Текст книги "Черепаховый суп"

Автор книги: Руслан Галеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– И?..

– Понимаешь, в ней есть что-то такое… Не знаю, как сказать. Ей веришь. Знаешь, Макс, она, бывает, выйдет в заповедник, сядет на траву. И тут же появляются телята бизонов, и какой-нибудь обяза–тельно ложится рядом и кладет ей голову на подол. Как в легендах про единорогов.

– Единороги подходили только к девственницам, Сабж.

– Я в курсе. Просто в Наташе есть что-то чистое, несмотря ни на что.

– Понятно.

– А самое главное, Макс, мне здесь всегда рады. Других таких мест я не знаю. Понимаешь, старик, я не жалею о своей жизни, все вроде правильно. Единственное, чего в ней недоставало, так это ме–ста, куда я мог бы вернуться. Я все время куда-то шел. И всегда впе–ред, никогда не оглядывался. Не на что было оглянуться. И возвра–щаться было некуда. А возвращаться – это же здорово. Куда-нибудь, где тебе рады. Раньше у меня такого места не было. Теперь вот есть.

Я приподнялся на локтях, посмотрел на часы. У нас оставалось чуть больше часа.

– Ну, так давай заедем. Время есть. Заодно попробую хваленый березовый сок.

– Не хочу. – Сабж медленно встал, отряхнул брюки, потянулся. –Как раз сегодня мне не стоит оглядываться. А с березовым соком никаких проблем, – растягивая физиономию в довольной усмешке, сказал он, – пошли.

На самом краю березовой рощи грел на солнце бока огромный красный с белыми прожилками валун. Трудно представить, из каких далей приволокло его ледником. Одно я знал точно: в местных горах таких камней нет.

– Что, брат, гадаешь, откуда он здесь взялся? – Сабж похлопал валун по теплому боку и рассмеялся.

– Даже подумать страшно, – признался я.

– Ну да, это была долгая прогулка. Смотри сюда.

Сабж обошел камень и махнул мне рукой. С противоположной стороны из валуна был вырван солидный кусок. Это произошло, по всей видимости, тогда же, когда его тащило в эти степные районы. Получилась неровная ступень, на которой теперь стоял десяток пла–стиковых бутылок с мутноватой жидкостью.

– Каждое утро кто-нибудь из поселка поднимается в рощу, – по–яснил Сабж, – и снимает со стволов берез бутылки. Часть забирает с собой, остальные ставит сюда, в тень. Для таких, как мы. К вечеру ни одной бутылки не остается.

Я взял литровую баклажку из-под пепси, отвинтил пробку и сде–лал глоток.

Если вам никогда не доводилось пить березовый сок из бизонь–его заповедника, то ваша жизнь прошла… не то что бы напрасно… Но в ней не случилось чего-то очень важного. Сабж был прав.

– Возьмем бутылку с собой. Больше все равно не успеем выпить.

15. Ногти

В двенадцати километрах от Бески-Юга и в трех – от того места, где «1969» сливается с Северо-Западной скоростной, я остановил дредноут и вылез из салона. По большому счету, здесь и заканчива–лась трасса «1969». Как и краткая эпоха наивных надежд, длинных волос, рок-н-ролла и веры в человека.

Именно тут в самом конце 1969-го года три автобуса, расписан–ные черепами и ромашками, свернули с дороги. Никаких памятни–ков, обелисков, ничего такого. Только упрямо торчит старый Звеня–щий дуб. А на нем – тысячи пацификов, хайратников, порванных струн. Я обхожу свой ЗИС, достаю купленный на пристани зонт, раз–махиваюсь и кидаю в густую, тяжелую крону.

– Хайле селасе, – говорит Сабж, открывая дверь, но остава–ясь в салоне. – Я всегда хотел спросить, Макс: если в тех автобу–сах ехали последние, то кто притаскивает сюда весь этот метал–лолом?

– Дураки и предатели, – говорю я, закрывая багажник.

– А ты?

– Ну, и я.

– Ясно. – Сабж захлопнул дверь и сказал в открытое окно: – Тог–да давай почтим это дело прослушиванием «Вельвет андерграунда» и косяком.

– У меня нет «вельветов», а траву я не курю.

– Тогда что нас тут держит?

– Да ни хрена нас тут не держит.

Ветер то налетал, чтобы ощутимо шлепнуть дредноут по выгнутой спине, то вдруг затихал. От этого в кроне Звенящего дуба возника–ла психоделическая мелодия. Типа, саундтрек к разочарованию.

– А почему дураки, Макс?

– А кто же? Все эти хипстеры, битники, дети цветов – как судоро–ги. Даже не судороги, а ногти. Тело уже умерло, мозг разослал сиг–нал: «Стоп, машина». А ногти растут.

– Или волосы, да? Помнишь эту фишку, да? Когда все почти уже кончилось, какой-то клоун поставил на Бродвее такой мюзикл. Би–леты стоили бешеные бабки.

– И я про это. Любое движение имеет смысл, пока в него верят. А вера кончилась уже тогда. Потому я и говорю – дураки. Всё же на ладони, Сабж, но они отказываются видеть.

– Ну и что? – Сабж пожимает плечами и вынимает из моего кар–мана сигареты. – Почему все должно иметь какой-то смысл? Эти парни по-своему счастливы. Они наверное, счастливее нас с тобой, Макс. Может, ты им просто завидуешь?

– Может быть. Но я бы не смог так. Я, наверное, слишком четко осознаю бессмысленность всей этой бодяги.

– Просто ты атеист, приятель. Потому что слишком много знаешь. Знание порождает сомнения, поэтому оно – антипод веры. А вера слепа по определению, она исключает сомнения. Или это уже не ве–ра. В большинстве случаев…

– Я думал об этом, Сабж. Но ведь многие из них далеко не глу–пы. Движение интеллектуалов было тогда и существует теперь. Нет, старик, тут дело не в знаниях. Скорее, в какой-то врожденной наивности.

– Только не произноси слово «чистота». Вспомни того же придур–ка Кизи.

– Кизи не в счет. Он уже тогда ни во что не верил. Ему просто нра–вилась жизнь раздолбая, вот и все. Как и Бротигану. Этих двоих я уважаю. На периферии любого движения можно найти таких ребят. Они хотели бы верить, но врожденный цинизм мешает. И они оказы–ваются в некоем вакууме между верой и смыслом. Смысл им не нравится, а верить они не умеют.

– А потом приходят наивные умники и называют их гуру.

– Типа того.

– Тогда я не совсем понимаю, что ты называешь наивностью.

– Наивность – это вера вопреки знанию. Если еще раз поло–жишь мои сигареты к себе в карман, я сломаю тебе руку.

– Peace, bro. Прости мне мою наивность. Я знаю, что это твои си–гареты, но верю, что ты об этом не вспомнишь. Я хиппи. В каком-то смысле.

16. Оранжевые пунктиры

Спустя какое-то время, высадив в пригороде Сабжа, я въехал в южные ворота Бески-Юга. Монотонным речитативом потянулись ухоженные, но довольно однообразные дома. Как и большинство относительно молодых городов (Бески-Югу чуть больше двадцати лет), он еще не успел обрести своего лица. Которое приходит к горо–дам с потемневшими камнями домов, трещинами в асфальте, треть–им, а то и четвертым поколением жителей. Так вот, всего этого Бес-ки-Юг еще не приобрел. Самое старое здание в нем – это бывшая казарма, которая потом была тюрьмой, а сегодня, как ни парадок–сально (разумеется, после кардинального переустройства), – стала школой. Но одного здания побуревшего кирпича недостаточно. А в остальном Бески-Юг – обычный небедный провинциальный горо–док, каких тысячи.

Покружив по городу, я нашел автостоянку, охраняемую тремя до–берманами и огромным негром. Негр помог мне натянуть на дред–ноут брезентовый тент, взял плату за месяц вперед и рассказал о последней игре «Нью-йоркских гризли» против «Сибирских медве–дей». Я вежливо делал вид, что слушаю. Хотя футбол ненавижу. Воз–ненавидел его еще в Самерсене. Потом охранник стрельнул у меня сигарету, и больше я его никогда не видел.

…Встречи, подобные той, на которую я приехал, проводились по однотипной схеме. Никаких ночных перебежек, поднятых воротни–ков, накладных усов и зеркальных очков. Все максимально буднич–но и просто. В маленькой гостинице снимается номер с отдельным входом. Вот и все. Чем меньше суеты, тем меньше внимания и по–сторонних глаз. На столе раскидываются карты и деньги, выставля–ется выпивка, так что в случае чего обвинить можно только в азарт–ных играх. Тоже, разумеется, не сахар, но это меньшее из зол, с ко–торым приходится мириться.

В ближайшем к автостоянке газетном ларьке я купил «Бески-Юг дэйли» и в разделе частных объявлений без труда нашел то, что ис–кал:

«КАРТА ЕВРОПЫ. БЕРИНГ, БРАЙЗЕР. ИЗДАТЕЛЬСТВО „СОХО“143-07-08»

Оставалось только выяснить местоположение гостиницы «Кеб-бис», где сегодня, седьмого августа, в номере 143 состоится встре–ча. И в этом я рассчитывал на болтливость продавцов газет.

Никогда не мог понять, почему в провинции так любят красить бордюрные камни в яркие цвета. В Бески-Юге они были зловеще оранжевыми. Почему? Возможно, потому, что не нашлось другой краски. Но тихие патриархальные пейзажи провинциального город–ка, обведенные четким оранжевым пунктиром, навевали что-то наркотическое. Представляю, каково тут в дождь, когда оранжевые отблески отражаются еще и в лужах!

Небо постепенно избавлялось от грозовых облаков. Парило не–щадно, и синева была такой нестерпимо ослепительной, что я на–цепил очки. На одной из пустынных улиц, прямо на разделительной полосе спала, высунув длинный красный язык, лохматая собака.

Минут через пятнадцать я нашел гостиницу «Кеббис» – серое двух–этажное здание со стандартной вывеской. Все номера первого этажа имели вход с улицы. В том числе и номер 143. Я постучал трижды. Шторка на ближайшем слева окне шевельнулась, щелкнул замок, и я толкнул дверь.

На пороге стояла Буги. Удар был достаточно сильным, и я потерял сознание.

Часть вторая ЭПИЦЕНТР

17. Солнце и вода

Дождь, нудивший с самого утра мелкой промозглой пылью, к обеду превратился в полноценный затяжной ливень. Тяжелые кап–ли рушились на асфальт перед гостиницей, вздувая пузырями стре–мительно разрастающиеся лужи и разгоняя на них радужные плен–ки масла. Город, и без того в этот час немноголюдный, вымер. Низ–кое серое небо казалось еще ближе, еще тяжелее: вот-вот обрушится всей тяжестью переполненных влагой грозовых обла–ков, вомнет смешные домишки Бески-Юга в асфальт, сровняет этот чертов городишко с землей, и всё – как и не было.

Это типично для районов, окружающих мертвую зону вокруг Эпицентра: низкое небо, прижимающееся к земле, неустойчивая погода, вечная сырость. Собственно, влажность и создает ощуще–ние близости небес, выступая своеобразной атмосферной линзой. В редкие часы ясной погоды, особенно по ночам, можно бесконеч–но долго смотреть вверх, на яркие звезды, похожие на пулевые от–верстия в иссиня-черных одеждах Господа Бога. И верить становит–ся просто… Вот только хорошая погода в этих местах – редкий гость.

– Ну, а потом я приехал сюда и ты встретила меня своим класси–ческим апперкотом, сестренка, – закончил я свой рассказ и осто–рожно отнял от лица грелку со льдом. Челюсть все еще болела, но уже не так сильно.

Буги не смотрела на меня, она сидела, забравшись с ногами в глубокое кресло и укутавшись в плед. В эту минуту она выглядела та–кой женственной, такой домашней… если бы не «Пустынный орел», лежащий на подлокотнике, и не болезненная память о «радушном» приеме. А кроме того, был еще взгляд: холодный, сосредоточенный, спокойный.

Сабж сидел на полу в углу комнаты и старательно делал вид, что его тут нет. Под левым глазом у него наливался синевой монумен–тальный синяк: дурачок рискнул сунуться между мной и Буги, даже угрожал ей своим смешным «парабеллумом». Хотя, может быть, именно это меня и спасло. Я вырубился сразу, отхватив апперкот, но одним ударом Буги явно не ограничилась, потому что у меня болела не только челюсть, но и ребра, и правое плечо, и правое колено. Впрочем, если бы Буги захотела, она могла покончить со мной и с меньшими затратами энергии. Уж кто-кто, а я ее хорошо знал. Зна–чит, она не собиралась меня убивать?..

– Ну и… что мы теперь будем делать? – спросил я, поскольку Бу-ги не реагировала на мои слова.

Она впервые за время моего рассказа оглянулась:

– Завтра уйдем в трип. Отец настоял, чтобы я пошла с тобой и Сабжем. Это почти намек, Макс, пораскинь мозгами и подумай. –Она стремительно поднялась, бросила на спинку кровати плед, при–вычным движением сунула в плечевую кобуру «Орла» и прошла че–рез комнату к двери. – Ложитесь спать. Завтра подниму затемно… И примите душ, воняет от вас, как от козлов.

– И тебе спокойной ночи, – подал голос Сабж, – был рад тебя увидеть.

Я бы не рискнул шутить с Буги, когда она не в настроении. Но Сабжу прощалось многое. Буги криво улыбнулась и ответила:

– Извини меня, Сабж, я, наверное, погорячилась.

– Я заметил, – кивнул Сабж, – но великодушно тебя прощаю. Как думаешь, в этой гостинице можно заказать ужин в номер?

…Не так-то просто уснуть, когда все тело болит. Да и дождь бара–банил в гостиничную кровлю всю ночь, прекратившись лишь часам к четырем утра. Только тогда я наконец провалился в некое неспо–койное подобие сна, в котором все время куда-то бежал, от кого-то спасался, прятался, боялся. Мне снились пропитанные влагой под–валы, странные слепые люди, приманивающие крыс игрой на дуд–ках, жуткий художник с крестами пластыря вместо глаз… Я осозна–вал, что это сон, просто кошмарный сон, и понимал, что надо всего лишь проснуться. Но проснуться не получалось…

Поэтому я был даже рад, когда Сабж растолкал меня и сказал, что Буги ждет нас через полчаса на автостоянке.

Арендованный здесь же, в Бески-Юге, рыжий пикап неопределя–емой марки и года выпуска глухо урчал. Буги сидела, открыв дверь, на водительском месте и курила. Судя по синякам под глазами, спа–лось ей тоже несладко. Как и мы с Сабжем, она была одета в темно-зеленый армейский комбинезон. Ничего, кроме оружия и левых до–кументов, ни у кого из нас с собой не было. Все наши вещи остались в номерах.

Я кивнул Сабжу на переднее пассажирское сиденье, а сам за–брался назад. Лег, насколько позволяло пространство салона, и мгновенно уснул. На этот раз мне не снилось ничего, и за несколь–ко часов пути до Орлиного Гнезда я более или менее компенсировал гостиничную бессонницу.

Впрочем, несколько раз я просыпался и видел за рулем то Буги, то Сабжа. Вести пикап они мне не предлагали.

За несколько минут до въезда в Орлиное Гнездо я проснулся окончательно. Желтые, сливающиеся с ландшафтом руины городка уже можно было разглядеть в небольшой долине, зажатой между поросшими жестким кустарником холмами. Был полдень, и с безоб–лачного неба взирало на землю жестокое солнце.

После войны, радикально поменявшей климат всей планеты, здесь всегда стоит засуха. Дождевые тучи доходят до границ мерт–вой зоны, окружающей Эпицентр кольцом в пять-шесть километров шириной, и проливаются над пограничными городками вроде Бес–ки-Юга. Сюда же дождь заглядывает редко. Лишь осенью безумные шквалы Санта-Берильес приносят непогоду, и тогда тонны воды с неистовой силой обрушиваются на желтую пыль. Такие ливни могут идти по две-три недели подряд и меняют пейзаж до неузнаваемос–ти. Ярость воды срывает одни холмы и возводит другие, уничтожает незащищенные оазисы, создает русла недолговечных рек, чьи обе–зумевшие потоки сносят все на своем пути. Долина, где расположе–но Орлиное Гнездо, превращается в мутное озеро, и бурая вода пол–ностью скрывает развалины городка. Многие подобные селения, оказавшиеся после войны в мертвой зоне, давным-давно либо сровняло с землей, либо засыпало наносным песком. Но есть и та–кие, что торчат гнилыми зубами руин по сей день. Когда сила воды иссякает и яростное солнце, прорвавшись сквозь облачную завесу, превращает вчерашнюю грязь в желтый песок, трудно поверить, что совсем недавно тут бушевал потоп. Его вызывают многочислен–ные заброшенные шахты, которыми изрыта почва под городком. Когда-то в них добывали йод и насыщенную им соль.

Пикап стоял. Сабж тихо похрапывал, смешно съежившись на пе–реднем сиденье и упершись ногами в лобовое стекло. Буги стояла спиной к машине чуть в стороне и курила. Яркое солнце прошивало ее густую шевелюру золотыми нитями и окружало всю фигуру осле–пительным ореолом. Я невольно подумал, что сейчас она представ–ляет собой отличную мишень, и усмехнулся. Сабж громко всхрапнул и тут же захлопал глазами.

– Приехали? – пробормотал он, обращаясь к пустому водитель–скому сиденью.

– Почти, – ответил я, – долина прямо под нами.

– Ага, – сказал Сабж, протирая глаза, – а где Буги?

– Вон она, курит.

Сабж повернулся, проследил за моим взглядом и вдруг совер–шенно спокойно произнес:

– Даже я не промахнулся бы.

– Знаю, Сабж. И она знает. Но я не стану этого делать.

– Почему?

– Ну… Скажем так, не вижу достаточно веских оснований.

Это была неправда. Вернее, не совсем правда. На самом деле я бы и самому себе не смог толком ответить, почему не выстрелил в нее тогда.

– Ясно. – Сабж потянулся, снова огляделся и так, словно мы только что обсудили не самый удачный матч «Буффало Саймс», ска–зал:

– Тогда дай мне сигарету, Макс. А я попробую разогнуть ноги.

18. Противоречие

Как и большинство субтропических областей планетарного дис–ка, эта в прошлом принадлежала вездесущей Вест-Индской компа–нии. И, как и везде, британское влияние на местный колорит оста–вило шрамы, нелепые и неуместные. Орлиное Гнездо – яркое тому свидетельство.

Понятия не имею, как оно называлось в довоенные времена. Бе–русь спорить на кругленькую сумму, что топоним начинался с при–ставки «New», но если честно, меня это никогда не интересовало. Не потому, что я не любопытен, напротив, меня хлебом не корми, дай покопаться в архивной пыли жуткого прошлого, выродившегося в безумное настоящее. Но руины должны оставаться руинами. И в прямом, и в переносном смысле. А кроме того, среди тех, кто ходит в Эпицентр, есть негласное правило: мы стараемся не привлекать внимания к нашим форпостам и перевалочным базам.

А вот что касается нынешнего названия, «Орлиное Гнездо», то тут все просто. Когда мы обнаружили этот забытый цивилизацией уго–лок, в нем уцелело всего одно приземистое здание красного кирпи–ча. На его фасаде каким-то чудом удерживались остатки неоновой вывески – «Eagle's Nest». Выглядело здание настолько по-британ–ски, что у меня аж сводило зубы. Казалось, этот кубический монстр с нелепой колоннадой сам приполз сюда с островов Ее Величества. Или его приволокло ледником…

Я всегда испытываю бессильную ярость при виде подобных уродли–вых свидетельств имперской власти. Какое на хрен орлиное гнездо мо–жет быть там, где никто и никогда в глаза не видел орла? Стервятники, грифы, соколы, даже вороны – пожалуйста. Но орлов тут никогда не во–дилось. Так почему не назвать гостиницу «соколиным», «вороньим» гнездом или «Гнездом Грифа» на худой конец? Но нет, имперское созна–ние, пройдя сквозь сито веков, как будто само приняло форму куба. Или это римские орлы все еще властвуют над друидскими генами?

Путешествуя по планетарному диску, я завел блокнот и записы–вал туда все «гнезда», встречавшиеся по пути. Я насчитал ровно 110 орлиных, 62 вороньих и 12 ястребиных.

Бальзамом на сердце пролился неон вывески «Гнездо канарейки» в Портсмуте. Так называлась невзрачная закусочная, за стойкой ко–торой стояла аппетитная дочка хозяйки, вызвавшая у меня куда боль–шее слюноотделение, нежели местное скудное меню. А в Вально вы–била скупую мужскую слезу вывеска «Гнездо Носорога» над огромным автосалоном. Но эти исключения только подтверждают правило.

Нет, я не имею ничего против Туманного Альбиона. Я люблю Лон–дон, а в Лидсе прожил почти год. Даже прогулялся босиком по зеб–ре пешеходного перехода знаменитой аббатской дороги.

Но я ненавижу Вест-Индскую компанию и всех ее сестер и брать–ев, какие бы имена они ни носили.

И дело здесь не в расовых и национальных предрассудках или территориальных претензиях – это всего лишь лозунги для прыща–вых юнцов, спасающихся от перхоти, выбривая головы наголо. Но именно такими лозунгами прикрывался монстр, вытоптавший пла–нетарный диск коваными армейскими сапогами, мягкими мокаси–нами проповедников, траками бронетехники и инверсионными сле–дами трансатлантических авиалайнеров. Прикрывался, чтобы де–лать свое дело за счет всеобщей мобилизации, уличных банд всевозможного покроя и фасона, разнокалиберных конфессио–нальных общин, землячеств и диаспор. Не верьте тому, кто скажет, что имя этому монстру – деньги. Они – лишь одно из его орудий, на–ряду с жаждой наживы и власти, равнодушием, властолюбием, пры–щавой наивностью бритоголовых неонацистов и фанатичной верой преподобных святых отцов. Говорят еще, что имя ему – Легион. Я же считаю, что имя ему – человек. Прекрасный и ужасный, как никто другой, близкий к Богу и неизмеримо далеко отошедший от Него.

Основной парадокс человечества в том, что мы, люди, сочетаем в себе тягу разрушать и стремление создавать. В нас воистину со–шлись божественное и дьявольское. Нам не чужды понятия: добро, красота, вера, свобода, соучастие. Память. Умение восхищаться. Стремление сохранить. И хрен его знает, каким образом мы умудря–емся сочетать в себе противоположное. Я ведь и сам создавал и уничтожал, убивал и радовался рождению, спасал и равнодушно от–ворачивался, крал и дарил, верил и сомневался, восхищался и ци–нично насмехался. Объяснить этого я не могу, но прихожу к выводу, что главное в человеке – противоречие.

Помните, я говорил об истинах, которые навязли у нас в зубах. Может, и у вас тоже, я не в курсе… Так вот, человек умудряется про–тиворечить этим истинам всем своим существованием. Как хотите, так и понимайте…

Буги докурила, отбросила окурок в сторону и молча вернулась в машину. Пикап, глухо урча, скатился по осыпающемуся склону холма и въехал под сень руин уничтоженного войной города. Одного из многих сотен подобных ему. Может быть, даже из тысяч.

– Обожаю такие городки, – вздохнул Сабж, – их ни с чем не сравнимый провинциальный колорит и…

– Сабж, заткнись, – вздохнула Буги.

– Молчу-молчу, – понурился Сабж и уставился в боковое окно.

19. Рутина

Последний раз я бывал в Орлином Гнезде четыре с половиной го–да назад, за полтора года до вынужденного отпуска. С тех пор тут почти ничего не изменилось. Те же словно надкусанные гигантским дегустатором темно-коричневые стены, та же чахлая раститель–ность серого цвета в трещинах асфальта и меж кирпичей руин, то же тревожное ощущение настойчивого взгляда в спину.

Я знал, что это только ощущение. Буги не просто так курила, стоя у пикапа. Прежде чем отправиться за мной и Сабжем, она уже по–бывала здесь (и еще кое-где), и расставила в только ей известных местах маячки – не меньше сотни в каждом городе. Специальный сканер (который мог быть вмонтирован в часы, пуговицу, куда угод–но) считывал информацию с маячков. И если бы в городе появи–лись гости, а тем более если бы они решили дождаться нас, хоть один маячок зафиксировал бы это. Тогда бы мы просто разверну–лись, доехали до ближайшего населенного пункта, сдали пикап, арендовали другую машину и попытали счастья еще раз, в другом месте.

А когда мы будем покидать Орлиное Гнездо, Буги активирует сис–тему самоуничтожения маячков – и от них не останется ничего, кро–ме расплавленных кусков пластика и сгоревших чипов со стертыми данными.

С тех пор как правительственные органы выяснили, что есть лю–ди, способные проникать в Эпицентр и возвращаться обратно, мы вынуждены были соблюдать осторожность. И Полковник, основной организатор и заказчик трипов, разработал целую систему меро–приятий, чтобы усложнить работу спецслужб, занимающихся Эпи–центром. В том числе и установку маячков в городах-форпостах.

Разумеется, периодически кого-то из наших брали. На этот слу–чай тоже существовали инструкции. Так, не следовало ничего скры–вать. Почти ничего.

Проводники шли в трип только после личного уведомления Пол–ковника. Каким образом они получали информацию с Территории Штиля, никто, кроме них самих, не знает. Состав группы известен только организатору трипа (как в нашем случае – Буги).

Когда арестованных сталкеров заставляли провести группу в Эпицентр, это требование следовало выполнить. Но группа обяза–тельно погибала, даже если арестовывали Проводника. У него или трипующего бойца был шанс выжить благодаря своему опыту и зна–нию Эпицентра, однако я не слышал, чтобы кому-то это удалось.

На руку сталкерам играл тот факт, что эффект от электромагнит–ных импульсов, разбросанных лепестками ядерных взрывов, так и не исчез окончательно. В самом Эпицентре он не ощущался, но вот небо над Неподконтрольной Дистанцией было гарантированно за–щищено от воздушного транспорта.

Почему мы скрываем свои способности от правительств и поче–му они, в свою очередь, стремятся попасть в Эпицентр?

Ох… Это сложный и крайне запутанный вопрос. Ведь, с одной стороны, Эпицентр – губительное для всего живого на земле (кроме населяющих его организмов) место. И на первый взгляд владение им мало что дает метрополии в плане геополитического превосход–ства. Но в действительности сумевший подчинить нейтральную тер–риторию получает контроль над прочими метрополиями. Собствен–но, это и явилось причиной последней войны на Земле. (Я говорю «последней», поскольку доверяю Полковнику и его научным изыска–ниям.) Ведь то, что в самом центре планеты расположена военная база баллистических ракет, оснащенных ядерными боеголовками, могло в корне изменить всю картину мироздания.

Человечество во все времена пребывало в состоянии готовнос–ти к войне. Бытующее определение – «вооруженный до зубов нейт–ралитет» – не момент истории, оно и есть история. Человечество только в этом состоянии и существовало. Гонка вооружений, кото–рая в разные времена то скрывалась под ликом развития прогрес–са, то действовала открыто, была и пока что остается угрозой циви–лизации. И это еще раз подтверждает парадокс, характерный для всего, что творит человек. С одной стороны гонка вооружений спо–собствует развитию инженерной мысли, медицины, физики, мате–матики и прочих наук. С другой стороны, именно благодаря этому развитию все созданное человечеством может в любое мгновение исчезнуть. Полковник однажды сказал, что в тот момент, когда люди подчинили себе атом, наша цивилизация стала похожа на канато–ходца, замершего на середине пути и выронившего балансир: он удерживает равновесие только за счет того, что ветер с одинаковой силой дует со всех сторон.

Оговорюсь. Мы все, и Полковник в первую очередь, отдавали се–бе отчет в том, что рано или поздно Эпицентр будет взят. С нашей помощью или без нее – это все равно бы случилось. И мы были го–товы к тому, что однажды Полковник даст сигнал, и нам придется войти в Эпицентр, чтоб попытаться остановить человечество. «Это бесполезно, – качал головой Полковник, – но иногда бессилие при–носит больше пользы, чем сила. Будем надеяться, что я успею что-нибудь придумать. Вот только что? Ума не приложу».

Пока же мы делали то, что могли. Получая сигнал от Полковника, мы уводили в Эпицентр тех, кто страдал от политических, религиоз–ных, расовых преследований, тех, кто мог сделать что-то полезное, но был связан по рукам и ногам системой, предрассудками или фи–нансовой ситуацией.

Кроме того – не вижу смысла скрывать этот факт – через Эпи–центр часто перевозились различные контрабандные товары: ал–коголь, легкие наркотики растительного происхождения, запре–щенная литература, etc. А нам нужны были деньги. В первую оче–редь, на те исследования, которые проводил Полковник и помогавшие ему ученые. Остальное доставалось трипующим стал–керам. Мы привыкли жить безбедно, почти ни в чем себе не отка–зывая. Риск, которому мы подвергали себя в Эпицентре, давал нам на это право. Трипы были нашей работой, нашей жизнью и нашей смертью.

Еще одним из источников добывания средств стало то, что мы на–зывали между собой «хабаром», а на самом деле мародерство. Ведь Эпицентр когда-то был метрополией Нагасаки – одной из самых влиятельных и богатых. И обшаривание его опустошенных войной городов порой приносило едва ли не больший доход, чем доставка контрабандных грузов. Хотя и было связано с достаточно трудоем–кой процедурой очистки трофеев: радиационной, химической, бак–териологической. Ведь они могли представлять серьезную опас–ность для обычных людей.

20. Полчаса чешуйчатого ада

У гостиницы сохранился почти весь второй этаж и часть крыши, и все здание было чертовски похоже на изъеденный кариесом зуб. Левый угол второго этажа обвалился и открывал взгляду засыпан–ные песком внутренние помещения. Они напоминали мне подвод–ные пещеры, в которых, судя по фильмам Кусто, обитают жуткова–тые поедающие друг друга твари.

Буги припарковала пикап слева от крыльца, выскочила из маши–ны и попыталась открыть дверь. Та сдвинулась на пару сантиметров и застряла.

– Чертов песок, – вполголоса пробормотала Буги и обернулась к нам: – Ну что ж, беритесь за лопаты – они под задним сиденьем.

Мы с Сабжем лениво выползли из машины и, вооружившись ло–патами, принялись разгребать песок на крыльце. Это оказалось не–просто, поскольку в некоторых местах он почти окаменел. Во время наводнений вода поднимает из пещер соль, и та склеивает подсы–хающий песок не хуже бетона.

– Обожаю поваляться на песочке, – отплевываясь, сказал Сабж с улыбкой. Казалось, он воспринимал необходимость помахать ло–патой как лекарство от скуки. – Буги, сестренка, ты не прихватила ли случаем крем от загара?

– Откроешь эту хренову дверь,– ответила Буги, отирая со лба пот, – и я сама намажу тебе спинку. Если раньше не сварюсь, ко–нечно.

Она не шутила. Полуденное солнце набросилось на землю с жад–ностью и злобой некормленого цепного пса. Не прошло и двух ми–нут, как наша одежда пропотела до нитки. Буги попыталась передох–нуть от палящих лучей в утробе пикапа, но тут же выскочила наружу и, ругаясь, полезла под машину.

Дверь упрямо сопротивлялась нашим усилиям.

– Какого черта мы не сделали лаз через второй этаж? – пропых–тел я, пытаясь сбить штыком лопаты особенно крупный кусок окаме–невшего песка.

– А что это дало бы? Копали бы сейчас на втором этаже, – еле слышно проговорила из-под днища пикапа Буги.

– Точно, – прохрипел Сабж, – этот песок везде.

– Ма-а-а-ать ва-а-а-а-а-шу! – взревел я, налегая на дверь. Сабж поспешил мне на помощь, а через секунду к нам присоединилась и Буги. Дверь вдруг начала поддаваться, и общими усилиями мы сдви–нули ее ровно настолько, чтобы я смог туда протиснуться. Следом за мной пролезли Буги и Сабж.

В холле было темно и прохладно. Я захлопнул дверь и устало опу–стился на пол, прислонясь к стене.

– А знаешь, что опаснее всего для человеческого организма? –спросил Сабж, опускаясь рядом.

– Что?

– Лекарства от кашля.

– Да ну…

– Серьезно. Ты как-нибудь прочитай список побочных явлений. Кожная аллергия, тошнота, рвота, головная боль, сонливость и так далее. А если принимать долго, может возникнуть зависимость от кодеина.

– Ни хрена себе…

– Ну! Потом, значит, что там еще?.. Аритмия, проблемы с моче–вым пузырем… э-э-э… Ну короче, до хрена. А самое главное, либо понос, либо запор. Прикинь? Либо понос, либо запор, и никаких компромиссов.