Текст книги "Социально-политическая борьба в Русском государстве в начале XVII века"

Автор книги: Руслан Скрынников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

В думе сидели бояре Федор и Александр Никитичи, окольничий Михаил Никитич Романовы. Их ближайшими родственниками и сторонниками были бояре: князь Борис Камбулатович Черкасский, князь Иван Васильевич Сицкий, князь Федор Шестунов, знатные дворяне князь Александр Репнин, Карповы и пр. [41]

[Закрыть]

За время царствования Ивана Грозного и его сына Федора Романовы приобрели огромные вотчины и стали богатейшими землевладельцами своего времени. Известно, что двое братьев Александр и Василий получили в наследство от отца городище Романово и острожек Скопин. [42]

[Закрыть]Федору Никитичу и его братьям принадлежали десятки крупных сел в Московском, Коломенском, Костромском, Юрьев-Польском и других уездах. [43]

[Закрыть]Согласно «земляному» боярскому списку 1613 г., за Иваном Никитичем Романовым числилось 4626 четвертей «старых вотчин». [44]

[Закрыть]К тому времени семья Романовых сохранила лишь остатки былых земельных богатств.

В Москве Никитичи имели большое подворье на Варварке подле Кремля. Двор напоминал небольшую крепость.

Борис Годунов обвинил бояр Романовых в заговоре с целью уничтожения царской семьи и захвата короны. Очевидец событий К. Буссов записал, что братья Никитичи Искали подходящего случая, чтобы извести Бориса ядом, но они были преданы своими собственными людьми. [45]

[Закрыть]Близкий к Романовым Исаак Масса утверждал, будто душой антигодуновского заговора была боярыня Ксения Ивановна Шестова-Морозова, жена Федора Никитича. Ее замыслы разделял Александр Никитич, тогда как Федор Никитич занял более осторожную позицию. Заговорщики советовались, как бы им извести царскую семью. Стремясь оправдать Романовых, И. Масса, допустил явное противоречие. Повествуя о расправе над Романовыми, он старательно подчеркнул, будто сведения о злоумышлении А. Романова, К. Шестовой и других были основаны на ложном свидетельстве нескольких негодяев, действовавших по наущению Годунова. [46]

[Закрыть]

Русские летописи, составленные в окружении Федора (Филарета) Никитича Романова, называют имя главного доносчика, погубившего Романовых. Сам дьявол, по рассказу летописца, подучил боярского холопа Бартенева предать своего господина Александра Никитича: «Потом же вложи враг в раба в Олександрова человека Никитича во Второво Бартенева, той же Второй бяше у Александра Никитича казначей». [47]

[Закрыть]

Бартеневы принадлежали к дворянскому сословию и владели небольшими вотчинами. С государевой службы второй Бартенев поступил во «двор» к Федору Никитичу, а затем получил место казначея у Александра Никитича. В соответствии с законами о холопах Бартенев после нескольких лет добровольной службы у Никитичей должен был дать им на себя служилую кабалу.

Летописец определенно указывает на то, что Бартенев предал господ по собственному почину. Явившись с доносом к окольничему Семену Годунову, возглавлявшему сыскное ведомство, казначей договорился с ним обо всех последующих действиях. Семен будто бы сам вручил предателю мешочек с волшебными корешками, который тот принес на двор к Романовым и спрятал в «казну» своего господина. [48]

[Закрыть]

Сохранившийся отрывок дела о ссылке Романовых подтверждает свидетельство летописца о том, что они стали жертвами колдовского процесса. Пристав, сопровождавший Василия Никитича Романова в ссылку, сказал ему однажды: «Вы, злодеи изменники, хотели достать царство ведовством и кореньем». [49]

[Закрыть]

Русские источники не содержат точных указаний насчет времени падения Романовых. Из иностранцев лишь Исаак Масса отметил, что розыск об их измене начался в ноябре 1600 г. [50]

[Закрыть]Его сведения отличаются достоверностью.

Наиболее подробные сведения о расправе Бориса с боярской оппозицией заключает в себе «Дневник» польского посольства в Москву. Его автором был третий посол Г. Пелгжимовский, составивший сначала прозаический, а затем рифмованный рассказ о пребывании в Москве в 1600–1601 гг. Текст дневника в прозе сохранился в виде отдельных отрывков. [51]

[Закрыть]Один из фрагментов «Дневника» хранится в Государственном архиве в Вене. Ф. П. Аделунг снял с него копию, которая находится в настоящее время в Рукописном отделе ГПБ им. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде.

Наибольший интерес представляет дневниковая запись, датированная 26 октября (2 ноября) 1600 г.

«Этой ночью, – записал один из членов посольства, – его сиятельство канцлер сам слышал, а мы из нашего двора видели, как несколько сот стрельцов вышли ночью из замка (Кремля. – Р.С.) с горящими факелами, и слышали, как они открыли пальбу, что нас испугало». Польские послы наблюдали за нападением правительственных войск на подворье Романовых. «Дом, в котором жили Романовы, – продолжал автор дневника, – был подожжен; некоторых (опальных. – Р.С.) он (Борис. – Р.С.) убил, некоторых арестовал и забрал с собой…» [52]

[Закрыть]

Обвинения в колдовстве послужили не более чем поводом к гонениям на Романовых. Подлинные же причины санкций были значительно глубже. Болезнь Бориса возродила призрак династического кризиса. В такой обстановке любые действия вождей оппозиции в Боярской думе внушали подозрения властям. Бельский открыто добивался популярности в армии, Романовы собрали в столице многочисленную вооруженную свиту. В случае смерти Бориса такие меры были чреваты серьезными политическими осложнениями.

Польские послы потратили немало усилий на то, чтобы установить причины опалы Романовых. Собранная ими информация особенно интересна потому, что она исходила от людей, симпатизировавших родне царя Федора. «Нам удалось узнать, – читаем в польском дневнике, – что нынешний великий князь (Борис. – Р.С.) насильно вторгся в царство и отнял его от Никитичей-Романовичей, кровных родственников умершего великого князя. Названные Никитичи-Романовичи усилились и, возможно, снова предполагали заполучить правление в свои руки, что и было справедливо, и при них было достаточно людей, но той ночью великий князь (Борис) на них напал». [53]

[Закрыть]

Дневниковая запись раскрывает подлинные причины гонений на братьев царя Федора. Тяжелая и продолжительная болезнь Годунова подала Романовым надежду на то, что они вскоре смогут вновь вступить в борьбу за обладание короной. Малолетний наследник Бориса имел совсем мало шансов удержать трон после смерти отца. Новая династия не укоренилась, и у больного царя оставалось единственное средство ее спасения. Он должен был устранить с политической арены главных претендентов на корону. Летописцы из ближайшего окружения Федора Никитича прекрасно понимали это обстоятельство. Объявив опалу на Романовых, отметили ойи, Борис рассчитывал «досталной корень царской известь», извести «последнее сродствие» законных государей Ивана Грозного и Федора Ивановича. [54]

[Закрыть]Летописец забыл упомянуть, что Романовы, настаивая на своих правах «царского» происхождения, готовились свергнуть выборную земскую династию, что и явилось причиной гонений на них.

В деле Романовых можно заметить странное несоответствие. В покушении. на жизнь царя власти обвинили Александра Романова, гонениям же подвергся большой круг лиц. Изгнание из думы всех родственников и приверженцев Романовых подтверждает предположение о том, что Годуновы искали способ раз и навсегда покончить с их попытками предъявить свои права на трон.

Дело Романовых и Бельского явилось закономерным завершением борьбы за трон, продолжавшейся после Земского собора 1598–1599 гг.

Для суда над Никитичами дума выделила особую комиссию во главе, с окольничим Михаилом Глебовичем Салтыковым. Ему царь поручил дело, которое должно было послужить отправным пунктом суда над оппозицией. Естественно предположить, что именно Салтыкову пришлось руководить штурмом подворья Романовых, когда те отказались допустить царских посланцев для проведения обыска.

После ареста братьев Романовых власти поручили рассмотреть дело духовенству и боярам. Как и во все трудные минуты, Борис прибегнул к помощи верного ему патриарха. По этой причине судебное разбирательство проводилось не в помещении думы, а на патриаршем дворе. Туда явились Михаил Салтыков с членами комиссии и в присутствии арестованных Никитичей выложили на стол главную улику – мешок с волшебными корешками. Боярину Александру Романову была устроена очная ставка с его казначеем Бартеневым.

Никто не посмел поднять голос в защиту опальных. Напротив, все спешили выразить преданность Борису, чтобы отвести от себя подозрения в измене. «Бояре же многие, – записал летописец, – на них (опальных Никитичей. – Р.С.) аки зверие пыхаху и кричаху». [55]

[Закрыть]Романовы были ошеломлены нападками тех, кто многие годы заседал с ними в думе. Будучи в ссылке, Федор Романов с горечью говорил: «Бояре-де мне великие недруги, искали-де голов наших, а ныне-де научили на нас говорити людей наших, а я-де сам видел то не одиножды». [56]

[Закрыть]

Того же мнения придерживались и его братья. Василий Романов сказал однажды в присутствии пристава: «Погибли, деи, мы внапрасне, ко государю в наносе, от своей братьи бояр». [57]

[Закрыть]

Годуновы щедро вознаградили тех, кто помог им расправиться с Никитичами. Михаил Салтыков тотчас после суда получил боярство. Князь Петр Иванович Буйносов-Ростовский, распоряжавшийся «на опальном дворе» Романовых, был вскоре произведен из думных дворян в бояре. Глава сыскного ведомства Семен Никитич Годунов также получил боярство.

Имеются основания полагать, что власти произвели общий розыск об измене Романовых и Богдана Бельского. Осведомленный современник дьяк Иван Тимофеев прямо утверждал, что дело Романовых явилось прямым продолжением расследования о заговоре Бельского. В свойственной ему замысловатой манере дьяк писал, что в желании «царства» были обвинены не один Бельский, «но и ины с ним в тождество единомыслие ему приплетоша, и сих такожде… по странах развея». [58]

[Закрыть]Тимофеев, без всяких сомнений, имел в виду бояр Романовых, хотя из осторожности и не называл их имени.

Нет ничего удивительного в том, что наиболее опасные из противников Бориса старались объединить свои силы в преддверии переворота.

Власти сделали все, чтобы сведения о распрях в Боярской думе остались неизвестными иноземцам. Приставы старались всячески затруднить послам общение с московскими жителями. Волей-неволей полякам пришлось питаться слухами. Вскоре после разгрома романовского подворья по столице распространился слух о казни главных заговорщиков. В посольском дневнике этот слух отразился в виде следующей записи: «…через десять дней Второй Романович (Александр Никитич. – Р.С.) и князь Бинский (Богдан Бельский. – Р.С.) приняли смерть». [59]

[Закрыть]

Толки, подслушанные поляками, очень точно указывали имена двух главных обвиняемых в деле о покушении на жизнь и власть царя. Сведения об их смерти оказались однако неверными.

Борис долго колебался и медлил, прежде чем вынес решение о наказании виновных. Розыск об измене Бельского начался не позднее весны 1600 г., а его наказание, такой осведомленный современник, как Конрад Буссов, отнес к 1602 г.

Сообщая о судьбе Бельского, Иван Тимофеев отметил, что его не только лишили сана («славы»), но и предали позорному наказанию, каковому в соответствии с «градскими законами» подвергались «злодеи», разбойники и «мытари». После торговой казни Бельский претерпел новые унижения: «…и ина безчеснейшая поругания и срамоту ему… наложиша и в места дальная поточен бысть». [60]

[Закрыть]Конрад Буссов раскрыл смысл показаний московского дьяка. В дни болезни Борис приблизил к себе шотландского капитана Габриэля, человека бывалого и кое-что смыслившего в медицине. Пока из Германии не прибыли выписанные для царя врачи, Габриэль «за неимением лучшего был назначен лейб-медиком Бориса». [61]

[Закрыть]В дни суда над Бельским Габриэлю пришлось взять на себя несвойственные доктору функции.

Шотландец осуществил казнь, специально придуманную для Бельского. Он вырвал ему всю его густую и длинную бороду, служившую по народным понятиям символом чести. [62]

[Закрыть]В конце концов Бельского решили сослать, по одним сведениям, в Сибирь, по другим – «на Низ (в понизовные волжские города. – Р.С.) в тюрьму». [63]

[Закрыть]

Бельский был связан с правящей династией узами родства, потому опала на него носила, по-видимому, персональный характер. Младший сын окольничего Постник был послан на службу в Сибирь. [64]

[Закрыть]Но и он и его брат Иван сохранили свои обширные поместья в Вязьме и продолжали нести государеву службу.

Был ли Бельский в Сибири, трудно сказать. Достоверно известно, что длительное время опального держали в ссылке в его нижегородском имении. В конце 1602 – начале 1603 г. приставом у Бельского числился видный нижегородский дворянин Василий Анучин. [65]

[Закрыть]Годуновы не спешили с возвращением опального в Москву. В описи царского архива упомянут документ – «столп 112-го году, как сослан был Богдан Бельской в село Никольское, и был у нево в приставех Ондрей Ржевский да Василии Онучин». [66]

[Закрыть]Как видно, Бельского держали в деревне вплоть до 1603–1604 гг. (7112).

Подвергнув Бельского унизительным публичным наказаниям, власти стремились скомпрометировать его в глазах дворянства и столичного населения. По-видимому, Годуновы считали зачинщиком тайной интриги Бельского деятеля старшего поколения. Молодые Романовы признавали авторитет Бельского и выражали исключительное уважение к его политическим суждениям. Федор (Филарет) Романов считал, что в думе у царя Бориса не осталось умных и «досужих» людей, способных решать дела государства. Потому, говорил Филарет, «не станет, де, их дело никоторое, нет, де, у них разумново, один, де, у них разумен Богдан Бельский к посольским и ко всем делам добре досуж». [67]

[Закрыть]

Власти избавили Романовых от публичных унижений, считаясь с их популярностью в столице. И все же эту опальную боярскую семью постигло наказание, куда более суровое, чем наказание Бельского.

Федора Романова насильственно постригли в монахи и в сопровождении пристава стрелецкого головы Ратмана Дурова отправили в заточение на север в Антониев Сийский монастырь. Жену опального боярина Ксению Шестову отправили в тюрьму в глухие места – Заонежские погосты. Тещу Марию Шестову-Морозову постригли в монахини в девичьем монастыре в Чебоксарах. Для «бережения» к ней приставили сына боярского Никиту Трусова. [68]

[Закрыть]

Пострижение Федора (Филарета) Романова свидетельствовало о том, что у Годунова не было намерения физически устранить главного из своих соперников. Монашеский куколь отнял у Филарета шансы на обладание троном: расстрига не мог одеть на себя корону. Тем самым главная цель была достигнута.

Братья Федора были разосланы по тюрьмам в разные места: боярин Александр – в Усолье-Луду на побережье Ледовитого океана (Студеного моря), окольничий Михаил – в Ныробскую волость под Пермь, Иван и Василий – в Пелым за Урал. Малолетних детей Федора Никитича вместе с их теткой Анастасией Никитичной и семьей Александра Никитича сослали на Белоозеро и там заточили в тюрьму.

Боярин князь Борис Камбулатович Черкасский с женой и младшими детьми также оказался на Белоозере под стражей. Его старшего сына князя Ивана отправили в ссылку в Сибирь.

Князя Ивана Васильевича Сицкого, бывшего главным воеводой в Астрахани, заковали в «железа» и вместе с женой и сыном Василием привезли в Москву, Боярина постригли в монахи и определили в Кожеозерский монастырь, его жену также одели в монашеское платье и поселили неподалеку от мужа. Князь Василий Сицкий был посажен в тюрьму.

Свояк Романовых князь Александр Репнин, находившийся на воеводстве в Иранском городе, был отправлен в ссылку в Уфу. [69]

[Закрыть]

Подлинные документы по поводу ссылки, сохранившиеся в отрывках, позволяют установить, какими были условия содержания опальных в местах ааточения. Даже те ссыльные, которые не имели думного чина, получили разрешение взять с собой по «детинке» из числа своих дворовых холопов. Холоп прислуживал господину в пути, а затем в тюрьме. Тюрьмой для опального служил двор с рядом хозяйственных построек, предназначенных для обслуживания тюремного сидельца. Пристав, сопровождавший в ссылку младшего из братьев Романовых, получил приказ выстроить для него двор вдали от посада и проезжей дороги. Инструкция предписывала приставу провести все необходимые работы: «двор поставить…а на дворе велеть поставить хором две избы, да сени, да клеть, да погреб и около двора (чтобы – Р.С.) была городба». [70]

[Закрыть]

В клети и погребе хранились продукты и снедь. Осужденные получали достаточный корм. Так, Василий Романов получал в день «по колачу да по два хлеба денежных; да в мясные дни по две части говядины да по части баранины; а в рыбные дни по два блюда рыбы, какова где лучится, да квас житной». В стране был голод, и казна выделяла деньги для опальных с учетом дороговизны. На содержание младшего Романова была израсходована крупная для того времени сумма в 100 руб. Несмотря на все это, некоторые ссыльные, включая Василия Романова, погибли в местах заточения. Современники подозревали, что их казнили по тайному приказу Бориса Годунова. Близкий к Романовым летописец рассказывал о гибели ссыльных, следуя одной и той же несложной схеме: стрелецкий голова Леонтий Лодыженский, будучи приставом у боярина Александра Романова, удушил своего пленника по воле Бориса, Тимоха Грязной «удавиша» боярина Сицкого с женой, Роман Тушин «удавиша» окольничего Михаила Романова, приставы Смирной Маматов и Иван Некрасов «удавиша» Василия Романова и пр. [71]

[Закрыть]

Подлинные причины гибели ссыльных были, по-видимому, иными. Розыск об измене Романовых продолжался не менее полугода. Арест и ожидание казни могли сломить даже крепких физически людей. По некоторым сведениям, Романовых и их племянника князя Ивана Черкасского не раз приводили к пытке. Утратив разом высокое положение, власть, земли, некоторые из этих людей оказались на краю гибели, не покидая Москвы.

Первыми жертвами царского гнева стали опальные, принадлежавшие к старшему поколению. Боярин князь Ф. Шестунов умер в Москве «у себя на дворе в опале» еще до того, как Никитичей постигла «напасть», т. е. арест и ссылка. [72]

[Закрыть]Боярин князь Иван Сицкий принадлежал к тому же поколению, что и Шестунов. После осуждения он прожил очень недолго, хотя содержали его не в тюрьме, а в монастыре. Боярин Борис Черкасский, будучи в ссылке на Белоозере, разболелся старой болезнью. От «камчуга» его живот распух, и вскоре он умер. [73]

[Закрыть]

«Новый летописец» именовал пристава Смирнова Маматова не иначе как «окаянным» и приписывал ему тайную расправу с Василием Романовым. В действительности Маматов был приставом у Ивана Романова. Последний был человеком больным, несмотря на свою молодость (он болел «старой» болезнью: рукой не владел и на ногу немного прихрамывал). И все же Маматов сумел доставить его в Сибирь живым. Что касается Василия Романова, то его Маматов принял от другого пристава Ивана Некрасова в Пелыме «больна, токо чють жива». [74]

[Закрыть]

В источниках путь Василия Романова в Сибирь описан в подробностях. Стрелецкий сотник Некрасов получил наказ вести его «бережно, чтоб он с дороги не ушел и лиха никакого над собою не сделал». Приставу вручили железные кандалы, предоставив ему право использовать их в случае надобности. Пока арестованного везли в струге по Волге, он пользовался некоторыми послаблениями. Однако Романов, по словам пристава, как-то выкрал у него ключ от цепи и бросил его в Волгу. Опасаясь побега, Некрасов тотчас заковал колодника в цепь. В мае 1601 г. Романов благополучно добрался до Яранска, где пробыл шесть недель. После передышки ссыльного отправили дальше в Сибирь. Две с половиной недели пристав и арестант шли пешком, «только на подводах везли запасишко свое». На переходах пристав снимал с опального цепи, а на ночь снова ковал в железа. Наступила глубокая осень, ударили морозы. В таких условиях пришлось преодолеть уральские горные перевалы. Не выдержав трудного пути, Василий разболелся, и Некрасову пришлось везти его в санях «простого» (без цепей). Трудное путешествие продолжалось почти 4 месяца.

Власти позволили Василию жить в одних хоромах с братом Иваном Романовым. На всякий случай приставы приковали братьев на цепь в разных углах избы, тут же послав донесение в Москву. В ответ дьяки составили черновой наказ с повелением расковать Ивана и Василия и позволить им «в избе и во дворе ходить по своей воле». В беловом варианте последние слова были вычеркнуты и заменены приказом беречь Романовых крепко, чтобы они «з двора не ходили». [75]

[Закрыть]Руководители сыскного ведомства в Москве явно старались снять с себя ответственность за смерть ссыльных. Узнав о болезни Василия Романова, Семен Годунов поспешил заявить, будто по государеву наказу «ковать» ссыльных в цепи было не велено и что приставы «воровали», действуя «мимо государева наказу». 15 января 1602 г. Борис отдал распоряжение расковать Романовых, но его приказ пришел в Сибирь с запозданием. Перед смертью с Василия сняли кандалы. Брату Ивану позволили сидеть у постели больного. Причастившись у священника, опальный умер 15 февраля 1602 г. Похоронили его после отпевания в местной церкви.

В марте 1602 г. Борис, узнав о смерти Василия Никитича, велел перевезти Ивана Романова из Сибири в Уфу. [76]

[Закрыть]Однако Маматов не смог это выполнить из-за болезни опального. 8 мая 1602 г. пристав уведомил царя, что «изменник государев» разболелся «старою своею черною болезнью, рукою и ногою не владеет и язык ся отнял, лежит при конце». [77]

[Закрыть]Как только Ивану Никитичу несколько полегчало, Маматов немедленно повез его в Уфу. С дороги пристав отписал в Москву, что «изменник» быстро поправляется: «… везучи, язык у него появился, рукою стал владеть … а сказывает сердце здорово, ест довольно». [78]

[Закрыть]

Обширная переписка между московскими властями и приставами обнаруживает подлинные причины гибели ссыльных. Опальных везли за тысячи верст в Сибирь, либо на берег Студеного моря по бездорожью, нередко в тяжких цепях. Приходится удивляться не гибели осужденных «изменников», а тому, что некоторые из них уцелели.

Смерть нескольких ссыльных произвела тягостное впечатление в столичных кругах, напомнив боярам о временах Грозного. Власти пытались исправить положение. К лету 1602 г. Борис окончательно оправился от болезни. Кризис утратил остроту. В таких условиях Годунов счел возможным освободить из ссылки уцелевших «изменников», а затем объявил об их возвращении на государеву службу. Подобное решение имело свой политический смысл. Годунов желал убедить страну в том, что его раздор с влиятельными боярскими семьями на этом закончен.

25 мая 1602 г. власти распорядились освободить Ивана Романова и князя Ивана Черкасского и везти их в Нижний Новгород «на государеву службу». [79]

[Закрыть]17 сентября опальным была объявлена милость: царь велел вернуть их ко двору в Москву. [80]

[Закрыть]Опасаясь излишнего рвения, власти объяснили приставам, что Романова следует везти в столицу, сообразуясь с его здоровьем.

Опальные князья Сицкие также были освобождены из тюрем и получили назначение на службу в понизовные города. [81]

[Закрыть]Однако их отъезд из мест заключения не был столь благополучен, как переезд Романова. Старший сын опального боярина князь Василий Иванович Сицкий не вынес путешествия в телеге. Его здоровье оказалось настолько подорванным ссылкой, что он умер в дороге, не добравшись до Москвы. Его кончину тут же приписали злому умыслу Годуновых. [82]

[Закрыть]

Летом 1602 г. власти объявили о прощении вдов и детей опальных бояр. Согласно царскому наказу, вдова Бориса Черкасского с дочерью и вдова Александра Никитича были освобождены из заточения и увезены на житье в бывшую вотчину Романовых село Клинцы под Юрьевом-Польским.

По случаю болезни старой боярыни Черкасской Борис сделал выговор приставу Д. Жеребцову за то, что тот стеснял опальных в питании. Приставы получили наказ содержать опальные семьи в полном довольстве. Как и в случае с В. Романовым, царь Борис сложил всю ответственность за притеснения опальных на своих доверенных агентов-приставов, якобы действовавших не по указу, а «своим воровством и хитростью». [83]

[Закрыть]В ноябре 1602 г. опальный Федор (Филарет) Романов сказал своему приставу: «Государь-де меня пожаловал, велел мне повольность дать». [84]

[Закрыть]Условия содержания опального в монастыре были в самом деле смягчены. Ему позволили часто покидать келью и стоять «на крылосе». Борис велел снабдить Романова новой одеждой и «покой всякой к нему держати». Но он и не помышлял о. прощении Филарета и возвращении его в Москву.

«Дело» Романовых, возможно, отразилось на положении великого князя Симеона Бекбулатовича. Симеон был давно не у дел. Позже он подвергся прямой опале. Власти не забыли того, что Романовы и Бельский пытались посадить Симеона на трон, чтобы расстроить коронацию Бориса. Вскоре после суда над Романовыми решился вопрос о браке датского герцога Ганса с царевной Ксенией Годуновой. В соответствии с условиями брачного контракта Борис Годунов обязался выделить герцогу в удел «великое княжество Тверское». [85]

[Закрыть]Чтобы закрепить Тверской удел за герцогом и его семьей, Годунов должен был окончательно изгнать с его территории Симеона, почти четверть века носившего титул «великого князя Тверского».

По словам московских летописцев, Симеон лишился удельного княжества еще при царе Федоре: «… не бяше уже на уделе во Твери, сведоша его в село Кушалино …» [86]

[Закрыть]В присяге на имя Бориса Годунова в 1598 г. «царь Симеон Бекбулатов» именовался без великокняжеского титула. [87]

[Закрыть]Правительство начало с того, что свело Симеона в его вотчину волость Кушалино, а закончило тем, что отписало эту обширную волость в казну. Опись царского архива 1626 г. упоминает следующий документ: «Столпик, а в нем ссылка великого князя Семиона Бекбулатовича … в село Кушалино со 111-го по 113-й год …» [88]

[Закрыть]

Кушалинская волость перешла во владение Большого дворца. Для управления ее туда прибыли дворцовые приказчики. Возможно, что все эти перемены сопровождались какими-то осложнениями. Во всяком случае, некоторые из кушалинских «мужиков» были отправлены в Сибирь, а «опальная рухлядь» отписана в казну. [89]

[Закрыть]Конфискация вотчины свидетельствовала о том, что власти предъявили Симеону достаточно серьезные обвинения. Тем не менее местом его ссылки стали не сибирские города и не северные погосты, а его собственные недавние владения. Условия ссылки были почетными. Симеон жил в Кушалине в окружении своего «двора». Штат двора включал 2 дворян, 2 подьячих и прочих «дворовых людей», получавших на содержание 65 руб. из Дворцового приказа. [90]

[Закрыть]

Подобно Филарету, Симеон получил послабления, но ему не разрешили вернуться в Москву. Годунов нашел время, чтобы написать ему утешительное послание. Государь обещал, что на свой день рождения он пожалует ссыльного и даст ему свободу. [91]

[Закрыть]Однако обещание осталось невыполненным. Сколько бы мягкими не были гонения на служилого «царя», они дали почву для слухов, порочащих Годунова. Ослепший от старости Симеон сам жаловался Я. Маржарету, будто лишился зрения из-за Бориса, приславшего ему отравленного вина. [92]

[Закрыть]В русских летописях то же обвинение приобрело мистический оттенок: царь якобы ослепил Симеона с помощью некоей «волшебной хитрости». [93]

[Закрыть]

«Дело» Романовых и Бельского побудило власти произвести перемещения в среде высшей приказной бюрократии. После отставки Андрея Щелкалова пост главного дьяка «канцлера», по выражению иностранцев, перешел к его брату Василию. Некогда Щелкаловы оказали большие услуги Борису Годунову. Именно они вместе с Никитой Романовым помогли Годунову избежать отставки и утвердиться у власти. Позже между правителем Борисом и могущественными дьяками возникли трения, приведшие к падению Андрея Щелкалова. В период междуцарствия Василий Щелкалов поначалу выступал на стороне Боярской думы, считая, что дело Годунова проиграно. Именно он предложил народу от имени главных бояр ввести в стране боярское правление. Вслед за тем Щелкалов поспешил поддержать победившую партию Годуновых. В награду Борис сохранил за ним все его чины.

Ко времени ареста Романовых осенью 1600 г. Василий Щелкалов еще стоял во главе Посольского приказа. Но, по наблюдению Б. Н. Флори, он не играл существенной роли в происходивших тогда ответственных переговорах с литовскими, на затем шведскими послами. [94]

[Закрыть]Главным оратором на переговорах с русской стороны выступил преданный Борису дьяк А. И. Власьев, не имевший даже думного чина. К февралю 1601 г. Власьев стал думным дьяком Посольского приказа, а к маю – июню Василий Щелкалов окончательно впал в немилость и лишился власти. [95]

[Закрыть]Дьяк Иван Тимофеев, близко знавший Щелкаловых, утверждал, будто Борис подверг опале не только Андрея, но и Василия: «…обоих, якоже зверь некий обратився навспять, зубы своими угрызну». Василий Щелкалов испытал «бесчестное житье» и «отъятие» имения. [96]

[Закрыть]Если Щелкалов в самом деле подвергся опале и лишился имущества, то опала, во всяком случае, оказалась непродолжительной. Спустя три года дьяк вновь владел своими обширными вотчинами. В первом походе против самозванца, в 1604 г., Щелкалов смог выставить в поле более полусотни вооруженных холопов. [97]

[Закрыть]Этот факт дает наглядное представление о его земельных богатствах.

Главой приказной администрации фактически стал Афанасий Власьев, получивший чин думного дьяка от Бориса всего лишь двумя годами ранее. [98]

[Закрыть]

По некоторым сведениям, опалы Бориса затронули Пушкиных. Глухое указание на это дает одна из Разрядных книг частной редакции: «Послал царь Борис в Сибирь Пушкиных Остафья с братьею за опалу, что на него доводили люди его Филипка да Гришка». [99]

[Закрыть]В 1601 г. думный дворянин Евстафий Пушкин в самом деле выехал в Сибирь, но не в качестве опального, а как второй воевода главного сибирского города Тобольска. Там Пушкин вскоре же умер. Борис тотчас же пожаловал в думные дворяне брата Евстафия Ивана Большого Михайловича. [100]

[Закрыть]

Упомянутая выше Разрядная книга сообщает, что царь раскручинился на младших братьев Евстафия – Леонтия и Ивана Меньшого Пушкиных, «поместья и вотчины у них велел отписать, а животы распродать», самих же послал в Сибирь. [101]

[Закрыть]Подлинные боярские списки полностью опровергают эти сведения. В 1602–1603 гг. младшие Пушкины сохраняли свои поместья в Бежецком Верху. Леонтий Пушкин в те же годы ловил разбойников. [102]

[Закрыть]

Критический анализ источников, таким образом, не подтверждает мнения о гонениях на Пушкиных.

Бывший опричник Борис действовал в отношении противников совсем не так, как действовал Грозный. Тем не менее расправами он немало скомпрометировал себя в глазах современников. После воцарения Романовых летописцы не жалели красок, чтобы расписать злодейства Бориса и представить членов опальной семьи в ореоле мученичества. На самом деле меры Годунова весьма мало напоминали террористические методы управления Ивана IV. Как политик Борис оказался много выше своего предшественника и даже в критические моменты не прибегал к погромам, резне и кровопролитию.