Текст книги "Черепаховый суп"

Автор книги: Руслан Галеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Теперь время меня не поджимает: я успел на последний дневной паром, принимающий пассажиров. Следующие несколько часов Жаку придется переправлять исключительно муниципальный грузо–вой транспорт, курсирующий от Вально-Кройцбергской грузовой железнодорожной станции до Большого кольца и обратно.

Я задержался на Кройцбергской пристани, чтоб купить сигарет. А когда возвращался к ЗИСу, едва слышно прогремел гром. Я поки–нул узкое кольцо стабильного климата Самерсена, а здесь, на окра–ине планетарного диска, погода меняется стремительно, хотя лето и считается более спокойным временем года.

– Не желаете приобрести зонтик? – проговорил, появляясь, как обычно, из ниоткуда, Зонтичный Человек.

Вообще-то у него есть имя и фамилия, кроме того, он носит форму с шевронами береговой службы Речфлота. Но все мои знакомые, в том числе и Жак, иначе как Зонтичным Человеком его не называют.

Он работает на речном вокзале то ли смотрителем, то ли кем-то еще в этом роде. Но основной его заработок – выручка от продажи подержанных зонтов.

Люди постоянно забывают какие-то вещи на вокзале, их исправ–но сдают в бюро находок, где хранят какое-то обозначенное в инст–рукциях время. За относительно дорогими вещами возвращаются, но за чем-то вроде тех же зонтов – крайне редко. Почти никогда.

По истечении положенного срока работники речного вокзала де–лят невостребованные вещи между собой. Зонтичный Человек, как нетрудно догадаться, забирает зонты. И продает по дешевке приез–жим. Это приносит ему пусть небольшой, но вполне ощутимый до–ход. Позволяющий, в частности, не расходовать деньги из семейно–го бюджета на ежевечернюю кружку пива после работы. Иногда это дорогого стоит.

– Сколько? – спросил я.

– Для постоянных покупателей скидка, – улыбнулся Зонтичный Человек, – даже если они пропадают годами. Поэтому всего десять зеленых.

– Ты когда-нибудь прогоришь с такими ценами.

– Ни в коем случае. – Зонтичный Человек смешно покачал голо–вой и со всей серьезностью заверил меня: – Я внимательно слежу за тенденциями рынка и ростом инфляции.

– Вот оно как, – киваю я с не менее серьезным видом и выби–раю темно-зеленый зонт-автомат.

В багажнике моего ЗИСа уже хранится один, купленный у Зонтич–ного Человека, еще несколько я где-то потерял. Зонты, ключи и за–жигалки пропадают у меня с подозрительной регулярностью.

Никогда не был скупердяем, но и особенно щедрым назвать себя не могу. Даже в дни студенческих пьянок, горланя осипшим голосом стандартные слоганы типа «деньги – пыль», я на самом деле так не считал. Нет, деньги не пыль, они элемент бытия, кусок большого паз-ла, без которого нет законченной картинки. Но если придавать им слишком большое значение, можно превратить свою жизнь в катор–гу. Мне приходилось встречать людей, полностью отдающихся зара–батыванию денег и вполне преуспевших на этом поприще. Я даже не могу сказать, плохо это или хорошо, просто это не мое. Я глубоко убежден, что жизнь и жизнь ради заработка денег – далеко не одно и то же, но это мое субъективное мнение, я никому его не навязы–ваю. Мне нравится просто жизнь.

Один мой знакомый со странным прозвищем Сабж (этому персо–нажу еще предстоит занять положенное место в данной рукописи) сказал как-то: «Чтобы никогда не париться по поводу денег, надо их иметь в максимально возможном количестве. Но чтобы иметь мак–симально возможное количество денег, о них надо постоянно па–риться». Сабж далеко не глуп, хотя и строит из себя придурка.

Каждый раз, когда Зонтичный Человек предлагает мне зонт, я по–купаю. Мои маленькие медяки падают в маленький кошелек этого маленького предпринимателя. Это даст ему возможность еще один маленький вечер провести за кружкой пива. А мне ведь, и правда, не трудно. По различным причинам я, как и все, вынужден совер–шать множество плохих поступков. И не в противовес этому, а просто чтобы не чувствовать себя последней сволочью, иногда стоит сде–лать что-то мелкое, незначительное, может быть, даже бессмыслен–ное – но хорошее. Просто так, из блаженной корысти – чтобы потом иметь право сказать себе: «Не такая уж я и мразь».

Следующие несколько часов я старался не уснуть за баранкой на пустынной трассе «1969». Абсолютно ровная, без единого кустика желто-рыжая степь, шары перекати-поля, летящие под колеса… Не–сколько встречных грузовиков дальнобойщиков да автобус, который я обогнал еще в предместьях Кройцберга. Довольно скучно, но я предпочитаю скуку тоске. Единственный минус – я толком не спал предыдущей ночью, и теперь веки тяжелели с каждым километром. Потом ЗИС ощутимо дернуло – видимо, на выбоине, каких на «1969» немало. Я вздрогнул и понял, что дальше так продолжаться не может. Свернув к обочине, выключил двигатель, вышел из ЗИСа и залез на капот. «When I was seventeen, it was a very good уеаг1 », – доносилось из колонок. «Надо было поставить что-нибудь более бодрое, – поду–мал я, закрывая глаза, – Синатра никак не тянет на кофеин».

6. « I Did It My Way»

– Эй-эй, чувак, ты чего?! Ты же меня задушишь, нигер!

Рефлексы нелегко контролировать. Даже умные ребята Брокга–уз и Эфрон утверждали, что данные реакции организма происходят «без участия воли и сознания».

Я ослабил захват, а потом и вовсе расцепил руки.

– Извини, брат…

Тощий Сабж, потирая шею, отступил на шаг и удивленно смотрел на меня.

– Послушай, – сказал он, – я всего лишь увидел знакомую маши–ну и труп на капоте. И собрался заняться мародерством и некрофи–лией. Разве это преступление?!

– А я всего лишь попытался придушить одного знакомого подон–ка, – усмехнулся я.

Песня Фрэнка Синатры.

Что мне нравится в Сабже, так это его неистребимо веселое на–строение. Этот доходяга будет острить даже там, в потустороннем Освенциме, куда рано или поздно попадают все хорошие парни.

– Благими намерениями устлана дорога в ад, – ответил он, про–тягивая мне руку.

Сабж плохой боец, но его ценят за другое. Он – Проводник, из тех людей, кто чувствует и знает Эпицентр. Насколько это вообще возможно. Хотя Сабж никогда не любил Эпицентр и не считал его своим домом. Впрочем, не знаю, как бы оно обернулось, проживи он там чуть дольше. Нормальному человеку, такому как мы с вами, это не под силу. Нужно родиться там и впитать все, что приносят лю–ди с их неуемным стремлением загадить окружающее. Сабж родил–ся в Эпицентре. Он – Проводник, высшая каста сталкеров.

Вообще-то, подробностей о его прошлом я не знаю. Мне извест–но то же, что и всем нашим.

Мать Сабжа спрятали в Эпицентре, когда в конце шестидесятых началась «охота на ведьм». «Холодная война» была в самом разгаре. Всех инакомыслящих мгновенно записывали в государственные преступники, прятали в психушки, тюрьмы и так далее. В общем, ни–чего нового я вам по этому поводу не скажу. В архивах Полковника вы сможете найти исчерпывающую и более достоверную информа–цию о том периоде.

Мать Сабжа жила в метрополии Вашингтона. Во время учебы в университете она увлеклась марксистскими идеями, и ей не хвати–ло ума скрывать это. Короче, в конечном итоге она выложила необ–ходимую сумму моим коллегам, и ее вместе с еще парой бедолаг спрятали до поры до времени в Эпицентре. К тому времени она бы–ла уже беременна.

Сабж родился на Неподконтрольной Дистанции, на Территории Штиля. Теоретически это самое безопасное место за забором, но практически безопасных мест там не существует. Сабж провел в Эпицентре первые три месяца жизни, после чего всех беглецов вы–вели окольными путями в Токийскую метрополию. Но выйти с терри–тории Эпицентра не значит избавиться от него. Если у эмигрантов рождается ребенок, он автоматически признается гражданином той метрополии, где родился. Эпицентр пометил Сабжа как свою собст–венность. Поселился в его внутренностях, медленно убивал его, ни–когда не отпускал. Поэтому у Сабжа нет причин любить Неподконт–рольную Дистанцию, зато до хрена причин ненавидеть.

Любитель дорожного мародерства откинул сиденье и, упершись но–гами в торпеду, с глупой улыбкой глушил пиво, иногда принимаясь под–певать Синатре с хорошо узнаваемыми интонациями Сида Вишеса.

– Сабж, какого черта ты опять едешь автостопом?

– А у меня угнали машину. Пару дней назад. Ну, я и решил прогу–ляться. Тряхнуть, так сказать, стариной.

Не так давно Сабжу стукнул сороковник, и хотя выглядел он на двадцать пять – двадцать восемь, здоровье у него было хуже, чем у шестидесятилетнего.

Врачи не раз обещали Сабжу скорую кончину, но всегда ошиба–лись. Вероятно, в этом и кроется секрет перманентно хорошего на–строения Проводника. Каждый новый день он радовался тому, что еще жив, и был не настолько глуп, чтоб тратить оставшееся ему вре–мя на сопли и уныние. Конечно, все мы стараемся не думать о таких вещах, но у Сабжа всё куда конкретнее. Если бы большинство лю–дей относилось к собственной жизни так же, как мой приятель, уве–рен, на земле было бы куда приятнее и интереснее жить.

– В полицию, я так понимаю, не заявлял?

– Э-э-э… Видишь ли, я эту тачку сам не так давно позаимствовал. Как пришла, так и ушла. Вот я и решил подойти к проблеме философ–ски и не привлекать органы правопорядка.

– Скажи мне, – покачал головой я, – на хрена ты все время уго–няешь чужие тачки? У тебя же денег куры не клюют…

– Ну и что? Мне просто нравится их угонять, а покупать – не нра–вится.

– Это, конечно, железный аргумент, – усмехнулся я и переклю–чил магнитолу на другой диск. Синатра уже в печенках сидел.

– Ну вот, – вздохнул Сабж, – испортил песню. – И принялся голо–сить во весь голос: – «Ай дид ит ма-а-ай уэ-эй».

Я рассмеялся. Мне всегда нравилось, как он дурачится, а в тот момент ему чертовски не хватало белого смокинга и игрушечного пистолета с пистонами.

7. Трасса «1969»

Озеро Киакуако встретило нас ослепительной зеркальной гла–дью, которая отражала свет клонящегося к горизонту солнца. Тот, кто не бывал (а теперь уж и не побывает) на берегу этого предгор–ного водоема, может смело вписывать в свою биографию жирный минус. Киакуако – прекрасно. От него веет первозданностью, кото–рой нет места в сегодняшнем мире. То ли отдаленность от основных муниципальных центров, то ли капризный климат не позволили превратить озеро в очередную туристическую мекку. И это славно. Туристы загадили бы Киакуако, превратив здешнюю дикую природу в грязную клоаку. Они привели бы за собой предприимчивых дель–цов, и через несколько месяцев берега озера уже заполонили бы гостиницы и кормушки разного уровня.

К счастью для Киакуако, здесь особенно не позагораешь и не рас–слабишься. С гор налетает холодный ветер, а дожди начинаются так внезапно, что способны свести с ума любого метеоролога. Минимум два месяца в году температура держится ниже нуля, и озеро покры–вается толстым слоем льда. Правда, некоторое время на его берегах торчала какая-то хипстерская коммуна (понятия не имею, куда они потом делись), но при всем моем неприятии этого пассивного племе–ни, должен признать: к природе они относятся бережно.

Одним словом, Киакуако повезло. И это еще один повод ехать по «1969», а не через Вально.

Для меня, как для и большинства людей, побывавших в Эпицентре, отношение к природе – пунктик. Мы отлично знаем, к чему может при–вести ее уничтожение, и давно убедились, что хотя теоретически это известно всем, такое знание никого не остановит. Деньги, гонка во–оружений, религиозные и расовые распри творят с людьми странные вещи. Они готовы на все, лишь бы насолить неугодному соседу. Впро–чем, я и сам ничуть не лучше. Мы, люди, отличаемся друг от друга не так сильно, как принято считать. Вообще практически не отличаемся.

И еще одну ошибку я допустил, написав «никого не остановит». Ес–ли прав старый Полковник, правильно писать «не останавливало».

Между тем воздух пропитывался вечерними сумерками. Сабж задремал. Магнитола запустила по второму кругу пиратскую нарез–ку «Красных Элвисов» из разных альбомов, но в основном из саунд-трека к «Шестиструнному самураю». Они мне нравились. Трасса «1969» сделала плавный поворот, разветвившись на Старый тракт (сразу за озером), и Седьмую восточную (у самых отрогов Плуцеров-ских гор). Я решил остаться на «1969» и минут через двадцать уже летел по зажатой меж двух скал дороге. В ущелье было намного темнее, поэтому я врубил сначала ближний, а потом и дальний свет: встречных машин все равно не было.

В какой-то момент ЗИС основательно тряхнуло на выбоине, Сабж отчаянно всхрапнул и проснулся.

– Ого! Сколько я проспал?

– Около часа.

– Здорово… Я что спросить-то хотел. А ты почему один, без Буги? Вы же вроде всегда в паре работали.

– Мы больше не работаем вместе, – ответил я, чувствуя, как на–катывает очередная волна флэшбэков.

– Вот как… – Сабж пожал хилыми плечами, – ну, тогда я снова в люльку, – и надвинул на глаза бейсболку.

До ближайшего мотеля, что находился сразу за выездом из уще–лья, было около часа езды.

Трасса «1969» появилась, как нетрудно догадаться, в самом кон–це шестидесятых.

Хипповская вольница сменялась тенденциями к радикальному консерватизму. Вчерашние длинноволосые активно переодевались в строгие костюмы-«тройки», прятали в чуланы (но никогда не выбра–сывали) потертые джинсы, кожаные куртки с бахромой и фотографии собственных голых задниц, запечатленных на задворках Вудстока. Эти бывшие адепты кислотной революции стали читать своим детям заунывные лекции о вреде наркотиков. Я лично знавал особу, кото–рая состояла в комитете по защите нравственности молодежи, вы–ступая за запрет абортов и против легализации проституции, хотя в былые дни сама практиковала свободную любовь, сделала четыре аборта и участвовала в кастингах на порностудиях. Ее не приняли ни в одну, хотя, если покопаться в Интернете, думаю, нетрудно найти эти винтажные ролики (кастинги ведь, как правило, записываются).

И все же тогда, в конце шестидесятых, еще можно было встре–тить расписанные черепами и ромашками автобусы, еще не прида–ли забвению вчерашнего гуру Бротигана, еще не во всем разувери–лись. Остатки длинноволосого воинства, обвешавшись ржавеющи–ми пацификами, ринулись на восток и в Азию. Переделать этот мир никто уже не надеялся и не стремился. Новое, идущее следом поко–ление, наплевав на нравоучения родителей, выбрало для себя кар–динально иную философию «no future», а бывшие друзья и единомы–шленники теперь при встрече делали вид, что не знакомы, либо пре–вращались в опустившихся джанки, выпрашивающих мелочь на очередной дерьмовый дозняк.

В 1969 году двенадцать расписных автобусов увезли по этой до–роге последних из «перворожденных», уже побывавших и на восто–ке и в Азии, но так и не нашедших того, что искали. Позже их нашли в стороне от основной трассы. Ударная доза. Последний полет. Ис–ход. Называйте как хотите, мне все равно.

С тех пор трасса так и называется «1969». Я не против, мне нра–вится эта дорога.

8. Флэшбэк

А двадцатью годами позже мы встретились с Буги. Нелегко поверить в разнополую дружбу. Те, кто считает, что в та–ких ситуациях всегда мешает гипотетическая возможность физиче–ской близости, отчасти правы. Но Буги вообще не интересовалась мужчинами, а я предпочитал других женщин. Таким образом, ничто не мешало нашей дружбе.

Мы очень быстро нашли общий язык. Никто и никогда не пони–мал меня так, как она. Почти шесть лет мы работали в паре, да и свободное время часто проводили вместе. Буги была надежным на–парником и отличным товарищем. Мне не хватало ее, когда с оче–редной подругой (Буги не была сторонницей долговременных и ста–бильных сексуальных отношений) она отправлялась отдыхать на до–рогие курорты. Я мог бы ездить с ними, но считал, что иногда нужно дать напарнице возможность отдохнуть от меня. Короче, мы были, что называется, «не разлей вода». Пока однажды… у Буги не появил–ся мужчина.

Не знаю, существует ли на самом деле пресловутый материнский инстинкт, но с каких-то пор рождение ребенка стало для Буги idйe fixe. Причем, несмотря на стойкое отвращение к самцам, она отри–цала возможность искусственного оплодотворения и хотела сама забеременеть от мужчины…

Я не вмешивался, оставив ей право самостоятельно давить сво–их тараканов. Правильно это или нет, не знаю. Думаю все-таки, что правильно, хотя вмешайся я тогда, все могло сложиться по-другому. Оговорюсь сразу, у нас с ней даже мысли не возникало, что отцом мог бы стать я. К тому времени мы настолько сдружились, что это было бы равносильно сексу с сестрой.

Однажды Буги появилась в моей берлоге (я тогда обитал в двух часах езды от Токио) и с порога заявила, что нашла мужчину, под ко–торого готова лечь («Один раз. Ну, или два, если сразу не получит–ся»). Я сказал «О'кей», и мы пошли отпраздновать это событие в бли–жайший бар, после чего Буги намеревалась надолго бросить пить. Единственное, что мне не нравилось в этой ее заморочке с ребен–ком, так это то, что я лишался напарника. На несколько лет Буги вы–падала из игры. А как-то даже завела разговор, что достаточно бо–гата и могла бы вообще не возвращаться в Эпицентр. В это я, конеч–но, не верил: мы все были подсажены на впрыски адреналина и протянуть долгое время без очередной инъекции не смогли бы. Ес–ли бы не такая зависимость, соскочить можно было уже через пару-тройку лет трипов в Эпицентр. Наша работа всегда хорошо оплачи–валась, потому что таких людей, как мы, было очень немного и да–леко не все из них горели желанием побывать в Эпицентре.

Но как ни жаль мне было терять напарницу, я понимал, что это ее выбор, и влиять на Буги не пытался. Мы ведь и правда были отлич–ными друзьями.

Короче говоря, в ту ночь мы надрались так, что потом пришлось почти час шляться по улице, приходя в себя.

Прошло полгода. Я периодически навещал Буги, подшучивал над ней и поддерживал, как мог. А она забралась в какие-то более или менее экологически чистые дали, купила себе там бунгало и сидела на витаминных диетах. Короче, стала обычной беременной девчон–кой, и мне это почему-то чертовски нравилось. Время от времени я встречал у нее Боно, того самого парня, от которого она забереме–нела. Ничего удивительного, в конце концов, она носила его ребен–ка. Я даже говорил им, что их имена – Буги и Боно – почти лейбл, и им надо грабить банки, как делали Бонни и Клайд.

Хотя, должен признаться, этот парень мне сразу не понравился. Разумеется, виду я не подал, но никак не мог понять, какого черта Буги нашла в нем.

Они познакомились где-то в Майами, где Боно работал стрипти–зером и подрабатывал в эскорт-организациях. Скорее всего Буги обратила внимание на его тело. Боно был этаким ухоженным мачо: прическа, одежда, все дела. И в первые дни общался со мной свы–сока. Любому другому я за такое просто сломал бы челюсть. Но Бо–но был избранником моей напарницы, и я старался делать вид, что мне все по фигу, хотя в глубине души считал этого парня самодо–вольным ублюдком. «На самом деле он хороший, это только мас–ка», – сказала мне Буги, когда я однажды осторожно выказал со–мнения по поводу Боно. И все-таки мне было за нее неспокойно. Как, наверное, любому брату, чья сестра делает сомнительный вы–бор. Но, говорил я себе, ты ей не брат, так что не суйся в ее жизнь.

А однажды, когда Боно не было поблизости, Буги сказала мне:

– Макс, я знаю, ты не очень хорошо относишься к Боно, но… Он стал мне очень близок. Ближе, чем я ожидала.

Не могу сказать, что меня это удивило, наверное, я все уже дав–но понял.

– Ну, тогда в добрый путь, сестренка. С возвращением в славный гетеросексуальный мир.

– Ты подонок, Макс, – ответила Буги и рассмеялась.

Потом мы с ней гуляли по берегу, и Буги была прекрасна. Бере–менность ей явно шла.

Один из трипов в Эпицентр затянулся почти на месяц. Это нор–мально, бывали куда более долгие заплывы. Сабж рассказывал, что однажды ему пришлось просидеть за стеной почти полгода.

Когда я вернулся, Буги была, по моим подсчетам, уже на седьмом месяце. Само собой, я тут же отправился к ней в экологически безо–пасную даль.

Но бунгало оказалось заперто на все замки и выглядело забро–шенным. Я забеспокоился, начал бегать по соседям, узнавать, в чем дело…

Буги лежала в местной больнице. За неделю до моего возвращения из трипа у нее случился выкидыш. Врачи сказали, что второй попытки ее организм может не выдержать и шансов родить здорового ребенка у нее практически нет. Уверен, что это результат трипов в Эпицентр.

Я приперся в больницу, увешанный, как гавайский болван, цве–тами и пакетами с фруктами. Выглядела Буги жутко, как будто не спала несколько суток: с синими кругами под глазами, бледная, по–старевшая. При виде меня она разревелась. А потом, как заведен–ная, повторяла, что убила своего ребенка. Я пытался объяснить ей, что она здесь ни при чем и ребенка убил Эпицентр, что надо найти силы жить дальше. Короче, нес банальности, потому что мне нечего было сказать.

Когда я уже собрался уходить, Буги сообщила, что Боно бросил ее. Вскоре после того, как у нее случился выкидыш. Она искала уте–шения, ей нужны были помощь и тепло, и она рассказала ему все: про Эпицентр, про то, как и чем жила раньше, про то, что считает причиной выкидыша. А он… Нет, он не стал устраивать скандал, он просто заявил, что если бы знал все это, то вообще не стал бы с ней связываться. А потом развернулся и ушел – как раз тогда, когда моя сильная сестренка перестала быть сильной, когда ей понадобилась поддержка… Его поддержка. Единственного человека, которого она, похоже, по-настоящему полюбила. Ведь любовь всегда ходит рука об руку с легким помешательством и запросто превращается в безумие. Думая об этом в тот вечер, я даже не подозревал, насколь–ко близок к правде.

– Хочешь, я найду его? – спросил я.

– Нет, – Буги покачала головой и улыбнулась так, что мое сердце чуть не разорвалось от жалости, – он просто… Просто дурак, Макс. Пусть живет. Ведь это я во всем виновата. Если бы я не потеряла ре–бенка, если б не рассказала ему обо всем…

– Он не стоит даже твоей перхоти. Честное слово!

– Любовь, Макс, – Буги отвернулась к окну, и я больше не видел ее лица в тот вечер, – не дрессированная собака, которая бежит ту–да, куда приказали. Я надеюсь… Я надеюсь, что пройдет немного вре–мени, и мы снова сможем быть вместе… Ты прав, надо просто ждать.

А потом я совершил самую большую ошибку в своей жизни. Я оты–скал Боно. Нет, я не собирался его трогать, просто хотел посмотреть, как ему живется после того, как он бросил Буги и она стала такой, ка–кой я увидел ее в клинике…

Жилось ему прекрасно. Я три дня ходил за ним хвостом по Майа–ми, не веря, что человек после такого может запросто вернуться к прежней жизни. А он расхаживал по городу, встречался с друзьями, пил, ходил на вечеринки, катался на серфе, снимал девчонок. Он был весел, этот малый, и чертовски жизнелюбив.

Однажды я здорово надрался в местном баре, а потом там по–явился Боно со своими дружками. Я сидел и смотрел, как он радует–ся, смотрел и пил. И в какой-то момент перестал себя контролиро–вать. Я подскочил к их столику, что-то кричал ему, говорил про вы–черкнутый из памяти эпизод, нес околесицу. И вдруг этот ублюдок меня ударил… По большому счету, он правильно сделал, у него про–сто не оставалось вариантов, он ведь не знал обо мне почти ниче–го, так – родственник девчонки, которую он совсем недавно кинул. Да к тому же еще и пьяный в лоскуты.

Беда в том, что даже пьяный я смог уложить и его и всех его при–ятелей, а потом уйти огородами.

Кто же мог предполагать, что у этого качка окажется слабое сердце? Его не довезли до больницы, он умер в машине «скорой помощи».

На следующий день я позвонил Буги и обо всем рассказал. Она ничего не ответила. Просто повесила трубку.

Прошло еще полгода, может, чуть меньше. С Буги я не виделся. Не знал, как и что нам сказать друг другу после той последней встречи в больнице. От Жака, отправляясь в очередной трип и переправляясь через реку в районе Кройцберга, я узнал, что она выписалась из боль–ницы и уехала из того городка. Выходит, решил я для себя, и она не го–рит желанием со мной общаться. Иначе давно бы позвонила. Я наде–ялся, что пройдет время и все снова станет как прежде. Мне не хвата–ло напарника, а еще больше не хватало друга. Моей сестренки Буги.

В тот день я возвращался по Большому кольцу. Сутки назад мы вышли из-за Кордона, и я полдня провалялся в гостиничном номере в Мехико, принимая адаптационные средства. Процесс, когда орга–низм нехотя возвращается в норму, – весьма неприятный: понос и изматывающая рвота выхолащивают тебя до такой степени, что по–том ты можешь только спать и встаешь, ощущая что-то похожее на абстинентный синдром. Упадок сил – как бесплатное приложение за счет организации-заказчика.

В таком вот состоянии я свернул с Большого кольца в сторону Кройцберга. Стандартный маршрут. Я мечтал только об одном – до–браться до своей берлоги и минимум на неделю впасть в анабиоз, отъедаясь и восстанавливая силы. Иногда этот процесс занимал и больше времени, в зависимости от степени потрепанности, с кото–рой ты выбрался из Эпицентра.

Было поздно. Глаза болели и слезились от яркого дневного света (у меня так всегда после трипов), поэтому я выехал в ночь.

Дорога после съезда с Большого кольца была пустынна.

Гигантский лесовоз марки «Standard» появился в зеркале заднего вида примерно на полпути между Кройцбергским выездом и Боль–шим кольцом. Делать ему здесь было совершенно нечего, поскольку лесоразработки находились южнее и лесовозы «Standard» пользова–лись параллельной трассой. Впрочем, меня это мало волновало. Я лишь отметил, что он мчит на всех парах, и предусмотрительно прижал свой ЗИС к правой стороне дороги. Быстро приближающийся лесо–воз повторил мой маневр. Процедив сквозь зубы пару слов в адрес водителя, я вывернул руль влево. «Standard» послушно последовал туда же. Какого черта… Я попытался собрать остатки сил и втопил пе–даль газа в пол, но мощный «Standard» не намного уступал в скорости моему ЗИСу. Здесь же, на постоянно петляющем серпантине дороги, это ничтожное преимущество и вовсе не имело значения. Я, уже не удивляясь, отметил, что лесовоз тоже прибавил скорость.

Интересно, кто хочет избавиться от меня вот так: втерев в щер–батый асфальт лесовозом? Слишком это сложно, слишком зрелищ–но. А какой к черту зритель на ночной трассе в десятке километров от ближайшего населенного пункта?

Одно я знал точно: это не правительство, они так не действуют, кроме того, живой я им нужнее. Они же сами не могут попасть за за–бор и ищут таких как я. А врагов у меня практически нет – ведь я слишком мало общаюсь с людьми.

Когда лесовоз-таки нагнал мой ЗИС и, уперевшись в него бам–пером, стал толкать перед собой в сторону надвигающегося слан–цевого бока горы Юманг, мой мобильник оглушительно завопил единственной, пожалуй, мелодией, которую я рад был услышать в ту минуту.

– Буги, сестренка, у меня проблемы! – крикнул я в трубку, и ле–совоз тотчас с визгом затормозил, а мой ЗИС по инерции бросило к сланцевой стене. Я уперся в педаль тормоза обеими ногами, и удар получился не таким сильным, каким мог быть.

Когда я, заливаясь кровью, вывалился на засыпанный стеклян–ной крошкой асфальт, хлопнула дверь лесовоза. Я был как тряпка, я же только что вернулся из трипа, а мгновение назад меня швырну–ло мордой о баранку. Я не мог даже ползти.

Буги подходила медленно, уж она-то знала это посттриповое со–стояние, знала, что я никуда от нее не денусь.

– Это точно, братик, – сказала Буги, – у тебя и правда серьезные проблемы.

Потом она долго била: по голове, по почкам, по ногам, снова по го–лове. А я все ждал, когда же наконец отключусь. Но так и не отключил–ся – за пару ударов до последнего, смертельного, Буги остановилась.

– Я очень хочу, чтоб ты жил, братик. Жил и оглядывался. Потому что в следующий раз я тебя убью. Ты ведь знаешь меня, Макс, зна–ешь, что я не вру. Но пока что я хочу, чтобы ты жил. И описал в сво–ей дерьмовой книге, каково это – быть живым трупом. Но я вер–нусь, братик. Я ведь всегда возвращаюсь, правда?

Я снова услышал, как хлопнула дверь лесовоза, и только тогда потерял сознание. Всему свое время.

9. «Road Movie»

Когда «1969» снова выскочила на открытый участок, оставив не–ровные скальные отвесы позади, от бледных сумерек не осталось и следа. Ночь опустилась втихомолку. Дорога еще шла под уклон, но становилась все более пологой. Каменисто-песочный пейзаж по обочинам сменили невзрачные кусты бизоньей колючки и высу–шенная солнцем трава. Зато небо, в пику унылому земному пейза–жу, сияло во всю мощь синих карликов и желтых гигантов. Густое, как терновая настойка, оно низко нависало над дорогой. До мотеля «Road Movie» оставалось минут десять, и нарезка «Элвисов» пошла на третий круг. Горизонт то вспухал синими отблесками неоновой вывески мотеля, то снова скрывался во тьме.

– Эй, приятель, просыпайся!

Сабж коротко оглушительно всхрапнул, распахнул глаза и вино–вато улыбнулся:

– Извини, Макс, меня всегда укачивает, если я не за рулем. Я, наверно, громко разговаривал и пукал?

– Да нет, – улыбнулся я.

– А я знаю, в какую клоаку ты меня привез! – Сабж довольно хо–хотнул и потер ладони. – Это же «Road Movie», здесь подают самое дерьмовое пиво во всей округе!

– Он самый.

– Славное местечко.

– Лично я намерен отсыпаться, – предупредил я.

– Вот и отлично, – кивнул Сабж и вытянул из моего кармана пач–ку сигарет, – будет кому завтра сесть за руль. Кстати, не одолжишь мне пару тысяч?

– Между прочим, – заметил я, протягивая Сабжу зажигалку, и забрал из его кармана свою пачку, – ты получаешь за трипы в четы–ре раза больше, чем я, к тому же последние два года я вообще си–дел без работы.

– Все правильно, Макс. Но видишь ли, на днях я познакомился с одной дамой по имени Лиза. У нее самая заводная задница по эту сторону Эпицентра, только вот беда, заводится она исключительно на банкноты. Лиза вытянула из меня все и исчезла в тумане, при–хватив свою божественную задницу с собой. Мое сердце разбито, а кошелек пуст, как у честного налогоплательщика. Так ты одолжишь мне, Макс?

– Только не ной, Сабж, умоляю. Бери деньги и отвали.

«Road Movie» с тех пор, как у трассы «1969» появились более мо–лодые, более широкие и более комфортабельные дублеры, пережи–вает не лучшие времена. Однако фермеры с озера Минога-Лахойя по-прежнему ездят здесь, опасаясь выползать на оживленные хай-вэи, да и еще кое-кто предпочитает эту дорогу всем остальным. Бла–годаря им мотель еще как-то держится на плаву, хотя уже не бывает набит под завязку, как в славные времена хиппи и автобродяг кон–ца восьмидесятых.

Припарковав ЗИС и отдав ключи мальчишкам-мойщикам, мы с Сабжем распрощались до утра и разошлись в разные стороны: я –в домик портье, он – в сторону бара.