закрыть]
книг, Посольских дел[76]76
  Помимо опубликованных посольских дел (польских, шведских, английских и ногайских книг, статейных списков путешествий русских послов, датских и ревельских актов) в работе использованы хранящиеся в архиве Крымские посольские книги, которые содержат весьма ценный материал. (ЦГАДА, ф. 123, кн. 10—14).


[Закрыть]
и различных монастырских документов[77]77
  Автор использовал кормовые и вкладные книги различных монастырей, в том числе ряд неопубликованных (см. ниже), многие неизданные монастырские синодики и т. д.


[Закрыть]
до разнообразных летописных материалов, писем и мемуаров.

    Главное затруднение, с которым сталкивается любой исследователь опричнины, состоит в скудости, фрагментарности сохранившихся источников. Подлинные опричные архивы погибли почти полностью во время московского пожара в 1571г. Из громадного фонда опричного делопроизводства до наших дней дошли лишь единичные документы. Государственный земский архив времен опричнины также очень сильно пострадал от многочисленных пожаров, вражеских нашествий (1612, 1812 гг.) и т. д.

    Скудость источников, невозможность проверить показания одного памятника путем сличения его со многими другими делают особо необходимыми специальные источниковедческие разыскания. В настоящем разделе дан критический обзор некоторых наиболее важных источников по истории опричнины: летописей, писем, мемуаров, духовных грамот, синодика опальных.

    Официальные московские летописи в различных редакциях и списках представляют собой ценнейший источник по политической истории 50—70-х годов. Непосредственное участие в редактировании и переработке летописного свода принимали сначала А. Ф. Адашев, а позже царь Иван.

    А. Ф. Адашев участвовал в составлении и редактировании таких летописных сводов, как «Летописец начала царства» за 1534—1553 гг. и различные его продолжения за 1553—1560 гг.[78]78
  Данное мнение подробно обосновано А. А. Зиминым. (См. А. А. Зимин. И. С. Пересветов и его современники, М., 1958, стр. 29—41).
      По мнению Н. Ф. Лаврова, «Летописец начала царства» доводил изложение до 1553 года, составлялся же он ранее 1555 г. (См. Н. Ф. Лавров. Заметки о Никоновской летописи. ЛЗАК, вып. I (XXXIV), Л., 1927, стр. 81). Позднее, пишет С. П. Розанов, летописец был дополнен материалами за 1553—1556 гг., «к чему, вероятно, был причастен А. Ф. Адашев». (См. С. П. Розанов. «Никоновский» летописный свод и Иосаф как один из его составителей. – «Известия по русскому языку и словесности», Изд. АН СССР, т. III, кн. I, Л., 1930, стр. 287).


[Закрыть]
. Тщательно анализируя текст «Летописца начала царства», А. А. Зимин пришел к выводу, что автор его «во-первых, принадлежал к числу противников осифлян и, во-вторых, был противником боярского своеволия». «Вероятнее всего, – пишет он, – составителем летописца был Алексей Адашев или кто-либо из его окружения»[79]79
  А. А. Зимин. Пересветов, стр. 32, 38. Как отмечает А. А. Зимин, составитель летописца «выступает отнюдь не против всех бояр, а, главным образом, против группировки Шуйских». (Там же, стр. 35). В деятельности Шуйских летописец видит главную причину боярской смуты в 1538– 1543 гг. В то же время он склонен смягчить ответственность князя А. И. Старицкого за антиправительственный мятеж 1537 г. и т. д.


[Закрыть]
.

    В начальных разделах летописи (до 1550 г.) мы находим очень немногие следы редакторской деятельности Адашева. Среди записей за 1549—1550 гг. вовсе отсутствуют сведения о «соборе примирения», принятии нового Судебника, первых приговорах о местничестве, вовсе не упоминается имя Адашева и т. д.[80]80
  При просмотре свода (в списке Оболенского) редактор летописи (вероятно, Адашев) после записи за август 1550 г. сделал помету на полях: «написати приговор о полкех» (ПСРЛ, т. XIII, стр. 161, прим. I). Но его «распоряжение» осталось неосуществленным: отчет о приговоре Адашев вставил в текст продолжения «Летописца начала царства». (См. ниже).


[Закрыть]
. Только в последнем разделе «Летописца», многословной «Повести о казанском взятии», со всевозможными подробностями описана деятельность Адашева как одного из главных руководителей восточной политики, часто упоминаются имена членов его кружка и т. д. Все это указывает на причастность кружка Адашева к составлению «Повести»[81]81
  Указанный раздел летописи имеет вполне самостоятельное значение. Он озаглавлен «Начало повести, еже створи... бог преславнаа чюдеса... царем... самодержцем православному христианству от безсерьменьскаги пленениа и работы, от безбожных казанских татар». (ПСРЛ, т. XIII, стр. 162). Заканчивается «Повесть» описанием казанского взятия (т. е. осуществления «чуда», обещанного в заголовке «Начала повести»), торжественной встречи царя в Москве и пира по случаю победы. (Там же, стр. 228). Далее идут разрозненные записи за 7061—7062 гг., с пропусками и т. д. Летописный рассказ от «Начала повести» и до ее завершения был составлен уже после казанского взятия 1553 г., ко ранее 1555 г. (См. Н. Ф. Лавров. Указ. соч., стр. 87).


[Закрыть]
.

      Деятельное участие Адашев принимал в составлении Продолжения «Летописца начала царства» за 1556—1560 гг. Известно, что, отправляясь в Ливонию в мае 1560 г., Адашев захватил со своей походной канцелярией составленные им материалы для «летописца лет новых». В царском архиве хранился «обыск князя Ондрея Петровича Телятевского в Юрьеве Ливонском про Олексееву смерть Адашева, и списки черные, писал (Адашев.—Р. С.) память, что писати в летописец лет новых, которые (списки. – Р. С.) у Олексея взяты»[82]82
  Описи царского архива XVI века и архива Посольского приказа 1614 г. Под ред. С. О. Шмидта. М., 1960, стр. 43.


[Закрыть]
(Курсив наш. – Р. С.)

      Телятевский выполнил свою миссию и отвез в Москву найденные им черновые списки летописца, писанные Адашевым, после чего летописанием стало заведовать новое лицо, кажется, дьяк И. М. Висковатый. Этот последний собирал материалы для последующего летописца (за годы с 1560 (7068) и позднее) и хранил их в отдельном ящике своего архива. В описи архива означен «Ящик 224. А в нем списки, что писати в летописец, лета новые прибраны от лета 7068-го до лета 7074-го и до 76-го»[83]83
  Описи царского архива XVI века и архива Посольского приказа 1614 г. Под ред. С. О. Шмидта. М., 1960, стр. 43.


[Закрыть]
.

      Переход летописания из рук Адашева в руки других лиц после опалы его в 1560 (7068) г. очень точно прослеживается на основании текста летописи. В некотором отношении записи за 1559—1560 гг. напоминают черновые заготовки-материала: события тут датируются месяцами, почти полностью отсутствуют поденные записи. Так, за полтора года с января 1559 г. и до лета 1560 г. в летописи помечены лишь семь точных дат (17.01, 21.01, 27.01, 24.04, 1.10, 1.12 1559 г. и 20.02 1560 г.)[84]84
  ПСРЛ, т, XIII, ч. 2, СПб., 1906, стр. 314—315, 318, 320, 321. 325.


[Закрыть]
. Манера изложения решительно меняется с записей за июль 1560 г., когда в летописи начинают преобладать поденные записи (за 13.07, 17.07, 19.07, 2.08, 6.08, 7.08 и т. д.)[85]85
  ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, СПб., 1906, стр. 327—328.


[Закрыть]
. Заметно меняется внешнее оформление текста. До появления поденных записей материал летописи дробился на отдельные отрывки с обязательным заголовком, выполненным киноварью. После их появления отдельные заголовки (за единичными исключениями) совершенно исчезают. Последняя помесячная запись с отдельным заголовком («Отпуск в немцы большой наряд») сообщает о посылке в Ливонию А. Ф. Адашева в мае 1560 г.[86]86
  ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, СПб., 1906, стр. 327. Следующая запись летописи «О Московском пожаре» начинается с фактической ошибки: «того" же лета, июля в 13 день, в четверг». На самом деле 13 июля (день пожара) приходился на субботу. Запись была сделана человеком, который сам не пережил пожара, или же запись появилась спустя много времени.


[Закрыть]
. По-видимому, «черновые списки», находившиеся в канцелярии Адашева во время Ливонского похода, доводили изложение событий до начала 1560 г.[87]87
  Ср. Львовскую летопись, где события доведены до февраля 1560 года. (ПСРЛ, т. XX, ч. 2, СПб., 1914, стр. 621).


[Закрыть]
. Списки эти содержали материал за «новые лета», т. е. за несколько последних лет, непосредственно предшествовавших 1560 году.

    Самые ранние летописные списки (Патриарший и Оболенского) позволяют довольно точно определить тот летописный отрывок, над которым работал Адашев в последние годы жизни[88]88
  При редактировании двух названных списков Адашев в ряде случаев вписывал в текст свое имя и производил прочную правку. Так, имя Адашева вставлено в рассказ о взрыве тайника под Казанью в 1552 г. (при составлении Патриаршего списка), а также в рассказ о посылке Шереметева к Казани в марте 1552 г. (при составлении списка Оболенского). (См. А. А. Зимин. Пересветов, стр. 39; ПСРЛ, т. XIII, ч. I, СПб, 1904, стр. 209, 175).


[Закрыть]
. Патриарший список завершается записью за март 1556 года[89]89
  ПСРЛ, т. XIII, стр. 267.


[Закрыть]
. Та же хронологическая грань делит изнутри текст списка Оболенского. Названный список явственно распадается на три части: в основе первой (за 1534—1542 гг.) лежит Воскресенская летопись, в основе второй (1542 – март 1556 гг.)—Патриарший список. Зато третья часть или «том» летописи (с марта 1556 года по 1558 год) имеет вполне самостоятельное происхождение[90]90
  Конец упомянутой третьей части (текст за 1558—1560 гг.) утрачен в списке Оболенского, т. е. в оригинале, однако он может быть восстановлен по Львовской летописи, Лебедевскому и Синодальному спискам. Расчленение текста на 1558 г. имеет, по-видимому, чисто внешнее значение. Манера расположения материала (деление на рубрики с обязательными заголовками) и такая характерная черта, как отсутствие точных дат (по дням), сохраняется на протяжении всего повествования за 1558—1560 годы.


[Закрыть]
. «Том» писан на иной бумаге, чем предыдущие части, полуустав сменяется тут не очень аккуратной скорописью[91]91
  См. Н. П. Лихачев. Палеографическое значение бумажных водяных знаков, ч. I, СПб, 1899, стр. 319—333; Н. Ф. Лавров. Указ. соч. стр. 90.


[Закрыть]
.

    Возможно, этот «том» и представляет собой «Летописец новых лет», над которым работал Адашев. В самом начале его помещены две обширные вставки, нарушающие хронологическую последовательность изложения. При просмотре второй части или «тома» летописи (в том же списке) Адашев сделал в тексте ее под 7058 годом следующую пометку на полях: «написати приговор о полкех»[92]92
  ПСРЛ, т. ХIII, стр. 161, прим. 1.


[Закрыть]
. Однако когда он смог осуществить свое намерение, у него не оказалось под руками соответствующих «томов». Вероятно, по этой причине он вынужден был поместить «Приговор о полках 7058 года» в самом начале третьего «тома» летописи, хотя там эта вставка являлась неуместной[93]93
  ПСРЛ, т. XIII, стр. 267.


[Закрыть]
. За приговором о полках 7058 г., представляющим отчет о первой реформе Адашева, реформе местничества, в тексте летописца помещена вторая большая вставка «Приговор о кормлениях 7064 г.», отчет о самой крупной и последней реформе того же лица. Как отметил А. А. Зимин, оба названных приговора представляют собой вставки, принадлежавшие, возможно, перу самого Адашева. В них «мы имеем дело с рассказом о каких-то мероприятиях законодательного характера, а не с официальным узаконением»[94]94
  См. А. А. Зимин. Реформы Ивана Грозного, М., 1960, стр. 429.


[Закрыть]
. Действительно, летописные вставки во многих отношениях сходны с памфлетом. Можно полагать, что вставки были сделаны Адашевым спустя много лет после утверждения подлинных приговоров. Возможно, что произошло это во время Ливонского похода, когда Адашев, предчувствуя близкую опалу и стремясь оправдать свою правительственную деятельность, составляет явно публицистический отчет о главнейших своих реформах[95]95
  Вставки завершаются рассказом о «строении» 1556 г., который подкрепляется ссылкой на какие-то документы, явно отсутствующие у автора: «и подлинные тому розряды у царьскых чиноначальников, у приказных людей». (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 269).


[Закрыть]
. Имея под рукой лишь «Летописец новых лет», он включает в него старый приговор 7058 г. рядом с приговором 7064 г., рассказывает о них по памяти, перемежая подлинные факты с моральными наставлениями царю, страстно защищая необходимость нововведений.

     Известная сложность вопроса о преобразованиях и реформаторских замыслах Адашева состоит в том, что не сохранилось ни одного письма или другого документа, написанного его рукой. По этой причине вопрос об авторстве, или точнее – степени участия реформатора в составлении того или иного проекта трудно разрешим. Тем большее значение имеют данные об участии Адашева в летописании. Вставки в текст летописи непосредственно вводят нас в круг идей и начинаний Адашева, знакомят с его проектами реформ и политической программой.

    Царь Иван Васильевич Грозный принимал участие в составлении и редактировании двух крупнейших летописных сводов середины XVI века: Синодального списка летописи и так называемой Царственной книги. Он непосредственно участвовал в составлении обширных приписок к тексту названных сводов[96]96
  См. Д. Н. Альшиц. Происхождение и особенности источников, повествующих о боярском мятеже 1553 г. – «Исторические записки», изд. АН СССР, т. 25, 1948, стр. 266—292; его же: Иван Грозный и приписки к лицевым сводам его времени. – «Исторические записки», изд. АН СССР, т. 23, 1947, стр. 251—289; его же: Источники и характер редакционной работы Ивана Грозного над историей своего царствования.– «Труды Гос. Публ. библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина», т. I (IV), Л., 1957, стр. 119—146. Вопрос об авторстве Грозного вызвал полемику между Д. Н. Альшицем и английским историком Н. Е. Андреевым. (См. N. Andreyev. Interpolations in the 16-th century Muscovite Chronicles.– «The Slavonic and East European Review», vol. XXXV, N 84, 1956, p. 95– 115; его же: Об авторе приписок в лицевых сводах Грозного. – «Труды ОДРЛ», т. XVIII, 1962, стр. 117—148; Д. Н. Альшиц. Царь Иван Грозный или дьяк Иван Висковатый? – «Труды ОДРЛ», т. XVI, 1960, стр. 617—623).


[Закрыть]
.

    Летопись по Синодальному списку освещает события 1535—1567 гг., но в ней полностью утрачен отрывок за 1542—1553 гг. Приписки в тексте летописи относятся к 1537—1542 и 1554—1557 гг.[97]97
  См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 97, 98, 108, 109, 114, 141, 237, 238, 246, 264, 277.


[Закрыть]
. Д. Н. Альшиц отметил, что последние исправления в Синодальном списке сделаны под 1557 г., и дал этому факту наиболее вероятное истолкование. Он предположил, что к моменту редактирования первой половины летописи (за 1535—1560 гг.) окончание свода (за 60-е гг.) еще не было составлено и, таким образом, приписки к Синодальному списку появились в начале 60-х гг.[98]98
  Д. Н. Альшиц. Происхождение и особенности..., стр. 266; его же: Иван Грозный..., стр. 264.


[Закрыть]
. Его точка зрения встретила возражения со стороны А. А. Зимина, по мнению которого Синодальный список исправлялся после августа 1567 г., т. е. после того, как дальнейшее составление летописи было по существу прекращено[99]99
  А. А. Зимин. Опричнина, стр. 70.


[Закрыть]
. Гипотеза А. А. Зимина весьма интересна, но она не дает объяснения некоторым существенным фактам. В самом деле, почему царь правил лишь начало летописи (до 1557 г.), а затем прекратил исправление? Почему он останавливался на десятистепенных и вовсе маловажных событиях тридцатилетней и двадцатилетней давности (см., например, приписку о награде воевод шубами в 1541 г.) и не коснулся более важных вопросов, открыто поставленных им в переписке с Курбским в 1564 г. и более всего волновавших его в тот период (сюда относился вопрос об отставке Сильвестра, критика правительственной деятельности Адашева и т. д.).

    Существенное значение имеют палеографические наблюдения за текстом летописи[100]100
  Полемизируя с Д. Н. Альшицем, А. А. Зимин ссылается на палеографические наблюдения Н. П. Лихачева. Текст лицевого свода, отмечает он, написан на той же французской бумаге, что и некоторые книги Посольского приказа (книга № 9, сношения с Польшей в 1570—1571 гг. и т. д.). (См. А. А. Зимин. Опричнина, стр. 68—69). Но наблюдения за сортом бумаги в данном случае не помогают решению вопроса: классификация бумаги не отличается большой точностью и позволяет определить разве что десятилетие, но никак не год составления рукописи.


[Закрыть]
. Возражая Д. Н. Альшицу, А. А. Зимин пишет следующее: Д. Н. Альшиц не нашел палеографического рубежа (смены почерков) в тексте Синодального списка, «что исключает возможность многоэтапного составления Синодальной рукописи»[101]101
  А. А. 3 и м и н. Опричнина, стр. 68. А. А. Зимин признает возможным выделить в Синодальном списке начальную часть (до 1560 г.), но он относит это деление к протографу названного списка. (Там же, стр. 69). К сожалению, гипотеза о существовании протографа Синодального списка не подкреплена фактами.


[Закрыть]
. Подобное мнение едва ли справедливо. Значительная часть Синодальной рукописи утрачена, но даже в неполном виде она насчитывает более 500 листов. Трудно представить, чтобы столь обширная летопись могла быть составлена и отредактирована в один прием, а не «многоэтапно». В XVI в. Синодальная рукопись состояла из многих тетрадей (общий переплет был сделан не ранее XVII в.)[102]102
  ПСРЛ, т. XIII, стр. IV.


[Закрыть]
, и всего вероятнее, что эти тетради редактировались постепенно на протяжении ряда лет.

    Приписки к тексту Синодального списка по большей части носили строго фактический характер[103]103
  На л. 65 об. редактор сделал замечание к рисунку: «в знаменье (зачеркнуто «царевич») государь написан не г делу». (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 108. прим. 1). На л. 84 об. редактор вставил в летопись рассказ о том, что после отражения татарского набега в 1541 г. государь пожаловал шубами и кубками своих воевод. (Там же, стр. 114, прим. 2). На лл. 67 об., 146, 223 в летописи сделаны дополнения из Разрядных записей, (Там же, стр. 109, 246, 264). В другом случае исправлен стиль и т. д. (Там же, стр. 277).


[Закрыть]
. Наиболее важные из них посвящены были мятежам и заговорам князей Шуйских. Рассказ о смерти великой княгини Елены дополнен сведениями о том, что Шуйские и «иные бояре» уморили голодом за шесть дней конюшего Овчину[104]104
  ПСРЛ, т. XIII, стр. 98, прим. 1, 3.


[Закрыть]
. К рассказу о мятеже Шуйских в 1542 г. добавлено, что глава заговора князь И. М. Шуйский прислал в Москву наперед себя князя П. И. Шуйского и И. В. Большого Шереметева, что в заговоре участвовали Кубенские, Д. Ф. Палецкий и новгородцы «все городом», что крамольные бояре приходили в постельные хоромы девятилетнего Ивана и т. д.[105]105
  ПСРЛ, т. XIII, стр. 141, прим. 1—8.


[Закрыть]
.

      Напомним, что царь с крайним негодованием отзывался о Шуйских в письме к Курбскому в 1564 г. Следствием царской опалы была казнь кн. А. Б. Горбатого-Шуйского (1565 г.) и Н. В. Шереметева (1564 г.). Но и Шуйские и Шереметевы впали в немилость значительно раньше, а именно, тотчас после отставки А. Ф. Адашева в 1560 году[106]106
  Князь Д. Ф. Палецкий, упомянутый в приписке, умер в 50-х годах. Относительно него автор приписок добавил, что он отговаривал бояр от убийства митрополита Иосафа. Это замечание выделяло Палецкого из среды прочих заговорщиков. (ПСРЛ, т. XIII, стр. 141, прим. 7).


[Закрыть]
.

       Две приписки Синодальной рукописи посвящены были Старицким. В одной из них сообщалось о смерти князя Андрея Старицкого в 1537 г.[107]107
  На полях летописи помечено: «Тут надобет написати о княже Ондрееве преставлении так». (ПСРЛ, т. XIII, стр. 97, прим. 2).


[Закрыть]
. В другой содержались подробности об измене князя С. В. Ростовского в 1554 г. и заговоре князя Владимира Старицкого в 1553 г.[108]108
  ПСРЛ, т. XIII, стр. 237—238.


[Закрыть]
. Эта последняя приписка имеет важное значение, и она будет подробно разобрана ниже.

    Когда первые тетради Синодальной рукописи были исправлены, царь приказал перебелить их, в результате чего появилась так называемая Царственная книга (за 1533– 1553 гг.). Новый свод был передан на просмотр и утверждение царю. Тот оставил без всяких изменений первую его часть (1533—1542 гг.), соответствующую исправленной части Синодального списка (1535—1542 гг.). Но его вовсе не удовлетворила вторая половина Царственной книги (за 1542– 1553 гг.), и он подверг ее основательной переделке[109]109
  Подобная переделка объяснялась, возможно, тем, что летопись за 1542—1553 гг. не подверглась правке в черновике вследствие утраты соответствующих тетрадей Синодальной рукописи. Примечательно, что некоторые листы рукописи (например, часть листов за 1556 г.) были потеряны уже в момент редактирования, чем и вызвано было составление одной из приписок. (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 264, прим. 3).


[Закрыть]
. Если в текст Синодального списка было внесено не более десятка исправлений, то в тексте Царственной книги таких поправок было более 60[110]110
  См. Д. Н. Альшиц. Иван Грозный..., стр. 262.


[Закрыть]
. Самая обширная из них посвящена заговору князя Владимира Старицкого в 1553 г. Она имеет исключительно важное значение для датировки летописного свода в целом.

   Вопрос о времени редактирования Царственной книги вызвал немало разногласий в литературе. А. А. Зимин полагает, что сведения о заговоре Старицких в 1553 г. были внесены в Царственную книгу после казни князей Старицких в первом квартале 1569 г., но ранее казни И. Висковатого в июле 1570 г. Висковатый был казнен в 1570 г. как приверженец Старицкого, но в приписке он изображен противником Старицкого[111]111
  См. А. А. 3 и м и и. Опричнина, стр. 72.


[Закрыть]
. Точности ради отметим, что Старицкий был казнен не в первом, а в последнем квартале 1569 г. и что Висковатый попал в немилость, не в день казни (июль 1570 г.), а гораздо раньше. Таким образом, период, указанный А. А. Зиминым, сужается до нескольких месяцев (конец 1569 г. – начало 1570 г.). Но именно в этот период царь громил в течение 3—4 месяцев Тверь, Новгород и Псков и едва ли имел досуг заниматься старыми летописями.

   Д. Н. Альшиц относит приписки в тексте Царственной книги к более раннему периоду, а именно к 1567—1568 гг.[112]112
  Д. Н. Альшиц. Происхождение и особенности..., стр. 266.


[Закрыть]
. Его мнение представляется более аргументированным, но многие его доводы спорны. Д. Н. Альшиц не учитывает некоторых важных моментов, связанных с историей опричнины в 60-х годах.

   В летописной приписке к Царственной книге о боярском заговоре 1553 г. Иван с особым одобрением упоминает о верной службе боярина и конюшего И. П. Федорова. Конюший не только не примкнул к боярам-заговорщикам, но и «донес» их крамольные речи до самого царя[113]113
  ПСРЛ, т. XIII, стр. 525.


[Закрыть]
. Подобная версия никак не могла быть сочинена в 1567—1568 гг., поскольку именно в эти годы Федоров подвергся опале и казни. Процесс «изменника» Федорова, будто бы покушавшегося на жизнь царя, явился центральным моментом всей политической истории опричнины в 1567—1569 гг., и потому представляется совершенно немыслимым появление в тот период официозного рассказа, обеляющего государственного преступника.

   В той же приписке к Царственной книге Иван хвалит Л. А. Салтыкова за то, что тот донес ему на бояр-заговорщиков. Но Салтыков оказался в опале еще раньше Федорова. Перед самой опричниной царь отставил его от оружничества, а затем подверг кратковременному аресту. В 1564– 1565 (7073) гг. Л. А. Салтыков с сыном вынужден был дать по себе специальную запись и лишь тогда был освобожден на поруки.

   Указанные факты служат первым аргументом в пользу того предположения, что приписка к тексту Царственной книги (о заговоре 1553 г.) появилась, скорее всего, до опалы конюшего Федорова (1566—1568 гг.) и, возможно, ранее ареста Салтыкова (1564—1565 гг.).

    Д. Н. Альшиц обратил внимание на удивительное сходство и несомненную родственность текстов летописных приписок и первого послания Грозного Курбскому. По его мнению, Грозный дополнил Царственную книгу после полемики с Курбским в 1564 г. Целью приписок было перенесение в летопись доводов царя из его письма к Курбскому[114]114
  Д. Н. Альшиц. Иван Грозный..., стр. 272.


[Закрыть]
. В частности, Д. Н. Альшиц ссылается на приписку относительно убийства кн. Ю. Глинского в церкви во время восстания 1547 г. и высказывает мысль, что она могла появиться лишь после того, как Курбский в своем письме впервые поставил вопрос о кровопролитии в церквах[115]115
  Д. Н. Альшиц. Иван Грозный..., стр. 272.


[Закрыть]
. Подобный аргумент носит слишком гипотетический характер. Видеть, в названной приписке непременную полемику с Курбским нет достаточных оснований. Цель приписки совсем иная: разоблачение «виновников» восстания, имена которых названы в летописи (Шуйские, И. П. Федоров, Г. Ю. Захарьин, и т. д.)[116]116
  Подробнее об этой приписке см. ниже, стр. 33.


[Закрыть]
.

    Д. Н. Альшиц отмечает, что в ответном письме царю Курбский высмеял некоторые места царского послания «о постелях и телогреях... яко неистовых баб басни»[117]117
  РИБ, т. XXXI, стр. 13.


[Закрыть]
. Эти места не были перенесены из послания в приписки к Царственной книге, пишет Д. Н. Альшиц, и это не случайное совпадение: ответ Курбского сыграл здесь свою роль[118]118
  Д. Н. Альшиц. Иван Грозный.., стр. 275.


[Закрыть]
. Так ли это? Более близкое знакомство с перепиской Курбского обнаруживает, что названное послание не было отправлено на Русь до конца 70-х гг.[119]119
  В третьем письме царю Курбский писал: «А в той же епистолии (царя от 1577 г. – Р. С.) припаменено, иже на мой лист (первое послание 1564 г. – Р. С.) уже отписано; но и аз давно уже на широковещательный лист твои (от 5 июля 1564 г. —Р. С.) отписах ти, да не возмогох послати непохвального ради обыкновения земель тех, иже затворил еси царство Руское... аки во адове твердыни» (РИБ, т. XXXI, стр. 135).


[Закрыть]
. Таким образом, ответ Курбского не мог оказать никакого влияния на приписки к летописи, составленные, по мнению Д. Н. Альшица, в 1567—1568 гг.[120]120
  См. А. А. Зимин. Опричнина, стр. 72.


[Закрыть]
.

    Мнение Д. Н. Альшица, будто царь перенес часть своих доводов из полемики с Курбским в летопись, едва ли справедливо. При ближайшем рассмотрении оказывается, что версия о боярском заговоре 1553 г. получила различное освещение в приписке к Царственной книге и послании царя Курбскому[121]121
  См. Н. Е. Андреев. Об авторе приписок.... стр. 121—148.
  Н. Е. Андреев объясняет расхождения между посланием Грозного и припиской к Царственной книге тем, что автором приписки было другое лицо, мнение которого не совпадало с личным мнением Грозного. Подобное объяснение представляется нам маловероятным. Мнение, согласно которому приписки к Царственной книге были составлены самим царем Иваном или при его непосредственном участии, представляется нам более аргументированным.


[Закрыть]
. Согласно летописной приписке, ни Сильвестр, ни тем более Адашев в тайном боярском заговоре непосредственно не участвовали. Адашев с другими верноподданными членами думы принес присягу наследнику в первый же день «мятежа». Сильвестр только однажды вмешался в борьбу, посоветовав боярам допустить Старицкого к постели умирающего царя. Но и он не был причастен к тайному заговору[122]122
  ПСРЛ, т. XIII, стр. 524—525.


[Закрыть]
. Совершенно иначе те же события изложены в царском послании. Здесь главными участниками заговора в пользу Старицких представлены именно Сильвестр и Адашев. Оказывается, что во время царской болезни бояре «восташа, яко, пияни, с попом Селивестром и с начальником вашим с Олексеем», «они же хотеша воцарити... князя Владимера»[123]123
  Послания Ивана Грозного. Подготовка текста Д. С. Лихачева и Я. С. Лурье. АН СССР, М.—Л., 1951, стр. 39—40.


[Закрыть]
.

    Если приписка к Царственной книге была в основном перенесением в летопись доводов царя из его полемики с Курбским в 1564 году, то остается непонятным, почему она не только не отразила версии об измене Адашева и Сильвестра, но и полностью противоречила этой версии. Причиной было, по-видимому, то, что приписка к Царственной книге появилась ранее царского послания, составленного под впечатлением измены и бегства Курбского в 1564 году.

    Д. Н. Альшиц строит свою аргументацию на сопоставлении рассказа о боярском «мятеже» 1553 г. в послании Курбскому и приписок к Синодальному списку и Царственной книге. По его мнению, приписка к Синодальной рукописи появилась до полемики царя с Курбским в 1564 г., а приписка к Царственной книге после этой полемики. Основанием для этого вывода служат противоречия и расхождения приписок между собой. На наш взгляд, расхождения приписок носят по большей части мнимый характер.

    Летописные приписки имеют один общий сюжет – заговор, организованный боярами во время болезни царя в марте 1553 года. Сведения, касающиеся этого сюжета, не противоречат друг другу, а напротив, почти полностью совпадают. В Царственной книге названы следующие руководители заговора: князья П. М. Щенятев, И. И. Пронский, Д. И. Немова, С. В. Ростовский[124]124
  ПСРЛ, т. XIII, стр. 525.


[Закрыть]
. В Синодальном списке названы те же имена и примерно в том же порядке, но там рассказ о заговоре отличается большей полнотой и потому в числе заговорщиков названы еще несколько лиц: князья С. Микулинский, Куракины и П. С. Серебряный[125]125
  ПСРЛ, т. XIII, стр. 238.


[Закрыть]
.

    В совершенно одинаковых выражениях летописные приписки передают речи крамольных бояр-заговорщиков.

Синодальный список

«толко нам служити царевичю Дмитрею, ино нами владети Захарьиным и чем нами владети Захарьиными, ино лутчи служити князю Владимеру Ондреевичю».

Царственная книга

«ведь де нами владети Захарьиным, и чем нами владети Захарьиным, а нам служити государю малому, и мы учнем служити старому князю Володимеру Ондреевичю»[126]126
  ПСРЛ, т. XIII, стр. 238, 525


[Закрыть]
.

    Сходны между собой и общие «выводы», заключающие оба рассказа:

Синодальный список

«и от того времени быс вражда промеж государя и людей».

Царственная книга

«...и оттоле бысть вражда межи бояр и Селиверстом...», «и оттоле быть вражда велия государю с князем Володимером Ондреевичем...»[127]127
  ПСРЛ, т. XIII, стр. 238, 524, 526.


[Закрыть]
..

    Наряду с общими моментами приписки к летописным сводам имеют различия, но эти различия связаны не с освещением одних и тех же событий, а с тем, что в приписке К Царственной книге появляется новый сюжет, полностью отсутствующий в приписке к Синодальному списку. Это подробный рассказ об открытом мятеже бояр во время присяги в Боярской думе в марте 1553 года. В целом он носит легендарный характер. Ко времени составления приписок в 60-х гг. никаких документов относительно «прений» в Боярской думе не сохранилось, поэтому авторам приписок пришлось воспроизвести эти прения по памяти, сочинив задним числом то, что было забыто. Наиболее недостоверными представляются речи умирающего царя к думе, которые должны были доказать, что боярский мятеж был прекращен исключительно благодаря вмешательству монарха.

    Летописные приписки очень близки между собой по содержанию, стилю и т. д. в той части, в которой речь идет об одном и том же сюжете, боярском заговоре 1553 года. Можно полагать, что в этом случае в основу их был положен один и тот же источник. Достоверность материала и подробности, сообщаемые в приписках, наводят на мысль, что при составлении их могли быть использованы подлинные документы следствия о боярском заговоре.

    Д. Н. Альшиц первым высказал предположение о том, что царь внес в Синодальный список подробный рассказ о заговорщической деятельности Старицких в 50-х гг., желая оправдать расправу с ближайшей родней в 1563 году. Во время суда над Старицким в 1563 г. царь затребовал из архива судное дело боярина князя С. В. Ростовского 1554 года, содержавшее документальные материалы относительно тайного боярского заговора в пользу Старицкого в 1553 году[128]128
  Описи царского архива, стр. 35.


[Закрыть]
.

 По-видимому, названные материалы были непосредственно использованы при составлении приписок к Синодальному списку и, возможно, Царственной книге.

    Выше мы отметили, что приписка к Царственной книге появилась ранее 1567—1568 гг. (время «заговора» Федорова) и до 1564 г. (послание царя Курбскому). Отсюда следует, что приписки к Синодальному списку и Царственной книге появились примерно в одно время, а именно, в период суда над Старицкими в 1563 году или вскоре после суда[129]129
  В тот период судебные материалы по делу Ростовского имели наиболее актуальное значение. В 1567—1569 гг. Старицких обвинили в столь серьезных государственных преступлениях, что старые обвинения насчет несостоявшейся попытки дворцового переворота, обвинения пятнадцатилетней давности, утратили прежнее значение.


[Закрыть]
.

    Приведенная точка зрения неизбежно встретит одно серьезное возражение. Царственная книга была копией Синодального списка, и на изготовление этой богато иллюстрированной летописи требовалось много времени, вследствие чего правка в Царственной книге должна была появиться много позже правки в Синодальном списке. При всей своей логичности этот аргумент имеет в основе своей одну неверную посылку, а именно, представление, будто редактирование грандиозных летописных сводов в сотни страниц можно было осуществить одним приемом. Более вероятно, что летопись (по Синодальному списку) редактировалась частями. В начале 60-х гг. царь исправил начало свода, первые тетради летописи за 1535—1542 гг., и эти тетради были затем переписаны набело в виде Царственной книги. Когда ему понадобилось дополнить рассказ об измене князя С. В. Ростовского в июле 1554 г., он должен был обратиться к соответствующей тетради (за 1554 г. и далее) Синодального списка, так как в Царственной книге этот раздел не был еще перебелен. Как только переписчики довели Царственную книгу до событий марта 1553 г., царь остановил работу и стал править летопись прямо в беловике[130]130
  Летопись была -оборвана на полуслове. Она оканчивалась следующими словами: «и в Казань и в иные области своея державы со...» (См. ПСРЛ, т. XIII, стр. 529).


[Закрыть]
. Прекращение работы над сводом и исправление последних листов Царственной книги были тесно связаны между собой[131]131
  Возможно, что составление Царственной книги было прекращено также в связи со смертью митрополита Макария и конце 1563 г.


[Закрыть]
. Правка в тексте Царственной книги могла производиться и одновременно и в разное время с исправлением последних тетрадей Синодального списка, поскольку между Царственной книгой и последними тетрадями Синодального списка нет прямой связи.

    Итак, две наиболее значительные приписки к тексту Синодального списка и Царственной книги (о заговорах 1553—1554 гг.) можно датировать началом 60-х годов. Но редакторская деятельность Грозного не прекратилась в тот момент. В тексте Царственной книги можно обнаружить несколько других, более поздних слоев и напластований. Известно, что царь возвращался к летописи в августе 1568 г. «В 76-м году, августа, – значится в описи царского архива, – летописец и тетрати посланы ко государю в Слободу»[132]132
  Описи царского архива, стр. 43.


[Закрыть]
.

В 1568 году царь просматривал летописец новых лет. Можно полагать, что в тот период он вновь правил Царственную книгу и, в частности, внес в ее текст версию, согласно которой в 1547 г. чернь убила дядю царя князя Ю. Глинского по наущению крамольных бояр Ивана Петрова Федорова, Г. Ю. Захарьина и т. д.[133]133
  ПСРЛ, т. XIII, стр. 456.


[Закрыть]
. Вероятно, подобная версия появилась после казни Федорова и опалы Захарьиных в последние годы опричнины.

    В рассказе о крещении царя Симеона (1553 г.) царь вычеркнул имя его духовника протопопа Амоса, священнодействовавшего при крещении[134]134
  ПСРЛ, т. XIII, стр. 527.


[Закрыть]
. Причиной было, видимо, то, что в 1570 г. Амос был казнен опричниками как изменник.

    По рассказу Царственной книги, князь А. Шуйский и его советники в 1543 г. арестовали и отправили в ссылку боярина Ф. С. Воронцова, любимца молодого Ивана. Согласно позднейшей приписке, одним из главных советников Шуйского был будто бы Алексей Басманов-Плещеев[135]135
  ПСРЛ, т. XIII, стр. 443.


[Закрыть]
. Очевидно, подобная приписка не могла появиться в период всемогущества Басманова в 1563—1568 гг. и была составлена лишь после его казни в 1570 году.

    Существенное значение для истории опричнины имеют наряду с московскими летописными сводами местные летописцы, в особенности Псковский и Новгородские.

      Псковский летописный свод 60-х гг. составлен был в стенах Псково-Печорского монастыря известным книжником Васьяном Муромцем и игуменом Корнилием. Как отмечает А. Н. Насонов, летопись проникнута резко выраженными антимосковскими настроениями[136]136
  См. А. Н. Н а с о н о в. Из истории Псковского         летописания – «Исторические записки», т. 18, стр. 266—268, 293.


[Закрыть]
. Псковская феодальная республика утратила независимость позже других земель, всего за полвека до опричнины. Поэтому остатки местного сепаратизма не исчезли здесь окончательно ко времени опричнины. Но антимосковские настроения псковской летописи объясняются не только сепаратизмом, но в еще большей мере политическими симпатиями печорских старцев. Один из авторов летописи, старец Васьян, был единомышленником и другом идеолога боярства А. М. Курбского. В своих последних записях Васьян рассказывает об ужасных предзнаменованиях, грозивших Пскову многими бедами. Среди глубокой ночи забрезжил свет и стража увидела «людей многое множество вооружени воиньским обычаем». Ночные призраки медленно двигались к стенам города, отчего стражу объял «страх велик»[137]137
  Спустя два месяца явилось новое небесное знамение, «два месяца рогами противу себя». (См. Псковские летописи. Под редакцией А. Н. Насонова. Вып. 2, Изд. АН СССР, М., 1955, стр. 250).


[Закрыть]
. По-видимому, последние записи псковской летописи (а они помещены под 1567 г.) появились незадолго до похода московского царя и его опричников на Псков в 1570 году. Предзнаменования сбылись. Псков подвергся нападению опричников. Васьян и Корнилий были казнены, после чего работа над летописным сводом прекратилась.

    Новгородская вторая летопись составлена была при дворе новгородского архиепископа в Софийском доме[138]138
  См. Новгородские летописи. Изд. Археограф, комиссии, СПб., 1879.


[Закрыть]
. При архиепископе Пимене летопись представляет собой краткие погодные записи. Летописца интересуют главным образом происшествия местного значения: пожары в городе, мор, поездки софиян в Москву и т. д. В отличие от псковского свода в новгородской летописи невозможно открыть никаких следов новгородского сепаратизма. Ее авторы неизменно лояльны по отношению к московскому правительству. В последних записях за 1569 г. летописец подробно расписывает «государев корм», коли царь поедет «в свою вотчину» Новгород[139]139
  См. Новгородские летописи. Изд. Археограф, комиссии, СПб., 1879. стр. 99-100.


[Закрыть]
. Но посещение Грозного неожиданно обернулось погромом. Погром временно прервал летописную работу. В летописи полностью отсутствуют записи за период между ноябрем 1569 г. и февралем 1570 г. После отъезда опричников работа над летописью возобновляется и приобретает некоторые новые черты. Прежде всего в руках нового софийского автора летопись приобретает значительно более систематический характер. Краткие записи по годам уступают место поденным записям, отличающимся исключительной подробностью. На последней странице летописи ее автор сообщает об отъезде в Москву высшего новгородского духовенства летом 1572 г. Возможно, что после отмены опричнины летописец, занимавший какой-то официальный пост в Софийском доме, был отозван в Москву, после чего работа над летописным сводом прекратилась[140]140
  Незадолго до отмены опричнины летописец, возможно, сопровождал архиепископа Леонида в Москву. Среди поденных записей за сентябрь 1571 г. – август 1572 г. целиком отсутствуют сведения с 15 марта 1572 г. (день отъезда Леонида) до 30 мая (день его возвращения). (См. Новгородские летописи, стр. 112). Автор летописи за 1570—1572 гг. включил в ее текст некоторые сведения «автобиографического» порядка. Так, он записал, что 14 июля 1571 г. ездил в монастырь на Деревяницы и на другой день дал его игумену «посох черной». (Может быть, из владычной казны? – Р. С.). 5 февраля 1572 года он служил обедню в монастыре на Лисьей горе и смотрел древний монастырский летописец. (Там же, стр. 109, 111—112).


[Закрыть]
. Послепименовская летопись (1570—1572 гг.) представляет, пожалуй, самую ценную часть Новгородской второй летописи. Однако использование ее сильно затруднено вследствие неудовлетворительного издания этой части летописи. Поскольку листы летописи были основательно перемешаны, издатели неверно датировали некоторые ее записи. Так, обширные записи за 10—26 июня 1572 г. они отнесли к 1571 г. и поместили вслед за записями 13 октября 1570 г.– 15 июня 1571 г. В указанных записях 10—26 июня названо имя Кирилла (архиепископ с декабря 1571 г.) и описан приезд царя в Новгород (июнь 1572 г.)[141]141
  См. Новгородские летописи, стр. 101—102.
      Основательно перемешаны и последующие записи летописца, а именно записи за 16—21 сентября 1571 года (стр. 106—107), за 30 сентября – 18 октября, 10 октября – 4 ноября (стр. 110—111), за 25 сентября 1571 г. – 2 марта 1572 г. (стр. 107—110),        14 марта 1572 г. (стр. 112), 31 мая – 1 июня 1572 г. (стр. 112—114), 10—26 июня 1572 г. (стр. 102—104), 27 июня – 30 августа 1572 года (стр. 115—121).


[Закрыть]
.

    Продолжая пименовскую традицию, летописец не меняет прежнего лояльного отношения к Москве и к опричнине Грозного. Он верноподданнически называет опричнину «государевой светлостью», обходит полным молчанием события, связанные с опричным погромом, поразительно бесстрастно повествует о том, как опричники травили медведями новгородских дьяков[142]142
  Новгородские летописи, стр. 105, 107.


[Закрыть]
.

    Послепименовский летописец, составлявшийся в период господства в Новгороде опричных порядков в 1571—1572 гг., сообщает множество ценных фактов относительно внутренней истории опричнины.

    Новгородская третья летопись («Летописец Новгородский вкратце церквам божиим») является поздним сводом, составленным во второй половине XVII в.[143]143
  См. Новгородские летописи. Предисловие, стр. XIII.


[Закрыть]
. Наряду с историей церковного строительства в Новгороде в текст ее включены отдельные записи и повести мирского содержания. Одна из повестей посвящена опричному разгрому Новгорода[144]144
  Повесть «О приходе царя и великого князя Иоанна Васильевича всея России самодержца, како казнил Великий Новгород, еже оприщина и розгром именуется». (См. Новгородские летописи, стр. 337—345).


[Закрыть]
. Эта повесть, а также прочие записи о времени опричнины составлены были спустя много лет после смерти Грозного. Они носят полемический характер, и к ним необходимо подходить критически[145]145
  Сбивчива хронология летописи. Казнь Старицкого датирована январем 1569 (7077) г., разгром Твери отнесен к 7077, а не к 7078 г. и т. д.


[Закрыть]
.

    Послания Курбского к старцу Васьяну подробно исследованы нами и датированы в специальной статье[146]146
  Р. Г. Скр ы н н и к о в. Курбский и его письма в Псково-Печорский монастырь. ТОДРЛ, т. XVIII, изд. АН СССР, М.—Л., 1962, стр. 99—116.


[Закрыть]
. Основные выводы ее сводятся к следующему.

    1) Издатель Посланий Курбского Г. 3. Кунцевич положил в основу своего издания беляевский список первых двух посланий (ГБЛ, собр. Беляева, № 55/1549, скоропись XVII в.)[147]147
  Г. 3. Кунцевич опубликовал текст всех трех посланий Курбского Васьяну. (См. Сочинения князя Курбского, т. I, РИБ, т. XXXI, СПб., 1914, стр. VI—VII, № IX, стр. 377—382; № X, стр. 383—404).


[Закрыть]
. В действительности беляевский список является сокращенной и притом поздней редакцией посланий. Наиболее древний и самый полный текст Посланий Курбского содержится в Соловецком сборнике конца XVI – начала XVII в. (ГПБ, Собр. Соловецкого монастыря, № 962/852, скоропись начала XVII в.)[148]148
  В состав Соловецкого сборника входят «утвержденная грамота» царя Федора, грамота об избрании царя Бориса, послание к Борису патриарха Иова и «заздравная» в честь нового царя. (См. (И. Я. Порфирьев). Описание рукописей Соловецкого монастыря, находящихся в библиотеке Казанской духовной академии, ч. 2, Казань, 1885, стр. 553—559).
      Соловецкий сборник восходит к концу XVI в. и является одним из древнейших сборников, включающих сочинения Курбского.


[Закрыть]
. Соловецкий список передает ряд подробностей, исключительно важных для верной датировки двух первых посланий в Печоры. Текст третьего Послания Курбского наиболее точно передан в Погодинском сборнике начала XVII в. (ГПБ, Собр. Погодина, № 1567, скоропись XVII в.). Исключительно интересен комплекс документов, составляющих непосредственное окружение третьего послания. Это записка Курбского в Юрьев, его послание Васьяну и царю (из Вольмара), письма Тетерина и Полубенского из Литвы в Юрьев, ответ царя Курбскому.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю